Будь человеком, Вольдемар

      Международный аэропорт Шереметьево - главная воздушная гавань страны. Сотни и сотни красивых, разноцветных аэробусов разлетаются отсюда круглые сутки во все уголки нашей необъятной планеты. Куда ни глянь, везде люди. Пассажиры, провожатые, летчики, стюардессы, носильщики, таксисты, и прочая-прочая публика, все взад-вперед слоняются по просторным и одновременно тесным от столпотворения залам в ожидании нужных бортов. Кто-то без конца торчит в дорогих кафе и запивает гамбургеры пивом, оные тупо зависли на креслах в своих гаджетах, и лишь изредка они подходят к пестрому цифровому табло прилета и вылета, сверить, что называется время. Оттого, что достаточно часто сбивается расписание рейсов, много уставших и недовольных. На привокзальной площади примерно та же самая картина - нескончаемая людская толпа. На взлетно-посадочной полосе, обстановка нисколько не спокойней, без конца стоит бешеный рев моторов, и снова повсюду народ.
      То и дело, к отделанному в лучших архитектурных традициях пластиком и непробиваемым стеклом гигантскому зданию аэропорта подъезжают десятки различных машин. Порой в Шереметьево от люксовых иномарок так сильно рябит в глазах, что ты не сразу понимаешь, где ты сейчас находишься, в Монте Карло, или все-таки в белокаменной столице нашей Родины - Москве.
      На кишащей площади возле терминала «В», обслуживающего только внутренние рейсы, в эту пятницу была привычная атмосфера. В районе девяти часов вечера, недалеко от аэровокзала, из желтенькой Газели неторопливо вышли два человека, и вытащив из забитого доверху багажного отсека два больших черных баула, направились к прямиком к нему.
      Один из пассажиров маршрутки - Лев Егорыч Хвастунов, ему шестьдесят лет, бывший кооператор, а значит в прошлом очень богатый человек. Повидал он в лихую годину не мало. Рэкет, разборки, деньги, слава, нужные знакомства, было в этой жизни все-все-все. Он приезжал в Москву в гости к своему старому другу, который там уже жил десять лет. Спутником же Хвастунова случайно оказался его земляк - Володька Колтунов, обыкновенный русский мужичок. По возрасту он был намного младше Егорыча и выглядел тоже заметно моложавей его.
      – Может сначала перекурим? – не доходя метров десять до входной группы терминала, предложил Володьке Хвастунов. – А то придется долго не курить-то. Ты, как?
      – Слушай, а я ведь не курю. По жизни не курю.
      – Ишь ты. Молодец. – похвально отозвался страшный курильщик Лев. – Значит ты, парень, сильный. А я дымлю, как паровоз. Иной раз, двух пачек не хватает на день.
      – Да ладно тебе. Ну, какой я молодец? Я просто в детстве траванулся крепко. Даже думал в мир иной отойду.
      – Простыми сигаретами, что ли?
      – Ну. – промычал Володька. – У нас для уроков по военной подготовке, откуда-то приперли настоящий танк. Списанный, понятно дело. Но танк. Броня там, все такое. Модель щас и не вспомню. Представляешь? Хм. Танк.
      – Раньше все в школе было. Только щас ни шиша.
      – Ну, и мы, значит, чтобы нас с пацанами не вычислили взрослые, залезли в него покурить. Это в замкнутом-то пространстве. Соображаешь? Классе во втором тогда учился вроде. Целую пачку Веги, помню, высмолили в этом танке на троих. Мать, говорит, что я тогда домой пришел зеленый. Жесть, да? А полоскало в туалете, как. Вот с тех самых пор, я это дело и бросил. Хм. Толком не начав. А ты говоришь, я сильный. Если бы тогда не отравился, наверное щас бы посильней тебя курил. А вишь, как получилось? Хотя, я не жалею. Какой в этом кайф?
      – Ты думаешь, что я кайфую? Кайфом уже не пахнет давно. Тупо привычка. Ну, хорошо. Раз ты у нас не куришь, ты тогда ступай, регистрируйся, а я минут десять еще тут подымлю.
      – Да ладно. Все успеем. Постою с тобой. До вылета еще есть пару часов. Лучше тут, на свежем воздухе подышим, чем в душном отстойнике торчать.
И мужики отошли чуть в сторону от входа с вертушкой, где на стекле красовалась табличка с огромными красными буквами - место, где можно курить.
      Когда Хвастунов сладко смолил сигаретой, впритык к терминалу с шиком подкатил новенький, дорогущий Роллс-Ройс, одно из самых люксовых средств передвижения в мире.
      Тут же с заднего сиденья вылез немолодой мужчина в строгом клетчатом костюме и темных, золотых очках. В руках у него был серебристый кейс, на ногах лакированные, остроносые туфли. С явным пренебрежением оглядев привокзальную площадь, человек уверенной походкой вошел в зеркальную дверь аэровокзала с табличкой VIP. Сидящий спереди на пассажирском сиденье амбал, внешне смахивающий на телохранителя, убедившись, что объект в безопасности, приказал водителю ехать.
      – Солидный чел. – проводив косым взглядом этого важного, жирного кота, вполголоса сказал Володька. – А костюм-то, видел?
      Егорыч холодными, безразличными глазами посмотрел Колтунову прямо в лицо и ехидно заулыбался.
      – Ничего особенного. Обычный пижон.
      – Да, как сказать. Хм. Обычный.
      – Я бы даже сказал, самый примитивный, как ты и я. Ничего особенного, только денег побольше. А так...
      Как только Роллс-Ройс скрылся из виду, Хвастунову отчего-то сразу же вспомнился один, не «менее великий» его бывший приятель - да никакой там-нибудь обыватель, а целый отставной генерал.
      – Все еще думаешь об нем? – с иронией в голосе спросил Егорыч.
      – Да, вот еще. Хм.
      – Ну, и как он тебе? – спокойно, даже скорее равнодушно поинтересовался у Володьки Хвастунов.
      – А что, как? Прикинутый дядя. Ты сам-то видел его аппарат?
      – Ничего необычного. Меня в этой жизни, Вовка, ты уже ничем не удивишь. Я тебе хочу щас на примере этого дядечки крутого, один поучительный пример привести. А ты его запомни. Слышишь? Пригодиться. У тебя-то, милый, еще вся эта жизнь впереди.
      – Что запоминать-то? Я вроде и так не глупый.
      – А то обязан ты запомнить, что надо хорошо относиться к людям. Ты же не в глухой тайге, а в социуме, как-никак живешь-то.
      – Ааа, вон ты, про что. Да я вроде и так стараюсь по-людски себя вести, Егорыч. Мне ведь ничего они не сделали плохого. Люди-то.
      – А ты все равно меня послушай. До вылета нам еще долго. Должны же мы о чем-то говорить. Когда я еще при деньгах-то был, ну, в своей той прошлой жизни, то я с одним генералом дружил. Ну, не то, чтобы прямо уж шибко дружил, просто он иногда у меня с руки питался. Ха-ха-ха! Целый генерал-майор вооруженных сил. Представляешь уровень знакомства? Был у нас такой командующий дивизией - Сухожилин. Не слыхал? Ох и гнилой на проверку оказался товарищ. Сначала-то вроде я этого и не замечал. Общались себе, и общались. А потом получше разглядел его душонку, и сразу с ним якшаться перестал.
      – Чего так?
      – Он сам виноват. – в глазах Хвастунова промелькнула легкая злость.
      – В чем виноват-то?
      – Я его с простых майоров знаю. Ну, так вот. Пока он подполковником ходил, со всеми даже за руку здоровался. Как только получил полковника, все, лишь головою стал кивать. Даже специально дипломат носил в правой руке, чтобы она была занята чем-то. Ну, а про то, как генерала получил, и так, наверное, понятно? Только лампасы он примерил, тут же перестал людей, за людей считать. Куда там. Хер с бугра. Прогуливается, бывало по улице не торопясь, а машина с адъютантом едет сзади. Идет, расставит ноги шире плеч, как будто у него из хрусталя там яйца. И я, однажды, ему случайно на встречу попался. Хм. Надо же было так совпасть. Так он мне даже головой кивнуть не удосужился, шакал. Видишь, как мигом этот гусь зазнался? А знаешь, сколько сделал я ему добра? Это ведь он на мои деньги-то построил дом себе и маме.
      – Обидно? Задело это тебя?
      – Может и задело. Но унижаться я не стал.
      – Так надо было в морду плюнуть, как ты говоришь, шакалу, чтобы в следующий раз знал.
      – Да ну, брось ты. Вот еще. Хм. Его за это Бог и без меня наказал. Когда он, значит, командовать дивизией-то начал, тут потихоньку с заместителем по тылу, казенное имущество принялись они налево задвигать. Квартир себе нахапал на ворованные деньги, новую машину. Но Бог не фраер. Хм. Мир-то оказался не без добрых людей. И гавриков за это дело прихватили.
      – Принцип бумеранга еще никто не отменял.
      – Ну, а как. Это называется, не ссы в колодец, из которого пьешь. Мне потом серьезные люди из военной прокуратуры рассказывали, как он у них в конторе, прямо в форме по полу в истерике катался, и точно баба, гремучими слезами выл. Это генерал-то. Хм. Его даже на время следствия, от командования тогда освободили.
      – Ну, так понятно. Хм. Раз он оказался вор.
      – И вот, как только этого ворюгу на жопу приземлили, он снова, как и прежде, здороваться со всеми стал. Даже ко мне в контору, как ни в чем не бывало, прибыл с Амаретто в гости. Ты понял? Вот их дешевое нутро.
      – Чем дело-то закончилось? Посадили его?
      – Такие не тонут. – с обидой в голосе промолвил Егорыч. – Выкрутился, гнида, и дальше Родине служить пошел. А тыловика отправили фуфайки шить на зону. Короче, крайним сделали его.
      – Даа, нашли же крайнего. Хм. По любому ведь главный не он?
      – Ты слушай дальше. Как тогда у Сухожилина от жопы отлегло, снова перестал со мной общаться. Понял? Говорят, даже мой телефонный номер стер.
      – Вот же гад. Ничему жизнь не учит.
      – Я же говорю, гнилье. Ну и что, что генерал-майор, ты в первую очередь, будь человеком. Да и дома у него тоже, если честно, не порядок, как и в голове. Я помню, как его единственная дочка, Варька, ребятенка от солдата-азиата родила. Так этот генерал потом, собака, из-за этого случая, всех нерусских у себя в дивизии давил. Хм. Ущербный. Ты знаешь, как на солдатах черных отрывался? А некоторых даже в кабинете лично бил. Ну, разве так можно? Люди, что ли виноваты, что у тебя в семье сплошной бардак? Хотя разные тогда ходили в гарнизоне слухи, что якобы ребенок вовсе и не от азиата был. Его Варюшку тогда имели все, кому не лень. Знаешь, какая оказалась ходовая баба? Потом попал в дивизию к папаше по распределению, какой-то лопоухий лейтенантик, и Сухожилин их мгновенно поженил.
      – Да уж. Не позавидуешь лейтенанту.
      – Он тогда уже генералом кажется был. Ну, да, генералом. Хм. Точно. Мон шер женераль. Кем же еще-то. Он и родился в генеральских портках. Бывало, приедет из штаба округа поддатый, так жена на пару с дочкой, как две росомахи, примутся его прямо с порога, как блохастого кота лупить. По мордам, по животу, по заднице, не важно. Им главное унизить было человека, и побольнее на его мужскую гордость надавить. А за что, спрашивается? Ну, выпил малость с сослуживцами, ну, посидели узким кругом с мужиками, не в подворотне же нахрюкался поди.
      – Хех. С такими церберами жить, это, какие же надо иметь стальные нервы. Он уже, наверное, и званию своему совсем не рад? Ну, а как?
      – Так мало того, что жена с дочкой его ни на грош не уважали, так и у них самих в доме вечная свалка была. Хм. Те еще засранки. Горы грязного тряпья, кругом пылища, готовка никакая, всюду тараканы. Тьфу! Я как-то зашел к нему в служебную квартиру, сейчас уже и не вспомню для чего, а жена, видать ради приличия, что ли, позвала меня чайку на кухоньке попить. Я посмотрел на всю эту помойку, мама дорогая! Короче отказался я.
      – Ты щас-то общаешься с ним?
      – Один раз, помню, сразу после его отставки, по телефону говорил. Хм. Помню, сижу у себя в офисе, и тут мне по прямому звонит Алинка, секретарша моя. Дескать, какой-то генерал Сухожилин, просит с ним соединить. Вот те, думаю, да. Какими судьбами? Я Алинке говорю, ну, соедини, раз просит. Ха-ха-ха! И тот давай мне снова в ухо, как ни в чем не бывало, канарейкой песни распевать.
      – Двуликий. Простил его выходит?
      – Я не Бог, чтобы прощать.
      – Кхм.
      – Он мне в трубку-то и так, и сяк, дескать, звонит старый друг, дескать, сам генерал Сухожилин.
      – Да ты, что?
      Представляешь, какой? Тоже мне, друг нашелся. Слезно попросил меня с работой ему подсобить. На любые условия согласен. Тут я взорвался. Говорю ему, что он уже не генерал, а бывший генерал-то. Хм. Отставной.
      – Бывших же кажется не бывает?
      – Еще, как бывает. – возбужденно сказал Хвастунов.
      – ???
      – Че ты на меня так смотришь? Как только ты военный китель в шифоньер повесил, все! И я послал его, куда подальше. Он сам виноват. Нечего было зазнаваться. Ему, что, трудно было в этой генеральской жизни человеком быть? А? Ну, генерал, ну командующий, поздравляю, а дальше-то, что? Или он думал, что до самой смерти будет генералить?
      – Щас-то, где он?
      – Дома, где. Хм. В Караганде. В окно глядит с утра до ночи. Кому он щас, отыгранная карта, нахрен нужен? Кто, где эту падаль ждет? Даже его воспитанники, кто чего-то достиг в этой жизни, и те, никуда не приглашают эту гниду. А для чего, спрашивается, этого горлопана, куда-то приглашать? Чтобы он там своими подвигами беспрестанно бряцал, и настроение всем портил мужикам? Больно надо. Да и были бы еще эти подвиги. Хм. Одно пустое хвастовство. Я-я-я. Тьфу! Последняя буква алфавита. Хотя нет. Вру. Один раз позвали, на какой-то праздник. Так он им, дурень, такой закатил концерт, истерику. Дескать, благодаря его былому покровительству, они все стали важными людьми, однако дивидендов он от них не получает. Тьфу! Я ж говорю тебе, что он негодный человек, гнилье.
      – Да уж.
      – Это я к чему тебе про генерала-то сказал щас. А к тому, что вот этот фраер из Роллс-Ройса, может также, как и этот бывший недомаршал, хером на наковальню угодить. Ну, и что, что привезли тебя на этом катафалке. Хм. Дальше-то, что? Завтра отовсюду вышвырнут, и будешь, как голодная дворняжка в подворотне подыхать. Есть же такая пословица, будь человеком, и люди к тебе потянуться. Ты меня услышал, Вольдемар?
      Докурив до кончика фильтра сигаретку, мужики еще с пяток минут молча потоптались на улице и тоже решили пойти уже в зал.
      – Хотя, ты знаешь, Вовка, а ведь на Роллс-Ройсах тоже, и даже очень часто встречаются приличные люди. – толкаясь в шумной очереди к досмотровой рамке, продолжал Хвастунов. – Но в основном, это те, кто на него заработали сами, собственным, что называется, горбом.
      – Ну, так понятно. Хм. Что не мама с папой подарили.
      – Я тоже, знаешь, был не лыком шит, Володька. Ууу. Я эти деньги, бывало сроду не считал. И самолеты брал в аренду, и дома были знаменитые артисты, и самые крутые кабаки и кабаре в Москве собрал. Не для чего щас это вспоминать-то. Как говориться, что было, там уже этого нет. Хотя я нисколько не жалею. Нет, не жалею. Многие мои товарищи, с кем тогда я заколачивал бабульки, уже давным-давно под мраморной плитой лежат.
      Пройдя, без каких-либо трудностей регистрацию на рейс, мужики также спокойно одолели последний предполетный контроль на втором этаже аэропорта, и оказались в душном накопителе.
      – А я ведь тоже одну генеральшу знал, Егорыч. – решил похвастаться своим знакомством Володька. – Ну, как знал. Громко сказано, конечно. Один раз общался случайно. Я когда в такси-то работал, у меня в один коттеджный поселок, заявка была. Оказалось, заказала машину генеральша - Камышанская Надежда Александровна. Слышал такую громкую фамилию ты? Заместителем по финансам у нас в Сибирском военном округе была.
      – Откуда? Я же не служил там.
      – Подъехал к ее терему с забором, и стою, значит, жду. Минута прошла, три, пять, никого. Я посигналил. Минут через десять, из дома выходит такая видная, высокая бабенка, по виду крепко подшофе. Ну, и пока мы ехали с ней по трассе, она мне многое о себе и рассказала, что уж, ну, очень серьезная тетка она. Тут нас гаишники остановили. Ха-ха-ха! Она мне сразу приказала не покидать машины, и как давай сама их прямо на обочине равнять. Мне так было перед этими гайцами стыдно. Эх.
      – Да ладно тебе. Ну, захотелось бабе с мужиками пообщаться. Что в этом плохого? А? А может ты ей, парень, приглянулся, и она тебе услугу оказать хотела, чтобы ты завез ее в лесок? Ха-ха-ха! Эх, ты. Такую фифу проморгал. Может жил бы щас, как у Христа за пазухой, нужды не знал. Эх-хе-хе. Это надо, просрать генеральшу.
      – Видел бы ты ее еще. Хм. Мне, Егорыч, столько не выпить. Ха-ха-ха!
      – Ишь ты привередливый, какой. Хотя б для галочки, мог бы даму и уважить. Тоже мне, нашелся датский принц.
      Володька весело посмотрел на Хвостунова.
      – Ей че, невтерпеж? – недовольно пробубнил Колтунов. – Ей до адреса добраться надо, или, это самое, со мной в леске тудым-сюдым?
      – Э, брат. А ты думаешь, что только мужики этим грешат-то? Нет, милый ты мой. И тут дело даже не в конкретном мужике, или какой-то персональной бабе. Законы матушки-природы таковы. Усек?
      – Конечно.
      – Во-во.
      Прошло полчаса.
      – У нас такой же был один великий. Ха-ха-ха! Правда штатский. – быстро успокоив свои нервы, задорно засиял глазами Володька. – Директор мясокомбината - Виктор Фролыч Корнейчук. Ха-ха-ха! Та еще хохляцкая натура. Трезвый-то вроде мужик еще ни чего, потянет, зато иной раз, как напьется, то свинья-свиньей. Тьфу! Была у него одна интересная манера, как уйдет, бывало в длительный запой, нет чтобы дома хорошенько отлежаться, так он в этом коматозе, все время на работу утром пер. Представляешь, какое здоровье и тяга к труду? А знаешь почему?
      – Догадываюсь.
      – Да потому, что баба, дома не давала похмелиться. Вот он туда и брел, ни свет, ни заря. Но самое-то смешное, он нажрется за день в кабинете, и вечером домой пешком ползет. Ха-ха-ха! Представляешь такую картину? В строгом костюме, в светлой рубашке, галстуке, и? Ха-ха-ха! Частенько босиком! Ха-ха-ха! Только белые носки на тротуаре сверкают.
      – Веселый директор у вас.
      – А однажды, я помню, он на работе праздник, какой-то с коллективом отмечал, Новый год там, что ли. Ну, и с пьяных шар-то, он сначала с бабами на столе натанцевался, потом всех поочередно перещупал, а после прямо на виду у подчиненных, за шторку в кабинете наложил.
      – Насрал?
      – Да ладно бы просто насрал, хрен с ним, его апартаменты, так этот гоблин, бляха-муха, поносом, на ковер-то надристал. Ха-ха-ха! Еще на утро совести хватило, уборщицу заставить его художества прибрать.
      – И прибрала?
      – Да щас же. Хм. Прибрала. Приберет он, как же. Хорошо, что баба Маша отказалась, чуть мокрой тряпкой ему по пьяной харе не дала. Так он ее потом, кретин, хотел без пенсии оставить. Ладно председатель профкома Харитонов на ее защиту встал.
      Хвастунов, внимательно выслушав Володькину историю, еле заметно улыбнулся, и после этого сразу же сделал очень серьезным свое лицо.
      – У нас видать это в крови, куда-нибудь нагадить. – порозовел от негодования Егорыч. – Хм. И самое удивительное, совсем не важно куда. Насрать за шторину, или на голову соседу, да ерунда. Совести-то нет. Мы в последнее время срем везде и всегда. Но самое страшное не это. Самое ужасное, что мы считаем это нормой. Сами дружно гадим, где попало, а ругаем за это власть. Хм. Как будто это делает она. Поразительный народ. Даже слов нет.
      – Есть, Егорыч, слова. Есть. Только матерные.
      – Нет, правда удивительные люди. И ведь они считают, что так должно быть. Ведь этот твой хохол - директор комбината, наверное, тоже своей вины не признал?
      В зале ожидания по-прежнему стояла духота. Туда-сюда по накопителю без конца сновали уставшие люди. Егорыч с Володькой, уже как час сидели в одной неподвижной позе на соседних металлических креслах и молча глазели по сторонам.
      – А я ведь тебе про этого кренделя с Роллс-Ройса, Володька, не досказал. – не давал Егорычу покоя богатей.
      – А че рассказывать-то? Хм. С ним и так все ясно. Яснее уже некуда. Он щас небось сидит у нас за стенкой преспокойно в бизнес зале, и дорогой вискарь тихонько под хорошую закуску пьет.
      – Может быть и пьет. Хм. А может быть и длинноногих девок сверлит своими глазками. А дальше-то, что?
      – Как это, что? Я бы тоже щас не отказался посверлить. А то мы тут торчим с тобой, как сельди в бочке. Ох, как долго еще вылет ждать. Кхе-кхе.
      – Сверло еще не выросло, парниша. Ха-ха-ха!
      – А тебе бы все поржать.
      – Нет, если кроме шуток. Эээ. Вот смотри. – загорели у Хвастунова его умные глаза.
      – Ну, и.
      – Чего ну, и? Я тебе щас постараюсь объяснить на пальцах, что он, этот ферзь, точно такой же, как и мы с тобой, да и все остальные тоже. Кого бы он из себя сейчас не строил, в оконцовке будет одинаково. Поэтому и мой бывший генерал Сухожилин, и твой директор мясокомбината, и этот важный хрен из Роллс-Ройса, да и мы с тобой Володька, все слеплены из одного дерьма. Просто одно дерьмо со значимыми связями, с деньгами, с положением, а другое, нищета. Понял?
      – Да уж.
      – Согласен, денег у него, хоть жопой жуй, у этого Роллс-Ройса, но внутри-то, тоже самое выходит, что и у простых смертных, то есть у нас. Они, эти богатые, такие же рабы, как и мы. Разница лишь в том, что эти рабы не мечтают о свободе, они мечтают о своих рабах.
      – Ну, так понятно. Я то говорю тебе щас про другое.
      – Другое, что? Его отличия от обыкновенного народа?
      – ???
      – Ну, вот смотри в чем это отличие. – завелся не на шутку Егорыч. – Я тебе щас расскажу. Полетит он, значит, точно в бизнес классе. Так?
      – Сто процентов.
      – Мы с тобой, друг мой, полетим в экономе у него за спиной. Так?
      – Да уж известно, что в экономе. У меня на бизнес, лишних денег нет.
      – Да даже если бы он сейчас на частном самолете полетел, это все равно ничего не меняет.
      – Да, как это не меняет-то?
      – Да ты послушай. Я ведь тебе пытаюсь рассказать не про всякие там, штучки-дрючки, я тебе о глобальном хочу поведать. В материальном плане, мы ему с тобой конечно не ровня, и перед нами стюардесса, как перед ним, не будет распинаться и себе на ляжки писать. Я о другом тебе толкую. О внутренней, самой потаенной части бытия.
      Володька в полном недоумении, изумленными глазами смотрел на Егорыча, и действительно ничего не понимал.
      – Не понимаешь ты меня?
      – Не совсем, если честно.
      – Ну, хорошо. Я щас поставлю этот вопрос несколько иначе.
      – Хех. – пожал плечами Колтунов.
      – Ну, вот летим мы с тобой, допустим, на высоте десять-двенадцать тысяч метров над землей, ровно-ровно летим, как по полированной доске, и тут, ни с того, ни с сего, бабах, воздушная яма, и такая бешеная тряска началась, что вещи полетели с полок. И что, ты хочешь сказать, что этот жирный кот не забоится? Хм.
      Володька кивнул головой.
      – Да, как и все остальные пассажиры, про себя от страха всех святых тут же начнет перебирать. – возбужденно тараторил Егорыч. – Потому, что инстинкты природы у всех одинаковы, и у него богатого и важного, и серых мышек, то есть у нас.
      – Ишь ты, как подвел-то.
      – Ну, и самое главное. – решил таки подытожить свои философские суждения Хвастунов. – Может быть и скажу щас неприятное, но если, не дай Бог, наш лайнер разобьется в лепешку, то и наши с тобой косточки, и этого кренделя, будут соскребать с земли в один мешок. Поэтому, то, что он раскатывает по Москве на Роллс-Ройсе, а мы с тобой до аэропорта на Газели добрались, не главное вовсе. Запомни. Все-таки самое ценное и основное, опять-таки на мой взгляд, надо всегда оставаться порядочным и честным человеком. Понял меня, Вольдемар?
      Володька лишь наивно ухмыльнулся.
      – И еще, а ведь на Титанике тоже все были богатыми и важными, а фортуна улыбнулась единицам. – сам с собой пробормотал Егорыч и на некоторое время замолчал.
      – Даа, сложная все-таки штука, жизнь. – с тоской в голосе вымолвил Володька и задумался.
      Тут Хвастунов медленно встал с кресла.
      – Ладно. – уверенно сказал он земляку. – Загрузил я тебя? Пойдем-ка лучше врежем на дорожку чаю. Скоро самолет.
      И мужики побрели через набитый до отказа накопитель в ближайшее кафе.