Капитан Евгений Мухин

Попасть на ремонт за границу у моряков считалось «большой шарой». Для меня эта «шара» обернулась счастливым случаем оказаться в составе экипажа транспортного рефрижератора «Финский залив»,  возглавляемого одним из лучших капитанов флота рыбной промышленности страны Евгением Ильичём Мухиным. Знакомство с ним и возможность неформального общения долгими вечерами оказалось, пожалуй, важнее познания вольного порта Гамбурга.
Родом Мухин был из отважного племени эсэртэшников - первых покорителей Атлантики. Эти свои хождения в полярные широты, падения траулера в штормовую пасть океана, он описал много лет спустя после нашего знакомства - в 2015 году - в книге «Морские рассказы». Описал талантливо и по-морскому точно, умно и сочно, так что писатели маринисты покурят.
Его увидев, сразу понимаешь - перед тобой бывалый моряк. Красивый, пятидесятилетний, с приснеженной сединой головой - он обладал такой, видимо, врождённой, наследственной способностью выражать лицом и взглядом уважительное отношение к человеку, независимо от его служебного положения. Форму с золотыми шевронами он носил только в необходимых ситуациях, а вот в спортивной форме пребывал всегда, оставаясь стройным, отличаясь атлетическим треугольником даже от самых молодых членов экипажа.
Моря отразились на его лице чертами мужественности и воли. А красив он был и смолоду. Лариса, став его женой, забыла, зачем училась во ВГИКе, перестала сниматься в кино, подарила ему сына и дочь и всегда встречала  с детьми, ещё когда он вёл своё судно по каналу, где-нибудь на безлюдном причале в Светлом.
Лариса - компас его земной, сказочно-обворожительная, верная, надёжная жена рыбака. Как-то во время стоянки в Калининградском порту на борту «Финского залива» был устроен приём царственной особы - дочери Генерального секретаря ЦК КПСС. Партком Калининградской базы рефрижераторного флота стоял на ушах, чтобы  произвести незабываемое впечатление на Галину Леонидовну - её глазами на флот посмотрит сам Брежнев. Но все были уверены - не подведёт Евгений Мухин. 
До визита в порт дочь генсека принимал Янтарный комбинат. Мне рассказывали, знающая толк в бриллиантах, Галина Леонидовна проявила хороший вкус и к уникальным янтарным изделиям. В музее предприятия пальчиком указала: «Мне это, это и это». Потом руководители комбината ломали голову, как и на что утраченные экспонаты списать.
Другое дело морской подарок - подарить карибскую ракушку - сущий пустяк. И уху заделать по рыбацки – не проблема. А вот увидеть мужские искорки живого интереса в глазах невозмутимого интеллигентного капитана любвеобильная гостья не смогла: партком такой сервис обеспечить был не в состоянии. Она в разговоре, который он воодушевлённо поддерживал, обращаясь к нему, постоянно касалась его руки, опускала свою нежную ладонь на его пальцы. Улучив паузу, бросила на него обволакивающий взгляд, тихо, чувственным голосом сказала: - Я такая же женщина, как все…
Он сделал вид, что намёк на её доступность, адресованный ему, не понял. Хотел сказать: все, такие как все - ему не нужны, нужны такие, как Лариса, но она одна.
Так я представляю ту ситуацию, восстановив её по скупым штрихам, вытянутым из Мухина, неохотно говорившего на эту тему.
Вот о море и рыбаках говорил он романтически - приподнято, не скрывая свою влюблённость в штурманскую профессию, в своё мореходное призвание. Я понял: в ходовой рубке он чувствовал судно частью самого себя, был слит с ним. И не только на СРТ, но и на гигантском транспортном рефрижераторе. Один интересный эпизод – спасение затерявшихся в океане английских моряков - мне для пересказа не хватает знаний судоводительского мастерства. Как нужно было неповоротливое огромное судно подчинить себе, заставить выполнять такие маневры, чтобы догнать, выйти на беспомощный надувной плот - кроху на гребне гигантской волны. Кажется, в рубке штурвал вспотел, телеграф разогрелся, и у вахтенного штурмана челюсть от удивления отвалилась, но к шлюпке подошли с ювелирной точностью.
После нашей командировки он позволил мне использовать дневники, которые вёл на своих штурманских вахтах. В них поэзия романтической жизни в море и проза ситуации, когда вдруг оказался на волоске от смерти в в конце сетевого трёхкилометрового порядка, в шлюпке, без надежды спастись. Такая тревожная ночь выпала на его рыбацкую долю, так он познавал особенности дрифтерного лова.
- Штормило. Вернуться на борт своего СРТ не мог. Вот и оказался на грани… В море вся работа рыбаков на грани риска, - размышлял он, вспомнив этот случай, - Но вот у капитана задача не переступить эту грань и даже не приблизиться к ней. Предвидеть и избежать опасности для моряков и судов - в этом его искусство и мастерство… Тут голова должна работать как компьютер, мгновенно перерабатывать всю мореходную информацию, которой обладаешь, выдавать ответы на все вопросы, касающиеся безопасности мореплавания.
Есть у него знак, подкрепляющий эти слова – награда за 30 лет безаварийной  работы в море.
Он ходил в моря, можно сказать, плечом к плечу с прославленными капитанами «первой волны», чьи имена теперь увековечены на Памятном знаке покорителям Атлантики и другими, не менее заслуженными, теми, кто нашёл в разрушенном войной крае своё новое призвание. Многие из них сменили военные шинели на рыбацкие робы, стали матросами, мотористами, рыбмастерами и мастерами добычи в составе экипажей под его командованием, прошли трудный путь от рядовых до командного состава. Они зажигали свои рыбацкие звёзды над Балтикой и Атлантическим океаном…
Какими они были наши первопроходцы? Мы с  Евгением Ильичём вспомнили Михаила Николаевича Малаксианова – основателя и первого начальника Калининградской инспекции безопасности мореплавания – капитана всех капитанов. 
Мухин отлично помнил Малаксианова по промыслу, швартовался к его плавбазе «Тунгус», знал его как отважного морехода, спасавшего терпящие бедствие траулеры. Моё с ним знакомство было береговым. Инспекция, которую возглавлял моряк - легенда, находилась в здании Рыбакколхозсоюза, где я работал до 1978 года. Моё интервью с ним в «Калининградской правде» под заголовком «Море - всегда испытание на мужество» передавали с судна на судно. Коротко напомню об этом страшном кораблекрушении.
Во время Великой Отечественной войны, на беззащитных транспортных кораблях Дальневосточного пароходства Малаксианов ходил сквозь огонь с воздуха и из глубин в порты США за необходимыми фронту боеприпасами. В районе Алеутских островов, на пути из Ванкувера во Владивосток, мощный взрыв потряс его пароход «Павлин Виноградов».
В шлюпке с 29 моряками он боролся в Тихом океане со стихией, голодом и холодом. Их девятерых выживших, полуживых, подобрали случайно на шестой день…
На пароходе «Ола» с распухшего тела старпома Малаксианова срезали одежду и обувь. Была угроза гангрены и ампутации ног – они потеряли чувствительность. Потом он заново учился ходить по земле, чтобы снова уйти в море.
Направление в Калининград он воспринял словно боевое задание. В 1949 году на СРТ-109 «Румб» Малаксианов вышел в Атлантику капитан-флагманом группы промысловых судов. Рассказывал мне о том промысле, как о «первобытной» работе на палубе. В первых исландских экспедициях ещё не было ни сететрясных, ни посолочных машин. Вручную, рывками, встав друг против друга, вытряхивали рыбаки улов из сетей. Работали на пронизывающем насквозь ветру под солёным душем от перескакивающих  через низкий борт СРТ волн. Вручную тянули из воды набухшие поводцы. Зюзьгой – своеобразным сачком из мелкой дели часами накидывали на посолочный стол сельдь, руками перемешивали её с солью. Впрочем, Мухину о работе на СРТ рассказывать не надо - лучше слушать его воспоминания. Хотя сам он охотнее говорит о других. Один из вечеров мы с ним посвятили былому на промыслах. Он вспомнил известного капитана СРТ «Гарпун» - героя  Социалистического труда Авенира Сухондяевского, о том, как на Балтику выходил он без промысловых карт и опытных рыбаков. Квадрат, где отдать трал определял «по слухам», зацепился за грунт и на дне морском оставил траловую доску. А после, раздобыв в Клайпеде доски и промысловую карту, вытралил в своём первом рейсе 68 тонн рыбы. Это был по тому времени самый большой улов на Балтике. Рассказывал Мухину Авенир Павлович об особенностях плавания в новых районах: на севере, у Шпицбергена, чтобы пройти в бухту, не оборудованную навигационными знаками, они спускали шлюпку, отвозили на берег бочки с мазутом и, установив их на самых высоких горах, поджигали, затем другие суда шли на свет ими созданных маяков. Сам Мухин пришёл в экспедиционный флот, когда калининградские «эсэртэшки» после Балтики освоили Северное море и Норвежское. - СРТ на хорошей волне – скорлупки Ты это знаешь,- говорил мне Евгений Ильич, - Но наши настырные промысловики первыми доказали, что там - в Северной Атлантике - ловить рыбу можно не только летом, но и штормовой зимой. Вот это были моряки! Сильные, отчаянные! Они подстроились к штормам, приспособились сельдь ловить урывками. Только утихнет море – мечут сети. Так началась круглогодичная калининградская работа на морской ниве. Урожай с гектара моря, говорят, больше, чем с земли. И глубина «пахоты» больше…
Там, в Гамбурге за чаем, несколько вечеров Евгений Ильич рассказывал мне о новаторстве экипажа «Финского залива» в эффективном использовании производственных мощностей. Рассказывал увлечённо, так, будто речь шла о необычном морском приключении. И на самом деле, тут была новая для рыбаков романтика труда, открытая экипажу капитаном. Транспортный рефрижератор первым в рыбной промышленности страны механизировал процессы и успешно освоил пакетные перевозки мороженой рыбы, передав опыт всему флоту.
А всё начиналось с привычки Мухина вникать во все судовые дела досконально, пропускать через себя, испытывать на себе. Самый современный в восьмидесятые годы его красавец «Финский залив» был ему люб и дорог, всем был хорош, кроме одного… Когда, при напряжённой разгрузке БМРТ, капитан устроил себе подвахту и рядом с матросами в холодном трюме потаскал «на брюхе» короба мороженой рыбы – двадцать тонн за четыре часа - он уже не смог смириться с существованием этого каторжного труда на таком классном судне. И, изучив в порту работу докеров на электропогрузчиках с захватами на доставке коробов рыбы, разработал свои схемы  для механизации работ в трюмах. В его экипаже появились обладатели новой профессии – матроса-механизатора, которые имели три свидетельства: матроса, лебёдчика, водителя электропогрузчика.
- О соревновании звеньев в трюме на электропогрузчиках, можно было писать репортажи, как с хоккея, - говорил мне Мухин, - Кстати, было у нас звено Мальцева. И он, подобно знаменитому однофамильцу, постоянно лидировал.
Очерки о «Финском заливе» и его капитане заняли несколько полос газеты «Калининградская правда» и были приложены к ходатайству Ассоциации морских капитанов о присвоении  Мухину звания Почётного гражданина Калининграда.
На девяносто первом году своей долгой активной жизни его приковала к постели болезнь позвоночника и почти ослепила глаукома. Но сдаваться без боя он не хотел, нашёл комплекс нужных упражнений и пошёл в наступление на свой недуг. Последний наш разговор с ним по телефону меня обрадовал.
- Боря, докладываю: дошёл до окна, которое у меня выходит на Преголю. Смотрю на Памятный наш знак. Хорошо смотрится. Прямо таки золотится парус в солнечном луче, - сказал он, как всегда молодо звучащим, приятным голосом.
В дурные годы, когда нависла угроза над этим Памятным знаком покорителям Атлантики, когда этот обветшалый монумент решено было снести, Мухин поднял тревогу. На торжественном собрании общественности города в Доме культуры рыбаков накануне профессионального праздника тружеников моря он первым выступил, высказал всё, что на душе у всех ветеранов рыбаков  наболело.
Взволнованная речь о драматической судьбе рыбацкого флота, развале некогда мощной рыбной индустрии, а теперь о покушении на память тех, кто своим героическим трудом вырастил этот город, прошибла чиновничью  совесть. Представители городской власти пообещали поддержать Ассоциацию морских капитанов. По горячим следам её тогдашний президент Пётр Чагин  и Евгений Мухин проложили свой курс по кабинетам мэрии, решая главный вопрос - финансирование реконструкции памятника. На этот раз дело правое победило.
Кстати, став президентом Ассоциации морских капитанов после Чагина, Евгений Ильич упорно отстаивал интересы рыбаков: выступал, где только возможно, бомбил письмами правительство области и страны, поднимал вопрос о пенсиях во время личной встречи с президентом Путиным, переживал, что мало чего добился.
Ассоциация капитанов была его последней морской вахтой. До неё он тринадцать лет оставался на службе капитаном – наставником в Институте океанологии имени Ширшова и только в восемьдесят три года позволил себе заслуженный отдых. И то не надолго: его ждало море общественной работы…
Иногда он заканчивал разговор со мной словами: « Ну, пока, до связи!» Но на этот раз просто дал отбой. А через несколько дней он покинул порт приписки души своей навсегда..
Теперь памятник пионерам Атлантики смотрит на окна, где его опекун не появится больше. И СРТ 129, - экспонат музея Мирового океана, не порадует капитана своей свежевыкрашенной надстройкой, вызывая у него воспоминание о молодости  и таком же судёнышке, несущем его на гребень гигантской волны.
А я вижу его на мостике  большого  «Финского  залива». Ушёл корабль Евгения Ильича неведомо куда, а теперь он и сам ушёл  в небытие. Да, была мощная кильватерная струя, бурлила и  пенилась вода за кормой его судна. А потом смыкались воды  и след корабельный исчезал. Не так ли по жизни проплывает человек? Почти каждый… И в этом земная судьба легендарных мореходов.