Подай салфетки

Дорога убаюкивала.

Опустившийся ранним утром туман никак не желал рассеиваться и подёрнул своей молочной дымкой всё, до чего смог дотянуться. Он нависал плотным покрывалом, заставляя водителя концентрироваться на сером асфальте и с неприязнью посматривать на спидометр. Пятьдесят километров в час — быстрее ехать опасно.
Тошнотная скорость.

С момента выезда прошло никак не меньше четырёх часов, и до конца пути оставалось ещё ого-го. К вечеру бы поспеть.

Уютный салон автомобиля бережно хранил тепло печки, в магнитоле, на грани восприятия, играла какая-то инструменталка. Для фона. Водитель не любил радио с его вечными рекламными паузами, с коммерчески-глупой подборкой песен, с регулярными пропаданием радиоволн и неизбежно следующим за ним шипением автоматического поиска.

Его спутница, с комфортом расположившаяся рядом, без интереса разгадывала ребусы в смартфоне. Нарочно скачала приложение, для скрашивания скуки.

— Лен, подай салфетки, пожалуйста, — с нездоровой хрипотцой в голосе попросил водитель. — Похоже, насморк начинается... Они там, в бардачке.

Просьба женщину не удивила. Ещё бы он не простудился! Вчера половину дня на улице провёл, помогая соседу завести какой-то старый драндулет, именуемый «боевой классикой». Пришёл почти к ужину, продрогший, перепачканный, со ссадиной на пальце.

Торопливо, почти не вникая во вкус, слопал жаркое, над которым она колдовала несколько часов, дежурно поблагодарил.

Выбесил...

Банальное «спасибо, очень вкусно» да чмок в щёчку — разве это достойная награда за кухонный труд, за любовь, с которой она челноком крутилась от стола к плите, позабыв о выходе новой серии «Страстей и грёз»?
Придётся по интернету пересматривать, будто вчерашнюю пиццу жевать. Там драма, эмоции, горящие глаза с перчинкой разврата — сплошное лекарство для души. Принимать нужно по расписанию. Пропустила — и накал потух, действующие вещества просрочились.

... Всё для него, а он... с колымагой чужой проваландался, угробив выходной.
Да лучше бы в театр прогулялись! Да хоть тоже самое кино по телеку вместе посмотрели! Романтическое, жгучее, с пониманием чувств, взявшись за руки и укрывшись тёплым пледом, одним на двоих.

Как же хочется тепла, заботы, нежности... Чтобы как раньше, в первые дни знакомства — только он, она, и бездонный омут наслаждения друг другом.
Очерствел...

Наверное, сама виновата. Кто запрещал встать у него на пути, не пустить, повиснуть на шее, сказать, как ей одиноко? Может, даже поплакать. Мужики — они такие, толстокожие. Пока носом не ткнёшь — ни за что не догадаются. Им бы куда угодно — в гараж, на рыбалку, к друзьям — только бы из дома подальше. Зачем тогда женятся?

Вон, у Ольки из планового, супруг — золото! Всегда рядом, всегда поблизости. В Испанию весной её возил, фотки показывала.
Каждый вечер — ресторан. Свечи, бокал вина, красивые наряды...
Прогулки на яхте. Солнце, море, пенные брызги.

Задолбала своими фотками, сучка. Специально в обеденный перерыв приходила и рассказывала со значительными паузами. Прочувствовать давала... Напропалую хвасталась. Гордилась. И это при её-то фигуре — маленькой, со складками на боках, с нарисованными бровями и некрашеными корнями в причёске из парикмахерской за углом.

Врёт она!

Можно на что угодно спорить — в кредит ездили. Видела она её мужа. Под стать Ольке. Полный, с лысиной, глазёнки масляные — так и шарят, точно облизывают. Одежда дешёвенькая, ношеная. Ни разу не мачо!

Откуда средства на роскошную жизнь? Квартира в ипотеке, двое детей, зарплата в плановом тоже не ах...

Зато её Толик молодец! Крепкий, седины почти нет, ни намёка на пузо. Девки до сих пор слюни пускают... Испанию, конечно, они бы не потянули — участок для будущего родового гнезда в приличном районе пробил в бюджете изрядную брешь, но под Анапой отметились. И не на десять дней смотались, как Олька-лгунья, две полноценных недели провели во вполне достойном пансионате.

Но Испания... — Лена ощутила невидимый удар под дых.

Сравнила палец с задницей.

Майорка, Коста-Брава, Сан-Себастьян притягивали, звучали музыкой, отзывались нервными аккордами гитар в умелых руках смуглых красавцев. Огни фонарей чужедальних набережных манили ореолом таинственности и вечного блаженства. А она что видела?

Чурчхела! Варёная кукуруза! Чурчхе-ела! — и больше ничего.

Толпы народу, забитые кафешки, пляжи с жующими матронами да кривящимися от тёплого пива дядьками. Между ними носятся шумные дети, сводя на нет любое праздничное настроение.

На кончине языка стало кисло от очередного упущенного лета.

И этот... сидит себе за рулём, уставился на дорогу. Туман, видите ли, болтать ему неудобно. А мог бы и поговорить, узнать, что её беспокоит, какие тревоги одолевают!

Поскандалить?

Психанёт. Они же к маме едут, на юбилей. Толик и так не рвался, памятуя о натянутых отношениях с тещей, отнекивался, выдумывал, как отвертеться. Насилу убедила.

Сдался. Выпросил на работе отгулы, помогал выбирать подарок.
И она рот сейчас откроет... Нет, точно развернётся и обратно поедет. Характер такой.

Сама не лучше. Со свекровью тоже старается не общаться. Из вежливости проведывает, заранее зная, что придётся выслушивать длинные и нудные монологи, перемежаемые благоглупостями и рекомендациями заботиться о здоровье.
Вспомнилось, как совсем недавно она с любимым ездила в гости к старинным знакомым. Посидели, тортиком полакомились. Мужчины не пили. Толик — потому что она умышленно права не взяла, а собирались за городом, на даче; хозяин дома — из солидарности, с похоронной рожей.

Так этот дурачок на неё потом дулся! Говорил: «Зачем так поступать?! Обещала же за руль сесть! Знал бы — на такси поехали!»

Ну подумаешь, забыла... Почти. Разве лучше, когда мужчины перепьются и начнут свои неинтересные разговоры о технике, оружии да начальстве? Потом станут спорить до хрипоты по какому-нибудь пустяку и напрочь позабудут о своих вторых половинках. И не хочешь — заскучаешь.

Хорошо же время провели. Трезвые, альбомы посмотрели, в караоке попели. Всегда бы так.

А он нашёл способ отомстить. С рыдваном соседским убежал ковыряться. Бросил её.
Сволочь!

Теперь возись с ним. Чай с малиной, таблетки... Всё торжество испортит своей хворью. Будет сидеть с печальной миной на физиономии и гулко сморкаться!

Перед мамой стыдно...

Или она себя накручивает?

Заболеть каждый может. Опять же, есть и хорошая сторона в этой неприятности. Завалится Толечка на диван в дальней комнате, выберет книжку потолще и не будет ходить да нудеть: «Когда обратно поедем?» Выспится, отлежится, посвежеет. Он, бедолага, в последнее время постоянно усталый. На работе какой-то завал, через день до полуночи сидят. Как отгулы урвал — непонятно.

Возвращается — еле ноги тащит. Старается, деньги зарабатывает.

Умница...

Захотелось обнять Толика. Расцеловать, игриво укусить за мочку уха, прижаться к надёжному плечу...

***

— Ленка! — водитель провёл тыльной стороной ладони над губами. — Ты спишь? Салфетки подай, пожалуйста.

— Конечно, мой хороший... — вскинувшись, проворковала женщина, открывая бардачок. — Устал?

— Нормально. Туман, чтоб его...

***

«Пенёк бесчувственный» — подумала Елена и украдкой смахнула слезинку, жалея себя. Почему? Да потому что накатило. Она столько всего сейчас пережила, перечувствовала, а он сидит себе, руль крутит...