Сибиряки. Из воспоминаний

Из воспоминаний младшего брата моего отца

                Детство и юность

С самого рождения начинались сложности. Вместо уютной колыбели была люлька, ткань обходилась дорого, потому дно ее устилали соломой, а поверх — маминой юбкой.

Если молока у матери не было или присматривал за ребенком кто-то другой, пока мать была в других заботах, то соской служила пережеванная взрослыми свёкла, хлеб или картофель, завернутое в тряпочку, перевязанной ниткой.

Дети часто болели. И также часто возможности лечиться у докторов не было, потому приходилось прибегать к помощи бабок, которые "лечили" все болезни: от поноса до золотухи, кори и дифтерии. Эффективность такого лечения была никудышней. В среднем в семьях было девять детей. Половина из не доживала до школьного возраста. В нашей семье было семеро братьев. И это была вполне обычная семья.

 У дeдa были свои охотничьи угодья и он приносил нaм из тaйги слaдкую и душистую мaлину. Дeд зaготaвливaл огромноe количeство чeрёмухи сушили eё нa русской пeчи a послe нeсли нa мeльницу и дeлaли чeрёмуховую муку, из которой моя мaмa пeклa нeописуeмыe торты.
Когдa пeчь протaпливaлaсь жeнщины мeсили тeсто. Вмeсто дрожжeй использовaли зaквaску нa хмeлю и когдa кaрaвaи поднимaлись, сaжaли их нa притухшиe крaсныe угли. Нeзaбывaeмый зaпaх нaстоящeго русского хлeбa рaзносился по всeй дeрeвнe, он зaпомнился мнe нa всю жизнь.

Готовыe кaрaвaи выклaдывaли нa длинный дeрeвянный стол и нaкрывaли вышитыми рушникaми. Когдa хлeб нeмного остывaл, один кaрaвaй рaздaвaли дeрeвeнской рeбятнe, которыe сидeли нa лaвочкe возлe ворот и, шмыгaя носом, втягивaли aромaх выпeкaeмого хлeбa. Дождaвшись и получив свою порцию, они рaзбeгaлись по своим домaм.

У ворот дeд соорудил огромную кaчeлю с толстыми вeрёвкaми и широкой доской. Мы рaссaживaлись нa доску и, пeрeжёвывaя душистый хлeб, пeли пeсни, дожидaясь, когдa поспeeт пeчь для купaния.

Из пeчи тeм врeмeнeм выгрeбaли угли, золу и рaсстилaли сeно. Пeрвый рaз было очeнь стрaшно, и я орaл нa всю дeрeвню, что нe хочу зaжaриться в пeчкe, кaк хлeб и покрыться хрустящeй корочкой. Я хорошо помнил, кaк в скaзкe Бaбa-Ягa сaжaлa в пeчь Ивaнушку. Мои дeрeвeнскиe родствeнники смeялись нaд городским нeдотёпой, который нe хочeт пропaриться в пeчи.

Но во второй рaз я зaлaзил в пeчь ужe сaмостоятeльно... Мы выстрaивaлись в очeрeдь и нaс всeх поочeрёдно зaтaлкивaли в пeчь, которaя былa устлaнa духмяным сeном. Головы нaм покрывaли полотeнцeм или нaдeвaли вязaнныe шaпочки. Послe прогрeвaния нaс, обмывaли тёплой водой и зaтaлкивaли нa пeчь. Лeжaнкa нa пeчи былa огромнaя и вмeщaлa всeх моих дeрeвeнских двоюродных брaтьeв и сeстёр. Мы грызли сушёную чeрёмуху, зaкусывaли тёплым хлeбом и зaпивaли пaрным молоком. Нaблюдaя зa взрослыми, которыe усaживaлись трaпeзничaть. Нa столe стояли рaзносолы: чугунки с кaртошкой, рыбa рaзных сортов, грибы и множeство рaзных блюд кaк мясных, тaк и овощных. Для зaпивки стоял квaс, рaзныe компоты и бeрёзовый сок, который хрaнился в лeдяном подвaлe с сaмой вeсны.
               
                Школа

              Деревня Сугот стояла на правом берегу реки Обь. Высокие берега, много лет подмываемые водой, обнажили почву. И было интересно видеть в разрезе различные слои земной коры. Отвесные берега были изрыты норками, где летом, в огромных количествах гнездились стрижи. От огородов спуститься к реке можно было по специально вырубленным в земле ступеням или по дну многочисленных оврагов, которые местами разрезали берег, плавно спускаясь к воде.
Снег слепит всеми цветами радуги. Утопающие в снегах домики, сараи, баньки, заборы. Над крышами, занесёнными снегом, поднимаются столбики дыма из труб! Из-за снежных перин едва выглядывают резные наличники на тёмных кедровых срубах бараков. К калиткам от дороги в снегу, как меленькие овраги, пробиты тропки коричневые от печной золы.

               Я себя помню с семи лет, когда в 1 класс пошёл в начальную школу, что была рядом  с нашим бараком. Это  был 1940 год. Школа в деревне была из кедрового сруба. В каждом классе стояла печка. За дровами и хворостом выезжали всей школой на делянку, выделенную лесничеством. В колхозе ради такого благого дела школьникам давали лошадь и телегу. Старшие ребята пилили деревья, а младшие обрубали сучья и  складывали на телегу для растопки.
                Писали на  полях старых газет. Тетрадки берегли, если у кого они были. Туда переписывали только «набело». Чернильницы-«невыливайки»  стояли по одной на парте. Кляксы сажали часто, если перо засорилось или жидкие чернила. Девчонки плакали, а мальчишкам двойка обеспечена!  Кляксы  убирали пальцем, и все руки были в чернилах.  Иногда чернила родители делали сами - из сажи, которую разводили тёплой водой. Главное, чтобы воды много не было, а то снова клякса будет. Чаще всего писали химическим карандашом, который «слюнили», и рот всегда был синим.
                В школу ходили кто в чём. Формы школьной не было. Одежду и обувь носили за старшими братьями... Валенки у нас с братом Иваном были одни на двоих. Сегодня брат в них в школу пошёл, а завтра – моя очередь. Морозы в Сибири лютые! До тридцати доходило. Семьи у всех были большие – от пяти до двенадцати детей! Одежды и обуви не хватало. А коротким нежарким летом мы бегали босиком.

                Колхоз и голод

                Наша семья, как и другие, держала кур, корову и козу.  Старшие братья помогали по хозяйству, пасли козу Райку на лугу у реки Обь, а вечером пригоняли домой. Свои молоко и яйца спасали семью от голода.
                В 1929 году стали селян в колхозы сгонять. Желающих расстаться со своей скотиной было мало. Урядник уговаривал отца, объясняя преимущества коллективных хозяйств, обещая выделять молоко детям в качестве пайка на душу...
                В трудные голодные годы (1932-34) собирали молодую лебеду, которую мелко резала мама, перемешивала с мукой и пекла хрустящие лепёшки в печи... Ребятишки летом ели молоденькие листочки липы, корень чакона (речной тростник), баранчики, свербигу – это травянистое растение, которое в народе называют луговой редькой. Собирают его примерно в середине мая. Но больше всего любили жевать смолу с вишен. Настоящее лакомство! Ели суп с лебедой и крапивой. Больных и полных детей не было. Кто выжил, те были крепкие, поджарые, ловкие, не боялись  физического труда.
Я рос слабым и болезненным. На моё выживание надежд было мало. Все в семье ждали сестрёнку - девочку... Но вдруг летом я стал набирать вес, порозовели щёчки... Бывало, мама нальёт кружку молока для меня, а старший Сергей подбежит к столу и выпьет молоко одним залпом. А по весне, когда картошка уже закончилась, тушила лебеду, добавляя в невысокую кастрюльку ложечку молочка и укропчика. Как варила краснопятник, конский щавель и крапиву - это был зелёный суп, он особенно хорош с сушёными грибами. А иногда Вовке даже перепадали "конфеты"- высушенные в печи кусочки тыквы, моркови и свёклы. Объеденье! Это вам не какой-то шоколад, а самые что ни на есть полезные витамины. Сок берёзовый и кленовый тоже вот собирали по весне. Кленовый намного слаще берёзового, его Вовка любит больше всего.
                Однажды мы с братом нашли на дороге половину коврижки хлеба, когда возвращались с луга с козой Райкой. Обрадовались, а есть не смогли, понюхали... и горечь обожгла язык... Он был с полынью... А Райка с моей руки с аппетитом принялась жевать этот хлеб. Горький хлеб в голодную годину. Подержали в руках, заплакали… И бросить нельзя, и съесть невозможно.

                Жилось трудно. Не хватало соли, спичек. Бывало, увидим вечером, у кого дымок из трубы пошёл, пойдём туда с  Иваном огонька попросить... Зажжём лучину и до дома бережно несём, чтобы не погасла. Мама печь растопит, еды приготовит, согреемся...
                Спустя несколько лет, примерно в 1935-м, наша деревня пополнилась новосёлами, снова появились жители. Сюда из деревень и сел, расположенных по берегу Оби, перешли люди, не желавшие вступать в колхозы. Среди них был отец бабы Симы Пантелей Корнилович Собянин. Пантелей Корнилович скрывался от коллективизации. Для него, человека, привыкшего самостоятельно вести свое индивидуальное хозяйство, это было неприемлемо. Свою роль сыграло и то, что отец тёти Симы был старовером (православным христианином, не принявшим церковную реформу патриарха Никона). Такие люди всегда стремились к уединенности, к уходу от общества ради сохранения своей веры.

               Семья Собяниных стала обживать новое место жительства. Однажды Пантелей Корнилович со своим зятем и женой Миланьей отправились на подводе на отдаленные болота, где зоросли голубики, по слухам, поражали урожайностью в это прохладное лето.
               Болотная голубика традиционно встречается по краям болот и во влажных лесах севера Томской губернии. Она любит влажные кислые почвы. В народе болотную голубику часто называли дурницей, поскольку люди после употребления ягод ощущали головные боли и недомогания. На самом деле виновато соседство голубики с растением багульник болотный, который считается ядовитым. Именно его сильный запах может вызвать плохое самочувствие, но об этом стало известно намного позже. Голубоватые огни, мерцающие по ночам на болотах, и дурманящий аромат багульника завораживающе действуют на человека с давних времён. Много тайн болотных раскрыто, а сколько ещё неразгаданного таит в себе зелёное безмолвие.
             Набрав по кузовку витаминных ягод, бабушка Меланья почувствовала головокружение. Дед проводил её к берегу и усадил на подстилку. Пока женщина перебирала ягоды и, опустив ноги в теплую воду болота, не заметила, как водяная "крыса" укусила её чуть выше щиколотки.
Туляремия или заячья лихорадка, как называют её в народе, — это бактериальная инфекция, заразиться ей можно при контакте с дикими животными или клещами. Болезнь вызывает воспаление и нагноение лимфатических узлов и кожи.               
             Меланья вскрикнула от резкой боли. Зять быстро запряг лошадь и погнал что есть сил в деревню. Наскоро обмыв покрасневшую отечную конечность, повез тещу к фельдшеру в село за 7 км.  Бабушка долго лечилась... Инфекция распостранилась по всему организму. И с наступлением холодов и ранней зимы, в сентябре, она скончалась. Дед Пантелей успел похоронить любимую жену еще до наступления устойчивых морозов. Их дочь Сима с детьми Сашей и Машей осиротели и слезно прощались с бабушкой.
Только жизнь стала налаживаться, как в воздухе войной запахло.
   

                Запах войны

                Старшие братья с 14 лет в колхозе работали наравне со взрослыми. До войны чуть свет мама будила нас, вихрастых сорванцов, на покос. Успеть бы до дождя сено в копны сгрести, высушить. За взрослыми еле успевали: вязали снопы, потом зерно сеяли-веяли, «клеетонили» (очищали), молотили. С  мукой в доме пахло пирогами!  Калачи и блины были на каждый день.
                Война чувствовалась во всём. Хлеба в одни руки давали по две буханки. Вставали чуть свет - в 5 утра, чтобы занять очередь и ждать, когда  автолавка привезёт хлеб.  Не каждый мог стоять в очереди. На работу гоняли. Все в то время работали, а для прогульщиков были предусмотрены принудительные  отработки, а то и на выселки отправят.
А когда война началась, ещё строже стало. В тылу не легче было. Не бомбили нас, конечно, не стреляли, а в остальном  - тот же фронт. По законам военного времени за любое нарушение могли осудить и в лагеря отправить. Народ жил в страхе.
                Но молодёжь допризывного возраста  продолжала учиться, тянулась к знаниям, к учёбе. Рано повзрослели и девочки, и мальчики.
Средний брат Николай в семнадцать с половиной лет ушёл добровольцем на фронт. Вслед за погибшими братьями - в марте 1944 года. Война лишила нас детства и юности.
                Мы с братом играли на гармошке. В редкие праздники молодёжь собиралась на вечёрки, где мы играли и пели патриотические песни и частушки про Гитлера:

Гитлер хай, да Гитлер хай!
По собачьему не лай!
Мы тебе найдем намордник!
Цыц! В Берлин свой полезай !

Гитлер выпучил глаза,
Как ворона каркает.
Кляп из пушек мы забьем               
Боевыми залпами!

Рявкнул Гитлер наяву:
« Я к зиме возьму Москву!»
Получил он в зуб кулак,
Наподдали так и так!

                Наш брат Михаил был призван на фронт  в первые месяцы войны. А самый старший Андрей с !939 года воевал на Финской в звании старшего лейтенанта.  В 1944 году пришла  похоронка: Андрей в звании капитана похоронен при освобождении Литвы. В 1942 году погиб Михаил. А в 1943 году погиб и средний брат Григорий. Горе  пришло в наш дом... Из семерых сыновей трое погибли в борьбе с фашизмом. Вспоминается, когда Михаила провожали на войну, его любимая девушка подарила на память кисет под табак. С памятной вышивкой. Иногда девчата пели и такую частушку. Эти слова обижали ребят… Но девушки старались дождаться милёнка.  Но не всем суждено было вернуться с войны.

У меня милёнка два,
Два и полагается.
Один в армию уйдёт,
А другой останется!

                После войны

                Тяжёлая послевоенная жизнь и горе, которое было в каждой семье, объединяли народ. После войны началось строительство нового жилья, появились магазин, новая школа, клуб, медпункт. Посёлку Колпашево присвоили статус города – центр  района Томской области. Дома стали строить по улицам, появились новые учреждения... Открылось еще до войны построенное педагогическое училище. Новая жизнь ворвалась в сознание селян.
                Молодёжь умела веселиться, не обращая внимания на нищету. Зимними длинными вечерами у одинокой бабушки девчата убирали комнату, а парни приносили еду и керосин, как благодарность  за гостеприимство хозяйки. Под гармонь танцевали и песни пели. Девушки в это время вышивали и вязали... Мы были молоды и искали возможность отдохнуть и повеселиться.  Это спасало народ в тяжёлые послевоенные годы.
                Советские и  христианские праздники отмечали все вместе. Собирался народ в центре города с играми, плясками, забавами. Играли в прятки, в балду, в разлуку и лапту! На вечёрки и праздники одевались наряднее. Одежда новая  редко у кого была. Перешивали, перелицовывали старые вещи. Как в песне поётся, все на виду, о каждом всё известно!  Это воспитывало ответственность и совесть у земляков:

От людей на деревне не спрятаться,
не уйти от внимательных глаз...

                Из воспоминаний сестры Светланы.
                (Новосибирск, 2000-е годы)


                Много лет прошло, многое стерлось из памяти, жалею, что не запоминала и тем более не записывала... Как-то баушка и говорит:
- Да, мой давеча опять бурагозил. С утра еще смотрю, он в стайке шоркается, на скотину базлает. Ну, дело ясно! Я пока кружки после дойки мыла, он в гомонок залез, деньгу взял. Говорит, фунфырик в сельпе куплю и всё.

                Я как взъелась - да растудыт тебя через коромысло! Вчера же на рогах пришел. Вон делов полно, пимы еще с зимы обещал подшить, в стайке три дня не чищено, а ты опять куда-то пошкандыбал!

                Он меня вроде слушает, а сам куфайку накинул, чоботы напялил и шасть в сени. Только и вижу, что он полетел задами к сельпу. Ну, всё, думаю, встречу я тебя вечером! Со злости упласталась на огороде, половину картошки огребла. Опосля прилегла в малушке, дома-то жарко. К вечеру явился, хороший. Сивухой на полверсты прёт. Не в сельпе фунфырик видать взял, а у Катьки-самогонщицы пузырь бодяги какой-то. С Катьки я еще спрошу, вот у клуб пойду, да космы ей повыдергаю, чтоб мужиков не спаивала.

                А мой давай пургу гнать, тыры-пыты, тоси-боси. Ястри тя, собака! Мозги мне все выел. Я его спать укладываю, а он всё рвется куда-то, не допил, видать. Ну, я взяла дрын, да оходила его по бокам, чтобы не бурагозил. Он прижух и спать завалился. Вон до сих пор обыгаться не может. Вдругорядь к Катьке не пойдет, может, остережется палёную сивуху у ей брать».

Запомнившиеся слова и выражения активно используем, с любовью и благодарностью вспоминая дорогих людей.


                "И вам не хворать"!

                Как здоровались раньше
                в сибирской деревне

                Деревенские люди в большей степени живут по совести, а хитрость, обман, недомолвки в отношении односельчан не поощрялись. Мысль выражали прямо. Если встречались мужики, то усаживались удобно, угощали друг друга самосадом, положив при этом кисет с махоркой рядом. При встрече  говорили: «Доброго здоровьичка!», «Здравствуешь!», «Здорово были!». С этих слов и начинался разговор, ибо на приветствие звучал ответ: «Здоров, проходи, садись». Дальше завязывалось само собой: предлагали покурить каждый «Моего заверни, злой ноне табак вышел».
                Мужики с бабами здоровались иначе: «Здорова, кума!» - «Здравствуешь, были, кум!» или «Здоровёхонько, кум!»
Деревенские  выражались прямо. И если мужик напивался пьяным и устраивал дебош, то бабы на его «здорово, кума» говорили: «И-эх ты, рожа твоя здоровая, а меня не здоровкай!». Мужики так друг друга не укоряли.

                За чистотой деревенского говора строго следили деды. Если кто из малых детей скажет слово не по-деревенски, то тут же получит нагоняй: «Васька, губы оторву и язык выкину». Действовало.
Городских жителей, ранее проживавших в деревне, осаживали сразу: «Чтой-то ты, Николай, исковеркал язычишко то в городу. Ты жеть домой пришёл, а не на разгульной дороге в раскорячку гычишь». К исконно городскому отношение было другое. «У них - своё, у нас своё», - так рассудили деревенские.

                Не здоровались только в одном случае, когда человек компрометировал себя каким-либо проступком, который в деревне совершенно недопустим. Так в 1953 году мужик один в пьяной драке убил знакомого. Отсидел 10 лет, вернулся, но не с ним, ни с его женой никто не здоровался. Затем он с семьёй вынужден был переехать в другой посёлок.

                Рукопожатия при приветствии были крайне редки. В основном жали руки при длительной разлуке. Этот вид приветствия назывался «поручкаться». Вообще же надо отметить интересную деталь: когда здоровались за руку с незнакомыми или малознакомыми людьми, то перед тем, как поздороваться, обязательно вытирали руку об собственную одежду. Иногда мужики при встречах обнимались и хлопали друг друга по спине.

                Если ритуал приветствия с глазу на глаз был не многословен, то в письмах было всё наоборот. В деревне письма начинались с одной фразы: «Добрый день, весёлый час, пишу письмо и жду от вас». А уже после этого шло: «Здравствуйте, милые наши, с приветом к вам и пожеланиями здоровья ваши родные». В конце письма обязательной была приписка: «На наш привет скоро ждём от вас ответ», и «Целуем и крепко- накрепко обнимаем».