Выздоровление

Томка чахла. С самой зимы она не ходила в школу и осталась на второй год. Ее любимое  штапельном платьице болталось на худеньком тельце, тоненькие ноги никогда не согревались в валенках даже в майскую погоду. Мучительный кашель не давал совсем сна. Тася понимала, что теряет ребенка. Утром после дойки она смело вошла в дверь правления просить лошадь.
 
– Здравствуйте! – сказала она счетоводу, одноногому Сазонычу, который усердно стукал костяшками деревянных счетов.
 
– Здрасьте, здрасьте... – завис он одной рукой в воздухе, а другой, водя пальцем по бумаге, как будто споткнулся на цифре и неспешно поднял глаза из-под очков, оседлавших кончик его носа.
 
– А, Таиса... Что-нибудь случилось? – спросил он и резко щелкнул туда-сюда пуговицами счетов.
 
– Случилось, председатель нужен! – решительным тоном ответила она, заранее пресекая ненужные расспросы.
 
По деревне ходили слухи, что Томка заболела чахоткой. В глаза жалели, а за глаза – не велели своим детям с ней водиться.
 

Телега, запряженная лошадью, тихо подскакивала на кочках проселочной дороги. Тася, свесив ноги с полка, слегка погоняла пегую лошадку, похлестывая ее по крупу длинным концом вожжей. На лоскутном одеяле, брошенном поверх прошлогоднего сена, лежала Томка. Ее печальный взгляд был устремлен в вечную синь неба, где стремглав носились ласточки и стрижи, и над бархатными всходами порхал с чарующим пением жаворонок.
 
– Мам, я ведь не умру? – вдруг задала она пугающий вопрос.
 
– Что ты, с чего это ты удумала?

– А ведь бабушка-то померла? У нее такой же кашель был!
 
– Такой да не такой. – уверенно убеждала ее мать. – Бабушка уж старая была. Видать, срок ее пришел. Вот в санатории скажут, чем тебя лечить. Там врачи, ох какие хорошие!
 
Успокаивая дочь, Тася успокаивала и себя. Нет за ней таких прегрешений, чтоб дите померло. Ну, были слабости, когда руки наложить на себя хотелось. Так это от страшной усталости, страха и, казалось, безнадеги. Но ведь Господь – он сверху все видит. Не мог он минутные слабости за настоящие просьбы принять. И за что ей такое? Мало разве горя на свете повидала? Все облегчения ждала. Вот придет Серафим с армии, а потом с войны... Вот и пришел... Как была одна, так и осталось... У него лишь одна партия на уме да план государственный. Томку в санаторий везти и то не смог, все в поле да в МТС. И честолюбивый больно. Вон чего сказал: «Это я мать за тот год, что в госпитале провалялся, отрабатываю. Долг Родине отдаю». Мало будто отдал... Все здоровье свое отдал... а я что ж ему с детьми – не Родина? – с обидой размышляла Тася.
 
Миновав поля да овраги, наконец на взгорке показались остроконечные крыши башенок замка, некогда проживавшего здесь до революции богатого барона. Бежав за границу, он якобы оставил свое поместье в дар под детское лечебное учреждение, чему власти не возражали, разместив в нем детский туберкулезно-костный санаторий.
 
Подъезжая ближе, замок, раскинувшийся на горе среди редких сосен, радовал глаза своей редкостной красотой и пышностью архитектуры. Боковые балконы на могучих крыльях скульптурных орлов, высокие колонны, обрамляющие фасад здания, сбегающие ступени к большому фонтану, столбы с головами драконов по всему пе¬риметру дороги, ведущей когда-то к главному въезду в поместье, вся эта красота потрясла Томкину душу.
 
– Мама, как красиво!
 
– Да умели жить аспиды, кровопивцы проклятые! – с ненавистью сказала Тася.

Томку осматривал главный врач Василевский Лев Казимирович. В тот же день сделали рентген и анализы крови. Туберкулез был налицо, но в начальной стадии.
 
– Ну что, мамаша, кто болел в доме туберкулезом? – спросил он строго.
 
– Свекровь померла... Но от воспаления легких! Так врачи сказали. – А у самой в голове промелькнули события минувших дней. Вот свекровь захлебывается кашлем, а Томка рядом с ней и все банки с плевками за ней вытаскивает. «Молодец. Помощница. Вот бабушка тебе перину в приданное откажет!» Эх-х, темнота! – корила себя Тася.
 
– А раньше ребенок не болел? – прервал ее думы врач.
 
– Да как же доктор не болела, конечно, болела... Зимой в больнице лежала!
 
– Не долечили вас мамаша. Все это остаточное! – уверенно сказал Лев Казимирович.
 
Тася утаила, что Томку, однажды замерзшую с улицы, принесли.
 
– Вон еще когда это было-то! – погоревала она. – Что ж теперь говорить об этом.
 
– Ну, что ж, мамаша! Теперь все от вас зависит. Питаетесь как?

– Да дай бог! Коровка есть.
 
– Корова, это хорошо! Каждый день будете давать девочке по кусочку сливочного масла. Спать только на воздухе. Нагревать песок на солнце и пусть она лежит на нём по нескольку минут, периодически переворачиваясь с боку на бок. Посуда отдельная ото всех. Ну, и сами понимаете, усиленное питание. Через три месяца покажетесь. Будет хуже – обращайтесь немедленно!
 
Через три месяца, на удивление врачей, Томка предстала перед ними в здоровом виде и с румянцем на щеках.
 
– Ну, мамаша, молодец! – радостно воскликнул Лев Казимирович. – Все б такими ответственными были!
 
Возвращались домой с легким сердцем. По пути мать зашла в церковь и поставила три свечи: Богородице, Спасителю и Николаю Чудотворцу. Томка в церковь зайти побоялась: в школе узнают, ругать будут, и ребята задразнят.

 
Далее: "Женькины проказы"