Памяти друга

Мы на улице вместе росли
Через годы судьбу пронесли
Толя, Алик и Ленка. Привет!
Ведь без Вас моей юности нет.
 
Алик оканчивал школу в Полевском, а точнее на Зюзелке,  жил у брата Юры, начальника местной шахты. В центре города Полевского возвышалась Думная гора, где когда-то, согласно сказкам Павла Бажова, стояла избушка дедушки Слышко.
Гумешки находились на окраине города, там добывали медь и малахит. Поблизости от Гумешек находился Зюзельский рудник по добыче медного  колчедана и известная по сказкам Бажова Азов-гора. Гору Саша не запомнил, а вот местный клуб, где они с Аликом шумно отдыхали, и даже устроили под барабан небольшой джаз-банд.
 
Судьба распределилась так, что Алик стал, как бы спутником по жизни. Трудно сказать с какого времени возникла эта привязанность, но, сколько Александр помнил себя, столько помнил и его. А началось все с совместной вылазки в огород соседа Трехманенко, где рос сочный горох . Свой, наверное, к тому времени  они уже съели.

Детство Алика, как у всех родившихся после войны, было не простое, но все же достаточно устроенное. - родители его относились к местной номенклатуре: отец главный бухгалтер леспромхоза, а мать — главный врач поселковой больницы.
Единственный и поздний ребенок у мамы Олег находился под особым вниманием, если не сказать надзором. Особое положение родителей, мешало ему быть как все. У мамы врача он часто "болел», получая справки с освобождением от занятий. Потому с дворовой ребятней он поначалу не общался, питался усиленно, имел округлую конфигурацию лица и соответствующую кличку «Алька — кралька».
Из тепличных маминых забот в обычную жизнь Алика выводил отец. Он приобщал его к рыбалке, к охоте и таежной жизни, учил владеть техникой: водить мотоцикл, автомобиль.

- Однажды, - вспоминал Олег, - отец заставил меня в октябре месяце нырять в воду за упущенным в воду веслом. К счастью, сделать это удалось с первого раза, так как  удачно зацепил его ногами. На дно нырять не пришлось. После этого его долго оттирали водкой и сушили в теплой одежде.
Положительное влияние оказывали старшие братья Юрий, Георгий и Борис по отцу Зорины, которые выросли в военное время, без отца и матери и знали почем фунт лиха.

Долгое время Юрий и Георгий были иногородними - жили и учились врозь в Севастополе и Мариуполе (Жданове) у сестры и брата отца Петра Георгиевича Зорина. Сам он воевал, потом срок отбывал, а мать их погибла от рук бандитов в сибирской глубинке, откуда вышли все Зорины.
С переездом братьев определили в Асбестовскую школу № 1. Стояла она тогда в районе водонапорной башни, от которой начиналась ул. Калинина. Ранее там был центр города, все было первое, там же находился и магазин № 1, куда Саша частенько заглядывал с теткой Татьяной. От улицы Чапаева, где она жила, рукой подать.

Приехавшие с юга старшие Зорины  с местными ребятами не ладили и в клубе "Красный горняк» в поселке Изумруд у них возникали стычки вплоть до мордобития. В таких случаях поселковый уполномоченный Карпов, что жил на Клубной улице, звонил главному врачу поселка, Клавдии Петровне Бурмакиной (Зориной), их приемной матери,  и просил урезонить братанов.
Тетя Клава человек был строгий по-военному. На фронт она ушла добровольцем еще молодой девушкой, не закончив Свердловский медицинский институт. Ушла не без подсказки старшей сестры Зины, которая в то время уже имела отношение к партийным органам.
 
- Все равно заберут, - объяснила она ей, - а если пойдешь добровольцем, семье будут льготы.
Были ли льготы не известно, а вот с курса, на котором училась Клава, ни один парень, из ушедших на фронт хирургами, не вернулся. Она войну, как в повести Пановой «Спутники» (фильм "На всю оставшуюся жизнь"), прослужила в эвакогоспитале. С  окончанием войны осела с госпиталем в Томской области, став его начальником, где познакомилась с Галиной Зориной, начальницей местной психбольницы – сестрой Петра Зорина, будущего мужа  и отца Олега.  Петр Зорин в это время вернулся с фронта, жил недалеко от города Тайга и через свою сестру познакомился с Клавой. Так и образовалась семья Зориных - Бурмакиных.
 
Госпиталь тети Клавы находился в 15 км от ст. Тинская Томской железной дороги, в бывшем пионерском лагере. С фронта следовало семь вагонов, прибыло только два. Остальные раненые умерли от ран, от голода, от нехватки лекарств. Начиная с Куйбышева нигде не принимали, все было забито до предела, вот и везли раненых до середины Сибири.
Клавдия Петровна рассказывала:
- В госпитале была лошадь с бричкой, на которой я выезжала к больным в своей округе. Был в госпитале и медведь, которого подарил бывший больной лесничий. Медведя держали на цепи, привязанной к столбу. А главным в то время был облвоенком, который имел широкие полномочия и  ловил в округе дезертиров.

- А как же психи, - спрашивали мы, - они медведя не боялись?
- Психи, это не у меня, а у Галины Зориной, да и там их было раз два, и обчелся. Не все добровольно записывались на фронт и сражались за нашу победу, были и такие, которые притворялись больными и контуженными.
Первая жена Петра Георгиевича Зорина до войны работала аптекарем, а фамилия у ней была Золотарева, погибла от рук уголовников, когда он воевал еще на Финской. Когда в реке нашли ее труп, то обнаружили отсутствие одного пальца на руке, на котором было обручальное кольцо.
 
Петр Георгиевич Зорин успел до войны окончить техникум по специальности бухгалтерия. В войну учился на танкиста, но по счастливой случайности в эти войска не попал, а служил в армейской разведке. Много интересного рассказывал Олег о фронтовых буднях отца, но не запомнилось. Единственное – привез с войны чемодан часов и двухствольное ружье марки «Зауэр два кольца». Охотником он был с детства. Еще он привез отрез парашютного шелка, из которого потом долго шили ребятам рубахи. Одну такую носил и берег Олег.
 
Остался в памяти момент о том, как возвращался дядя Петя домой. Победители начистились, нагладились, - готовились к торжественной встрече, а их на первой советской железнодорожной станции встретили голодные ребятишки, с протянутыми руками. Дети победителей просили подаяние, а немцев в то время кормили до отвала солдатской кашей. Как-то в России все шиворот навыворот, чужих больше любим и холим, чем своих. Горазды показаться добрыми и щедрыми за счет, как сейчас говорят, своего налогоплательщика.

После войны дядя Петя за откровенные разговоры, а может еще за что, попал в лагерь, на лесоповал. Благодаря бухгалтерской профессии, устроился там достаточно терпимо и даже вывел лагерь в число передовых. С его слов, «кум» то есть заместитель начальника лагеря по оперативной части, бегал по его заданию за поллитровками. Может и так, только поэт Борис Алексеевич Чичибабин о своей «людоедовской» эпохе написал так:

                «Поэты были большие, лучшие
                Одних убили, других замучили.
                Их стих богатый, во взорах молнии
                А я – бухгалтер, чтоб вы запомнили
                Тружусь послушно, не лезу в графы я.
                Тюрьма да служба – вся биография.

Однажды в лагерь, где находился Петр Зорин, приехал корреспондент готовить статью о быте заключенных. Опрашивал он и детей, как сейчас говорят, обслуживающего персонала. Один из мальчиков на вопрос:
- Кем ты хочешь быть? Ответил:
- Выводным.
Ни танкистом, ни летчиком, ни популярным в то время шофером, а выводным. Вот какое время было! В «холодное лето 53 года» Петр Георгиевич вышел из лагеря где-то под Бирюсой в Иркутской области. Тетя Клава проживала рядом, там и родился у нее единственный сын, хотя Олег утверждал, что он из Свердловска. Сибирская жизнь ему запомнилась двумя случаями. Первый -  как бык или корова столкнула его в колодец и его еле спасли. Второй – как он лазил в погреб за сметаной и его воришку за этим делом поймала бабушка.

Позднее, Клава переехала к своим родным на Урал. Место для службы помогла подыскать все та же сестра Зина. В это время она уже работала в Свердловском обкоме партии.
В городе Свердловске жил маршал Жуков. Так вот, Зинаида Петровна  рассказывала, как маршалу, когда он был командующим Уральским военным округом, снимали партийное взыскание. Формулировка взыскания была примерно такая: «За злоупотребления, выразившиеся в незаконном вывозе из Германии материальных средств». Тетя Зина, как руководитель отдела обкома  партии по образованию, входила в состав дисциплинарной комиссии и потому была в курсе этой ситуации.  Олег все помнил и умел рассказывать.
 
С его слов был даже такой случай, когда Зинаида Петровна инспектируя по своей части город Асбест, слушала доклад самого Кагановича, который там, сосланный Никитой Хрущевым, руководил трестом «Союзасбест».
Поселок Изумруд не сравнишь с Асбестом и Свердловском, но были и плюсы. Предприятие под названием «Химцех», по-другому «Почтовый ящик № 3», хорошо обеспечивалось, и деньги платили приличные. Имелся в поселке и свой Леспромхоз. В лагере Петр Георгиевич вел бухучет на лесоповале и здесь устроился в леспромхоз, в котором проработал до последнего дня главным бухгалтером.
Жили Бурмакины без отца первоначально при больнице, рядом с предприятием.  Алик надышался разных производственных газов и заболел. Это было перед школой или уже когда он ходил в первый класс. Сначала думали туберкулез, на самом деле оказалось проф. отравление.

С помощью обкомовской тетки здоровье свое Алик поправлял в специальном диспансере под Свердловском, там он и познакомился со своим отцом, прибывшим после срока. Первоначально семьей жили на Изумруде в двухэтажках, в доме рядом с бывшим детсадом.  В соседях с семьей Саши оказались на улице Крупской.
Квартира Зориных-Бурмакиных на улице Крупской привлекала необычной для рабочего поселка обстановкой: в углу большой комнаты стоял редкий телевизор «Темп-2», на стенах ковры а поверх их висели ружья, на столе и трюмо стояли красивые статуэтки, часы, и что особо Саше запомнилось, металлический календарь, который при вращении менял число и день недели, и картина на стене, изображающую женщину на коне в дорогих одеждах.

У друга была своя комната, фотолаборатория, оборудованная в кладовой. Была даже мелкокалиберная винтовка, которую дядя Петя приносил с работы поучить ребятишек пострелять. В то время победившая в ужасной войне страна, ничего и никого не боялась. Перестраховка, государственный мандраж и лозунг «не пущать» появились в 70-е годы, когда революционный и воинских дух окончательно выветрились. Именно тогда начался застой и боязнь всего и вся.

К власти в стране пришли чиновники-конторщики, по большей части политработники. Вернулся лозунг людей в футляре – «как бы чего не вышло». Разве сейчас можно вот так запросто взять в ДОСАФ винтовку, пачку патронов и пострелять за огородом по мишеням на столбах? А если заглянуть еще на тридцать лет назад, в историю о «Ворошиловских стрелках»? Да, что там говорить! Ушло время военной романтики, а пришло, прямо скажем, протокол-застольное заседательство. Люди начали больше говорить, чем делать.

Дядя Петя прошел по многим дорогам войны, многое испытал и ничего не боялся. При случае бывал резок и никому обид не спускал. Случалось, выпивал и под горячую руку доставалось и близким. Им приходилось срочно ретироваться и убегать чаще к знакомым Красновым. С соседом Трехманенко Петр жил, мягко говоря, на ножах.  Проблемы чаще касались детских шалостей с тем же горохом на огороде, баловства на общем сарае, который назывался сеновалом, хотя ни у того, ни у другого живности и сена не было. Конфликт соседей дошел до того, что однажды, когда Зорины-Бурмакины находилось в гостях у своих знакомых Михайловых, Трехманенко, по утверждению Олега,  с ружьем ждал их возвращения в засаде.

 Спрятаться было где. Поселок Изумруд в 50-е годы не отличался особым благоустройством. Разбитые дороги, грязь, деревянные тротуары. Был такой, с некоторыми разрывами, от нашей школы, что стояла напротив столовой предприятия. Однажды друзья поссорился из-за какого-то пустяка. Разозленный Алька помчался догонять обидчика, а Саша взял и бросил ему под ноги свой брезентовый с карманами портфель.  Сначала упал портфель, потом на доски тротуара рухнул Алька. Сколько было царапин, заноз и слез у их обоих!
 
Этот случай быстро забылся, потому что случился новый. На этот раз Алька, когда друзья толкались на берегу пруда под названием Свининка, поскользнулся на скользкой от первого снега траве, и упал в воду. Осень, холодно, берег подмерз, вот он и скатился. Хорошо рядом проходил мужчина, который помог пловцу выбраться на сушу.

В то время излюбленным местом рыбалки во всей округе был пруд Шамейка. Рядом маленькая деревенька, на берегу и на воде лодки. От названия поселка попахивало  шаманством.  Малышня же пруд и поселок называла по песне Робертино Лоретти «Джамайка». Пришлые рыбаки обычно рыбачили с берега. Так раньше и Саша промышлял с удочкой по укромным местам. А тут представился случай побросать спиннинг, да еще с лодки. У дяди Пети были местные знакомые Абаскаловы, с которыми семья Алика ранее жила на Крупской по соседству. Жили не очень дружно, так как хозяин по вечерам имел привычку чинить обувь, при этом, стучал изрядно. Дядя Петя крайне возмущался, дело дошло до устройства в коридоре перегородки и отдельного вхожа в квартиру.

Загородиться до конца не успели. Абаскаловы купили на Шамейке дом с усадьбой и отношения, бывших враждующих сторон, резко перешли в дружественные. Что послужило причиной, трудно сказать. Можно только догадываться, что главную роль сыграла рыбалка. Пруд, лодка у Абаскаловых, можно, где остановиться. Об этом Петр Георгиевич ранее только мечтал.
На Шамейку Саша с Алькой пришли пешком, зашли к знакомым, договорились насчет лодки и пошли на берег. Сразу возникла неприятность, кто-то  неудачно наступил на доску и перевернул, стоящий возле лодки, бидон с керосином. Вторая неприятность случилась уже в лодке. Рыбы не поймали, а вымазались как черти. Лодка накануне конопатилась, просмолились и рыбаки. Керосин вылили, и отмыться было не чем. Кругом неудачи.

Когда обедали у знакомых, вновь происшествие. Похоже, что Сашя оставил во дворе удочку с наживленным на крючок червяком. Рыба не клевала, а курица тут как тут. Хозяйка, которую звали Серафима, а по-простому, Сима, бросила чашки, ложки и с криком бросилась во двор ловить курицу, которая таскала за собой удилище с длинной леской и кричала, как будто её режут. Курицу зарезали, лишилась головы. Пришлось рыбачкам время на обед резко сократить и быстрее уходить с глаз долой. Удочку оборвали, ничего не оставалось как начать бросать спиннинги с берега.

 -Не боись Саня, бросай уверенно и подальше. Леска у папы универсальная, а блесна не зацепляющиеся.
 - Это как?
- Вот, полюбуйся, - он нагнулся, взял в руки замысловатую блесну, нажал на нее с двух сторон и продемонстрировал выдвинувшиеся крючки.
- Пока щука не схватит, крючки не сработают, а значит и цепляться не за что. Понятно?
- Понятно, ответил Саша.
Начали бросать с берега, потом вышли на плотину пруда. В итоге, способностей у них оказалось больше, чем у изготовителей блесен, они все же зацепились и не просто за корягу или траву в воде, а за провода высоковольтной линии, которые висели над прудом недалеко от плотины.

Пытались блесны освободить, но не получалось. Алька побежал к знакомым просить лодку. Намерение было такое, подплыть к высоковольтной линии и подергать спиннинги с другой стороны. Саша остался ждать на берегу с двумя спиннингами. Прошел час, другой, стемнело и стало холодно. Он начал ругать Альку, на чем свет стоит всеми знакомыми словами. Вдруг в сумраке послышались всплески от весел и крик:
- Сашка ты где?
- В бороде, вот где, - со злости выдал он, - ты, что сдох, что ли, только за смертью тебя посылать
Друг молчал. В это время он подгребал к провисшим проводам и пытался мокрым веслом до них и до блесен дотянуться. Тут, как гром среди ясного неба, сзади раздался громкий крик дяди Пети:

- Ну, все,  последний раз!.
- Брось подлец весло,  куда ты с ним лезешь,  ведь тебя убьет,  паразит ты эдакий,- и далее  произнес разные  не переводимые выражения.  Подошел к Саше,  взял спиннинги, и одним махом оборвал  на обоих леску.
Как позднее выяснилось, Альку, дома потеряли, дядя Петя взял в гараже дежурный в леспромхозе автобус и приехал на Шамейку.  А они тут «висят» на высоковольтной линии. Хорошо, что живы остались. Однако, неприятности на этом не закончились.
Однажды Саша пришел к Алику посмотреть на обновку. У дяди Пети, появился велосипед с мотором, сокращенно - мопед. Первый на улице Крупской, а может быть и во всей поселковой окружности.

Алька в технике разбирался, не то, что Сашка - любитель книжек и домашних животных, и уверенно предложил прокатиться. Велосипед выкатили из-за ограды на дорогу, завели. Только Саша успел запрыгнуть на заднее сиденье, как на козла, как Алька помчался по ухабистой улице. Он чувствовал себя королем и потихоньку прибавлял газа. Увлеченные необычной поездкой, друзья совсем забыли об опасном перекрестке. Когда вспомнили, было уже поздно - на них с горки, со стороны двухэтажек  наезжал желтого цвета автобус. Что было делать? Алька успел крикнуть:
- Саня, прыгай!

Легко сказать. Его же от страха сковало, и он еще крепче уцепился руками и ногами за все, за что только можно было держаться. Водитель автобуса вовремя заметил летящий сбоку мопед с двумя смертниками и успел нажать на тормоза. Завалившись на левый бок, мопед с друзьями закатился с грохотом под правое переднее колесо автобуса. Картина произошедшего выглядела так: бледный шофер, грязные и побитые испытатели новой техники и тяжелораненый мопед. Левая его педаль  приняла на себя основной удар и скрутилась в бублик. Она и спасла  ноги гонщиков от возможных переломов.

Что дальше было, лучше не вспоминать, только еще долго после случившегося, Саша не появлялся у приятеля. В школе общались, ну а чтобы к нему домой, ни-ни.
Однако все проходит и забывается. Мопед отремонтировали, в огороде картошку и прочее посадили, настало время ехать на рыбалку. И вот как-то Алька  говорит:
- Мы с папой собрались ехать на Рефт, на Горелый мост, поедем с нами.
Чего не поехать, когда приглашают. Саша отпросился у родителей, начали собираться. Взяли разные пожитки, снасти. Перед отъездом дядя Петя ребят проинструктировал:

- Вы на своих велосипедах-вертушках дуйте вперед, а я на мопеде вас догоню, вопросы есть? - спросил он по-военному.
- Никак нет, - ответили они так же четко и уверенно.
- Вот и хорошо, будем считать, что договорились, и дал команду к машинам.
Саша и Алька забросили рюкзаки за спины и в путь. Проехали свою улицу, затем родные для обоих двухэтажки, и покрутили в сторону Асбеста, поглядывая друг на друга. Саша думал, что Алик знает, где находится этот Горелый мост, а Алик, как выяснилось позднее, надеялся на него.

- Саша, в свою очередь, размышлял - Рефт река не широкая и не особо длинная. Горелый мост это не у нас, где косим сено и не рядом, иначе я бы знал,  мост через Рефт только один - у города, значит туда и надо ехать.
Подъехали к речке.
- Смотри Сашка, - показал на мост Алик, - вид-то у него действительно подкопченный, недавно видно горел.
- Значит, он и есть, давай располагаться.

Снарядили удочки, забросили наживку и стали рассматривать поплавки и противоположный высокий сосновый берег. Час прошел, другой, от поплавков глаза устали, а рыба и не думает клевать. И дяди Пети нет, начали возникать сомнения туда ли приехали. Посидели еще чуть-чуть, смотали удочки и двинулись обратно тем же маршрутом. К обеду прибыли домой, аппетит накрутили отменный.
Одна мысль, чтобы съесть. На кухне у Альки достали все вплоть до соленых зеленых  помидор,  как вдруг с улицы, через открытое окно  послышался голос дяди Пети:
 - Где эти проклятые недорезки — рыбаки? Чтобы им пусто было, чтобы я еще хоть раз с ними связался. Да не в жизть!

Тут уж не до помидоров. Сашка быстро в сени, через забор и ползком между картофельных борозд добрался до проулочного забора, перемахнул через него, только его и видели. На следующий день Алька ему рассказал:
- Мост-то где мы с тобой рыбачили, оказался совсем не тот.  Он никогда и не горел, а который горел, находится в другой стороне. Папа до него добрался, искал нас повсюду, кричал, таскал за собой по кочкам свой мопед, ноги все сбил и вдобавок втулку колеса сломал. Обратно добирался пехом, без рыбы, но с большим желанием надрать нам уши, а может еще что-нибудь.

- Досталось тебе, небось, за двоих? - спросил приятеля Саша.
- Было дело. Ничего, это же не впервой.
В подобных приключениях проходило каждое беспризорное лето. Однажды решили  свободу друзей ограничить, и определили их в летний лагерь отдыха при школе. Подробностей этого отдыха уже забылись, вероятно, ничего выдающегося, так как не запомнилось. Отложились в памяти только частые переходы через весь поселок из одной школы «маленькой» в другую «большую», скорее всего от нечего делать. Шагали не просто так, как показывали в кино отступающих солдат, а торжественным маршем со знаменем, под звуки горна и  дробь барабана.

Алик, как рослый мальчик, был знаменосцем, а Саша – барабанщиком. И вот однажды, когда друзья под знаменем и под треск барабана возвращались домой, а им  разрешали пионерские святыни забирать на ночь домой, в проулке им повстречался бык из поселкового стада. На усталого  животного, которое возвращалось домой, красное знамя, и барабанный шум подействовали крайне отрицательно. Он вначале заревел, забил ногой о землю, а затем ринулся на шустрых пионеров. Они только-только успели с большого разбега перескочить через забор соседского огорода, как бык уже бодал изгородь. 

После кратковременного, но сильного испуга пионеры долго смеялись и не только в тот раз, но и много позже, когда вспоминался этот случай.
Бык для Саши был близким животным. Дело в том, что в его обязанности входило встречать  и провожать корову в стадо. Чаще выгоняли скотину в загон у карьера, иногда в сторону лесозавода. Бык присутствовал в обоих случаях и своим ревом наводил  на Сашу тревожную жуть. Быку он тоже определенно не нравился и один раз ему пришлось даже забираться на дерево, чтобы не попасть на его рога. Забот с коровой хватало. Иногда она пропадала и ее приходилось долго искать в лесу. Бывало и такое, что никак нельзя было ее загнать домой.
 
 -Да, она же тебя и в хвост и в гриву, - смеялся поселковый, без левой руки с войны, пастух дядя Степа.
 -Легко ему с длинным хлыстом, которым он щелкал-стрелял как из ружья, - злобился Саша. Попробовал бы сам загнать эту прорву с легким прутиком. Однако, порядком натренировавшись, Саша однажды пригнал домой чужую корову.  Мать зашла в стайку доить Чернушку, а там живность совсем чужая. Вот смеху-то было!

Перед армией Алик Бурмакин жил уже не на Крупской, а на Клубной улице. Однажды, когда я зашел к нему, он предложил пойти на охоту. Выпал снег, и по мнению Олега имелся шанс выгнать зайца, благо что лес рядом и охотничий пес в готовности. Настроение собаки совпадало с нашим. Прошли всего немного, свернули с дороги в перелесок и на одной из полянок увидели заячьи следы. Собака взяла след, заскулила и рванула в ближайшие кусты. Прошло минут 5-6, мы стояли и слушали все удаляющий лай. Олег, как главный специалист-охотовед решил
:- Ты стой здесь, - поручил он категорически мне, -  и жди, когда заяц пробежит положенный ему круг и снова появиться на поляне. Так положено, сказал Олег, а сам пошел по следам.

 - Раз положено, какие вопросы, - ответил ему я и стал ждать.
 Прошло еще минут 15, собака продолжала вдалеке тявкать. Ни зайца, ни собаки, ни Олега. Устал стоять и решил пойти на лай, но не по следам, а с другой стороны предполагаемого круга, как бы навстречу. Пройдя метров 300 по сугробам, увидел вдалеке на пеньке сидящего зайца. Может, это был и не тот заяц, которого преследовали, а совсем другой. Настало время не думать, а стрелять. Прицелился, нажал на курок, раздался положенный выстрел. Когда развеялся дымок от пороха, долго рассматривал пенек,  все что находилось рядом с ним, но зайца не увидел. Когда подошел поближе, в глаза бросились красные крапинки на снегу. Как охотники говорят, попал, да мимо.

 Собака продолжала вдалеке лаять, и я двинулся на звук, надеясь найти Олега. Как вновь появился беляк. Он бежал навстречу по тропке в мелком ельнике. Этот наверняка бежал от собаки. До зайца метров 20, ничего не оставалось сделать, как нажать на курок. Снова дым. На этот раз попал, да так, что весь заряд дроби вошел в косого.
 Мама, как староверка, отмахнулась обеими руками и отказалась заниматься добычей, и я двинул в соседи к Володе Пивко. Сняли шкуру, а из остального сварили уже в Свердловске в общаге «струх», так студенты называли коллективное варево «из всего что есть съедобного».

Олег тоже пытался получить высшее образование в Горном институте, но не получилось, не одолел он и Лесной техникум в Талице, куда его по связям направил отец.
Петр Георгиевич Зорин ушел из жизни рано. В один год с матерью Саши.  Досталось им от жизни с перебором, не каждый выдержит. Сестра Петра Галина, проживающая по - прежнему в Крыму, поедет к нему на могилку. На одной из станций, где-то около Волгограда, сорвется с подножки вагона и попадет под рельсы. Без ног проживет совсем не долго. В таких случаях говорят: «Брат позвал сестру к себе».
Случилось это в августе 1969 года. Олег уже пришел из армии. Служил он в вертолетных частях на Украине, пройдя подготовку в Нижнеудинске. 

Он часто вспоминал про службу, как их вертолетный учебный полк из Нижнеудинска перебросили в Вышний Волочек, где раньше стояла танковая дивизия, а ее на их место, поближе к китайской границе. Жить на новом месте офицерам было негде, и они взялись перегораживать огромные танковые ангары фанерой, ставить буржуйки. Как в фильме «Офицеры». Столько лет прошло, а порядки не изменились. Так и продолжали с Гражданской войны все время обижать и притеснять военных, утверждая, что так нужно для дела.

На самом деле, чистой воды обман и сплошные злоупотребления. Превратили офицеров в пешки. Раньше при царе батюшке с господами так себя не вели, давали квартирные деньги. Вспомнил Саша себя, как полтора года лейтенантом ютился с семьей в деревенской избушке на птичьих правах.
Валя Мартьянова, выпускница Камышловского медучилища, с которой Олег подружился еще до армии на Малышева,  дождалась его, они стали жить вместе и на следующий год у них родился сын Юрий.

Олег после армии жил в поселке Рефтинском, в общежитии. Валя, его супруга, еще училась в мединституте, а сын их Юра находился у бабушки в Ялунино, под Камышловом. Выяснилось, что тесть Олега, Валин папа и бывший ветеринар, трудился в Камышлове в воинской части на сборном пункте и собирал всю сданную одежду на тряпки. Бабушки Мартьяновы из этих тряпок ткали половики.
Тогда Олег заведовал физическим воспитанием в Рефтинской спецшколе для трудных детей.

-Они же были совсем разные! -возмущался Олег, - а их всех до кучи. У одного до  десятка приводов, а у другого только школьные нарушения. Подумаешь неделю не ходил на занятия, а отец его к нам определил учиться. Вот они и учились друг у друга.
Сергей Чащин, с которым они трудились на педагогическом поприще был старше Олега на девять лет, но характеры у них оказались сходные – все что-то мастерили и имели тягу к поэзии. Однажды взялись оформлять этажи в училище. Справились и получили от Министерства трудовых резервов по 220 рублей. Обрадовались, но когда узнали, что за их работу директор себе определил сумму поощрения в несколько раз больше, обиделись.

-Кормили в школе хорошо, - признавал Сергей, - плохо только, что в группах, а их было девять, за воспитателей, в основном, были женщины.
- Зато весело время проводили, - продолжал Олег, - женский коллектив сближает.
- Поселок Рефтинский не Малышева, - заметил он - его строили две мужских и одна женская колонии «химиков, порядок был еще тот, нарушений хватало.
Так, в спецшколе случился бунт. Дело произошло в поселковом кинотеатре. Кто-то закричал, что их командира задержало поселковое отделение милиции. Все бросились его спасать. Пришел директор и после долгих переговоров, задержанного отпустили и тогда все строем и даже с песней пошли в школу.

Тогда же за разговором выяснилось, что Олег после спецшколы одно время ремонтировал радиотехнику на Малышева, потом, скорее всего не без помощи брата Юрия, оформился в МРУ мельником на фабрику, заодно посматривал за компрессорами и получал неплохо.
- Это что, - заметил он, - тогда у нас появился «левый» карьер — участок по добыче тантала. Меня туда перебросили. Дело было выгодное, но по государственному не законное, так как имелось распоряжение по комплексному использованию минеральных ресурсов, а мы извлекали только тантал.
 
- Настучали, конечно, и нас прикрыли, а мы надеялись премиальные в конце года получить. Увы, не выгорело. С тех пор я и перешел в киповцы, только начали новую фабрику возводить.
Клавдия Петровна еще долго врачевала на Изумруде и ухаживала за сыном и внуком, вскоре появилась и внучка Оля. Саша, как ушел в армию, так со службы и не вернулся, стал военным и каждый год приезжал на родину в отпуска. Приезжал и Олег к нему с супругой и детьми на разные рубежи границы.

Как-то позвонил Олег, сообщил о нахождении супруги Валентины в Алма-Ате на курсах усовершенствования врачей, назвал телефон кафедры, учебного отдела и просил найти Валентину через некую Тамару Ивановну, секретаря института. Почему ее надо искать, ведь у нее был Сашин телефон? В конце концов, позвонил сам и через посредника в их организации договорился о встрече. Она состоялась. Ходили в ресторан с национальной кухней, С местами помог коллега по службе Марат Байгарин. Немного выпили, закусили и  даже танцевали. Долго разговаривали о жизни в родных местах.

На следующий день она уже уезжала и Саша ее провожал. В аэропорту, вручил презент Олегу - коробку с рогами горного козла с Мургаба. Впоследствии Олег часто вспоминал, какие ему жена привезла с учебы ветвистые рога.
В лето 1994 года Олег с Валей отдыхали на Исык-Куле, когда Саша служил в Киргизии, в Нарынском погранотряде. Первый раз были на озере в санатории «Киргизское взморье» в прошлом году. Тогда он их не встречал, а ездил к ним провести время. Проводили его вместе с Володей Косенко с Пржевальска и директором санатория Виктором Гусевым. Хорошо посидели, Володя с надрывом, как только он умеет, пел песни Высоцкого. Уехали в тот раз Бурмакины самостоятельно, так как отдыхали по путевкам.
 
Запомнился рассказ Олега как он нагрузился фруктами и банкой с медом и еле-еле сел в поезд на Свердловск..
-Руки отвалились, - вспоминал он каждый раз, когда заходила речь о Бишкеке.
В этот раз он прислал телеграмму «Встречай», но перепутал сроки, и Саша прождал его в бишкекской гостинице ровно сутки. Водителя Жору с машиной на это время отпускал к родственникам переночевать и отдохнуть.

Двигались в Нарын, к месту службы Саши. по горным участкам в сложных условиях видимости. Валя Бурмакина охала на каждом повороте и резких спусках. И потом, «Жигули» у Жоры были еще те. Побитая, стекла в трещинах и внутри не самый люкс.
 С сотрудницей таможни Люсей Молдолиевой, супругой Орозбека, с которыми Саша познакомился в Нарыне, ездили на границу, на Торугар. Посмотрели горы, границу, таможню, покушали местных шашлыков, побывали в настоящей киргизской юрте в гостях у знаменитого чабана, участника войны, который хорошо помнил старые порядки.

Пили чай, кушали мясо, женщины и дети только успевали подавать пиалы и заваривать терпкий напиток. Было кое-что и покрепче. Хозяин вспоминал, как к нему приезжал погостить большой военный начальник. Им оказался командующий Среднеазиатского военного округа генерал Лященко.
Выяснилось, что отец генерала в свое время работал на конезаводе в Чон-Урюкты, в районе Чолпон-Ата. Все его шестеро сыновей любили лошадей. Хозяин при этом заметил:
-А конь, - он человеку не персональная машина – он, как друг.
 
Он же рассказал, что директор упомянутого конезавода Рапопорт в 30-ые годы посадил знаменитую аллею тополей по пути от Чолпон-Ата на Пржевальск. Умер он в Риге в 1952 году, а аллея до сих пор украшает берег озера.
-Вот так, каждый из нас должен оставить след, - заметил аксакал, - а иначе всякий смысл жизни теряется.
В областном городе Нарыне посетили все достопримечательности. мылись в разных банях, и прежде всего в отрядной. Отдыхали на Салтынкере, в замечательном природном парке Тянь-Шаньских гор.

Еще заранее, через Орозбека Молдолиева Саша договорился об отдыхе четы Бурмакиных на базе колхоза в Покровке, у озера. Председатель колхоза Балыбин был хорошим знакомым Орозбека Молдолиева, так как последний одно время  проживал в Покровке (Джеты-Огузский район).
Главной достопримечательностью базы являлся целебный источник, на котором Олег намеревался лечить свое больное колено. Отдохнули Бурмакины хорошо. Загорели, поправились на экологически чистых харчах.  Частенько вместе с Балыбиными ходили за грибами и помогали им готовить запас на зиму. В Бишкеке Бурмакиных провожал офицер отдела Саши майор Турумбеков. С билетами было трудно, но он подключил все рычаги и гостей благополучно отправил.

Олег рассказывал об этом, когда однажды садили у него картошку и жарили карасей. Он также вспомнил, как садил с семьей Саши картошку на дальнем огороде за школой.
 - Тебя не отпускали, пока не посадим, - смеялся Олег, - пришлось помогать, я садил с дядей Христофором, а ты — с мамой. По его памяти у нас на посадку уходило 48 ведер. Все может быть, как ни как 12 соток земли.
 У Олега посадил только 5 ведер. Он придумал свою систему посадки – грядами. Проходы не между рядами, а через три. Землю между рядами еще с прошлого года, чтобы не росли сорняки, заложили газетами. Осенью ее не убрали и вот пришлось ее собирать, разводить костер и жечь.  Пока трудились, Олег рассказал, как их в садике поили рыбьим жиром. Всех усаживали на скамейку, человек тридцать, и заставляли открывать рот.

Вспомнил и Саша как мама его этой гадостью потчевала.
По матери у Олега были дядюшки: Виктор и Павел. Виктор погиб на войне, был летчиком, до службы окончил горный техникум. Павел не воевал, жизнь прошла в Алапаевске. Из семи детей деда Бурмакина, у четырех было высшее образование. С наследниками дело обстояло хуже – дети были только у Зины, Оли, Елизаветы и Клавдии.
У Жени Бурмакина, сына тети Оли, папа был гидрографом и погиб на войне.  Женя учился в Политехническом институте, как и отец, на химика. Его сын пошел по стопам отца. Все хорошо, но попал в драку, получил черепно-мозговую травму и повредился в разуме. Перестал ориентироваться, не мог найти дорогу домой. Вот такое горе. Трудится на дому. А жили они в Свердловске на улице Челюскинцев, в старом сталинском доме. Саша бывал у Жени в гостях.

Олег одно время поддерживал тесные связи с Геннадием Мартюшевым, участковым милиции на Малышева. Однажды он с ним и его старшим братом Анатолием ездил на их родину в вятский край. В вагоне всех достали цыгане – по всем полкам развесили сушить пеленки. Кое-как добились прекратить это «мочевое насилие». Цыганки, тем не менее, не отстали и стали предлагать карты с голыми женщинами. Цыганки больше походили на рабочих лошадей. На станции, куда они прибыли, мужчины нагрузили их сумками и рюкзаками, а сами пошли налегке.

 - В вятской глубинке тоже свои нравы и законы, - заметил Олег, спиртное во время сенокоса продается только с разрешения местных властей; хлеб в село, где они остановились, привозили по норме, согласно утвержденных ранее списков; пили местное пиво, настоянное на хмелю и дрожжах. Голова от него светлая, а ноги не ходили.
-На следующий день картина менялась, - со смехом вспоминал Олег, - голова с похмелья болела, а ноги готовы были бежать на все четыре стороны.
 Внимательно слушали историю про удилище, которое, по мнению вятских рыбаков, если оставить в кустах в лесу «украдут», при этом Олег делал ударение на «а». Рассказал Олег и про разбитую дорогу в деревне, так, что соседи не могли перейти друг к другу через улицу и обходили за 200 метров. Запомнился ему и случай про речную плотину. Однажды вода поднялась и плотину прорвало, вода снесла мост, через который гоняли скот на пастбище – утром коров угнали, а вернуть вечером никак не получалось. Пришлось живности и деревенским жителям изрядно помучиться.
В вятской бане Олег мылся по-черному. В ней накануне коптили свинину и полки блестели от жира.

От вятских историй Олег перекинулся на шашлыки в Анадыре, точнее на их расценки: по 18 копеек и 18 рублей. Продавцов спрашивал:
- Почему такая разница?
- Да, потому что первые без лука.
Вот какие парадоксы! Везде чего-нибудь не хватает. На материке - красной рыбы, а за полярным кругом – лука и картошки. Где же лучше? «Лучше там, где нас нет», - говорила мама.
Дошла очередь до анекдотов. Первый Олег рассказал про Фурманова, как он объяснял красноармейцу, что такое демократия.
- Можешь смело выступать на митинге, говорить, что думаешь и что хочешь, и ничего тебе за это не будет: ни коня, ни шашки, ни револьвера.
Еще он вспомнил про трех мужиков, оказавшихся в океане на острове. Рядом был еще островок и вот однажды на нем обнаружились женщины. Молодой мужчина сразу нырнул и поплыл в их сторону, Тот кто постарше заявил:
-Захотят, сами приплывут.

У третьего было свое мнение:
-Зачем плыть, их и отсюда хорошо видно».
Рассказал и про маркшейдера:
- В кадры на шахту приходит молодой человек с целью устроиться на работу. Первый вопрос:
 - Кто такой. Прибывший отвечает:
 - Маркшейдер. А ему в ответ:
 - Вижу, что не Иванов.
Договорились с Олегом ехать на рыбалку. Распределили задачи: Шелудков варит пшенку, Олег покупает насадки, за мной пирог. Олег вспомнили анекдот про рыбалку деда с внуком.

- Где внучек наша каша, пора бы рыбку подкормить.
- Да нет ее дедушка, я ее уже съел.
- Так, ведь у нас милок где-то хлеб был. Замочим и подкормим, а то совсем не клюет.
- Да я и его съел дедушка.
- Ну что же делать внучек. Тогда доедай червей, и поедем домой.
Мы, помнится, процесс рыбалки начали с купанья, продолжили застольем на веранде. Когда устали кушать, вспомнили о рыбалке. С трудом вывели на воду лодку, которая по утверждению Олега рассчитана на 420 килограмм. Нас четверо. Мы с Сашей Шелудковым по 80 килограмм, а Олег с  Юрой потянут на все 260. Как раз норма
К дню рождения Олега Саша сочинил стишок:

Хоть и трудно было жить,
В изумрудном детстве.
Научились мы дружить,
Быть всегда в соседстве.

Пожелаю я тебе,
Как всегда здоровья.
И для дальнего пути,
Всякого подспорья.

Он же взял и заболел. Когда из госпиталя выписался, а это было в 2012 году, настроение улучшилось. Рассказал два анекдота на медицинскую тему. Первый, как господь Бог помог инвалиду и сделал его ходячим, но даже давления не промерял. Второй как больной хвастался перед врачами, что уже прожил два года после операции, хотя давали не больше месяца. Ответ врача:
-Значит неправильно лечили.

Олег часто вспоминал, благо что память хорошая, об отце, о том, как Леспромхоз выполнял планы и как у отца случился конфликт с директором Лугининым, который разрешился с помощью главбуха «Ураллес». Тот якобы заявил молодому директору:
- Слушай старого бухгалтера, он плохого не посоветует.
 Когда не стало дяди Пети в Леспромхозе был процесс, связанный с молодой бухгалтершей. Она, когда проводилась очередная ревизия и обнаружились недостатки,  заявила, что так делать ее научил Петр Георгиевич. Ее не посадили, дали условный срок.

Дела тогда творились разные. Дядя Петя домой приносил в месяц по 120 руб, а когда болел, то ему, со слов Олега, передали за два месяца 600 руб. Леспромхоз в то время процветал, велись большие выруба под Белоярскую и Рефтинскую гидроэлектростанции.
Когда однажды ужинали у Олега, он вспомнил об отце:
-  В 1953 году он приехал в Свердловск и забрал нас в Сибирь, на Бирюсу. Там жили с братьями все вместе. Что-то не получилось и вернулись на Урал. В Леспромхозе он вначале работал нормировщиком, а уж потом стал бухгалтером. Сохранились письма ребят ему в лагерь. - Отец у папы был лавочник. Когда лавку у него отняли, он лишился рассудка и пытался папу, непонятно по какой причине, зарубить топором. Его арестовали и сослали, реабилитировали только в 1963 году после многочисленных ходатайств папы и тети Гали. В доме деда звали Гоша.

- Когда я пришел из армии, - продолжил Олег уже про себя, - меня хотели женить на Наташе Михайловой. Она жила у нас и уже мыла полы на правах хозяйки. Вот такие брат дела. А я ей от ворот поворот.
Олег вспомнил историю с дальним родственником Московского секретаря партии Загорского.  Секретарь погиб от бомбы эсеров, его именем назывался город, которому недавно вернули старое название - Сергиев Посад, Какими путями племянник Загорского оказался в наших краях, трудно сказать, но жил, как оказалось, в нашем поселке на ул. Мопра.

 Так вот, в 50-е годы он записался на целину. Жене сказал, что построит там свой домик и даст знать. Дом не построил, нашел себе другую женщину и каждый день ходил на свадьбы, потому как был хорошим баянистом.
Он еще в партии состоял, но на целине никому об этом не сообщил. В итоге, приехала жена, были разборки, получил партийный выговор и вернулся домой. Олег с ним познакомился на рыбалке. Рыбачили тогда еще с берега, заходили подальше в воду в болотных сапогах. Однажды при поклевке у этого «племянника» сорвалась с руки удилище. Он потянулся за ним и оступился в яму. Пришлось его спасать и отогревать, так как был уже октябрь. Не спасли только шапку, удочку и трубку, что он курил. Уже дома отогревались самогоном. Бабка за ним ухаживала, а он все на нее покрикивал. Спасатели, в том числе и Олег, заходили к нему еще неоднократно, и все угощались за его здоровье домашним напитком.

С Олегом вспоминали детские игры: в чижа, в лапту и как мы однажды мчались без тормозов по улице на мопеде. Заговорили про местную пивнушку.  Олег даже вспомнил имя и фамилию хозяйки этого заведения у Свининки - Лена Бок,
- Ее муж, дядя Вася работал в Леспромхозе и жили они на 1-й Садовой. Пивнушку закрыли по санитарной части. Установили, что в пиво попадала вода из соседнего пруда, - заверил Олег.

Слушал Саша рассказ Олега про бабушку, - настоящую по стати сибирскую женщину, которая больше всего любила младшего сына Володю, что жил в Мариуполе. Олегу сразу вспомнился борщ со свининой, которым его угощали, когда он был у дяди в гостях
- Ты что сало то выложил, - спросил дядя племянника.
- Да, я не ем сало так много, - ответил Олег
 - Ну, тогда давай его мне.
 Дядя был прорабом и работал на стройке в Симферополе, уезжал туда на 3-4 дня. Супруга его заведовала пивзаводом. Олег с ней ходил на рынок и наблюдал как на юге торгуются.

-Да разве это сметана, - возмущалась жена дяди, - чистое молоко. И так у каждой лавки, где случались покупки.
- У нас не торгуются, берут за что предлагают, - подвел итоги он.
- Приучили не спорить, да и выбор был не большой, бери пока есть, - согласился Саша.
На следующий день позвонил Олег и пригласил в баню. Много говорили об армии, о Шойгу. Олег критиковал всех и вся. Александр пытался армию защищать.
Олегу особо близким был брат Борис, который служил в Германии. По увольнению он нигде толком не устроился, не учился и время проводил в местных компаниях.  Олег частенько в окно выносил ему картошку покушать, когда он гулял допоздна.
-Это он проиграл мой велосипед братьям Осиповым в карты, - вспомнил Олег.
 
Спустя год Олег был у Саши в гостях на Севере, в Никеле. Приехал и привез сына Андрея, что жил у матери.  С помощью местного жителя Жени Назарова организовали поездку на рыбалку на озеро Наутси, где у него уже был свой домик и строилась баня. Первоначально выехали на его "Ниве" и на УАЗике. От конечного пункта до озера вещи таскали на руках, затем на лодке к месту стоянки. Красота, тихо, кругом не души.

Порыбачили, покушали и Александр с Андреем вернулись домой, а Олег, Женя и его сын Андрей с приятелем из Никеля остались добывать рыбу. Дорога сплошные камни-валуны. Раньше в этом месте рубили лес и вывозили через пункт упрощенного пропуска (ПУ "Виртаниеми" в Финляндию. Лес кончился, по сторонам выруба и болота. Очень жарко. Начались пожары, в том числе рядом с Никелем.
В Никеле ходили с Олегом на водопад на речке Шуонийоки, название переводится как «Болотная река». Водопад падает с высоты 8 метров, берега скалистые. На следующий день жарили шашлык у озера Куэтсьярви.

Перед отъездом Олег рассказывал, как заезжал к Сашиному отцу в деревню.
-Захожу, значит, а он сидит на кухне, напротив печки, греется.
- Добрый день дядя Христя! – говорю я ему.
- Здорово, коль не шутишь, - слышу в ответ. - Садись покурим.
- Можно и по чарочки, я вот захватил. Или нельзя?
- Отчего, можно, только на закуску одна картошка.
Он вставал, шел в кладовку к холодильнику и нашел там кроме картошки колбасу и тушенку. Выпивали помаленьку, говорили про родных-близких, про их здоровье, а потом я откланивался, ссылаясь на занятость и дорогу.

Когда Саша определился со службой в Питере, Олег приезжал с сыном Юрой. Первый день гуляли по городу. Вечером с помощью командира полка связи полковника Новожилова организовали баню в полку.
 После помывки на полковой машине с «экскурсоводом» Новожиловым выезжали в Разлив к шалашу Ленина. Было поздно и закрыто, но мы попросили разрешения заглянуть на минутку. На следующий день отправились автобусом в Ивангород. Там нас встретили организаторы рыбалки на реке Нарове майор Фатуев и прапорщик Крупа, знакомый Саше  еще по Алма-Ате. Саша устроил гостей и домой, а Бурмакины остались рыбачить.
По возвращению они рассказывали как ходили на экскурсию в Ивангородскую крепость.

Оказывается, что впервые Россия «прорубила окно в Европу» в Ивангороде, а не Петром в Петербурге Псковская летопись гласит» «…. В 7000–м году прислал благоверный князь Иван Васильевич Всея Руси воеводы своя и повелел поставити на рубежи близ моря Варяжского на устии Наровы реки во свое имя Ивангород и оттоле пересташа немцы ходити на Русь…».
В каком году, уже не помню, Саша с сыном Андреем встречали Олега в Питере уже с семьей. Нынче он приехал с супругой Валей и внуком Пашей не на рыбалку, а отдохнуть в Сестрорецке и посмотреть город на Неве. Для этого по сходной цене Саша приобрел им путевки в дом отдыха. По приезду все вместе ходили купаться, гуляли по парку, играли в теннис и бильярд. Вечером организовали застолье.
После активного отдыха, года через два у Олега случился инфаркт. Саша звонил ему в больницу, в Свердловск, позже в санаторий «Чудское озеро», где он проходил профилактику. Слава Богу, все обошлось.

Как-то с Олегом копали огород. Погода замечательная, копали и загорали. Вспоминали Толю Никитина, который на 60 лет подарил Олегу мосток с витыми железными узорами через огородную канаву. Вот он, рядом, а Толи нет.
Закончили копать  со стороны бани, проборонили, сделали проходы. Саша записал анекдот Олега: «один еврей-торговая точка; два — чемпионат мира по шахматам; три — симфонический оркестр».
Если Олег начал разговор, тут уж его не остановить. Долго слушали его про тот, как он отдыхал в Египте, что ел и как спал. Чаевые раздавал по одному доллару. Перешли на Израиль, на Валеру Гринберга. Он раньше работал сварщиком в ГРП и особо не напрягался. В Израиле труд без перерывов, надо отрабатывать кредиты. Жить красиво не запретишь. Это одна сторона медали. Другая — для этого надо крутиться как белка.

 Обедали, много говорили про Китай, Монголию, в которую его когда-то хотели отправить в командировку. Брат Юра тогда руководил предприятием, а в Монголии за старшего был его однокашник по институту Залесский. В то время там больше ценились не Олеги-киповцы, а Валентины-врачи, на которых местные жители буквально молились.
Олег вспомнил про то, как отец с Малосаем с Шамейки делали домашнюю колбасу, в том числе кровяную. Какую колбасу отец привозил со Свердловска, когда бывал там в командировках, и как однажды, когда все спали, он залез в холодильник и съел палку ливерной колбасы.

- Такая была вкуснятина, - проговорил он со слюной, - не оторвешь. А что сейчас? Не запахе, не мяса и это все мы едим.
- Да, согласился Саша, - хоть и мало было продуктов, зато настоящие. И я вспоминаю тогдашнюю докторскую и любительскую с жиринками колбасу.
- В магазинах пусто, а на столах и в холодильниках все есть, - уточнил Олег.
Пили чай, закусывали шпротами и сыром, играли с котенком Дорик. Бывший Темка у Олега погиб, что-то съел. Разговор зашел о раненых на войне. Олег вспомнил школьного учителя Петра Алексеевича Елькина, а я Алексея Мартьянова, отца нашего друга детства Володи. Тут Олег поведал, когда они его спасали на праздник День Победы:

Мы с Вовкой сидим у него дома. Проходящая мимо окон женщина и говорит нам:    
- Идите спасайте вашего отца у магазина.
Мы побежали и у мостка возле болота обнаружили дядю Лешу вдрызг пьяного. Давай стараться взвалить его мне на спину. И так и этак, - не получается. Я не выдержал и говорю ему:
-Руки подыми и меня за шею обхвати. А он: «
- Что, руки поднять!? Да я вас в бога и душу мать.
 Все-таки мы его уговорили и с трудом домой доставили.
А еще был такой случай, дядя Леша на новой машине поехал на рыбалку, а его там сильно избили, - добавил Олег.

-Куда и зачем поехал, он же никогда не рыбачил, да и Володя друг тоже, не помню, чтобы этим делом занимался, - проговорил Саша.
-Это раньше, да, а когда он женился и жил на Малышева рыбачил и даже охотился, -пояснил Олег. - К этому делу его привлек свояк, муж сестры его жены. Однажды мы охотились вместе, а дело было так:
«Сели на мою машину старый Жигуль и поехали в сторону Питьевого на Малый Рефт. Добрались, Володя достал бутылку и предложил выпить за удачу. У меня тоже была чекушка, уговорили и ее. Оставили машину и вперед. Утро, туман, ничего не видно. У нас под носом взлетел глухарь, мы стреляли, но не попали. Когда туман рассеялся Вовка подстрелил косача, а я зайца. Дело пошло, подбили еще трех косачей.
Стреляли много, но без собаки разве найдешь раненую птицу. Вроде попал, ан нет, в траву или кочку забилась. Так ходили, бродили мы с азартом по лесам и болотам, что заблудились, как возвращаться назад не знаем. Вышли на озерко, видим мужик сидит рыбалит.

Спрашиваем его:
-Дядя как нам добраться до Шамейки?. В ответ слышим:
-До какой такой Шамейки, нет тут никакой такой. -
-А где мы?» — уточняем.
-Да возле 75-го    разъезда железной дороги Реж-Свердловск.
Вот куда мы забрели.
-Что же нам делать дяденька, нам ведь надо домой, а живем мы недалеко от Шамейки, в поселке Малышева?.
-Что делать, что делать, вот скоро поезд будет идите, подсаживайтесь, до Свердловска доберетесь.
Так мы и сделали. С трудом уговорили проводницу взять нас, выручили косачи, пришлось поделиться. В Свердловск прибыли за полночь, давай уговаривать такси подбросить нас домой. «Гоните двадцать пять рубликов, на меньше не согласны», - слышим в ответ. Пришлось согласиться, хотя у нас ни копейки. По приезду занял у мамы и рассчитался. На следующий день Вовка у свояка взял мотоцикл Урал, и мы поехали за машиной. Стоит милая на том же месте, двери нараспашку, ключ в зажигании и все документы в бардачке. Вот ведь как бывает, ушли и все оставили, как на разграбление. Выходит повезло».

Однажды позвонил Олег и пригласил отведать водки под названием «Русский изумруд».
-Чего только эти проходимцы ни придумают, лишь бы продать. а чего русский человек ни придумает, лишь бы выпить, - пришла мысль Саше.
Кушали водку, закусывали, пили чай с малиной. Олег вспоминал разные разности, начиная с Анадыря, куда они ездили с Валей к ее сестре Лиде и ловлю сетями в море кеты.
Впервые услышал, как его во время перестройки не выбрали в начальники отделения. Тогда и его брата Юру Зорина не выбрали директором МРУ. Вот ведь страна дурацкая, ведь был уже горький опыт с выборами командиров полков во время Первой мировой, нет, надо еще повторить, чтобы в конец стать бестолочами.

У Бурмакиных нынче 45 лет совместной жизни и они решили повенчаться.
-Пустое занятие, только деньги на ветер, - сказал Саша этой сладкой парочке. Ведь вы же не верующие, и потому обряд, что тебе спектакль для присутствующих. Опять же расходы.
-Нет, нет! - раздались возгласы Олега, - я верующий и молюсь «Боже прости меня...».
-Маловато будет, и Бог вас не простит и на небе не распишет, -заключил Саша. Так они и не повенчались.

Тогда Александр подумал о Боге, задумался над именем Олег. Олег – значит святой, по-арабски Алик (аль) – тоже что-то подобное. Задумался и над фамилией Зорины. Наверняка, имеют персидские корни, и матерью предков Зориных была женщина Зарина, что переводится, как «Золотоцветная». Вот интересно, и первая жена у Петра Георгиевича была Золотарева. Да ведь и «Золотую Орду» кое-кто называл «Урду Зарина».

Фамилия же у Олега была мамина, и отец Петр Георгиевич расшифровывал ее так: Бурмакины — это маканые, то есть крещеные, буряты - бурмаки. Бурятом Алика не звали, а китайцем в детские годы, бывало, дразнили. Почему китайцем? Дело в том, что тогда китайская тема постоянно присутствовала. Только и было разговору о неразрывной дружбе СССР с КНР, считавшую нас «старшим братом».
 Нынче многое поменялось и нет теперь никого. Осталась только память об ушедших и о Сашиной жизни, которую они забрали с собой. Она ведь была их общая.