Под Его крыльями автор Тапани Сопанен, перевод Айн

                Тапани   Сопанен





                Под  его  крыльями
               
                или

                история одной Скворицкой семьи
               
                роман




             
             

               

               


                Перевод с финского ISBN 951 605 634 2




                VANTAA 1982 RV PAINO      



                Ванда  1982 год  РВ-издание    
               
























                Читателю.


    События этой истории относятся в основном ко времени Второй мировой войны и всё-таки это не военный роман и не историческая книга-документ. Но мировой пожар и им  вызванные невероятные трудности жизни являются фоном, на котором развивается действие.
    Рассказ основывается на действительно прожитых событиях, хотя имена действующих лиц изменены. Когда немецкие захватнические войска перешли Советские границы, на долю маленькой народности финнов-ингерманландцев, проживающей на западе Ленинградской области выпали сверхчеловеческие испытания. Но во время тяжёлых дней войны многие люди осязательно ощущали присутствие Божьей опёки и защиты. Так случилось и с семьёй, чьи жизненные события мы прослеживаем в романе. Божье руководство и его защитная сила были для них ежедневной жизнью.
    Я необыкновенно благодарен друзьям за то, что они дали мне для использования  в книге невосполнимые сведения и свои семейные воспоминания.
    Пусть эта книга будет знаком почтения им и их Вере. Также пусть она будет знаком уважения много выстрадавшему маленькому народу. Красной нитью через всю эту историю проходит милостивое Божье слово из псалма № 90: Перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение- истина Его.               
    Надеюсь, что читатель найдет Бога в этой истории. Он хочет руководить и вести лично  каждого человека, чтобы его планы осуществились. И если удаётся жить по Его замыслу, то можно воскликнуть от полного сердца: «Посмотрите, как Он Велик».







                В Каарине июнь 1981 года.

                Тапани Сопанен.               











                Глава 1


    Серо-синий день поздней осени начал склоняться к вечеру. Дым из труб поднимался прямо и собирался над деревней туманным ковром. Погода становилась холодной, но, к счастью, не дуло. Земля была черной и замерзшей, поверхность ее была шероховатой из-за осенних дождей.
    Пётр Кемпи, молодой коренастый мужчина стоял во дворе своего дома и смотрел на небо. Он засунул руки глубоко в карманы и улыбался про себя.
    -Да, видно, зима идет.
Он дышал свежим воздухом и оглядывал прилегающую ко двору деревенскую дорогу. Не смотря на осенние дожди, дорога всегда была крепкой и ровной, когда на полях и дворах было слякотно и грязно.
    -Уже пахнет зимой, подумал он.
  Деревня была замершей, только иногда слышались тихие голоса животных, детский плач, собачий лай или кто-то колол дрова. Но все было застывшим от холодного воздуха. На дороге не было никого движения, дома стояли по обе стороны дороги, как в почетном карауле, а в некоторых окнах уже зажегся мерцающий свет. 
    -Иди в дом, замерзнешь, окликнула Петра его молодая красавица жена, приоткрыв дверь из сеней. Что ты там с голой головой!
    -Зимой пахнет, зимой. Скоро она победит, даст снега и мороза, сказал молодой человек.
    -Пусть пахнет хоть чем, но там без теплой одежды не обойдешься. Заморозишь себя, поторапливайся оттуда, сказала Катя, притворившись сердитой.
    -А можешь ли ты меня немного погреть? Улыбнулся Петр и медленно поднялся по ступенькам в дом.
    -Опять ты, зардевшись, отмахнулась от него Катя. И захвати дров для печки.   

  Их дом был такой же, как и все деревенские жилища, под одной крышей были и людские
комнаты и помещения для скота. Сразу от входной двери из коридора налево открывалась дверь в маленькую кухню, прямо в гостиную, и оттуда направо в спальни. Окна в доме были маленькие, но сияли чистотой. На чердаке были устроены спальные комнатки, где было очень хорошо спать, особенно летом, потому что ночью там было прохладно. Чердак
был любимым местом молодой пары, там их никто не тревожил. Но с наступлением морозов им пришлось перейти  ночевать вниз.
  Из коридора можно было попасть в кладовку, в хлев, где находились животные, в другие необходимые в хозяйстве уличные не отапливаемые помещения. У Кемпи всё было в хорошем порядке, как на стороне людей, так и скота. Об этом заботилась твердая линия старого хозяина Александра, хотя никто не звал его таким длинным и красивым именем, а звали его коротко Шурка, как впрочем, и всех других Александров.
    -В доме баб парами и места должны быть в порядке, ворчал он, чуть ли не ежедневно, требовательно стучал палкой и указывал костлявым узловатым пальцем на то место, где по его понятиям не всё соответствовало норме.
    -Нечего жить, как цыгане, поучал он.
  Несколько лет назад их семья присоединилась к колхозу. Колхоз пришел в деревню, но как-то не мог раскрутиться. Это было старое финское поселение, люди гордились тем, что они финны и старались поддерживать свои традиции. Большинство населения совсем не одобряло переселения русских в их места. В колхоз они вступали с тем же чувством, как и в большинстве русских деревень – нового порядка сторонились. Почти все жители хотели остаться чисто финской деревней с единоличным хозяйствованием, как было в старину, но было видно, что будет по-другому.
  Собственность на землю перешла государству, а семьям был назначен налог, который все трудней и трудней было выплачивать. С мяса надо было отдать часть, с сада и огорода долю, со всего, что имелось в хозяйстве, а с молока так много, что даже детям не оставалось. Властям надо было выплачивать строго.
Тяжело вздыхая, люди присоединялись к колхозу с надеждой на более легкую жизнь. В одном хотя бы было облегчение – ответственность со своих плеч переносилась на общие плечи.
  Но были и трения. Те, которые не хотели присоединиться к колхозу, стали ощущать давление, и многие мужчины были посажены в тюрьму по различным искусственным предлогам.
  Эти аресты по ночам и исчезновение без следа многих забранных вызвали ненависть и страх неизвестности перед будущим, боязнь за свою жизнь. Атмосфера жизни в деревне всегда была легкой и добросердечной, теперь же люди стали недоверчиво коситься друг на друга.
  Петр шумел в пристройке и затем занес в дом большую охапку маленьких поленьев.
    -Вот тебе, чтобы не замерзла, сказал он Кате и шлепнул её по ягодицам своей широкой ладонью.
    -Да перестанешь ли ты? Вскрикнула она с любовью в голосе.
    -Ты когда пойдешь на дойку? Спросил ее молодой муж.
    -Да скоро уж туда надо бы идти, но я хотела бы приготовить ужин. Колхозный скотный двор как ледник. Скотник Иван такой ленивый, что не заботится ни о чем.
    -Ты дои побыстрей, тогда и согреешься, сказал Петр и пошел в комнату.
    -Это легко сказать, вступила в разговор Ольга, старая хозяйка дома. Пошел бы разок туда, да потянул побыстрей, тогда бы узнал, что такое дойка коров.
    -Что там особенного? Тяни, как тянется, и всё хорошо, закончил Шурка, и на том Ольгин разговор прекратился. Так было всегда. Ольга просто побаивалась разговаривать, когда Шурка повышал голос.
  Поздно вечером, когда Шурка и Ольга спали, молодые бодрствовали в постели. Шурка иногда особенно громко всхрапывал, дышал или бормотал во сне. На этом фоне слышалось ровное и тихое дыхание Ольги.
    -Потрогай здесь, он лягается, прошептала Катя и осторожно перенесла руку мужа на свой живот.
    -Кто же родится? Но лягается, как мальчик, в голосе Петра была отцовская гордость. Он неуверенно, с нежностью гладил большой ладонью выпуклый живот жены.
  Они поженились в феврале и теперь ждали на свет своего первенца. Роды предполагались в декабре.
  Катя была ещё молоденькой. Черты её привлекательного лица были тонкие и ясные, а живые глаза придавали лицу смышленое выражение. В июле ей исполнилось 19 лет, но никто не давал ей так мало. Горделивая и уверенная осанка говорила о зрелом человеке.
  Петр гладил Катины густые и пушистые волосы. В доме было тихо, только время от времени слышалось, как потрескивал мороз в бревенчатых стенах.
    -Андрей Паянен ещё не вернулся, сказал Петр скорее себе, чем Кате.
    -Наверное, он оттуда и не вернется.
  Андрея забрали ещё весной. Никто не знал куда. Однажды ночью в дом пришли несколько милиционеров. Невзирая на вопросы, уговоры, детский плач, они перевернули в доме все сверху донизу. Ничего не было найдено, но Андрею приказали одеться. После короткого прощания отца семейства увели, и никому не удалось ничего узнать об Андрее, хотя много раз обращались к властям с запросами.
    -Надо было и ему вступить в колхоз, вздохнул Петр. Пропал хороший человек, и неизвестно жив ли он ещё.
    -И он не один такой. Почему теперь так случается? спросила Катя. Хотя бы тебя не увезли, Петя. Как я с ребенком буду?
    -Не болтай. Куда бы они меня забрали? Мне нечего скрывать.
    -Наверное, и у других не было. Это ничего не значит, ты же финн, этого хватит для них, сказала Катя.
    -Но мы относимся к колхозу. Ты, зря-то, не беспокойся, ничего со мной не случится, успокаивал Петр свою беременную жену.
    -Даже моего отца забрали, сказала Катя, плачущим голосом. Но хорошо, что потом освободили. Я уже и не верила, что его отпустят.
    -Это было, как чудо. Человек шесть месяцев пропадал и вдруг появился в доме, заметил Петр.
    -Он спокойный человек. Я спрашивала его об этом, но он только губы крепче сжимает. Отец даже намеком не вспоминает время, проведенное в тюрьме, такой он выдержанный. И у него не было никаких нарушений, рассказывала Катя.
    -Но к колхозу он не относится, заметил Петр.
    -Нет. И наверно он и не будет присоединяться к колхозу, хотя земли отдал. Смелый человек наш отец, в голосе Кати слышалась нежная гордость за своего отца.
    -Да, конечно, хотя это сопротивление напрасное, лучше поступить как большинство. Зачем идти на бесполезный риск? Рассуждал Петр.
    -Но убеждения есть убеждения, защищала Катя своего отца.
  Петр погладил жену по голове и улыбнулся в темноте.
    -Что толку от этих убеждений, подумал он про себя.
    Дела у Петра были в основном  в порядке. Он закончил сельскохозяйственное учебное заведение и работал в колхозе по хозяйственной части. Он отвечал за то, чтобы машины и оборудование работали исправно, и ему приходилось ежедневно сталкиваться  со многими трудностями. Но в силу ровного и спокойного характера он справлялся со своей работой. Никто не видел его нервным или раздражительным, хотя конечно и он иногда нервничал и вспыхивал, но умел скрывать и подавлять это внутри себя.
    -Не надо этого недооценивать, хорошо, что у некоторых людей есть свои убеждения, тихо добавила Катя. Он же ничего плохого не сделал.
    -Нет, конечно, что ты еще об этом, примирительно сказал Петр.
  В день их свадьбы было солнечно и морозно. Снега выпало уже много, и деревенский народ сообща разгреб сугробы, чтобы дорога и дворы были свободны по случаю свадьбы. Жених и невеста также вертелись там с самого утра, несмотря на то, что это был их день свадьбы. Все работы были закончены в срок.
  Вечером, когда праздник был в разгаре, снова пошел снег, он был морозный, сверкающий.
    -Это приносит счастье, шептали деревенские старожилы.
    -Красивая невеста, чистая, как первый снег. Настоящая ингерманландская девушка.

  -Поговаривают, что скоро надо будет идти на переподготовку, сказал Петр после короткого молчания.
    -А вдруг будет война? Тревожно прошептала Катя.
    -Ну, наверно, она все-таки сюда не придет. Надо будет пойти завтра опять послушать финские новости, тогда что-нибудь узнаем. В деревне было одно радио, но только избранные знали о нем. По общему согласию о нем не рассказывали никому из русских, а также болтливым финнам. Избранная группа людей постоянно ходила его послушать.
  Всегда ощущалось радостное волнение, когда после шумов и визга, слышалась программа финского радиовещания.  Это было для жителей деревни торжественное мгновение.
    -Удивительно, что в правлении еще не узнали о том, что существует радио, сказала Катя. И там же войну предвещают.
    -Не предвещают, глупая, сказал Петр и улыбнулся в темноте. Финские начальники ездили в Москву на совещание только. Это же хорошо, что они советуются, это еще не обозначает войну.
    -Ну, так оно наверно и есть, сонно ответила Катя. Будем спать, спокойной ночи.
  Какое-то время Петр не мог заснуть, он прислушивался к спокойному дыханию жены и догадался, что она спит. В темноте слышался храп отца, да потрескивание мороза в бревенчатых стенах прибавлялось к ночным шумам.

    Во второй половине ночи вся деревня проснулась от громкого шума. По дороге медленно прогрохотала грузовая машина, она долго сигналила, гудела по деревне, пока в окнах домов не стали зажигаться огни. Громкоговоритель кричал на полную мощность.
    -Внимание, внимание, извещение всем деревенским мужчинам!
  Катя прижалась к Петру, она мелко дрожала от страха.
    -Что они там кудахчут посреди ночи, безбожники. Дали бы поспать порядочным людям, чертыхался Шурка, вылезая из постели.
  Извещение прочитали по-русски, строгим, громким голосом. Повторяю, прогремел голос на улице.
    -Не надо, слышали уже, буркнул Петр и отошел от окна. Вообще-то странный порядок, разве это нельзя было сообщить днем, чтобы у людей не нарушался ночной покой.
    -Безбожники, как я уже сказал, повторил отец и залез обратно в постель.
    -А что если это война, спросила Катя растерянно.
    -Ты же сама слышала их объявление. Всех мужчин зовут на переподготовку, заметь, на пе-ре-под-го-тов-ку, повторил Петр по слогам.
    -Но все-таки, когда ночью приносят такие известия, начала Катя.
    -Глупость это и бездушие и ничего другого, твердо сказал Петр.
    -Да, да, поддакнул Шурка и скоро заснул.
    -Ой, святой Господь, глупость, глупость, прошептала Ольга, складывая руки крестом. Значит, значит, и тараканы уже были… Ольга заснула посреди своего тихого бормотания.
  Катя не могла заснуть еще долго. Она вглядывалась покрасневшими глазами в потемки, и прислушивалась к ровному дыханию мужа.
    -Спи, дорогой мой, спи, тихо прошептала она и погладила его по волосам. Катя думала о том, как же она будет жить без мужа, если он задержится на учениях.
    -Когда они вернутся с учений? Надо будет утром спросить его об этом.
  Катя с трудом  ладила с родителями мужа. Хотя в присутствии Шурки Ольга была тихоней, но иногда она вела себя с невесткой довольно раздражительно. Когда она была не в настроении, то все для нее было не так как надо. Катя старалась изо всех сил, но с горечью замечала, что она никак не могла угодить свекрови.
  Со свекром было по-другому. Хотя он использовал свое положение хозяина и также указывал Катерине крепкими словами, но в них всегда присутствовало зерно юмора, шутки или нежности. Шурка любил невестку.
  Иногда за выпивкой со своими старыми друзьями Шурка громко расхваливал Катю, раскатисто хохотал или растроганно плакал, с другой же стороны как-то надо было жить рядом друг с другом и дальше.
    -Ах, какая хорошая, работящая, приговаривал он и стучал палкой по полу. Да, так, и снова выпивал глоток.
  Другие одобрительно мычали и тепло поддакивали.
    -И такая живая, не ленивая, хорошая, такую бы достать…
  До Катиных ушей доходили похвалы свекра и как-то они были приятны, хотя и сказаны были на подвыпившую голову. Из-за этого она много и прощала свекру.
  Любовь к Петру помогала ей преодолевать трудности будней. Он был знаком ей с детства, но в последние годы меньше, так как был на учебе и работе в другом месте. Вернувшись в свою деревню, он своим ровным характером и юмором привлек к себе много друзей. Как-то Катя повстречала его на горе за речкой, где молодежь встречалась по вечерам. Это было уже более двух лет назад. Вначале это было просто хорошее время провождения и дружба, но потом они заметили, что их тянет друг к другу.
  Катя вздохнула в тишине, и погладила  поднявшийся живот. Она почувствовала, как сердце ее сжимается от любви. Это был букет чувств, где к радости и нежности примешивались тревога и печаль.
  Незаметно подкрался сон, и Катя уснула. На улице была кромешная тьма, когда нужно было вставать. Катя возилась на кухне и собирала еду в дорогу. Петр сбегал к соседям, чтобы уточнить время, когда они будут выходить на вокзал. В городе Гатчине нужно было отмечаться в 9 часов утра.
    -Мороз смягчился, снег скоро пойдет, сказал Петр, войдя в избу. У Малкки сказали, что две недели будет переподготовка, они где-то слышали.
    -Поешь, чтобы сила была. Вот тебе с собой еды в дорогу. Тепло ли ты оделся? Возьми побольше одежды с собой…
    -Не волнуйся напрасно, конечно я как-нибудь справлюсь, бодрился Петр.
  Катя суетилась возле печи, только щеки горели.
    -Мне надо идти в хлев, корову доить пора, сказала она и посмотрела на свекровь, которая сидела тихонько у двери.
  Шурка пришел на кухню.
    -Куда вы поедете? Спросил он у сына.
    -Этого никто не знает. Сначала в Гатчину, а оттуда куда решат.
  Немного перекусив, Петр собрал пожитки и надел на голову меховую ушанку.
    -Ну, теперь до свидания. Будьте здоровы, и он вышел на улицу.
  Катя проводила его до ворот.
    -Заботься о себе, сказал муж и обвил ее руками.
  На дороге послышалась приглушенная речь и шум шагов.
    -Теперь мне надо идти.
    -До свидания, Петя. Будь здоров и возвращайся здоровым, сказала Катя и проследила взглядом, как муж исчез за углом.

    Мужчины перешли по узкому мостику черную струящуюся речку. Никто не хотел говорить. Каждый думал свою думку и глядел в спину идущему впереди односельчанину. За рекой вилась тропинка на их прогулочную гору, а оттуда уже видна была главная шоссейная дорога.
  На вершине горы Петр оглянулся назад. Посреди темноты в родной деревне мерцали огоньки в окнах домов и слышались звуки жизни. Начинался новый день. Медленно, осторожно стал опускаться первый снег. По мере того как рассветало, земля тоже светлела, и к полудню, опустевшая от мужчин большая деревня, получила общий белый покров.

                2 глава

    Однажды Катя проснулась от громкого хлопка. Он пронесся в тишине ночи и повторился. Вскоре хлопки стали ритмично повторяться.
    -Кто это такой разбивает жмых в ночное время? Удивилась она и поспешила к окну.
  На дворе было темно. Иногда рано по утру в деревне слышался из нескольких домов ритмичный стук разбиваемых плиток дуранды для корма коровам. В морозное утро этот звук разносился на далекое расстояние, и говорил о том, что деревня проснулась.
  Петра не было дома уже пару недель, также как и других мужчин, ушедших на переподготовку. Снег, выпавший в день их ухода, остался лежать на земле, а мороз к вечеру окреп почти до 30 градусов. За две недели не было ни одного дня потепления, мороз держался не менее 20 градусов.
    -Всё говорит о войне, заключали разговоры серьёзные подбородки, сидя в магазине. Даже природа сошла с ума.
  Хлопки повторялись, и Катерина пыталась определить с какой стороны. Она сунула ноги в истоптанные  валенки, накинула на плечи старое Шуркино пальто и выскочила на улицу. Мороз был такой сильный, что у нее перехватило дыхание по началу. Через ворота она пробежала на дорогу, в нескольких домах зажегся свет, и люди стали выходить во дворы.
    -Что за чудеса в такое время ночи? Спросила соседка у Кати.
    -Я тоже удивилась, подумала, что кто-то рубит дуранду, но голоса идут издалека. Морозный воздух несет их сюда. Ой, как холодно!
    -Это война. Стреляют из пушек, слышно, что со стороны границы, проговорила с другого двора какая-то старушка. Я уже говорила. Подумать страшно, до чего дожили.
    -Да нет же. Может быть, стреляют на учениях. Мужчины скоро придут домой. Пыталась успокоить соседей молодая женщина, и, дуя на руки, пошла к своему дому.
  Катя тоже пошла к избе, потирая замерзшие руки, и войдя, увидела, что Шурка ищет свое пальто.
    -Ну, ты глупая надела мое пальто.
    -Я только ходила на улицу послушать, вот оно, сказала, оправдываясь, Катя и протянула свекру его тяжелое пальто. Где-то стреляют.
    -Я тоже подумал, сказал Шурка и решил не идти на улицу. Безбожники. В это время ночи, дали бы ребятам поспать.
    -Подумать только, пробормотала Ольга и поспешила в постель.
  Утром к ним пришел Иван Малкки и присел у дверей. Он вертел в руках меховую шапку и посматривал, как Катя суетится у печки.
    -Когда же родится? Спросил он у нее.
    -Скоро, должно быть в этом месяце уже. Есть ли какие-нибудь новости?
  Иван вертел в руках шапку и мерил взглядом Катерину. Ольга тоже прошла на кухню и поздоровалась с ним тихим жалостливым голосом.
    -Шурка еще спит? Спросил Иван, как будто не расслышал Катиного вопроса.
    -Еще чего. Он был уже у коровы. Хорошо, что есть еще дойная Чернушка в доме. Молока хватило на налог, да и себе немного осталось на стол, говорила Катя и присматривалась в каком настроении сегодня свекровь.
    -Да никто за ней как следует, не ухаживает, проронила Ольга и покачала головой. Так только время от времени.
  Катя оставила без внимания колкое замечание свекрови и повернулась к Ивану.
    -Я спросила про новости. Слушал ли ты Финляндию? Нетерпеливо спросила Катерина у соседа.
  Глаза Ивана блеснули, и он значительно покашлял. Это был знак, что что-то важное случилось.
    -Да, слушал, конечно, сказал он низким голосом, снова кашлянул и всё тянул с ответом. Есть и новости.
    -Какие? Говори сейчас же, нетерпеливо сказала Катя. Какие-то опять советы были в Москве?
    -Да, были, но есть и другое. Это война. Иван посматривал, какое впечатление произвело на слушателей его последнее слово.
    -Началась заваруха. Это и было прошлой ночью. Из пушек стреляли и из пулеметов. Много людей ушло в мир иной, продолжал он.
  Катя слушала и не понимала. Она недоверчиво смотрела на спокойного мужчину и не могла выбрать слов для следующего вопроса.
    -Не может быть, наконец, вымолвила она. Теперь ты говоришь глупости. Они же совещались. Ребята ушли на учения только, у Кати вырвался недоверчивый смешок, и она посмотрела на свекровь, как бы ища у нее защиты.
  Ольга моргала глазами и нервно поправляла волосы, затянутые в пучок.
    -Да, да, безбожники. К этому шло. Даже природа всколыхнулась. Я уже говорила.
  Шурка прошел в избу и посмотрел вопросительно на раннего гостя.
    -Пришел ли новости сообщить?
  Иван кивнул головой и снова кашлянул.
    -Это война.
    -Ах, так, значит война. Этого я давно боялся. Какая тёмная сила гонит эти нынешние умные головы? Напали, как тараканы, ночью на соседа. Что теперь будет с Финляндией? вслух размышлял Шурка. Он немного посидел молча, а потом, как бы про себя сказал.
    -Родина… да. Как только выдержит, когда такое огромное государство грозится на границах.
    -И как еще дела повернутся у наших сыновей? Медленно проговорил Иван. Надо бы узнать, где они сейчас находятся. Женщины могли бы разузнать, когда поедут на рынок.

  Жизнь деревенских людей ещё более осложнилась, хотя казалось, что хуже не может и быть. Для того чтобы кое-как прокормить семью женщинам приходилось тащить на рынок в Ленинград все, что можно было продать из дома, картошку, молоко, яйца. На вырученные деньги покупали в магазинах муку, жир и все без чего в хозяйстве нельзя было обойтись. Женщинам приходилось нести мешки на плечах 6 километров до железнодорожной станции, а потом ехать на поезде 50 км до Ленинграда. В поезде им трудно было найти сидячее место. Потому что деревенскую женщину, увешанную мешками, сторонились.
  Государственный налог постепенно увеличивался и стал невыносим. Корова кормила молоком государство и семью, часто было так, что общество получало, а семья нет. Также было дело и с налогом на мясо. Многие семьи сообща растили бычка или поросенка, чтобы выплатить налог.
  Декабрь 1939 года был очень морозным, и высокие сугробы покрывали деревенские окрестности. В середине декабря от Петра пришло письмо. Дрожащими от волнения руками Катя открыла письмо, она заметила, что оно уже было раньше ее вскрыто. Письмо было очень коротким.

                Дорогие мои родные!
 
    Мы еще в резерве и чувствуется, что нас никуда и не повезут. Война никак не коснулась нас. Здесь много ингерманландских парней и все деревенские конечно.


                Будьте здоровы. Петр.

    Постскриптум.   Как дела у Кати?

  Катя читала письмо вслух, а Шурка поддакивал. Ольга нервно теребила уголок своего передника и поглядывала на мужа. Наконец она решила открыть рот.
    -Плохо там, раз так пишет, но хорошо, что они не на границе.
    -Ну, не начинай опять. И что ты понимаешь в войне? ворчал Шурка, но все-таки был того же мнения, как и жена.
  По ночам в крепкие морозы звуки войны доносились до деревни, но на это уже никто не обращал внимания, как это было в первую военную ночь. Днем люди также старались не замечать раскаты пушечных взрывов. Война была далеко, и это было главное преимущество. Жители деревни учились жить без молодых мужчин.
  Утром Катерина почувствовала боль внизу живота и догадалась, что роды начались. Иногда боль отступала, а потом начиналась с большей силой, но молодая женщина стеснялась сказать об этом родителям мужа и старалась всеми способами показать, что все по-старому. Она боялась, что они посмеются над ней.
  В начале вечера схватки стали такими сильными, что она не могла их скрывать. Она вскрикивала в начале схватки и садилась в полулежащее положение.
    -Уже началось? Спросил Шурка, видя ее страдальческое выражение лица.
    -Кто его знает, но схватывает сильно, ответила Катя.
    -Давно ли это началось? Беспокоился он.
  Ольга прошла к дверям и присматривалась к Кате.
    -С утра все больше и больше, ай, Катя вскрикнула и перегнулась пополам, крепко стиснув зубы. Большие капли пота блестели у нее на лбу.
    -Это, похоже, по-настоящему, сказала Ольга и кивнула знающе головой. Боли уже начались.
  На это Шурка не мог ничего возразить, в этих делах он не мог перечить жене.
    -Я привезу акушерку. Будь спокойна и отдыхай, скоро привезу акушерку, сказал Шурка. Он торопливо надевал пальто, и все время, суетясь, говорил про акушерку.
  Он взял напрокат колхозную лошадь, хотя и пришлось потрудиться. Большая часть колхозных лошадей была взята на фронт, и пара оставшихся была на строгом учете, но Шурка не привык сдаваться. Крепкими словами, обругав и рассердив русского конюха, он, наконец, получил утвердительный ответ.
    -Только сразу верни, как сможешь, и целой.
  Но Шурка уже не слушал, а только лихо разворачивал сани на дорогу.
  Акушерка была полная и добродушная женщина, лицо ее то и дело расплывалось в беспечной улыбке. У нее не было спереди зуба, и, улыбаясь, она пыталась плотно закрывать рот, но это ей не удавалось.
    -Посмотрим как дела. Хозяин может выйти на кухню и не подглядывать, выпровадила она его.
    -Есть ли вода и прочее? Спросила она у Ольги, осматривая роженицу.
    -Все есть, все есть, ответила свекровь и склонила голову до самой груди.
    -Ах, тут ребенка рожают, но нет никакой спешки. Я так и думала. Все первородящие одинаковые, но не надо спешить. Дети родятся по своему расписанию.
    -Когда родится? Спросила Катя еле слышно.
    -Во всяком случае, не сегодня. Сейчас начинается вечер, и поэтому я пойду домой. Если что-нибудь произойдет ночью, то хозяин может приехать за мной, но могу сказать, что это протянется до утра.
  Шурка повез акушерку домой. Ольга ничего не говорила, только тайком поглядывала на Катю, когда сильные схватки прокатывались через нее.
    -Значит утром, сказала она  тихо и скрестила руки. Только бы не началось уже, такие потуги.
  Состояние Кати становилось все труднее, большие капли пота стекали со лба, а дыхание стало прерывистым, воды отошли.
    -Свекровь, я больше не могу держать, он идет…
    -Да что ты, ой нет, и акушерка ушла, Шурка…
  Ольга выскочила на двор, потом побежала к воротам, на улице никого не было. Она вернулась в дом и тревожно оглядела невестку.
    -Он идет, хриплым голосом проговорила роженица.
    -Ах, святой отец! Вскрикнула Ольга и стала наливать воду в кастрюлю. Она неожиданно получила прилив энергии, хотя раньше никто не замечал в ней такую способность действовать. Она разложила все для ребенка и старалась облегчить Катино положение, даже голос стал спокойным и глубоким, а писклявость испарилась.
    -И раньше детей рожали. Дыши глубже и кусай хотя бы подол рубашки, но не кричи. Природа знает свое дело, когда потуга идет, то тужься.
  Катерина уже не могла следить за указаниями свекрови, но как-то было спокойнее, когда кто-то был рядом.
  Прежде чем Шурка успел вернуться назад, мальчик родился. Когда хозяин протиснулся в дом с красными от мороза щеками, его приветствовал громкий крик младенца. Ольга как раз перевязывала пупок у ребенка.
    -Большой и красивый мальчик! Ах, видишь ли, не родится раньше утра! А он уже и родился! Сказала с победной радостью в голосе Ольга.
  Это заставило замолчать Шурку на долгое время.
    -Ах, мальчик,… да еще и не раньше утра, только и смог он промолвить.
  Сняв верхнюю  одежду, Шурка, стеснительно улыбаясь, приблизился к орущему ребенку. Волосы новорожденного были темные. Крича, мальчик поднял вверх сжатые кулачки и размахивал ими из стороны в сторону. Это развеселило дедушку.
    -Погляди-ка, погляди-ка на мальчика. Настоящий ингерманландский мужчина, хозяин.
    -Не подходи слишком близко, распорядилась Ольга и начала пеленать младенца.
  Шурка смотрел на уверенные действия жены с некоторым уважением, но не сказал ни одного дружелюбного слова в ее адрес.
    -Ах, такие дела. Наверно уж и я могу подойти поближе…, промычал он неуверенно.
    -Теперь уж точно нельзя, твердо возразила жена посреди его фразы. И тут уж ничего не оставалось делать, как отойти в сторону.
  Катя невольно улыбнулась, глядя на неуклюжее поведение Шурки, но она  чувствовала  в его голосе присутствие подлинной нежности.
    -Как ты себя чувствуешь? Спросил он Катю.
    -Теперь меня ничего не беспокоит, сказала она и улыбнулась Шурке. Разве не прекрасный младенец? Весь в отца!
    -Да, да, прекрасный, но не обязательно в отца. Лучше сказать в дедушку, заметил Шурка и стал раскатисто хохотать.
    -Это дедушкин мальчик!
    -Опять ты свои шуточки шутишь, упрекнула Ольга, но ласково улыбнулась, увидев гордую улыбку мужа.
    -Ах, был бы Петр дома. Надо нам сразу написать ему, чтобы знал о сыне. Сыновья каждый день не рождаются, особенно такие хорошие.
    -Мог бы ты, Шурка, сходить к моим родителям и рассказать? Катя вопросительно посмотрела на свекра.
    -Конечно, я могу и сходить. Надо ли идти сегодня вечером?
    -Если тебе не трудно, промолвила Катя, смущенно.
  Соня и Адам Сюгияйнен пришли немного погодя. Они жили на другом конце деревни, но не часто ходили в гости. Впрочем, Катя бегала в родительский дом почти ежедневно. Адам, или как его звали односельчане Уати, недолюбливал ершистого Шурку.
  Соня поглаживала волосы дочери, и разговаривала с ней тихим, успокаивающим голосом. Тем временем Шурка с Адамом углубились в разговор о войне и трудностях теперешнего времени.
  Но новый пришелец на этот свет, удовлетворенно сопел и ничего не знал о войне, о голоде, о холоде под этим небом, а только отдыхал и грелся рядом с матерью.
  Не дождавшись приезда Шурки на лошади, акушерка сама пришла узнать, как обстоят дела у роженицы в середине следующего дня. Она очень удивилась, когда узнала, что ребенок родился вечером сразу после ее ухода, но она не растерялась, а только рассмеялась во весь рот.
    -Такое случается, хотя зачем ему было спешить в этот мир. Маленький чухна-бедняжка, успеешь ещё и ты пожалеть, что вообще родился на свет, прибавила она про себя.
  Акушерка осмотрела мать и дитя и дала указания по уходу. Потом она выписала свидетельство о рождении новому человеку.
    -Но, здесь же написана неправильная дата рождения, сказал Шурка. Мальчик родился вчера, тебе надо исправить ошибку.
  Акушерка посмотрела на выписанное свидетельство и опять широко заулыбалась, прищелкивая языком в щели между выпавшими зубами.
    -Официально мальчик родился сегодня, потому что я увидела его сегодня, поэтому так и написала. Да и какая разница каким днем напишем, было бы немного похоже. Хорошо, что месяц и год правильный. Смотри-ка, черненький, сказала она и бросила свидетельство о рождении на стол.
    -Ну да, а теперь я опять попросила бы меня отвезти. Мог бы хозяин пойти одолжить лошадь?
  Таким образом, в доме появился мальчик. Несмотря на два день рождения, рос он обычно, как и все дети.
  Катерина хотела дать сыну имя, как раньше было заведено - обычным христианским путем. Несмотря на то, что некоторые теперь не одобряли крестины.
  Величественная деревенская церковь, которая стояла высоко на горе посреди деревьев за речкой была пару лет назад переоборудована под клуб. Но священника нашли, и без торжественности, но празднично сын получил имя.
    -Я крещу тебя Пётр Кемпи во имя Отца Сына и Святого Духа. И так, ты будешь носить отцовское имя. Носи его с достоинством.
  Закончив обряд, поп посмотрел через очки на маленького мальчика, который лежал на руках крестной матери умиротворенный и довольный.
  Священник улыбнулся, поднял глаза, и взгляд его оглядел присутствующих.
    -Я хочу прочитать для маленького Пети начальную часть из псалма № 91, как напутствие к жизни, где Бог обещает оберегать и вести нас. Пусть слова этого псалма будут покоиться на нем через всю его жизнь.
  В комнате была полная тишина, когда поп начал проникновенно читать.
    -Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всевышнего покоится. Говорит Господу - прибежище моё и защита моя, Бог мой, на которого я уповаю! Он избавит меня от сети ловца, от гибельной язвы. Перьями своими осенит тебя, и под крыльями его ты будешь безопасен, шит и ограждение- истина Его.

                3 глава

    После зимних вьюг дорога была занесена снегом полностью, а также ветер нанес большие сугробы вокруг домов. На крышах тоже были снежные покровы, а также деревья стояли под снегом как под тяжелым зимним одеянием. Слабые ветки ломались и падали под деревья.
  Жизнь в деревне становилась всё тяжелее. Во время войны продукты закончились почти полностью. Из города тоже не было никакой помощи. Даже если что-нибудь можно было достать, то в очереди надо было бы простоять несколько часов и такая очередь, конечно, была не для каких-то чухонцев. Это было ясно как день.
  Деревенские жители также страдали от жестоких морозов, а при потеплении от сильных вьюг.
  Молодые мужчины почти все отсутствовали, только необходимые для колхоза мужчины продолжали работу. У них было много работы в коровниках и конюшнях, и поэтому они не участвовали в будничной  жизни деревни. Кормов и продовольствия было мало, и им приходилось делать дополнительную работу.
  Несколько деревенских стариков собрались у Шурки. Они пробирались по высоким сугробам и белые от снега, глубоко дышавшие от тяжелой ходьбы, они сидели и обсуждали создавшееся положение в деревне.
    -Теперь надо подтянуться и собраться с силами, иначе утонем всей деревней в снегу, сказал Иван Малкки и подул на руки.
    -Да, наверно, зима будет такой, как и предсказывали, но нам-то еще, что здесь в своих домах. Вот на фронте другое дело, сказал Шурка и оглядел четырех приятелей серьёзным взглядом.
    -Но наши ребята не на фронте. Это хорошо. Умерли бы они там без вины виноватые, взорвался голос Ивана Рокко. Говорят, что у наших ребят даже особое обмундирование. Если посмотреть, то можно подумать, что это финские солдаты. Некоторые поговаривают, что они сбежали из Финляндии и служат теперь на этой стороне.
    -Ну, это уж слишком, сказал Шурка. Наверняка это обман.
    -Но вообще-то поговаривают, что это правда, подтвердил Малкки Иван.
    -Это и есть пропаганда.
    -Да, что о них говорить! У нас свои дела, нам надо побыстрее расчистить дорогу от снега, вступил в разговор самый старый из группы дед, маленький и тщедушный.
    -Так, так, согласился с ним полноватый Пиеппи Пётр и по старой привычке облизал свои губы. У него не было ни одного зуба во рту, и когда он  смеялся, то его рот был похож на глубокую яму.
    -Ну, тогда за работу, сказал Шурка и поднялся на ноги. Надо собрать всех, кто еще в силах на общую работу, в том числе женщин и детей постарше.
  Вскоре на улице было большое оживление. Десятки детей и женщин, а также стариков терпеливо отбрасывали снег широкими зимними лопатами, разгребая высокие сугробы.
  Звонкие взрывы смеха, веселый говор наполнили шумом морозный воздух. Общая работа внесла радость в унылую жизнь, и казалось, что хорошее настроение, такое редкое за последнее время, казалось, прилипло к каждому участнику.
  На дворе уже был конец января. Рождество провели тихо и очень бедно. Новая власть пыталась приучить граждан к новым обычаям, и празднование Рождества не одобрялось, но ингерманландцы отмечали праздник рождения Христа Спасителя по старинной традиции. Впрочем, рождественскую ёлку никто не решился принести в дом, так как страх приучил людей жить осторожно, с оглядкой. Нищета, которую принесла война, затеняла как будни, так и праздники, но праздничное настроение даже война не могла отнять.
  Катя работала на расчистке снега вместе со всеми, на душе у нее было легко и свободно. В начале января она встречалась с мужем в Гатчине, где ей удалось долго говорить с ним без посторонних. Петр слушал, затаив дыхание, о подробностях жизни своего новорожденного сына с первых его дней, и тайком вытер слезу из угла глаза, когда его молодая жена рассказывала о малыше.
  Катерина посмотрела на небо. На фоне яркого морозного неба легкими полосками собирался дым. Все вокруг было мирно и спокойно, и Катя не хотела думать о войне.  Впрочем, Петр не был на фронте, и можно было и не тревожиться о том, что и попадет туда. Так заверял он. Поговаривали, что на ингерманландских парней нельзя положиться. Предрассудки и унижения не тревожили Катю, к ним она привыкла еще с детства, она просто хотела жить своей жизнью независимой от других. Даже в трудных случаях она научилась самостоятельно находить выход из создавшегося положения, главным было то, что она могла спокойно жить у себя дома.
  Катя бросила снег на высокий сугроб и почувствовала в своей душе прилив радости, завтра она сможет снова увидеть Петра. Она хотела поехать к нему утром, после того как покормит грудью сына, потом она смогла бы быть рядом с мужем, если бы в части разрешили, но ей уже обещали свидание, и поэтому она думала об этом спокойно.
    -Катя, не мечтай, окрикнула ее сзади соседка Ева. Шевели рукавами, чтобы не растолстела.
  Они еще могли подшучивать над своим голодным пайком, хотя многие были от работы очень уставшими. Время от времени людям приходилось отдыхать, сидя в сугробе, когда в глазах темнело. Их силы иссякли от долгого одностороннего и скудного питания.
  К концу дня деревенская дорога была расчищена, и усталые жители разбрелись по домам. Все были притихшие, так как смертельная слабость изнурила их. И все-таки было еще необходимо переделать все домашние дела, подоить корову, наколоть дров, принести воды, приготовить еду. А кому-то еще надо было поторапливаться на колхозный двор на вечернюю дойку. Необходимо было собрать последние усилия, и как-то к этому были привычные и уже не удивлялись. Но в тяжелые минуты сверхчеловеческой усталости их выдержка исчезала, и страх овладевал их  сознание. Казалось уже невыносимым заплатить налоги и к тому же прокормить семью, и многие были готовы сдаться.
  Но новый день приносил с собой новую надежду и веру. Сон уносил усталость, и жизнь снова казалась сносной, и трудности преодолеваемыми.
  Покормив ребенка, Катя с утра пошагала к железнодорожному вокзалу Пудость, откуда отправлялся поезд на Гатчину. В своей душе она тоже чувствовала силу и смелость, в каждом её шаге чувствовалась настоящая жизнь. Молодая душа теснилась от радостных ожиданий, они подпитывали веру и давали силу для продолжения жизни. В такие минуты подъема и надежды, трудности и преграды, которые выпали на ее долю до этого, казались мелкими.
  Главным было то, что она скоро встретится с мужем, можно будет поговорить с ним спокойно хотя бы какое-то время, а если бы он получил несколько часов отпуска, то можно было бы погулять по городу. Но это было бы уж слишком. Но возможность все-таки была, и Катины шаги полетели быстрей.
  В поезде было тесно, как всегда. Катерина намеренно осталась в конце вагона и старалась быть как можно незаметней. Так можно было проще и без лишнего внимания попасть в Гатчину. Много женщин с мешками на плечах зашли в вагон, кто-то вез продукты на сдачу, в счет налога, а кто-то счастливый хотел продать оставшийся товар на рынке. Многие женщины были уже старыми. Катя увидела старушку, лицо которой было в глубоких морщинах, а одежда была изношенной и заплатанной. Старушка тащила в руке большой молочный бидон и пыталась найти сидячее место.
    -Иди-ка отсюда бабка-чухна, сказал грубо огромный мужик и сильно оттолкнул старуху в сторону. Здесь и получше люди без места.
    -Дорогой начальник, как я не могу…
    -Не болтай, бабка, а иди подальше со своим бидоном и стой там в углу.
  Люди насмешливо улыбались и отпускали колкости в ее адрес, когда она возилась со своим грузом.
    -Не толкайся, старуха!
    -Смотри, молоко не разлей.
    -Не наступи на ноги, ты, грязное отрепье!
 Жгучие слезы выступили из Катиных глаз, когда она безмолвно наблюдала обидную участь своей соплеменницы. Ее счастливое настроение было, как рукой стерто, но она не осмеливалась сказать ни одного утешительного слова бедной старушке. И никто другой не отважился защитить ее, и каждый ингерманландец делал вид, как будто ничего не произошло.
  Бабушка с трудом пробралась в конец вагона и осталась стоять там. Слезы текли по ее морщинистым щекам, а губы тихонько двигались. Ничего все-таки не было слышно, но Катя догадалась, что старая женщина молилась.
    -Что ты там мычишь про себя, чудачка? крикнул мужик, прогнавший ее прочь.
  Старушка подняла взгляд на обидчика, ее глаза искрились, но она промолчала. Ей тяжело было быть под пристальным вниманием окружающих, и поэтому она прижалась к самой стенке.
    -Уж не молишься ли ты там, невежа? Шепчет что-то пустое пустому, бога-то и нет вовсе. Это тебе надо усвоить, таких как ты надо всех расстрелять, громко ругался мужчина.               
  Теперь Катя заметила, что он был выпивши. Потом он вытащил из кармана бутылку спиртного и надолго приложился к ней.
    -Настоящему пролетарию не нужны ни господа, ни бог, лишь бы были водка, женщины и работа - этого хватит.
  Катя еле сдержала себя, чтобы не сказать что-нибудь в ответ, но, несмотря на сильное желание, она не решилась сказать ни одного слова. Ненависть и возмущение кипели в ее душе.
    -Ну и свинья, проронила она по-фински сквозь зубы.
  Стоя рядом со своим бидоном, старая финская женщина с трудом глотала воздух, и вскоре, прижимая руку к груди, она повалилась на пол вагона. Люди, находящиеся рядом с ней, безразлично поглядывали на нищенку, лежащую на полу, но никто не сделал для нее ничего.
  Катерина была как на раскаленных углях, но все еще не могла отделиться от толпы. Она смотрела расширенными от ужаса глазами на старушку.
    -Старуха, наверно, умерла, сказал кто-то. Ну, в Гатчине ее уберут, пусть лежит.
  Когда в городе на вокзале все вышли из вагона, старушка с морщинистым лицом осталась недвижимо лежать рядом со своим молочным бидоном.
  Настроение у Кати было подавленным, когда она спешила по направлению к Красноармейским баракам. Повсюду были видны следы войны. На улице было много людей в солдатском обмундировании, и ездили военные машины. Там и сям были очереди, но Катя не подошла ни к одной очереди, а почти что бежала вперед.
  Она хотела как можно быстрее увидеть мужа и почувствовать объятия его крепких рук, она хотела быстрее выплакаться на его сочувствующем плече и избавиться от своего плохого настроения.
  Катерина объяснила постовому солдату о своем деле и прошла в помещение штаба. Она сидела в холодном сером помещении и разглядывала стены приемной. Портрет Ленина  висел немного косо, и Катя наклонил голову, чтобы увидеть правильное изображение.
    -По какому делу вы пришли? Перед ней стоял молодой солдат и смотрел ей прямо в лицо.
    -Я хотела бы увидеть мужа.
    -Имя?
    -Петр Кемпи.
    -Минуточку, сказал солдат и удалился бодрым шагом. Вскоре он вернулся.
    -Его перевели в Мурманск.
  Катя не могла поверить своим ушам. Она засомневалась в понимании русского языка.
    -Что? Куда?
    -Два дня назад Петр Кемпи переведен вместе со своим подразделением в город Мурманск. Вот его адрес. Вы можете написать туда. Знаете, наверно, где Мурманск находится?
    -Знаю, ответила Катя, и слезы разочарования навернулись ей на глаза. Спасибо и до свиданья.
  Перед Катей все было как в тумане, так как, выйдя на улицу, она уже не могла сдерживаться, и рыдания прорывались из самой глубины её сердца. Она плакала от безысходности, от обмана, от одиночества. Горькая печаль и страх овладели ею.
  Когда она вернулась домой, замерзшая и голодная, был уже вечер. Тоска не проходила, а только всё увеличивалась.
    -Как дела у Петра? Спросил Шурка, когда невестка вошла в дом.
  Молодая женщина ничего не могла ответить, она поспешила к люльке маленького сына. Петя спокойно спал, Катя склонилась к пухлой щечке ребенка, и слеза упала ему на лоб. Младенец задвигался и заулыбался во сне.
    -Что-то неладное? Ну что ты? Забеспокоился свёкр.
    -Петра перевели в Мурманск, наконец, выдавила она.
    -В Мурманск? Совсем они с ума сошли, безбожники, сказал Шурка.
    -Ай, ай, так далеко услали его, расстроилась Ольга. За ребёнком надо ухаживать, я совсем не в силах, бросила она Кате.
    -Ухаживать, да ухаживать. Конечно, я за своим ребенком ухаживаю, но уж наверно можно сходить своего мужа повидать. Или хотя бы попытаться, ответила Катя раздраженно.
    -Ну, только, не начинайте ругаться, бабы, пригрозил Шурка, и так крепко стукнул палкой по полу, что Петя вздрогнул в люльке.
    -Никто здесь и не ругается, сказала Ольга оправдывающимся голосом. Я только и сказала, что не очень-то могу. И белья уже много накопилось.
    -Ну, уж, конечно, я его выстираю, упрямо выкрикнула Катя. О нем и раньше не надо было заботиться.
  Катерина сразу принялась за стирку. Она поставила лоханку на табуретку, на плиту подняла таз с водой, затопила печь, согрела воду, потом принесла воды из колодца, который был в двухстах метрах от дома, и принялась стирать белье.
  Она всё ещё плакала и работала механически, в душе царили уныние и тревога, утренняя бодрость покинула ее.
  Выстирав, она подняла тяжелый таз с мокрым бельем на плечо и пошла к речке. До реки было метров двести, и пробиралась она по узкой тропинке, вытоптанной в глубоком снегу. Идти было тяжело, так как тропинка была неровной и ноша сильно давила. Катерина продвигалась вперед, стискивая зубы, и со слезами обиды на глазах. Мокрое белье промочило ее, но об этом она не беспокоилась, не это огорчало её.
  Деревенские женщины полоскали белье в чистой проточной воде реки Ижоры. Зимой речная вода была страшно холодной, она обжигала руки, но другого способа не было. На этот раз здесь никого не было, и Катя пробралась к воде по скользким обледенелым доскам мостика.
  Она сбросила ворох белья в снег и начала холодное полоскание, руки болели от ледяной воды, а грудь сжимало от злости и обиды. Катя выругалась сквозь зубы и бросила Шуркины штаны в темную воду. Сверху над ней возвышался морозный небосвод, и ее исхудавшее тело дрожало от холода.
  Становилось темно, но в белом снегу еще была видна тропинка. Катя продвигалась к дому, с трудом, то и дело проваливаясь в снег. Навстречу в теплом пальто по дороге шел ее отец.
    -Катя, Господь с тобой, откуда ты? В такой мороз и недавно родившая, ты можешь получить смертельную болезнь.
    -Тут нельзя быть ленивой. И без этого не угодишь,… Катя разрыдалась перед отцом, зубы ее стучали от холода.
    -Ну, теперь этого хватит, рассерженно воскликнул Адам. Ты переедешь жить домой, и сейчас же. Пойдем вместе за вещами и за ребенком. Сюгияйнен Адам разнервничался, он схватил мокрое белье от дочери и уверенно пошагал к Шуркиному дому.

      Жители деревни услышали известие о перемирии по радио, спрятанному в доме Ивана Малкки. В полнейшей тишине они слушали печальную музыку и важные новости из Финляндии о перемирии. Мир для финнов был тяжелым.
  Война больше никак не касалась деревни, иногда различные новости доходили сюда, но от бомбёжек и других страшных последствий войны они были спасены. Никто не получил известий о погибших солдатах, так как все деревенские ребята были далеко от фронта.
  Катерина получила от Петра пару писем, они были очень сдержанными и немногословными. Из всего было видно, что житье в Мурманске было тяжелым.
  Но с приходом  весны в сердцах людей зажигалась надежда о лучшей жизни, думали о будущем и ждали мужей домой.
  Катя суетилась в своём дому и заботливо ухаживала за маленьким сыном. Она нисколько не скучала о своих свёкрах, хотя Шурка несколько раз уговаривал ее вернуться назад.
    -Это теперь твой дом, что же скажет Петр, когда вернется домой, говорил он.
  Но Шуркины уговоры не изменили ее решения. Она была благодарна отцу за его решительное вмешательство в ее судьбу. Дома ей тоже некогда было быть ленивой, но она делала то, что успевала, и дома царили свободный дух и родительское одобрение. Это было для нее главным. Ее брат Ваня тоже был рад переезду сестры.
Снег начал таять и к вечеру солнце приятно грело. Теплые вечера говорили о приходе весны и о конце морозной зимы. Промерзшая земля начинала оживать, и люди ждали обновления жизни и ее победы. Казалось, что человеческая глупость тоже отступает.
  Катя сидела на крыльце своего дома и смотрела на проплывающие мимо облака. Солнце приятно согревало лицо, она закрыла глаза, и мысли свободно текли в ее голове. Они полетели к Петру, и печаль овладела ею.
    -Проклятая война, произнесла Катя сквозь зубы. Она обвиняла войну в своей тоске, обвиняла даже теперь, когда она уже закончилась. Ее муж так и не вернулся, и в этом была виновата война. Виноваты человеческие пороки, глупость, жестокость, зависть, интриги. Война была причиной нехваток и бедности. И кому нужна эта война?
  Никто не ответил на ее горький упрек, только быстрая синица взлетела на конёк крыши и стала насвистывать свою звонкую песню. Она пела, несмотря на печали и безрассудство мира, а может быть как раз из-за этого.
  Катя перенесла взгляд на маленькую певунью и невольно улыбнулась. Казалось, что синичка подмигнула ей глазом. Жизнь продолжалась, в каждом дне были свои печали  и радости.

                4 глава

    Катины пальцы дрожали, когда она открывала конверт. Знакомым почерком на нем был аккуратно написан ее адрес и имя. Ее сердце забилось сильней, так как ей хотелось быстрей узнать новости от мужа. Прошло более полутора лет со дня ухода Петра из дома, даже письма были редкой радостью.

                Дорогая Катя и маленький Петя!

    У меня теперь хорошие новости. Нас перевели в Янислинну, так как граница теперь проходит в новом месте. Здесь очень красиво и начало лета в разгаре. Могла бы ты Катя приехать сюда? Я буду свободным шесть часов в первое воскресенье июня, и мы смогли бы свободно поговорить. Напиши, если сможешь. Я жду тебя. Передай привет домашним и конечно сыну Петру. Обними его за меня. Было бы хорошо увидеть его.

                С сердечными приветствиями      Петр.

    Катя прижала письмо к груди, и чувство счастья наполнило все ее существо. Когда она подошла к кроватке со спящим сыном, ее глаза наполнились слезами.
    -От папы тебе приветы, прошептала она. Дорогие приветы.
Петя повернулся и почмокал губами. Светлая улыбка появилась на спящем лице ребенка и вскоре потухла.

    День выдался теплым, и синее небо купалось в солнечных лучах. Звенящие голоса начинающегося лета раздавались со всех сторон, птицы свободно летали на просторе. Земля, обезображенная войной, пыталась прикрыться зеленью и наслаждалась утренним покоем.
  Катя медленно шла к воинской части, так как до назначенного срока еще было время. Она присматривалась к проходящим мимо людям, казалось, что никто никуда не спешил. Мужчины, одетые в солдатскую форму, сидели на траве и курили махорку. Время от времени раздавался смех, и люди оживленно разговаривали. Кто-то свистнул и окликнул Катю сзади, но она только поспешила вперед, не оглядываясь. Недалеко от ворот части росла береза и она прислонилась к ней, ожидая Петра. С территории части, временно расположенной здесь, слышались резкие слова приказов или маршевые песни. Они не очень-то подходили к праздничному воскресному дню.
  Кате не пришлось долго ждать, вскоре уже Петр бодро шагал от ворот по дороге. Сердце Кати застучало громче, и она побежала навстречу мужу.
    -Петр, ты здесь!
    -Катя, дорогая моя, воскликнул Петр и побежал к ней.
  Их встреча была радостной и сердечной, они долго обнимали друг друга, и к нежным поцелуям примешивались слезы. Катя плакала от счастья.
    -Маленькая моя, дорогая, шептал Петр и гладил Катины пушистые волосы. Пойдем в рощу, там мы можем побыть в покое.
  День пролетел быстро, как на крыльях. Они много разговаривали, так как новостей накопилось много за долгое время их разлуки, но иногда молчали и только наслаждались близостью друг друга. Их сердца бились на одной волне, мир и его водоворот не существовал для молодых супругов. Густые заросли леса были свидетелями порывам их голодной любви, теперь было их время, и они принадлежали только друг другу.
   Из окна вагона Катя смотрела на меняющиеся пейзажи. Было еще светло, ветер шевелил ее волосы. Окна вагонов были без стекол, но это не беспокоило ее в этот теплый летний вечер. То здесь, то там виднелись обгоревшие развалины домов или обуглившиеся деревья смотрели в небо.
  Катина душа была наполнена счастьем, и в то же время настроение было подавленным. День, проведенный с любимым, стал праздником для ее молодого сердца, но расставание сделала его грустным. Молодой женщине хотелось вновь оказаться в объятиях мужа. Усталость начала давить на веки, и они вскоре закрылись. Катя заснула, и голова ее упала на грудь.
 
    За речкой был магазин, где деревенский народ мог купить кое-какую мелочь для хозяйства. Ничего особенного там и раньше не было, а теперь и то малое кончилось, но в магазин люди все равно ходили, хотя бы для того, чтобы узнать новости и поговорить о том, что нового произошло в жизни. Особенно деревенские старики и старухи считали магазин хорошим местом для встреч, и они могли просиживать там по нескольку часов без особого дела.
  Наступил канун праздника Дня Ивана Купалы, Катя пошла в магазин с братом Ваней, который был на три года младше ее.
    -Может быть, там удастся что-нибудь купить, сказала их мать Соня, покачивая ребенка на руках.
  Соня стала огромной, потому что ожидала рождения ребенка в скором будущем.  Ее беременность стала предметом шуток во время встреч деревенских мужиков. Было редкостью, чтобы женщины рожали детей в таком возрасте.
  В магазине было несколько человек, их разговор слышался далеко на улице. Катя улыбнулась брату и передернула плечами.
    -Наверно нам повезет что-то купить, раз такой гам слышится оттуда, сказала она.
    -Праздник приближается, да и надо же им чем-то заняться, засмеялся Ваня.
  В магазине было сумрачно. Разговор прервался, когда Катя с Ваней зашли внутрь. Односельчане оглядели их и, когда узнали знакомых, то разговор продолжился.
    -Эй, Катя, окликнула ее соседка тётя Элза. Наверно, и ты больше не увидишь своего мужика. Снова началась война, и теперь наверняка и наши сыновья попадут на фронт.
  Катя смотрела недоверчиво на говорившую старушку и потом оглядела вопросительным взглядом всех присутствующих. Все, казалось, подтверждали это.
    -Война? Но война же только что кончилась.
    -Та война кончилась. Теперь очередь другой, сказал один из старцев, гордясь своим умом.
    -Говорят, что Гитлер идет захватить Москву.
    -И что теперь будет?
    -А как теперь Финляндия?
    -Мы забрали у нее территорию, она больше не придет.
    -Да она не нападала и раньше. Только пыталась защитить себя.
    -Да, да, конечно. Ведь не Финляндия же…
  Шумный разговор прервался, как ножом обрезанный, потому что в магазин зашел один из редких русских жителей деревни Сергей. Он был большой мужчина, ловкий и быстрый в движениях, сильный работник, но одетый в старую рваную фуфайку.
    -Да, пора уже и идти отсюда, сказал один из стариков, вставая с табуретки. До свидания, спокойно сказал он по-фински, выделяя каждое слово.
  Сергей смотрел с улыбкой на устах вслед удалявшихся односельчан.
    -Пришла спешка, спешка пришла, сказал он на плохом финском языке и разразился хохотом.
  Деревня была в середине лета очень красивой. Улица была одна, и по обе стороны располагались дома с сараем и хлевом для скота позади. Большие березы, растущие по обе стороны улицы, были густые и зеленые, дорога была прямой и утрамбованной, как будто вымощенная камнем, потому что ее берегли и никогда не пускали деревенское стадо проходить по главной улице, для этого была другая дорога на задворках вдоль ряда домов.
Главная дорога, крепкая и гладкая, была всеобщей деревенской гордостью.
  По вечерам после долгого трудового дня люди собирались на улице. Кто-то  курил трубку, облокотясь на свою калитку, а кто-то прохаживался по улице и разговаривал с соседями, находящимися во дворах или на улице.
  Стадо паслось на большой поляне за деревней, и позвякивание коровьих колокольчиков доносилось до  домов.
  По другую сторону деревни в отдалении  протекала речка Ижора, ее подпитывали подводные родники. Вдоль реки на другом берегу поднималась гора, а за горой шла шоссейная дорога на железнодорожную станцию Пудость. Около речки была спортивная площадка, где собиралась молодежь. Кто-то плавал в реке, хотя вода даже летом была очень холодной, а кто-то качался на больших качелях. Качели постоянно были заняты, молодежь сидела на земле стайками по склонам горы. Девушек и молодых женщин было больше, чем мужчин, так как взрослые мужчины все отсутствовали, и не было никаких известий об их возвращении, ведь снова разожглась война.
  Но подростков и парней с басовитыми голосами было очень много, они показывали свое геройство на качелях и в других играх, и так они пытались привлечь к себе внимание. И если какая-нибудь молодая девушка оказывала хотя бы слабую заинтересованность, их выходки становились еще озорнее.
  Был праздник, Иванов День, макушка лета. Катя тоже пошла на горку с Петей на руках. Мальчик удовлетворенно гулил и непроизвольно взмахивал руками. Дед часто любил говорить, что из ребенка получится поп, раз так руками машет, и, как будто понимая слова деда, Петя начинал махать еще быстрее. Молодежь резвилась на горе и, хотя в их играх было озорство и веселье, но как-то все это было наиграно, и временами вся горка затихала, в подсознании все были встревожены.
  Ваня побежал за Катей и догнал ее на тропинке, которая поднималась к горе.
    -Теперь настанут тяжелые времена, сказал он и отдышался. Я ходил к Ивану Малкки послушать радио из Финляндии, там передали, что Германия захватила большие территории и, что Москва будет в опасности, если Германия начнет марш.
    -Что же будет с нами? Вырвалось у Кати, и она крепче прижала сына к груди.
    -Что будет? Трудно сказать, но уж хуже как сейчас, и быть не может, я уже, в общем-то, надеюсь, чтобы они и пришли.
    -Ваня, не говори такое. Убьют тебя, если кто-нибудь услышит, озабоченно сказала Катя и со страхом огляделась вокруг.
    -Ну и пусть, но дело в том, что мы уже страдаем много лет. Я уже не могу так горбатиться. Говорят, что когда придут немцы, то ингерманландцев освободят.
    -Освободят? Тех, которые забраны?
    -Всех! Их тоже. Или, ты считаешь, что нас не надо освобождать? Иван смотрел угрожающе на сестру. Глаза молодого человека горели ненавистью, когда он встал перед Катей и развел руки.
    -Посмотри хотя бы на меня. Похож ли я на человека? Такой оборванец?
  Катя смотрела на брата, не веря своим глазам. Ваня был раньше такой спокойный, даже тогда, когда жизнь была очень тяжелой, он был терпелив. Он поддерживал всю семью и вселял надежду, когда забрали отца. Катя не помнила, чтобы Ваня когда-нибудь жаловался на что-либо, и уж конечно не на одежду. Теперь в брате было что-то чужое и это пугало ее.
    -Ваня, ну что ты теперь? Ведь и у других так. И всегда же мы справлялись. Пока нет опасности, может, и Петр не попадет на передовую. Выкрутимся…
  Иван ядовито улыбнулся и со злостью хмыкнул.
    -Выкрутимся. Конечно, выкрутимся. Всегда же мы выкручивались. Хотя и оскорбляли нас, как хотели. И ты выкрутилась, хотя тебе пришлось уйти на середине из школы медсестер, потому, что была чухна. Плакала и терпела. Сейчас вопрос стоит не об этом, а намного большем. Ожидаются большие перемены. Кончится нищенское время, и бесконечные пинки по голове кончатся. И ты Катя сможешь окончить свою школу, из тебя получится хорошая медсестра.
  Катины глаза расширились от удивления, она вспомнила свою учебу в Ленинграде в школе для медсестер, где она училась несколько лет назад. Это было тяжелое и изнуряющее время, она не выдержала издёвок и постоянного давления от окружающих ее людей, поэтому она ушла из школы не закончив обучения. Перед ее глазами встала картина  старой женщины в поезде, бидон с молоком и умершая труженица финка рядом с ним. Катя встряхнула головой, чтобы отогнать печальные воспоминания.
    -Ваня, не надо об этом, теперь Иванов День, летний праздник, сейчас надо радоваться.
    -Но что-то теперь не до радости, Катя, теперь будем ждать, что будет, или победим, или проиграем. Всё.
    -Не говори так. Что если кто-нибудь услышит, может быть, Сергей на горе…
    -А хотя бы и был, то сегодня получил бы все сполна, плыл бы по реке, как вяленая рыба. Как он меня унижал, но теперь уже не долго осталось Катя, уже не долго.
    -Не надо, я боюсь…
  Ваня посмотрел на сестру и стал безмятежно улыбаться.
    -Не бойся, Катя, дай мне Петю, мне легче нести его. Да и что тут такого, это просто слова, только угрозы…
  Ваня пожал плечами и пошел вверх с Петей на руках, преодолевая последние десятки метров к вершине горы. Он снова стал таким же, как и прежде, та же вялая походка и застенчивая улыбка на мальчишеском лице, но Катю удручала и пугала неожиданная ярость брата. Она понимала как опасно такое поведение во время войны, особенно если ты не русский. С горы послышались громкие крики, поэтому ее мысли оборвались.
    -Смотрите, смотрите, бомбардировщики! Летят в сторону Гатчины!
  Группа молодежи затихла, и все смотрели вверх, на летнее вечернее небо, которое только что было безмятежно спокойным. Птицы исчезли и все живые голоса замолчали. Теперь с неба несся гул смерти.
    -Большая группа.
    -Несколько десятков.
    -Наверно дойдут до Ленинграда. Страшный вой!
    -К счастью летят не над нашей деревней, а то стали бы бомбить.
    -Да нет, что им такая маленькая деревня, когда и города есть поблизости.
  Катя зажала уши ребенка руками и пыталась бодро улыбаться маленькому человеку, который был в панике от страшного шума. Петя кричал в полный голос.
    -Не плачь, дорогой, мама отнесет тебя домой.
  В это мгновение послышались ровные щелчки и взрывы.
    -Ой, началось, услышала Катя,  возбужденный крик какого-то басовитого парня.
    -Теперь в воздухе полно железа, и как они там могут спастись?
  Катя бежала домой слепая от страха, не верилось, что война подошла  так близко. Рев бомбардировщиков растворился в небе, и стал слышаться ровный гул. Волнами прокатывались залпы противовоздушной обороны то, усиливаясь, то замолкая. Кате хотелось как-нибудь защитить свои уши от шума, она остановилась на мосточке. Вода в реке была прозрачной как хрусталь, она струилась вперед мелкими волнами. Теперь стали слышаться глухие разрывы, и Катя поняла, что бомбят город Гатчину. Она успела порадоваться, что Петра уже нет в Гатчине.
  Катя снова побежала к деревне. Ребенок перестал плакать, он оглядывался и смеялся, подскакивая на руках у матери. Люди вышли на дорогу посмотреть на самолеты, они стояли большой группой, серьезные и озабоченные. Они тихо переговаривались, когда Катя появилась на тропинке между домами, торопясь к своей калитке.
    -Они бомбили, крикнула она отцу.
    -В Гатчине земля дрожит, и горят дома, ответил Адам, шагая навстречу дочери. Отнеси Петю в дом, чтобы не испугался, когда они полетят обратно.
  Соня стояла у окна и смотрела на небо, ее глаза все-таки были спокойными, когда Катя внесла ребенка в дом.
    -Значит они уже здесь, сказала мать.
    -Будут ли они и нас бомбить? Мама?
    -Я не думаю, зачем им такая бедная деревня, когда рядом есть города и заводы, их они хотят бомбить. И все-таки надо быть готовыми и смотреть на небо, чтобы бомба неожиданно не упала за шиворот.
  Дочь смотрела с удивлением на мать.
    -Как же можно уберечься, если сбросят на деревню, тут уж никуда не успеешь убежать. Я пойду на улицу еще посмотрю, позаботься о Пете, чтобы не испугался, когда самолеты возвратятся.
  Вокруг Ивана Малкки собрался тесный круг людей, и разговор был оживленный. Катя подошла к группе и услышала приглушенный, но достаточно уверенный голос Ивана.
    -Ну, теперь будет шумиха. Гитлер сюда не из-за пустяков собирается. Теперь коммунисты попробуют своей отравы.
  Кто-то посмотрел быстро по сторонам, нет ли чьих-то посторонних ушей, слышащих смелые слова Ивана.
    -Да кто же может это знать? Я не думаю, что финны пойдут сюда, сказал с сомнением Шурка и в тот же миг заметил невестку.
    -Катя, иди поближе, иди. Я уже соскучился по тебе. Нет ли от Петра письма? Спросил он.
  Катерина улыбнулась свекру и подошла поближе к отцу. Адам бросил сердитый взгляд в сторону Шурки.
    -Нет письма, мы же недавно только встречались. Как чувствует себя свекровь? Спросила она.
    -Ой, ой, да как же всё болит да ломит, жаловался Шурка, подражая голосу Ольги.
  Тут только Катя заметила, что Шурка был во хмелю, и она не стала продолжать разговор с ним. Пока Катя и Шурка переговаривались, Иван все время шевелил губами и значительно покашливал, но когда они закончили переговариваться, он открыл рот и, стараясь привлечь внимание к себе, заговорил спокойно и медленно.
    -А я не согласен с тобой. Между прочим, радости было мало, у финнов отняли Карелию, и вы думаете, они не захотят ее вернуть? Маннергейм не тот человек, которого можно дразнить.
  Иван Малкки замолчал и быстро огляделся, проверяя какое впечатление произвели его слова. Он знал, что из-за того, что у него было дома радио, односельчане относились к нему с определенным почтением. Иногда, используя свое положение, он говорил и такое чего по радио никогда и не слышал.
    -Ты что слушал новости? Кто-то спросил приглушенным голосом, и все глаза уставились на него.
    -Конечно, а почему же нет?
  Гул бомбардировщиков опять возобновился и все время усиливался.
    -Вон оттуда летят и сейчас пролетят прямо над нами.
  Одновременно послышалась монотонная песня орудий противовоздушной обороны. Никто не двинулся с улицы прочь, все смотрели на небо. Около бомбардировщиков раздавались разрывы.
    -Странно, что никак не попадут, стрелки наверно слепые.
    -Или дальтоники, добавил кто-то и хмыкнул, довольный своим остроумием.
  И как бы в ответ на критику деревенских, один выстрел достиг цели и первым летящий бомбардировщик вздрогнул и начал клониться. Дым взвился из одного мотора, и показались языки пламени. Машина повернулась и полетела на землю. Всё произошло
очень быстро.
    -Он упадет в лес.
    -Наверно, останется по ту сторону дороги.
    -Никто не прыгнул, наверно все умерли.
    -Или все смельчаки.
  Дымящийся самолет скрылся в лесу и вскоре послышался сильный гул и взрыв.
    -Ну, теперь там уж точно нет живых.
  Оставшаяся  стая машин пролетела над деревней и скрылась на горизонте. Тишина снова воцарилась в деревне, за горой из лесу вился дым, там горела первая добыча войны, и вскоре вокруг нее уже вертелись солдаты противовоздушной обороны. А немного в стороне стояла кучка любопытных деревенских мальчишек.
  Война неожиданно вошла в деревню, и все услышали ее голос.


                5 глава

    Петр боялся, но не хотел показывать этого. Большие сосны покачивались под тихим ветром, вокруг стояла тишина. Это предвещало плохое, даже птицы затихли.
  Подразделение, состоящее из ингерманландских финнов, ждало нападения врага. Хотя вокруг было спокойно, каждый человек знал, что в чаще леса кроется смерть. Она приближалась и готовилась проглотить их, но всем хотелось выжить. Перед боем каждый солдат боялся, но когда воздух наполнялся напряженным гулом, злобой, слезами и кровью, страх исчезал, и оставалась только потребность жить.
  В переднем бункере было тесновато, там залегли 12 парней, их задачей было держать открытое пространство поляны чистым.  Орудие стояло готовое метать огонь. Гранатометы ждали на местах, и солдаты суетились поблизости.
  Кто-то сухо кашлянул.
    -Проклятая тишина.
    -Не жалуйся, скоро она кончится.
    -Нет ли у кого табачка?
    -Сейчас не время прикуривать.
    -Сидите тихо дубины. Надо прислушиваться, может оттуда что-нибудь послышится.
  Начало смеркаться. Глаза уже не различали цвета, и сосны были черные, как нарисованные тушью. Откуда-то послышалась пулеметная очередь, и к ним присоединилась лающая ружейная стрельба. То и дело разрывались гранаты.
    -Там летит железо. Кто это? Наши или нет?
    -Думаешь, что учения проводят?
    -Да я не про это, но…
    -Конечно, там и чужие есть. И много. Так что об этом не беспокойся. И скоро они будут здесь, подожди только немного.
  Петр не принимал участия в разговоре. Его глаза щипало, когда он напряженно смотрел в сумрачный лес. Его мысли витали дома, и грудь сжимало от тревоги за близких ему людей.
    -Как там Катя и сын? Немцы идут…
    -Что ты говоришь, спросил, лежащий рядом рыжий паренек. Он всегда теснился ближе к Петру, когда положение становилось напряженным.
    -Ничего, ответил Петр и поменял немного положение.
  Все притихли. Стрельба слышалась слева, и скоро защелкало и справа. И все ближе и ближе.
    -Скоро подойдут…
  Мужчины взяли в руки ружья, а пулеметная команда заняла свои места. Холодный металл успокаивал.
  На поляне произошел взрыв, и земля полетела вверх. Мужчины вздрогнули и мгновенно закалились.
    -Это граната прилетела.
    -Послушайте, как ревёт, оттуда идет танк!
    -Не может быть. Как же мы против танков?
  Никто не успел ответить, так как поблизости раздался выстрел из танковой пушки. Весь бункер вздрогнул. Пот выступил на лбах ожидающих ребят. В то же самое время воздух наполнился шумом, раздирающим уши. Ружья метали смертельные известия, а однообразная пулеметная стрельба была как бы фоном звучащей симфонии боя.
  Солдаты стреляли по открытому месту и препятствовали прохождению врага, вокруг уже лежали мертвые, а крик раненых утопал в шуме перекрестной стрельбы. Никто не думал ни о чем постороннем, и никто не боялся, на это не было времени. Все действия были инстинктивными.
  Танк вышел на поляну и выплевывал вокруг себя из пушки смерть. Временами он останавливался, как бы выискивая очередную жертву. Мужчины почувствовали, как холодный пот потек по спине, в то время когда ствол пушки повернулся и остановился как раз напротив отверстия бункера.
    -Эй, ребята, что же теперь…
    -Берегитесь…
  Крик прервался на середине, так как в бункер попало прямое попадание.
  Петр почувствовал сильное давление, а потом странное облегчение и все потемнело.
  Крыша бункера провалилась вниз. Оружейный дым смешался в воздухе с мелкой пылью, и она тихо опускалась.
  Одна боевая группа выполнила свое задание. Им больше не надо было спешить.

    Рано утром армейская грузовая машина въехала на улицу. Начинался жаркий день. Это чувствовалось по всему, хотя времени еще не было и 8 часов. Заговорил громкоговоритель, и его голос растворялся в теплом воздухе уходящего лета.
    -Внимание, внимание! Извещение всем жителям! Сегодня в 12 часов каждому жителю деревни старше 15 лет нужно собраться на горе за рекой. Это безприкословный приказ, не подчиняющийся будет строго наказан. Иначе…
  Катя подняла своего ребенка на руки и смотрела из окна на улицу. Мальчик показал  пальчиком на машину.
    -Глупая машина. Кричит, сказал он.
    -Да, верно, мальчик мой дорогой. Что у них опять на уме? Только бы ничего плохого.
    -А что кроме этого у них может быть? Процедил сквозь зубы брат Ваня. Или ты думаешь, что они сейчас всем раздадут по только что испеченному белому хлебу и по большому куску жирного мяса?
    -Да я не про это, но зачем собирают всех вместе?
    -Попытаются, конечно, высосать из нас и последнюю каплю крови. Скоро весь народ умрет от голода, а они еще дают приказы. Что и говорить, конечно же, опять поднимут налоги, продолжал брат, несмотря на то, что Катя пыталась его успокоить.
    -Государству надо отдавать с радостью и проявлять геройство. Это пустяки, если маленькие люди этой страны умрут голодной смертью, лишь бы его величеству Сталину было хорошо.
    -Ну, не надо так говорить, сказал Адам. Теперь надо жить, как получается. На земле война и похоже будет еще хуже, но, конечно же, мы как-нибудь справимся.
    -Ну что ж скоро увидим, сказал Ваня сухо, натянул сапоги на ноги и пошел на улицу.
  Задолго до полудня деревенские жители маленькими группами пошли на гору. Они беседовали тихими голосами, предугадывали будущее.
  Шурка шагал вместе с Малкки Иваном и встретился с Сюгияйнеными и невесткой за речкой.
    -Здравствуй Катя! Что слышно от Петра? Не получала ли от него письма или известия? Как здоровье Адам? Здравствуй Соня! Сказал он.
    -Добрый день, ответила Катя. Петр ещё не писал, наверно на фронте нет времени написать.
  Адам и Соня поздоровались, но продолжали идти молча. Иван бросил на Шурку сердитый взгляд. С того времени как отец привел Катю домой, Иван почувствовал к Шурке неприязнь. Он был того мнения, что сестру держали как рабыню в семье у Кемпи.
    -А как маленький Петя? Где сейчас мальчик и как его здоровье? Давно не приходил деда поприветствовать.
    -Петя остался спать. Он чувствует себя хорошо, но мы сейчас никуда не ходим, сказала Катя и пошагала быстрей.

    Немного погодя, около полудня пришла грузовая машина со стороны Пудости и остановилась на шоссейной дороге. Тормоза сухо заскрипели, а из группы людей кто-то насмешливо сказал.
     -Обслуживание налажено.
  Деревенские жители стояли у качелей и смотрели на машину. Два офицера бодро зашагали через покос. Они шли уверенно, высоко подняв голову.
    -Надо же так нос задрать, проворчал Ваня. Идут как петухи на навозной куче.
    -Тихо ты, прошептала Катя. Не старайся попасть в беду.
  Офицеры остановились в метрах  20 от собравшихся людей и оглядели группу. Группа была оборванной и жалкой. Страдания войны были видны в глазах людей, и все выглядели очень будничными и изможденными. Офицеры обменялись взглядами и улыбнулись, один кашлянул в кулак. Было совсем тихо.
    -Товарищи, начиная с завтрашнего дня все, обязаны являться в 7.00 утра на это самое место в рабочей одежде…
    -Сгодится ли эта? Другой нет, кто-то крикнул громким голосом. Офицер замолчал и покраснел, рассердившись.
    -Ну, была бы одежда. Соберемся здесь с лопатами, тяпками, ломами или инструментом каким можно копать. Из Ленинграда привезут утром добровольцев для участия в общественном труде, для победы в Отечественной войне.
    -Насколько добровольно? Кто-то тихонько хмыкнул, чтобы офицеры не расслышали. Кто был рядом, те насмешливо заулыбались.
    -И что потом будем делать? Выкрикнул Малкки Иван.
    -Берег идущий к речке срежем круче, да чего я буду сейчас объяснять, завтра получите точные указания.
    -Ах, гору круче. А зачем это? Спросил кто-то в толпе.
  Наступила пауза. Офицеры переглянулись. Один из них покраснел, и уголки рта у него нервно задергались.
    -Нацистская Германия под руководством своих палачей стремится напасть на Ленинград, но это не пройдет, какие бы грязные махинации они не предпринимали. Для этого мы построим оборонительную линию, которая будет непроходимой. Здесь мы сделаем такую крутизну, через которую их вонючая армия не пройдет. Голос офицера становился все громче и громче и замолк на фальцете. Некоторые из слушателей невольно улыбнулись, хотя положение было серьезным. Все знали, что немецкая армия день за днем наступала и фронт был только за несколько десятков километров от деревни. Даже поговаривали, что начинается большая эвакуация.
    -Есть ли другие вопросы?
  Катя пробиралась к офицерам.
    -Извините, я хотела бы спросить о своем деле.
    -Говорите, сказал офицер строгим голосом и посмотрел Кате в глаза.
    -У меня маленький сын. Могла бы я получить освобождение от задания, потому что некому присмотреть за мальчиком. Вся наша семья будет на работах, но как же можно держать здесь ребенка младше двух лет? Мой муж на фронте, Катя объясняла офицеру торопливо, так как чувствовала его нетерпение.
    -Не могу дать никакого особенного освобождения. Если хотите, то можете еще сегодня сходить в Гатчину и подать прошение об освобождении. Есть ли еще что-нибудь?
    -Нет, больше ничего. Только как…
  Офицеры больше не слушали, повернулись и бодро зашагали к машине.
 
    Вечером Иван Малкки пришел к Сюгияйненым, сел около двери и наблюдал за суетой хозяев. К этому уже привыкли, никто не спешил начинать разговор.
    -А где же Катя?
    -Она еще не вернулась из Гатчины, ответил Адам. Катя ушла просить освобождение от работ.
    -Наверно, здесь будет большой переполох, всю гору надо бы перекопать. Видно они серьёзно хотят сделать тут укрепительную линию.
  Адам вопросительно посмотрел на Ивана, так как тот опять закашлял знакомым образом.
    -Слушал ли Финляндию?
  Вопрос был задан в хорошее время, так как Иван теперь мог быть таким значительным, как только хотел.
    -Да, время от времени слушаю, сказал он и сухо кашлянул, стараясь показать значительность новостей.
    -Что нового? Как Финляндия? Нетерпеливо спросил Ваня.
 Малкки Иван посмотрел вокруг и бросил взгляд на дверь.
    -Немцы идут быстро по всем направлениям, прошептал он тихим голосом. И Финляндия продвигается, постоянно говорят о новых захватах. Только что забрали то, что у них отняли после Зимней войны, поэтому и офицеры были сегодня такие нервные. Большая Отечественная война не приносит успеха.
  Ваня улыбался во все лицо.
    -Это хорошо, сказал он и продолжил, сразу помрачнев. Хотя там и наши люди в огне, но все-таки не против финнов. Говорят, что наши деревенские ребята сражаются против немцев.
    -Сдерживай себя, сынок, сказал сердито Адам. Не надо возбуждаться, если нарочно не хочешь неприятностей для себя. Сейчас надо быть очень осторожным. Колхозники следят за нами.
    -Сергей совсем изменился. Приходил к нам, разговаривал, пытался подружиться с нами, сказал Иван Малкки. Мне не нравится это. Я чувствую здесь запах горелого. Надо остерегаться и поэтому лучше, чтобы никто не ходил пока слушать радио.
    -Это правильное решение. Что если Сергей получил откуда-нибудь намёки, размышлял хозяин и озабоченно покачал головой.
    -Ах, эта дворняжка, выкрикнул Ваня возбужденно. Настоящая ищейка!
    -Нет, нет, не вспенивайся, Ваня, предостерегал отец сына. Разумнее будет сидеть побольше дома, быть как можно меньше видимым и слышимым, ради сохранения своей шкуры.
  Малкки Иван поддакнул и поднялся со стула.
    -Надо идти домой, чтобы были завтра силы копать гору с добровольными героями труда.
  На следующее утро все поднялись пораньше. Катя сварила на завтрак картошку. Ее макали в подсоленный жир и ели с хорошим аппетитом. Молока не оставалось нисколько для членов семьи, хотя Катя старалась всеми способами раздоить корову. Все молоко приходилось отдавать государству в счет продовольственного налога, и это было обидным и оскорбительным. Маленький Петя топал полураздетый по полу и суетился вместе со всеми.
    -Не знаю, как же я там с ребенком? Даже немножко не посочувствовали, сказали, что Родина требует. Последние слова Катя произнесла с сарказмом и состроила такую гримасу, что мальчик наивно рассмеялся, так как это делают дети.
    -Туда надо и матери идти, сказал отец, тревожно глядя на охающую жену.
    -Он же родится со дня на день, как же ты мама пойдешь туда, озабоченно произнесла Катя.
    -У меня согласия не спрашивают. Надо идти. Там среди других мне придется иногда пожалеть себя, как-нибудь справлюсь, сказала Соня и попыталась улыбнуться.
    -Что-то уж сжимает живот.
  В душе у Вани бушевала буря, но он не сказал ничего. С кислым видом положил картошек на тарелку и стал есть.
    -Может, пойдем что ли? Проворчал он, поев и поднимаясь из-за стола.
  На улице были уже и другие односельчане. Кто-то нес лопату, кто-то лом или тяпку. Говорить не хотелось, поздоровавшись, все пошагали в направлении реки.
  Катерина несла ребенка на руках, какая-то мать вела маленькую девочку в лохмотьях, где-то плакал маленький мальчик. Хотя утро было солнечным и теплым, настроение у всех было подавленное и удручающее.
  Лето заканчивалось и дарило людям плоды быстротечного времени.
  В то время как деревенские прибывали маленькими группами на место сбора, по дороге, грохоча, подъехала длинная автоколонна, которая остановилась около поляны. На грузовых машинах было много народу с орудиями труда.
    -Посмотри, никто не улыбается среди добровольцев, прошептал Адам жене. Как может такая большая группа народа вести себя так тихо?
  Тихо было с обеих сторон. Двери грузовика захлопали и строгие офицеры собрались около первого грузовика, чтобы получить последние распоряжения начальства.
  Обрезание берега началось под громкие указания офицеров. Часть народа начала удалять маленькие деревья и кусты, а другие однообразно стали бить по земле ломами, лопатами, тяпками, молотами. Воздух наполнился шумом и лязгом. Людское море растянулось линией вдоль берега и, ритмически работая плечами, линия перекатывалась волнами.
    -Нас здесь тысячами, прошептала Катя охающей матери. Конечно же, две изможденных женщины могли бы, и удалиться отсюда.
  Некоторые думали точно также и остались дома, но из этого ничего не вышло, так как патруль прошел по всем домам и, громко крича, вывел всех прогульщиков на работу.
  Катя привязала большим платком сына себе на спину, и он подпрыгивал вместе с матерью, довольный ее трудовым ритмом.
  Во второй половине дня после короткого перерыва Саня почувствовала себя плохо, ее шатало.
    -Тебе надо идти домой, скомандовала Катя, глядя с жалостью на бледное лицо матери. В таком положении нельзя быть здесь.
    -Может скоро пройдет, пролепетала Соня, и ее вытошнило.
  Ленинградки, работающие рядом, подавленно молчали и работали, как будто ничего не замечая. Соня попыталась снова копать, но вскоре ахнула и схватилась руками за живот.
    -Мне кажется, что скоро родится!
  Катя подхватила мать и стала выводить ее с насыпи.
    -Куда это оттуда идёте? Марш обратно на работу, окрикнул их солдат, когда увидел женщин, направляющихся к деревне.
  Катерина повернулась и посмотрела с ненавистью в глаза рассерженному солдату.
    -Хочешь ли стать акушеркой? Ребенок родится в любую минуту, а ты тупая башка, кричишь как сумасшедший!
  Голос Катерины был такой разъяренный, что солдат перевел дыхание и не сказал ничего. Он махнул рукой и разрешил женщинам идти своей дорогой. Солдат посмотрел на двух ковыляющих женщин и ребенка широко раскрытыми глазами, потом повернулся и пошел докладывать начальству.
    -Наконец-то смогли уйти оттуда, сказала Катя и оглянулась назад. И больше туда не пойдем.
  В это время послышался низкий рычащий гул, и панический крик прокатился по всей горе. Люди бросались взад и вперед в поисках укрытия. Слабые попадали и остались лежать. В такой панике работа закончилась. Офицеры и солдаты пытались отдавать команды, но никто не слушал.
    -Остолопы. Никуда! Или слов не слышите? Все на землю! Вражеские самолеты приближаются!
    -Бомбы идут! Бомбы идут!
    -Все умрем…Конец. Умрем…
    -Тихо. Все на места! Стой или стреляю.
  Кто-то выстрелил. И скоро стреляли по всей горе. Когда выстрелы в воздух не помогли, солдаты стали стрелять прицельно. Испуганные беглецы повалились на землю. Стрельба заставила людей остановиться и лечь на землю, вскоре все лежали вперемежку по всей горе и со страхом ждали, что же будет дальше. Вражеские бомбардировщики были уже
над головами, воздух страшно гудел, но ни одной бомбы не упало.
    -На Гатчину полетели и на Ленинград.
    -Опасность миновала. Снова за работу. Отнесите тела на берег реки.
  Офицеры стояли с пистолетами в руках и отдавали отрывистые приказы сухими голосами. Молча, люди взяли свои лопаты и начали работать. Парни отнесли трупы в одно место на берег у речки, их было около 30.
  Катя и Соня смотрели с поляны на происходящее. Дочь сжимала мать за плечи и тихо плакала, ребенок кричал во все горло.
    -Мама, если бы мы были там…. Катя не смогла произнести последние слова.
    -Меня уж точно уже бы не было, прошептала Соня, вытирая слезы. И тебя, наверно, тоже и маленького Пети.
  Женщины замолчали и направились у дому. Со ступенек крыльца Катя пыталась поглядеть на насыпь, но березы заслоняли реку и гору. Соня сжала руку дочери.
    -Катя, веришь ли, что нас оберегают?
  Катерина не сказала ничего, только растроганно погладила мать по щеке. Она была мокрой.

                6 глава


    Крытая грузовая машина въехала на деревенскую улицу и медленно продвигалась по дороге. Был вечер, и работы на горе были закончены, деревенский люд вернулся в свои дома, уставший от тяжелой работы и напуганный случившимся. Было чудо, что никто из жителей не погиб и не поранился в суматохе.
  Рядом с шофером сидел управляющий делами колхоза Сергей Иванович, он показывал пальцем вперед и улыбался. На заднем сидении два милиционера тоже хохотали. Машина остановилась около дома Малкки Ивана, и Сергей спрыгнул на землю.
    -По этой дороге, сказал он и махнул рукой милиционерам, зовя с собой.
  Они оправили одежду и взяли с собой оружие, у обоих было суровое выражение лица.
    -Ты уверен полностью?
    -Так точно.
  Летний вечер заканчивался. На дороге уже никого не было, усталость загнала людей на покой, ведь завтра ожидался  тяжелый день, они это уже знали.
  Сергей был около двери, он тихонько попробовал открыть ее, но она не шевельнулась.
    -На замке, прошептал он. Постучу?
    -Бей кулаком или ногой, чтобы проснулись.
  Сергей улыбался, его глаза насмешливо блеснули, и он стукнул ногой по двери. Казалось, что весь дом содрогнулся.
    -Именем закона откройте дверь, проверка, прокричал один из милиционеров угрожающим голосом.
  Иван проснулся сразу после пинка по двери, он не понял сразу, в чем дело, ноги его занемели от дневной работы на горе.
    -Быстро открывайте, а то прострелю дверь насквозь.
    -Что это было? Спросила его побледневшая жена Айно. Неужели они пришли? Не открывай!
    -Не шуми. Уж конечно они в дом попадут, спокойно сказал Иван и слез с кровати. К счастью сыновья на фронте, эти товарищи не смогли бы сдержать себя. Были бы трупы, а что мне? Я старый человек.
    -Ну, иди тогда уже открывай, ради Бога, прошептала Айно и скрестила руки. Господи святой, сохрани своих детей.
    -Последний раз говорю, откройте дверь или войдем сами.
    -Открываем, откроем, как только успеем, проговорил Иван специально спокойно и безмятежно. Он по очереди оглядел присутствующих.
    -Добрый вечер, Малкки Иван, сказал Сергей, насмешливо улыбаясь.
    -Добрый, добрый, хотя уже и ночь, ответил Иван. Что вас привело сюда в такое время? Налоги я свои стараюсь платить, и на укреплениях работали.
    -К делу, сказал милиционер. Сейчас нет времени на пустые разговоры.
  Иван слегка побледнел, но старался сохранить спокойствие.
    -Сергей Иванович, какое же обвинение?
    -Радио, Иван Малкки, радио, откуда ты слушал вражескую пропаганду и распространял среди жителей, крикнул строго Сергей.
    -Ты не только член колхоза? Спросил хозяин, вопросительно глядя на Сергея.
  Губы управляющего ехидно сжались, а глаза смотрели холодно и строго.
    -Колхозник, как колхозник! Во всяком случае, ты слышал, по какому мы делу. Веди нас послушно к своему  радио. Тебе бесполезно выдумывать отговорку, так как я точно знаю это дело, гремел голос Сергея.
  Айно испуганно выглядывала из-за плеча мужа. Она была бледной.
    -Ты что же не просишь войти, спросил Сергей притворно вежливым тоном.
  Иван пожал плечами и отошел в сторону, жена уцепилась за его руку.
    -Что теперь с нами будет? прошептала она по-фински.
  Мужчины прошли в дом и закрыли за собой дверь. Хозяин вошел в комнату и подавленный сел за стол, хозяйка пошла в спальню и села на кровать, скрестив руки.
    -А теперь к делу. Подтверждаешь ли ты обвинение, спросил Сергей и строго посмотрел Ивану в глаза.
  Ивану хотелось все отрицать, но это было бесполезно, поэтому он повернулся к Сергею и спросил.
    -Откуда ты услышал, что у меня может быть такое радио, откуда можно слушать заграницу?
  Сергей улыбнулся и передернул плечами.
    -Не на всех можно положиться, как можно было бы подумать с первого взгляда, но только откуда я это узнал, не касается тебя нисколечко. И теперь бесполезно затормаживать, это серьезное дело. Тебя могут обвинить за шпионаж. Уж наверно ты понимаешь это олух.
  Иван шмыгнул носом, а за стенкой слышалось сдержанное всхлипывание жены.
    -Нет, ну  теперь ты шутишь. Шпионаж. Если у человека есть радио, то это не преступление.
    -В настоящее время это можно считать таким, особенно, как есть причина подозревать, что сюда ходили люди слушать передачу лживой пропаганды, которая чернит нашу социалистическую Родину гнусным образом. Сейчас война, продолжал Сергей. Ну, говори, где оно?
    -Я не говорил, что оно у меня оно есть, вы же это все время твердите, сказал Иван раздраженно.
    -Ах, ты шельма, еще будешь ерепениться? Прохрипел другой до сих пор молчавший милиционер.
    -За этим можно было бы и днем прийти, сказал Иван снова спокойным голосом. Что вы еще хотели спросить?
  Сергей посмотрел на компаньонов.
    -Человек, видимо, не верит, что мы серьезны. Последний раз спрашиваю, есть ли у тебя радио, и где оно, и слушал ли ты вражескую пропаганду? Кричал он прямо в лицо Ивану, щеки его покраснели.
    -Иван, не надо, послышалось около дверей спальни. Какая от этого польза? Айно тихо дрожала, глядя с болью на мужа.
    -Говорите по-русски или.… Рассердился милиционер и занес угрожающе руку.
  Иван посмотрел на жену, опустил голову вниз и, казалось, задумался о чем-то. Сергей сжал руки в кулаки и стиснул зубы от ярости. Он дал знак старшему милиционеру.
  Удар обрушился неожиданно. Голова Ивана от удара дернулась, и он растянулся на полу во весь рост.
    -Ради Бога, не бейте, вскрикнула жена и бросилась к мужу. Сергей с силой схватил ее за руку.
    -Ах ты, чухна, пошла прочь отсюда. Мы сами разберемся.
  Иван, шатаясь, поднялся с пола и потер скулу.
    -Это вы, конечно, можете, но ничего другого. Наверно, они серьезно, сказал он, жене по-фински, глядя на нее.
    -Что это значит? На этой земле надо говорить только по-русски и это вы умеете. Или вы хотите быть оба в ответе за содеянное, ругался раздраженный Сергей, так как не понимал по-фински. От вас одни неприятности.
  Иван дал Сергею накричаться и опять спокойно сел на стул.
  Милиционер, который его ударил, снова  угрожающе приблизился к нему.
    -Ну, теперь хватит. Ты издеваешься над нами. Скажешь или нет?
  Сергей казался теперь руководителем и Иван понял, что милиционеры только маленькие пешки по сравнению с ним. Иван встал и равнодушно кивнул головой.
    -Ну что же теперь отрицать, сказал он и вздохнул. Из этого ничего бы не вышло, только неприятности.
    -Правильно, правильно, сказал Сергей. Наконец-то разум победил.
  Радио было за спальней, в маленькой каморке, которая была хорошо замаскирована.
    -Законное радио не надо так прятать, заметил Сергей и прохладно улыбнулся. К нему вернулись самообладание и спокойствие.
    -Что же теперь отрицать, но только здесь нет никакого шпионажа.
    -Нет или есть, но мы его заберем. И ты тоже, одевайся и пойдешь с нами.
    -Это же, правда, я никакой не разведчик. Ты же, как умный человек это знаешь и видишь. Я просто слушал, что на земле происходит, ведь сюда никакие известия не поступают.
    -Ах, известия не поступают! Значит лучше слушать вражеский обман, чем слушать официальные новости, которые государство дает. Голос Сергея был спокойный, но строгий.
    -Тебе нечего тут объяснять. Еще успеешь, все объяснить в другом месте, так что поторапливайся. Мы не собираемся ради одного чухны тут всю ночь проводить. Возьми-ка ты эту штуку под мышку, сказал он напоследок милиционеру.
  Айно принесла чистую рубашку и носки.
    -Одень это на себя. Неизвестно, когда еще получишь чистую одежду,  сказала она плачущим голосом.
    -Отпустите его после допроса, господин, сказала она Сергею.
  Никто в деревне не обращался так к Сергею, но теперь он был для неё как ангел, решающий ее дело, поэтому его надо было уважать.
  Сергей посмотрел на хозяйку и слегка улыбнулся.
    -Что теперь говорить, посмотрим, что тут получится.
  Иван оделся, он протянул руки к своей верной подруге и попытался улыбнуться.
    -Передай привет ребятам, если они вернуться, а как я, неизвестно.
  Айно сжала руки мужа и бросилась к нему на шею. Слезы хлынули из глаз, хотя она все время пыталась сдерживаться.
    -До свидания Ваня, иди с Богом.
    -Ну, все пошли. Сергей стоял в дверях и ждал Ивана.
  Айно услышала, как шаги стихли, как мотор машины завелся, как двери захлопнулись, и машина отъехала от дома. Осенняя ночь окружила ее тишиной.

  Работы на укреплениях быстро продвигались вперед. Техника уже была разработана, одни разбивали землю на куски, другие нагружали тачки, третьи отвозили тачки и ссыпали землю. Таких случаев, как в первый день уже не было, но все-таки вооруженные солдаты ходили вокруг работающих людей и внимательно прослеживали каждое движение.
    Откос горы был как муравейник. Тысячи молчащих людей монотонно двигались, старательно работая. Ленинградцы и деревенский люд хотели работать отдельно друг от друга.
  Однажды вечером около дома Кати собрались деревенские. Адам расхаживал по своему двору, Ваня сидел на крыльце, а Катя играла с малышом возле ступенек. Гости устроились, где попало, кто на камне, кто на бревне.
    -Ничего не слышно о Малкки Иване, сказал хозяин и прокашлялся. Хотя Айно ездила даже в Ленинград узнавать. Она не знает где он, и какое ему дали наказание. Ну и Сергей всё-таки!
    -Как будто мы животные какие-нибудь, проронил Ваня, возмущенно. Он уже подрос и стал высокий и красивый юноша. В его глазах светились обида и ненависть.
  Шурка вертел в руках маленький камешек и кивал головой.
    -Да, так и есть. Да. Наверно, мы его больше и не увидим. Радио унесли, а другого нет, теперь не знаем ничего, что делается на войне. Много самолетов пролетает, и много автоколонн идет по главной дороге каждый день. И довольно много уже и санитарных машин.
    -Фронт все время приближается. Иногда слышится страшный гул даже в деревне, рассуждал Рокко Адам.
    -Немцы идут быстро и последние новости из Финляндии подтверждают это. Идут в двух направлениях широким фронтом.
    -Хорошо, что Финляндия вернет себе отобранное, тихо проговорил хозяин. Маленькая страна, у которой большие неприятности. Или, как ты думаешь, кум Иван?
  Вопрос был задан Ивану Кемпи, коренастому мужику с упрямой челюстью, несмотря на маленький рост, в нем чувствовалась крепость и ловкость.
    -Да, говорят, что тяжело им пришлось. Хорошая это страна, там свобода и можно делать, что хочешь. Иван кашлянул, и все поняли, что он хочет продолжать.
    -Я слышал, что хотят эвакуировать всю деревню в Ленинград. И не только нашу деревню, а все близлежащие поселки опустошат, и Пудость и Гатчину. Конечно, в городе оставят людей для необходимых работ, чтобы дела вертелись, но большинство гражданского населения все-таки вывезут.
    -Где это ты такое услышал? Спросил Шурка недоверчивым голосом. Ничего из этого не выйдет.
    -У меня есть дружки среди русских. И сегодня на откосе они говорили об этом. Об этом официально сообщили в Ленинграде, потому что эвакуированным людям будут нужны места для проживания. Когда это начнется, этого никто не знает, сказал Кемпи Иван, значительно глядя в глаза Адаму.
    -Ах, даже в Ленинград. Народ трудится не жалея себя для помощи фронту и своей Родины, но я никуда не поеду, иронично вставил Ваня.
  Но старики с улыбкой покачивали головами.
    -Но, но, парень. Тут уж не спросят ни у тебя, ни у меня, если захотят увезти. Грузовики въедут в деревню, громкоговорители начнут отдавать приказы и весь народ поднимется в кузов добровольно, сопровождаемый вооруженными солдатами, сказал Адам и плюнул. Ой, противно даже подумать.
    -Если это правда, то нам надо что-то придумать, рассуждал Шурка. Всем надо собраться еще сегодня вечером и решить, что будем делать. И ни слова русским и колхозникам.
  Мужчины начали по одиночке расходиться и заходили в другие дома, извещая о собрании. Каждый знал, как действовать, потому что это был не первый случай. Собрания проводились часто, и жизнь деревни текла по принятому решению.
  Шурка остался, немного посидеть и смотрел, как играет маленький Петя.
    -Иди к дедушке, Петя. Иди, иди!
  Петя посмотрел весело на Шурку и спрятался за юбку матери, выглядывая оттуда.
    -Не чурайся деда, внучок. Так редко встречаемся, что чурается.
    -Он не стесняется, просто играет, он такой забавник, золотко моё. Иди теперь к дедушке Петя. Иди.
  Мальчик побежал к Шурке и прыгнул ему на руки.
    -Вот так и надо. Проворный ты мальчик, сказал Шурка и стал подбрасывать его на коленях. Нет ли письма с фронта или каких-нибудь известий?
    -Нет ничего. Уже давно Петр не пишет, наверно жарко приходится. Даже не знаю, в каком он направлении, объясняла невестка
    -Да, а может быть, и написал, откуда же знать.
    -Думаешь, что цензура?
    -Все может быть. Или письма затерялись дорогой. Теперь ведь военное положение на земле. Это не так просто теперь получается. Шурка говорил и качал на ноге смеющегося ребенка. Ну, теперь мне нужно идти выполнить свое поручение, продолжил он, спустил мальчика на землю и тихонько пошел к калитке.
    -Если будешь писать, то передай  ему привет, крикнул он с улицы.
  Деревенские старики собрались в условленном месте и начали обсуждать положение. Собрание затянулось до позднего вечера, да и вопрос был слишком сложным. Наконец ясный план был найден, и его зачитал Иван Кемпи самый старший из присутствующих.
    -Мы пришли к решению, что слухи такие не могут из воздуха родиться, и все мы не хотим ехать в Ленинград. И у нас осталась одна возможность идти жить в лес.
  Все утвердительно закивали головами.
    -Нам нужно связаться с другими деревнями, чтобы идея была и там поддержана, и потом вместе бы выбрали места, где какая деревня расположиться, продолжил Иван Кемпи.
    -Хорошая мысль. Завтра днем нужно и связаться, а ночью будем переезжать в лес. По всему видно, что завтра закончится это глупое копание откоса, как я слышал, сказал Иван Паянен, коренастый мужик, посасывающий трубочку.
    -Правильно ты слышал. Завтра заканчиваются укрепительные работы, а послезавтра решено начинать эвакуировать деревню за деревней. Наша очередь через два три дня. Так мне сказали, объяснил Иван Кемпи и хлопнул ладонями. Так что завтра надо будет в каждом доме оповестить, когда уходим и в каком направлении. Когда свяжемся с людьми из других деревень, то сможем решить места проживания по карте.
  Все стали расходиться по одиночке. Мужчины шагали молча в темноте осенней ночи 1941 года. Небо было темным, и влажный воздух скоро наполнился моросящим дождем. Где-то вдалеке слышался раскатистый гул, а в деревне лаяла собака.


                7 глава

    Катя пыталась уберечь ребенка от воды, но ей трудно было найти в землянке место, куда вода бы не струилась. Ветер глухо шумел в кронах деревьев, и откуда-то доносился плач грудного ребенка.
  Они были в лесу около недели. Слухи об эвакуации подтвердились. Немцы быстро продвигались к Ленинграду, и русским приходилось поспешно отходить с их пути. Людей партиями отвозили в Ленинград, но они не хотели эвакуироваться, и все деревенские жители готовы были бежать в лес, чтобы жить там в землянках. За церковью и кладбищем начинался нетронутый лес, и там жили тысячи русских финнов из местных ингерманландских деревень.
  Адам Сюгияйнен расположился с семьей около большой горы. Сначала мужчины выкопали на склоне большую яму, потом установили крест на крест жерди и обложили жилище хвойными ветками. Землянка была тесной для проживания четырех взрослых людей и двух детей, но никто не жаловался.
  Соня родила сына, и он ещё сосал грудь матери. Жилище защищало их от ветра, но вода проникала внутрь. Дождь шел уже три дня, почти не переставая. Все в землянке было влажным или мокрым. Мокрый лес был удручающим, и капающие ветки деревьев склонялись над беженцами.
  Петя спал глубоким сном, но Катерина бодрствовала. Она прислушивалась к ночным голосам и думала о своей жизни. Печаль и тоска наполнили её сердце. О Петре ничего не было слышно, и раздирающая неизвестность подавила ее обычно бодрое настроение.
  Все, видимо, спали. Катя покрепче обернула одеялом ребенка и прислушивалась к  ровному дыханию спящих домочадцев.
  Слезы выступали на глаза, она погладила мокрые волосы мальчика и тихо всхлипнула.
    -Маленький мой, ты здесь сейчас в лесу, как птенчик зяблика, об отце нет никаких известий и домой нельзя идти. Как ты это всё выдержишь, золотко моё?
  Петя повернулся и пробормотал что-то во сне. Сквозь шум ветра и дождя начали слышаться пулеметные очереди, взрывы гранат и раскатистые пушечные выстрелы. Война подошла совсем близко, бои шли уже в соседней деревне, и со дня на день война придет и в их деревню.
  Катерина скрестила застывшие руки, они дрожали.
    -Господи, слышишь ли ты меня, Господи? Сохрани нас в этом лесу и особенно сбереги маленького сыночка, заслони Петю своими крыльями!
  Катя не научилась молиться. Она никогда не чувствовала потребности молиться, хотя она верила в присутствие Бога. Но Бог был для нее недосягаемым существом, с которым она не умела общаться.
    -И сбереги мужа… любимого.
  Острая боль сжала ее сердце, и слезы неудержимо полились по ее щекам.
    -Дорогой Петя, где же ты… я так скучаю и люблю тебя. Господь да сохранит тебя дорогой мой.
  К утру дождь стих, но небо было серым, и с веток деревьев скатывались крупные капли на головы лесных жителей. Жизнь продолжалась, несмотря на тяжелые условия. Коров, которых привели с собой, надо было доить, и хозяйки доили их с веселым настроением, так как все молоко теперь доставалось семье. На налоги не надо было отдавать ни капли молока, и дети могли пить его каждый день.
  Адам пошел сам доить корову, потому что Соне и Кате было достаточно работы с маленькими плачущими мальчиками. Воздух был прохладным, осенним.
    -А ты пойдешь со мной? Спросил отец у Вани. Тот сидел на пеньке и смотрел на серое небо, проглядывавшее сквозь ветки.
    -Могу и пойти, делать то нечего, ответил Ваня и, потягиваясь, встал. Потом пойду посмотрю на места, где соседние деревни разместились.
  Коровы были собраны вместе на полянке и хозяева уже были заняты дойкой, когда они подошли.
    -Где же наш пень? Адам смотрел вокруг поляны, но не нашел своей коровы.
    -Довольно скупая на молоко она стала, но теперь не получим и капли, если ее не найдем. Не отправилась ли она куда-нибудь, говорил сам с собой Адам, шагая вокруг поляны.
  Сосед, который был ночью за пастуха, подбежал к нему.
    -Адам, плохие новости. Ваша Черничка умерла прошлой ночью.
    -Как?
    -Она умерла уже под утро, не знаю как. Все коровы были на полянке, а я был под деревом, прятался от дождя. И утром потом заметил, что ваша корова умерла, сбивчиво объяснял мужик.
    -Наверно спал, пустомеля, прошептал Ваня сердито. Корова не может незаметно умереть, чтобы пастух не заметил.
    -Да и дождь был очень сильный, да еще ночью стреляли, всего не заметишь, защищался пастух.
    -Ну, теперь уже ничего не поделаешь, сказал Адам тихо и посмотрел на Ваню. Умерла, так умерла, пойдем, посмотрим на корову.
  Черничка лежала на боку, ее голова опрокинулась назад, а глаза выкатились, язык висел наружу сине-красного цвета.
    -Даже ее мясо нельзя съесть, раз давно сдохла, лучше сразу закопать, сказал Адам, удрученно.
    -Что же будем делать? Ребенку нужно молока, Ваня с ненавистью посмотрел на пастуха, который с поникшей головой отправился по своим делам.
  Известие о несчастье Сюгияйненых распространилось среди хозяев коров, они вместе посочувствовали их беде, и кто-то обещал дать  молока для семьи.
  Шурка подошел посмотреть, как Адам и Ваня копали яму для коровы.
    -От колик, наверно, умерла, сказал он.
    -Да, наверно, ответил Адам. Да и все равно отчего, теперь уж не вернешь. Мало  она уже и молока давала.
    -Да и у нас мало, но маленькому Пете должно хватить. А маленький Андрей, наверно, еще сосет материнскую грудь?
    -Да, сосет, что удается, но и там чувствуется его мало, сказал Адам и раздраженно нажал ногой на лопату.
    -Ну, как-нибудь и это устроится. Принесу вам молока, как закончим дойку, улыбнулся Шурка и заковылял обратно.
    -Шурка все-таки человек, сказал Ваня и посмотрел вслед Шурки.
    -Да, кажется, нашлась новая черта в этом человеке.
  Катерина не могла поверить своим ушам. Петя с утра ждал молока и тихо жаловался на голод.
    -Ни молока, ни коровы. Мы здесь умрем, как кроты в лесу, растерянно прошептала она.
  Соня кормила младенца, но он выплевывал грудь, так как не получал ничего.
    -Уже не идет ничего и отсюда, сказала она и приложила мальчика к другой груди. Он довольный зачмокал губами, молоко все-таки появилось.
  Еловые ветки на крыше землянки пахли сыростью, и все вокруг было влажным. Катя гладила волосы ребенка и тихонько напевала, а отец и брат поправляли крышу, чтобы следующий дождь не попал в жилище.
    -Мы пойдем, посмотрим, как другие живут, сказал Ваня, закончив работу, и пошел с отцом в глубь леса.
  Катя прислушалась внимательней к шуму над головой с еловой крыши.
    -Кто там скребется, наверно, крысы или кроты, конечно, сказала она матери.
    -Какие-нибудь лесные жители, предположила Соня и пыталась потеплее устроить младенца в сырой яме. Спи, спи, маленький человек, напевала она сыну.
  Петя прыгал на мшанике около землянки и смотрел вверх на макушки высоких деревьев. Казалось, что они доставали до самого неба.
    -Не намочи себя, сказала Катя и выглянула наружу.
    -Откуда эта курица сюда пришла? Удивилась она.
  Курица спрыгнула с крыши землянки и побежала по тропинке в лес. Немного погодя, в лесу она начала кудахтать.
    -Курица сошла с нашей крыши, сказа Катя матери. Может, это она скреблась там только что?
    -Не болтай. У наших деревенских ни у кого нет кур здесь. Они все остались в деревне, когда наступила эта суматоха.
    -Но это живая настоящая курица и кудахтала убегая. Снеслась ли она там, на тропинке, раз так раскричалась?
  Катя поспешила посмотреть, но также и многие другие соседи вышли, услышав обещающее кудахтанье.
    -Кудахчет по пустому делу, сказал кто-то раздраженно. Сидела бы тихо, раз ничего не снесла.
  Катя вернулась домой, ее мучила мысль о голоде ребенка. Картошки совсем не осталось, кроме как на собственных огородах в деревне, но туда нельзя было идти, так как бои шли как раз в том направлении.
    -Зря кудахтала, сказала Катя матери. Откуда-то прибежала сюда, наверно, из соседней деревни.
  Соня стояла, склонившись, и что-то держала в руках, в ее глазах стояли слезы, а щеки были мокрые.
    -Мама, что ты плачешь, как-нибудь выдержим, не переживай.
    -Я не от этого, а от счастья. Посмотри, что я нашла из щели между крышей и землей. Оттуда  тот шорох слышался, и я решила посмотреть. И вот прибыль! Сказала радостно мать и протянула дочери тепленькое белое яичко.
    -Она снеслась тут, а кудахтать, пошла в лес. Умная курица!
  Катя была потрясена, она глотала слезы от удивления.
    -Петя сможет покушать.
    -Это же чудо, Катя, божье чудо, сказала Соня тихим голосом. Бог хочет, чтобы Петя вырос взрослым, а не умер здесь в лесу.
    -И я тоже верю в это. Это было Божье чудо! Сказала Катя улыбаясь.

  Мария Паянен, сестра Сони с четырьмя детьми расположилась неподалёку. Отца у них не было, так как Андрей Паянен был арестован до войны, и о нем не было никаких известий. Но Мария не верила, что он умер, и всегда говорила, что он скоро вернется. Дети, все-таки были другого мнения. Старшей дочери было уже около двадцати лет, она была стройная и красивая девушка, названная в честь матери Машей, но похожа она была больше на отца, самостоятельная и решительная. Катерина любила Машу, и, несмотря на свои трудности, старалась поддержать её.
    -Мама, могла бы  ты присмотреть немного за Петей? Надо бы достать картошки со своего огорода. Я пойду, посмотрю, что нового в деревне и заодно принесу картошки.
  Мать испуганно посмотрела на дочь.
    -Ты думаешь, что справишься там, а если убьют тебя?
    -Я пойду так, чтобы никто не заметил, и ведь часть картофельного поля подходит к лесу, может оттуда удастся что-нибудь раздобыть. Заодно узнаю, что в деревне делается.
    -Возьми хотя бы кого-нибудь с собой, посоветовала Соня.
    -Может Маша согласится пойти со мной, обрадовалась Катя. Вместе было бы веселее идти, и мы смогли бы много картошки принести.
  Марийка сразу согласилась идти с двоюродной сестрой, потому что и их семья остро нуждалась в картошке. Они условились не подавать вида, куда они пойдут, так как любопытные попутчики им были не нужны. Даже вдвоем идти было опасно.
    -Пойдем вначале отдельно, чтобы никто ничего не заподозрил, предложила Марийка.
  Девушки бодро зашагали вперед, и лес спрятал их в своей чаще.
    -Как красиво осенью в лесу, сказала Катя, чтобы разрядить напряжение.
    -Особенно здесь, где много лиственных деревьев и кустов, и желтые, и красные, и оранжевые. Кажется, что войны и нет вовсе, ответила Марийка.
  Но вскоре впереди послышались выстрелы, воздух наполнился грохотом и разрывами. Низким голосом ревели моторы самолетов, а разрывающиеся бомбы ухали, как будто гигантский молот бил по скале.
    -Там, наверно, идут страшные бои, сказала вполголоса Катерина.
    -Может, умнее было бы вернуться обратно к своим, испуганно  предложила Маша.
    -Сейчас нам будет хорошо копать картошку, наверняка никто не будет охранять поля, раз кругом такая заваруха, ответила сестренке Катя и продолжала быстро идти вперед.
Чем дальше они шли, тем громче гремело в воздухе.
    -Я такого никогда не слышала.
    -Теперь надо идти как можно незаметнее.
  Девушки, склонившись, бежали от одного дерева к другому и иногда останавливались, чтобы прислушаться и осмотреться по сторонам. Сквозь деревья начала виднеться деревня. Какой-то дом горел, а по большой дороге шли два больших танка. Немцы быстро продвигались вперед. Танки извергали огонь, а солдаты, пригнувшись, бежали на ходу, стреляя из автоматических ружей.
  Катя и Маша подползли на животе к небольшому холму, откуда была хорошо видна река и деревня. Копание откоса горы не помогло, потому что немцы объехали преграды. Русским войскам пришлось отступать, хотя они геройски сражались, не щадя своей жизни. Часть солдат бежала по деревенской улице, осматривая дома. Кое-где раздавались выстрелы из пистолетов, и нескольких пленных вели по дороге. Огнемет метал огонь вдоль пологого берега речки, и много защитников деревни сгорело на местах. Превосходство противника было таким большим, что постепенно панический страх овладел солдатами.
    -Как страшно, сказала Маша, плачущим голосом. Война ужасная, посмотри как много мёртвых, вся гора усыпана!
  Катерина сжала кулаки, и стиснула зубы от потрясения.
    -Как там вообще можно находиться? Пойдем быстрей, наберем картошки и уйдем отсюда.
  Немецкие части снабжения вошли в это время в деревню. Фронт передвинулся дальше, и войска шли в направлении железнодорожной станции Пудость. Немцы стремились к воротам Ленинграда.
    -Посмотри, начинают по домам ходить и размещаться, ездят на машинах, как хозяева, сказала Маша.
    -Такая она и есть война, но разве они не живут в палатках? Отец говорил, что когда немцы придут, мы сможем вернуться в свои дома,  шептала Катя.
    -Как это возможно?
    -Отец говорил, что немцы не преследуют ингерманландцев, потому что мы, вообще-то финны, а больше я не знаю. Пойдем теперь дальше.
  Девушки поползли к лесу, а потом, наклонившись, перебрались к другой стороне деревни, прячась среди кустов и деревьев. Большое картофельное поле заканчивалось у самого леса. Они передохнули в тени деревьев и стали наблюдать за деревней.
  Картофельные борозды шли прямо к изгороди огорода Сюгияйненых. Катерина с ужасом смотрела на родной дом, из печной трубы шел густой дым, а во дворе ходили немецкие солдаты. Эхом  разносились непонятные слова приказов.
    -Маша, дай мне мешок, прошептала Катя. Подползу к той борозде и начну подкапывать картошку, а ты смотри по сторонам, чтобы не было неожиданностей.
    -Остерегайся, чтобы никто не увидел!
  Но Катя уже не слушала, а поползла к бороздам. Лес уже не прятал ее, но ботва картофеля была высокой, и ее не было видно среди борозд.
  Вооруженный автоматом солдат ходил около ее дома и вглядывался внимательно в сторону леса.
    -Катя, наклонись пониже, немец видит, прошептала Маша и отошла за деревья.
  Катерина подняла лицо и посмотрела прямо в лицо солдату. Охранник не заметил ее, и она молниеносно опустила голову.
    -Господи, помоги, нужно набрать картошки. Ее сердце отчаянно колотилось, а дыхание перехватывало. Немного полежав без движения, она подняла голову, солдат продолжал ходить, вглядываясь в кромку леса.
    -Скоро он отойдет, размышляла Катя, приглядываясь к бравой выправке немца, он был очень молодой, опрятный. Ему надо еще быть возле мамочки, а не участвовать во взрослых делах, такая еще молочная борода.
  Когда солдат отошел, Катя начала поспешно наполнять мешок. Марийка даже боялась смотреть, так как постовой развернулся и начал медленно приближаться к дому.
    -Дорогой Господь, дай Кате успеть, молилась Марийка про себя и следила из темноты леса за каждым движением солдата, она была, как на иголках.
  Он остановился как раз напротив гряды, где в другом конце горячо трудилась Катя. Немец перевел курок и прищурил глаза, он вытянул шею и заострил взгляд. В это время к забору подошел другой солдат, и что-то прокричал, потом  они повернулись и зашагали прочь.
  Маша была ни жива, ни мертва, в глазах у нее помутилось, и она глубоко дышала, когда перед ней появилась подруга, таща за собой мешок с картошкой.
    -Хватайся за мешок, и пойдем!
  Приказы на немецком языке стали стихать и вскоре совсем смолкли, уже не было слышно и выстрелов, только вдалеке приглушенно бабахало. Тихий шелест листвы деревьев сопровождал счастливых обладательниц мешка с картошкой.

                8 глава

    Они жили в лесу около месяца. Была середина октября, и дожди шли почти что ежедневно. Одежда была все время противно влажной, хотя ее пытались сушить возле костров. И было как-то удивительно, что никто не заболел, даже маленькие дети чувствовали себя хорошо.
 Питание было скудным. Сушеный хлеб, который запасли в лес большое количество, начал опасно заканчиваться. Картофель был хорошим подспорьем, его добывали из своих двух огородов, а те, у кого была своя корова, получали еще и молоко.
  Но Петя  Кемпи, маленький темноволосый мальчик с печальными глазами был на хорошем обеспечении. Каждое утро очень рано, та самая курица пробиралась на крышу землянки Сюгияйненых, пряталась, несла яйцо в свое гнездо и тихо отходила. Отойдя на несколько метров в лес, она начинала громко кудахтать, чем вызывала на себя раздраженное осуждение соседей.
    -Глупая курица, не кудахчи, если не несешься, иди туда, откуда пришла, или я выслежу тебя и съем.
  Катя выбежала на тропинку.
    -Не злись там, на безвинное создание природы, и не думай даже убить эту курицу!
    -А чего тогда шумит?
  Но тем это всегда и заканчивалось. Катя взяла теплое яйцо в руки и нежно прижала его к щеке.
    -Не знаю почему, но о Пете хорошо заботятся.
    -Спасибо Господи! С улыбкой прошептала Соня.

  Несколько дней не было слышно стрельбы, и поэтому начали подумывать о возвращении домой, но все-таки еще побаивались идти, потому что на фронтах случаются изменения, и бои могли бы снова начаться в деревне.
  Иван Паянен был готов пойти на разведку. Некоторые пытались его отговаривать, но он был настроен решительно.
    -Уже и женщины там были, что же мне будет взрослому человеку.
    -Но будь осторожен, их не знаешь, может, фронт протянули к этому лесу. Мы то в чаще, сюда никто не придет, если только случайно, пытался Шурка предостерегать его, и другие ему поддакивали.
  Иван пошел. Он шел своей обычной раскачивающейся походкой, оглядывался по сторонам и на небо, и скрылся в осеннем лесу.
  Начался дождь, вначале моросящий, а потом он сильнее застучал по земле и камням. Иван шел вначале потихонечку, но потом прибавил шагу, потому что впереди ничего не было слышно. Осенний лес уже разделся. Земля была раскисшей, и разноцветные листья начинали превращаться в коричневые кучки. Он старался идти в тени хвойных деревьев.
  Скоро показалась деревня. Везде было спокойно, но из нескольких домов шел печной дым. Иван остановился и стал подыскивать место для наблюдения. Речной пригорок был тихим, на его вершине несколько немецких солдат лежа разглядывали окрестности через перископ.
  Иван поднялся на камень, чтобы разглядеть поляну подальше, но высокие ели впереди загораживали вид. Он  прошел к большой дороге, и встал на холмик, отсюда хорошо была видна деревня и дорога. Улица была пустой. Иван стоял во весь рост и пытался оглядеть весь пологий берег по ту сторону реки, но как раз в этот момент он покачнулся, согнулся вдвое и скатился бесчувственный в канаву. Из уха шла кровь.
  Когда к вечеру Иван не вернулся, Шурка и Адам решили пойти в деревню, чтобы узнать что же случилось.
    -Я пойду с вами, сказал отцу Ваня и решительно зашагал в сторону деревни. Все шли тихо, сумерки стали сгущаться, и тихий дождь сделал дорогу скользкой.
    -Теперь пойдем осторожнее, прошептал Шурка. Обойдем стороной церковь и кладбище, мне кажется, что Ивана постигла беда.
    -Посмотри Ваня, нет ли кого на кладбище.
  Тот кивнул головой, и начал подкрадываться в тени деревьев к ограде кладбища.
    -Никого нет, тихо сказал он, вернувшись к мужчинам.
    -Ну, пошли, хорошо, что уже темнеет, но будем на чеку, держа глаза и уши открытыми.
  Мужчины шли расторопно в тени леса и вышли, наконец, к кромке проезжей дороги. Впереди послышались ритмические шаги.
    -Ложись, прошептал Шурка, и лег на мокрую землю.
  Другие последовали его примеру, и стали осматривать дорогу. Видно было довольно хорошо, потому что тень деревьев не доходила до дороги. Группа немецких солдат маршировала из деревни, ее не было видно в сумерках, но дорогу и поляну освещала светлая полоса неба.
  Немцы приближались, они шагали, распрямившись, и Ваня увидел, что вражеские солдаты, уверенные в себе и подтянутые.
    -Внимание! Прозвучал приказ на немецком языке.
  Группа остановилась, и командир, что-то отрывисто сказал. Два солдата стали ходить вдоль канавы с автоматами в руках.
   -Они что-то ищут, прошептал Шурка.
   -Может, у них пленный сбежал.
   -Это что-то обычное, предположил Ваня. Не стали бы они так открыто ходить.
  Один солдат встрепенулся и начал что-то торопливо объяснять, другие двинулись к нему. Офицер посмотрел на указанное солдатом место и спрыгнул в канаву, наклонился, а потом махнул двум солдатам.
  Из канавы вытащили обмякшее тело. Сумерки сгущались, и односельчане, скрывающиеся в лесу, напрягали глаза, чтобы увидеть людей на дороге. Немцы опустили тело на землю, и стали говорить между собой, показывая, то на церковь, то на реку.
    -Это Иван Паянен, обронил Адам тихонько. Узнаете?
  Шурка сглотнул слюну и кивнул головой.
    -Узнал сразу, как только подняли. Теперь нам надо осторожно уходить восвояси. Кто их знает, может, они решат уже сейчас идти в лес.
    -Наврядли они так поздно пойдут, сказал Ваня и поглядел на солдат. Ах, Иван, и кто его застрелил?
    -Этого мы никогда не узнаем, пойдемте, сказал Шурка и начал пробираться в лес, другие последовали его примеру. Они постоянно оглядывались, всматриваясь в темноте на солдат, но скоро ничего не было видно, только слышалась немецкая речь, и фонарик чертил лучи на высоких стенах церкви.
    -Пошли вниз, а потом, пригнувшись к кладбищу, скомандовал Адам и пошагал между деревьев мимо церкви.
  Голоса солдат исчезли, и их окружил шум леса.
    -Не заблудитесь, проговорил Шурка, шагая по тропинке.
  Их глаза свыклись с темнотой, но идти было тяжело по неровной дороге. Моросил дождь, никто не хотел говорить. Безжизненное тело Ивана Паянена рядом с немецкими солдатами чудилось перед их глазами. Война потребовала себе жертву и от них.
  Смерть односельчанина оживленно обсуждали в лесу. Иван был одиноким, хорошо, что жене не пришлось плакать. О детях никто не заговаривал, потому что никто не слышал о них. Люди гадали, как это могло случиться, и остановились на том, что это был снайпер, но русский или немец, никто не мог сказать.
  В конце октября  было два солнечных дня подряд, лес выглядел светлее и красочнее, чем раньше и настроение у всех улучшилось. Марийка пришла к Кате.
    -Катя, пойдем в деревню, посмотрим, что там. Теперь так тихо, не стреляют, может, удастся сходить домой. Говорят, что если линия фронта передвинется, то можно будет вернуться в деревню, сказала она восторженно.
    -Мне кажется, что это слишком опасно, остерегал их Адам. Вспомните, что случилось с Иваном.
    -Но он пошел слишком близко и на очень открытое место. Мы же ходили за картошкой и целыми вернулись обратно.
  К ним подошла молоденькая стройная девочка, в ее движениях была резвость, а глаза из-под черных волос блестели как две звездочки. Это была Машина сестра Лиза, она была полна оптимизма.
    -Что за собрание у вас, крикнула она еще издалека. Если планируете куда-нибудь идти, я пойду с вами.
  Марийку развеселила Лизина прыть.
    -Ты готова идти куда угодно, сказала она. Мы пойдем в деревню с Катей, посмотрим, что там происходит, конечно, ты можешь пойти с нами.
  Адам покачал головой, когда молодежь бодро пошагала в направлении деревни. Он взял маленького внука  на руки.
    -Помаши рукой маме, Петя.
  Мальчик заулыбался и принялся, послушно, махать обеими руками.
    -Священник получится из этого мальчика, сказала Соня, стоя в дверях своего жилища.
 
  Около церкви росли высокие ели и сосны, они оберегали ее и откидывали тень на ее каменные стены. Девушки остановились в тени деревьев и прислушались. В деревне было тихо.
    -Иван умер вон на том пригорке, оттуда была хорошо видна дорога, деревня и поля, объяснила Катя. Нам нельзя рисковать, я думаю, что там русский снайпер, поэтому деревня такая тихая, даже немцы двигаются, когда стемнеет.
    -Как хочется посмотреть, что там происходит, может деревня пустая, сказала Маша.
  Лиза смотрела на высокие елки.
    -Если залезть туда, то можно наблюдать, совсем не опасаясь. Через ветки можно увидеть речку, деревню, покосы и дорогу.
  Лиза не стала ожидать и полезла сразу на дерево.
    -Она как обезьяна, улыбалась Маша. Ей надо было мальчишкой родиться.
  Лиза помахала рукой и продолжала лезть выше.
    -Видно уже?
    -Нет еще, впереди деревья мешают, надо выше залезть.
  Солнце ярко светило и золотило ветки и ствол. Тень от веток была отчетливо видна внизу на земле, и она ритмично передвигалась по мере продвижения девочки вверх.
    -Осторожно не упади, сказала Катя, заслоняя глаза от солнца.
  Лиза поднималась выше, ветки были еще толстые и крепкие, и ель была огромной и пушистой.
    -Теперь уже видно дальше. Крикнула Лиза певучим, но приглушенным голосом.
  Она держалась одной рукой за ствол, а другой отодвигала в сторону густую ветку. Перед ней раскинулись просторы родной деревни.
    -Повсюду все очень тихо. В общем-то, нет ничего…
  Послышался щелчок, тихий вскрик, и Лиза начала падать. Ветки откидывали ее тело с одной стороны в другую прежде ее падения на землю. Лиза лежала без движения под елью.
  Катя и Маша не могли даже пошевелиться. Кругом было тихо, единственно дружелюбный шелест леса окружал их.
  Лиза лежала вниз лицом. Катерина первой очнулась от неожиданности и склонилась над девочкой.
    -Упала…, что с тобой случилось?
  Марийка сжимала грудь под сердцем, она была страшно бледной, а изо рта доносился тихий вой.
  Катерина начала осторожно переворачивать Лизу. Посреди лба была дырка, откуда струилась кровь. Пуля вышла со стороны затылка, но волосы скрывали это.
    -Нет… ради бога, нет! Они убили Лизу…
 Марийка зарыдала и упала на колени перед телом сестры.
    -Снайпер, прошептала Катя. Выстрел шел с русской стороны.
    -Они… черти… дураки… застрелили мою сестренку. Лиза, дорогая Лиза, проснись. Здесь Марийка. Лиза, Лиза… убили.
  Катины глаза наполнились слезами. Отчаяние Марийки было непомерным, а ненависть ожесточенной. Она прижимала Лизину грудь к себе и плакала жалобно и безнадежно.
  Лизу надо было нести обратно в лес к землянкам, но скудное и однообразное питание, а также постоянно угнетенное нервное состояние истощило их силы. Слепые от слез, девушки начали переносить тело сестренки в глубь леса.
  В следующую ночь начал доноситься гул и звуки выстрелов. Люди в лесных жилищах не спали и прислушивались, куда же передвигается линия фронта. Самолеты сеяли бомбы, пушки разносили смерть, а человеческая ненависть выплескивалась слепой яростью. Бои шли за деревню.
  К утру шум боев слышался издалёка, из-за деревни больше не спорили.
    -Русские отогнали немцев в сторону, предположил кто-то, когда покой опять опустился над лесом.
    -Страшная ночь, и много убитых.
  Катя скормила Пете его ежедневное яйцо, а курица снова побежала кудахтать в лес. Жизнь в лесу становилась все труднее, потому что еды было очень мало, да и погода становилась все холоднее.
    -Я пойду сегодня в деревню. Думаю, что там никто не живет, потому что фронт передвинулся дальше, сказала Катя. Возьму с собой Петю и пойду, как человек, в свой дом. Мне они ничего не сделают, потому что со мной будет ребенок.
    -Ты, что с ума сошла, сказал Соня, пытаясь накормить Андрюшу из холодной груди.
    -Нет, дочка, и не думай об этом, остерегал ее отец, стоя перед землянкой. Твои мозги замерзли, иди, погрейся около костра.
  Но Ваня широко улыбался сестре.
    -Я думаю, что Катя права. Деревня сегодня спокойная, и у нас там есть немного запасов, которые надо уже использовать. И конечно солдат не тронет женщину с ребенком.
    -Даже Ваня на моей стороне, засмеялась Катя. Там спрятан засушенный хлеб, и куры дома остались, хотя чудо будет, если еще живы.
    -Ну, не торопитесь, молодежь, упрашивал отец, сидя возле двери. Вспомните, что случилось с Иваном и Лизой.
    -Но там уже нет снайпера, и во- вторых я пойду совсем открыто по дороге домой. Ведь фронт передвинулся за деревню.
    -А если увезут в Ленинград, как придешь туда, вступила в разговор мать. Из-за этого не стоит рисковать.
    -Но, дорогая мама! Нам нужно достать хлеба, или может случиться непоправимая беда. И с другой стороны, кто знает, может, мы сможем вернуться домой.
  Адам и Соня умолкли, так как поняли, что Катя приняла решение, и никакие разговоры уже не помогут.
    -Но только не забывай быть осторожной, и приходи сразу обратно.
    -Господь с тобою, Катя, сказала мать и пошла в жилище, на ее глаза навернулись слезы.
  В костре пощелкивал огонь, и искры вырывались на свободу из горячего гнезда.

                9 глава

    Когда Марийка услышала, что Катя собирается в деревню, она тоже захотела идти с нею.
    -Я тоже возьму ребенка с собой. Наш Рейно очень крепкий, ему шесть лет, он не испугается и сможет идти с нами. И даже из-за Лизы мне надо идти в деревню, объясняла Маша, хотя Катя пыталась отговорить ее.
  Катя не стала сопротивляться, видя напористость подруги.
    -Может, так будет лучше, согласилась она и начала собирать Петю в дорогу.
  Шли они быстро, но, подойдя поближе к деревне, замедлили скорость, они прислушались, но ничего особенного не было слышно.
    -Пройдем немного по лесу в сторону Гатчины и потом немного погодя выйдем на дорогу и пойдем в направлении дома. Не думаю, что кто-нибудь догадается, откуда мы идем, подумают, что из города, предложила Катя.
    -Хорошее решение. И наше место в лесу не откроется, если кому-нибудь придет в голову схватить нас. Засмеялась Марийка.
    -Ну и жизнь у нас. По краю леса надо прятаться, как разбойникам, хотя в свой дом хотим идти.
    -Ты разве к этому еще не привыкла? Я думаю, что скрываться, это наше национальная обязанность.
    -Ты права, Маша дорогая, но все-таки обидно…
  Они замолчали, дети тоже притихли, потому что усталость и напряжение от страха подточили их силы. Петя, конечно, ничего не понимал, и на руках у матери ему было безопасно.
  По большой дороге то и дело проезжали машины. Шум моторов доходил до леса, и девушки с любопытством разглядывали, что везли в кузове.
    -Похоже на то, что солдат везут на фронт. Они сидят рядышком, как грибы под елкой,  сказала Катя и вздохнула.
    -Где же сейчас наш Петр? Странно, что ничего не пишет, а может, попал в такое место, где совсем нет времени, чтобы письмо послать.
    -Или письма могли затеряться в пути. Помни, Катя, что сейчас идет война.
  Под покровом леса они отошли подальше от окраины деревни и ждали того, чтобы на дороге никого не было.
    -Скоро сможем выйти на дорогу и сразу повернем назад, сказала Марийка. Уж наверно этого хватит для конспирации.
  Дорога делала небольшой поворот, они осторожно подошли к нему и прислушались.
    -Ничего не слышно, теперь пойдем, прошептала Катя.
  Они торопливо вышли на дорогу, и поспешно пошагали в сторону деревни.
    -Я не могу так быстро идти, пожаловался маленький брат Марийки.
  Катерина обернулась назад, дорога была безлюдной, природа оцепенела в осеннем покое, как будто войны и не было вовсе.
    -Зачем же нам теперь спешить, пойдем так, как ребенку по силам. Можешь ли и ты Петя немного пройтись?
  Внизу под горой по деревенской улице ехала армейская машина, и когда они подошли к реке, в деревне было какое-то оживление, но выстрелов не было слышно, и каждый в душе радовался, что война ушла подальше.
  Вдруг навстречу к ним вышел русский офицер, он внимательно смотрел на путников.
    -Кто вы такие, и куда идете? Эта деревня в районе военных действий, здесь нельзя находиться гражданским. Все местное население давно эвакуировано.
  Катя повела плечами.
    -Домой идем, куда же ещё с маленькими детьми, спокойно сказала Катя.
  Петя держался ручками за шею матери и смотрел большими глазами на военного.
    -Домой? Куда домой? Вам нельзя здесь быть, разве не слышите!
    -Но мы всё-таки здесь, и дети очень устали, поэтому, будьте так добры, пропустите нас домой, просила Катя и без боязни смотрела прямо в глаза мужчине.
  Офицер сначала довольно сердито смотрел на молодую красивую женщину, но потом улыбнулся и утвердительно кивнул головой.
    -Какой ваш дом? Спросил он.
    -Вон тот, около березы.
    -Можете идти туда, но не ходите никуда без разрешения. Вы все поняли?
    -Понятно, коротко ответила Катя и пошла к родному дому.
  Дома был полный хаос, почти все окна были выбиты, и на полу лежали кучи куриных перьев.
    -Куры всё-таки убиты, сказала Катя, разочарованно качая головой. Окна надо бы чем-нибудь заткнуть да разжечь огонь в печке. Сходи, Маша, посмотри, есть ли еще дрова в сарае.
  Скоро они раздобыли несколько досок и залатали окна, потом в печке загорелся веселый огонь, и в комнате стало тепло. Девушки усердно трудились, и вскоре дом был прибран. Мальчикам было весело, они гонялись за пухом, который летал по комнате в разных направлениях.
  Вечером, когда мальчики заснули под своими покрывалами, Катя и Маша сидели возле печки и грелись. Они очень устали, на душе было тревожно, и страх проникал в их сознание.
  Со стороны двери послышался какой-то шум.
    -Что это там такое? Спросила Маша и испуганно охнула.
    -Надо пойти посмотреть, сказала Катя, стараясь быть спокойной, несмотря на свой страх.
  Она открыла дверь, за порогом стояла коза, которая пугливо смотрела прямо в Катины удивленные глаза.
    -Откуда ты вдруг появилась?
  Катя радостно хмыкнула и завела козу внутрь.
    -Это же наша Зоря, я узнала бы ее из тысячи коз. Не могла даже подумать, что она еще жива, но вот она здесь, как будто посланная нам самим господом богом.
  Марийка не могла поверить своим глазам, когда Катя привела козу в дом.
    -Теперь дети попьют молока, и нам бы неплохо было попить вместе с сухим хлебом, радовалась Катя со слезами на глазах.
  Они открыли тайник с сухарями, который был под полом. Хлеб с молоком показался им настоящим лакомством.
    -Послушай, Марийка, как-то мне кажется, что… Я даже не могу разъяснить. Подумай только, сначала курица в лесу, а теперь коза тут. Как это все может быть возможным?
    -Этому только одно объяснение, сказала Маша тихо со слезами на глазах. Оттуда наблюдают за тем, как у нас идут дела, Катя, продолжила она и указала пальцем вверх.
  Катерина медленно кивнула головой, по ее обветренным  щекам непроизвольно текли слезы, потом она подошла к спящему Пете. Ребенок спокойно спал глубоким детским сном, и мать погладила сына по шелку его волос.
    -О тебе заботятся, мой мальчик.
  Ночью началась паника, над головами проносились бомбардировщики, но бомбы разрывались за речкой, пулеметы стрекотали, вой и гул доносились с разных сторон.
    -Как же нам уцелеть здесь, пролепетала Маша, прижимая к себе маленького брата.               
    -Послушай, Маша, неужели немцы придут сюда? Спросил он со страхом в голосе.
    -Наверно нет, не бойся, пыталась успокоить Рейно старшая сестра.
    -Я не боюсь этого, я хочу быть немецким солдатом, как и Ваня, ответил мальчик.
  Катя  удивленно смотрела в темноте на маленького человека.
     -Ах, так тебе говорил дядя Ваня. А что еще он говорил  тебе?
    -Он говорил, что потом у нас будет хорошая жизнь, будет одежда и хорошая еда, и больше не надо будет жить в лесу, объяснил мальчик ясным голосом.
  Пушки стреляли по полям, вся деревня наполнилась грохотом и лязгом металла. Катя прижала проснувшегося ребенка к себе и почувствовала, как он дрожит от страха, но он не жаловался, так как был сильно уставшим, и его головка то и дело сонно падала на грудь.
  Рейно затыкал уши, но казался не очень напуганным, для него это все было волнующим приключением.
  Стрельба отдалялась по мере приближения рассвета, и утром все стихло. Бои оставили разрушающий отпечаток на окрестностях деревни, некоторые дома сгорели, и руины еще дымились. Катерина посмотрела в окно, у ворот стоял русский солдат с автоматом.
    -Марийка, иди, посмотри, нас охраняют.
  Маша разжигала дрова в плите и, когда огонь охватил ветки, она подошла к окну.
    -Ах, даже охрану выставили, наверно положение серьезное, да и последняя ночь на это указывает.
  Мальчики спали глубоким сном, потому что не доспали ночью.
    -Нам надо бы уйти отсюда, но как? Прошептала Катя.
  Козу они поместили в заднее помещение, для них было просто чудом, что она была еще жива.
  День тянулся очень медленно. В деревне было спокойно, только русские машины проезжали по дороге, а к вечеру к ним зашел офицер.
    -Добрый день. Как вы поживаете? Спросил он вежливо. Этой ночью шли тяжелые бои, но мы справились и отогнали фашистов назад.
  Дети прилипли к юбкам матерей и испуганно выглядывали оттуда. Офицер ходил по дому и внимательно оглядывал предметы, держа руки за спиной. Потом он открыл дверь в помещение, где находилась коза Зорька.
    -Коза. Это ваша коза?
    -Да, вчера она пришла откуда-то, ответила Катерина.
    -Ах, так, ах так, промычал тихонько офицер. Я только зашел сказать, что завтра вас отвезут в безопасное место.
    -А куда, беспокойно спросила Маша.
    -В Ленинград, конечно. Там у вас не будет проблем, а здесь еще могут наступить горячие деньки, только будьте спокойны  сейчас в доме. И самое важное не ходите никуда, между прочим, по берегу реки и на полях проложены минные поля и движение там опасно для жизни, поэтому у ваших дверей стоит постовой.
  Офицер  подошел к двери и кивнул головой на прощание.
    -Спокойно ждите, завтра за вами приедет машина.
  Когда офицер ушел, Катя ударила себя ладонью по лбу.
    -Вот это дела, попали мы как кур в щи. Кругом заминировано, и завтра нас увезут неизвестно куда, но из этого ничего не выйдет, или как ты думаешь, Маша?
  В это время из сеней послышался шум, и солдат вошел в дом. Он взглянул косо на женщин, не говоря ни слова, пошел в заднюю комнату и стал выводить козу на улицу.
    -Стой, солдат, стой, сказала решительно Катя и встала перед ним, держа руки на талии.
    -Теперь у Вани, наверно, ошибка вышла. Куда ты ее ведешь? Голос у Кати был взвинченный и сердитый.
    -Веду куда надо, это приказ!
    -Ах, приказ. Такой значит, этот офицер и был! Сам не решился увести козу,  так прислал солдата, кричала Катя. Ты не поведёшь эту  мою козу никуда, или слов не слышишь?
  Но солдат не обращал внимания на ее крик, он увел козу во двор и сердито оглянулся на ругающуюся Катю.
    -Ты, баба, не кричи на меня, огрызнулся солдат, продолжая вести упирающуюся козу на улицу.
  Но Катерина продолжала выплескивать свою горечь до самых ворот. Уши у охранника начали краснеть, а офицер поспешно исчез в помещение.
  Катя и Маша сидели, печально глядя на исчезающую Зорьку. Надежда на лучшее питание оживила их, но теперь и эта радость пропала. На улице был пасмурный осенний день, склоняющийся к вечеру.
    -А мы с тобой только что были уверены, что Бог бережет нас, воскликнула Катя! И вот на тебе!
    -Может, он ожидал  от нас благодарности…
    -Не думаю, что Бог как кошка, которой надо все время спасибо повторять. Уж наверно он понимает о делах и без этого, понурившись, сказала Катя. Как-то кажутся очень далекими все мысли о Боге. И здесь нет никого кроме этих красных богов.
    -Или больных краснухой, пошутила Маша улыбаясь. Но все-таки, можно Господа Бога иногда и поблагодарить, это так мало стоило бы.
    -Да, конечно, кивнула Катя головой. Но человек такой болван!
  В это время из сеней послышался шум, дверь открыли, и коза Зоря прошагала на своих тонких ножках во внутрь дома. Дверь плотно захлопнули, и шаги торопливо удалились.
    -Ну и переполох, этого нам только не доставало.
    -Ну, как, есть ли причина сейчас поблагодарить? Тихо спросила сестру Маша, и слезы заблестели в уголках ее глаз.
  Катя утвердительно кивнула головой, она посмотрела на сына, который весело играл с Рейно. Волнение охватило её, сердце быстро заколотилось, озарённое приливом радости.
    -Это что-то значит. Спасибо тебе, Отец небесный, спасибо, растроганно прошептала она, вытирая тыльной стороной руки слезы благодарности, полившиеся из глаз.
  Тем временем коза расхаживала по комнате с довольным видом. Наступила ночь, и из деревни стал снова доноситься шум боя.
    -Нам надо выбраться отсюда до завтрашнего утра, я не поеду в Ленинград, решительно сказала Катерина.
    -Но как Катя, как? Прошептала Маша.
    -Иди к охраннику, Маша, отвлекай его разговорами. Я вылезу через окно с ребятами и козой и побегу через поле к речке, оттуда через мост за кладбище. А ты, как только сможешь, приходи туда по этому же маршруту и принеси хлеба.
    -А как же мины? Глухо спросила Маша.
    -Днем я видела, что солдаты сами там ходили.
    -Но сейчас же ночь, Катя, и темно. А если…
  Марийка не могла говорить. Испуганная, она подошла к маленькому брату и стала нежно гладить его по голове.
    -Ну, тогда уж ничего не поделаешь, тихо проговорила Катя. Но может быть, нам и тут помогут.
  Маша радостно заулыбалась.
    -Ну, Катя, если ты не боишься, то и я пойду, решилась она.
  Сначала солдат совсем не хотел разговаривать с Машей, но она проявила все силы своего очарования и заинтересовала его.
  Катерина следила за солдатом из окна и, увидев, что он увлеченно беседует с Машей, она стала объяснять маленькому Рейно обстановку. Петя же спокойно спал, несмотря на отдаленную стрельбу.
    -Интересно, как ты думаешь, Зорька хочет пойти с нами? Спросил мальчик.
    -Конечно, она хочет. Но теперь слушай внимательно, я понесу Петю на руках, а ты будешь все время держаться за полу моей куртки. Другой рукой я поведу козу, и никакого голоса нельзя подавать, даже если навстречу выйдет слон.
    -Даже тогда? Спросил мальчик, округлив вопросительно глаза.
    -Да, ни звука, запомнил теперь?
  Рейно утвердительно кивнул головой.
    -Хорошо, теперь пошли.
  Катерина взяла Петю на руки и открыла окно в задней комнате, оно было еще цело. На улице было спокойно, только ракеты освещали небо, да за деревней усиливалась стрельба.
    -Господи, помоги мне  теперь, вздохнула она и спрыгнула на землю. Петя охнул во сне, но продолжил спать глубоким сном.
    -Теперь, Рейно, приведи козу сюда.
  Катя положила Петю на землю и помогла Зорьке спуститься из окна. Коза не проронила ни звука.
    -Рейно, дай руку, прошептала Катя.
  Когда все удачно вышли наружу, Катя уточнила маршрут. Темнота окутала их, было холодно.
  Катя коротко свистнула в надежде, что Маша услышит ее. Отступать уже не было возможности. Катерина с бьющимся сердцем пошла по знакомой тропке к реке. Коза безмолвно семенила рядом с ней, Петя спал у нее на груди, а рука Рейно все время тянула за край ее куртки.
  Горло у Кати пересохло. Стрельба все усиливалась, ракеты начали освещать деревню и мощная артиллерийская подготовка начала подрывать землю на полях. Несколько гранат долетели до деревни и разорвались на улице. Световой луч прошел по полю и осветил тропку, от которой лучше было не отходить. Опасность была реальной, кто-либо мог увидеть их побег, но Катя спешила вперед.
  На улице разносились приказы на русском языке, Катя испугалась и немного пригнулась. Её дыхание участилось, душа металась от волнения. Коза попрыгивала рядом с ней как преданная собака, и Рейно держался поближе за ее спиной. Петина голова подпрыгивала на ее руке в такт ходьбе. Он спал.
    -Ещё немножко Господи, прошептала Катерина. Она уже собиралась наступить на мост, когда услышала на другом берегу тяжелые шаги бегущих людей. Их было много, бегущие сапоги громко ударялись о землю.
  Катя быстро спряталась за кусты, растущие по берегу речки, темнота также защищала беглецов. По мосту пробежала группа солдат, они безмолвно продвигались вперед, но их затрудненное дыхание говорило об усталости. Солдаты держали автоматы на перевес и продолжали бежать к деревне.
  У Кати тело болело от напряжения, колени дрожали от страха, а сердце готово было расколоться на части, но коза не проронила ни звука. Также Рейно не казался испуганным. Катя подняла голову и посмотрела на небо. Тысячи ярких звездочек, казалось, мерцали только для нее. Она быстро перешла через мост и почти бегом продолжала путь.
    -Не так быстро. Я не могу, тихо сказал Рейно.
    -Старайся Рейно, старайся. Скоро будем в лесу и в безопасности. Я тоже устала, ведь надо нести Петю, но что же поделать, пыталась Катя ободрить ребенка.
  Они подошли к церкви, которая стояла над ними как гора. Стрельба передвигалась всё время ближе к деревне, а отблески ракет доходили до стен огромной церкви. Её крыша без креста доходила до макушек высоких деревьев. Катя опустилась на корни большой ели и разрыдалась. Волнение прорвалось наружу и самообладание иссякло, только теперь она поняла, что ночь была холодной до озноба.
  Петя все еще продолжал спать, а Рейно прислонился к Кате и сразу уснул. Коза Зоря улеглась прямо возле ее ног и тихонько проблеяла. Катя смотрела на небо, слезы неудержимо струились по холодным щекам, душа ее наполнилась искренней  благодарностью.
    -Спасибо Господи! Ещё раз спасибо, прошептала она и погладила волосы сына.
  Под утро подошла и Маша, запыхавшаяся, но радостная.
    -Это была страшная пробежка, с трудом выдохнула она. Немцы как раз подошли к деревне, когда я перешла через мост.
    -Как ты справилась с солдатом?
    -Он был симпатичный парень и никак не хотел отпускать меня, но прозвучал приказ к бою и солдат с ружьем в руках убежал. И там не было никакой возможности на нежные чувства, прибавила она и засмеялась облегчающим напряженное состояние смехом.
  Ночная темнота приняла их в свои объятия. В деревне отчаянно бились, и смерть носилась из одного конца в другой.

                10 глава

    В ноябре начали переселяться в деревню. Люди в лесу научились переносить разные трудности. Там рождались и умирали, а голод стал ежедневным гостем.
  После постигших неудач лесные жители стали очень осторожно следить за передвижением линии фронта. Вскоре после мощного наступления немцев русские войска отступили ближе к Ленинграду, и все решили переселиться из леса в свои дома. Несколько дней не было слышно стрельбы и казалось, что кругом стало спокойно.
  В деревне их ожидала ужасная картина. Много домов сгорело, в уцелевших домах почти все окна были выбиты, комнаты  были обезображены, повсюду были видны следы страшного разрушения. Немцы все-таки разрешили им обосноваться в домах и помогли разместиться тем, кто остался без крова.
  Наступила зима. Жители провели скудное, безрадостное Рождество, и год сменился. Весь мир был в подавленном состоянии. Беззащитные люди утопали в водовороте истории.
  Сюгияйнены вставали рано. Морозы опять поднялись до предела, и в углах дома гулко трещало, но к счастью дрова еще не кончились, и ими экономно топили печи. Хозяин заделал выбитые окна досками и щитами, а кое-где остались на месте и стекла.
  Утром дети еще спали. Петя сопел носом, а маленький Андрюша отдыхал в своей люльке, раскинув руки в стороны.
    -Молоко начинает кончаться, чем же я буду кормить ребенка? Пожаловалась Соня.
  Катя посмотрела на мать. Соня за короткий срок сильно постарела, так как постоянный страх перед будущим, голод, ежедневные заботы, нехватки самого необходимого делали свое дело. Она убивалась больше всех, когда они потеряли все, что у них было с приходом немцев. Даже чудом найденная коза теперь обслуживала гитлеровские войска.
    -Ну, это же хорошо, сказал Ваня ухмыльнувшись.
    -Мама, дорогая, не переживай так сильно. Как-нибудь переживём и это, вот скоро весна настанет, пыталась Катя вселить в нее надежду.
    -Если она настанет для нас, вздохнула Соня. Воюют как турки и убивают друг друга. И что же умного в этом есть? Убивали бы друг друга, но дали бы невинным людям жить спокойно. Такие поганые.
    -Это-то и обидно, вмешался в разговор Адам. Когда у больших начальников мнения расходятся, то они бросают весь народ в щёлок, без вины виноватых посылают убивать друг друга. Весь мир живет в ужасе, а они говорят, что воюют за дом, за Родину, за чистые убеждения. Великая отечественная война, в которой все участвуют с горящими сердцами!
    -А что же случилось с Петром? Тихо проговорила Катя. Может, его уже и в живых нет, ничего не слышно.
    -Не говори даже такого. Уж наверно бы сообщили, если бы это случилось, сказал Адам, успокаивая дочку.
    -Даже в этом нельзя быть уверенным, они же не стали бы в лес письмо нести.
    -Ну, нет, решим, что Петр жив, это будет лучше, сказала уверенно Соня.
    -И от этого решения, он теперь жив, да? Вмешался Ваня.
    -И что же, надо еще больше огорчить другого человека? Укорил сына отец. Ты такой зубастый, что тебя надо на передовую отправить, может, там желание нападать пропадет.
    -Я бы с удовольствием туда пошел, с гордостью сказал парнишка. Но не в русскую армию. Вот если бы попасть в немецкие ряды или финские.
    -Ваня! Помолчи, безбожник. Ты как одержимый, отчитывал отец сына. Мы все одинаковые люди, что русские, что немцы.
    -Не считая того, что у других есть болезнь краснуха, ввернул Ваня, довольный тем, что мог опять высказать свое мнение.
    -Ну, что же на это можно возразить? Улыбнулся и замолчал Адам.
    -Его тоже можно понять, ведь ему пришлось расти в таких тисках, проговорила Катя в защиту брата. Не удивительно, что подросток озлобился.
    -Со злостью далеко не уйдешь, сказала мать. А с твердостью духа можно. И этого в нем хватает.
    -А почему же и нет? Я же парень из Ингерманландии, улыбнулся Ваня.
    -Вот это уже лучше, сказал отец. Гордись, сынок, своими корнями, но сдерживай свои высказывания. Только Бог может наказывать, только он.
    -Хоть бы мне увидеть это своими глазами.
  Немецкая машина медленно ехала по улице. Два чисто одетых офицера сидели в кабине и внимательно разглядывали окрестности.
    -Что они теперь ищут? Тут уже всё унесено, сказала Соня, выглядывая через одно уцелевшее стекло.
    -Какие красивые мужчины, сказал Ваня. Не оборванцы, как эти красные ребята.
  Машина, не останавливаясь, продолжила свой путь. Немецкие обозные части разместились в деревне, но не входили ни в какие отношения с местным населением. Группы молодых парней и девчат пытались подружиться с молодыми солдатами, даже романтика рождалась иногда, но это всегда заканчивалось обманутыми надеждами и горячими, горькими слезами.
    -Что бы нам сегодня поесть? Вернулась мыслями Соня в январские будни.
    -Надо будет сходить в немецкую походную кухню, и попросить картофельных очисток, предложила Катя. Сегодня их можно достать.
    -Еще есть немного муки, так что можно будет испечь лепёшек. Проехали с проверкой, раз не остановились, подумала Соня, глядя на улицу.
  Она украдкой сумела оставить немного муки для своей семьи. Немцы, не жалея никого, отобрали все продукты и всех животных, но все-таки кое- какие тайники остались нетронутыми. Адам Сюгияйнен был сильно озабочен пропитанием семьи, и пытался разными способами преодолевать трудности.
  Катя потёрла щёку, и казалась чем-то озабоченной.
    -О чем ты дочка думаешь? Спросила Соня.
    -Мне не дает покоя одна мысль. Я слышала, что в Эстонии сейчас лучшие времена. Там есть мука и хлеб. Может быть, придется туда пойти.
  Ваня надевал пальто и не проявил интереса к разговору сестры.
    -Я пойду на немецкую кухню, попрошу картофельных очисток, сказал он и вышел на улицу.
    -Отсюда пешком туда было бы несколько дней пути. Поезда сейчас не ходят, и фронт отодвинулся дальше, там тоже немцы и можно было бы спокойно пройти.
    -Отчаянная ты, Катя, сказал отец и покачал с опаской головой.
    -Как бы душу не отдала, заметила Соня. Как-нибудь это и тут разрешится.
    -Расскажи, как разрешится. Ведь это ничего не стоит, можно попытаться, настаивала дочь.
    -Делай как тебе лучше, с тобой ничего не поделаешь, сказал отец и махнул рукой.
  Кое- кто из молодых тоже собирался в путь. Хотя голод урчал в кишках, но слухи о том, что жизнь в Эстонии лучше давали надежду и душевную силу. Разрешение на передвижение Катерина получила быстро. Немецкий офицер вел себя деловито и вежливо, он немного понимал по-русски и расспрашивал о жизни в деревне. Катерина рассказала ему о трудностях пережитых населением, оказавшемся зажатым между двумя передвигавшимися через деревню фронтами.
    -Война есть война, сказал офицер, обнажив ряд белых зубов. До свидания.
  Катерина пошла домой с бумагой в руке, ей казалось, что ее жизнь подскочила на вершину трамплина. Все трудности остаются позади и скоро наступят сытые дни, она сможет своим смелым поступком накормить всю семью.
  Когда Ваня понял, что сестра действительно собирается в дорогу, он тоже захотел идти с ней. Кате не оставалось ничего другого, как ждать брата, хотя несколько знакомых девушек уже были готовы выйти. Ей хотелось идти в знакомой компании и поддерживать друг друга, но с другой стороны Ване было бы хорошо уйти из деревни и на время отвлечься от своих мыслей.
  Катя и Ваня смогли выйти из дома только на следующий день. Мать напекла им лепешек в дорогу из картофельных очисток и щепотки муки. Наверняка в это тесто примешалось и несколько слезинок из материнских глаз.
    -Не плачь, мама. С Ваней вдвоем мы все выдержим, успокаивала Катя свою мать, покачивая на руках сына.
    -Будь ты, Петя, послушным мальчиком. Мама и дядя Ваня пойдут за хорошей едой и вернутся опять домой.
    -Я тоже хочу идти с мамой, уверенно сказал мальчик.
    -Мама сейчас никак не может взять тебя с собой, потому что дорога дальняя и на улице довольно холодно. Дедушка будет играть с тобой.
  Катя нежно прижала сына к груди, ее сердце больно сжималось, мысли ее перенеслись к любимому мужу, он где-то далеко на войне. Тоска и ожидание теснили ее грудь, много вопросов роилось в голове молодой матери.
  Кате достались сапоги с металлическими подошвами от одного младшего офицера.  Несколько раз мужчина ходил к ним в дом посмотреть на маленького Петю, и был очень заботлив с ингерманландским мальчиком. Иногда он помогал им в домашних делах, а также приносил немного съестного.   
    -Наверно я обую эти сапоги на ноги, сказала Катя, показывая сапоги.
    -А других-то у тебя и нет, деточка, сказала мать, упаковывая в узелок маленькие лепешки. Хоть бы вы там выдержали, мои родные.
  Отец встал и протянул руки к дочери.
    -Счастливой вам дороги, сказал он тихо. Берегите себя и друг друга, возвращайтесь так быстро, как только сможете.
    -С пустыми руками мы не вернемся, пообещал Ваня уверенно.
    -Будем надеяться на это, сказал отец и протянул руки к сыну. Слишком много не рискуй и слушайся сестру.               
    -Идите с Богом, прошептала мать и взяла Петю на руки. Петя, помаши ручкой маме и дяде.
  Катя погладила сына по щеке и нежно взъерошила ему волосы.
    -Будь послушным мальчиком, мама скоро вернется назад, голос ее задрожал, она повернулась и быстро пошла к дверям.
    -Ну, до свидания, с трудом выговорила она и вышла на улицу.
  На улице было еще темно. Они бодро пошагали к шоссейной дороге, потому что мороз сердито кусался. Ваня тащил за собой маленькие санки, сейчас они были пустые, но на обратном пути там должны лежать долгожданные продукты.
  На дороге было много путников, некоторые шли медленно, с трудом, время от времени останавливались отдышаться, а потом снова продолжали путь. У всех был печальный вид, голод выгнал их из дома.
  Катя и Ваня догнали этих обессиленных людей, но не остались переговорить с ними, свой голод гнал их вперед. Если бы они смогли идти также быстро, как сейчас, то через неделю должны бы вернуться домой.
  Некоторые путники остались лежать на обочине дороги, они были застывшие с синими лицами. Силы у них иссякли и жизнь, подточенная голодом, закончилась. Вначале Катя не могла смотреть на этих мертвецов, лежащих на дороге, но скоро привыкла к их виду и не обращала на них внимания. Замерзшие тела стали обычной картиной.
  Хотя голод урчал в животе, они ничего не ели, пытаясь оставить еду на вечер. Короткий зимний день склонялся к вечеру. Мороз стал еще крепче. Небо было безоблачно-голубым, и все окрестности притихли от трескучего мороза.
 Катя замерзла, хотя старалась идти очень быстро, они почти не разговаривали, берегли силы для ходьбы. Состояние Вани было хорошим, но голод оставил и на нем свои следы. Сумерки начали сгущаться.
    -Я чувствую, что мои ноги полностью замерзли, пожаловалась Катерина.
    -Нам надо бы найти место для ночлега.
    -Я тоже об этом думаю, но нигде не видно ни одного дома, давно идет лес да лес.
Мороз страшный, у меня руки как две ледышки, но может скоро появится деревня.
  Нигде не было видно идущих людей, некоторые уже раньше остались искать ночлега в деревнях, а кто-то повалился в снег.
  Звезды появились на темнеющем небе. Снег освещал дорогу настолько, что они могли идти. Страх постепенно начинал леденить сердце. Катя подумала о муже, и острая боль резанула ее грудь. Она подняла взгляд к небу, на ходу разглядывая мерцающие звезды.
    -Передайте от меня привет Петру и то, как я его сильно люблю и скучаю, а также отнесите дорогой привет маленькому Петру, прошептала она.
  Темень была повсюду, лес не кончался, полная тишина окружала их.
    -Катюша, ты можешь еще идти? Бодрым голосом спросил Ваня.
    -Немного устала уже, но надо же тут идти, ответила она. Но мои ноги не чувствуют шагов, как следует.
    -Надеюсь, что скоро попадем куда-нибудь.
    -И я надеюсь, иначе мы тоже останемся на обочине, замерзшие.
    -Ну, не думай о таком. Как-нибудь мы выберемся отсюда, это необходимо, Катя. Домой надо принести еды, не то всем будет худо…
  Впереди появился огонек, он мелькал из-за темного леса.
    -Катя, свет, смотри там свет.
  Она остановилась, впереди у дороги виднелся огонек, он мигал, как зовущая теплая звезда.
    -Дом, Ваня, там дом за деревьями, сказала Катя, ожившим голосом. Она почувствовала приток сил, настроение сразу улучшилось.
    -Ах, все-таки мы этот день одолели.
  Дом был маленький, они постучали. Дверь им открыл бородатый мужчина.
    -Добрый вечер, мы идем в Эстонию, не могли бы вы дать нам ночлег, вежливо попросил Ваня. Ноги у сестры совсем замерзли.
  Хозяин сочувственно повертел головой и распахнул дверь.
    -Люди заходите внутрь, у нас все углы заполнены, но не можете же вы на улице ночевать.
  В доме было много путников. Люди сидели молча, где попало. Кто-то спал, облокотившись на стену, дети плакали, а матери старались сделать пребывание здесь более удобным. Новых пришельцев приветствовали равнодушно, Иван с сестрой стояли беспомощно около двери.
    -Места у нас почти нет, и мы не можем ничего вам дать, но устраивайтесь, как можете, сказал хозяин и вышел в другую комнату.
  Катя взглянула на брата, Иван пожал плечами.
    -Будем здесь у двери, главное, что не мерзнем.
  В комнате было душно, но было хорошо, что не холодно. Катя села на полу и стала стаскивать с ног солдатские сапоги с железными подошвами, ступни у нее были бесчувственные, а пальцы синие от холода.
    -Дай-ка мне, сказал Ваня и стал осторожно растирать замерзшие ступни сестры. Это пройдет, Катя.
  Но она уже не была в этом так уверена, в нее вселилось безнадежное чувство о скорой смерти, и она расплакалась.
    -Катя, не плачь, давай поспим, и завтра все будет по-другому, успокаивал ее брат.
  Катерина никак не могла успокоиться, потому что усталость и переживания за минувший день отняли у нее все силы.
    -Ваня, мы помрём здесь, давай вернемся домой.
    -Не надо так, на нас смотрят, старался он успокоить сестру.
  Но нет, никто не обращал на них внимания. Все люди вокруг дремали или спали на своих местах, атмосфера была удручающей.
  Ваня придвинулся вплотную к сестре, неуклюже погладил ее по голове и дал лепешку, испеченную утром матерью.
    -Сейчас поешь, получишь новые силы, потом поспим и утром продолжим путь, прошептал он.
   Лепешек, выпеченных матерью хватит на несколько дней, если есть экономно. С теплым чувством они съели два небольших куска, они пережевывали каждый откусанный кусок медленно и старались высосать каждую каплю драгоценной пищи.
  Они вышли в дорогу рано утром, днем на дороге снова было много путников. Оборванные и безмолвные люди брели вперед. Мороз был крепкий и потрескивал, как металл. К счастью не было ветра, воздух был застывшим и безмолвным, дым из печных труб поднимался прямо вверх.
  Силы Кати начали убывать, ее качало, и дышала она с трудом. Ваня со стороны наблюдал, как она терпеливо и упорно продолжает идти вперед.
    -Отдохнем немного, Катя, поедим чуть-чуть и продолжим путь, как только ты почувствуешь себя бодрее, предложил он во второй половине дня.
  Катя кивнула головой и села в сугроб на обочину дороги. Они медленно ели, глядя на жалких людей бредущих мимо них по дороге. Почти у всех в глазах было печальное и безнадежное выражение, у некоторых же глаза блестели как воспаленные, кто-то глотал слюну, поглядывая на жующих молодых людей.
  Долго они не могли сидеть на месте, так как мороз кусался до боли.
    -Наверно мороз больше сорока градусов, сказал Ваня. От холода уже все болит.
    -Мне кажется, что я ледяная, но делать нечего, надо идти, пожаловалась Катя.
  Ваня похлопал ладонями, ухватился за веревку санок и пошагал вперед. Катя посмотрела на небо, внутри у нее все оцепенело от усталости.
    -Господь милосердный, дай мне сил, я больше не могу.
  Вечер наступил в свое время, и дневной путь надо было заканчивать. Город Кингисепп был украшен изморозью, и к темнеющему небосклону тянулись из труб тонкие струи дыма. Ваня радовался оттого, что они дошли до городка, но Катя была так измождена, что не смогла даже улыбнуться. Ваня расспрашивал людей на улице о дальнейшем пути и о возможности нового ночлега. Без особого труда место нашлось, один доброжелательный горожанин пригласил их к себе домой.
    -Здесь бедно, но можете спать на кухне, а ты можешь спать на плите, сказал он, глядя на то, как Катя дрожала всем телом и стучала зубами.
  Кухня была маленькая, но теплая. Ваня помог Кате снять с ног ледяные сапоги и сделал ей удобную постель из попоны.
    -Прогрейся в теплой постели хорошенько и отдохни с дороги, сказал он и помог ей  залезть на печку.
  Через какое-то время ей стало лучше, замерзшие пальцы болели, но тело перестало непроизвольно дрожать от холода. Дверь открылась, и русский солдат вошел в дом.
    -Добрый вечер, сказал обросший бородой мужчина и вопросительно посмотрел на пришельцев.
    -Мы идем в Эстонию, и хозяин дал нам здесь ночлег, пояснил Ваня, глядя настороженно на его ужасающий вид.
  Человек долго молчал, потом сел в углу на пол и стал доставать что-то. Катя слезла с печки, потому что солдат вопросительно поглядывал на маленький кусок мяса в руке и на печку. Он долго варил мясо на плите, потом попытался съесть его, но это ему не удавалось. Серое мясо долго вертелось у него во рту, но проглотить его он не мог. Кате стало худо, режущая боль сжала ее живот.
    -Надо бы поесть сейчас, сказала она брату по-фински. И этому тоже надо бы дать, какой-то он больной.
  Ваня кивнул головой и предложил солдату лепешку. Сначала тот, остолбенело, глядел на нее, потом радостная улыбка осветила бородатое лицо, и он восторженно схватил кусок.
    -Спасибо, товарищ, сказал он и стал жадно есть. Твердый и серый кусок лошадиного мяса он бросил в угол.
  Катя забыла про свой голод, глядя на голод другого человека, и дала ему вторую лепешку. Она тоже быстро исчезла в голодном рту. Мужчина начал рассказывать вначале тихим и низким голосом, потом все быстрее и громче, переживая выразительно события. Он был военнопленным и жил в этом доме, а днем работал в разных местах по приказу немцев.
    -Мне здесь хорошо, совсем хорошо, сказал он, потом улегся у двери и сразу уснул.
  Ваня посмотрел на сестру и улыбнулся.
    -Усталый мужик, и наврядли ему так хорошо, как он говорит. Надо немного приглядывать за ним, чтобы беды не случилось.
    -Не думаю, он будет спать до утра как убитый. Бедняга, такой худой и слабый. Но теперь нам тоже надо спать ведь завтра будет опять тяжелый день.
  Катерина снова залезла на плиту, и быстро заснула, так как была сильно уставшей после долгой ходьбы, но Ваня еще долго не спал и держал на чеку пленного, потому что не доверял бородатому мужику. Однако скоро и он впал в глубокий сон, потому что снежная дорога отняла у него много сил.
  Катерина проснулась первой, она капельку полежала, уставившись в потолок. Комната была еще темной, и она не поняла, где находится, но вскоре картины прошлого дня всплыли в памяти.
    -Ваня проснись, прошептала она.
  Он потянулся, трудно было проснуться из глубокого сна. В комнате стало уже холодно, но под пальто было хорошо. Ваня пытался разглядеть в потемках военнопленного, но его не было нигде.
    -Друг ушел на работу уже, сказал он и сел, совсем проснувшись. Поедим немного и пойдем дальше.
  Катя спрыгнула на пол и стала искать запасы.
    -Ваня, где же наша еда? Спросила он, разведя руками.
  Ваня сразу догадался, в чем тут дело.
    -Это мужик. Он унес весь хлеб. Я этого и боялся, я понял его сразу. С такой скоростью ел, и глаза блестели.
  Иван метался по комнате, громко и жалобно причитая. Он был голодный и мысль о таком долгом пути пешком, при жестоком морозе, с пустым желудком казалась ему невыносимой.
    -Ваня, не надо так убиваться, как-нибудь одолеем и это, пыталась сестра успокоить его, но слезы душили ее горло.
  В молчании они вышли на улицу. Мороз резанул как железная палка. Иван взялся за санки, поднял стоя воротничок, натянул получше ушанку и начал путь. Катерина посмотрела, молча, на опущенные плечи брата и пошла следом за ним. Дыхание, как пар, поднималось кверху, а слеза замерзала на щеке и светилась как жемчужная бусинка.

                11 глава

    К вечеру они подошли к Нарве, рядом с железнодорожным мостом стоял дом, и они решили попросить там ночлега. Мост был пустой и промерзший насквозь. В реке было такое быстрое течение, что даже такие сильные морозы не могли заморозить воду полностью, и по середине черная вода струилась на свободе.
  Люди в доме были дружелюбные, они предложили уставшим и голодным путникам по куску хлеба и по кружке только что подоенного молока.
    -Возьмите, пока нет других путников, но не говорите, когда придут другие, предостерег хозяин.
  Еда казалась божественной, Катя жевала хлеб долго и с наслаждением запивала его молоком. Настроение у нее улучшилось, и сверхчеловеческая усталость за весь день пути стала забываться.
    -Наверно, мы спаслись, сказала она тихо Ване. Хотя днем я уже думала, что смерть вот- вот придет.
  Брат вытер рот. Маленький кусок хлеба и кружка молока голодному парню были как красная тряпка быку. В его животе урчало, но еды больше не было. Хозяева оставили их вдвоем в маленькой комнате.
    -Она и придет, если не получим пищи, не выдержал Ваня. Что это для взрослого человека?
    -Радуйся и этому, хороший хлеб и молоко, неизвестно, когда в следующий раз получим. Поблагодарил бы, а не ворчал.
    -Это от того, что уж очень хочется есть, пожаловался брат. Да еще так холодно, когда же эти морозы кончатся?
    -Февраль кончается, но стоят трескучие морозы, сказала Катя и усмехнулась. Как будто их еще не было достаточно. Просто удивительно, что мы еще в числе живых. За время этого похода за продуктами мы давно уже могли бы быть замерзшими памятниками где-нибудь на обочине дороги, заметила сестра.
           Посреди ночи они проснулись от громкого шума.                – Бомбардировщики, крикнул хозяин и выбежал на улицу.                Сразу земля задрожала, и  оглушающий уши гул наполнил морозную ночь. Разряженный воздух разносил далеко окрест разрывы бомб.                – Бегите в лес, они целятся по мосту.
Дом находился в нескольких десятках метров от моста, бомбы падали на огороды, на двор, на берег реки, но ни одна не попала, ни в дом, ни на мост.
- Сбереги нас, дорогой Господь, молила Катя в страхе и пыталась пробираться в лес по сугробам  вслед за Ваней.
Хозяин дома бил руками по коленям и кричал во весь голос. Его жена и четверо детей бежали друг за другом в лес, но сам хозяин не делал никаких попыток уйти со двора, он махал кулаками вслед самолету и проклинал его.
-Он сумасшедший, сказал Ваня и прижал к себе сестру.
Катя дрожала от страха и холода. Светлое и уверенное настроение улетучилось, и на их место  прокрался безнадежный мрак. Бессильная  злоба и ненависть бушевали в сердце. Казалось несправедливым подчиняться происходящему. Глупость политиков, их захватнические амбиции манипулировали людьми как кнопками.
- Неужели никто не может это прекратить, простонала она,  облокачиваясь на плечо брата.
-Они пользуются моментом, сказал он. У войны свои законы.
Одна из страшных картин войны развернулась перед ними. Ревущие бомбардировщики, падающие в землю и разрывающиеся бомбы, треск и скрежет, преследующая стрельба противовоздушной обороны. И тут же отчаявшиеся сердца людей, в шоке от страха и ненависти, метущиеся в бесполезных действиях.
Несколько бомб упали рядом на открытое поле. Мгновенный, оглушительный взрыв поднял в воздух снег и куски земли. Они упали на землю скорее от страха, чем от оглушительной волны, в ушах звенело, а в голове стучало.            
         -Сейчас придет конец, вскрикнула Катя и зажала уши. Ваня посмотрел наверх. Бомбардировщики удалялись. Где-то раздавались выстрелы пушки противовоздушной обороны, шум орудий затих, и скоро их окружала полная тишина.
  -И всё-таки уцелели, сказал Иван и поднялся на ноги.
  -Даже не верится.
  -Я бы не поверил, что это может быть так, я еще не разу не был так близко, захлёбываясь говорил Ваня.
  Но дом каким-то чудным образом уцелел, и мост тоже не повредился. Жильцы дома были уже в своих постелях, когда Катя и Ваня добрались до своих.
  С наступлением утра им открылась действительность происшедшего. Речной холм, железнодорожная насыпь, ближайшие поля были перевёрнуты при бомбардировке, везде были ужасные следы войны, но материальные потери оказались все-таки не большими.
  В полдень они нашли в Нарве военную комендатуру. Катю качало. Живот урчал от голода, ноги подкашивались после долгой утренней ходьбы. К счастью перед городом их подвёз на машине сердобольный солдат.
  -Ваня, останься здесь на улице, сторожи санки, а я пойду в комендатуру, нам надо узнать, где мы можем найти работу хотя бы за еду. А также надо отметить разрешение на передвижение. Только бы найти силы для этого.
  -Катя, не расслабляйся теперь, мы уже на месте, мы уже всё преодолели. Подумай сама. Трёхдневный марш в такой мороз и почти ничего не ели. Это уже победа и, конечно же, мы и дальше пробьёмся.
  Катя попыталась улыбнуться брату и начала медленно подниматься на третий этаж. Она была вынуждена стоять и отдыхать несколько раз, а немецкие солдаты, снующие по проходу, смотрели с сожалением на изможденную женщину в старой изношенной одежде.
  Комендант принял её и расспросил о новостях и условиях жизни в деревне. Переводчик перевёл рассказ Кати о голоде и страшных событиях войны, комендант покачал головой.
  -Печально, очень печально. Но теперь дела пойдут на поправку, власть большевиков сломлена и скоро жизнь ингерманландского народа будет новой.
  Комендант замолчал и оглядел изучающим взглядом Катю.
     -Выше голову, красавица, всё образуется, я обещаю, что о вас позаботятся.  Комендант развернулся, и что-то сказал коротко и чётко стоявшему у дверей солдату. Тот стукнул вместе каблуками, потом слегка поклонился Кате и проводил её по коридору.
  -Еin Moment' bitte. сказал солдат и протянул Кате стул.
  Катя села и стала наблюдать за подтянутыми стройными солдатами , снующими по коридору. Они были как из другого мира: аккуратные, хорошо одетые, чистые, казалось, что тут нет войны. Все чиновники разговаривали и смеялись, как будто ничего не случилось, у всех был здоровый и сытый вид.
  Катя думала о своей деревне, о своём убогом виде. Ей было стыдно за свою нищету, за дырявое и слишком большое пальто и за немецкие сапоги с железными подошвами. Она попыталась улучшить свой внешний вид и поправила причёску. Её волосы были пышными и красивыми, они были завернуты в пучок, но несколько прелестных завитков выбились на виски и обрамляли её прекрасные черты лица. Солдаты заметили красоту молодой женщины, одетую в лохмотья и улыбались ей.
  -Добрый день, девушка, поприветствовал один из проходящих, отчего Катя покраснела и ниже опустила голову.
  Молодой полицейский подошел ней, остановился и кивнул головой.
  -Катерина Кемпи?
  -Да, я.
  -Где твой брат?
  -Он ожидает на улице.
  -Подождите немного.
   Мужчина ушел , но вскоре вернулся с другим полицейским, они были одеты в теплую верхнюю одежду и меховые шапки.
  -Ну, что же пойдем.
  -Куда? Она поднялась и в нерешительности смотрела на полицейских.
  -Не бойтесь, вас отведут на прибывной пункт, в лагерь. Там вы будете получать каждый день пищу, и у вас будет тёплое помещение.
  -Но ведь нам надо возвращаться домой, объясняла Катя. Мы сначала купим своей работой продукты и потом понесём их в свою деревню.
  - Так и будет, вы получите работу и пищу, но здесь очень много таких же людей как вы.
Для всех сразу невозможно сделать, как они хотят, вот поэтому здесь организован лагерь  прибывающих, объяснил полицейский.
  Лагерь находился на высокой горе. Бараки стояли вряд, и местность была окружена колючей проволокой. У Кати уже не было никаких сил, и она просто не могла подняться на гору. Полицейские быстро подцепили её под мышки и подняли наверх, Ваня шёл сам, но в конце пути запыхался.
  -Как я ослаб, такая горка, а я уже задохнулся.
  -Видно, что плохо питаешься и уже давно, сказал полицейский. Ну, это дело поправимое, всё будет хорошо.
  В бараке было сумеречно. Люди стояли группами, а некоторые лежали на нарах. Катя была удивлена, всё казалось каким-то странным. Ваня ушел в мужской барак, и Катя почувствовала себя сиротой.
  -Здравствуй, ты откуда пришла?

  И тут Катя поняла, отчего всё казалось необычным – каждый находившийся в помещении был обрит наголо. Гладкие черепа двигались перед ней, как куриные яйца.
  -Я спросила, откуда ты?
  Катя улыбнулась и вздохнула.
  -Если бы я могла прилечь, я так сильно устала, потом расскажу, пробормотала она.
  Ей помогли подняться на свои нары, она свернулась калачиком и сразу уснула.
  -Ах, расскажет потом, усмехнулась любопытная соседка и пошла, поговорить со старыми знакомыми.
  На следующий день в барак пришёл парикмахер и стал стричь волосы у вновь прибывших людей. Всеми способами немцы пытались уберечь людей от вшей и от трудностей ежедневного быта.
  -Какая же у тебя прекрасная грива, сказал парикмахер, держа в руках Катину  длинную и пушистую шевелюру.
  Обритые жильцы барака в один голос восхищались, глядя на её светлые волосы. Парикмахер проверял волосы, и пряди медленно струились между его пальцами.
  -Живые и красивые, и нет насекомых.
  -Я старалась хорошо ухаживать за ними, сказала она.
      -Это видно, сказал парикмахер задумчиво и взял ножницы.
  -Ну, не обрезай такие здоровые волосы, кто-то предложил, и другие сразу же поддержали его. Мы же не знаем, может, скоро уйдём отсюда, зря только такие локоны обрежешь, они чистые и вшей нет.
  Парикмахер улыбнулся и посмотрел Кате в глаза.
  -Что ты на это скажешь? спросил он.
  -Было бы это возможным? её голос дрожал от волнения.
  -Нет, приказ есть приказ. Но… парикмахер замолчал на мгновение, улыбнулся и потом продолжил.
  -Это такая необыкновенная шевелюра, что не обрею наголо, подрежу вот здесь возле плеч.
  В бараке радостно закричали и под бурный, счастливый смех Катины волосы были обрезаны.
  -Большое спасибо тебе, сказала Катя и радостно потрясла его руку.
  Монотонно проходили дни в бараке. Люди ждали переезда по разным направлениям. Некоторые с надеждой ждали будущего, но большинство жило одним днём без особой радости.
  Все получали раз в день какой-то серый суп, кто-то ел его с благодарностью, а кто-то жаловался.
  -Хотя  бы картошки положили.
- Это похоже на воду из под вымытой посуды.
  -Хорошо, что хоть такой получаем. Дома не было и такой бурды.
  -Не жалуйтесь всё время. Благодарите бога, поганые.
  Катя не участвовала в разговорах и с благодарностью ела бульон, он не особо поправлял её состояние, но и не давал умереть. Дни тянулись медленно. Когда мороз немного отпустил, Катя вместе с Ваней старались подольше быть на улице.
  Приближалась середина февраля, но ничего не изменялось в лагере, кроме того, что народ все прибывал и прибывал.
  -Ваня, видно из этого ничего не получится, нам надо идти домой, сказала Катя, поглядывая на сверкающие сугробы. Но только как  мы можем идти без продуктов?
  -Не беспокойся Катя, конечно, мы ещё пойдём домой, когда будет подходящее время. Сейчас нам надо терпеливо ожидать, успокаивал он опечаленную сестру. Я кое-что слышал. Поговаривают, что ингерманландских финнов будут перевозить в Финляндию и Германию.
  -Где ты такое слышал?
  -В бараке говорили, что нас немцы уберут из под ног войны в безопасное место, дадут работу и зарплату, чтобы мы могли позаботиться о себе и своей семье, объяснил Ваня.
  -Да ты наверно видел это во сне.
  -А вот и нет, они знают, о чём говорят. Из Финляндии прибыл сюда комитет, чтобы изучить возможности переезда. Говорят, что ждать осталось не долго, защищался Ваня.
  -Не поверю, прежде чем не увижу, и, кроме того - как мы можем уехать, когда отец и мать дома и Петя и …
  Катя не договорила, потому что жгучая тоска опять наполнила её сердце.
  -И отец Пети тоже на войне. Я то уж точно никуда не поеду кроме как домой, и отнесу туда муки да картошки, продолжила она дрожащим голосом.
  -Ну, что сейчас толковать, потом увидим, сказал Ваня. И, кроме того, они отправят и семьи, потому что деревня находится в зоне действия войны. Так люди говорили, уж наверно они знают. Но их разговор не закончился, потому что громкоговорители начали объявлять.
  -Внимание, внимание, поезд на Таллинн отправится сегодня вечером. Всем надо быть готовыми до 15 часов.
  Катя уцепилась в Ванин рукав.
   -Теперь слушай Ваня, мы поедем в Таллинн на работу, потом мешки с мукой на плечи и домой. Я уже так сильно скучаю по сыну, сказала она.
  Перед отправлением был устроен обед в большом зале школы. Голодное общество встретило радостными криками миски с дымящимся супом.
  -Настоящий гороховый суп, кто-то воскликнул в восхищении.
  -Будьте осторожны, не торопитесь, может живот схватить.
  Но слова предосторожности пролетели мимо ушей. Люди уже долгое время были в тисках постоянного голода, а теперь, наконец, была возможность поесть.
  -Хороший суп , Ваня, ешь, сказала Катя и стала жадно глотать горячее варево.
  -О таком мы даже не могли и подумать, после голодного пайка и серого супа такой густой гороховый суп. Наверняка будет тепло сегодня  ночью, какой бы холодный вагон не попался. Будет свое газовое отопление.
  -Да ну тебя Ваня укорила Катя брата с усмешкой в уголках глаз.
  Люди жадно ели, все были как зачарованные и наполняли животы супом как можно полнее. Но некоторые несчастные поплатились ещё за столом за неумеренность. Организм привык к голоду и маленьким порциям еды, поэтому изголодавшимся страдальцам стало худо от тяжёлой пищи. Несколько человек  корчились лежа на полу от непереносимых болей во всём животе. Н о, это не пугало других, и кто только мог, продолжали с восторгом есть жирный суп.
  Наконец долгожданный момент настал, их погрузили в товарные вагоны почти вплотную друг к другу. Все вагоны стояли с открытыми дверями, и когда один вагон был наполнен беженцами, эстонские полицейские закрывали  его и начинали  наполнять другой.
  Вскоре состав двинулся в путь, и в вагонах стали слышаться стоны и жалобы. Съеденное лакомство вызвало невыразимое страдание в голодном кишечнике.
  Катя сидела в углу вагона и держалась за живот, его жгло как огнём. Ваня тоже больше не острил насчёт газового обогрева. Он сидел рядом с бледным лицом, и большие капли пота стекали по его лбу.
  -Мы боялись голодной смерти, а смерть наверно придёт от переедания, шепнул он сестре.
   Катя была не в силах что-либо ответить и повернула голову в сторону. Сильные спазмы сжимали её живот. Монотонный стук колёс пытался выговаривать: на Таллинн, на Таллинн, на Таллинн…

                Глава 12

      В Таллинне в Доме для собраний было тесно. Беженцы вполголоса беседовали,  о пережитом, вспоминали о болях, о трудностях и пытались угадать будущее. На всех лицах читались уныние и покорность. Люди были озабочены своей судьбой и судьбой своих близких.
  Стояло раннее утро.
  -Сегодня же масленица, вспомнил кто-то. Только что-то мы уж слишком долго спускаемся к Посту.
  -Если так будет продолжаться, то мы спустимся на два метра под землю. Случится как у цыганской лошади, как раз тогда, когда научилась жить без еды, подохла бедняжка, сказал кто-то с сарказмом. Да еще ждем раздачи рабов, как на ярмарке.
  Сегодня все должны будут устроиться на места. Потихоньку во двор стали прибывать эстонские хозяева хуторов. Они ждали начала разбора около своих лошадей. Многие были в хорошем настроении и открыто смеялись. Все же знали, что прибыла бесплатная рабочая сила.
  -Посмотри, какой сердитый мужик. Низкий лоб и прищуренные глаза, хотя бы к нему не попасть.
  Брат с сестрой стояли возле окна и разглядывали прибывших хозяев.
  -А вон тот похож на разбойника, сказала Катя. Посмотри, как бьёт кнутом по сапогу,  он такой болтливый и ещё шуба на нём.
  -Похож на крикуна и хорошо упитан, еда у него наверняка имеется.
  -Но, неизвестно хватит ли её для рабов?
  -Для рабов? Не говори так, Катя, это вынужденное дело. Мы будем хорошо работать и соберём продукты на свою зарплату, а потом  домой.
  -Надеюсь, Ваня, что так и будет.
    Но вскоре открыли двери, и эстонцы вошли в помещение. Некоторые открыто зажимали носы, потому что в комнате был затхлый воздух. Хозяева начали ходить взад и вперёд ,разглядывая сидящих возле своих котомок людей. Катя прислонилась к брату и пугливо смотрела на оценивающих мужчин.
         Ваня, это ужасно, как на рабовладельческом рынке. Нельзя же так с людьми обращаться, погляди, как вот этот уставился.
   Перед ними стоял коренастый крестьянин с короткой шеей и чёрной бородой, глаза его были глубоко посажены и черные зрачки, как из ям разглядывали Катю.
  -.Мне надо взять котомки поближе, шепнула Катя Ване и стала медленно скользить вдоль стены в угол, где лежали их мешки. Крестьянин медленно пошёл вперёд. Другой маленький полноватый хозяин проводил взглядом Катино перемещение, его заинтересовала стройная молодая женщина.
  -Теперь пришёл новый наблюдатель, шепнул Ваня сестре, когда она вернулась.
  Мужчина стоял напротив них и кивал головой с густой шевелюрой. Ванина высокая и родовитая фигура  произвела на него тоже хорошее впечатление. Человек приблизился к ним и сказал что-то по-эстонски.
  -Я не понимаю всего, сказал Ваня.
  -.Вы вдвоём? Спросил хозяин, указывая на них пальцем.
  -Да, мы с сестрой вместе, сказал Ваня по-фински, глядя на Катю. Мы ищем пищу,
  -Двое к нам, сказал человек и пошёл к дверям.
  Ещё никто не был выбран, Катя проглотила слюну и взглянула испуганно на брата.
  -Взял ли он нас?
  -Взял. Теперь пошли. Катюша, конечно же, мы справимся, подбадривая сестру, сказал он.
  Таллинн остался позади, кругом простирались заснеженные поля, высокие сугробы сверкали на солнце. Мороз был небольшим и после жестоких холодов воздух казался прекрасным.

  Катя и Ваня лежали рядом в санях под попоной, а хозяин сидел перед ним на облучке. Лошадь легко бежала по накатанной дороге, и колокольчик под дугой весело позванивал.
 Вскоре показался дом на краю леса. Поля протянулись по обеим сторонам дороги, а через пол километра виднелась небольшая деревня. Постройка была старой и в даже зимнее время производила жалкое впечатление. Двери сарая кое-как держались на петлях, и по всему было видно, что за домом ухаживали не очень-то усердно.
6    Хозяин въехал во двор и остановился напротив ворот. Дверь открылась, и старая морщинистая хозяйка подошла к воротам. Она с любопытством оглядывала приезжих и всё время что-то говорила, Катя пыталась разобрать, о чём речь, но поняла только несколько разрозненных слов, хотя речь была похожа на финскую.
  Их пригласили за стол, кухня была маленькой и довольно чистой. Глядя с улицы на внешний вид избушки, трудно было поверить, что внутри царит кое-какой порядок и ухоженность.
     Хозяйка кивнула им и предложила варёной картошки и коричневой подливы. Катя не понимала, как им надо есть это, так как они в первый раз видели коричневый соус. От. Ивана тоже не было толку, потому что он сидел и смотрел, что же будут делать хозяева
  Иван перенял уверенные действия хозяина и стал с хорошим аппетитом уплетать за обе щёки.
  -Ну, ешь, Катя, только не торопись, помни гороховый суп, сказал он, глядя на сестру, которая не решалась начать есть.
  Еда, несмотря на новизну, была вкусной. Дома они не готовили такую подливу, а только макали картофель в жир и потом ели.
  На следующее утро началась работа. Хозяйка привела Катю в хлев, где стояли две коровы. В хлеву было так грязно, что Катю передёрнуло. Старушка дала ей ведро и маленькую скамейку, а сама пошла к другой корове. Катя беспомощно стояла и пыталась объяснить хозяйке свои мысли.
  -Вымя надо бы помыть, ведь оно такое грязное. Дайте тряпку и воды, просила она, показывая на соски.
  Хозяйка только махнула рукой.
  -И так сойдёт.
  С удивлением Катя наблюдала, как хозяйка взялась за грязные соски, и молоко с шумом побежало в ведро. Ничего другого не оставалось, как поступить также, она попыталась руками очистить немного вымя и потом начала с неприязнью дойку.
.  Понемногу они привыкли к домашней работе. Угрюмый бобыль и его мать вдвоем вели хозяйство. Они не общались с жителями деревни и вели тихую обособленную жизнь. В Эстонии дела обстояли намного лучше, чем дома в Ленинградской области, это они заметили сразу. Конечно же, война наложила и здесь свою суровую печать.
  Люди чувствовали страх, но о голоде и крайнем дефиците в Эстонии не знали. В деревне была возможность услышать новости о войне и о прочей жизни, там у некоторых было радио. Ваня с Катей встретили там людей, которые говорили по-русски и по-фински, с ними им было легко общаться. Из Ингерманландии людей здесь ещё не было и поэтому молодым людям приходилось по нескольку раз рассказывать о жизни в родной деревне заинтересованным слушателям. Интерес к нужде и делам родственного племени был чистосердечным.
  Катя и Ваня жили в маленькой комнатке за кухней. Ночью они спокойно отдыхали, но днём постоянно работали. Хозяин был настоящий поработитель и старался экономить на еде.
  В один из вечеров Катя лежала без сна, уставившись в потолок, иногда она тяжело вздыхала, воспоминания крутились в её голове. Всё казалось совершенно нереальным, ей мерещилось, что она скоро проснётся после тяжёлого сна. Война, рабский труд, голод, тоска по сыну и мужу, по дому. Слеза горечи покатилась по щеке, и сердце готово было разорваться от обиды. Почему на её долю выпала такая тяжёлая участь? Конечно, она
понимала, что её судьба ни какая-то особенная, и она только часть этой огромной драмы. Тысячи и тысячи матерей и жён страдают также как она от тягот войны и живут в постоянном страхе и неизвестности, также стараются заботиться о  близких сверх своих сил.
  -Катя, спишь ли ты? спросил брат.
  -Нет, не могу уснуть.
  -Хозяин не даёт нам, как следует, поесть, а только уменьшает. Я взял вожжи в свои руки, прошептал Ваня.
  -Воруешь ли ты? испуганно спросила Катя.
  -Как на это посмотреть? Беру за работу плату, если тебя это успокоит. И тебе тоже надо так делать, чтобы окрепнуть. Мне даже страшно смотреть, как ты день ото дня худеешь и слабеешь. У этого мужика достаточно еды, чтобы кормить нас получше.
  -Что же ты берешь?
  -Куриные яйца. Я пью их сырыми. От них прибавляются силы, я скоро совсем окрепну и буду как раньше. Я когда чищу курятник или собираю яйца,  припрячу парочку, а потом выпью при возможности, и совесть меня не мучает, по- мужски, твёрдо сказал Ваня.
  -По-моему, сырое яйцо очень противное.
  -Ну, это уж, как на это посмотреть. Вкус не имеет значения, если вопрос стоит о том,
    чтобы остаться в живых. Я делаю это в силу необходимости, а не из-за вкуса. Это как брак по расчёту, нет печалей из-за любви, а только выгода.
  -Да это хорошо, сказала Катя. Тебе надо быть крепким, тогда мы сможем вернуться домой. У нас будут тяжёлые поклажи, если только хозяин даст.
  -Послушай, Катя, тебе тоже надо поправиться. Давай я принесу и тебе яиц.
  -Я не смогу их сырыми выпить. Фу, противно, даже силком я не смогу их проглотить.
  -Даже если бы смерть пришла? удивился брат.
  -Ну, если бы так, но я обойдусь и этим законным довольствием, уверяла она его.
  -Я всё-таки принесу тебе одно яйцо, если до вечера не сможешь его съесть, то я уничтожу его под свой пупок, шепнул он. Постарайся уснуть, завтра будет опять тяжёлый день.
  -Стараюсь, стараюсь, но мои мысли витают дома и около мужа, медленно проговорила она. Нам надо поскорей попасть домой.
  -Но, если слухи о переселении подтвердятся, то мы уже не попадём домой, прошептал он.
  -Ну, мне то необходимо пойти. У меня же сын там и муж на фронте. Я не могу никуда отсюда уйти, кроме как домой, чтобы не случилось, размышляла молодая жена и мать.
  -Ну, что об этом говорить, спи уже, прошептал Ваня сонным голосом и заснул.
  Катя ещё какое-то время не могла заснуть, всё думала о происходящем, её мысли опять вернулись к старому вопросу, на который она не знала ответа.
  -Какой же чудак нуждается в войне?
  Спасительный сон подарил ей небытиё, и мысли утонули в мягких волнах сна.
  На следующий день Катя убиралась в доме и посмеивалась про себя. Она была рада за брата, за то, что он нашёл способ поправить своё здоровье. Хозяйка ушла в деревню, закрыв на заток шкаф с продуктами. Этого она могла и не делать, потому что Катя не решилась бы ничего оттуда взять. Она знала, что хозяйка ведёт строгий учёт всему, что там есть.
  Иван торопливо вошёл в дом и подмигнул сестре.
  -Я пришёл попить, сказал он и вытащил из-под рубашки, озорно улыбаясь, куриное яйцо. Это тебе, спрячь в своих котомках.
  Катя не успела ничего ответить, как брат опять был у двери, собираясь на улицу.
  -Эй, забыл попить, крикнула она.
  -Да,  вообще- то не хочется. Объяснил хозяину, чтобы не заподозрил, объяснил он и выскочил на улицу.   
      В плите была ёмкость для горячей воды, печка топилась с самого утра и вода начала закипать. Голове у Кати зародилась хорошая мысль. Она ни за что бы не решилась воспользоваться кастрюлей, но в ёмкость можно было бы опустить яйцо и сварить его там. Туда никто бы не догадался заглянуть, а если бы и заглянул, то не увидел бы ничего.
  Сердце у неё забилось сильнее, когда она вытащила яйцо из вещей и опустила в кипяток.
  -Дорогой Господь, не сердись на меня, мне необходимо делать так, и помоги, чтобы хозяин и хозяйка ничего не заметили, виновато шептала она.
  Катины щёки стали разгораться. Она с ещё большим рвением взялась за дела, ожидание вкусной еды сразу же придало ей силы. Через несколько минут она выловила ковшиком сваренное яйцо из воды и спрятала его в вещах. С раскрасневшимися щеками она продолжала работать, и когда хозяйка вернулась домой, весь дом был вымыт, и Катя была готова взяться за новую работу.
  Прибавка к питанию улучшила их самочувствие, на жизнь была изнуряющей. Ваня страдал от жадности хозяина и от его окриков на работе.
  Стояла весна, апрельская ночь была по-весеннему мягкой. Деревня отдыхала в синей ночи, и жители спокойно спали после долгого трудового дня.
  Но Иван не спал, он сидел на маленькой скамеечке и смотрел на сестру привыкшими к темноте глазами. Половина ночи пролетела, и утро начало освещать край небосклона.
  -Катя, проснись, прошептал он тихо. Проснись, у меня есть дело.
  Сестра повернулась на другой бок, но продолжала спать. Иван подошёл к ней и тихонько потряс её за бок.
  -Просыпайся, соня, у меня есть дело к тебе.
  Это подействовало, и она открыла глаза.
  -Что ты, Ваня, почему ты не спишь? Ты уже в одежде, куда ты собираешься?
  -П о одному делу, девочка, начал он загадочным тоном. Хочу тебе сообщить, что я смываюсь из этого рабского гнезда. Ты не бойся только, я тебя не брошу. Слушай меня внимательно. Брат прикрыл рот рукой, криво улыбаясь, из-за ошарашенного выражения на лице сестры.
  -Я пойду искать для нас другой дом. Наверно и здесь ещё найдутся люди с трезвой головой. Я потом приду за тобой. Если хозяева станут допытываться, скажи, что не знаешь, куда я ушёл.
  -А если ты ничего не найдёшь?
  -Ну и тогда приду. Больше так не может продолжаться. Мы ведь тоже люди. Хотя эти, похоже, не понимают этого, сердито шептал Иван. Не беспокойся, Катя, береги себя, скоро увидимся.
  Иван осторожно открыл дверь и вышел наружу.
  -До встречи, Ваня, береги себя…
  Катя бросилась к окну. Ваня перебежал двор и выскочил из ворот на улицу. Он посмотрел назад и помахал рукой Кате, смотрящей из окна. Ваня возмужал, мальчишеская походка пропала, и на её место появилась уверенная мужская осанка и широкий шаг. Катя подняла руку.
  -Господь с тобой, младший брат, выросший брат, заботливо перекрестила она его.
  Утром хозяин несколько раз допытывался у Кати, куда ушёл Ваня, но она только пожимала плечами.
  -Я не знаю, куда он  пошёл.
  -Где он? Упрямый парень, ах какой своевольный и куда-то ушёл, ворчал хозяин.
  Старая хозяйка тоже бранила Катю целый день, из-за того, что пропал хороший работник.
  -Вы меня за это не ругайте, это не моя вина, что он ушёл, пыталась защищаться Катя.
  Она рано ушла в свою комнатку и сидела там одна наедине со своими печальными мыслями. Будущее казалось безысходным. Она вспомнила о муже и любовь к нему больно сжала ее грудь.
  -Где же ты, мой любимый? Привет тебе, дорогой мой. Карусель дураков забросила меня в Эстонию, и я тут одна тоскую. Маленький наш сыночек остался дома под присмотром бабушки и дедушки. Я так скучаю по нему. Это страшное представление могло бы уже закончиться, Катя опустила голову на руки и дала волю слезам, это не принесло облегчения, но она задремала.
  -Господи, сохрани Ваню, прошептала она умоляюще.
  Иван пропадал третий день. Катя чувствовала себя одинокой и жалкой без присутствия шаловливого брата. Хозяева иногда были очень враждебными по отношению к ней
  День склонялся к вечеру, хозяин ушёл работать в амбар, а хозяйка заставила Катю помогать на кухне, где выпекали хлеб. Это было приятное занятие, потому что только один запах свежеиспеченного хлеба, переносил Катю в воспоминаниях домой, в счастливые дни детства. Тогда не было войны и голода, а позолота времени сделала то время ещё прекрасней, чем оно было на самом деле.
  -Кто это идёт по дороге? спросила хозяйка, глядя из окна на деревенскую дорогу. Ступает довольно быстро.
  -У кого же такая одежда? спросила Катя, но хозяйка только пожала плечами, продолжая работать.
  -Придёт он в своё время, иди работать, крикнула она.
  Вскоре в коридоре послышались уверенные шаги, и дверь открылась. Ваня стоял на пороге, широко улыбаясь, в новой куртке и шапке набекрень.
  -Здравствуй, Катерина! Теперь мы уходим из этого дома.
  -Здорово Ваня, а я уже думала, что ты и не вернёшься.
  -Нет, я не бросаю слов на ветер. Собирай вещи, мы уходим из этого рабского гнезда.
  Хозяйка стояла в оцепенении посреди кухни.
  -Да что вы? Подождите хозяина, хлеба возьмите, только что испеченного, бормотала она.
  -Видно хозяйка переполошилась из-за того, что  хорошие рабы сбегают, усмехнулся Иван. Да, так оно и будет.
  Катя вытерла руки об передник, сняла его с себя, и пошла поспешно в комнатку, собирать свои вещи.
  -Ну, прощайте тогда, сказала она хозяйке, сделала реверанс, и побежала за братом во двор.
  -Нет, нет, не торопитесь, кричала хозяйка им во след. Ай, ай, хлеб горит, воскликнула она и начала вытаскивать из печи подгоревшие батоны.
  -Ну, прощай настоящее поместье, съязвил Иван. Эти чухны уходят, и не будут скучать по вашим навозным кучам.
  Катя улыбалась на озорство брата и шагала по высушенной весенним солнцем дороге. Внезапность случившегося вызвала сердцебиение, но она в спешке даже не заметила этого.

                Глава 13

  Дом, который нашёл Иван, уже с наружной стороны казался лучше прежнего. Он располагался на берегу небольшой речки, и двор вокруг был чистым. Постройки были в хорошем состоянии, вокруг росли берёзы, а за домом был небольшой огород. Луга располагались вокруг дома, а к речке вела узкая тропинка, перерезающая ждущие весну поля.
  Катино настроение осталось хорошим, когда она встретилась с хозяевами. Хозяин Пееду Майметц и его молодая жена Хели были рады, что у них появились новые работники. Своим открытым и весёлым характером они создавали вокруг себя спокойную атмосферу.
  -Добрый день, сказал Пееду по-русски и весело засмеялся. Хорошо, что я понимаю по-русски, но моя мамочка знает только по-эстонски.  А вы, наверное, понимаете по-эстонски, если внимательно слушаете, да? Да и по-фински видимо свободно говорите, а может нам лучше говорить по-русски, чтобы правильно узнать  обо всех делах?
  Хели зазывала в дом бегающих во дворе детей для того, чтобы поздороваться с вновь прибывшими гостями. Все четверо вскоре  вошли, толкаясь, друг о друга и стеснительно переглядываясь.
  -Три сына и дочка у нас, беготни хватает, сказал отец.
  Беседа затянулась до вечера. Дети уже спали, но Катя и Ваня всё расспрашивали хозяев о делах на войне. Во время разговора они поняли, что вернуться домой почти не возможно. Потому что немецкая комендатура не выдавала разрешений о передвижении. Они думали о том, чтобы пойти домой пешком, так же, как они пришли сюда зимой, но боялись.
  Положение в Ингерманландии ещё более затруднилось, а Пееду подтвердил слухи о большом переселении русских финнов в Финляндию.
  -Но ведь вы могли бы поселиться в Эстонии, здесь много свободной земли и мы могли бы жить в согласии, мы же как-никак родственники, сказал хозяин и хлопнул в ладоши.
  -Как там наши родители и маленький Петя? вздохнула Катя с тревогой.
  Иван рассказал о бедственном положении в родной деревне и беспомощно пожал плечами.
  -Не беспокойтесь, всех эвакуируют, заверил их хозяин. Старайтесь воспринимать всё
спокойно, сейчас всё смешалось, но скоро всё образуется. Вы устали, идите спать.
  Хели привела их в маленькую комнату и указала на постели.
  -Доброй ночи, сказала она и тихо вышла.
  Катя присела на край постели и вздохнула.
  -Что же теперь будет? Наш поход затягивается, хотя дома наверняка нуждаются в
продуктах.
  -Давай поговорим об этом в другой раз, не кручинься, будем спать. Спокойной ночи,
пожелал он сестре.
  Не успел Иван прилечь, как уже заснул.
  -У него нервы, как резиновые нити, подумала Катя и начала укладываться спать.
  Дни на новом месте проходили незаметно. Хозяева сами работали быстро, но всё-таки не
подгоняли работников. Еды давали больше, чем на старом месте, что особенно нравилось
Ване.
  Однажды вечером в начале июля прибежал из школы старший сын Хиллар с мятым
Письмом в руках.
  -Это письмо пришло в школу, оно, наверно, нашим эвакуированным, крикнул он отцу
ещё в воротах .
Пееду взял конверт в руки и пошёл с ним в сарай.
  Где Катя? спросил он у Вани.
  -Наверно пошла в хлев, а что?
  -Ей пришло письмо.
  Катя взяла мятое письмо в руки и прочитала вслух.
  -Катерине Кемпи. Эстония. Обратного адреса нет, но это же мамин почерк, что же
случилось?
  Она побледнела и начала дрожащими руками открывать конверт, Иван подошёл к
дверям и наблюдал за выражением лица сестры.
  Katri Kemppi. Eesti. Это же невозможно, нет. Это кому-то другому. Но ведь мамин
почерк, я не понимаю, бормотала она и никак не могла вытащить письмо. Если только
Ангел принёс его сюда.
  Хиллар объяснял что-то отцу, и тот кивал головой.
  -Оно  наверно ходило по всей Эстонии и, наконец, пришло сюда. Сейчас в школах  лежат
такие необычные письма, хорошо, что Хиллар был такой внимательный и взял в руки это
письмо, сказал отец.
  Наконец Катя открыла письмо и стала читать.
      
 
                Дорогая Катя

Пишу тебе коротко и передаю приветы отсюда, а также очень надеюсь, что это письмо
 найдёт тебя. Я молюсь за это. Ангел может его принести тебе, потому что это очень важно.
  Петя начал слабеть, потому что у нас нет никакой еды. Вчера умер от голода маленький Андрей. Приходи, Катя, забери хотя бы Петю отсюда. Мы все умрём от голода.
Приходи сразу. С приветом.    Мама.

  Катя ещё более побледнела и начала падать. Ваня подскочил к ней и обвил руками её худое тело.
  -Что случилось, сестрёнка?
  -Не говоря ничего, она протянула письмо брату и стала тихо плакать. Хозяева незаметно удалились, оставив их вдвоём.
  -Невозможно поверить, что ребёнок умер от голода. Ваня закрыл глаза и сжал зубы.
  -Проклятая война, вспылил он и вышел на улицу.
  -Что случилось? спросил Пееду.
  -Дома проблемы. Маленький братишка умер от голода и Катин сын уже близок к этому. Наша мать просит Катю побыстрее прийти и забрать мальчика оттуда от верной смерти.
  -Но как, я не знаю, Катя была совершенно потеряна.
  -Мы поможем, сказал Пееду и стал тихо беседовать с женой. Хели вытирала глаза и тихо покачивала головой.
  -Катя, тебе надо сейчас же идти и искать пропуск на передвижение. Мы дадим тебе муки и хлеба, столько, сколько сможешь унести. А потом поездом домой, или как?
  -Ходят ли поезда, ведь идёт война?
  -Войсковые и товарные составы уж точно ходят. Иди, готовься к дороге, я запрягу лошадь к телеге, и поедем.
  Комендатура находилась в старом президентском дворце. В Таллинне было оживлённое движение, из летнего парка доносился смех и оживлённый разговор. Большей частью
 Были видны опрятные и стройные немецкие солдаты, но здесь казалось, что война идёт
где-то далеко. Как-то всё напоминало хорошо отрепетированную пьесу, у каждого был
свой выход и свои реплики.
  Пееду остановил лошадь у ворот дворца.
  -Иди, Катерина, доставай пропуск, а я подожду тебя здесь и посторожу мешки, сказал он
 и ободряюще улыбнулся.
  Июльское солнце осветило Катино лицо и подчеркнуло матовую бледность и тёмные
Круги усталости под глазами. Красота её лица напоминала светящийся фарфор.
  Около ворот дворца маршировали охранники и, когда она подошла, они строго
скомандовали.
  -Внимание, стоять.
  -Мне надо попасть, Катя пыталась объяснить им, но строгий солдат даже не
пошевелился.
  Катя стояла беспомощная и растерянная, а потом отошла немного в сторону и стала
Наблюдать за порядком движения караула. Вначале солдаты стояли перед воротами
рядом, глядя прямо перед собой на улицу, потом поворачивались спиной друг к другу и
 шли несколько десятков метров в разные стороны. Затем разворачивались и шли обратно
в направлении друг друга, и потом поворачивались в сторону дворца. После этого
начиналась вторая часть. Один из охранников стоял на месте, а второй повторял свою
партию марша.
  Когда караул в следующий раз повернулся спиной друг к другу и пошёл чеканно
маршировать в разные стороны Катя побежала к воротам и пролетела через них во двор,
 потом через главные двери внутрь и по лестнице наверх. Запыхавшись, она
остановилась у дверей, сердце её учащённо стучало. К ней подошёл, аккуратно
зачёсанный молодой солдат.
  -Добрый день, пожалуйста, садитесь. Вы к коменданту? Солдат протянул ей стул и
вежливо поклонился.
  Катерина кивнула и почувствовала облегчение, волной расходящееся по её скованному
телу. Она узнавала общий тип организации во всех немецких комендатурах. Бравый
 офицер вышел из приёмной в коридор и солдат встал навытяжку. Каблуки щёлкнули и их
  звук раздался эхом по коридору.
  -Господин лейтенант! Она ожидает приёма у коменданта, но я не знаю её дела. Она не
говорит по-немецки.
   Офицер подошёл и улыбнулся.
  -Добрый день, сказал он на ломаном русском языке. Могу ли я попросить вас зайти
внутрь ?
  Катя встала и пошла за ним. Лейтенант коротко расспросил о её деле и услышав, что она
 ингерманландка, попросил  подождать, она осталась одна в комнате. На стене был
портрет Гитлера, а на столе немецкий флаг. Помещение было старинным и богато
убранным, везде был строгий порядок и чистота. Лейтенант вернулся с бумагой в руке.
  -Пожалуйста. Вы можете с товарным поездом доехать до Нарвы, а там пойдёте за
 разрешением переезда до Гатчины. Счастливого пути, до свидания.
  Катя сделала книксен и устало улыбнулась.
  -Данке, сказала она, стесняясь, чем вызвала на лице лейтенанта дружелюбную улыбку.
  -Пожалуйста, ответил он и, вежливо поклонившись, открыл ей дверь.
  Поезд стучал по рельсам. Катя сидела в углу вагона на своём мешке с мукой, держа в
руках мешок с хлебом. Поклажа весила около 60 кг, но Катя об этом не беспокоилась,
 потому что эти продукты спасли бы её родственников от смерти, хлеба хватило бы на
долгое время. В вагоне было сумеречно, везде стояли большие ящики и два солдата
возвращались на фронт, они спали, завернувшись в свои шинели, вещевые мешки были
под головами. Катя прислонилась головой к стене и закрыла глаза.
  -До-мой, до-мой, до-мой, монотонно шумело в ушах, и вагон тихонько укачивал её.
  Посреди ночи поезд прибыл в Нарву. Тормоза заскрипели, и Катя сразу проснулась.
 Двери открылись и солдат вызвали на платформу.
  Когда они ушли, Катя подняла тяжёлую ношу на спину и вышла в июльскую ночь.
 Погода была довольно прохладной, и она задрожала от холода. На железнодорожных
платформах было оживлённо. Солдаты разгружали вагоны, а на свободное место
заносили новый груз. В ночной тишине слышалась речь разных национальностей.
  Катя подошла к железнодорожной станции и беспомощно огляделась вокруг. Ночью
Она не могла никуда пойти, и разумнее было остаться ночевать на станции.
  Эстонский полицейский заметил худую женщину, тащившую тяжёлый груз и подошёл к
 ней.
  -Добрый  вечер, нужна ли вам помощь?
  -Спасибо, но как-нибудь справлюсь. Завтра мне надо идти к коменданту на приём. Я еду
домой и несу немного гостинцев. Голод там, вы, наверно, знаете, объясняла Катя. Я хочу
идти ночевать в помещение вокзала, если это возможно.
  Полицейский пригляделся к ней.
  -Это не очень спокойное место, а вам нужен хороший отдых, подождите немного.
  Он вытащил из кармана маленький карандаш и кусочек бумаги, и написал на ней что-то.
Потом он свернул бумагу пополам и написал адрес.
  -Идите с этой запиской по этому адресу, я покажу дорогу это рядом. Я написал несколько строк своей жене, она приготовит постель для вас, отдохнёте и сможете завтра идти.
  Полицейский отвёл её на другую сторону вокзала и показал кратчайший путь.
  -Но как я…
  -Ну, об этом не думайте. В наше время не знаешь, когда самому понадобиться помощь, поэтому и надо помогать другим, когда они нуждаются в ней. Сможете ли дойти теперь?
  -Смогу, конечно. Большое спасибо Вам. Не знаю, как я за это отплачу, сказала она со слезами в горле.
  Полицейский кивнул ей и стал уходить. 
  -Привет жене, бросил он ей и поднял руку.
  Катя постучала в указанную дверь и вскоре сонная голова показалась в приоткрытой двери.
  -Что случилось? спросила жена полицейского, разглядывая Катю.
  -Вот. Это от вашего мужа.
  Женщина прочитала записку, начала дружелюбно улыбаться и раскрыла дверь нараспашку.
  -Входите и будьте как дома, я Мария.
  -А я Катя.
  Женщины поговорили немного, и Катя снова услышала от неё, что немцы собираются перевозить местных финнов в Финляндию.
  -Но теперь тебе надо идти спать, чтобы ты смогла проделать оставшуюся часть пути домой, сказала Мария и сделала для Кати постель возле печки.
  -Не обидишься, что так, на полу?
  Катя улыбнулась.
  -Да это как на небесах побывать, спокойной ночи. Катя лежала какое-то время без сна и думала о своём путешествии. Всё казалось заранее приготовленным, как-будто ею постоянно руководили. Но почему? И кто?
  Она подняла взгляд к потолку, стараясь пробить взглядом дорогу к небу.
  -Не знаю почему, но спасибо, что помог мне. Господи, позаботься о моём сыне, защити и сохрани его. Ты всё можешь.
  Её мысли перенеслись к мужу, она закрыла глаза и пыталась представить себе, как же он выглядел. Она вспоминала его глаза, рот, нос, она как-бы слышала, как он говорит и смеётся. Сильноё желание пронеслось по ней.
  Утром перед немецким штабом было оживлённо, солдаты сновали в разные стороны, и разносились слова приказов. Новое пополнение отправлялось на фронт, другие прибывали в отпуск, кто-то уезжал в Германию.
  Катя вошла в помещение. С прошлого раза она запомнила расположение комнат и даже помнила некоторые лица. В коридоре виднелся знакомый для неё чёткий порядок.
  Дорога была знакомой, поэтому не было необходимости расспрашивать. Катя подошла к двери коменданта. Она постучала тихонько пару раз и постояла прислушиваясь. Вдруг она услышала голос за дверью и решила, что её приглашают войти.
  Катя открыла дверь и опешила. Но она не догадалась сразу выйти за дверь, а осталась смотреть на то, что происходило в приёмной. На коленях коменданта сидела красивая темноволосая женщина и гладила тонкой рукой его щёку. Они страстно целовались. Руки коменданта так ласкали красавицу, что Катя ощутила, как краска заливает её щеки. Она машинально тихонько кашлянула.
  -Кто тут, вскрикнул комендант и сердито замахал Кате рукой в сторону дверей.
  Женщина встала из мужских объятий и старалась поправить свою причёску.
  -Пожалуйста, проходите, вы говорите по-немецки?
  Катя застеснялась и покачала отрицательно головой. Женщина улыбалась уже свободней, хотя лицо ещё было раскрасневшимся. Комендант кряхтел за столом.
  Добрый день, не знаете немецкого языка, но я понимаю и по-русски, объяснила женщина.
  -Добрый день, пролепетала Катерина. Я только…
  -Подождите минутку в коридоре. Вас всё-таки вызовут на приём, объяснила женщина, и вежливо проводила просительницу в коридор.
  -Прошу прощения, бормотала Катя. Я не знала…
  -Это ничего, усмехнулась переводчица и закрыла дверь.
  Кате было стыдно, она сидела на стуле, уставившись глазами в пол. Комендант может теперь отобрать у неё разрешение на передвижение, из-за того, что она так опростоволосилась. Катя была в панике и упрекала себя, но ничего не оставалось делать, как только сидеть и ждать.
  Но комендант не выглядел сердитым, напротив, мужчина старался быть очень вежливым с Катей, он расспрашивал о том, о сём, как у неё идут дела, куда она собирается ехать. Темноволосая женщина переводила с немецкого языка на русский. Катя рассказала о письме, полученном от матери из Ленинградской области, о голоде в родной деревне. Комендант написал на листе своё имя и поставил сверху печать.
  -Да, страдания и тревога, такая она война и есть. Но вскоре всё изменится в лучшую сторону. Не будет рабского труда в колхозах и произвола милиции. Вы слышали, что в скором будущем ингерманландцев переселят в Финляндию и Германию…
  Комендант замолчал и посмотрел нерешительно на переводчицу.
  -Наверное, не стоит переводить…
  -Успела уже, ответила переводчица, но что ж тут такого. Об этом все уже знают.
  -Это правда, сказала Катя. Об этом говорят уже давно, но я не верила.
  -Никому не говорите об этом, официальное сообщение придёт в своё время, но я хотел приободрить Вас, Госпожа Кемпи. Голову выше, Вы  сможете поехать в Гатчину завтра. Отсюда пойдёт большой состав с войсками на фронт, присоединитесь к ним. Берегите себя. Прощайте.
  Комендант встал и слегка поклонился.
  -Спасибо, сказала Катя тихо и покраснела, потом сделала книксен и вышла.
  -Пожалуйста.
  Яркое солнце ослепило Кате глаза. Она пошла медленно по улице, направляясь в маленький парк. Сейчас уже не надо было никуда торопиться, она присела на высокую траву и посмотрела на небо. Белые лёгкие облака плыли по голубому небу и ласточки в вышине свободно демонстрировали своё изящное мастерство. Но рядом на земле гремели военные машины и в воздухе слышались слова немецких приказов. Люди были, как безвольные кнопки, щупальца мировой войны передвигали их по своему усмотрению. Такой же беспомощной и потерянной Катя чувствовала себя сейчас. Она прикрыла глаза и прислушивалась, как теплый летний ветер ласкал её щёки.
  -Ветер, отнеси от меня привет домой, я уже иду, прошептала она.


                Глава 14

      Поезд пыхтел всю ночь. Катя дремала на мешке с мукой, сжимая в руках мешок с
 хлебом. Вдруг она вздрогнула от неожиданности и посмотрела по сторонам. Вагон был
 почти тёмным, но вскоре глаза привыкли к темноте, и кое-что могли разглядеть. Кругом
 спали солдаты на своих вещевых мешках, они были такие уставшие, что не один из них
не бодрствовал. Но Катя не могла уснуть. Сначала она боялась, что её драгоценную ношу
 украдут, а потом волнение перед неизвестностью будущего не давало ей забыться.
  Утром поезд прибыл в Гатчину. Двери с грохотом распахнулись, и яркое солнце
 Ослепило глаза, привыкшие к темноте. Солдаты проснулись и без лишних слов
 выпрыгнули из вагона на платформу. Некоторые с наслаждением потягивались и
 растирали занемевшие члены. Здесь их путь не закончился, и днём они должны были
отправиться дальше на передовую
  Но Катя прибыла на место. Она стояла на платформе и смотрела по сторонам. Место
 было не похоже на Гатчину.
  -Это точно Гатчина? Спросила она у солдата.
  -Гатчина? Да это Гатчина.
  Но всё вокруг было неузнаваемым. Город был страшным образом разбомблён и много
домов сгорело. Много деревьев было сломано, и повсюду виднелись обуглившиеся
стволы. Катерина пыталась найти знакомые места и старалась восстановить в памяти
 виды дорогого города. Но на месте ранее зелёной, цветущей Гатчины с её старинными
 парками были сплошные развалины.
  Катя медленно пошла вдоль железнодорожной платформы, таща на спине тяжёлую
 ношу. Немецкие солдаты стояли маленькими группами и курили табак, низкий
 говор наполнял местность вокруг вокзала. Смеха не было слышно, близость передовой
наложила свой отпечаток на отправлявшихся туда солдат.
  Много грязных и оборванных ребятишек сновало вокруг с маленькими тележками.
  -Нужно ли подвести вещи?
  -Перевозим товар.
  -Могу перевезти 100 килограммов груза.
  Дети кричали, стараясь перекричать друг друга, и предлагали свои услуги. Но им не
 удалось найти работы из только что прибывшего эшелона, потому что почти все
 пассажиры были солдаты. Однако несколько военных и гражданских, оставшихся в
городе, все-таки дали маленьким перевозчикам заработать
  Бледный и худой мальчик подошёл к Кате, он тащил за собой сколоченную из досок
Тележку. Колёса гремели по мощёной камнями дороге, когда парнишка шёл за Катей.
  -Могу ли я помочь?
  Катя оглядела маленького помощника. Под глазами у него были тёмные круги и волосы
 торчали в разные стороны, рубашка была рваная и грязная, короткие штанишки кое-как
 держались на нём. Ноги были босые.
  -Сколько будет стоять твоя помощь?
  -А куда надо вести? спросил мальчишка и оценивающе поглядел на мешки. Поклажа
 весит больше 50 килограммов.
  -Надо бы отвезти на станцию Пудость.
  -Ах в Пудость. Сколько туда будет? Семь, восемь километров. Ну, хотя бы хлеба
 получить за работу.
  -Хлеба?
  Катя остановилась и опустила поклажу на тележку мальчика, и так они продолжали путь
идя рядышком.
  -Да, хлеба, сказал мальчик. Мне надо кормить младшую сестру, а хлеба мало. Даже за
 деньги не всегда достанешь.
  -Тебе надо заботиться о маленькой сестрёнке, а где твоя мама и папа? Катя участливо
 расспрашивала идущего рядом ребёнка.
  -Отец на фронте, ответил он и плотно сжал губы.
  -А мама?
  -Мама умерла, ответил он жалобным голосом и отвернул взгляд в сторону.
  Катя на мгновение замолчала, нервно поёжившись.
  -Сколько тебе лет?
  -Осенью будет восемь, ответил мальчик бодрым прежним голосом.
  -А ты дашь мне хлеба?
  Катя остановилась и взяла обеими руками мальчика за плечи, они смотрели друг другу в
 глаза и Кате хотелось защитить этого ребёнка.
  -Мальчик, дорогой, значит, у тебя никого нет.
  -У меня есть младшая сестра, ей пять лет, ответил он, удивившись, что Катя не
 расслышала его.
  -Да, да, но такого, кто бы позаботился о вас обоих.
  Мальчик печально усмехнулся.
  -Нет, у нас нет. Больше нет. Война унесла от нас и мать и отца. Мама умерла под
бомбёжкой. Люди говорили, что она шла к нам домой и вдруг рядом разорвалась бомба.
 Мама приносила нам еду каждый день.
  -Ты знаешь что-либо об отце?
  -Не знаю, потому что письма не доходят сюда, последнее письмо мы получили от папы,
когда ещё немцев не было здесь. А после этого ничего не слышно о нём.
  Катерина поглядывала на шагающего рядом маленького мужчину. В глазах ребёнка был
 взгляд старого, многое испытавшего человека и это придавало детским чертам
 страдальческое выражение. Весь вид маленького создания показывал каждодневную
 борьбу за существование.
  На Катю нахлынуло воспоминание о собственном сыне. Она давно уже не видела его и
 он, наверное, сильно вырос. Может, она и не узнала бы его. Возможно, на него тоже
война наложила печальное и озабоченное выражение.
  -Послушай, сказала она встревоженным голосом и остановилась. Мне кажется, я опять
 могу сама нести это.
  Мальчик остановился и в его глазах мелькнул испуг и озлобленность.
  -Но мне нужно какой-нибудь еды, хотя бы сестрёнке, с вызовом в голосе крикнул он
 Кате.
  -Мальчик, дорогой, я дам тебе хлеба. Ты получишь плату за свою работу, но можешь
 идти к сестре уже сейчас, сказала Катя и стала развязывать мешок, плохо видя сквозь
 нахлынувшие на её глаза слёзы.
  Мальчик направился назад в сторону Гатчины, гремя своей тележкой, которая поднимала
 вверх пыль, застилающую силуэт разбомблённого города. Два больших хлеба отдыхали
 на досках, и время от времени ребёнок оглядывался на них через своё плечо. Он
 посмотрел на Катю, улыбнулся, выпрямил спину и помчался вперёд, сверкая голыми
 пятками.
  Катерина тяжело вздохнула, подняла мешок на спину и пошла, тяжело ступая по
 знакомой дороге. Вокруг раскинулись зеленеющие летние поля и леса. Дорога была
 тихой и безлюдной, не было слышно весёлых голосов жизни.
  Близился полдень, когда Катя, усталая еле таща ноги, подходила к последней
пристанционной деревне после которой была её родная деревня, дом, где ждали отец, мать
 и маленький сын. Оставалось пройти четыре километра, но сил у неё почти что не
 осталось, так как ноша сильно давила на всё тело.
  Рядом с дорогой стоял маленький потемневший дом. Во дворе бегали двое ребятишек,
 Они весело смеялись, и это казалось из ряда вон выходящим посреди повсеместной
Подавленности.
  Катя помнила, в этом доме жил со своей семьёй церковный-Ваня. Добавку к своему
 имени он получил из-за  своей искренней веры в бога. Как говорили люди, его вера не
 была напускной и не просто привычкой, а он верил всем сердцем. Катя вошла во двор, а
 дети прошмыгнули в дом. Ваня вышел на крыльцо, когда Катя подходила из-за угла.
  -Добрый день, Катерина, сказал он улыбаясь. Приятно видеть тебя снова, домашние
очень беспокоились о тебе.
  -Здравствуйте, дядя Ваня, как Ваше здоровье?
  -Да понемножку. Божья забота и защита была всё время над нашей семьёй. Ну, заходи в
 дом, дитя, расскажи как дела в Эстонии, сказал хозяин.
  И Катя рассказала обо всём, что видела и пережила, расспросила его в свою очередь о
 новостях из своей деревни и начала собираться в путь.
  -Дядя Ваня, могу ли я оставить муку у Вас, никак не могу дальше нести, а завтра утром
отец заберёт её. Отнесу сейчас только хлеб.
  -Хорошо, Катерина, передай привет домашним. Да благословит тебя Господь, доченька.
  Выйдя на дорогу, Катя почувствовала себя лёгкой и спокойной, семья церковного Вани
излучила на неё потаённую силу и смелость. И вот она стояла на такой родной и знакомой
 горе. Катерина оглядела свою деревню, она казалась такой безмятежной под жарким
летним солнцем. Катя вспомнила время, когда все копали обрывистый берег реки, потом
перевела взгляд через поля и лес к церкви. Крест снова занимал своё место, как и сто лет
назад. Он был так высоко, что казалось доставал до неба, весь его вид говорил о силе, о
вечной победе. Что-то растрогало и обожгло Катино сердце, а глаза отдыхали и
радовались, глядя на простую красоту знакомого с детства креста.
  Кругом были видны следы войны, как в деревне, так и на окрестностях, они походили на
 укусы страшного огромного зверя. Обугленные развалины домов, чёрные стволы
деревьев, развороченные поля. Но каждый кусочек земли был таким знакомым и родным,
что внешний вид не имел значения.
  Катерина медленно пошла в сторону родного дома. Тропинка, перерезающая густые
 заросли черемухи и ивняка, привела к речке, и мост ещё был на месте. Она постояла на
мостике, разглядывая струящуюся воду, в которой отражался яркий летний день.
  Два пацана в коротких штанишках стояли у сарая крайнего дома и смотрели на идущую
 от речки женщину.
  -Это Кемпи Катя, сказал один из них и во всю прыть пустился бежать через луг к лесу.
  -Катя идёт, Катя идёт, кричал он без остановки.
  Возле леса Соня и Адам Сюгияйнены копали корни травы. Есть было нечего, и люди
  добывали, что только было возможно. Маленький мальчик возился около них  и
 распевал радостно песню.
  Катя торопилась увидеть родных, и, закрывая глаза ладонью от яркого солнца, пыталась
 разглядеть людей у кромки леса.
  Соня не поверила известию деревенского мальчишки.
  -Не выдумывай, мальчик, Катя в Эстонии. Как это она может идти сюда прямо посреди
белого дня и, не известив никого.
  -Да точно это Катя, сказал мальчик и показал пальцем в сторону молодой женщины,
стоящей у края луга.
  Соня распрямила спину, подняла ладонь ко лбу, заслоняя глаза от яркого солнца.
  -Катя. Похоже, что это она. Адам, Катя вернулась.
  Соня побежала через луг навстречу к дочери. Адам повёл плечами, взял внука за руку и
пошёл за женой.
 -Наверно твоя мама пришла, проговорил дед и улыбнулся Пете.
  -А моя мама послушная? Спросил мальчик, вопросительно глядя большими глазами на
дедушку.
  В маленьком доме в семье Сюгияйненых было много радости. Мать всё время
расспрашивала о новостях из Эстонии.
  -Подожди немного, мама, я не успеваю так быстро рассказывать. Петя, иди ко мне на
руки. Я так сильно скучала по тебе.
  Но Петя стоял за спиной дедушки и оттуда выглядывал на незнакомую женщину.
Ребёнок не узнал свою мать, потому что разлука была слишком долгой для его возраста.
  -Ну, иди же ко мне, у меня есть хлеб для тебя, вот в этом мешке.
  Петя посмотрел на дедушку, как бы ища у него помощи.
  -Иди Петя, у мамы есть что-то хорошее для тебя. Ты уже давно не ел настоящего хлеба,
бедняжка.
  Ребёнок стал приближаться к матери, озорно улыбаясь, и оглядываясь назад. Катя
подняла сына на руки и нежно поцеловала его нежную щёчку.
  -Мамина радость, шепнула она тихонько. Как же я скучала по тебе.
  -А Андрюша ушёл, сказала Соня, склонив голову и скорбно улыбаясь.
-Я получила твоё письмо, прошептала Катя со слезами на глазах.
  -Это ангел принёс его тебе, я так долго молилась об этом, хорошо, что ты дома.
  Катя вытащила из мешка белый хлеб, отломила от него большой кусок и дала сыну. Он
стал вертеть в руках непонятный кусок.
  -Что это такое? Медленно спросил мальчик.
  -Это настоящий хлеб, ешь скорее, сказала Катя и дала по куску отцу и матери. Муку я
 оставила у церковного Вани, сама не могла больше нести. Если бы отец сходил завтра за
 ней.
  -Я могу пойти хотя бы и сейчас, ответил Адам, с наслаждением жуя хлеб. Какой вкусный
 хлеб. Я уже и не думал, что буду, когда-нибудь, есть такой.
  Вечером несколько деревенских людей пришли послушать новости. В деревне не знали
ничего об ушедших в Эстонию, потому что никто не вернулся назад. Слухи о большом
переселении ходили и здесь, видели больших начальников, ходивших по деревне и даже
 разговаривавших с жителями.
  -Это были военные начальники из Финляндии. Они ходили с немцами, и видно было, что 
говорили о чём-то важном, рассказывал кто-то. Но еды никакой не привезли. Голод здесь
постоянный гость.
  -Мы пытаемся есть растения, больше здесь ничего нет, но теперь есть, спасибо Кате и
 Господу. В Эстонии ещё жить можно.
  Многие деревенские жители были такие худые и измождённые, что Катя не могла их
 узнать.
  -У Рокко Адама настали тяжёлые времена, умирает от голода, сказала Соня, когда
 последний гость ушёл.
  -Адам Рокко? Не может быть, как же он дошёл до этого?
  -Пища закончилась, хотя они старались, как могли, но ничего не помогло. Адам отдавал
от своего куска другим, а сам страдал, сказала Саня.
  -Может быть это какая-нибудь болезнь, недоумённо сказала Катя. Сейчас много
болезней, может дизентерия…
  -Это голод, устало сказала Соня. Так же ушёл наш Андрюшенька. Я голод знаю и ни
какая это не болезнь. Да такие вот дела. Соня вытерла краем ладони слезу, выкатившуюся
на щеку.
  Катя посмотрела на улицу. Берёзы были тёмно-зеленого цвета, как всегда во второй
половине лета. Эта зелень говорила о зрелость и о приближении осени. За теперешней
жарой наступит холод.
  -Жалко его, вздохнула Катя. Мне надо бы отнести им хлеба, ведь хлеб у нас сейчас есть.
  -Думаю, что это уже слишком поздно, ах, какая настала безысходная жизнь и глубокая
нужда. Мы теперь несчастные, беспомощные люди, причитала горестно мать.
  Катя долго и безмолвно стояла в спальне у Рокко. Комната была затемнена, потому что
 яркое солнце беспокоило умирающего. Покрывало висело на окне и из открытой двери
 проникало столько света, что в комнате не было темно.
  -Ах, Катя…неожиданно проговорил Адам.
  Катя вздрогнула, она даже не могла себе представить, что человек может так измениться
 в тисках голода. Его щёки были ввалившиеся внутрь, а кожа обтягивала кости, острый
 подбородок торчал вверх к потолку. Глаза выглядывали из ям и блестели как угли.
Одеяло не давало увидеть остальное.
  -Здравствуйте, еле выдавила из себя Катя. И дай вам Бог…силы.
  Адам не ответил. Дыхание его было затруднённым и болезненным. Его жена всегда была
цветущей, полной женщиной, но теперь она двигалась по комнате, как призрак. Она тоже
была исхудавшей до предела.
  -И всё это из-за ненормальных злых людей, сказала она уставшим бесцветным голосом.
  Катя поняла, что Адам Рокко уже рядом со смертью. Его ничто не могло спасти. Катя
осторожно пятясь, вышла из комнаты, поклонилась хозяйке и положила на стол два хлеба.
  -Может это вам хоть немного поможет.
  Она поспешила на улицу, глаза были мокрые от слёз, а сердце учащённо стучало, грудь
 сжималась от боли. Июльский день склонялся к вечеру, лёгкий ветер растрепал ей
волосы. По небу плыли белые облака, а ветки берёз спокойно раскачивались.
  -Теперь это земля смерти…
  Катерина сжала зубы, безнадёжность и чувство собственной беспомощности душили её.
Огромная мельница высосала души людей и произвела под конец эту страшную
действительность современной истории на её Родине. Круговорот этот был
бездушным и бессердечным.
  На третий день она оформила для сына пропуск для передвижения, они смогут добраться
 до Эстонии в снабженческом составе. Мальчик был в счастливом неведении обо всех
приготовлениях к переезду, на серьёзные лица бабушки и дедушки удивляли его.
  -Бабушка не плачь, я дам тебе хлеба, не надо есть корни, жалостливо сказал он.
  Соня схватила в объятия маленького забавного малыша.
  -И какой же пострел из тебя получился, хотя и пришлось тебе по лесам скрываться.
 Никогда не забывай нас и деревню и всего, что здесь есть. Слёзы не дали ей продолжить
дальше.
  -Не пойдём ли уже? Спросил серьёзно дедушка. Я пойду провожать вас и понесу Петю,
когда он сам не сможет идти.
  -Я могу, решительно сказал ребёнок.
  -Дорога длинная, сказала Катя. Дедушка понесёт тебя, когда устанешь
  Катя долго обнимала мать. Они тихо плакали и чувствовали сильную близость, которая
соединяла их души воедино.
  -Я буду рядом с тобой, хотя и остаюсь здесь, прошептала мать на прощание. Смотри по-
лучше за Петей, желаю, чтобы всё было хорошо.
  -Не тревожься зря мама. Всё ещё будет налажено, веришь ли?
  Катя пыталась казаться бодрой, хотя слёзы сжимали горло, но она не хотела причинять
 страдание матери. Также её угнетала неизвестность и  тоска по мужу, о дорогом для неё
 человеке в это страшное время.
  -Мы ещё вернёмся сюда мама, когда война кончится и все…
  -Как сюда кто-то вернётся, здесь всё исчезнет, Катя.
  -Но ведь наша семья…
  Катя прикусила губу, чтобы взрыв плача не выскочил изо рта.
  -Не надо об этом Катя. Война всё перепутала, сейчас надо только спокойно ждать. Самое
важное сохранить сына, если Пётр на фронте в порядке, то ты его увидишь только после
войны. Если даже тогда…
  -Как же так?
  -Здесь командуют немцы. Поэтому Катя, поэтому, но только не мучь себя понапрасну.
  -Ой, мама, как это страшно, сказала Катя и бросилась на шею матери
  Адам Сюгияйнен шёл уже по двору, ведя сына дочери за руку. Катя высвободилась из
объятий матери и вышла вслед за ними на улицу.
  Медленно начал идти тёплый летний дождик, небо покрылось облаками. Деревня стояла
безмолвной и сумеречной. На том месте горы, где всегда до войны собиралась молодёжь, 
веселилась, водила хороводы, Катя обернулась и посмотрела на деревню. У ворот родного
 дома стояла мать с голой головой, она подняла руку для приветствия. Катерина  помахала
 в ответ рукой, в её глазах защипало, а  в горло поднялся горький ком. Она перевела
 взгляд вниз, посмотрела на просторные луга, через тёмный лес, потом нашла взглядом
величественную каменную церковь. Крест, стоявший на башне высокой церкви, на миг
заворожил её взгляд, и она почувствовала, как что-то шевельнулось в её душе.
  Катя повернулась к тропинке и пошла вперёд. Маленький Петя резво бежал босыми
ногами по дорожке, раскрыв руки в разные стороны, как-будто обнимая весь мир и своё
 будущее.



    

                Глава 15

   Хозяин дома любил Ивана, потому что он был хороший работник, знал все   деревенские
работы. Парень не жалел себя ни в поле, ни во хлеву с животными и делал быстро всё, что
хозяин ни попросит. Катерина тоже старалась, как только могла. Маленький Петя хорошо
прижился на новом месте и часто сопровождал мать и в поле и в хлеву.
  Главным было, то, что ему теперь не угрожала голодная смерть, и он получал хорошую
пищу. На его щеках снова появился здоровый румянец.
  Во время сбора урожая зерновых работали с утра до вечера. Хотя Пееду и Хели Майметц
В основном были довольны ловкими работниками, но неопределённость военного
Времени доводила нервы людей до предела. Это чувствовалось, как бы висело в воздухе,
между людьми наступало охлаждение. При такой тяжелой работе и от ухода за детьми
 Хели была очень уставшей, да ещё малыш Петя был под её присмотром. Катя не могла
всё время брать ребёнка с собой на работу, ей приходилось оставлять его дома с хозяйкой.
  В один из жарких дней они напряженно работали до самого вечера. Хозяин был полон
 азарта и, казалось, передавал свою силу своим помощникам. Ещё утром они решили
закончить уборку на большом поле, и поскольку день был сухим и тёплым, они сдержали
своё слово.
  Вечером они возвращались домой обессиленные.
  -Тяжёлый был день, сказал Пееду. Я ещё никогда не видел такого старательного
 работника, похвалил он Ивана, хлопнув его по лопаткам.
  -Ну, что ж тут такого, надо же иногда испытать свои силы, скромничал Ваня. Но ты
очень крепкий человек, сказал он с уважением в голосе.
  Катя сильно устала, она еле передвигала ноги, но мысль о скором отдыхе придавала ей
силы.
  Уже в передней они услышали громкий голос хозяйки и плач детей в один голос. Катя
вздохнула и открыла дверь в дом. Хели сидела с Петей на руках и пыталась напоить его из
маленькой чашки.
  -Хвала Создателю, что вы пришли, вскрикнула Хели. Пееду мальчик без сознания.
  Хозяин взглянул на Катю, та поспешила к сыну и взяла его на руки. На коже ребёнка
были красные пятна, и он тяжело дышал. Катерина прижала обмякшее тело ребёнка к
своей груди.
  -Чем ты хочешь его напоить? Пееду понюхал кружку.
  -Это самогонка.
  -Что с этим ребёнком, кричала Катя истерично. Волдыри по всему телу и без сознания,
откуда это? Скажи быстро, что с ним случилось?
  -Пчёлы это, сказала Хели. Большой рой пчёл налетел на него, они жалили его со всех
сторон. Мальчик кричал во всё горло, а потом упал без движения.
  Хозяйка сидела, сжав голову руками, и шмыгала носом. Дети отошли к стене, они стояли
тихо и испуганно следили за происходящим.
  Зачем ты хотела напоить его самогонкой? сердито спросил жену Пееду.
  -С испугу, я пыталась привести его в сознание, сказала Хели с вызовом, заносчиво глядя
на мужа. Я больше не могу нянчить чужих детей.
  Хели быстро говорила что-то по-эстонски и не боялась. Катя поняла только два, три
слова. Ваня чесал затылок и не решался вмешиваться в разговор. Катя осторожно
прижимала сына к груди и вдруг начала рыдать. Усталость давила на нервы и прорвала её
  обычную сдержанность.
  -Ты хотела убить моего ребёнка, кричала она, уходя в свою комнату. Я не останусь здесь
 больше. Ой, Господи, не дай умереть моему Пете.
  -Но, Катерина, Хели же не могла ничего с пчёлами поделать, пытался Пееду защитить
 свою жену. С кем угодно может случиться такая беда.
  -Но, зачем же его самогонкой поить, сказала Катя более спокойным тоном. Надо же хоть
 немного соображать. Маленькому ребёнку дать самогонки, я никогда раньше не слышала
 такого.
  -Ну что ты об этом. В панике только хотела помочь, сказал Ваня и ткнул шутливо Катю
пальцем в живот. Тебе надо отдохнуть и мне тоже.
  -Но как же Петя? Если он умрёт, я не перенесу этого, Ваня, прошептала Катя и погладила
по головке тяжело дышащего ребёнка.
  -Да от этого Петя не умрёт, он прошёл и через более трудные испытания и ещё жив.
Постарайся теперь успокоиться.
  Пееду покачал головой и вышел из комнаты. Хели сидела на прежнем месте, а дети
испуганно прижимались к стенке.
  -Пойдёмте на улицу, сказал хозяин и открыл дверь. Ты, Хели, тоже.
  Ребёнок жалобно забеспокоился и жалобно захныкал. Катерина сидела на полу рядом с
Петей и закрывала лицо руками. Через пальцы она наблюдала за его страданиями. Мальчик пытался открыть глаза, но они были полностью опухшими.
  -Дорогой мой Петенька, просыпайся поскорее. Тебе очень больно? Проговорила мать и
 скрестила пальцы между собой.
  -Больно, очень больно, захныкал малыш. Он был в сознании.
  -Где у тебя болит?
  -Везде болит. Мама, больно. Глупые пчёлы, они покусали меня, плакал ребёнок всё
 громче и громче.
  -Держись, мой маленький.
  Катерина гладила волосы Пети и всхлипывала сама.
  Весь ребёнок был покрыт укусами пчёл. Катя представила себе сколько страха и
страданий перенёс этот маленький мальчик.
  -Постарайся теперь уснуть, когда ты проснёшься, то уже будешь здоровым.
  Немного погодя Петя успокоился и уснул. Катя смотрела на сына, его черты сильно
напоминали отца, и печаль наполнила её душу.
  -Где же твой папа сейчас, и что с ним происходит, прошептала она тихонько на ушко
сыну, но мы пошлём ему отсюда от нас привет. Когда-нибудь ещё мы будем все вместе, и
тогда уже никогда не расстанемся. Когда война кончится, всё изменится в лучшую
 сторону. Красивые, тёплые вечера Ингрии мы ещё проведём все вместе, сынок.
  Иван лежал молча на своём месте.
  -Он мог умереть, прошептала Катя и встала с пола. Такое уже случалось.
  -Но не умер, сказал сухо Ваня. Видно ещё не его время.
  -Но моё время уходить отсюда. Завтра с Петей мы уйдём в другое место. Рядом много
совхозов, которые работают, несмотря на то, что здесь стоят немцы. Там я, наверняка,
найду себе работу.
  -А как же Петя?
  -Ну, что-нибудь я придумаю. А ты пойдёшь со мной?
  Ваня смотрел в потолок, прикидывая ширину досок на глаз.
  -Куда же я отсюда? Здесь есть еда и вообще тут хорошо жить. Может, было бы умнее и
тебе ещё подумать об этом.
  Катя вздохнула.
  -Хели просто не может справиться с домашними делами, со своими детьми, да ещё мой
Петя прибавился. За ребёнком некому присматривать. Я отвечаю за него.
  -Но, ты же не знаешь, какой уход за ним ты найдешь там. Ты вспомни, сейчас ведь
война.
  -Да, война. Но, несмотря на это, я завтра пойду искать своё счастье. Ты можешь быть
здесь. Я потом пришлю тебе адрес, когда найду себе жильё.
  На следующее утро волдыри почти, что исчезли с кожи ребёнка, и Петя опять был весел.

Катерина собирала свои вещи и напевала мелодичную песню.
  -Петя, мы уходим в другое место, сказала она и взъерошила его волосы.
  -А дядя Ваня пойдет с онами? Спросил Петя, глядя, как дядя натягивает сапоги на ноги.
  -Наверное, не пойду, ведь надо идти в поле, но ты иди с мамой, посмотри какие там
дела.
  Пееду и Хели не пытались препятствовать уходу Кати, но Хели нервничала, делая дела
по дому.
  -Ну, всего тебе хорошего на новом месте, сказал хозяин. Мы уходим в поле. До
свидания.
  Катя улыбнулась и кивнула головой на прощание.
  -Не держи обиду на меня , я же не нарочно, виновато сказала Хели.
  Катя пожала плечами и посмотрела на сына.
  -Да нет. Я и не думаю, я понимаю. Теперь мы пойдём. Ну, до свидания,  и спасибо за всё.
    Катерина нашла работу в большом совхозе и ей дали комнату в подвальном
помещении. Там жили еще две семьи, у  каждой было по три ребёнка. Да еще больная
бабушка Ольга.
  Вечером Катя наблюдала за жильцами. Семьи были вместе и разговаривали между собой
 в пол голоса. Катя пыталась увлечь разговорами своего сына, но он хотел увидеть людей,
живущих в помещении и переходил из одного угла в другой. Непосредственное поведение
мальчика сломало скованность, и скоро все смело разговаривали между собой.
  Несмотря на то что, баба Оля была больной и слабой она обещала присматривать за
 Петей, пока Катя была на работе в поле. Это была большая помощь для Кати и у неё
появилась надежда на будущее.
  Дни быстро чередовались друг за другом при ежедневных хлопотах на работе, а вечера
Катя старалась проводить на улице. Они ходили с сыном по окрестностям и много
разговаривали друг с другом. Так ей легче было переносить своё одиночество и печаль.
  Однажды холодным утром на исходе лета Катя почувствовала себя больной. Голова
сильно болела, во всём теле чувствовалась слабость, но она всё-таки, как всегда по старой
привычке, пошла утром на работу.
  После обеда боль стала непереносимой. Катя поплелась в совхозную контору.
  -Какое у тебя дело? Строго спросила женщина, сидящая за столом.
  -У меня страшно болит голова, сказала Катя. Могу ли я попасть к врачу?
 Женщина постучала ручкой, по столу поглядела на Катю и надолго замолчала.
  -Значит, голова болит. Да. И к врачу. Так оно и есть. Головы и ноги, у кого что, а потом
к врачу. Да.
  -Я заболела, на самом деле. Я не хочу ни в коем случае прогуливать работу. Это же
первый раз.
  Женщина кивнула головой.
  -Да, это правда. И ты похожа на больную, я верю тебе. К врачу. Как-то надо туда
попасть.
  Женщина начала заполнять бланк. Она спросила у Кати её день рождения и личные
данные, сравнила их с данными на маленькой карточке и протянула бланк Кате.
  -Возьми в конюшне лошадь и поезжай на ней. Здесь для тебя нужная бумага.
  -Но  найду ли я место?
  -Спроси совета у конюха. Он знает, где врач принимает.
  Конюх не стал запрягать лошадь, а только указал Катерине на сбрую и телегу.
  -Вон, запрягай и поезжай.
Обессиленная Катя начала медленно запрягать лошадь в телегу. Боль стучала в голове так
 сильно, что в глазах темнело. Но к врачу надо было попасть, во что бы то ни стало. Во
дворе конюх объяснил ей дорогу.
  -Какая ты бледная. Ты похоже, на самом деле больная, удивлялся мужчина.
  Кате трудно было говорить, и она молча тронула поводья. Лошадь легко побежала и
телега подпрыгивала по неровной дороге. От каждого ухаба боль в голове только
усиливалась. В глазах начало темнеть.
  -Господи, помоги мне, прошептала Катя и остановила лошадь у дома врача.
  Врач был круглолицый, лысый, с большим животом мужчина. Дыхание его было
затруднённым, и он постоянно причмокивал губами.
  -Ах, голова болит…
  Катя лежала на кушетке, а врач все время что-то бормотал и обследовал её.
  -Ах, это…
  Катерина не могла больше говорить, она только слушала короткие замечания врача и
ждала. Врач закончил обследование, сел за стол и написал что-то в карточке.
  -Да, так бывает иногда, но это пройдет. Я дам вам немного лекарства. У вас нет никаких
отклонений. Голова только иногда болит. Это конечно пройдёт. Идите домой и отдыхайте.
Эту бумагу отнесите в совхозную контору, здесь освобождение вам до конца дня.
  Врач дал Кате какого-то порошка и воды запить лекарство.
  -Ну да, ничего не нашлось, это не серьёзно. До свидания.
  Но головная боль не проходила. Катерина лежала весь вечер и даже уложила Петю
пораньше в постель. Баба Оля старалась занять Петю, потому что другие дети играли на
улице, и Петя был один. Катя боялась выпускать ребёнка одного из дома.
  В помещении была суета, потому что в соседней семье ждали прибавления. Роды могли
произойти в любое время, потому что женщина жаловалась на боли уже несколько дней. 
Все ждали этого события.
  Катерина не могла заснуть из-за сильной головной боли. В комнате стало темно, люди
спали, кругом было слышно ровное дыхание, но в одном углу слышались, время от
времени, тяжелые вздохи и айканье.
  -Мне кажется, что скоро начнётся.
  -Сейчас, ночью? Но, как же это может произойти сейчас и тут, тревожно спросил сонный
мужской голос.
  -А где же? шептала жена. В таком деле не спрашивают ни места, ни времени, это
случится тогда, когда должно случится.
  -А как же дети?
  -Надеюсь, что они будут спать, а если проснуться, то и тогда ничего нельзя изменить, но
тебе надо сейчас нагреть воду. Здесь чистые пеленки для младенца. Ой, ой, ой как жжёт.
  Мужчина в темноте встал с постели, зажег маленькую лампу и беспомощно смотрел по
 сторонам. Кате хотелось помочь ему, но она не с силах была подняться , в голове стучала
режущая боль.
  Рождение ребенка произошло быстро. Дети спали и ничего не знали о происходящем
 событие. Но взрослые проснулись и женщины подошли, что бы помочь роженице.
Мужчина отошёл в сторону, бормоча извинения.
  И вот маленькое помещение огласилось звонким детским криком.
  -Девочка родилась.
  Катерина  улыбалась под одеялом, хотя голову разрывала боль. Даже не смотря на
страдания ей было приятно слышать голос новой жизни. Для неё это был не просто
детский плач, а прекрасная радостная музыка.
  В это подвальное помещение спустилось создание, от которого можно было ожидать
нового чуда. Бабушка скрестила руки и благословляла всех в своем углу. Катя
повернулась лицом к стенке и нащупала взлохмаченную голову сына, сон прервал
пульсирующую боль в её голове.
  Уже несколько дней Катя была больной, но она каждое утро выходила на работу.
Вечером она еле-еле передвигала ноги, возвращаясь домой, и совсем не могла играть с
Петей. Ольга видела страдания Кати и присматривала за ребёнком ещё и по вечерам.
Самочувствие Кати ухудшалось с каждым днём, и в течении двух недель силы её иссякли.
  В одно солнечное утро она не смогла подняться с постели, а ночью с ней случилась
досадная неприятность. Баба Оля не жалуясь, без единого слова, убрала её кровавое
 испражнение.
  -Ты совсем горячая, надо измерить температуру, сказала она.
  Катя не понимала, как следует, о чем говорит женщина.
  -Это он, сказала Ольга другой матери в противоположном углу комнаты. Только бы не
пристал к младенцу.
  -Я пытаюсь кормить его грудью, хотя и мало молока. Грудное молоко не даст заразиться.
  -Говорят, что много людей болеют тифом и много умирают. Это проклятие. Тиф убивает,
бомбы убивают, пули убивают. На всём Божье проклятие, баба Оля суетилась и искала
термометр.
  Петя стоял рядом с матерью и смотрел на горящие в жару, изменившиеся черты матери.
  -Маме бобо, сказал ребёнок, поглаживая мамины волосы. Я подую.
  Катя пыталась улыбнуться сыну, но в глазах потемнело, и она потеряла сознание.
  -Выше температура уже не поднимется. Её надо отправить в больницу. Это было
 последнее, что Катя расслышала.
  Катерина снова впала в забытьё. Старая женщина беспомощно смотрела на молодую
мать, которая держала на руках свёрток с младенцем. Других людей в комнате не было.
  -Если бы ты присмотрела за ребёнком, пока я вызову машину, сказала бабушка и
кивнула в сторону Пети.
  Машина пришла быстро, и двое крепких мужчин понесли Катю на носилках.
  -Куда вы её повезёте? Это её ребёнок, поэтому я и спрашиваю.
  -В Таллинн надо везти, в больницу, сказал один из мужчин. И смотрите, если ещё кто-
то заболеет, сразу известите, мы приедем и заберем.
  Петя выбежал на улицу и смотрел, как шофёр скорой помощи закрывал двери машины.
 Двери защёлкнулись и показались большие красные кресты. Губы у ребёнка задрожали.
  -Не забирай маму.
  Петя начал плакать и пытался открыть двери машины. Ольга крепко обхватила его за
 плечи и прижала ребенка к себе.
  -Мама заболела, она поехала за помощью, но она ещё вернётся к тебе. Сейчас мы
побудем с тобой вдвоём, я присмотрю за тобой.
  Но Петя не слушал её и бился  в её крепких объятиях.
  -Мама, мама, мама, не оставляй меня. Мама не оставляй, я скучаю без тебя, иди ко мне,
 не оставляй.
  Большие слёзы градом текли из глаз ребёнка, и сжимающая тоска наполнила сердце
маленького мальчика. Он чувствовал себя всеми брошенным.
  Машина завелась и уехала, только пыльная туча напоминала Пете об уходе матери. Он
долго ещё стоял на месте, перестал плакать, и только редкие всхлипы передёргивали
маленькое, худенькое создание. Над ним поднималось яркое осеннее небо, а ребёнок был
один в этом огромном пугающем мире.


                16 глава


      Катерину отвезли в большой военный госпиталь. Она была в тяжёлом состоянии и без
сознания. Вдобавок к страшным испытаниям войны в нескольких районах появились
эпидемии тифа. Люди боялись этой заразной болезни, так как она выбирала жертву по
своему усмотрению.
  Война как бы топталась на одном месте. Ленинградская оборона держалась несмотря на
все предсказания. Много простых людей стали героями и много героев упало с
пьедестала. Властвовал жестокий закон войны.
  Уже три недели Катя пролежала в больнице. Врачи и весь медицинский персонал
старались сделать всё необходимое, и однажды вечером она стала понемногу
приходить в себя. Больной как раз делали переливание крови. Донор крови лежал рядом
на кушетке и смотрел на свою руку, где был прикреплен зонд и шланг, по которому текла
темно-красная кровь.
  Катю начало трясти и медсестра старалась всеми силами удержать её на месте, чтобы
иглы не поранили вену.
  -Помогите, кто-нибудь, она бьется, кричала побледневшая молоденькая медсестра.
  Её глаза окружали тёмные круги, которые говорили о бессонных ночах и постоянной
усталости.
  -Держи крепче, мы идём, послышалось из другого конца зала и две женщины пришли
на помощь.
  Катя крутила головой из одной стороны в другую и время от времени открывала глаза.
Потом она успокоилась, и начала с удивлением озираться по сторонам. Воспоминания
проносились в её памяти как сплошной хаос, и вдруг опять упала в забытьё.
  -У неё пропало сознание, прошептала медсестра и вытерла пот со своего лба. Спасибо
за помощь, теперь я одна справлюсь.
  Донор посмотрел на больную, а потом улыбнулся медсестре.
  -Она похожа на мою дочку, такая же молодая и худенькая, сказал мужчина.
  -Она была опасно больна, да и сейчас ещё, но теперь, кажется ей получше. Всё-таки
смерть мы отогнали, но ещё долго она будет очень слабой.
  -Так мы с ней перемешались, хотя совсем не знаем друг друга. Я, даже не знаю кто она и
из каких краёв и что с ней сейчас происходит, сказал задумчиво мужчина и улыбнулся.
  -Да, судьбы сейчас переплетаются таким чудесным образом. Кто-то сеет смерть, а другие
в это же время стараются сеять жизнь, сказала сестричка. Наверно уже хватит. И она
вытащила зонд из руки, после чего перевязала её повязкой.
  -Спасибо, Иван Тихонов, сказала она и помогла донору подняться с кушетки. Я отведу
Вас отдыхать в другое помещение.
  Катерина открыла глаза, она долго смотрела в белый потолок и старалась вспомнить что-
то. Мысли в её голове носились взад и вперёд, но чёткой картины не было. Она 
чувствовала себя очень уставшей.
  Понемногу память стала возвращаться к ней, и она вспомнила свою головную боль,
изнурительную слабость, кровавый понос, измерение температуры, бабушку Ольгу.
  -Где, где же я нахожусь?
  Сиделка вернулась, и когда увидела Катин взгляд, направленный к потолку и её
шевелящиеся губы, наклонилась к больной.
  -Что ты сказала? спросила она.
  Катя медленно перевела взгляд на лицо сиделки. Она долго смотрела на неё и думала, а
потом начала медленно, с трудом шептать.
  -Что… где я сейчас?
  Сиделка заулыбалась во весь рот и крепко сжала руки вместе.
  -Доброе утро. Ты спала уже три недели.
  Катя не совсем понимала слова сиделки. Слова она поняла, но подлинный смысл остался
не совсем ясным. Сознание трепетало как языки пламени и никак не могло успокоиться.
 Она закрыла глаза и пыталась подумать спокойно.
  -Здесь? Спала. Но где? Что случилось? Где же Петя? Мне надо идти домой…Петя.
  Катя попыталась подняться, но она была такой слабой, что не могла, как следует,
пошевелиться. Сиделка с улыбкой взяла её за плечи и прижала к постели.
  -Сейчас тебе надо отдыхать, ты очень больна, не печалься ни о чём, теперь всё в порядке.
Главное, чтобы ты встала на ноги, ты была при смерти, это даже как чудо, что ты живёшь,
дружелюбным тоном объясняла  сиделка.
  -Петя…Петя, прошептала Катя и заснула глубоким сном.


 Петя сидел на краю кровати и беззвучно плакал, жалобно, тоскливо. Баба Оля вертелась
около плиты и напевала старческим голосом старинную песню. Иногда она бросала взгляд
на несчастного мальчика и качала головой.
  -Не плачь Петя, скоро мама придет, она поправится и придет к нам.
  В жизни маленького ребенка это время казалось бесконечно долгим, ведь он остался
 жить с совершенно чужими, незнакомыми людьми. Не было рядом ни своей мамы, ни
бабушки, ни дедушки. Хотя бабушка Ольга была заботливой и сочувствовала ему, но
этого не хватало для того, чтобы убрать печаль из его сердца.
  -Мама, иди ко мне, хныкал ребенок  и большие слезы катились по его щекам.
  -Придет, конечно, придет, сказала Ольга и присела рядом с ним. Будь только большим
мальчиком.
  Бабушка вздохнула, потому что она уже устала от ухода за Петей. По ночам у неё болели
суставы, а холодное и сырое подвальное помещение еще усиливало боль, но больше всего
её давила ответственность за жизнь чужого ребёнка. Она видела на дорогах маленьких 
мальчиков и девочек без присмотра, болтающихся без определенной цели. Эти печальные
группы детей войны ранили её сердце. Добрая женщина даже боялась подумать, что Петя,
которому ещё нет и трёх лет, смышлёный и резвый ребёнок, мог бы присоединиться к их 
числу. Это было бы для него смертью.
  -Иди же скорее, мама, хныкал и канючил мальчик.
  Бабушка взяла Петю на руки, прижала маленькую головку к своей груди и начала
напевать песню. Она медленно раскачивалась из одной стороны в другую, пытаясь
вселить в испуганного ребенка чувство безопасности. Но вскоре силы покинули её, и она
заснула глубоким сном прямо посреди белого дня. Петя ходил вокруг комнаты и
поглядывал на спящую бабушку.
  Дверь не была на замке, Петя открыл её и вышел в темный коридор. Слабый луч света
проникал над входящей дверью, так как она была приоткрыта. Петя начал подниматься по
ступенькам.
  На улице свистел холод начинающейся зимы. На нём была надета шерстяная кофта, но
не было варежек, и не прикрытые шапкой волосы развевались по ветру.
  До железнодорожного вокзала было не далеко. Петя услышал гудок поезда и начал со
всех ног бежать на его голос. Улица была пустынной, только несколько путников с
тяжёлыми мешками на плечах прошли мимо маленького бегущего мальчика. Никто не
обратил на него внимания.
  На платформе прогревался длинный товарный состав, готовящийся к отправке. Солдаты
сновали туда сюда, в морозном воздухе слышались раздаваемые приказы начальства.
Между солдат сновали мальчишки, одетые в военное обмундирование и большие
солдатские сапоги. Они налаживали торговлю с солдатами.
  -Купи табак. Табак. Хороший табак.
  Душистая вода, одеколон. Завоюешь любую женщину…
  Коньяк, хороший коньяк, настоящий. Цены маленькие.
  Солдаты спорили с мальчишками, дразнили их, но всё-таки покупали то и другое и
платили хорошо.
  -Вы настоящие рвачи, молокососы блохастые.
  -Здесь надо выжить, господин хороший. Доннер веттер.
  Солдаты громко смеялись и похлопывали маленьких продавцов по плечам.
  -Жить надо, да. Мы тоже этого хотим, но нелегко это в наше время, когда кругом полно
свинцовой отравы. Остерегайтесь её, ребята, она убивает мгновенно, но с другой стороны
безболезненно, так что если выбирать между голодной смертью и свинцовой смертью, то
свинец победит всеми судейскими голосами.
  -Ахтунг!

  Солдаты вытянулись, щёлкнув каблуками, и повернулись в сторону команды Мальчишки
прошмыгнули за вокзал, где подсчитали добычу за этот день и наметили покупку нового
товара.
  Петя семенил ножками к платформе. Солдаты заходили в вагоны и шум разговоров
разносился по платформе. Петя задрал голову и круглыми от удивления глазами смотрел
наверх. Никому не было дела до малыша, одетого по-домашнему. Ему хотелось есть, и он
потопал вперед, заинтересованный дымящим паровозом. Это было очень интересно. Петя
остановился и откинув голову назад, начал разглядывать железнодорожного великана,
который выпускал дым из большой трубы.
  -Я поеду к маме, сказал он сам себе и направился к поезду.
  Но свист и грохот паровоза напугал ребёнка, и он остановился, уголки губ затряслись, и
всхлипы плача начали сотрясать маленькое замерзшее тельце. Мальчик развернулся и,
опустив голову, начал отходить от состава.
  Кучка оборванных мальчишек и девчонок вертелась около больших ящиков с отходами,
они искали в них что-нибудь подходящее для себя – одежду или еду.
  Петя смотрел со стороны на суету детей и слушал их восторженные возгласы, если им
удавалось находить что-нибудь полезное. Когда дети отошли от ящиков, Петя
нерешительно приблизился к ним. Его трясло от холода, а лицо выражало испуг и обиду.
Ящики были выше его роста, но он старался дотянуться до края и заглянуть внутрь, чтобы
узнать, что там находится. К счастью крышек сверху не было, а в ящиках был всякий
мусор не пригодный ни на что – мятая бумага, тряпки, разный хлам. Они были так часто
 перевёрнуты руками и проверены, что там уже не могло быть ничего пригодного.
  Но Петя ещё этого не понимал, его мучил голод и озноб. Паровоз прогудел. Петя
обернулся и увидел как паровоз, шипя, привел в движение цепочку вагонов. Платформа
была пустой, только дежурный станции в униформе и фуражке махал флажком.
  Когда баба Оля проснулась, она непередаваемо испугалась, Пети нигде ни было видно,
дверь была приоткрыта, и холод проходил в комнату. Ольгу трясло, она быстро поднялась
на ноги и почувствовала сильное головокружение, она чуть-чуть не упала.
  -Ой, Святой Господь, где же ребёнок сейчас…
  Старушка стала натягивать на себя толстое пальто, потом завязала чёрный платок под
подбородком, натянула на ноги большие валенки, и вышла на холодную улицу.
  Начинались сумерки, и все говорило о приближении вечера.
  -Ой, Господи, дай мне найти этого ребёнка, жалобно шептала она, торопясь вперед.
   Деревня находилась недалеко от Таллинна, и все дороги проходили через неё. Часто
главная улица деревни была очень оживленной. По ней проезжали военные грузовики,
и крестьяне возили на лошадях свой урожай на рынок для продажи. По обочине шли
переселенцы, а также жадные господа чёрного рынка важно проезжали в хромированных
дорогих автомобилях.
  Но сейчас движение было не большим, только одна подвода двигалась по деревенской
дороге, стук копыт ясно слушался в морозном воздухе.
  Начало вьюжить и сумерки понемногу сгущались, скрывая постройки. Ольга старалась
идти быстро, но больные ноги не давали возможности. Она постоянно оглядывалась по
сторонам, ища признаки Пети, но его нигде не было видно. Ольга начала тревожиться.
  Вокзал был пустой, ветер заносил снег вдоль платформы и набивал сугробы по углам.
Вдоль стен набрались пушистые заносы.
  Ольга спешила вперед, кто-то замёрзший побежал в сторону вокзала. Она торопилась и
постоянно озираясь, пошла по платформе. У стены вокзала стояли большие ящики с
мусором их было хорошо видно. Ольга остановилась, чтобы перевести дыхание, потом
она огляделась по сторонам. Между ящиками с мусором лежал какой-то сверток. Это
привлекло её внимание, и она решила пойти посмотреть, что было в нем.
  Между двух ящиков спал Петя, замерзший с открытой головой, сжавшись в маленький
клубочек.
  Ольга остановилась и растроганная смотрела на ребенка, его голова упиралась на
холодную стену ящика, а обе голые руки были под щекой. Слезинка замерзла около носа,
но ровное дыхание говорило о том, что он жив. Ольга постояла мгновение и вздох
облегчения слетел с ее губ.
  -Мальчик мой дорогой, прошептала она и начала расстегивать пуговицы своего пальто.
  К-счастью на ней была теплая шерстяная кофта, она сняла её и укрыла ею ребенка.
  Петя проснулся и начал тихо плакать, ему было холодно, и от страха он намочил в
штанишки. Но, увидев приветливые глаза Ольги, он сразу успокоился.
  -Я пойду маму искать, сказал он. Ольга надела пальто.
  -Ах, маму искать, но ты забыл одежду дома. Тебе, наверно, очень холодно.
  Вьюга усилилась, с неба послышалось ровное гудение самолета, а по дороге прошла
автоколонна в сторону фронта.
  Ольга подняла мальчика на руки, нежно прижала замерзшее тельце ребенка к груди и
с трудом пошла в направлении сырого подвального помещения.


                17 глава

     В карантинном лагере Катина прическа сохранилась после осмотра парикмахера на
вшивость, но в больнице никто не посмотрел на красоту и блеск  волос, и её остригли
наголо. На лечении она была уже почти два месяца. Здоровье у неё было таким слабым,
что даже просто сидение на краю кровати в течение нескольких минут уносило из нее
последние силы. Тревога за сына усиливалась день ото дня. Она давно не слышала ничего
ни о Пете, ни о бабушке Ольге, Ване также не могла передать никаких известий. Никто не
приходил ее навестить, и дни казались утомительно длинными.
  Катя большую часть дня без выражения смотрела в потолок, считала количество досок,
гвоздей, сучков. Жизнь победила, хотя все жизненные желания исчезли, если бы у нее не
было тревоги за судьбу сына, она хотела бы умереть. Но ей было необходимо жить и как
можно скорее выйти из больницы.
  По утрам всем раздавали термометры, но никто не следил, как измеряется температура
больного. Катина температура упрямо стояла довольно высоко, и врач обращал все время
на это серьезное внимание и медсестры тоже обсуждали это. Но температура почему-то не
снижалась.
  Однажды ранним утром, когда ночная сиделка принесла градусник и сунула его Кате
подмышку, в голове больной созрел план. Катя вскоре вытащила градусник и взглянула
на шкалу деления. Другие больные не заметили Катиной возни. Когда ртутный столбик
поднялся до деления 37 градусов, она вытащила градусник из подмышки. С волнением 
она ожидала медсестру. Когда в конце палаты стали собирать градусники, Катерина 
сунула свой подмышку и потом оттуда подала его сестре.
  -Да, это же уже хорошо, сказала она. Удивительно, но температура начинает падать.
  -Сколько? спросила Катя, и ее голос немного дрогнул.
  -Чуть больше 37 градусов, посмотрим, как она будет стоять. Часто по утрам жар спадает,
но к вечеру опять появляется, и ты была так долго больной, что она опять может
подняться. Но, не смотря ни на что, это уже обнадёживает.
  Катя устало улыбнулась, натянула одеяло до ушей и, повернувшись на другой бок, стала
 разглядывать стенку. Она решила поскорей выйти из больницы и, несмотря на слабость,
 очень этого хотела. Она беспокоилась о Пете. Целыми днями она думала о своей жизни,
вспоминала о муже, который был на войне, о сыне, оставшемся на попечении старой
Ольги, о брате Иване, о матери и отце. И тяжелая печаль наполняла ее сердце.
  Каждый раз, когда измеряли температуру, Катя следила за ртутным столбиком и
вытаскивала его тогда, когда приближалась магическая граница, с каждым разом она все
меньше и меньше чувствовала свою вину.
  Уже несколько дней подряд в её карте отмечали нормальную температуру, и Катя с
волнением ожидала обхода врача.
  Врач читал бумаги в ногах ее постели, иногда взглядывал на больную, морщил
переносицу и наконец кашлянул.
  -Да, это похоже на улучшение, снимите рубашку, постучим Вас и послушаем.
  Врач хмыкал тихим голосом, иногда улыбался, осмотрел рот и глаза.
  -Похоже все хорошо.
  Катя старалась быть бодрее и смотрела во все глаза на врача. Слабость волнами
накатывала на нее, все члены слабели и глаза невольно закрывались, но присутствие врача
заставляло ее держаться как здоровой.
  -Могу ли я уйти? Спросила осторожно Катя.
  Врач оторвал взгляд от бумаг.
  -Уйти. Вы были очень больны. Смертельно больны. За Вами надо хорошо ухаживать.
Если температура в течение нескольких дней будет нормальной, тогда поговорим о деле.
  Врач отошел к другому больному. Катю наполнила надежда, и она хотела бы пойти
домой сегодня же. Влажный пот выступил на лбу, и тело задрожала от озноба, она
закуталась в одеяло и уснула.
  Через три дня врач осматривал Катю и проверял температуру за последние дни.
  -Значит, домой хотите. Ну что ж, похоже, победа одержана. Можете сегодня идти.
  Но Катя не могла радоваться услышанному, потому что слабость снова накатывала на
нее.
  -Спасибо, сказала она и попыталась улыбнуться.
  Каждое движение давалось с трудом. Время от времени ей приходилось отдыхать во
время переодевания в свою одежду.
  -Вы уже готовы? Спросил ее за дверью обеспокоенный голос.
  -Уже скоро, со мной все хорошо…
  Но на самом деле Катя была очень слабой. Сиделка набрала в ванну теплой воды и
оставила её одну, но Катя не смогла забраться в ванну и мыла себя стоя на полу. Её
качало, холодный пот выступал на лбу, дышать было тяжело.
  -Ой, дорогой Господь помоги мне, прошептала она.
  Катерина исхудала до предела, глаза в глазницах выглядывали как из темных ям, кожа
была бледной, голову покрывал короткий пух отрастающих светлых волос. Она вышла на
улицу, похожая на вставшую из могилы, яркое зимнее солнце еще больше подчеркивало
ее бледность. Она задохнулась от морозного воздуха, и холод пробрал ее до самых костей.
Ей пришлось присесть на холодные лестничные ступеньки больницы. В глазах темнело.
  Посидев немного и собрав силы, Катя медленно и с трудом пошла в сторону
железнодорожного вокзала. Она была как во хмелю, иногда ее шатало, и она было готова
упасть на дорогу. Ей приходилось останавливаться и отдыхать. Идти было не в моготу, но
беспокойство о ребенке толкала ее вперед.
  Катя нашла себе место в товарном составе, она села в углу холодного вагона на пол
посреди различного товара, и прислонила в изнеможении голову к стенке.
  Поездка была короткой. На платформе деревенской станции никого не было, когда Катя
проковыляла на вокзал. Служащая с удивлением глядела на худую молодую женщину,
похожую на призрак.
  -Есть ли проблемы?
  Катя болезненно улыбнулась и кивнула головой.
  -Надо бы попасть домой, но наверно я не смогу дойти. Я была в больнице и силы еще не
вернулись ко мне.
  Служащая расспросила Катю о совхозе и о квартире, а потом послала с известием
мальчишку, сидящего в помещении.
  Зал ожидания был мрачным. Стены были серыми и краска осыпалась, окна и каменный
пол были грязными. Хотя и было холодно, но ветер все-таки не проникал внутрь.
  Катя закрыла глаза и приложила голову к холодной, каменной стене. Неизмеримая
усталость клонила ее ко сну, но она всеми силами боролась со сном, надо было попасть
домой.
  -Как же дела на войне? тихим голосом спросила она у служащей.
  -Стоит на месте.
  Катя кивнула головой.
  -Да-а, сначала наступаем и давим, а потом углубляемся. Посмотрим, как еще это
закончится. Это ужасно, просто ужасно. Люди умирают и дома рушатся. Как будто
безумие получило власть, и это никак нельзя остановить. Человек самый опасный хищник
на земле, он уничтожает свой род, сказала служащая.
  Катя снова молчала, она не в силах была разговаривать, а только размышляла о своем.
Никто и никогда не спрашивал ее о том, что же она хочет, и на самом деле ее желания
были очень маленькими: иметь мужа и сына около себя, маленький дом и кусок родной
земли под собой, и больше ничего.
  Из совхоза приехал конюх за Катей. Мужчина с удивлением разглядывал обессиленную
пассажирку.
  -Как ты себя чувствуешь? спросил он.
  -Еще не совсем хорошо, я очень уставшая.
  -Почему же ты вернулась, или не держали дольше?
  -Да что там слишком долго, надо идти присматривать за сыном.
  -В таком состоянии.
  -Ничего не поделать.
  Катя была довольна, что мужчина замолчал.
  Всего несколько минут потребовалось, чтобы добраться на лошади от вокзала до дома,
 но если бы ей пришлась идти пешком, на это ушло бы в несколько раз больше времени.
  -Останови здесь. Катя с трудом слезла вниз.
  -Большое спасибо. Теперь я справлюсь сама.
  Конюх пожал плечами, цокнул губами и дернул за вожжи. Лошадь отправилась дальше
по зимней дороге.
  Катерина немного постояла возле своего жилища, оглядываясь по сторонам. Все было
по-прежнему. Холодный ветер дул на открытом месте и проникал под кофту исхудавшей
женщины.
  В помещении зашевелились, когда Катя вошла внутрь.
  -Мама, мама, закричал Петя и побежал навстречу матери.
  Она, улыбаясь, наклонилась к сыну.
  -Как дела у моего маленького сыночка? Хорошо ли ты слушался тетю?
  -Хорошо, все было хорошо, сказала Ольга и озабоченно посмотрела на Катю. Но как ты
себя чувствуешь? Не выглядишь здоровой. Почему ты ушла в таком виде? Разве не могла
 остаться еще?
  Другие жильцы, бывшие в комнате, улыбались ей, кивали головами в знак приветствия.
  -Добро пожаловать.
  Катя пыталась улыбаться, но усталость давила на нее.
  -Если бы я могла немного отдохнуть, сказала она и легла в углу.
  Петя заторопился к ней, лег рядышком и прижал голову к высохшей груди матери.
Катя начала плакать, сначала сдержанно, но потом слезы безостановочно потекли из ее
ярких от жара глаз.
  -Не плачь, мама, старался успокоить ее сын. Я был послушным.
  Потом он пошел к Ольге, и что-то прошептал ей, та открыла шкаф и дала в руку
мальчику кусок хлеба.
  -Мама, съешь это. Это хороший хлеб. Не плачь.
Петя стоял рядом с матерью и предлагал ей высохший кусок хлеба с нежной улыбкой на
лице.
  -Ой, спасибо, Петенька, но я не могу сейчас есть, сказала Катя, вытирая слезы.
  -Не плачь, мама, снова попросил Петя.
  -Мама так рада снова видеть тебя, поэтому и плачет, сказала она и заключила сына в
объятия.
Петя тихонько засмеялся от радости и начал лялякать песенку.
День ото дня Кате становились все лучше и лучше, но она еще не могла даже подумать о
том, чтобы идти на работу. Жизнь начала крутиться в будничном темпе, и жизнь в конце
концов победила.
  Бабушка Ольга была как ангел хранитель, который спас Петю от верной смерти. Катя не
могла найти слов, чтобы отблагодарить ее за заботу. Но Ольга и не ждала ничего
 особенного.
  -Надо же помогать ближнему, сказала она и махнула рукой.
Начала приближаться весна. Солнце светило с каждым днем все дольше и дольше и подул
теплый ветер. По ночам все-таки мороз покрывал лужи коричневым льдом и наращивал
на крышах сосульки.
  Однажды апрельским утром передали о неудачах немцев на фронте и в подвальном
помещении жильцы проснулись от холода.
  Петя уже с утра был плаксивым и с насморком, ему не хотелось ни есть, ни пить, и
позднее он не игрался и не напевал, как обычно.
  -У тебя болит что-нибудь? спросила Катя.
  Петя покачал отрицательно головой, но вид его был жалким. Самочувствие Катерины к
весне улучшилось, на щеках появился естественный цвет и костлявая худоба начала
исчезать.
  -Почему не ешь?
  Ребенок сглотнул слюну и в то же время сморщил уголки глаз, с губ слетел стон.
    -У тебя болит горло?
  Петя кивнул головой.
  -Покажи-ка.
  Мальчик раскрыл рот, и Катя заглянула в горло. Оно было красным и только маленькое
отверстие шло к пищеводу. Большая красного цвета опухоль заткнула горло ребенка
почти полностью. Сверху покраснения был серый кратер.
  -У мальчика нарыв в горле, сказала Катя, испуганным голосом.
  -Ой, Господи, умрет ли он теперь, хотя выдержал уже столько испытаний.
  Баба Оля заглянула в горло и вздохнула.
  -Ай-яй-яй, только бы не задохнулся, сказала она.
Ребенок забеспокоился, увидев встревоженных людей вокруг себя, самочувствие его было
тяжелым.
  К полудню он сильно ослаб. Катерина сидела рядом с горячим мальчиком и размышляла
о том, что надо ли ей нести больного сейчас к врачу или можно еще подождать.
  Мужчины обсуждали новые известия с фронта, но сейчас они ее не интересовали,
потому что на ее личном фронте снова началось сражение. Она выиграла уже несколько
поединков и Петя был под особой заботой Господа Бога, но сейчас опять были трудности.
Если ребенок не получит помощи знающего человека, смерть может забрать его к себе.
  Это было страшно. И снова ее мысли направились к мужу на фронт, но все казалось
странно мертвым, как бы отсутствовала связь, так было уже несколько раз. Тоска не
исчезла, но она не шла от сердца к сердцу.
  Ольга облокотилась на стену около изголовья Пети и начала тихо петь христианскую
песню. Ее спокойный мотив и слова были как манна небесная для Катиной души. Она
закрыла глаза и внимательно слушала дрожащий старческий голос. Бабушка закончила
петь и погладила ребенка по голове.
  -Когда наступает новый день, так и силы тебе даются для него, мальчик. Ты находишься
под защитой его могучих крыльев и скоро опять поднимешься в высь, как орел,
торжественно и уверенно сказала она.
  Катерина взглянула на Ольгу. Черты лица ее были ясными и в глазах появилось красивое
сияние, из них исходило спокойствие и вера.
  -Пусть будут благословенны дни твои, сынок, сказала бабушка.
Катя сглотнула слюну, несмотря на серьезность положения, появилась надежда. Она
скрестила руки и склонила голову.
  В комнате они были одни, потому что весеннее солнце заманило всех жильцов на улицу.
Мужчины ушли на работу, а женщины с детишками на свежий воздух. Во второй
половине дня Петя закашлялся, его начало рвать. Катя поспешила к ребенку и подсунула
ему таз.
  -Плюй сюда, Петя.
  Мальчик посмотрел на мать. На его лице уже не было страдальческого, отрешенного
выражения, в больших глазах поблескивало желание жить. Петя выплюнул из себя серую
мокроту.
 - Теперь оно прорвалось, с довольной улыбкой на лице сказала Ольга. Выплюни все.
Катя сразу повеселела.
  -Опять получилось так, что о Пете позаботились. Вот он в тазу – комок смерти.
Петя тоже заметно повеселел и забрался снова на кровать. Он заснул с улыбкой на лице.
  -Спасибо тебе, наш Небесный Святой Отец, прошептала Катя. Если бы я умела тебя как
следует благодарить.
  -Этот мальчик в дружбе с небесной братией, сказала бабушка и заулыбалась беззубым
ртом.
  Обожженная и разорванная на куски земля вскоре получила в подарок новую весну.
Теплые ветра обдували скорчившуюся в судороге землю и снега растаяли. Маленькие
Ручейки журчали и там и сям. Стайки оборванных ребятишек пускали самодельные кораблики по воде и играли в войну.
  -Я первый нашел ее.
  -Он столкнулся с торпедой.
  -Подводная лодка поднимается.
  -Не болтай чепухи, это вопрос стратегии.
  -Это мертвые и раненые.
  Но на фронте война не была игрой, и каждый день уносил на вечный покой большие
группы молодых мужчин. И там уже не дрались.
  Наступил май 1943 года. Ингерманландцы уже повсюду знали, что переселение это не только слухи. Проблемы немцев на войне дали толчок к спешному осуществлению этих планов. Маленькая народность русских финнов оказалась под кровавыми ногами войны.
  И все-таки эта весть застала людей врасплох, она породила панику, слёзы, разочарование. У каждого человека были свои причины для волнения.
  Катерина же чувствовала одновременно и радость и тревогу. Неизвестность о судьбе своего мужа затушевывало чувство радости, но потом она успокоилась, потому что людей заверили, что после войны все смогут вернуться в свои места.
  Ворота пересылочного лагеря пропускали все новые и новые партии людей, жаждущих жить и надеяться на лучшее. Многие тысячи изможденных голодом и войной людей собрались на берегу эстонского порта Палдиски под ярким солнцем и ждали пропуска на корабль. А на другом берегу за морем их ожидала незнакомая страна.
  Катерина вышла из переселенческого лагеря Клоога в Эстонии с бьющимся от волнения сердцем. Петя семенил рядом и пел звонким голосом веселую песенку. Поток людей был
беспрерывным. Веселый и взволнованный от ожиданий разговор слышался со всех сторон. То и дело раздавались восхищенные возгласы давно не видевшихся знакомых и родственников. Люди обнимались и плакали от счастья, что смогли встретиться еще живыми.
  Катя медленно шла между людьми и разглядывала их, она пыталась отыскать родные черты брата Вани. Она ничего не слышала о нем с тех пор как ушла с хутора Маймец, но у нее было предчувствие, что брат тоже в Клооге.
  Сильные руки обхватили Петю сзади и подняли высоко над землей.
  -Ах, как подрос этот человек.
  -Ваня, ты? вскрикнула Катерина. Ты жив и в хорошем здравии. Ах, как я рада!
Ребенок громко и радостно засмеялся.
  -Дядя Ваня, теперь мы поедем в Суоми, кричал он. А ты поедешь с нами?
  Иван подкидывал Петю вверх и весело восклицал: поеду, Петя, поеду вместе с вами, но знаешь ли ты, где Суоми и что это такое.
  Мальчик вопросительно посмотрел на мать. В словарном запасе маленького человека не было понятия Суоми, но наверно это было что-то хорошее, потому что все радовались, говоря об этом.
  -Я знаю, когда поспим еще одну ночь, то будем там. Это можно есть и это хорошее, сказал ребенок.
  Иван взъерошил волосы племянника и засмеялся.
  -Что-то съедобное это обозначает и для многих нас взрослых. И хорошее. И Петя прав, что еще одну ночь надо пережить, чтобы этот момент наступил. Катя, теперь нас ожидает новое завтра.

                18 глава

    Морское путешествие для Пети было новым впечатлением, он бегал по палубе корабля и восторженно распевал свои песенки. Везде было довольно тесно, но это не препятствовало маленькому человеку радоваться и проскальзывать даже через маленькие щели.
  Катерина облокотилась на поручни и отдыхала, глядя на волны открытого моря. Когда судно отчалило от пристани Таллинна, ее сердце защемило, и с тех пор слезы постоянно наворачивались на глаза. Все было нереальным, похожим на сон. С одной стороны она была рада новому повороту жизни, но с другой стороны ей было жаль расставаться с Родиной, и тоска о любимом муже окрасила радость горечью. Также она очень беспокоилась о родителях.
  -Мама, почему дядя Ваня не поехал с нами? Уже несколько раз спрашивал Петя. Здесь так хорошо.
  Катерина вздохнула.
  -Иди, Петя, сюда. Похоже, лотта-сестры начали раздавать пищу, сказала Катя. Дядя Ваня приедет другим кораблем, но это не страшно, он ведь тоже приедет в Финляндию.
    Санитарки, которых в Финляндии называли женским именем Лотта, беседовали с ингерманландцами и отвечали на их многочисленные вопросы.
  -Но ведь скоро вы сами все увидите, смеясь, говорили они.
  Кате дали большую кружку чая и большой кусок высушенного хлеба. Сын получил кружку молока и такой же хлеб.
  -Мама, что это такое? спросил он, глядя на хлеб.
  Катя улыбнулась, она тоже никогда раньше не видела такого, но это было видимо съедобным, потому что люди со всех сторон с жадностью жевали хрустящий хлеб.
  Петя посмотрел, как мать откусила кусок от непонятной плитки.
  -Это вкусно, Петя, попробуй. Хороший хлеб.
  Сестры милосердия с улыбкой смотрели, как мальчик осторожно откусил маленький кусочек крепкого хлеба. Вскоре на его лице появилась довольная улыбка.
  -Хороший хрустящий хлеб, сказал он и откусил кусок побольше.
  Катины глаза наполнились слезами, глядя на подрастающего человека. Было большим чудом, то, что Петя сейчас сидел на канатной бобине и с аппетитом ел свой паек. В действительности если задуматься его местом могла быть могила.
  В путь они отправились вечером, таким образом, хотели обеспечить покой и безопасность переезда, много испытавшим, людям. Был поздний вечер, когда ребенок поел, он широко зевал, и его глаза то и дело закрывались.
  -Мама возьмет тебя на руки, спи тут, шепнула Катя, устраиваясь удобней на картонной коробке. Внизу в трюме были нары, но ей не хотелось спускаться туда. Она хотела весь путь провести на палубе и сразу увидеть берега незнакомой страны, когда они всплывут на горизонте.
  Весенняя ночь начала светлеть. Ребенок спокойно спал, и Катя нежно гладила его волосы. Ветер стих, и море отдыхало, ясное, как зеркало.
  Люди сидели группами на палубе и мирно беседовали между собой. Кто-то запел песню, сначала она была неуверенной и тихой, но вскоре набрала силу.


                Свое Ты милосердье
Мне Боже окажи
Принять тебя усердье
Мне в сердце ты вложи.
С небес святых сходя
Ко мне, пребудь со мною.
Устами и душою
Я восхвалю тебя.

Омойте безотложно
Вы верою сердца,
Чтоб воспринять, как должно,
Избранника Отца.
Из милости лишь дал
Нам Бог обет спасенья
И ради искупленья,
Его Он нам послал.

   Вы радостно встречайте
Иисуса своего,
Сердца приготовляйте
К пришествию его.
Вы сгладьте все пути:
Что высоко - понизьте,
Что низко, то возвысьте,
Чтоб мог Он к вам пройти.          
            
Смиренных духом любит
Господь их пощадит,
Надменных он погубит,
А гордых посрамит.
Кто крест послушно нёс,
Чтил Божия веленья,
К тому и для спасенья
Идёт Иисус Христос.


      Катя слушала мелодичную песню, прислонив голову к поручням. Проникновенный мотив духовного гимна и глубокий смысл слов дошли до её сердца. Она повернулась и взглянула на небо. Горизонт уже освещался, и весенний утренний восход солнца приближался.
  Вскоре на горизонте медленно начала проявляться ниточка берега. Там он и был, берег новой родины.
  Катерина поднялась на ноги, она нежно прижимала сына к груди. Утро разбудило небольшой ветерок, и он ласкал лицо молодой женщины. Она смотрела прямо на берег и плакала. Все, находящиеся на борту встали, и, притихшие, смотрели на берег. Это мгновение
было трепетным, даже священным.
  -Спасибо, тебе Господи, мы скоро будем на месте, проговорил женский голос и утонул в слезах. А ведь несколько кораблей было разбомблёно.
  Катя проглотила ком, подступивший к горлу. На Петины волосы упали слезы, но ребенок безмятежно спал в теплых объятиях матери. А ее мысли уплыли в родную деревню к знакомым, любимым окрестностям. Тоска сжала ее грудь, и, все время приближающееся, финское побережье потеряло в ее глазах свою заманчивость. С большой радостью она бы находилась сейчас у своего, отчего дома или на тенистой горе разглядывала бы только что распустившиеся листочки на белоствольных березах, прозрачную воду в быстрой речке, серые дома, знакомые с детства, и величественную на тысячу четыреста мест,  массивную церковь на горе. Она любила Родину и родной дом.
  Но военные сапоги смешали с грязью ее чувства, и теперь она беженкой с сыном на руках приближалась к незнакомой стране. От мужа давно нет вестей. Родители видимо в деревне, если еще живы, этого она не знала и неизвестность вокруг нее была пугающей.
  Но новое утро уже наступило. Она осязала это. Катерина понимала, что в ее жизни наступил исторический поворот, и она отдавалась полностью переживаниям новых событий. Она хотела жить, несмотря на все противоречия и тяжесть ее положения.
  Разница в условиях жизни была очевидной. Уже между Эстонией и Ленинградской областью была большая разница, но по сравнению с Финляндией  она было разительной.
  Люди здесь были другие. Сначала Катя не могла понять, отчего так получалось, но потом она поняла. Все были как-то свободнее. Хотя в стране тоже было тяжелое, военное время, но жизнь чувствовалась жизнью. Родственная народность, многое испытавшая на земле, искореженной долгой войной почувствовала тревогу в атмосфере новой родины, и когда люди поняли, что вступили в совершенно незнакомое окружение, многие были в шоке.
  Было яркое весеннее утро, когда судно причалило в порту Ханко. Петя шел за матерью, взволнованный и напряженный.
  -Куда мы теперь пойдем, мама?
  Голос маленького мальчика был испуганным. Суета людей, громкие переговоры, звонкий смех и плач казались пугающими, но присутствие рядом матери и ее теплая рука успокаивали его.
  Группа солдат на пристани руководила людскими массами, и громкоговорители раздавали указания. Рядом с пристанью прохаживались группы финнов, с любопытством глядя на прибывших переселенцев.
  Ингерманландцы уже на протяжении многих лет были привычные к этому. Их перегоняли с места на место, как стада животных, так что и на берегу новой земли они повторяли уже пройденный урок. По очереди, большими группами они проходили в большие бани.
  -Это человеческая таможня, кто-то пошутил.
  -Вшивая баня.
  -Это хорошо, что старые вши не станут ползать здесь. Какое бы скрещивание из этого получилось?
  -Скрещивание? Наврятли здесь есть вши.
  -Наверняка есть. На земле нет такого угла, где бы вши ни жили.
  Передвижение масс проходило привычным образом. Солдаты, несмотря на свои громкоговорители, были дружелюбными и шутили и заигрывали с приехавшими девушками.
  -Предлагаем попить кофе-суррогат, закричал кто-то с горы.
  Сестры милосердия стояли за длинными столами с дымящимися кофейниками и груды маленьких булочек лежали на столах.
  -Суррогат?
  Катя размышляла о том, что же могло обозначать это слово. Очередь ниточкой двигалась мимо сестер, и когда ее черед подошел, она взяла в руки горячую кружку, с удивлением глядя на нее.
  -Суррогат?
  -Да, теперь настоящего кофе не достать, война, сказала девушка-лотта и повернулась  к Пете.
  -Хочешь молока и булочку?
  Мальчик радостно кивнул головой и облизал губы. Катерина отошла и присела на камень, рядом синела сверкающая поверхность моря. Все казалось нереальным, она не успевала переваривать новые впечатления, и они просто укладывались друг на друга в ее душе. Она покорно двигалась вместе с массами и делала, так как ей приказывали. Финны, проходящие мимо, были похожи на сказочные существа, у них была хорошая одежда, и выглядели они ухоженными. Кате стало стыдно за свое поношенное одеяние. Ее юбка, кофта, платок были как из прошлого века, когда  она сравнивала их с финскими вещами.
    И ее ребенок был похож на маленького гнома в больших штанах и широкой рубашке, на ногах у него были большие кожаные сапоги.
  Катя попробовала кофейный напиток, и он ей не понравился. Так же она почувствовала, что, прогуливающиеся в отдалении финны, не все были теплосердечными. На эвакуированных некоторые глядели холодным оценивающим взглядом. Старое чухна-ощущение ёкнуло болью в её сердце.
  И все-таки всё было другим. Катя не умела себе объяснить, что на самом деле произошло. Силы ее иссякли.
  -Садитесь в автобусы, прогремел голос из громкоговорителя, он разносился волной по каменному побережью и морской глади.
  Петя обрадовался, когда автобус, скрипя, отправился в путь. Длинная автоколонна, состоящая из переполненных автобусов, медленно передвигалась вперед по дороге.
  -Куда же мы теперь? спросила Катя у сидящей рядом женщины. Но та только пожала плечами.
  -Куда-нибудь в лагерь конечно. Из одного лагеря в другой нас перевозят, а когда попадем настоящий дом неизвестно. Все висит, как в воздухе.
  Катя кивнула головой. Мысленно она снова была в родной деревне, и жгучая тоска резанула ее сердце.
   -Да, эта неизвестность…
  Окрестности пробегали мимо. Финляндия была чистая и красивая земля, дома были ухоженные, и их окраска вызывала восхищенные возгласы у измученных переселенцев.
  -И это, похоже, правда, Суоми богатая страна.
  Здание пожарного депо в городке Сало было битком набито прибывшими. Все уголки были переполнены и организаторы торопились разместить беженцев.
  Катя прохаживалась на улице и смотрела на синее небо, весна была в разгаре. Сквозь звонкий детский смех слышалась радостная трель жаворонка. Петя сновал туда и сюда, как ртуть, и вызывал улыбку своей жизнерадостностью. Он подбегал к опрятным  лоттам, которые раздавали пищу, и они сразу обращали внимание на маленького мальчика с живыми глазами.
  Одна белокурая, миловидная сестричка махнула Пете рукой, и он сразу подбежал к ней.
  -Как тебя зовут? Спросила она.
  -Петя.
  -Ах, Пётр, это интересное имя. Тебе нравится быть в Финляндии?
  Ребенок кивнул головой в знак согласия.
  -Отгадай, что у меня здесь?
  Лота загадочно улыбалась и держала руку в кармане передника. Петя отрицательно покачал головой.
  -Не знаю.
  -Ну, тогда отгадай.
  -Бомба.
Лотта засмеялась.
  -Бомба? Как же бомба может поместиться в моем кармане. Ты когда-нибудь видал бомбу?
  Петя завертел головой.
  -Нет, но у тебя такие большие карманы. И мальчики всегда играют и говорят, что бомба.
  -Ах, так мальчики играют, но ты не играй так. Бомба это нехорошая игра. Бомба если упадет, то много людей становятся печальными. Страдают маленькие мальчики и девочки, и птички тоже. Ну, отгадай еще раз.
  -Я не знаю.
  -Отгадай, отгадай. Получишь, если отгадаешь.
  -Суоми.
  -Здесь? В кармане моего фартука. Ой, мальчик золотой. Нет, Финляндия здесь не поместится, хотя тут такое же хорошее, как Суоми.
  Лотта наклонилась и взяла Петю на руки. Она прижала его к груди и засмеялась.
  -Ах, Финляндия. Ты такой озорник.
  -Ну, дай уже, сказал мальчик и освободился из её объятий.
  -Не говори никому, сказала сестра и положила ему в ладонь кусок сахара. Ты знаешь, что это такое?
  Петя завертел отрицательно головой, он не припоминал такого предмета в своей жизни.
    -Попробуй-ка, сказала сестричка. Это очень вкусно, это сахар.
    Конечно же, Петя ел сахар, но с тех пор прошло так много времени, что он его забыл. Ребёнок поднес кусок ко рту и лизнул его. Радостная улыбка озарила его лицо.
    -Вкусно, сказал он и со всех ног бросился к матери.
  Катя подставила лицо теплым лучам солнца и, прикрыв глаза, прислушивалась к голосам жизни вокруг себя.
  -Мама, мама, посмотри, что мне дали, прокричал Петя и показал матери свою драгоценность. Попробуй это хорошее.
  -Ах, тебе дали сахару. Лотты избалуют тебя так, но видел ли ты дядю Ваню уже? Его машина тоже должна подойти, и куда же она запропастилась?
  И как бы отвечая на ее вопрос, Иван подошел, широко шагая и улыбаясь всем ртом.
  -Здесь я собственной персоной. Как же здесь хорошо. Суоми, Суоми, ты теперь получила настоящих героев в нашем лице.
  -Да что ты, не болтай чепухи, побранила его сестра.
  Дни тянулись в ожидании. Каждый день ингерманландцев развозили по хуторам, и на их место прибывали новые люди из лагеря передвижения. Несмотря на то, что в пожарном депо не было особых удобств, для многих людей это было самое хорошее место за последние годы.
Они получали пищу, о них заботились, а к ожиданиям они уже давно привыкли.
  Наступила середина мая. На березах появились листики, как мышиные ушки, и окрестности стали окрашиваться в зеленый цвет. В природе началось долгожданное время обновления.
  -Катя, Катя, иди сюда, закричал Ваня сестре, которая играла во дворе с сыном. Ваня стоял на крыльце, размахивая белой бумажкой.
  -Что там, Ваня?
  -Нам нашли место, в деревне, и недалеко отсюда.
  Катерина подняла Петю в воздух и, улыбаясь, чмокнула его в щеку.




                19 глава

    Недалеко от усадьбы Меритая находился их старый домик, он стоял на пригорке и
выглядел очень аккуратным. Белые окна ярко выделялись на темно-красных стенах, во
дворе стоял хлев и большой сарай, где размещались баня и летняя комната. Это была
типично финская ферма. За полем, в нескольких десятков метров от нее протекала река.
На горе росли белоствольные березы, а за главным строением начинался густой, сосновый
лес. Вокруг звенели веселые голоса природы
    В этом домике поселились Катя, Ваня и Петя. Какое-то время они привыкали  к
обычаям новой родины, но понемножку вошли в ритм финской жизни. Обычно к ним
относились дружелюбно и с пониманием, но иногда они сталкивались с предрассудками и
с враждебно настроенными людьми. Конечно же, это можно было понять. В стране было
тяжелое военное время, и своих граждан, прибывших из Выборга и приграничных
районов занятых русскими, было необходимо расселить из-под ног войны, по мере сил. Не
удивительно, что ингерманландцев иногда с упрёком называли рюсся, но это их больно
ранило. Дома они всю жизнь были осуждаемы основным населением, в России их
дразнили чухнами, а теперь в Финляндии они стали русскими.
    Из социальной службы им выдавали талоны на продукты питания и предметы первой
необходимости, но денег у них не было. Позднее вдобавок к жилью и продуктам питания,
 хозяин стал давать им немного денег, и привыкшие к малому, они была довольны тому,
что имели.
    За хозяйством следили Кауко Меритаа и две его сестры Хилда и Айли. Они были
дружны между собой и, по мере своих возможностей, хотели помочь соплеменникам.
Кауко был малоразговорчивым и угрюмым, но по-своему сердечным. Сестры были
общительнее и старались помочь Катерине наладить жизнь на новом месте. Когда же
они увидели, что переселенцы не боятся никакой работы, они приняли их в свой круг, как
родных.
    Множество разных поручений на ферме отнимало все время, и Катя не успевала
задумываться о своем прошлом, но тихими ночами она часто думала о своём муже.
Связь между сердцами была потеряна, но тоска и мучительная любовь преследовали ее,
как плохой сон.
  Лето начало склоняться к осени, и Иван пошел на войну. Его мечта сбылась. Он попал в
финскую армию, но положение оказалось затруднительным, потому что ему пришлось
встать против своих. Откуда ему было знать, не стоят ли ингерманландцы в окопах по
другую сторону фронта.
    Петя поскучал несколько дней без дяди, но потом забыл свою печаль и отдался
полностью новой жизни в вдвоем с матерью.
  Настала ясная пора осени. Листья берез светились желтизной, и вся природа окрасилась
в яркие веселые тона. Воздух был свежий и прозрачный.
    Но красота осеннего дня не смогла проникнуть в жилище Меритая. Там господствовало
тяжелое и унылое ощущение. Хозяин сидел за столом и жевал хлеб, озабоченно сдвинув
брови. Хилда вздыхала, а Айли вытирала глаза. Катя молча ела еду, опустив плечи, а
Петя удивлялся тому, что все притихли. В комнате было радио, и Кате удавалось
услышать последние новости с фронта, известия были все хуже и хуже. Но люди,
опьяненные мыслями о Большой Финляндии, не могли поверить услышанному. Немцы
терпели поражение по всем направлениям, также и финнам пришлось отступать под
подавляющим натиском противника. Теперь все понимали, что битва идет за свое
выживание.
    -Это можно было предвидеть, сокрушался Кауко. Несбыточные мечты.
    -Они же хорошего хотели, сказала Хилда.
    -Хватило бы своей земли, и надо же было идти так голову терять. Большая Финляндия.
Теперь нам может быть плохо, сказал Кауко и посмотрел на Катю.
    -Но, они же совещаются, сказала Айли. Да и Германия еще сильная. Я не верю, что с
нами что-нибудь случится.
    -Тут дело не в вере, стоял на своём Кауко. Достаточно наши плохого наделали, не стоит
отрицать. Войска оттуда отступают с такой скоростью, что раненых не успевают
подбирать, и оставляют врагу.
    Катерина не проронила ни слова, только пристально смотрела в стол, Петя тоже ел
молча.
    -Оставят ли они и дядю Ваню? Спросил он тихо у матери.
    -Что оставят?
    -Дядю Ваню. Как идут с такой скоростью.
    Катя взъерошила Петины волосы.
    -Не оставят. И дядя Ваня же не раненый. Ну, беги на улицу играть.
    Мальчик встал из-за стола, поблагодарил и побежал на улицу. Хильда с грустью
улыбнулась.
    -И что же с вами будет? спросила она у Кати.
    -Да все будет хорошо, что ж тут? Война закончится, и попадем домой опять. Я не верю,
что немцы проиграют. Нам обещали, что мы вернемся домой, с пылом сказала Катя.
     -Так же оно будет? спросила она у хозяина.
    -Будем надеяться, что так, но кто может знать? Будет, как будет.
    -Но ведь еще переселяют ингерманландцев всё время. Отец и мать наверно приедут
скоро, не могут же они сразу отправить их назад, подождут. Победят же немцы войну. И
Финляндия на стороне Германии. Это просто такой поворот сейчас, пыталась объяснить
Катя.
  -Кто его знает, пробурчал Кауко и встал. Но я хочу сказать, что маленькой Финляндии
не надо было возвеличивать себя. Это всегда плохо кончается.
    Катерина растерянно смотрела на Кауко, когда он выходил на улицу.
    -А выиграют ли немцы? Спросила она у Хилды, которая молча сидела напротив нее.
    Хилда отхлебнула из кружки кофе-суррогата, посмотрела в окно на красочную,
осеннюю природу и пожала спокойно плечами.
    -Я ничего не знаю о политике и о войне, но я могу сказать, что сейчас в силе духи
преисподней. Похоже, Бог теперь карает, потому что убивают безвинных, проговорила
она взволнованным тихим голосом.
    -Но ведь победит же Германия? А Финляндия? Победит же? лепетала она испуганно.
    -Всё это в руках Господа Бога, но кажется, что дело худо.
  В этот вечер Катя долго не могла заснуть, она медленно прохаживалась по задворкам,
 прислушиваясь к шуму леса и доносящимся из деревни голосам. Из далека слышался
собачий лай. Небо было темным, и чувствовался осенний холод, в воздухе появился запах
сырости.
    -Что же с нами то будет?
 Катя чувствовала себя безнадежно одинокой. О брате ничего не было слышно с тех пор
как он ушел на войну, о матери и отце не было никаких известий, собственный муж был
по другую сторону фронта.
    На следующий день пришло письмо, где было написано, что Иван Кемпи ранен и
находится в госпитале на излечении. Катерина перечитывала письмо несколько раз и
радовалась, что рана не была угрожающей для его жизни. Ей захотелось поехать и
навестить младшего брата, но в незнакомой стране было трудно передвигаться новичкам.
От работы она также не могла оторваться, но ведь можно написать ему письмо.
    -Мама, оставят ли дядю Ваню? Оставят ли там? Петя расстроенный стоял перед
матерью. Катя только что закончила писать письмо и, удивленно смотрела на сына.
    -Куда оставят, сынок? Спросила она.
    -Ну, там на поле. Как они так сильно торопятся.
    Катя улыбнулась и погладила по голове сына, потом она подняла его к себе на колени.
Его глаза расширились от удивления и значительности вопроса.
    -Ах, ты мое золотко, наш дядя Ваня в хорошем месте, за ним ухаживают и его нигде не
бросят.
    Петя так сильно был похож на своего отца, Катерина с нежностью и болью
рассматривала подрастающего маленького человека и растроганно поцеловала его в
 голову. В сыне и отце она находила много одинаковых черт. Походка была похожей, как
две капли воды, такая же прямая осанка фигуры и постановка головы и даже форма
головы была такой же, как у отца.
    Во второй половине дня во двор въехала армейская машина и темноволосая лотта
вошла в дом.
    -Добрый день, оживленно поздоровалась она. Как вы поживаете?
    -Добрый день, у нас все хорошо, ответила Хилда, продолжая месить тесто.
  Катя в это время мыла большую кастрюлю и слегка кивнула головой, в знак приветствия.
    -А как дела у переселенцев?
    -Спасибо, у нас все в порядке. Здесь такие хорошие хозяева, сказала Катя и улыбнулась
женщинам.
    -Можно ли с хозяином встретиться? Спросила лотта.
    -Где же Кауко? Забеспокоилась Хилда. Он наверно во хлеву, я схожу за ним.
    -Не надо, я сама схожу туда, у меня к нему есть небольшое дело, прибавила
лотта и подмигнула Кате.
    Катя удивилась, она не могла понять, почему гостья подмигнула ей.
    Вскоре хозяин с гостьей вернулись в дом. Кауко предложил ей стул и начал
расспрашивать о делах на фронте. Лотта пожала плечами и переменила тему разговора.
    - В Сало прибыли новые переселенцы, и мы сейчас с хозяином условились, что сюда
приедет жить одна пожилая супружеская пара, пояснила лотта.
    Катя подняла взгляд от кастрюли и сдвинула брови.
    -Откуда они родом? Спросила она.
    -Сказать ли? Озорно улыбнулась лотта. Завтра вы сами их увидите.
    -Ну, скажите же. Может они из наших краев, я давно ничего не слышала о своих
родителях.
    -Ну что ж я могу это сказать уже сейчас, сюда приедут как раз ваши родители. Адам и
София Сюгияйнен.
  Катя схватилась рукой за грудь и присела.
    -Папа и мама. Слава Богу. Как их здоровье? Спросила она, задыхаясь от волнения.
    -Довольно хорошо себя чувствуют, но слабые и исхудавшие, видно, что голодали
долгое время. Но тут они окрепнут и опять начнут жить, объяснила лотта.
    Утром, проснувшись, Петя сразу же подбежал к окну. Были раннее утро и сумерки
покрывали виднеющиеся вдали поля.
    -Дедушка и бабушка уже приехали? Спросил Петя.
    Катя зевнула и с удовольствием потянулась.
    -Нет, не в такое раннее время. Сейчас ведь только утро, мне надо идти в хлев на дойку.
Давай быстренько оденемся и пойдем в дом. Сегодня надо успеть убраться и
приготовиться к приезду гостей.
    Катерина чувствовала радость в своем сердце. Уже долгое время она не испытывала
даже маленького дуновения веселья, но теперь ее сердце возбужденно билось. Она
думала, что все чувства испарились из нее, но ожидание встречи с родителями заставило
ее трепетать. Хотя бы еще разок встретиться с Петром, своим дорогим мужем, думала она,
помогая одеваться сыну.
    Петя ходил кругами по двору, иногда выбегал на берег речки, копал палкой землю. Для
маленького мальчика это время ожидания было мучительно большой величиной. Время от
времени он подбегал к матери и спрашивал ее о приезде гостей.
    -Они уже едут?
    -Ну, потерпи немножко, сдерживала Катя сына, но ее собственная голова готова была
помешаться от возбуждения.
    Начался маленький дождик, серое небо повисло над окрестностями, даже краски,
казалось, поблекли вокруг. Река точно отражала серое небо в струящемся зеркале и
медленно падающие капли разрисовывали журчащую поверхность воды.
    Но Петя не замечал дождя. Он стоял у ворот и смотрел на большую дорогу, но только
небольшая часть ее просматривалась от их дома. У большого камня дорога заворачивала
в лес. Дальше этого камня Пете запрещалось заходить, и теперь с этого места он ожидал
гостей. Представление о дедушке и бабушке было у него расплывчатым, но оно согревало
его душу.
    И вот показалась машина, Петя подпрыгнул и побежал к дому.
Катя вытерла руки о передник и поспешила за сыном. Петя следил за приближающейся
машиной, она повернула во двор и остановилась. Кауко смотрел из окна дома, но Хилда и
Айли стояли, улыбаясь, за спиной Кати.
    -Мама, папа, крикнула Катя и побежала к машине. Адам Сюгияйнен вышел из машины
и с улыбкой смотрел на приближающуюся дочку. Соня сидела на месте и закрывала
руками лицо. Адам был исхудавшим, черные круги под глазами говорили о бессонных
ночах и переживаниях, но в глазах светился знакомый блеск.
    -Катя!
    Адам расставил руки и ждал дочь. Его глаза затуманились, Катя бросилась в объятия
отца. Они долго стояли молча и сжимали друг друга руками. Сердечная тоска и тревога
исчезли, и на их место пришло облегчение.
    Соня тоже вышла из машины, она смотрела по сторонам и качала головой.
    -Иди, Петя, к бабушке, сказал она, но ребенок отошел к дверям.
    -Он стесняется, сказала Катя и крепко обняла мать. Слава Богу, что вы живы, хотя вам,
видно, нечем похвалиться.
    Соня так же была страшно исхудавшей. Она по своей природе всегда была раньше
полной и цветущей, но война съела ее пышность, и лицо покрылось морщинами.
    -Петя, иди, поздоровайся с дедушкой и бабушкой, зазывала Катя сына. Он был с утра
как на иголках, призналась она родителям.
    Понемногу Петя решился приблизиться к приехавшим, дотрагивался до них, а потом
забрался на руки. Все было ему незнакомым, постоянное убытие и прибытие перемешало
мысли маленького человека.
    -Ну, теперь заходите во внутрь, иначе совсем промокните от дождя, крикнула Хилда из
двери дома.
    -Ах да, все перемешалось у нас, пойдемте в дом, встретимся с домашними, позвала
Катя.
    В этот вечер они долго не спали. У Адама и Сони было много новостей из деревни. Они
собирались в дорогу в большой спешке, потому что линия фронта начала передвигаться.
    -Иногда немцы начинали сильно нервничать, объяснял отец. Мы почти ничего не знали,
но дела у них шли все хуже и хуже, а потом приехали за нами на машинах и быстро
перевезли. Ах, какая красивая страна Суоми и благополучная.
    Хозяин дома слегка улыбнулся.
    -О благополучии нельзя сказать, так как сейчас военное время, но все-таки как-то
живем, сказал он.
    Об Иване не было точных известий, но все-таки всех утешала мысль, что у него не было
серьезной угрозы для здоровья. Отец был всегда сильно озабочен поведением сына, и
сейчас он был очень расстроен.
    -Он всегда был таким задиристым, в любом деле первый рот раскрывает. И там конечно
полез на рожон и вот и стал жертвой. На счастье хоть живой остался, но урок свой вот
получил, ворчал он.
    -Не надо, отец, его винить, он хороший сын, да и тоска и так сердце разрывает, сказала
Соня вытирая слезы. Поранился из-за своего геройства, он всегда был отчаянным.
    -Бездумно отчаянным, вставил свое слово отец. Опасно смелым. Почему он такой? И
кто его бедолагу заставил на фронт идти?
    -Он был как в задницу стреляный. Геройствовал, надо на фронт идти и всё. Не помогли
мои объяснения и предостережения, объясняла Катя. Но теперь нам надо идти спать.
    Петя уже заснул в углу комнаты. На лице мальчика запечатлелась светлая улыбка.
    Когда выпал первый снег, Иван вернулся домой. Он сильно изменился по сравнению с
тем, каким он уходил на фронт, лицо его стало бледным, и весь вид был бесцветным,
притихшим. Даже встреча с матерью и отцом не оживила в нем прежнего шустрого и
озорного парня, он довольно сдержанно поздоровался с ними.
    -Добрый день, здравствуйте, только и сказал он.
    Адам не мог поверить своим глазам, в сыне не осталось ничего от отчаянного юноши,
ушедшего из деревни в поисках хлеба. В Иване все изменилось, он выглядел уставшим и
постаревшим. Даже в глазах погас живой блеск молодости, глаза его были пустыми.
    -Здравствуй Ваня, привет тебе из Ингерманландии, сказал отец и взял сына за руку.
    -Было ли сильным твое ранение?
  Раненый солдат ничего не ответил, освободил свою руку и поздоровался с матерью.
    -Как ты, мама, чувствуешь себя? Спросил он ровным спокойным голосом.
    -Да, я здорова, нам здесь хорошо живется, хотя я и скучаю по дому. Здесь все очень
приветливые, а как ты, Ваня, чувствуешь себя? Сильно тебе досталось?
  Иван сел на скамейку и огляделся по сторонам.
    -А как дела у хозяев дома? Спросил он.
    -А все хорошо, все хорошо, поспешно ответила Хилда.
    -Да еще к нам приехали хорошие помощники. Твой отец старательный работник, и
мать крутится в хлеву без устали, продолжила Айли.
    -А ты уже совсем поправился? Вступил в разговор Кауко. Думаю, что скоро испытаем.
  Иван устало улыбнулся.
    -Кто его знает, наверно рабочая хватка осталась, но сначала я хотел оглядеться по
сторонам, поездить по округе и потом вернуться, когда время придет, сказал он и улегся
на скамейку отдохнуть
    -Но сгожусь ли я обратно, этого я не знаю, сказал он.
  Хоть и не ответил Ваня на вопросы родителей, никто не решился его больше тревожить.
Расскажет он еще в свое время, думали они.
    -Надо же хоть суррогата попить, раз человек с войны вернулся, сказала Хилда и начала
суетиться около плиты.
    -Наверно и я как суррогат, прошептал про себя Ваня и тяжело усмехнулся.
  Петя не осмеливался подойти к дяде, и Ваня казалось, не замечал племянника. Ребенок
однако подошел к скамейке, когда дядя закрыл глаза. Иван сразу открыл веки и
посмотрел в вопросительные глаза Пети.
    -Ну что Петр? Ты стал уже большим мальчиком, сказал он.
    -Не оставили тебя, спросил Петя. Или оставили?
    -Где оставили, удивился Ваня. И кто?
    -Ну, как так быстро отходили. Или оставили тебя? Повторил ребенок.
    -Где? Кто шел так быстро? Спросил Иван, его рассмешила такая серьезность мальчика,
но он сдержался и не изменил выражения своего лица.
    -Ну, как шли так быстро, так оставили врагам? Настойчиво допытывался племянник.
  Ваня тихонько свистнул, потом он посмотрел вопросительно на взрослых, но никто не
вмешался в разговор. Катя только улыбалась.
    -Послушай, Петя, я сейчас не понял. Объясни немного подробнее, кого надо было
оставить и куда. И кто оставил и где.
    -Ну, когда бежали от врага так быстро, что раненых не успевали подбирать, то оставили
тебя или нет? С тревогой в голосе спрашивал мальчик.
  Хозяин дома хлопнул себя ладонью по лбу и расхохотался.
    -Ах, ты наш маленький телефон. Он повторяет услышанное в точности. Мы здесь
однажды говорили о том, что фронт передвигается к нам под натиском врага так быстро,
что войска не успевают раненых перевозить. Так вот ты услышал от Пети его версию.
  Иван усмехнулся.
    -Нет, не оставили…во всяком случае полностью, тихо сказал молодой солдат и снова
как бы ушел в себя. Он закрыл глаза.
    -Мама, мама, не оставили дядю Ваню, щебетал возбужденно Петя. И я так говорил.
  Человек вернулся с фронта целым снаружи, но внутри он уже не был прежним, и это
почувствовали все его близкие.
    И всё-таки они оставили его где-то, как отступали с такой неожиданной скоростью.

                Глава 20

    Хребет зимы начал ломаться. День стал заметно длиннее, а солнце ярким до боли в
глазах. Оно направляло лучи на сугробы снега и тысячи сверкающих кристалликов
отвечали солнцу своим блеском. Сосульки висели на крышах домов, и днем вода стекала
с них как гигантские слезы.
    И причина для слез была. Положение на фронте становилось все тяжелее, и известия
отовсюду говорили о том, что сильный захватчик терпел одно поражение за другим.
Настроение людей было подавленным, но наступающая новая весна старалась вселить
надежду в сердца людей.
  Среди населения не было голода, хотя во всем ощущались нехватки. Каждый финн
старался упорно сделать все возможное для своей Родины в ее тяжелый час. Все были за
одно и поэтому были сильны, несмотря на то, что глупые мечты и большие планы
рушились одни за другими. Они растаяли, как сосульки на солнце, в эти солнечные дни.
    Иван не мог находиться в одном месте, окрепнув немного, он пошел проситься на
фронт.
За весь отпуск он ничего не рассказал о своих ранениях. Серьезного ничего не было
заметно, но человек был ранен изнутри. Его душевные силы сгорели дотла, и странная
нервозность вместе с подавленным настроением омрачали почти каждый его день.
    Он иногда часами сидел у окна, глядя  куда-то вдаль, то, слегка улыбаясь, то готовый
разрыдаться. Его оставили в покое, и когда он ушел,  все почувствовали какое-то
облегчение.
    Март подходил к концу. Однажды воскресным утром кто-то прошел в коридор, потом
постучался в дверь и вошел в дом. Хозяева и работники только начали завтракать.
    -Доброе утро, вот я зашла навестить…
    -Марийка, вскрикнула Катя, потом она выскочила из-за стола и бросилась подружке на
шею. Ты здесь, дорогая подружка.
  Мария Пааянен широко улыбалась и прижималась к Катиной груди.
    -Мне сказали, что вы здесь, и вот я захотела прийти посмотреть на вас. Благодарение
Господу, вы все живы и хорошо себя чувствуете. А Петя уже такой большой мальчик.
    -Сколько же тебе лет?
  Петя поднял четыре пальца вверх и улыбнулся. Соня и Адам поздоровались за руку с
Марийкой, им было радостно повстречаться с землячкой на чужой земле. Это было как
дуновение ветра с родных полей, свежий бодрящий запах.
    Маша работала в городе на цементном заводе. Работа была тяжелой, но она привыкла с
детства к постоянному труду и поэтому не замечала трудностей.
    -Я получаю зарплату и могу позаботиться сама о себе. Наша мама работает на ферме
недалеко от города и…
    -Спасибо Господи, моя сестра жива. А как другие дети?
    -Мальчики с мамой. Они хорошо себя чувствуют.
    -А что слышно об отце?
    -Ничего. Не думаю, что он жив. Мама все еще ждет его и надеется, что отец вернется домой, но это было бы чудом, сказала Маша и взглянула на Катю, которая сидела на
скамейке с сыном на руках.
    -А как Петр, нерешительно спросила подруга.
    -Я ничего о нем не слышала, Катя пожала плечами. На войне все перепуталось, когда
наступит мир, я начну искать его. Думаю, что Петр еще найдет нас. Я надеюсь.
    Маша улыбнулась, подбадривая землячку.
    -Да, будем надеяться, и ты Катя верь. Ах, как долго вам пришлось жить в разлуке из-за
этой проклятой войны.
  Хозяин пошел к соседям поговорить о будущем и послушать новости о настоящем. В деревне жили пожилые хозяева, а вся молодежь была на фронте. Уже появились и герои кое-где, хотя никто не ждал их, смерть тоже выбирала сама свои жертвы и не спрашивала
ничьего мнения.
  В полдень Кауко вернулся их деревни, высморкал нос и сразу от дверей начал оживленно рассказывать новости.
   - К нашим соседям привезли военнопленного, но он плохо говорит по-фински. Катерина
могла бы пойти и немного помочь в разговоре, перевести, он говорит по-русски. Похоже, что он неплохой человек и благодарен, что попал в эту деревню.
    -Удивительно, что его в тюрьму не посадили, заметила Хилда.
    -Теперь не сажают, их стало уже много, да простые солдаты, сказал брат и сел за стол  на свое постоянное место.
  Он наполнил свою трубку и стал с наслаждением потягивать дым.
    -Он вроде бы был с ингерманландцами в боях. Он не сказал, в каких местах, но был. Их
сильно атаковали немцы, из их группы никто не спасся, только он один. Потом его подобрали финны, когда он очнулся. Он был и в Эстонии в какой-то больнице, я не очень хорошо понял, но вроде он так говорил. Видно он был каким-то международным достоянием, то у русских, то у немцев, то у финнов. Но как-то хочется ему верить, и видно, что он сильный работник, Кауко переводил дыхание и пускал дым в потолок.
    Маша засобиралась домой, ей надо было успеть к вечеру в город, а на следующее утро
на работу на завод. Катя вышла проводить свою дорогую подружку и родственницу.
    -А, что если и ты, Катя, пришла бы работать в город, предложила Марийка.
    -А как же я с Петей?
    -Да он же мог бы остаться с бабушкой и дедушкой здесь на хуторе, а в воскресенье ты
могла бы быть здесь с ним. У тебя бы в жизни было бы что-то новое. И, кроме того, в городе есть хорошие приятели, сказала Марийка.
    -Да что же я, замужняя женщина, с приятелями буду делать? Усмехнулась Катя.
    -Неужели  ты веришь ещё, что Петр жив и придет к тебе, спросила, с изумлением, Маша.
    -Это единственно, что возможно. Я не могу ничего другого и подумать. Я уже давно не
осмеливаюсь думать об этом. Всё так странно. Это несправедливо, что люди должны так
страдать. Подумай только, мальчик не видел отца, хотя ему уже больше четырех лет!
    -Катя, тебе надо взбодриться. Приходи в город, там нам будет веселее вдвоем. У меня накопилось уже несколько талонов, мы можем купить себе что-нибудь красивое. Там в магазинах хоть что-то есть, возбужденно разъясняла Маша.
    Вскоре маршрутный автобус увозил дорогую землячку, грохоча по дороге. Сзади машину украшал большой ящик с дровами, топливо было местным.
  Вечером Катя пошла к соседям, поговорить с пленным.
    -Добрый вечер, сказала она и кивнула головой гостю.
    Пленный обрадовался тому, что мог поговорить на родном языке с русским человеком.
Он начал откровенно рассказывать о своей жизни на фронте и в личной жизни. Катерина
внимательно слушала его.
    -Ты говоришь, что бывал в разных местах с ингерманладскими солдатами. Помнишь ли
из каких мест они  были?
    Иван Тихонов потер подбородок и посмотрел в окно. В комнате было тихо, хозяева дома следили за разговором, но ничего не спрашивали и не понимали о чем идет речь.
Катерина поглядывала на крепкого мужчину с большим подбородкам. У Ивана были густые брови, которые сходились вместе на переносице, волосы на голове были тоже густые, ёжиком.
    -Большинство ребят в нашем подразделении были из Гатчинского района.
  Катерина вся напряглась от охватившего ее волнения.
    -А помнишь ли какие-нибудь имена?
  В Иване  она видела, что-то знакомое, но никак не могла понять, что именно. Ей казалось, что она уже встречала когда-то раньше этого человека, говорящего сейчас
спокойным, ровным голосом.
    -Ну, какие они были? Рокка, Кемпи, Пааянен, у них у всех было много одинаковых имен. Как имена одинаковые, так и фамилии.
  Катерина проглотила слюну, сдерживая себя.
    -А, какие они были, можешь вспомнить?
    -Хорошие ребята они были.
    -Расскажи поподробнее, попросила она, и ее щеки начали гореть. 
    -Я был страшно изранен, когда немецкий танк расстрелял прямой наводкой наш бункер.
Нас там было двенадцать человек, и все там, наверняка, умерли. Я долго был без сознания, а когда очнулся, то оказался среди финнов…
    -А помнишь ли имена тех, кто был в бункере вместе с тобой? Спросила Катя.
    -Попробую вспомнить, сказал пленный. А почему это тебе так важно?
    -Я тоже родом из тех мест, может, там были мои знакомые. Я недалеко от Пудости жила, в Гатчинском районе.
    -Там были Пааянен Андрей и Малки Шурка, и Кемпи Петр… и…
  Катерина сразу побледнела.
    -Ты сказал Петр Кемпи и…
    -Да. И его как раз все очень любили. И смелый человек был, сказал Иван. Жаль, конечно, и он пропал вместе со всеми. Наш маленький, веснушчатый Ваня Пиеппи всегда
находил у него совет и защиту, когда было тяжело. И тогда тоже…
    По Катиным щекам струились слёзы. Ее плач был непроизвольным, тихим.
    -Не мог бы ты обрисовать Петра Кемпи? Попросила она, и Иван понял, что речь идет о
близком для нее человеке.
    -Уж не был ли,…уж не был ли он…
  Катя кивнула головой.
    -Был моим мужем.
  Иван опустил голову и сидел какое-то время молча.
    -Это война, тихо начал он. Она не спрашивает…и с какой мы стороны…и кто же кого
ненавидел, но ведь они заставляют убивать,…народ не нуждается в войне…и не хочет ее.
Ах это был Петр. Он был такой коренастый, темноволосый, кряжистый, широкоплечий…
    Катя плакала.
    -Он…как раз он…говоришь, умер…
    -Все там погибли. Я чудом спасся, потом опять пошел на фронт,…потом изранился,
попал в Эстонию. Удивительно, как с пленными поступают. Был в госпитале. Часто от меня брали кровь, переливали больному…
    -Постой, Катерина прервала его, вытирая заплаканные глаза. Дай я погляжу на тебя повнимательнее.
    Она пыталась вспомнить прошлую жизнь, напряженно перебирая давние события.
Известие о смерти мужа потрясло ее, но ей казалось, что сидящий перед ней человек был
ей раньше знаком. Она рассказала ему о своей болезни в Эстонии, о переливании крови,
которое она получила, о том, как она стала после этого поправляться.
    -Да, я помню, как от меня брали кровь для больной, но это не могла быть ты. Та женщина была худая, обритая, страшно слабая.
    -Это была я. Сейчас мне показалось что-то знакомым в тебе. Я увидела это сразу. Я тогда была такая обессиленная, что не помню всего в целом. Но когда я очнулась, то как-то остался в памяти твой образ. Ах, это и был ты, мой спаситель. Теперь я ношу твою кровь.
    Хозяева дома были удивлены и не понимали, от чего же Катя плачет, но не осмеливались спросить ее, но она, и не была в силах что-либо объяснять. За эти долгие годы войны ее душа постоянно испытывала страдание и давление. Душа стала бесчувственной, она и не жила, а как бы дремала, ожидая, когда наступят лучшие времена.

    Известие о гибели мужа всколыхнуло ее застывшие чувства, оно сильно затосковала о Родине, о знакомых деревенских местах. Несмотря на чудовищную войну и на все несчастья, ей захотелось жить и выжить.
    -Неужели ты ничего не знала о муже? Удивленно спросил Иван.
    -Нет. Не знала. Немцы пришли и захватили нашу деревню. К нам не доходили никакие
известия. Уже несколько лет мы не слышали о Петре ничего. Вот это первое известие о нем, и оно убило мою надежду, еле слышно сказала Катя, готовая разрыдаться.
    -И даже не знаю, что мне теперь делать. А может, это был все-таки кто-то другой…
    -Ну да, конечно, в этом нельзя быть полностью уверенным. Да ещё у ваших мужчин, почти у всех, одинаковые имена. Почти все Иваны, Петры да Андреи. Не говоря уж о фамилиях. Отчего так происходит? Или у вас не придумали новых имен? Спросил Иван.
    Катерина пожала неопределенно плечами.
    -Просто это такой обычай. Наш сын тоже Петр, по отцу, сказала она.
    Иван потер свой подбородок и снова поглядел в окно, где воскресный весенний день склонялся к вечеру.
    -Ты можешь написать письмо в Красный Крест. Они сделают запрос о твоем муже, сказал Иван. Так многие нашли своих родных, потерявшихся во время войны.
    Катерина кивнула головой и встала.
    -Будь здоров Иван и спасибо за новости.
  С наступлением сумерек на улице похолодало. Катя медленно шла по сельской дороге и плакала. Все преграды порушились в одно мгновение, и боль души выплескивалась из нее, как весной река освобождается ото льда.
    -Хотя бы мох был сверху, а не совсем под открытым небом…
    Катя не могла сосредоточить свои мысли. Ей представлялись холмы, поросшие лесом и
Где-то там лежал без движения ее муж. Зимой-то хоть снег покрывал бы его, но летом …
    -Ой, дорогой Господь, хотя бы не совсем сверху.… Хотя бы подо мхом. Если бы хоть отпели по-христиански.
    -Петя, дорогой мой, любимый, ты же не мог умереть. Ответь, дорогой мой, ответь! Я так сильно тоскую по тебе! Жалобно причитала она.
    Катя долго бродила без цели. Ей не хотелось идти и говорить сейчас с родителями, она
хотела быть одна.
    Небо уже потемнело у нее над головой. Звезды мерцали, как маленькие огоньки или кусочки золота, но их она не замечала. В деревне было тихо. Свет в окнах скрашивал темноту ночи. Здесь не надо было бояться бомбежек, так как расстояния между поселениями были большими. Находившись досыта, Катя направилась к дому. Она долго
простояла во дворе, прислушиваясь к тишине, нигде не было огней. Все спали.
    -У меня совсем нет никаких сил, прошептала она. Я больше не могу…
   Потом молодая женщина опустилась на землю и прижалась лицом к снегу. Тоска и боль
переполняли ее сердце. Оно думала о родных исхоженных местах, исковерканных войной, вспомнила просторные поля и луга, большие ингерманландские деревни и хутора,
густые, высокие леса. Вспомнила огромную, величественную церковь недалеко от отчего дома, быстрое течение холодной реки Ижоры.
    В ее сердце ожили переживания первой любви, робкие взгляды, волнение от прикосновений рук, вспышки влюблённости, пьянящая страсть объятий.
    А теперь Петра не стало. Осталась только пустота и страдание. Дорогой человек умер, как герой, хотя для нее это было непонятным. На войне всегда бывают герои и трусы. Каждый, кто раздумывал о страданиях и риске, вызванных войной, был трусом, но если он
Погибал, то сразу становился героем. Можно думать и говорить, что угодно, но только глупец будет идти умирать, чтобы стать героем.
    -Проклятые слизняки, грязное оружие Гитлера и сумасшедшие дела Сталина, я больше не могу, не могу!!! Господи, Боже мой, дай мне умереть на этом месте. Почему так случилось и зачем? лепетала шепотом Катя.
  Весенняя ночь безмолвно внимала страданиям маленького человека.
  Утром Кате не пришлось ничего объяснять, мать сразу всё поняла.
    -Неизвестность хуже всего. Хорошо, что хоть знаем теперь, сказала печально Соня.
    -И пришлось за зря умереть, тихо сказал отец. Пропал хороший человек.
  Петя был удивлен необычной тишине и подавленному настроению взрослых, но выйдя на улицу, он забыл об этом и радовался вместе с поднимающимся солнцем, ожидая новый день.
    -Мне надо ехать в город, разузнать о муже, сказала Катя. Может это ещё и не правда.
    -А что они в городе знают? Спросила мать.
    -В Красном Кресте знают. Они ведь разыскивают безвестипропавших, я пойду к ним.
  Утренний маршрутный автобус был почти полным. В автобусе ехали несколько бледных
женщин в темной одежде. Их печальный вид взволновал Катю, но ее глаза и душа были пустыми. Бурное потрясение прошлой ночи исчезло, и на это место снова проникла знакомая бесчувственность. Это безразличие породила война.
  Городское оживление обрадовало Катю. В её сердце зародилась маленькая надежда, и из души исчезла угнетающая печаль.
    -Может Красный Крест найдет Петра живым, думала она. Катерина оживилась под ярким солнцем и с надеждой вошла в контору Красного Креста.

                Глава 21

     Промелькнуло еще одно лето, и осень принесла с собой мир. Мужчины возвращались домой с фронтов, и начали привыкать к мирному труду. Страна была разрушена, и нужны были терпение и настойчивость, чтобы привести всё в порядок. Многие вернулись разочарованными, потому что большие надежды не сбылись. Великая Германия тоже была почти что сломлена. Весь мир двигался в группах с союзниками.
    О Петре ничего не было слышно. Красный Крест обещал Кате разыскать мужа, но потом она получила извещение, что ее муж пропал без вести, предположительно в боях на фронте.
    Катерина осталась работать в городе и оставила сына на попечение отца и матери. Адам и Соня прижились на новой родине и радовались жизни, они с радостью согласились ухаживать за сыном дочери, потому что из него вырос смышленый и сердечный маленький человек.
  По воскресеньям Катя приезжала домой навестить сына, и тогда вся семья проводила время вместе. Иван тоже вернулся с фронта, но он уже не был озорным прежним пареньком. В нем появилась мрачность и нервозность. Война оставила на нем неизгладимую печать.
  На дворе стоял октябрь, шел то снег то дождь, начинался воскресный день. По дороге грохотал старенький автобус, Катя сидела в нем в оцепенении, и смотрела в окно на пейзажи, которые двигались там как в фильме. Ее настроение тоже было пасмурным, и время от времени она нервно крутила в руках газету. В ней было написано о мирных переговорах, и одна из статей вызвала в ней противоречивые чувства. Ей не терпелось высказать кому-нибудь свои беспокойные мысли.
    -Быстрей, быстрей, думала она и глядела вперед поверх передних сидений. И вот показалась за деревьями главная дорога.
  Петя был во дворе и, заметив мать, выходящую из автобуса, побежал изо всех сил к ней.
   -Мама идет, мама идет, кричал он во все горло и широко улыбался.
   -Петя дорогой, вскрикнула молодая мать и радостно заключила сына в объятия.
   -Ты соскучился?
   -Конечно, соскучился, завод, что закрылся? Спросил он.
    -Да, закрылся на один день. Пойдем в дом к бабушке и дедушке, сказала Катя, опуская сына на землю.
    -Дядя Ваня ушел, продолжил разговор Петя.
    -Куда же он пошел? Спросила мать.
    -Этого никто не знает. Он просто ушел. Он уже и не смеялся, а только смотрел вон туда в поле и говорил, что думает.
    -Ах, вот какие дела, сказала вполголоса Катя, глядя на серое небо. Уж, не в Швецию ли?
  Соня вышла встретить дочь и помахала ей рукой.
    -Вот и приехала заводская девушка в деревню на свежий воздух. Радостно крикнула она. Иди быстрей, сварю кофе, есть немного и булочки есть.
    -Все ли здоровы, спросила Катя, входя в маленькое банное помещение.
    -Всё в порядке, ответила мать. Отец только молодеет здесь.
    -Ну, не знаю как насчет молодости, но, в общем-то, чувствую себя хорошо, сказал Адам, поднимаясь с постели. С утра немного отдохнул, чтобы были силы отдохнуть после обеда.
Как дела в городе?
  Катерина села возле окна и расселила газету на столе.
    -Вы слышали новости? Спросила она.
    -Кое-что слышали, ответил отец. Плата за мир большая и ингерманландцы не остались в стороне. Уже спрашивали добровольцев. Родная сторона завёт.
    -Ингерманландия красивая земля, сказала Соня, и ее голос дрогнул. Но ведь не знаешь, чему верить, а чему нет.
    -Послушайте, о чем здесь пишут, сказала Катя и начала читать.
    «Финляндия обязывается без промедления вернуть, по Договору между Главными Военными Руководствами всех в их ведении имеющихся заключённых Советских и Федеральных государств, а также их граждан, интегрированных и насильно привезённых в Финляндию, обратно на их Родину».
    -Касается ли это и нас?
    -Думаю, что да, ответил отец. Они объясняют, что нас привезли насильно, надо же, как повернули дело. Привезли насильно. Да я приехал по доброй воле, бежал от голодной смерти.
  Соня засмеялась.
    -Наверно, и тут нам покоя не дадут. Не удивлюсь, если все побегут в Швецию. Там можно будет жить спокойно, сказала она.
    -Что за странная паника случилась у них там? И как-то вдруг мы нужными для них стали. Какие-то чухны, мы там для них были, когда жили около Ленинграда, раздражённо сказал Адам. Или рабочих рук не хватает?
    -А здесь мы русские скобари, тихо заметила Катя. Это не намного лучше.
    -Но надо понять, в чем тут дело, успокаивала ее мать.
    -Эта страна была в войне с громадной страной, откуда мы приехали, не удивительно, если на нас иногда косо смотрят. Но те люди, которые знают больше о положении дел, они хорошо к нам относятся, они другие.
    -Да другие, согласилась Катя. Но иногда кажется, что для нас нигде нет места на этой земле. И что же плохого мы сделали?
    -Ну не думай ты так, успокаивал отец. Просто мы попали под жернова войны и ничего другого. Мы только пешки в игре, но обратно не поедем.
    -А если заберут? Спросила Катя.
    -Ну, пусть попробуют, сказал отец.
    -Поедем тогда в Швецию, сказала Соня.
    -Неужели поехали бы? Спросила Катя.
    -А почему бы и нет? Если один раз мы были с корней сорваны, то выдержим и второй раз. И Петя сможет получить достойную жизнь. Мальчик дорогой, его несли как в коконе.
    -Все мы одинаково прибыли, сказала Катя.
    -Но этого мальчика берегли особенно, он был, как цыпленок под крыльями матери. Отец Небесный о нём всё время заботился, серьёзно сказала Соня. Или ты утверждаешь обратное? Спросила она у Кати.
  Катя пожала неопределенно плечами.
    -Я ничего не утверждаю, хорошо, что жив, остался, сказала она. Отец его не в коконе, не говоря уж о крыльях. Где-то его косточки лежат.
    -Катя, это же война, не ожесточайся, заметил отец. Ради сына тебе надо жить, или здесь или в Швеции. Я уже не могу поверить, что в России мы сможем спокойно жить. Увезут в Сибирь, это уж точно.
    -И постарайся быть благодарной хотя бы Богу. Ты совсем, как поганая, сказала Соня, было видно, что она обиделась на дочь.
  Полицейская машина въехала во двор. Петя медленно повернулся по направлению к бане и потом пустился бежать, что есть мочи.
    -Деда, деда, полицейские идут, полицейские идут, кричал он и ворвался вовнутрь.
  Адам подошел к окну и в раздумье разглядывал машину. Двое полицейских медленно пошли в сторону главного строения и вошли в дом.
    -У них какое-то дело к хозяевам. Хоть бы дело не касалось нас. Неужели будет приказ об отъезде? Сказал он встревоженным голосом.
  Главная дверь открылась, и полицейские с хозяином вышли на крыльцо. Кауко Меритаа
что-то объяснял и показывал в сторону бани. Полицейские отдали под козырек, и пошли в направлении бани.
    -Сюда идут, прошептала Соня. Дорогой Господь, неужели ты зря нас оберегал.
    -Не беспокойся, мать, сказал Адам и взял газету в руки. Мы ничего не сделали, и нам нечего бояться.
  Адам разглядывал газету, но он не мог ее читать и с волнением ждал стука в дверь. Петя сжимал ручонками шею матери и, не мигая, смотрел в направлении двери. Соня вздыхала, а Катя прикусывала нижнюю губу.
  Послышалось два громких удара в дверь.
    -Заходите, сказал Адам слишком громким голосом.
    -Добрый день, поздоровался первым вошедший полицейский, уже начавший седеть и приветливо глядящий на притихшую семью.
    -Здравствуйте, здравствуйте и проходите вперед, пыталась улыбаться Соня. Садитесь.
    -Спасибо, но у нас короткое дело. Мы хотели бы получить ответ от вас на пару вопросов. Мой сослуживец их сейчас представит.
  Второй полицейский кивнул и по очереди оглядел присутствующих. Он улыбнулся Пете.
    -Сколько тебе лет? Спросил он.
  Петя спрятался за спину матери и со страхом выглядывал оттуда.
    -Ответь дяде, шепнула Катя. Скажи, что скоро пять.
    -Скоро пять, прошептал мальчик и улыбнулся.
    -Уже большой мальчик. Так вот у меня здесь письмо, где говорится о том, что Сюгияйнен Иван задержан вчера ночью на железнодорожном вокзале в городе Риихимяки.
  Соня сразу побледнела, а Адам нервно закашлялся. Полицейский протянул письмо отцу.
    -Проверьте личные данные и точно ли это ваш сын?
    -Что… Ваня сделал, спросила Соня и прижала руку к груди.
  Полицейские переглянулись и продолжали ждать ответа от отца.
    -Да, это наш сын, медленно сказал отец, возвращая бумагу. Но не могли бы мы всё-таки узнать, в чем тут дело?
    -Какое-то недоразумение. Но думаю, что его возвратят в Россию.
    -В Сибирь, выдохнул отец едва слышно.
    -Может вы и правы, подтвердил полицейский. Неприятное дело, но мы ничего не можем поделать. Надо сказать, что такие поездки печально кончаются, и многим ребятам предлагается бегство и даже в Швецию. Но и нам надо опасаться.
    -Военная полиция ВАЛППО -  вот в чем секрет, и ребята подчиняются. Они следят на вокзалах. И хотя бы и хотелось помочь вашему брату, да не можем.
   Адам смотрел в пол и кивал головой.
    -Да. Это не ваша вина. И даже не ВАЛППО. Приказ пришел с востока и проигравшим ничего не остается, как слушаться. Надо ли и нам?
  Полицейские поспешно завертели головами.
    -Да что вы уж так, люди? Живите спокойно. Наверно  эта суматоха скоро закончится, и люди смогут жить так, как захотят. И пусть едут обратно те, кто хочет уехать. Насильно держать здесь никого нельзя.
    -Нет, конечно, согласился Адам и поднялся. Сын, значит, поедет обратно, похоже, мы его никогда не увидим.
   Соня всхлипывала, облокотившись на стену, Катя глотала слезы, прижимаясь к вихрастой головке сына.
  До свидания, будьте здоровы и извините, что принесли плохие новости.
  Полицейские вышли на улицу и молча направились к своей машине. Звук мотора доносился до комнаты, но вскоре он затих и исчез полностью.
  В комнате долго сидели молча. Во дворе кто-то два раза пронзительно свистнул. Петя подбежал к окну.
    -Я пойду на улицу, Павлик меня завет, сказал он и выбежал во двор.
  Адам глубоко вздохнул и посмотрел в окно на внука.
    -Он наше счастье, сказал он, вытирая шершавой рукой свою щеку. А вот, Ваню увезли.
    -Да еще был такой слабый после ранения. Он совсем изменился, причитала, со слезами в голосе Соня.
    -Видно, он пережил много страшного и до этого. И не выдержал, так бывает, успокаивала Катя свою мать, поглаживая ее по спине. Постарайся успокоиться, и будем надеяться, что мы сможем остаться.
    -Если, попытаются нас увезти, то поедем в Швецию, решительно сказал отец.
    -Неужели ты не скучаешь по родной деревне и по знакомым местам? спросила Катя, стараясь улыбнуться отцу.
    -Это другое дело. Конечно, я скучаю по Родине и по своему дому, но по той жизни - нет. И кто знает, может, от деревни ничего и не осталось после той преисподней. Может, все дома сгорели, рассуждал глава семьи.
    -Но какая же красивая наша деревня была, вздохнула Соня. Ничто не сравнится с ней.
    -Но мы не можем теперь отчаиваться, надо думать о будущем. Нам надо найти дом побольше и начать жить по-человечески. Хотя к нам здесь хорошо относятся, но это временное положение переселенцев уже надоело, сказал отец.
    -Но что же Ваня хотел сделать? с тревогой продолжала повторять Соня. Бедняга, он, наверно, будет теперь страдать.
    -Ничего особенного не сделал. На вокзале ребята из ВАЛППО арестовали четырех ингерманландских парней. Так в бумагах было написано. И все они подлежат переселению. Все они были в форме финской армии, сказал Адам.
    -Откуда ты…
    -Прочитал, укоризненно ответил муж. И хватит об этом. Теперь не время для вопросов, все равно мы не получим всех ответов. Лучше помолчать, а этому мы уже научены. И хотя тяжело это иногда, но перестать, перестать. Не говори в ненужном месте, не говори в ненужное время, не говори с посторонними людьми. Другими словами не говори никогда, нигде, никому. Это правило. Его надо выполнять, и надеяться, что сможем спокойно жить.
  Соня печально смотрела на мужа, слова вырывались их него потоком. Она догадывалась, какая буря происходила в его душе и решила не прибавлять ему страданий.
    -Бог его знает, прошептала Соня.
    -Да знает ли и он, заметил отец и вышел на улицу.
  В это время вернулся Петя и с удивлением посмотрел на мать и бабушку.
    -Куда это дедушка пошел так быстро? Спросил он.
    -Дедушка хочет побыть один, ответила Соня и погладила внука по голове.

    -Мама, почему у меня нету отца, как у Пашки? Спросил ребенок, глядя прямо в глаза матери.
  Катя проглотила слюну и опустила взгляд. Потом она схватила сына в объятия и крепко сжала.
    -Но у тебя есть я, бабушка и дедушка, попыталась она сменить тему разговора.
    -Но, почему у меня нет папы? Спросил Петя.
  В его больших глазах читались страдание и безнадежность.
    -Не у всех детей есть отец, сказала Катя, дрожащим голосом.
    -Но, у Пашки есть. Почему же у меня нет?
    -Когда твой папа пошел на войну, тебя еще и не было на свете.
    -Ну, а где же он сейчас? Спросил он.
    -Отца уже нет, ответила Катя.
  Мальчик освободился из объятий матери и спрыгнул на пол. Он смотрел на мать и не мог поверить ей, потом он повернулся к дверям и выбежал на улицу. Он не очень то понял, что же мать сказала, но как-то это было болезненным. Осенний холод пробирался под рубашку. Дождь перестал, но земля была мокрой. Тучи висели низко, и далеко на полях они, казалось, касались земли.
  Петя посмотрел на серое небо.
    -Может отец на небесах? Прошептал он, и жгучие слезы потекли по его щекам.

                Глава 22

    Кругом расширялось послевоенное строительство. Казалось, что вся Финляндия наполнилась стуком молотков и жужжанием пил. На месте сгоревших домов начали подниматься новые, заводы работали на полную мощность. Финляндия с гордостью выплачивала военный долг. Постепенно утихли последние бои и в других странах, и мир  ужаснулся от страшной действительности. Все, с трудом построенное, было разрушено вдребезги. Плач вдов и сирот перемешался с жалобами военных инвалидов. И над мертвой землей проносился всеобщий вопль: Не надо никогда больше войны!!!
    Всему миру стали известны чудовищные преступления. Второй Мировой войны. Война сама по себе была преступлением против человечества, и организованное техническое умерщвление людей, массовое, казалось сумасшествием. В сравнении с этим  уничтожением огромных масс людей, казалось пустяком, то что маленькая народность финнов, рожденных в Ленинградской области, потеряла свой кров и Родину.
  Но каждый, каждый человек испытал и почувствовал свою войну. Тот, кому больнее досталось, зализывал раны втихомолку.
  И вот, теперь снова, за несколько последующих месяцев почти пятьдесят тысяч русских финнов перевезли в вагонах для перевозки скота обратно в Россию, тысячи спрятались в Швеции, и небольшая часть осталась в Финляндии. Они с волнением ждали, что же будет дальше. Они не объявили желания вернуться на старые места и хотели остаться в стране, где говорили на их родном языке.
    Такое же решение приняли Адам и Соня Сюгияйнены, и здесь же хотела остаться Катерина с сыном. У нее не осталось там ничего, из-за чего стоило бы вернуться. Конечно же, тоска по родине иногда переполняла ее, но она боялась поехать назад, ведь никто не знал, что их ожидало бы в деревне. Об Иване ничего не было слышно, знали только, что его перевезли через границу. От него они не получили даже маленького письмеца, и это заставляло их задуматься. И красота родного края отходила на второй план.
    Как раз тогда, когда Катя было уверена, что все ее нежные чувства умерли с голодом, они вдруг вспыхнули ярким огнём.
    На цементный завод пришел работать с фронта высокий светловолосый мужчина. Вначале Катерина даже не заметила его, но со временем она стала обращать внемание на тихого, спокойного поведения Павла.
    После заключения мира прошёл год, и однажды весенним,теплым вечером молодые люди встретились случайно на улице.
    -Чувствуется, что весна наступила, сказал Павел, и остановилась перед Катей. Ты вышла на прогулку? Спросил он у нее.
    -В такой вечер не хочется сидеть дома, ответила Катя.
    -Мы на заводе уже много раз виделись, но не знаем, как и зовут друг друга. Я Павел Сойни.
    -Да, я то знала, ну хорошо. А я Катя Кемпи, усмехнулась Катерина.
  Павел засмеялся.
    -Я тоже знал, сказал он. Но вот тут моя рука.
  Они обменялись рукопожатием и засмеялись. Было приятно поговорить с кем - то, потому, что Катя чувствовала себя очень одинокой в своей маленькой чердачной комнате. Она уже не могла каждое воскресенье видеться с сыном, потому что он переехал вместе с бабушкой и дедушкой в посёлок. Отец получил работу в столярной мастерской, а мать присматривала за Петей. Это была единственная возможность, чтобы Катя могла бы ходить на работу и воспитывать ребенка.
    После этого весеннего вечера Катя начала оживать, что - то новое зарождалось в ее душе. Уже легче было по утрам собираться на работу, и было приятно видеть там Павла и разговаривать с ним. Но назначенных свиданий у них не было, потому что Павел был очень робким и стеснительным одиноким парнем.
    И хотя Катерине хотелось встречаться с Павлом, она, как женщина, стеснялась первой начать действовать. Но вот наступило лето, и они снова неожиданно встретились на улице. Это была, как бы не высказанная словами, но вызванная движением души встреча двух одиноких симпатичных друг другу молодых людей.
    Они долго ходили и молчали. Иногда их руки соприкасались, и трепет проходил по их телам. Иногда, как бы ошибочно, они касались друг друга плечами и потом быстро отскакивали друг от друга с виноватым видом.
    -Давай посидим, предложил Павел, увидев в аллее скамейку. Вон хорошая скамейка и вечер такой теплый.
    -Давай посидим, согласилась молодая женщина.
  Павел начал торопливо рассказывать о себе. Иногда он пожимал плечами и извинялся.
    -Что это я так? Замучаю тебя совсем своими разговорами, спохватился он.
    -Нет, говори, говори. Интересно послушать другого человека, поощряла его Катя.
  И Павел говорил. Он рассказывал о своей семье, о надеждах, о разрушительной войне, о своей тоске и об одиночестве. Катя внимательно слушала и поддакивала время от времени. Его история казалась такой знакомой, много раз слышанной, как колея от колес большой тяжелой машины.
    -Но к счастью война уже закончилась, и хорошо бы навсегда. Уж, наверное, и эти звериные души насытились досыта, сказал Павел и в раздумье склонил голову к земле.
    -Но, расскажи теперь ты о себе, попросил он.
  Катя усмехнулась.
  -Ну, чтобы я могла тебе рассказать?
  Ей казалось трудным начать разговор о себе, но она даже не заметила, как ее голос уже рассказывал о родной деревне, о нехватках, о страхе, о том, как жили в лесу, о муже, о сыне. Обо всем. И с удивлением оно обнаружила, что ей легко было говорить с Павлом о
событиях своей жизни. Во время разговора настроение ее менялось, иногда по ее щекам текли обильные слезы, а иногда слышался звонкий смех. Павел же слушал, затаив дыхание, и сопереживал вместе с нею.
  Был уже поздний вечер, когда они встали со скамьи и направились назад в центр города. Тишина окружала их.
  Павел взял Катю за руку. Теплая волна прокатилась через Катино сердце, и жаркий румянец покрыл ее щеки. Парень легко сжал ее ладонь, и она задрожала. Сердца молодых людей забились сильней от счастья.
  В эту ночь Катя долго не могла заснуть. Она не могла поверить тому, что произошло. У нее появился близкий друг, которого можно было любить. Она уже думала, что любовь испарилась из нее вместе с грохотом войны, но теперь оказалось, что ее сердечко еще живо. Она вспомнила Петра, и начала думать об этом неразрешенном вопросе. Человек просто пропал, без каких либо известий. И хотя разумом все было как бы понятно, но назойливая неизвестность не давала покоя. И даже сейчас, когда сердце радовалось оттого, что у нее появился новый близкий человек.
    -Ну, хотя бы был в освященной земле, думала с мучением Катя. Хороший человек был Петр, любящий и дорогой. Но война забрала его.
  Печаль не смогла одолеть ее, потому что, несмотря ни на что, ее сердце пело радостную песню. Она вспомнила надежное пожатие руки Павла, и прижала руку к щеке.
    -Павел, прошептала она, слушая звучание его имени. Павел, и она заснула с улыбкой.
   В конце августа они обручились. В воскресенье Катя села рядом с Павлом в автобусе, и
поездка к сыну, матери и отцу началась. Катерина уже говорила им о своих планах, но Павла они еще не видели. Петя тоже еще не виделся со своим будущим отчимом. Когда Катя рассказала ему о его новом отце, то ребенок только пожал плечами и глубоко вздохнул.
    -Война унесла от меня папу, только и сказал он, не высказывая особого интереса к словам матери.
  День был солнечным, и зеленые пейзажи проносились за окном автобуса. Кое-где виднелись люди, и чувствовался праздничный воскресный день, без спешки и забот. Некоторые не спеша, прохаживались, а кто-то ехал потихоньку на лошади. Загорелые ребятишки резвились, играя друг с другом. Казалось, что все уже забыли, что пару лет назад была страшная война. Эти места почти, что не пострадали от бомбежек, и нигде не было видно обгорелых, разрушенных построек.
    Катя взяла Павла за руку и пожала ее. Мужчина улыбнулся и нежно погладил руку своей невесты. На безымянных пальцах у них сверкали новые обручальные кольца. Они не были золотыми, но ведь золотые можно будет купить и позже, когда появятся для этого средства. Они были рады и тому, что нашлись в магазине хотя бы такие.
    -Есть ли у мамы настоящий кофе? Спросила Катя, улыбаясь жениху.
    -Стоило бы, и найтись, сказал он. Но ты, хотя бы, самая настоящая, никакой не суррогат.
    -Я очень счастливая, прошептала Катя. Я не могла поверить, что смогу еще испытать такое.
    -Дорогая, теперь у тебя очередь получить что-то хорошее, патетически и шутя, сказал Павел. Вдова солдата получит нового мужа.
    -Да, военная вдова, подтвердила Катя. И не у всех вдов дела идут так хорошо.
    Они доехали до последней остановки. Главная улица поселка купалась в солнечных лучах, и по-летнему одетые люди ходили, прогуливаясь в разных направлениях.
    До дома родителей было недалеко. Это было двухкомнатное жилище, взятое в наем на втором этаже частного дома. Места им хватало, хотя Петя в основном жил с ними. Для них мальчик был, как родной сын, потому что он был одного возраста с их умершим Андрюшей. Но Петя стал все больше и больше думать об отце, которого никогда не видел.
    Петя как раз устанавливал на полу на кухне маленький деревянный ящик, когда в дверь постучали.
    -Войдите, сказала Соня громким голосом, и перестала мыть посуду.
    -Доброго дня вам, сказала весело Катя и открыла дверь почти что, на распашку. Вот это Павел Сойни.
    Адам встал, и Соня начала вытирать руки об передник.
    -Ой, руки мокрые, запричитала она. Заходите поближе, сейчас сварю кофе.
    -Настоящий кофе? Спросила дочь.
    -Конечно, Катерина. В честь такого праздничного дня я сумела достать, ответила мать.
    Адам стоял и поглядывал оценивающе на будущего зятя.
    -Ну, здравствуй тогда, сказал он и протянул руку мужчине.
    -Здравствуйте, приятно познакомиться, сказал Павел, крепко пожимая руку Адама.
    -Не как кисель, сказал хозяин дома. Меня зовут Уати, на ингерманландский манер, ну что ж. Не имя портит человека, если не человек имени.
    -А я Соня, сказала мать и сделала книксен, пожимая руку Павлу.
    -Бабушка даже поклонилась, засмеялась Катя. Наверно заволновалась, как зять приехал познакомиться.
    -Ну, вот еще, сказала Соня и состроила гримасу дочери.
    А Петя стоял около своего деревянного ящичка и внимательно разглядывал незнакомого человека.
   -А вот Петя, сказала Катя и притянула сына к себе.
    -Скажи, здравствуйте …новому папе, сказала она.
    -Не скажу.
    -Ах, какой мальчик, сказала Соня. Он такой стеснительный и чуждается.
    -Не будем принуждать мальчика, сказал Павел и улыбнулся ребенку. Мы еще успеем подружиться или как, Петя?
    Петя посмотрел на Павла серьезно, потом улыбнулся немножко и опустил голову.
    -Присаживайтесь, я поставила кофе, сказала Соня.
    -Не торопись, бабуля, сказал хозяин, садясь на свое любимое место возле печки. Хотя еще лето в полной красоте, но скоро оно будет кончаться.
    -Да, скоро, ответил Павел.
    -Я пойду, помогу матери, сказала Катя и прошмыгнула на кухню.
    Петя стоял возле своего ящика и крепко сжимал губы.
    -Ну что ж ты, совсем не рад, что я приехала домой? спросила его мать.
    -Я рад, ответил ребенок.
    -Что-то не похоже, что рад.
    -Ну, как вот тот дядя пришел, сказал Петя.
    -Павел хороший, сказала мать. И у тебя будет новый папа. Ты же так давно этого хотел, Катя присела и погладила сына по щеке.
    -Но, я боюсь, он такой чужой.
    Катерина улыбнулась.
    -Петя, это пустяки, когда ты познакомишься с ним поближе, то он, наверняка, тебе понравится. И он тогда уже не будет чужим.
    -Он тебе нравится? Спросил мальчик тихо.
    -Нравится, Петенька, нравится. Очень сильно, сказала Катя.
    Петя смущенно улыбнулся, обнял мать за шею и ласково прижался к ней.
    -Ну, тогда и мне, прошептал он. Хотя свой отец остался на войне.
    -Да, остался там, сказала печально Катя. Но Павел будет нам новым хорошим папой.
    Петя неопределенно пожал плечами, подошел к двери, ведущей в комнату, и заглянул в нее.
    -Он все время разговаривает, сказал мальчик и пошел к своему ящику.
    Катя засмеялась.
    Павел беседует с дедушкой, сказала она. Но ты можешь идти туда, когда захочешь.
    -Нет, не сейчас. Мы ведь поедем с бабушкой на прогулку. Бабушка, иди в машину.
    -Ах, на прогулку даже, но бабушке надо приготовить угощение, сказала Соня.
    -Ну, нет. Я пастор и повезу бабушку  кататься, сказал Петя.
    -Ах, даже пастор, заметила бабушка. Ну, тогда надо пойти. Когда ты был маленьким, то махал так сильно руками, что дедушка говорил уже тогда, что пастор из этого мальчика будет. И теперь пастор повезет меня на прогулку. Куда же мне лучше сесть?
    -Садись на ящик сзади и крепко держись, а потом поедем.
    -Все готово, сказала Соня, взяв Петю за плечи.
    -А теперь поедем в церковь, крикнул ребенок, опустив голову вниз. Он крутил воображаемый руль в руках и гудел.
    -Возьмешь ли маму с собой? Спросила, улыбаясь, Катерина.
    -В другой раз, не поместимся, все вместе, сказал Петя матери и весело рассмеялся.
    -Тебе бы надо раздобыть машину побольше, сказал Павел.
  Он только что подошел к дверям и смотрел с улыбкой на игру Пети. Катя подошла к Павлу и обняла его одной рукой.
    -Дорогая моя, прошептал он ей на ушко. Петя хороший мальчик, мы еще будем с ним друзья, не переживай.
    -Ну, когда получу много денег, то куплю, сказал Петя и прошмыгнул к печке.
    День проходил непринужденно. Петя уже осмеливался подойти поближе к Павлу, но разговаривать с ним еще не решался, только стеснительно улыбался.
    Время от времени Петя пел звонким красивым голосом небольшие отрывки из разных
песен, и Павел восхищенно прислушивался к его пению.
    -Из тебя, наверно получится кантор, уважительно обратился к мальчику Павел.
    -Дедушка сказал, что пастор, ответил Петя и улыбнулся. Но, могут же и пасторы петь.
    -Могут, могут, заметил дедушка. Кто поет, это и есть самые хорошие попы.
    Подошел вечер, и Катерине с Павлом пришло время прощаться.
    -Время летит, как на крыльях, сказала Катя. Последний автобус скоро подойдет, и нам
надо на нем уезжать. Или может, ты Петя увезешь нас?
    -Я мог бы поехать, машина стоит в гараже, ответил мальчик.
    -Приезжайте поскорее и в другой раз, пригласила Соня, прощаясь за руку.
    -Спасибо, было приятно познакомиться, сказал Павел на прощанье. У достойной
девушки, почтенные родители и примерный сын.
  Павел взъерошил Петины волосы и рассмеялся, когда тот попытался увернуться от него.
  Катя наклонилась к сыну и поцеловала его в обе щеки.
    -Не волнуешься ли ты, что скоро у тебя начнется школа? спросила она.
    -Нет, совсем нет. Там  ведь можно даже петь, ответил он.
    -Ну, будь тогда старательным, сказала Катя. И скоро сможешь переехать в свой дом,
когда мама и Павел…
    Катя улыбнулась и посмотрела на жениха.
    -Мама, мне бывает скучно без тебя, сказал ребенок.
    -И не удивительно, прошептала мать. Но скоро наша жизнь опять наладиться, Петя.
    Адам и Соня вышли проводить молодых до дороги. Воздух был мягким и теплым, а
от домов и деревьев протянулись длинные тени. Павел взял Катю за руку и молодая пара
пошла медленным шагом на остановку автобуса. Петя остался стоять у ворот с бабушкой.
   -Пока еще мы живем здесь спокойно, но, кто знает, долго ли это протянется, сказал отец.   
   -Да, вроде бы, опасность миновала. Если бы они хотели нас выселить, то, наверно, уже
сделали бы это, сказала Катя.
    -Похоже, что так, а от Вани ничего не слышно, заметил отец.
    -А также и от других уехавших туда. Хорошо бы узнать, кто попал жить в свой дом, и
вообще сохранилось ли что-нибудь от нашей деревни, сказала Катя.
    Вокруг раздавались голоса строившейся страны. Несмотря на то, что был воскресный
вечер, с разных сторон доносился стук молотков и визжание пил.
    -Ну, не стоит печалиться, сказал отец. У каждого дня свои заботы. Поживем, увидим.
    -Да, папа будем жить, ответила дочь и пожала руку Павла. Потом оглянулась назад и
другой рукой помахала на прощанье сыну, стоящему у ворот.
    Петя медленно поднял руку. Бледный свет опускающегося солнца ярко освещал лицо
мальчика. По щекам ребенка бежали ручейки слез.

                Глава 23


    Наступала новая весна. Каждый житель понимал свою ответственность и хотел изо всех
сил построить свою Родину еще лучше, чем она была до войны. В магазинах не хватало
предметов первой необходимости, но также перед страной стояли и другие большие
проблемы. Тяжелые условия контрибуции напрягали силы людей до предела, дела
военных инвалидов были не разрешенными, нужно было расселить и помочь карелам
начать жить по новым местам, практически с нуля, так как они бросили свои дома и все
нажитое на территориях отошедших к России, возле Выборга. Но день за днем люди
одолевали эти трудности.
    Ингерманландцев осталось жить в Финляндии после войны только несколько тысяч, но
многие чувствовали себя чужестранцами в болезненно непривычной обстановке.
    Невидимая, но, несмотря на это, чувствительная преграда отделяла их от коренных
финнов. Преграда была рождена ненавистью, которая кипела в стране после войны.
Большое государство вело себя, как победитель с грубыми манерами. У маленького
государства отняли его красивейшую и очень важную часть земли.
  Ингерманландцы приехали « оттуда». Если рассудить справедливо, их нельзя было
смешивать с официальными властями, но чувства взяли верх над разумом. Они, все-таки,
приехали с востока, они относились к России, а не к Финляндии. Большая часть русских
финнов все-таки уехала обратно, но почему же эта упорная маленькая часть не уехала?
    Катя уже была научена, что о своих проблемах не стоит много говорить. Лучше просто
жить уединенно и спокойно, а дела вести как можно лучше. Таким образом, можно
избежать бесполезных ошибок, насмешек и обид.
    Зимой Катерина и Павел поженились. Они жили в маленькой комнатке загородом. Эта
надворная постройка при частном доме, было единственное место, которое им удалось
снять. К счастью плата за помещение была маленькая.
    Однажды в один из солнечных майских дней Павел пришел домой возбужденный.
    -Теперь мы переезжаем. Я нашел для нас работу на кирпичном заводе и квартиру
побольше. Зарплата подходящая и что самое важное, мы сможем выбраться из этой щели
в лучшее помещение, говорил радостно Павел.
    -Как это так? Удивленно выдохнула Катя.
    -Дело ясное. Я не хотел тебе прежде времени говорить, пока дело не было решенным.
Или ты имеешь, что-то против переезда?
    -Нет. Конечно же, нет. Да еще квартира лучше. Теперь мы сможем взять Петю жить к
себе, сказала Катя.
    -И у нас будет настоящая семья. Ах ты моя дорогая, прошептал Павел и обнял жену.
Надо теперь организовать уход за Петей.
  Да. Он теперь ходит в школу и сможет побыть несколько часов один после учебы, а во
время каникул он может жить у бабушки и дедушки, радовалась вслух Катя.
    -Да конечно. Он такой живой ребенок, сказал Павел. В следующее воскресенье пойдем
смотреть новое жилище и будущее место проживания. Хочется переселиться в городок
побольше.
    Воскресенье выдалось теплым и безветренным. С ясного неба светило солнце и море
плескалось рядом.
  Катя и Павел шли по берегу реки в направлении к городу. В пристани стояли суда
и по реке шли катера один другого красивее.
    -Здесь хорошо, сказала Катя.
    -Не говори, скоро пойдем смотреть квартиру. Это не очень далеко отсюда, можно
проехать на автобусе, но у нас много времени, сказал Павел.
    -Какое море красивое. Давай сядем вон на тот камень, пусть ноги отдохнут.
  Они сидели молча. Из ближайшего лесочка слышались птичьи голоса, вдалеке шумел
город, а с реки доносились гудки и посвистывания. Вокруг слышались уверенные ритмы
жизни.
    -Паша, у меня есть для тебя одна новость, сказала Катя и дотронулась до руки мужа.
    -Да дорогая, ответил супруг, глядя, прищурившись на небо.
    -У нас будет ребенок, еле слышно сказала молодая женщина.
  Павел повернул голову к жене и удивленно посмотрел на нее.
    -Ребенок? Когда?
  Голос молодого мужчины был смущенным и заинтересованным. Катя заулыбалась.
    -Видимо зимой, в конце или в начале года. Разве это не прекрасно, Павел?
  Павел радостно обнял свою женушку.
    -Да, хорошо, маленький младенчик.
   Катя прижалась головой к плечу мужа. Море свободно волновалось, и в его зеркальной
поверхности отражалась синева неба.

    Петя тоже готовился к переезду. Он был возбужден, голова его шла кругом, потому что
после всего пережитого у него, наконец, будет свой дом. Закончился первый учебный год,
и мальчик научился читать и писать. Учительница восхищалась его музыкальным слухом
и звонким голосом.
    Через неделю мать и отец приехали навестить свою дочь и ее семью. Павел уже начал
работать на новом месте, а у Кати еще была одна свободная неделя для обустройства
нового места жительства.
    -Здесь очень хорошо, сказала Соня, оглядываясь по сторонам.
    -Большие комнаты, но тепло ли тут будет зимой? Спросил Адам.
    -Должно быть, тепло, ответил Павел. Я проверил все кругом и заметил, что этот дом
построен очень хорошо, и плата умеренная.
    -По-моему здесь очень хорошо, улыбаясь, сказала Катя. Ее щеки пылали.
    Петя был рад приезду дедушки и бабушки. Он по очереди показывал им свою
деревянную лошадку.
    -Посмотри, дедушка, как я буду скакать, лепетал мальчик.
  Деревянная лошадка качалась из одной стороны в другую.
    -Какая красивая лошадь. Откуда она у тебя? Спросила Соня.
    -От Павла… от папы, сказал Петя улыбаясь.
  Случилось купить недорого от одного товарища на работе, сказал Павел. Хотя я мог бы
 и сам сделать такую.
  Петя спрыгнул с лошадки и забрался на руки к Павлу. Катя подмигнула матери и
радостно заулыбалась.
    -Они стали хорошими друзьями, прошептала Катя. Павел завоевал доверие Пети и он
часто называет его отцом. Это очень хорошо. Особенно после того, что ребенок успел
пережить. Да и ведь нужен же ему мужской образец дома, чтобы не надо было его искать
по чужим домам.
    День пролетел незаметно, так как разговоров было предостаточно. Говорили о судьбе
Ингрии, гадали об ее будущем. И, конечно, вспоминали родную деревню.
    -Как же там идут дела? Адам, с остановившимся взглядом, чесал голову.
    -И никаких известий нет оттуда, сказала Соня. Туда уехало так много знакомых и
родственников, хотя бы кто-то написал какие там новости. Начало лета здесь совсем не
похоже на лето в нашей деревне. Там это был настоящий праздник.
    -Мама совсем расстроилась, сказала Катя.
    -Как вас послушать, так это и не удивительно, заметил Павел. Видно ваша
деревня какая-то совсем необыкновенная, как какая-то сказочная страна. Хотел бы я
когда-нибудь посмотреть на нее.
    -И об Иване ничего не слышно, сказал отец.
    -Хотя бы не попал в какую-нибудь переделку, заметила Соня негромко. У этого парня склонность попадать в узкие места.
    -Не надо зря беспокоиться, сказала Катя. Он как-нибудь справится.
  Но они совсем не были уверены в этом, и Катя также. Тревога и беспокойство за Ваню
пересиливали рассудок.
  Приближался вечер, и гостям надо было собираться к отъезду.
    -В следующий выходной мы привезем Петю к вам, ведь у меня начинается работа,
сказала Катя.
    -Это очень хорошо, рассуждал Адам. Петя будет мне помощником, вдвоем легче
работать.
    -У тебя же бабушка есть, сказал Петя.
    -Да, да, но нужно же мужчине иметь настоящего друга, разве не так? Спросил дед.
    -Да, да, поторопился ответить внук. А мы пойдем рыбу ловить?
    -Конечно. Надо же нам для бабушки добывать пропитание.
    -А нужны ли для этого талоны? Спросил Петя.
    -Для рыбной ловли? Спросил дед.
    -Да. Ведь для хлеба и масла нужны талоны.
    -Нет, для этого не нужны талоны. Только накопаем червей и возьмем удочки.
    -Это хорошо, потому что у меня нет ни одного такого талона. Хотя можно попробовать
достать на черном рынке, если нужно, рассуждал мальчик.
  Мать и бабушка улыбались, а Павел рассмеялся в голос.
    -Петя знает, как выйти из затруднительного положения в наше время. А без этого не знаю, что с нами и было бы.
    -В наше время детям приходится много знать, сказал Адам. Раньше было важно, чтобы
дети умели быть пастухами, а теперь надо знать, что такое талоны на хлеб, что такое
противогазы. Про порции разговаривают, как взрослые, но черный рынок это уже пик
нового. Куда этот мир катится?
    -Мир катится в будущее, папа. В будущее, сказала Катя.
    -В лучшее, будем надеяться, что в лучшее будущее. Только бы дали спокойно жить и
обустраиваться, мне даже страшно подумать, что с нами будет, если придется уехать
отсюда.
    -Не придется, сказал Павел. Что бы со мной стало, я ведь не ингерманландец.
    -Если начнут увозить, то мы поедем в Швецию, по-старому сказал Адам. Мы уже назад
не поедем.
    Соня поддакнула.
    -Я уже в прошлую зиму научилась ездить на лыжах, на случай, если потребуется такое
умение, сказала она.
      -Это, наверное, было грандиозное зрелище. Такая маленькая и круглая едет на лыжах,
засмеялась Катя.

    Следующее утро было очень ясным. Павел рано ушел на работу, а Катя осталась сидеть
за кухонным столом. На душе у нее было радостно. Сын еще спал. Утреннее время было
спокойным и Катя наслаждалась им. Ее мысли унеслись далеко к знакомым местам в
родную деревню. Из открытого окна слышалась веселая утренняя песня птичьей стайки.
Но совсем другая была бы эта песня на речном берегу и в исхоженном лесу за речкой.
Кристально чистая вода отражала бы яркое солнце, синее небо, и ее спокойное, но
уверенное течение рождало бы тихое журчание. Голос жизни. Катерина почувствовала,
как по ее спине пробежали мурашки, и глубокая тоска по Родине наполнила ее сердце.
    На ветку березы прилетел зяблик и выдал такую мощную трель, что прервал Катины
мысли.
    -Пой, пой, маленькая птичка, сказала вслух молодая женщина и подошла к открытому
окну.
    Днем почтальон принес письмо. Катерина долго вертела в руках конверт и со всех
сторон рассматривала его. На нем была написана ее старая фамилия, Катерина Кемпи.
 Адрес был исправлен несколько раз, разными цветами, старый адрес был перечеркнут, а
рядом написан новый. Конверт был потерт и даже немного помят. По печатям и 
штемпелям она поняла, что письмо пришло из-за границы, с Родины.
  Ее сердечко заволновалось. Но по почте пришло еще второе письмо, оно было в
аккуратном коричневом конверте, и его она открыла первым. В письме сообщалась, что в
связи с ходатайством фамилия Петра Кемпи изменена на Петра Сойни. Внизу была печать
и важная красивая подпись.
  Теперь у мальчика была такая же фамилия, как у матери, у отчима и у будущего братика
или сестрички.
    -Петр Сойни, сказала вслух Катя. Это звучало очень красиво.
  Петя пошел гулять на улицу, и Катя взяла помятое письмо в руки. Почерк был неровный,
как бы написанный дрожащей рукой старого человека. Буквы стояли одна выше, другая
ниже, а строчки извивались. Катя понюхала конверт.
  Потом она открыла конверт  дрожащими руками. Текст письма был написан другой
рукой. Катя прижала пожелтевший листок к груди.
    -Дорогой Господь, не может быть, прошептала она и начала медленно читать письмо.

                Дома весной 1947 года
 
                Дорогая Катя!

    Я услышал, что ты в Финляндии. Сюда приехало несколько наших старых деревенских
жителей, от них я получил твой адрес. Надеюсь, что это письмо дойдет до тебя. Здесь
стоит прекрасная весна. Хотя война разбила деревню по-страшному, но видно, как
природа оживает. Я начал ремонтировать дом и приводить в порядок хозяйство своими
силами. Не хватает самых простых вещей, поэтому приходится продвигаться вперед так
как это возможно.
  Как ты себя чувствуешь? Как Петя? Прошло уже много времени, как мы с тобой
виделись. А сына я не видел еще ни разу. Он уже большой человек.
    Ты, наверно, удивляешься, что же я раньше не связался с тобой. Дело в том, что я был
очень тяжело ранен, когда немецкий танк в упор расстрелял наш бункер. В этой страшной
мясорубке, видимо, все ребята погибли. Я был долго без сознания, говорить не мог около
половины года. Память была потеряна, и позже понемногу она стала возвращаться. А
потом, когда линии фронтов немцев и русских перемешали всю жизнь нашей деревни и
вас эвакуировали из- под ног войны, пропала последняя надежда найти вас.
Но теперь уже твердо надеюсь, что ты Катя прочтешь это письмо.
  Не знаю, слышали ли вы там, что-нибудь об Иване, брате. Его увезли в Сибирь, видно
осужден на десять лет каторги, но я не знаю за что. Иван уже не был прежним. Война
подействовала на него, так люди говорили. Сам я не встречался с ним.
    Катя, теперь я буду ждать от тебя известий. Как вы себя чувствуете? Чем занимаетесь?
И приезжайте домой. Возвращайтесь как можно быстрее. Я жду вас. С таким нетерпением
уже хочется увидеть своего сыночка, маленького Петю. И не стыдно признаться, как
сильно я скучал по вас и скучаю сейчас.
    Сейчас не буду писать о другом, буду с волнением ожидать от тебя известий. Ах, как я
хочу, чтобы это письмо нашло тебя, моя дорогая.
               
                Люблю вас     Пётр.

  Слезы текли непроизвольно. Время от времени приходилось прекращать чтение и
вытирать глаза. Невысказанная словами тоска и боль наполнили ее сердце. Она как-то
не понимала, что же она прочитала. Мало помалу она стала осознавать, что же
произошло. Правда была в том, что Петр жив. Красный крест не нашел его, но в руках у
нее было письмо, написанное родной рукой. Оно было как дуновение ветра из родной
деревни, из дома.
  Петр был живой. Через Катю прошла волна, как электрический ток. И что же она
наделала? Муж был живой, а она снова вышла замуж. Почему же никто не знал истины?
Катя тяжело дышала и перечитывала письмо снова и снова. Письмо было таким же, как
сам Петр. Такое же спокойное и теплое. И прямое и простое.

    Катя не отважилась ничего сказать о письме Павлу. Это казалось совершенно
невозможным. Но каждый день приносил ей страдание. Время от времени она пыталась
спокойно обдумать произошедшее, но каждый раз ее чувства вспыхивали и печаль
проникала внутрь. Тоска усиливалась день ото дня.
    Когда в воскресенье они поехали к родителям, ее душа готова была разорваться на
части. Ей требовалось высказаться кому-нибудь.
  Когда отец и Павел сидели во дворе под березой, а Петя играл в свои игры, Катя
рассказала матери о письме. Соня читала письмо и плакала.
    -Ах, доченька ты моя, горемыка, сказала она и обняла дочь. Я очень хорошо понимаю
твои чувства. Знаю, что ты любишь Петра, особенно теперь, когда он воскрес из мертвых.
    -Люблю, мама, люблю. И скучаю. Но также люблю и Павла. И очень много, мама,
сказала Катя низким сдавленным голосом. Зачем я поторопилась? Почему?
    -Не надо, моя родная, не вини себя. Это не твоя вина. Это война наделала. Всё из-за них
гордецов. Сколько людей страдает из-за их глупости. И нам пришлось приехать в чужую
страну. И Ваня попал в Сибирь, а теперь еще твоя судьба, со злостью говорила мать.
    -Хоть бы больше никогда не начинали войны, этой страшной игры человеческими
чувствами и душами. Хотя им конечно безразличны жизни людей. Власть им важнее.
Власть и слава. В этой схватке о людях не помнят.
    -Но зачем так получилось, мама? Плакала Катя. Почему они не нашли Петра раньше? Я
чувствую себя преступницей. Как я расскажу Павлу об этом?
    -Павел поймет тебя. Ты же в этом не виновата, ни с какой стороны.
    -Да и чувства совсем перемешались. Подумай только Петр живой!
    -Знает ли мальчик?
    -Нет, я и ему ничего не говорила. Но, видно, пора взять себя за загривок и с умом
разобраться в этом деле. Так дальше продолжаться не может.
    -Да, это так, сказала мать.
    -Это было бы легко, если я не любила бы Павла. Я могла бы с легкостью вернуться в
Скворицы сейчас. Да уже и не могла бы, сказала Катя в раздумье.
    -Да, тебе надо помнить свою ответственность со всех сторон.
    -Но есть еще кое-что, я жду ребенка.
    -Ой, что же ты не рассказала?
    -Да я хотела уже рассказать. Должен родиться в конце года. Это, как печать, закрепляет
нашу с Павлом любовь. Но постоянно в мыслях всплывает Петр.
    -Это все очень естественно, сказала мать. Но тебе нужно сейчас успокоиться и обдумать
положение со всех сторон. В конце концов, это можешь решить только ты сама. Никто
другой этого не сделает.
    -Вот в этом то и есть трудность, ответила Катя.
  Последующие дни были для Кати очень трудными. Ей надо было познакомиться с новым
рабочим местом на кирпичном заводе, освоить новые навыки в работе, запомнить новых
людей. Но главной заботой было для нее письмо от Петра, которое крутилось в ее голове.
  В один из вечеров, когда они с Павлом сидели за столом и ужинали, Катя вытащила
письмо и протянула его мужу.
    -Это письмо пришло на прошлой неделе, но я не решалась показать тебе его раньше,
сказала она дрожащим голосом.
    -А что это такое? Спросил Павел, разглядывая помятое письмо.
    -Прочитай это, попросила его Катя.
  Чем дальше мужчина читал письмо, тем серьезнее делалось выражение его лица. Потом
он сложил листок вдвое, вздохнул глубоко и молча сидел, уставившись в одну точку.
    -Ах, вот оно что, сказал он, наконец, шепотом. Я уже не мог понять, что же тебя мучает.
И была же у тебя причина.
    -Ах, Павел, дорогой, сказала Катя и погладила его по руке. Что мне делать? Я так
виновата. Мой первый муж жив…
    -Но дорогая, ты же не знала этого. Не вини себя, сказал Павел. Но, что же будет с нами
дальше, Катя?
 Он смотрел жене в глаза, и во взгляде читались беспокойство за нее и глубокая нежность.
    -Если бы я знала Павел. Я люблю тебя, но Петр живой. И, мой законный первый муж.
    -Катя, тебе нужно это решить. И только тебе. Но, помни, дорогая, что я люблю тебя. И
он тоже любит, но война разбила это. И у нас скоро родится свой ребенок.
    -Мой дорогой. Мне надо решать, и я скоро сделаю это. Ты у меня золотой.
  Павел обнял свою жену, слезы текли по его щекам.
    -Кто измерит твои страдания, Катя? Спросил он и оставил молодую женщину одну.
  Катерина начала писать письмо. Время от времени ей приходилось останавливаться,
Слезы застилали ей глаза. Наконец, с трудом, она закончила письмо.

                Дорогой Петр!

    Спасибо за твое письмо. Оно застало меня врасплох, потому что я не ожидала
получить его от тебя. Мне сообщили, что ты без вести пропал. Но хорошо, что ты
живой. Я еще не решалась сказать об этом сыну, потому что, не знаю смогу ли сама быть
спокойной.
  Хотя я рада оттого, что ты жив, но одновременно это меня и печалит. Дело в том, что мы
не можем приехать к тебе. Ой, Петя, Петя. Война все перемешала. Проклятая война.
Причина в том, что я вышла здесь замуж, и жду для него ребенка, у меня ответственность
перед ним. Любовь к тебе не умерла, поэтому мне сейчас очень тяжело.
  Мы чувствуем себя хорошо. Петя умный мальчик и очень похож на тебя.

       Со слезами и печалью люблю тебя. Прощай, дорогой.  Катя.
 
   Катя заклеила конверт, написала имя и адрес. Ей было неимоверно тяжело и больно
окончательно разорвать все соединяющие их нити. Но обстоятельства жизни диктовали
свои правила и брали верх над чувствами, и хотя было и больно, нужно было зализывать
раны. Катерина тяжело дышала и вытирала слезы, внутри у нее все сжималось и болело.
Потом она написала письмо сыну и присоединила к нему полученное от отца известие.
    -Попроси бабушку прочитать тебе это письмо, если тебе будет тяжело самому читать
эти буквы. Люблю тебя, закончила она письмо.
  Молодая женщина сидела, не решаясь идти к мужу, наконец, она встала и с вздохом
пошла в комнату.
    -Дорогой, я остаюсь, прошептала она.
Они долго стояли, обнявшись, и плакали.
    Бабушка читала письмо мальчику, который в оцепенении стоял перед ней. Взгляд его
был сначала удивленным, потом печальным и под конец глаза наполнились слезами. Он
плакал беззвучно, страдая всем существом.
    Соне было тяжело читать, потому что боль ребенка передалась и ей.
    -Таким он был, сказала она тихо. Это письмо от родного отца и он оказывается живой.
Петя всё стоял на одном месте, и слёзы текли непрерывным ручьём по его щекам. Каждое
слово отцовского письма обжигало его сердце.
    Потом он медленно развернулся и пошёл на улицу. День был пасмурным, немного
накрапывал дождь, но мальчик не замечал дождя. Он направился в ближайший лесок и
бросился на колени около маленького пня.
    -Дорогой Господь, дай мне, когда-нибудь увидеть…отца.
Ветер шелестел тихонько среди макушек деревьев, но лес был молчаливым и
подавленным. Петя поднял заплаканные глаза к небу, которое выглядывало между
деревьями.
    -Отец, отец, слышишь ли меня? Я так люблю тебя.


                Эпилог.

    Проходили недели, месяцы, годы и десятки лет. Финляндия прошла через многие
ступени развития, и благосостояние народа поднялось в несколько раз. В семидесятые
годы Суоми вошла в число богатых и развитых стран, но высокий уровень жизни не
прибавил автоматически довольства людей, казалось, что недовольство только усилилось.
Стало модой жаловаться и роптать на судьбу.
    Но Катерина Сойни, напротив, была довольной. Она испытала за свою жизнь такое, что
не могла забыть. Многие невзгоды жизни, неудачи и трудности вылепили из нее человека,
который светился счастьем и жизнью. Она стала женщиной зрелой, выдержанной и
спокойной.
С годами сложные исторические события стушевались, мир развивался и строил
совместную жизнь, хотя она временами казалась очень неустойчивой. Русские финны
искали себе пристанище, кто-то устроился по эту сторону границы, а кто-то по другую.
    Катерина очнулась от своих мыслей. Церковный зал наполнился празднично одетыми
людьми. Яркое летнее солнце освещало большие разноцветные окна, и украсило церковь
торжественным сиянием.
    Петр Сойни, возмужалый руководитель прихода, поднялся к столу для проповеди,
постоял мгновение молча, улыбнулся и поприветствовал прихожан.
    Катерина сидела в зале и смотрела на сына. Она сидела тихо и незаметно, так как
привыкла вести себя и в повседневной жизни. Покой и благодарность переполняли ее
душу.
    -В это светлое летнее утро моё сердце благодарит Господа за его большие творения
и безграничное милосердие. В моей душе большой праздник, сказал Петр, открывая
библию. Я хочу прочитать вам утешительный и обнадёживающий псалом. Каждое его
слово очень важно для меня, потому что я пережил то же самое.
  Мать вытирала слезы, ее сердце было наполнено материнской любовью.
Петр поправил очки и начал читать глубоким проникновенным голосом из псалма № 90.

    Мягкое звучание слов перенесло мысли Кати в дальнюю Ингрию, в отчий дом, в первые дни Зимней войны. В ее воображении встала картина крестин сына Петра, когда поп, закутанный в поношенную одежду, читал этот же самый псалом, благословляя ребенка на
жизненный путь. И в судьбе ее сына эти слова претворились в жизнь. Катя видела очень хорошо, что значило для Петра быть под защитой « его крыльев». Мальчик был много раз в смертельной опасности, но, несмотря на это, его много раз спасали и прикрывали покровом божьих крыльев.
    Отношения между мальчиком и отчимом были хорошие и прочные, но, подрастая, Петя все время скучал по своему отцу. Павел понимал это очень хорошо.
    Катя больше ничего не слышала, о чем говорили в зале, потому что дорогие воспоминания овладели ею. Она полностью отдалась их бурлящему потоку. Одна картина
за другой вставали в ее сознании, и оттенки чувств перемежались в ее душе.
   
    Семья ее увеличивалась. Первой родилась дочь Майя, а через год сын Раймо. Петя от всего сердца радовался своим новым сестре и брату. И хотя он был намного старше их, он мог играть с ними бесконечно. Этой черте его характера Катя и Павел постоянно удивлялись.
Петя рос очень медленно, и за маленький рост его часто дразнили в школе. Но когда нужно было петь, то никто не мог его перещеголять. Петя любил музыку больше всего на
свете.
  Это заметили родители, и дедушка Адам предложил приобрести музыкальный инструмент для внука. И вскоре Петя с радостью и гордостью учился играть на трубе.
  Музыкальные способности привели его в военное музыкальное училище. С иностранным паспортом он служил в Финской армии. Мастерство росло, и военной музыки уже было мало, и Петр стал играть танцевальную музыку на площадках.
  Бабушка и дедушка не одобряли этого, но родители не видели ничего плохого в его увлечениях.
  В конце колоритных пятидесятых годов в семье родился маленький Матвей. Требования росли, и родителям хотелось сделать жизнь детей удобней.
    Павел настраивал жену, и вскоре они решили строить свой дом. Строительство требовало смелости и определенной уверенности в себе. Павел превратился в мужчину идущего прямо и решительно к своей цели, он не привык отступать. Это было не в его характере.
    Внешне казалось, что жизнь идет вполне благополучно, но в душе у Кати была какая-то неудовлетворенность. Все чаще ей казалось, что чего-то не хватает в ее жизни. Время излечило или хотя бы зарубцевало старые раны, но глубоко внутри она чувствовала пустоту.   
Катя вспоминала удивительные случаи во время войны, взволнованно обдумывала свое чудесное спасение от смерти, о том как Петя избегал гибели, казалось бы в совершенно безнадежных смертельных ситуациях. Во всех этих последовательных спасениях было
какое-то предначертание свыше какая-то определенная цель.
    Она вспоминала бабу Олю и ее благословление, вспоминала сердечную духовную песню, услышанную на эмигрантском корабле, ее глубокий, праведный смысл наполнил
ее сознание. Благочестивые слова разожгли в ее сердце духовное беспокойство, хотя ее жизнь казалась пустой и будничной.
    В это время она получила приглашение на духовное собрание, которое проводилось в соседней школе, в программе было много песен.
    Когда Катя вошла в помещение, там уже было много народа, и она отыскала себе место
в конце зала. Атмосфера здесь была теплой, и Кате стало сразу легко и хорошо на душе. Для нее все здесь было новым. Проникновенные мелодичные песни ей очень понравились, и светящиеся радостные лица поющих людей произвели на нее глубокое впечатление. Ее мятущееся сердце получило успокоение. Проповедь была небольшой, но молодой человек говорил очень уверенно и глубокомысленно.
    Катерина почувствовала желание обрести внутренний мир и покой, о котором говорилось в проповеди. Она с благодарностью приняла к сердцу мысли говорящего и решила для себя читать дома Библию.
  И Катя стала придерживаться своего решения. В один из вечеров, когда Павел был на стройке, Катя встала на колени возле своей кровати, и, молясь простыми словами, отдала свою жизнь Богу. Глубокое умиротворение опустилось в ее душу, она почувствовала, что нашла свой дом.
    Изменение, которое произошло с Катериной, было очевидным, и оно заставило задуматься и Павла. Однажды, когда строительство дома подходило к концу, он с серьезным видом подошел к жене и обнял ее.
    -Катя, прости меня, я был тебе плохим мужем. Я смотрю на твою жизнь и хочу сказать, что ты получила что-то очень важное. Не могу ли и я так?
  Катины глаза наполнились слезами. Она, улыбаясь, прижалась головой к груди Павла.
     -Павел, дорогой, конечно и ты можешь. Хотя ты был очень хорошим мужем, надо сказать.
В этот вечер в жизнь Павла вошел божий рассудок.
Когда дом был готов для переселения, родители решили позвать на новоселье новых друзей из церкви, но Петр решил уйти. Он играл на танцах, на вечеринках и, казалось,
не мог слушать бесконечное пение псалмов и детские проповеди.
    И все-таки в день новоселья Петр обнаружил себя во дворе нового дома. Бабушка и дедушка пришли пораньше, и было много людей, которых юноша не знал. Он сдержанно здоровался с гостями, но потом ушел в спальню  и через приоткрытую дверь слушал, что
делается в доме.
    Он с удивлением слушал радостные песни и был поражен большому количеству молодежи. Молодые девушки и юноши пели песни, сами бойко аккомпанировали на
гитаре. На их лицах было какое-то необыкновенное сияние, казалось, что счастье это
их удел.
Петр забыл о своих предубеждениях и всем существом отдался настроению новой песни,
которую запела молодежная группа.

      Сын мой! Зачем ушёл ты вдаль? Вернись, Господь зовет.
      Иль ты не слышишь зова? Отец небесный ждет.

            Звучат слова завета две тысячи уж лет.
            Все ждет Христос ответа на зов любви своей.

      Мелькают часы за часами, день завтрашний знать - не дано,
      А время летит безвозвратно, преграды не знает оно.
      
Напрасно себя расточаешь, греховностью губишь своей
          И часто ты время теряешь, увлекшись игрою страстей.

      За каждое жизни мгновенье, за каждый потерянный час,
      За мысли, слова, и движенья ответ он потребует с нас.

          Где ж ты заблудший, где ты, сколько уж можно звать?
          Простит Отец смиренных, чтоб не пришлось рыдать.

Петр почувствовал, как горький комок подступил к горлу. Пение об отце сломало запоры
его души и потрясло все существо молодого музыканта. Он пытался проглотить слезы, но
они хлынули потоком, несмотря на его желание сдерживаться.

        Кто Богу дни свои вверяет и чтит его святой завет
        Того он чудно охраняет средь жизни горечей и бед.
        Бог любит нас и знает он, какой нуждой наш дух смущен.

Все было новым. Петр еще не слышал ничего похожего но, несмотря на это, его душа
 приняла смысл песни. Его дух был настроен на эту же волну.
    Когда стол был накрыт для угощения, и гости стали общаться друг с другом, Петр тоже
пришел в гостиную. Он медленно пил свой кофе и поглядывал по сторонам. Люди
оживленно разговаривали, и казалось, что всем очень хорошо.
    Две молодых девушки постоянно помогали матери, они послушно выполняли ее
просьбы, двигаясь между кухней и столом с угощениями. Молодой человек пошел на
кухню. Симпатичная молоденькая девушка хлопотала возле мойки, где стояла гора
немытых чашек.
    -Хватает же тебе работы, сказал Петр лишь бы что-нибудь сказать.
  Девушка была одна из тех, кто пел песни, и, судя по выражению лица, она тоже была
обладательницей счастливой жизни.
    -Дела идут хорошо, ответила девушка.
    -Могу ли я тебе помочь? Спросил юноша, и начал закатывать рукава рубашки.
    -Ты можешь полоскать тарелки, если хочешь.
  Он встал рядом с девушкой и начал полоскать тарелки, чашки, ложки. Он не понял, что в
него вселилось, но отступать уже было поздно. Он начал тихонько напевать отрывок
знакомой мелодии.
    -У тебя хороший голос, заметила девушка.
    -Да самый обыкновенный. Но у тебя, наверно, настоящее золотое горлышко, раз ты
такая счастливая, когда поешь, сказал Петр. А как тебя зовут?
    -Я Лена Речкина.
    -А я Петр Сойни.
    -Твоя мама уже сказала.
  Лена понравилась Петру. Его покорило ее естественное и открытое поведение, и в тайне
он хотел, чтобы грязная посуда никогда не заканчивалась.
  Вечером, когда последние гости ушли, а домочадцы ушли спать, Петр остался сидеть
один за кухонным столом. Он думал о том, что произошло сегодня.
  Прежние предрассудки разрушились, и ему пришлась по душе новая атмосфера и
настроение в доме.
  Ему приходилось бывать во многих ресторанах, на больших танцевальных площадках,
он играл во многих утонченных местах, но нигде он не ощущал такой теплой атмосферы.
Военная музыка ушла из его судьбы, и увлекательный мир танцевального музыканта
овладел его жизнью. Также он начал учиться профессии столяра. Обе профессии
нравились ему, в них было место творчеству, хотя и по-разному. Но нигде он не
чувствовал такой сердечной обстановки, как сегодня дома на празднике. Все оказалось
интересным и каким-то надежным, спокойным.
  Мысли юноши перенеслись к отцу, которого он еще никогда не видел. Обмен новостями
между ними закончился после нескольких писем и открыток, но все-таки он скучал по
отцу и мечтал когда-нибудь встретиться с ним.
  Слова песни, услышанной днем, начали вертеться в его голове.
    « Из дальних краев, блудный ты сын, вернись к отцу в родимый дом…»
  Мысли Петра остановились, глубокое волнение овладело им. Он скрестил руки и
пролепетал сбивчивую молитву.
    -Дорогой Господь, я не умею молиться, но помоги мне выйти на ту же дорогу, как мама
и Павел. И Лена. Прости и мои грехи, и возьми меня к себе, Отец.
    Он сидел, опустив голову, и вдруг поднял ее быстро вверх. Глубокое умиротворение,
покой, огромная радость, как счастье овладели им. Он начал улыбаться и поднял руки
вверх к потолку.
    -Спасибо тебе, Отец! Спасибо, что мне довелось встретиться с тобой, Небесный Отец!
Дай мне однажды увидеть и другого отца. Спасибо тебе!
Юноша вскочил на ноги и помчался в спальню к матери и отчиму. Две заспанных головы
поднялись к нему навстречу.
    -Что случилось?
  Молодой человек радостный подбежал к кровати.
    -Я…Я тоже теперь в вере. Я нашел Небесного Отца…
  Мать обняла сына и радостно заулыбалась. Павел подошел к Петру и засмеялся. В
эту ночь слова благодарности звучали в доме семьи Сойни. Сын нашёл Отца.

    Весна была в разгаре. Природа начала пробуждаться ото сна, и сила жизни виднелась
повсюду. На березах начали распускаться листочки, как мышиные ушки, над полями
раздавались звонкие трели жаворонков. Солнечное тепло заставило  раскрыться белым
цветам у подснежников.
    Петр и Лена гуляли в небольшом парке. Они шли рука в руке, много не говорили, но
лица их сияли от любви. Они остановились за кустом черемухи, юноша взял девушку за
руку и посмотрел ей в глаза.
    -Дорогая моя, прошептал Петр. Здесь посреди природы, подаренной нам Творцом, я
хочу еще раз спросить тебя, будешь ли ты мне женой?
    -Буду, Петр, буду, прошептала Лена, вытирая слезинку со щеки. Я такая счастливая!
    -Я не могу обещать тебе легкой жизни, ни богатства, ни известности. Я хочу служить
теперь Богу и идти рассказывать о нем. Ты это теперь уже знаешь. И эта дорога не всегда
бывает легкой. Но если и ты будешь со мной и захочешь поддерживать меня в трудные
дни, то я знаю, что справлюсь, Петр говорил тихо и нежно пожимал Ленины руки.
   -Божья милость велика. Мы ни в чем не будем нуждаться, но он хочет знать наше
решение. Хочешь ли и ты Лена отдать меня служению Господу?
    -Да, хочу, дорогой. И я буду молиться ему, чтобы он дал тебе силы в благородной
работе, сказал девушка. Слезы текли ручьем по её щекам, но она не вытирала их.
    -Лена, я жил под защитой его крыльев и знаю, что и вдвоём будем. И однажды мы
встретимся и с отцом, или как?
  Лена кивнула головой и прижалась к его груди.
    -Я люблю тебя, прошептала она.
Петр вытащил из кармана маленькую коробочку и взял из нее золотые колечки. Они
красиво сверкали.
    -Пусть это будет символом нашей любви, сказал юноша и надел кольцо Лене на 
безымянный палец.
    -И пусть Бог благословит наш союз.
Лена тоже надела кольцо на палец Петра. Они рассматривали кольца, склонив головы, а
потом посмотрели в глаза друг другу.
    Петр обнял свою невесту, они нежно поцеловались. И в поцелуй примешался вкус слёз.

    Когда прошли проверку в таможне и автобус продолжал свой путь после границы к
Выборгу, Петр закрыл глаза. Теперь это, наконец, осуществится. Лена сидела рядом с ним
И тихонько дотронулась до его колена.
    -Петя, скоро уже, прошептала она.
    Они были супругами около десяти лет. Их жизнь была интересной и разнообразной, но
не легкой. Жизнь была как раз такой, о которой говорил Петр, прося Лену стать его
женой.
Они переезжали с места на место и уже успели пожить в разных концах Финляндии,
служа Божьему слову. На их пути были как солнечные, так и пасмурные дни. У них
родилась дочь, которая росла в атмосфере дружбы и согласия.
    Петр думал о своей жизни. Он только что получил финский паспорт, хотя прожил в
стране уже три десятка лет. Время чужестранного паспорта закончилось, теперь он был
полноправный финский гражданин и мог спокойно отправится в эту поездку.  Он заснул,
чувствуя небольшое волнение в своем сердце.
    Когда поезд остановился на станции Пудость, Петр сжимал в руке приглашение от отца.
Мать была проводником и переводчиком, что во многом облегчило осуществить эту
поездку.
    -Теперь проедем еще шесть километров на автобусе, и тогда наша деревня будет уже
 видна, сказала Катерина. Ее голос немного дрожал.
Лена взяла мужа за руку. Волнение усиливалось.
    -Пойдемте быстрее, автобус скоро отойдет, сказала Катя.
Рядом с железнодорожным вокзалом стояли несколько домов. Катерина смотрела
по сторонам и волна воспоминаний проносилась в ее памяти.
    -Петя, ты наверно уже не помнишь этих мест?
    -Нет, ответил он и проглотил слюну. Но у меня такое странное чувство, как будто мы
в своем родном углу.
    -Память осталась, сказала мать и быстро пошагала через рельсы.
Рейсовый автобус остановился на повороте дороги. Они вышли на дорогу, и когда
машина отъехала, и пыль улеглась, они увидели деревню.
    Втроем они перешли широкий луг, высокий берег спускался к речке Ижоре, а на другом
пологом берегу стояли деревенские дома, освещенные ярким летним солнцем.
    -Вон он там, сказала Катя, и ее голос дрогнул. Это наша любимая гора, место, где мы
встречались, играли, гуляли.
    Сердце Петра сильно забилось, когда он прошел через калитку во двор. Дом был
старым, и большая береза как бы защищала его.
    -Деревенская дорога тогда была хорошей, ровной, на ней не было колдобин и грязи, и
берёз больше нет, сказала Катя.
    Они вошли в дом, прихожая была маленькой и темной, как нарочно, яркий солнечный
свет не проникал внутрь через маленькие окошки.
    Петр стоял у двери и смотрел в глубь комнаты. Теперь все молчали. Никто не мог
говорить. Никто не знакомил. Было священное мгновение.
    Перед Петром остановился коренастый плотного телосложения мужчина, его глаза
смотрели ласково. На губах была теплая улыбка, а в глазах появились слёзы.
    Это был он. И хотя никто ничего не сказал, Петр знал, что он смотрит в глаза своему
отцу. Глаза его говорили о печали и разочарованиях жизни, но также обо все
побеждающей любви.
    Отец медленно раскрыл руки для объятия, и сын бросился к нему. В комнате
слышались сдерживаемые всхлипывания. Петр почувствовал, как сильные руки обхватили
его, и новое чувство вошло в его существо, чувство единения с отцом, тепло безопасности
и общности.
    -Петя, сынок, прошептал отец и поцеловал его в щеку.
    -Отец, дорогой отец, сказал Петр и прижался головой к его груди.
Катерина отвернулась и вышла на улицу. Теплый летний ветер шевелил ее волосы, а другой
ветер растревожил её душу, в этом была надежда на будущее и жизнь.