XI

Марк сидел в кофейне, вглядываясь в отблески кроваво-красного рассвета без интереса, когда услышал первые сообщения о взрывах с ближайшего «Северного» вокзала в помехах старого радио. Роль ему в происходящем никакая не отводилась, лишь стороннего наблюдателя, ибо скорее всего и не предусматривалась. Оттого он сидел и мучал белые листы бумаги в попытке обрисовать все происходящее и, что должно произойти наиболее динамично и ярко. Задел рукой нечаянно чашку с недопитым кофе, что разводами покрылись и салфетки, и стол.

— Да что это за черт! — проговорил Вайнер сквозь зубы, не успев вытереть побежавшую по столу и вниз дорожку грязного коричневого оттенка. Всплеснул недовольно руками, какое-то гадство!

Льва он не видел уже полтора дня, подозревал, что он готовился, ибо был посвящён в план того, что Фейг намеревался для подстраховки тоже участвовать в выборах, а так возглавить скверную колонну. Михаил Иванович — южную. Курбского не допустили до дел, ограничившись, что его кадр итак числится, как избирающийся. Вайнер внутренне восторжествовал этому моменту, но собственная безучастность тяготила. Однако Юрский почему-то только лукаво улыбался и говорила что и на его век придётся роль и не в массовке.

Узнав об этом в последний момент, конечно, большинство рассвирепело и начало плеваться желчью, спешно обрекая это все на провал и пустую трату денег и времени, но все пресекалось ещё более язвительными склоками и давкой на оказанное недоверие. «Раздаю голоса тебе один, тебе один, тебе, не проголосуешь — ничего не получишь даже от самой малой доли, ведь уже где-то растёт дерево из которого, для нашей общей идеи, будет сколочен осиновый гроб, я насквозь вас вижу, даже без дырки навылет».

Но спокойно усидеть на своём месте он не мог и желания, откровенно говоря, не имел. Скомкал лист с единственной строкой: «Цезарю подобает умереть стоя». Подорвался с места спешно, думая, что до южной части будет дойти и быстрее и безопаснее. Они не собирались устраивать какую-то массовую бойню или теракты, но внимание народа можно привлечь лишь несколькими инструментами, которые находились в полном из распоряжении, ибо по наставлению Георгия была отведена в исполнение хорошо подделанная амнистия политическим заключённым, настроены и собраны народные массы. Дело оставалось за малым.

-…У властей нет ясной картины будущего, — «хотя надо признать, что и общество не слишком внятно формулирует свои пожелания». Юрский выглядит бледным, лихорадочным. Но внушительным — Если мы что-то улучшим, абсолютно не значит, что что-то по факту улучшится и лучшие кузнецы своей судьбы сейчас это вы сами! Привычное, давно отлаженное расписание миллионов дней— самая лучшая и защищенная жизнь для целого трусливого общества! И любое исправление в этом расписании равносильно хаосу. Сделайте правильный вывод! Верхи не могут обеспечивать вам нормальный образ жизни? Могут, но не хотят, ибо в первую очередь чьи карманы надо набить? Свои. И это в терпимость? Рабочий день увеличивается, зарплата падает, рабочих мест все меньше, разве это то, что ранее заявлялось?! Вы будете работать по гроб жизни, работы при этом у вас толком не будет никакой, поскольку никому вы не нужны, если вам за шестьдесят лет. Но выплат вам никаких не будет! Власти все равно! Не в Карабахе люди у себя торгуют, а у нас на дорогах и это от чего?! От безвластия! Власть реагирует только, когда люди поднимаются! Мэр не тогдашний, не теперешний не обеспечит вам ничего, это требует реформирования! А мы можем! — толпа загудела и зашевелилась, как однородная масса — Мелкий бизнес взамен обещанной свободной торговли, что не облагается налогами со стороны других городов, благоустройство, образование, здравоохранение… Всем воздаётся по заслугам?! Эта власть держится на жидовских умах, заграничных штыках и глупости, непросветной глупости! Неуважение! Глупость и измена! Разве такого вы заслужили? Разорение, обнищание, непотребный вид… Если кто-то может зарабатывать миллиарды долларов за десять лет, при том, что миллионы студентов не могут выплачивать кредиты на учебу, не говоря уже о старте торговли — значит, с системой что-то не так! Это все легко решить, но хочет того ли нынешняя власть или пора уже сделать шаг навстречу переменам?! Мы сами должны стать теми переменами, которые хотим видеть! Идите и заставьте себя слушать! — громко и отчётливо, пламенно вещал с импровизированной трибуны Юрский, поправляя и расстегивая ворот рубашки. Сначала его слова говорились в тишине, пока не начали все более приобретать в глазах одобрение и выкрики разноладные подтверждать о правильности, какие-то личные примеры. Взревела толпа. Грозно, жутко, словно Иерихонская труба.

Марк готов был аплодировать, глядя на выстроившихся в колонну людей, что намеревались пойти на место оглашения результатов, стремительно направляясь вдаль и наперебой говоря о своих каких-то помимо глобальных, мелких недовольствах. Скорее всего на площадь Восстания. Голодных проще поднять на бунт, нежели сытых, но при этом глядя на людей, что выглядели безликой серой массой, он не видел многим недовольных. Что высказывались как-то о власти, ежели только не сидя на своей кухне… Но если бы недовольства не было, гораздо сложнее было бы убедить людей в чем-либо, люди это слепое оружие, лишь массовка, положенные свои идеи в их головы.

Однако взгляд остановился на фигуре Юрского. Одобрение и гордость отразились на лице его, однако в момент молния разрезала его вид болезненностью. Михаил слабо и ползуще опустился, теряясь из вида за толпой, что шла стеной непроглядной, закрывая обзор, держась рукой за грудную клетку. «Что происходит?!» пропустило сердце два глухих удара.

Со стороны поднятых и недовольных масс это не выглядело, видимо, большой потерей… Этого как будто никто не заметил вовсе. Вайнер зло продирался через толпу, то и дело тормозящую его на полпути, не давая приблизится. Пылающая речь заколыхала внутренний огонь и уверенность. «Как спонтанное самовозгорание». Оказавшись рядом с Юрским он опустился на колени и ужасом понимая, что мужчина не шевелится. Грудь едва взымается, а голова и руки в самом безвольном положении. Марк лихорадочно ощупывая запястья пульса тоже не нашёл. Слишком много потерял времени? Таки и пяти минут не прошло! Люди просто проходили мимо, пока он призвано не заорал выцепляя кого-то и ведя срочно доставить сюда медиков, милиционеров, кого-угодно! Он бы так и просидел, тупо глядя в одну точку в полной растерянности и глупом неосознании, но Все пронеслось, как в тумане, прежде чем с места его «подхватили» народные массы, унося все дальше и дальше с места проишествия. Испуга не было, только движение вперёд. Его мечта увидеть восстание и знать о его успехе свершилась. Он бы этого хотел.

В месте сбора было предусмотрено соединение двух колонн, но Марк слабо себе представлял от дурноты накрывшей, как будте объяснять тому же Льву произошедшее. «Он просто загорелся, настолько, что пожар из сердца перекочевал… И сделал из него живой факел, что был так грязно и гадко потушен в луже бытия!» не время было терять момент по собственной расхлябанности… Марк временами что-то тихо шептал, украдкой кидая взгляд на небо и пытаясь высмотреть вдали тело с оглядкой, будто разговаривая с умершим и спрашивая совета, что делать дальше, ведь не может он все это бросить на произвол судьбы теперь, а может с Богом? Нет, Вайнер был атеистом и в Бога не верил, но сейчас он был готов поверить… Был готов поверить, что это была просто жестокая проверка с его стороны, что Юрский мог ещё быть жив, а сам он не так бесполезен.

Вдали уже виделся знакомый силуэт и сама площадь, на которой стояло Здание Администрации Города. Марк нервно сглотнул, подхватывая возмущение своей колонны и готов был поклясться, Что Фейг не просто чертыхнулся при виде это картины от неожиданности. Знал бы, Что у самого ноги подгибаются от страха и отвественности, так рассмеялся бы гадски бессовестно.

-…Как это ни трагично, я думаю, что, очевидно это ещё не предел! Не самое худшее, мы ещё не коснулись «дна», но народ дозрел до способности ужаснуться себе самому и, наконец, обрести отвагу, чтобы сказать «Как мы живём?! Под кем мы живем!» — продолжал Марк, вторя каким-то предложениям, что всплывали лихорадочно в голове сквозь белую пелену.

— Мы принюхались к вони в подъездах и сортирах! Мы привыкли к тому, что убивают вокруг нас и везде ложь, ****ежь и провокация! Мы привыкли к тому, что люди по городам и весям буквально сражаются за свою жизнь, это заслуга не страны, а местного самоуправления! Каждый у себя в посёлке знает, кто «крутой», — у кого связь с полицией и прокурором! Мэр только и делает вид, что борется с коррупцией, увольняя десятками генералов, наворовавшихся чиновников среднего звена. Он великодушно заменяет им расстрел на «заслуженный отдых» и не, а оздоровительном рабочем лагере, а в Гаграх или Черногории! Неужели власть всерьёз думает таким способом покончить с коррупцией? Мы не можем позволить такому просто быть! Мы должны быть услышанными! Если сейчас мы остановим этот беспредел, мы сможем обеспечить достойное будущее! — «Но, с другой стороны, по всей стране вы выбираете в местную власть кандидата, у которого на лбу начертано «я вор» подумалось невольно Вайнеру. И Марк видел, как на этих его словах и искромётном добавлении Льва во второй часи речи народ воодушевляется ещё больше, стоя у Белого дома. Никто им не выдаст мэра скорее всего, придётся наскоком и тут послышался выстрел. Не со стороны бунтующих…

— Лев Алексеевич, как я рад вас видеть! — проговорил Вайнер, выдыхая, да растирая пульсирующие виски, пока улыбчивый парень, по описанию сразу признал Николая из рассказа Даменцкого, с видом самым почтенным головой кивая Льву. Что-то начал объяснять людям, живо обступившим его.

— Где Михаил Иванович? — поинтересовался сквозь сжатые зубы Фейг, хоть ему было и приятно, что Вайнер не бросил все на самотёк.

— Там такое… — замотал головой, не поднимая глаз, Марк, боясь произнести что-либо.

— Все движение пропустит… Хотя оно только начинается, — инсургенте про себя посетовал Фейг, зачем Юрский доверил писателю ту важное дело, не случилось ли чего серьезного часом. Под Яковом Политические заключённые, да и просто заключённые, оружие на них, рабочие за Николаем, за Михаилом и Львом были речи и крестьяне, но что-то шло не по плану.

— Он не придёт…

Взгляд устремился в сторону пришедшего мужчины со стороны главного входа в военной форме, сразу же Фейг ощетинился, было видно старый и не такой, чтобы приятный знакомый. Один против стихийного действия толпы? Марк конечно подозревал, что мэр и ум пересекаются и встречаются только по праздникам и исключительно в чётный день недели, но не настолько глуп…

— На колени, предатель! — выкрик послышался из толпы, мужчина показывая свою безоружному лишь поднял руки, вскидывая.

Мужчина не шелохнулся. Его глаза всё так же холодно и спокойно глядели на выступившего вперёд Николая.

— Люди опомнитесь! Расходитесь! Убиты тысячи людей, приведены в отчаяние, озлоблены, озверены все люди. И всё это ради чего?! — всплеснул руками военный. В толпе начал наростами. Недовольный гул, у них не было желания слушать речи, но тот громко перекричала заставляя массу заткнуться — Всё это ради того, что среди вас есть небольшая кучка людей, и они, едва ли одна десятитысячная от всего народа!!! — неодобрительный галдеж сменился ещё более истеричным вскриком, до хрипоты — Некоторые решили, что знают, что нужно для самого лучшего устройства всех сфер жизни, но едва ли близки к народу!

— И знают! — выступил вперёд Николай, бесцеремонно забираясь на ступени, но становясь на расстояние вытянутой руки. Это было одобрительно встречено.

— Хоть кто-то держал в руках что-то тяжелее ручки?! — зло прокричал военный, ища ответы в лицах людей, что поднять подняли, а разбудить забыли — А я воевал и знаю, я таких вижу! И вы видите! И все это нашими ли руками приведено в исполнение, сколько полегло и ещё поляжет из-за чужих амбиций?! Уходите и вам это простится! Они ваши жизни не считают в этих попытках…

— Мы люди взрослые, в сказки не верим! — раздался выкрик из толпы.

    — И ради этого вы возбуждаете междоусобную войну… — засмеялся мужчина, проведя по тронутой сединой волосам. Глаз его, пересечённый шрамом был слеп, но смотрел казалось в самую чуть, как глаз Гора — Вы говорите, что вы делаете это для народа, что главная цель ваша — благо народа. Но ведь стотысячный народ, для которого вы это делаете, и не просит вас об этом и не нуждается во всём том, чего вы стараетесь достигнуть такими дурными средствами!

— Что ты мелешь, ты тянешь время! Уходи подобру-поздорову, может жить останешься, коли народ пощадит! — выкрикнул Коля с широкой улыбкой, разводя руками.

— Народ не нуждается во всех вас! — послышалось из толпы — Всегда смотрел, и смотрит на вас, и не может смотреть иначе, как на тех самых дармоедов, которые теми или иными путями отнимают от него его труды и отягощают его жизнь!

— У кого есть какие-то претензии и пожелания — выйдите вперёд и поведайте! Почему вы здесь! — неожиданно для всех произнёс мужчина уже в тишине и стихающих перешёптываниях.

— Ты сам не захотел уйти с дороги.

Коля положил измазанные в известен или чем-то подобном руки на плечи мужчины и силой заставил опуститься, под гомон толпы. Военный не проронил ни слова, лишь качнув головой, ударился коленом о каменную кладку ступеней. Коля обернулся к наблюдающим всё это время рабочим людям Даменцкого:

      — Смотрите, смотрите все! Смотрите, как рушится та ничтожная преграда, что отделяет нас от той власти, что угнетала нас! Смотрите, как те, кто скармливал нас червям, скоро сами будут съедены ими же на глубине родных двух метров! Мы родились нищими, мы родились рабами, но никогда не чуждались стремления к свободе, и теперь, когда многие из нас отдали свои жизни, мы можем восстановить справедливость и отдать власть тому, кому она принадлежит — народу! Старому миру пришёл конец!