Прозрачные воды забвения, гл. 2 Обреченные

                Глава 2

                ОБРЕЧЕННЫЕ


Теперь толпа превратилась в послушную марионетку. Дениса не желали слушать. Люди зароптали, зашевелились, угрожающе замахали руками.

- Стойте, стойте, жрецы мутят воду, они хотят направить ваш гнев против самих себя. Среди вас – женщина из Белых, преданная душой делу освобождения. Она вышла на улицы, хотя за ней охотятся слэйки, и сделала это ради вас. Вас опять сделали куклами. В ваших рабочих руках скопилось столько силы, что жрецы боятся вас.
Смотрите - они дрожат от злости и бессилия, потому и отводят вашу силу, направляют против другой касты! – Денис крепче стиснул Иту, передавая ей часть своих сил и уверенности. – Смотрите на эту бесстрашную девушку – она пошла против своей касты, против богатства и власти ради вас!

- Теперь чужак, не имеющий права голоса, но заключивший за вашими спинами соглашение с Белыми о ключах, обвиняет нас в неправедности? И я проклинаю его – да будет Чужак неприкосновенен!

И друзья отшатнулись от бывшего лидера.

- Стойте, стойте! Трусливые кзули! Легковерные левцы! Глупые галмасы!  - кричал Денис, кричал до хрипоты, стоя посреди потока и рискуя быть сметенным и раздавленным. Они с Итой расставили руки и безуспешно, с отчаянием обречённых, пытались сдержать натиск толпы, хватая бывших друзей и соратников за рукава, за плечи, за полы рабочих блуз. Денис активизировал Силача в голове, готовый драться до последнего, его мышцы раздулись, желание громить и крушить переполняло и раздирало. Одежда проходящих мимо трещала и рвалась, руки вывёртывались и хрустели. Но толпа не трогала чужака, она задевала и толкала его, она вырывалась из его рук, шарахалась, как от прокажённого. Люди уходили с Храмовой площади одураченные, одурманенные, отупевшие – и озлобленные. Денис бессильно опустил руки – молчаливый поток обтекал, проходил мимо, лица людей были угрюмы, в глазах светилась ненависть, родственная безумию – но его не трогали. И Денис понял, что означает «проклятие неприкосновенности». Его просто не видели.

- Ведь я полюбил вас, братья, - пробормотал Денис. – Я был вашим со всеми потрохами! Что же вы так? Что же вы…

- Я всё равно убью его, - отстраненно сказала Ита, покачиваясь, белея меловой бледностью. – Я соберу людей, мы вооружимся, и я убью его. Мне нечего терять. Я убью его – и тогда пусть он убьёт меня…

Денис схватил Иту за руку: - Нет, это всего лишь акт бессилия. Террор против террора – не самый лучший путь.

- Что же тогда?

- Работать, Ита, сдирать приржавевшую оболочку гипноза с их мозгов.

- И это говорит отверженный? – Ита вдруг обмякла, уронила голову на грудь Дениса и зарыдала. Денис растерянно гладил её по светлым волосам.

- Идём, - Ита встряхнулась и вытерла глаза, гипноз уходил, лицо её стало суровым и жёстким. – Идём за ними. Я не допущу расправы. Я не проклятая. Я в своем уме.
…

Толпа колыхалась, и с высоты птичьего полёта, по-видимому, напоминала движущееся чёрное озеро. Солнце прожигало насквозь, пульсировало в висках, рисовало в глазах огненные узоры. Где-то слева от Дениса – он ухватывал краем глаза – безмолвно шагал маленький Брайгель, обожатель Иты, похожий на воронёнка: каким-то чудом его не настиг взгляд – он расшиб голову и провалялся без сознания.

«Надо предупредить Алису», – задыхаясь, прошептала Ита Брайгелю, и тот, подмигнув ей, тут же исчез - никто не заметил этого.

Тёмная, тихая толпа двигалась вверх по крутой белоснежной улице, под изматывающим палящим солнцем. Теперь в движении людей не чувствовалось живости и спонтанности, они походили на роботов, которым задали программу. Впереди давящим колоссом на них надвигался Большой театр. Дениса уже не поражала безжизненная пустота широких улиц Верхнего Города. Булыжник слепил глаза, и Денису казалось, что всё это происходит во сне: звон раскалённых камней и недосягаемо-прекрасная зелень частных парков, скрывающих чужие тайны, хищное дыхание толпы – ненасытного мохнатого зверя.

Когда из зелёной пены садов вырос белый дом-великан, на башне загорелась синим пламенем гигантская черепаха – родовой герб семейства Фэйвуд, с детства знакомый каждому из них. Эта черепаха, символ мощи, давила спины их прадедов, и гнула теперь их собственные спины и спины их детей.

Толпа оживилась, снова послышались ругательства. Денис ощущал физически, как наливаются мускулы мужчин и женщин, искажаются лица. Вот первые ряды вмялись в ограду и застыли. Ита, схватив Дениса за руку, ускользнула из потока, когда из толпы незаметно вынырнули люди в чёрном. «Это полицы»! - крикнул кто-то сзади.

 «В Глосскую тюрьму», - сказал кто-то над ухом с другой стороны.

 Они ушли вовремя – в тыл толпе хлынули отряды полицев, послышались удары бичей, вопли, визг, рыдания. Толпу охватила паника, она смешалась, испуганно шарахнулась назад, снова вперёд, кто-то побежал к Фэйвудовскому парку, чтобы затеряться там, кто-то растекался в стороны. Люди, выйдя из ступора, потеряли ориентацию. Кто-то терял равновесие и падал под ноги другим, и по нему бежали, спотыкаясь. А полицы в защитных комбинезонах и масках уже оттаскивали первых раненых в стороны, чтобы не мешались под ногами, и запихивали первых схваченных и скрученных бунтовщиков в свои громоздкие машины на вечном кристаллическом двигателе.

Кто-то под воздействием шока выпадал из поля действия гипноза и бросался в драку. Тот, кто оказался защищен спинами других, спешно доставал дротики и пытался обстрелять полицев. Но все попытки сопротивляться были безуспешны: Денис с ужасом обнаружил, что комбинезоны полицев непробиваемы, дротики попадали в своих же. Это значило, что скоро все выжившие сопротивленцы окажутся в тюрьмах или на рудниках.

Бунт был обречён с самого начала. Горожане с флангов имели возможность маневра и сделали самое разумное: начали разбегаться, не обращая внимания ни на дерущихся, ни на отверженных предводителей.

«Ведь я же предупреждал», - горестно бормотал Денис. – «Предупреждал, что мы не готовы…» Он чувствовал себя виноватым в провале. Но сколько ни кайся, сколько ни бейся головой о стену, – ничего не изменишь.

Денис заметался, не зная, что делать – то ли продолжать борьбу, то ли защищать Иту. Он опрометью бросился назад, к воротам усадьбы Фэйвуд, где продолжалось побоище неравных.

- Ита! Нас разбили, – задыхаясь, хрипло шептал он, чувствуя себя больным и опустошённым. – Что делать? Что? Они разбегаются! Ведь ты всё знаешь! Ответь – ты ожидала такого исхода? Что с тобой?

- Сволочи! – закричала Ита, зажмурившись. – Сволочи! Предатели! Нас предали! Стойте, товарищи, ведь вы вооружены – сопротивляйтесь истинным врагам, защищайтесь!

И тогда толпа обернулась к ним и против них…

О, Денис на всю жизнь запомнил этот лик обезумевшей, разъярённой толпы. Звериный лик, жаждущий крови. Всё происходило, словно во сне. Бесконечно долго надвигалась на них толпа, бесконечно долго он опрокидывался навзничь под первыми кулаками, бесконечно долго звенел в его ушах первый рев толпы после долгого задушенного молчания.

Вот Ита упала, окровавленная. Снова вскочила.

Денис видел, как один из слэйков снова занёс палку над головой Иты, хотел  рвануться ей на помощь. И в этот момент с пронзительным визгом хлестнула ослепительная вспышка бича, и с этой вспышкой время словно остановилось, на Дениса наплыло видение Жёлтой дороги на Плато смерти, ядовитые испарения ударили в нос, и последний клочок неба померк в его глазах, смятый толпой…
…

Начиная с этого инцидента, расстановка сил на Острове Галльяль изменилась.
Так упрочилась власть Жрецов. Так закончилась эра правящей аристократии и началась эра правления Жречества. Так было положено начало расе Меоров, Хранителей и Питателей Жёлтой Королевы. Так было положено начало новейшей религии. Так начинались Новые Тёмные Века.