Человек без лица

               
               
В комнате стало совсем темно, буквы расплывались. Анна включила светильник и перелистнула еще несколько страниц. Ну, вот же она, та самая сказка со странным названием «Ноппэрапон»... Анна  впилась в отрывок  глазами:

«…Мчится паломник вниз по холму. Добежал до подножья и влетел почти без памяти в другой чайный домик. Задыхаясь, ухватился он за столб посреди домика, опомнился немного и кое-как добрел до скамейки. Смотрит: в чайном домике тоже стоит спиной к входу какая-то женщина и трудится над чем-то.
Стал он ей рассказывать дрожащим голосом про то, что с ним случилось.
– Ух, и набрался же я страху! Первый раз в жизни видел ведьму. А ты, хозяюшка, неужели не боишься жить в таком страшном месте?
  – Я-то? Вот уж нисколько,– отвечает женщина, не оборачиваясь.
– Неужели! А я так чуть не умер от страха. Стоит вспомнить, так сразу холод   пробирает.
Вдруг женщина в глубине дома спросила:
 – А ведьма эта поди на меня похожа! – и повернулась к путнику. Взглянул он  на хозяйку, а у нее тоже вместо лица – ноппэрапон – ни глаз, ни рта, ни носа, словно рыбий пузырь на шее качается…» 

Анна закрыла книгу и погладила кончиками пальцев обложку. Забытое ощущение… Книжка старая, в  обложке под текстиль,  черный фон расчерчен  крупными зелеными квадратами.  На обложке название – «10 вечеров».  Цифра «10» стоит немного особняком и крупнее, чем буквы. «Японские сказки» - на корешке.  Интересно, почему вечеров именно десять? Не пять, не шесть, не семь,  –  как дней в неделе?  Если считать единицу  рождением,   ноль – смертью,  то между ними жизнь. Десятка  –  конец и начало, символ следующего рождения… очищения кармы. И в каждом заключены все десять буддийских миров, так гласит «Учение о десяти мирах»  … так вот почему вечеров - 10?

Анна положила книгу на диван и посмотрела в окно.  В небе клубились жутковатые синие сумерки, совершенно непохожие на прозрачный сумрак, который она так любила, –  сейчас в воздухе плавала студенистая мутная взвесь, сквозь которую, словно кометы, проносились рваные хвосты тумана; иногда хвосты прилеплялись к окну, оставляя водянистые потеки, и тогда по стеклу текли крупные, похожие на человеческие слезы капли, словно само небо захлебывалось рыданиями.

 К окну прильнул особенно крупный сгусток, формой напоминавший человеческий силуэт – голова,  плечи –  и Анна невольно вздрогнула. Ее давно терзало необъяснимое, стойкое ощущение, что за нею следит невидимка, прижимаясь белым  мертвым лицом к стеклу…  Кто он?!  Она уверяла себя, что это нервы, мираж, ей просто мнится… Но не просто же так она разыскала сегодня на антресолях среди  старых книг  именно эту детскую книжку –  с магической цифрой 10 на черной обложке. Среди разных богов, демонов и чудовищ  ей нужна была именно эта тварь –  ноппэрапон…  В детстве безглазая, безносая и безгубая сущность – то ли ведьма, то ли призрак, то ли мертвец – вызывала в ней  чувство просто могильного страха. Маленькой Анне  потребовалось все ее детское мужество, чтобы преодолеть трусость и страх, трусость и страх, – и перестать бояться теней и  темных углов. И вот мерзкая тварь снова  здесь,  спустя столько лет…  Зачем пожаловал, гость?… Анна пришла в голову мысль, что если она потянет за эту ниточку, то распутает весь клубочек. Клубок ужасных  событий, которые вот уже несколько месяцев  тянутся в ее жизни – одно за другим. Не только в жизни, но даже во снах.

Анна покосилась на включенный компьютер, стоявший на столе в углу комнаты. Экран был темным, мертвым, слава богу, компьютер безмолвствовал.  Молчал с утра – ни единого звука. Ни треньканий  писем, ни звяканья мессенджеров. 
Анна  почувствовала  неимоверную усталость. Она устала. Чудовищно устала. Устала  шарахаться от каждой тени, вздрагивать от каждого звука. И  потому закрылась, как устрица в своей раковине, поставив плотный барьер – между собой и всем миром. Постепенно поток информации  извне превратился в тоненький ручек, а затем и вовсе иссяк. За одним исключением: Анну преследовал   загадочный аноним.  Она блокировала назойливого нахала,  удаляла  чат,  пару раз зачем-то переустановила  мессенджер, – но загадочный абонент с неизвестным ID  вновь пробивался через препоны,  игра в кошки-мышки  не прекращалась. Тогда Анна  решила затаиться и посмотреть, что будет дальше. Не отвечать, но и не выключать компьютер. Врага лучше знать в лицо, даже  если лица  нет.  No name,  анонимная аватарка: в сером кружке две белых кляксы: окружность на неправильной трапеции. Голова – туловище. No name, no face… no life …?      Человек без лица … безносый, безглазый, безгубый рыбий пузырь на тонкой шейке. Возродившийся призрак былого. Здравствуй, ужас из детства.

Анна  подвигала мышкой, и экран вспыхнул. Мессенджер  молчал весь день,  в этом Анна уверена, –  но  вот же оно, новое письмецо,  висит себе в чате, как миленькое. Собственно, чат –  лишь название «чат»,  переписки в нем нет, –  Анна ни разу не написала в ответ,  – и  на экране болтаются только письма от  No face, целая куча писем – прямо эпистолярный роман.  Письма приходят уже полгода,  с пугающей регулярностью. Больше всего настораживает  осведомленность  невидимого абонента. Он знает все – почти все, что касается Анны: события ее прошлой жизни, ее расписание, предпочтения в моде,  иногда будто мысли читает. Но как?! Может, просто следит –  через камеру, микрофон, экран, клавиатуру?…  хотя камеру Анна давно заклеила скотчем. И всегда комментирует  свои откровения с издевательскими прибаутками.
Сегодня он превзошел себя.

«Милая Анна! Позволь называть тебя так. Мы уже столь близки, что  я могу позволить себе маленькие вольности. Я вижу, что нравлюсь тебе все больше. Хотя ты не ответила мне ни разу,  я чувствую, что ты  неотступно думаешь обо мне, и стала приписывать мне некоторые черты и качества,  даже не видя меня. Какая очаровательная самонадеянность! Смею заверить, ты никогда не разгадаешь меня. Не стану отрицать твою женскую привлекательность, но вовсе не она предмет моего  внимания… у меня на тебя совершенно иные планы.  К тому же меня забавляют наши  игры, я ведь знаю о тебе почти все – я даже могу угадывать твои мысли… К примеру, могу сказать, что  ты делала вчера… ты печатала свой дневник – и там было много размышлений обо мне! Ты даже посвятила мне стихотворение. Какая честь! Но прошу, не пиши больше стихов, они дурны и неумелы. И не стоит искать в моих письмах загадки. Истина рядом,  ты даже представить себе не можешь, как ты близка к ней… Но мне приятно, что ты думаешь обо мне. Да следующего «свидания». Постараюсь развлечь тебя новыми «байками» о твоей жизни.
Прощай, мой ангел, мы все больны – кто чем (попробуй-ка угадать, чьи это слова  –  и что я хочу тебе  этим сказать?...)
Если не угадаешь, то гугл тебе в помощь…»

Все послание было испещрено гнуснейшими смайликами, фиглярскими фигурками и значками, добавлявшими яду излияниям незнакомца.
Анна едва не задохнулась от ярости. Однако ярость сразу сменилась страхом, – безликое чудовище с абсолютной точностью перечислило то, чем она занималась вчера. В самом деле, вчера она писала – вернее, печатала на компьютере –  свой дневник – в том числе свои мысли о нем, No face–No name , - и да, пыталась писать стихи… Негодяй, к сожалению, прав, вирши вышли школярские и неумелые. А  эта фраза про то, что истина близко?  Очень многозначительно…  не означает ли это, что пафос  призван скрыть нечто явное и очевидное, - то, что лежит на поверхности? Возможно, они даже знакомы? Кто он – человек без лица  –  маньяк, садист,  убийца или просто мерзавец?..

Анна нервно выключила компьютер прямо через  кнопку «пуск», не заботясь о безопасности техники. Нет, сегодня она не позволит  этой пиявке сосать ее кровь, сегодняшний вечер она посвятит себе – ей нужно подумать, хорошенько подумать о многом. О том, что творится  в ее голове  –  и в окружающем мире  с прошедшей весны…

Анна покосилась на чернильное окно, без малейшего проблеска света – ни звезд, ни луны, и фонари не горят… В кромешном мраке ей вновь почудилось водянистое безглазое  существо, прижавшееся к окну: оно внимательно наблюдало за тем, что происходило в комнате. На подоконник вспрыгнула кошка и тоже уставилась в окно – шерсть на загривке у нее встала дыбом, кошка негромко, но угрожающе  зашипела.

 
Да, безликая тварь не ошиблась. Уже несколько месяцев Анна вела дневник, – записывая в нем не только события реальной жизни, но и свои сны. Сны были вовсе не сны – скорее,  обрывки  жизни, только происходящей не здесь, в ее родном городе наяву, – а каком-то другом, хотя очень похожем месте. И там Анна проживала вторую жизнь.

 Кошмары мучили ее с весны –  уже полгода. Стоило Анне прислониться к подушке, как  ее, словно вихрем, уносило в другой, колдовской мир, живший по своим магическим законам.  Но там все было страшнее, чем наяву, ибо сейчас там властвовало воплощенное Зло.  Оно пришло весной – из Смежных миров, а может,  из самых глубин бескрайнего Космоса…

Пока оно только пробует жертву на зуб, испытывает на прочность,  откусывает кусок за куском, –  и если не получит отпора, то сначала выпьет энергию жизни,  затем высосет, выгребет все полезное, – и  уйдет затем в другой мир, чтобы так же выпотрошить его, оставив после себя кусок безжизненного шлака, комок грязи, некогда бывший прекрасной планетой, несущийся в необъятном космосе.
Красивая была Земля...

Но сновидения не были отделены четкой границей от реального мира, в котором протекала повседневная жизнь Анны,  и события  странным образом перекрещивались и перетекали друг в друга, так что порой невозможно было понять, что первично, а что вторично. Зло все чаще и чаще просачивалось в  явленный мир, пропитывая собой  и отравляя ядом настоящую жизнь.  Так что, проснувшись, Анна порой долго лежала, пытаясь сообразить, где она в данный момент – все еще внутри сна или  уже проснулась – и находится здесь, на реальной Земле…

Были, правда, некоторые вроде бы небольшие различия, но как говорится, дьявол кроется в деталях.
Так, например, в сновидениях  дом Анны стоял не в центре города, как наяву, а на самой окраине, и окна его выходили прямо на лес, начинавшийся сразу за окружной дорогой,  на луг с уже осенней пожухлой травой, и речушку, мелкую, как ручей. Поперек  луга зигзагом тянулся глубокий и страшный овраг – идеальное место для убийц и маньяков.  А за лесом – совсем вдалеке  –  зловеще чернели кресты местного кладбища. Дом стоял у подножья холма,  так что, когда Анна отворяла все окна, дом становился открыт всем ветрам и всей нечисти, что катилась  с вершины холма в низину, в сторону луга и кладбища. Поэтому даже в зной Анна старалась держать закрытыми окна,  обращенные к склону. Больше в округе строений не было,  домик Анны был единственным бастионом на линии битвы со Злом, форпостом  и бастионом Добра, а сама она – бессменным  Часовым  и Хранителем на подступах к Городу снов.  Но она не могла понять, кто назначил ее Часовым  и что конкретно ей следует делать, а поэтому пока выжидала и наблюдала.

Зло явилось ранней весной, Анна тотчас же ощутила его  всей кожей, всеми фибрами  души. В то утро солнце поднялось над горизонтом  позже обычного, кровавое, как глаз Саурона. Зловещее Око скоро закрылось, – и мир надолго погрузился в серую хмарь, холодную и безжизненную, как в ноябре, в преддверье зимы, – хотя уже начинался апрель, когда пора оживать природе. Почки так и не набухли, деревья крючили уродливые голые пальцы, протягивая их в невнятной мольбе к низкому сизому небу, желтые клочья прошлогодней травы, вытаявшие из-подо льда, оставались сухими и безжизненными, ни одна зеленая стрелка не пробилась из скованной почти зимней стужей почвы. Бывает так, что запаздывает весна, однако сейчас все было иначе. В стылом воздухе  был разлит беспричинный страх, впивавшийся в кожу и горло иголками,  эти иголки все глубже и глубже проникали в плоть  и в мозг, вызывая приступы паники. Это ощущала не только Анна – многие  в Городе снов вспоминали 8-ю главу  Книги Апокалипсиса и ангелов, трубящих в семь труб. Горе мне, горе…  пока это было локальное зло, оно только пробовало свои силы, покусывало острыми зубками, испытывая людей на прочность. Но было ясно, что Зло не собирается останавливаться,  и, войдя в силу, расползется, словно раковая опухоль. И вот, однажды люди проснулись от страшного грохота. Выскочили на улицу – и увидели: в небе дерутся два страшных демона, синий и красный. Бились они не на жизнь, а на смерть, швыряли друг в друга огненные шары, пускали молнии и еще какие-то ослепительные лучи. Когда лучи эти случайно задевали землю, загорались кустарники и деревья, в реках вскипала вода, и мертвая рыба плыла по течению кверху брюхом…  Синий демон победил, и красный начал падать, а потом рассыпался на множество полыхавших огнем  кусков, которые рухнули вниз. Потом видение это исчезло и больше не появлялось, но к концу лета коровы стала рожать двухголовых телят, а беременные женщины преждевременно скинули плод, и вид тех недоношенных младенцев был ужасен.
Потом события стали развиваться стремительно.

Начали пропадать и умирать люди, причем не только в Городе снов, но и наяву. Это назвали Исходом.  Исход начался с Мити. Митя ушел первым. Он ушел  сразу в обоих мирах, только в реальном мире все вышло как-то обыденно, а вот во сне – во сне Анна наблюдала его Исход в деталях, покадрово, словно в кино.  И явь смешалась со сном, не разделить…

Это было как гром среди ясного неба. Балагур и красавчик Митя, любитель женщин и жизни,  в одно «прекрасное» утро вышел из дома, добрел до леса  –  лег на землю, и умер. Его обнаружили на поляне случайные путники, спустя несколько дней. Он лежал, закутавшись в плед, – словно прилег отдохнуть, да так и уснул, навсегда.  Со счастливой улыбкой на лице. При нем не нашли ни записки, ни прощального стихотворения… ничего, что могло бы пролить свет на причину трагедии. Не было никаких следов насилия, признаков отравления, наркотиков и снотворного, фатальных заболеваний органов… разве что странный темный след на груди, в области сердца, больше похожий на синяк – в форме бабочки. Однако на этот пустяк тогда даже не обратили внимания.  Митя словно приказал сердцу не биться, – и оно послушно остановилось. И только Анна знала в подробностях, что произошло в то  утро.
 
… Ночь… скоро рассвет. Митя сидит за столом и пишет что-то. За окном возникает сгусток тумана в форме человеческой головы… вот белесый туман превращается в смутное черное облачко, которое просачивается в комнату через щели в оконных рамах… облачко концентрируется в более плотные,  но прозрачно-бесформенное тело с красными горящими точками глаз… неслышно накрывает Митю со спины. В тот же миг Анна слышит Голоса – об этих таинственных Голосах потом будут ходить   легенды, но никто не слышал их так отчетливо, как Анна в своем сновидении… Голоса два. Первый – тонкий, сладкий, манящий, хрустальный, словно пение нежных сирен. Ему невозможно противиться. Второй – угрожающе грубый, повергающий в безнадежное уныние и тоску. Анна не разобрала, что они говорят. Митя спорит, – на лице у него отражается внутренняя борьба, сомнения, потом покорность, - и тут  руки его бессильно свисают, тело становится мягким, безвольным, как у тряпичной куклы. Лицо становится бессмысленным, изо рта течет струйка слюны. Как под гипнозом, он педантично  складывает в рюкзак парадный костюм – складочку к складочке, галстук, плед, новые лаковые ботинки. Анне почему-то запомнилась нелепая подробность – ботинки несоразмерно большие, просто огромные, с подошвой в рубчик, она никогда не думала, что при  сравнительно маленьком росте у Мити такая большая нога…. Крупным планом – лицо идиота. Движения заторможенные, механические, черное облачко с горящими точками глаз контролирует ситуацию…  Дальше Митя выходит из дома и идет к окружной дороге, где стоит домик Анны…тут он словно делает попытку проснуться, в глазах появляется осмысленное выражение … безумные рыбьи глаза пытаются сфокусировать взгляд… Анна распахивает дверь, чтобы броситься к Мите, но черное облачко угрожающе наплывает, окутывает ее, – и она проваливается в  черноту. Сознание возвращается к ней уже когда Митя в лесу. Он механическими движениями достает вещи из рюкзака, переодевается, надевает лаковые ботинки, складывает аккуратной стопкой снятую с себя одежду и ложится на землю, завернувшись в плед.  Черная облачко  принимает форму бабочки, и эта бабочка садится ему на грудь – прямо на область сердца. Митя судорожно вздыхает –  и замирает.  На лице расплывается счастливая улыбка.  Что он увидел – в этот последний миг? Умер «по собственному желанию», покончил с собой – или… убит?. Почему добровольно пошел на смерть?! Черная бабочка слетает с груди и исчезает.

…Очнувшись тем утром в постели, Анна подумала, что ей приснился кошмар – тогда она еще не осознала, что ее ночные кошмары с математической точностью дублируют подлинную реальность… но потом Митю нашли именно там, где он умер в ее сновидении – рядом с кривой березой, печально простершей над ним свои длинные ветви. В «изголовье» –  колючий куст, без единого листика, просто терновый венец. Плед припорошен снежком, хотя только начало октября, по всем срокам бабье лето.
Собственно, ни нормального лета, ни бабьего лета в том году так и не было – холодная весна плавно перетекла в холодную осень…

Анна  никому ничего не сказала.  Даже во сне. Что-то мешало ей говорить, как будто запечатали рот. Она приготовилась к худшему – и не ошиблась.
               
 Между тем, в Городе снов  произошли удивительные перемены. Он вдруг  провалился в прошлое века на три, а может, на все четыре,  в  воронку дремучего средневековья,  и вместо современного городского пейзажа  Анна теперь наблюдала  деревянные избы, церковки с луковичными куполами, постоялые дворы, трактиры, редкие белокаменные палаты богатых горожан. Бородатые мужики в кафтанах поверх зипунов и в грязных портах, заправленных в сапоги, вели по улицам под уздцы битюгов, запряженных  в груженные товаром телеги,  на базарах толкались бабы в сарафанах и шубах, в платах поверх шапок по зимнему времени, бойкие мальчишки торговали с лотков вразнос всякой всячиной, но основная торговля шла в торговых рядах и лавках –   мясной ряд, калашный, соляной, птичий, медовый, сурожский, жестяной, яблочный… торговали всем, что требовалось в обиходе, – оружие, кузнечные изделия,  соль, одежда,  гончарные поделки, древесина, пшеница, мука, хлеб, мед, воск, благовония, лошади, овцы, мясо,  дичь… Торговлю вели  местные купцы, но можно было встретить и заморских гостей, в их национальных платьях – фламандцев, литвинов, ливонцев, фрягов,  бухарских купцов, индусов в чалмах… однако  сильно бросалось в глаза весьма необычное смешение моды и обычаев разных веков – похоже, Город  снов  завис  вне времени, между веками.  Домик Анны по-прежнему стоял на своем месте – окнами на овраг, речку, лес и кладбище, только теперь он был сложен из бревен и украшен резными наличниками, да и сама Анна была одета  не в джинсы  с футболкой,  а в сарафан с  комнатной телогреей.

В Городе снов покойного  Митю тоже не стали отпевать в храме,  причина смерти была неясна – то ли свел счеты с жизнью, то ли  злодеи убили, то ли сам помер от хвори какой или заразы… все едино, не положено таких покойников в церкви отпевать. Но и на городском кладбище похоронить по человеческому обычаю удалось с трудом.  Бабки-ворожеи слетелись, как стая черных ворон, крича, что Митина смерть нечиста, что это дело демонов и колдунов, и усопший теперь и сам нечист…  из-за этого мертвяка, упыря и нечистика ждать теперь страшных бед,  вот придет час, когда злобный дух, пособник сатаны, которого не примет земля, выйдет нетленным из могилы и принесет всем неисчислимые беды – мор, глад и  смерть, ураганы и недород, и тень его будет бродить по свету неупокоенная … Черти гурьбой слетаются за такой душой, потому жди теперь урагана…

В самом деле, Анне было прекрасно известно, что удавленников, утопленников, опойц и самоубийц, а также не доживших века и умерших не своей смертью –  лучше всего хоронить прямо на месте смерти, и не закапывать даже, потому что земля все равно не примет, а оставить лежать лицом вниз и забросать, заложить ветками, кольями и только присыпать землицей, –  потому и зовутся заложными. Могила их все равно не удержит. Выходят они из могил, и бродят по свету  их тени. Анна видела  кресты вдоль дорог, а иногда – у рек и озер, где лежали такие покойники. Самое милое дело оставить заложных, особенно самоубийц, в болотах, лесах и горах, оврагах и топях – в крайнем случае, хоронить вблизи кладбища, и непременно за пределами ограды. Или на перекрестках, – чтобы сбился с пути заложный, когда выйдет из могилы и направится на свое место смерти или домой. Но и тогда мертвяки умудрялись вредить людям  –  по ночам выходили на дорогу и предлагали прохожим прокатиться на  лошадях – тот, кто к ним сядет, останется с ними навечно. А могли и «жизнь подрезать», и человек вскорости умирал.  Сильно могли навредить…особенно своим близким.

На том и порешили – предать Митю земле рядом с кладбищем, но за оградой. Хорошо, еще, что не свезли  на ямник, в скуделицу-божедомку, где трупы таких вот настигнутых внезапною и насильственной смертью несчастных, умерших без причащения и покаяния, складывались друг на друга, как дрова в лесу, и от мороза деревенели, –  и только весной, когда лёд растает, родственники разбирали своих и предавали земле.

 О странном происшествии стали потихоньку уже забывать… но тут-то и началось настоящее светопреставление. Как-то в Город  снов прибежали перепуганные детишки  –  на кладбище из могилы высунулась рука. Пока собирались, да пока дошли, – опоздали. Могила Мити оказалась разрыта, тела в ней не было, не было и гроба. Перепуганные горожане разошлись по домам, возбужденно обсуждая новую напасть. И только бабки-ворожеи  крестились, сурово поджав губы. Они-то прекрасно знали, что теперь будет.
   
А  было вот что: вскоре после исчезновения трупа продолжился Исход. Друг за другом ушло еще несколько человек, крепких, веселых, зажиточных мужиков.  Их нашли мертвыми в том же лесочке, точно с таким же пятном на груди – в области сердца. Теперь уже было понятно, что за оградой таких покойников нельзя хоронить, – и кого утопили в болоте, кого закидали камнями и ветками на перекрестке заброшенных дорог.

Еще спустя пару недель грянула новая беда - Нашествие: с кладбища валом повалили мертвецы. Никто даже припомнить не мог, когда такое бывало – никогда прежде покойники так дружно не вставали из  могил. Кто-то их, видимо, потревожил. Поначалу мертвяков  было не сказать, что много, но двигались они к Городу снов скопом, всей гурьбой. Некоторые были сохранны, словно тлен их не брал, разложение  не коснулось их вовсе. Другие же шли, шатаясь и роняя с костей куски гнилой плоти, в которой копошились могильные черви. Иные тащили с собой гробы, с кого-то истлевшая одежда опадала на землю лоскутьями… однако по ходу движения гнилое мясо прирастало на место, тела укреплялись, походка становилась бодрее, – и когда мертвяки добрались до Города снов, их уже трудно было отличить от живых. Со стороны можно было подумать, что это и не покойники, а просто вымазанные в земле люди, – если бы не одна  особенность. У всех не было лица. Голова   на месте, – а глаз, носа и рта нет –  ничего, точь-в-точь как в японской  сказке, подумала Анна,  когда они впервые прошли мимо ее дома. Словно рыбий пузырь на шее качается… и невозможно уже различить, кто несчастный заложный, а кто возвращенец – злобный и неспокойный покойник, решивший вернуть  свою плоть, чтобы напакостить людям.

Нет, небо не разверзлось, и гром не грянул, не заходила ходуном земля  и молния не поразила в изумлении застывших горожан, когда мертвецы вошли в Город снов.
Все было очень спокойно и оттого еще более жутко. Но всем стало ясно,  расплаты не миновать,  –   раз кто-то посмел потревожить мертвых.  Анна в то утро стояла у дома, всматриваясь в затихшее оцепеневшее поле за оврагом, когда  мимо промаршировал  отряд мертвецов. Однако Мити там них не было,  в этом она могла поклясться.

Потом мертвецы вошли в Город, рассредоточились по улочкам и переулкам, –  и  вдруг исчезли, растворились, словно бы их и не было.  Привиделось,– обрадовались горожане и побежали на кладбище, посмотреть на могилы. Но нет, не привиделось. Много могил было разрыто, разбитые в щепки гнилые гробы  были пусты.

Старухи, умевшие ворожить, вынесли свой вердикт: заложные, которых не принимает земля, ищут родственников и близких, чтобы согреться и забрать у них силу.  А вот возвращенцам нужно свое – свежая плоть, дабы  восстановить тело. Вернувшиеся после Исхода заложные были не столь страшны для людей, заложные чаще  искали только своих, а вот  злобные возвращенцы могли напасть на кого угодно,  загрызть, ссильничать, выпить кровь. Вообще возвращенцы –  диковинное  на Руси дело. А уж демоны без лица, глаз и рта – вообще диво дивное, кто-то явно творит колдовство, тут сомнения нет. Мертвецы так дружно из могил сами собой не встают, кто-то натравил их на Город.

После этого люди совсем потеряли покой.  Страх и ужас охватили Город снов.  Мертвяки вроде как рассосались, исчезли, на улицах не было ни одного, –  однако же было понятно, что это лишь до поры. Вскоре начнется новый Исход – уже из новых, тех, кого нечистые успели осквернить своей поганой кровью.

 И вот дождались: грянула вторая волна Исхода, потом третья…–  видно, исчезнувшие покойнички добрались таки до  людей, потому что Исход был мощный.  Умирали все точно так же, как Митя – в лучших нарядах шли в лес, где со счастливой улыбкой отдавали богу душу. Это было как мор, черная смерть, хотя заразы вроде не наблюдалось, но смерть косила людей, словно чума. Это в народе прозвали «печать сатанинской бабочки».

Вскоре  движение по дороге на кладбище шло уже в обе стороны, как по оживленному проезжему тракту. По одной стороне  брели кандидаты на добровольную смерть, навстречу шагали  в город ожившие трупы.
Мертвяков топили в болотах, забрасывали камнями, –  но это не помогало. Нужны  были более действенные меры, – ритуальные казни.

С возвращенцами  все оказалось достаточно просто. Выяснилось, что самое действенное  – это  огонь. Городской колдун дал подробные указания.   Казнь следовало проводить при свете дня, когда  оживший труп лежал в гробу. Сначала надо было выкопать тело, потом отрубить голову, вырвать сердце или проткнуть его осиновым колом - и сжечь. Перепуганные горожане сжигали на кострах все, без остатка. Над Городом поплыл густой и жирный  удушливый смрад горящей плоти.

 С заложными расправлялись примерно так же: отрубали голову, забивали в тело осиновый кол, резали горло железным серпом  и  сжигали.  Ежели и хоронили умерших, то со связанными ногами, дабы не бродили,  подсекали сухожилия, вбивали осиновый кол и непременно сыпали сверху пылающие угли…

Поскольку заложных и возвращенцев стало практически не различить, на всякий случай выкопали всех сомнительных, сверяясь с церковным книгами погребений, – всех подряд, не пропускали даже скелеты.  А на дороге, по которой  люди шли в лес умирать, выставили караульных с осиновыми колами. Вроде умирать-то идут покамест живые, но все одно, скоро помрут, так что и пес с ними. Не жалко, целее будем.  Черное облачко кропили святой водой – вроде бы помогало.

Многие хотели  бежать из гиблого места – да не тут-то было. Власти огородили Город  снов и примыкавшие к нему деревни и поля глубоким рвом.  И выставили вооруженное заграждение. Когда в Городе снов  начался голод, по доброте душевной и щедрости туда перекидывали через ров провиант. Так что от голода мало кто умирал, больше от страха и безнадеги. И еще от мучительного ожидания, – когда же явится страшное искушение Голосами… Нечего и говорить, что в тот год мало посеянных зерен дали ростки, а то, что взошло, не вызрело.
Так обстояло дело во снах.

Но и наяву, в реальной жизни все было не лучше. Да, демоны тут не бились друг с другом в небе, и покойники по улицам не бродили, но это мало что меняло. Смерть косила людей не десятками - сотнями. «Синдром сатанинской бабочки» наблюдался и здесь, и никто не мог понять, отчего люди шли умирать. Потом у покойных неизменно находили синяк в виде бабочки с распахнутыми крыльями на груди в области сердца. Страшное слово «эпидемия» породило ужасную панику.

Врачи решили, что это, скорее всего, поражение психики, вызванное неизвестным агентом или инфекцией. Возможно, загадочным вирусом. Потому и в явленном мире покойников не хоронили, а сжигали. Крематории не справлялись, над городом плыл удушающий смрад горелой плоти. Власти приказали окружить город глубоким рвом, и пустить по колючей проволоке ток.  По периметру поставили солдат с огнеметами. Над городом постоянно летали дроны – ученые проводили Эксперимент. Из гуманности горожанам сбрасывали еду и медикаменты.  Но ужас пространства, в  котором тебя  караулит смерть, уносил жизней не меньше, чем «синдром сатанинской бабочки».
Анна, знавшая все, не могла подавить в себе страха. Особенно когда начинало садиться солнце и из углов выползали смутные тени…

За все это время  Митя так и не объявился, –  ни в снах, ни в реальной жизни, но Анна знала, точно знала, что рано или поздно он явится, чтобы забрать ее  жизнь. Ведь это она – Хранитель и Часовой. Кто-то, кто выше Добра и Зла, поставил ее на защиту людей. И еще - раз все началось с Мити, то должно и закончиться им.... это он – ключик к несчастью. Это он пропустил Зло в человеческий мир. Он - причина Исходов и Нашествий. Причину следует безжалостно устранить. Но как?  Трупа его никто не видел,  возможно,  просто некто невидимый ведет подлую ловлю на живца, именно так  враг пытается добраться до Анны. Отчего-то враг не смеет – или не может –  сделать это сам, своими силами. Значит,  Анна должна затаиться -  и ждать, когда Митя сам заявится к ней…

Постепенно к смертям и трупам привыкли, и воцарилось хрупкое равновесие. Но то было затишье перед бурей, и когда буря начнется, не помогут ни дроны, ни огнеметы, ни колючая проволока под током. Детские бирюльки Вселенскому Злу не помеха.
               
Анна вздохнула и еще раз перечитала последние строки:
  «Взглянул монах  на хозяйку, а у нее тоже вместо лица – ноппэрапон – ни глаз, ни рта, ни носа, словно рыбий пузырь на шее качается…»
Она покосилась на выключенный компьютер –  сегодня она не включит его, ни за что. Больше нет сил смотреть на безликую аватарку – и читать леденящие кровь признания и намеки.
Мысли снова вернулись к Мите – что он видел в последний свой миг? Что хотел сказать миру?
 Анна подошла к окну и отдернула штору – чернильная тьма и стылая жуть. Боковым зрением она уловила движение в соседнем окне – пара горящих глаз. Ого, что-то новенькое! Осада разнообразится. Может, какой-то зверек? Птица? Или она попросту сходит с ума? Враги мерещатся ей повсюду. Особенно человек без лица. Человек без лица – он везде, в ее снах, в компьютере, в книге, что лежит сейчас на диване… В бешенстве она схватила книгу и запустила ею в компьютер. От удара компьютер неожиданно включился, и на экране вспыхнула крупными буквами надпись:

НЕ ПЫТАЙСЯ МЕНЯ ИЗБЕГАТЬ Я ТЕБЯ ВСЕ РАВНО НАЙДУ
 
Анна в ужасе отпрянула, но тут же вспомнила, что это фраза из файла, который она читала вчера и, видимо, не закрыла. Объяснение нашлось, но страх остался.
Анна снова выключила компьютер. Тут зазвонил телефон. Это была тетя Маруся –  Митина мама. Из всех друзей сына она безошибочно выбрала именно ее,  Митину тайную  любовь. Возможно, она и сама не понимала того, просто что-то  тянуло ее к Анне, мать звонила и звонила, а у Анны язык не поворачивался сказать, чтоб не звонила больше, никогда...

Голос у  тети Маруси был напитан слезами, похоже, она рыдала. Она шмыгнула носом, голос предательски задрожал:
- Мне Митя сейчас приснился… Стоит у меня на балконе в костюмчике и тонких ботиночках, весь дрожит. Я, говорит, погреться пришел. Не принимает меня земля, и на небеса не берут. Вот  я и греюсь на балконах, где огоньки горят. Я звала его к себе, –  но он не пошел… еще сказал, что когда ты ставила за него в церкви свечки, ему тепло было… а теперь холодно… Анечка, ты бы в церковь сходила, поставила свечку, заодно и на помин что-нибудь отнеси…

Анна почувствовала ледяной комок в горле, и комок этот все разбухал и разбухал. Она не могла проглотить его. Как она все угадала! Не добрался Митя до загробного  мира,  застрял здесь, в реальности, –  и   теперь жди его в гости… Стоп. Да ведь этот же человек без лица, No name  –  это же он  и есть,- Митя, Митенька, как она сразу не догадалось!.. Только Митя знал про нее все  и умел читать ее мысли, они даже в игру такую играли – «угадай, что я сейчас подумала»... Но этот новый  Митя – совсем не тот Митя, нежно влюбленный и посвящавший Анне стихи… Сейчас он на стороне врага.  И сам – враг.

Анна выглянула в окно – тьма начала светлеть, наступало зимнее утро. Она бросила взгляд на часы. Шесть утра, просидела всю ночь, тупо глядя в книгу с описанием человека без лица.  Ложиться уже бесполезно. Все равно не уснешь. Лучше одеться и в церковь пойти, помолиться о рабе божьем Димитрии и поставить свечку. Кстати, и булочка свежая есть, на помин. Да…  нечистая совесть дает о себе знать.

Анна накинула шубу и застегнула ботинки. И тут за окном ветер взвыл, как стая голодных волков. Ах, как зябко… Холодно Мите сейчас, на чужих-то балконах. Ветер выл с неизбывной тоской, кидаясь на балконную дверь. Словно пытался ворваться в тело квартиры. «Надо  застеклить балкон»,–  отстраненно подумала Анна.  Она взяла со стола сигарету и закурила, оттягивая выход на улицу.  Компьютер коротко тренькнул, –  пришло сообщение. Словно бы извещая: «А я тебя все равно найду!»

Анне даже не нужно было смотреть, и так ясно, от кого сообщение. Но ведь она выключала  чертов ящик..?! Рука дрогнула, пепел упал на ковер. В ту же секунду кто-то постучал в балконную дверь. Анна медленно подняла глаза: сквозь стекло на нее смотрела белая физиономия – без глаз, без носа и без рта, она прилепилась к окну, потом дверь затряслась, ручка стала медленно поворачиваться… снежная пороша взвилась  вихрем, окутав белой дымкой рыбий пузырь на шее. No face-no name-no life? Он пришел за ней, ее таинственный абонент, ее милый дружок, Митя... Несчастный и продрогший. За ее теплом. За ее жизнью.   И жалость  – это последнее, что ей сейчас нужно.

Что там в Городе снов  избавляло от беспокойных покойников? Осиновый кол, острый серп, горшок с углями? Огонь?.. Огонь! Вот, что ей нужно!
Анна затянулась поглубже, раскуривая сигарету, помахала рукой, огонек описал дугу и вспыхнул ярче. Анна рывком распахнула балконную дверь и ткнула тлеющей сигаретой прямо в белую рожу. На! Получай! Потом ткнула еще. И еще. И еще… Ветер взвыл с новой силой, белая голова откинулась и зашипела,– или ей просто почудилось? Потом метель  скрыла  саваном все, что  было за стеклом. Улицу заливал синеватый зимний рассвет,– но белый пузырь на шее  куда-то исчез.

И  тут Анна услышала Голоса. И сполна прочувствовала на себе, что такое искушение Смертью. И поняла, что вынуждает людей умирать – по собственной воле. Что сломало в то утро Митю – и поставило на службу Злу.  Страх и  трусость, трусость и страх, и еще – желание сладостного покоя, необоримое, эгоистическое желание  заставляли ее подчиниться, покориться чужой воле. Голоса было два. Один – чистый, хрустальный, уговаривал ее принять вечный сон и блаженство, второй –  замогильный и жуткий, внушал  леденящий ужас, но оба вели ее к Смерти как избавлению от  грядущего Ада. Пойдем за нами, говорили они, и тебе не придется больше бояться. Мы приведем тебя туда, где нет страха и боли, где вечный покой и  вечная тишина. Ты просто уснешь, уснешь, уснешь… улыбаясь. Забудь про других, что тебе в них? Думай лишь о себе.  Это так просто и так приятно… Анна заткнула уши, –  но тотчас же к ней из углов потянулись лиловые тени. «Мы тени, тени, тени, потерявшие хозяев, –  запели они.– Они ушли, бросили  нас навсегда, мы скитаемся на земле, нам плохо, холодно и одиноко, мы не можем жить без людей, –  и потому мы пришли за тобой… теперь ты наша хозяйка, о повелительница!» – Тени обвились вокруг шеи Анны,  и она последним усилием воли отодрала их от себя.

  В этот момент она в отчаянии подумала, что ее бой обречен – бессмысленно в одиночку вести битву со Злом. Наверное, то же самое чувствовал Митя, когда перестал противиться и сломался… Теперь зима, но Зло никуда не делось, оно по-прежнему здесь, и на одной чаше весов сейчас – жизнь всех людей,  на другой  –  ее вечный покой и блаженство. Что выбрать? «Можете взять мою жизнь, но только оставьте наш мир в покое! – выкрикнула она. – Не трогайте Землю, она слишком прекрасна для вас!»…–  Тут что-то ослепительно вспыхнуло, и в глазах у нее потемнело. Анна на мгновенье ослепла,  но в голове у нее  возникла картина:  вместе с ней сражается много людей –  целая армия сил Добра бьется с силами Зла, и Добро побеждает, люди стоят плечом к плечу. Они теснят Зло!

Когда Анна открыла глаза, был уже ясный день. За окном –  впервые за долгое время –  сверкало свежеумытое и невинное синее небо, на котором сияло зимнее бледное солнце –  золотое, а не кровавое! Анна ощупала себя –  и поняла, что лежит на диване в шубе и зимних ботинках. Куда она собиралась пойти? Ах да, в церковь, поставить за Митю свечку…

Анна  подошла к балкону, открыла дверь и с наслаждением вдохнула свежий морозный воздух. Что-то лежало на балконе, припорошенное снегом. Что-то белое и невесомое. Она подняла непонятный предмет –  это был пластиковый пакет  для продуктов, из супермаркета, очень тонкий, почти прозрачный, нежный и очень белый. Если его надуть и закрутить, получится пузырь на ножке, совсем, как ноппэрапон… Анна всмотрелась  –  пакет был прожжен в четырех местах – там, где должны помещаться нос, рот и два глаза. Она не успела даже обдумать это открытие, как налетевший ветер вырвал пакет из рук и унес куда-то. Анна вымученно улыбнулась, и опустила глаза. Улыбка сползла с ее лица. На том месте, где лежал прожженный пакет, виднелись отпечатки мужских ботинок с острыми носами с подошвой в рубчик. Очень больших ботинок. Примерно сорок пятого размера.. снег основательно замел следы, но контуры были отчетливо различимы….

 В комнате зазвонил телефон. Анна  бросила взгляд на определитель номера. Ольга. Митина двоюродная сестра. Анна нажала зеленую кнопку «приема», смутно догадываясь, что сейчас услышит.
- Умерла тетя Маруся,–  безжизненным голосом сообщила Ольга.
- Где? –  уточнила Анна.– В лесу?
Вопрос был весьма странный, но Ольга не удивилась.
- Нет. Дома. Ее нашли у открытой балконной двери, она уже совсем окоченела. Зачем она вообще открыла балкон в метель? В комнату целый сугроб намело.
- А что говорят врачи?-
- Пока ничего. Будет вскрытие. Но думают, разрыв сердца. Что-то сильно ее напугало, сердце просто не выдержало. Во всяком случае, «синдрома бабочки» нет.

«Вот как…– подумала Анна. – Дома, у открытой балконной двери. Не в лесу. И никакой  «бабочки»... Значит, все получилось. Миссия выполнена. Не будет больше  Исходов, не будет Нашествий. Кончилось время восставших из гроба. Наша взяла».

Анна закрыла дверь на балкон и захлопнула книжку. Все. Не вернется лицо в окне. Зло ушло. Она победила его, –  для этого нужно было всего лишь одолеть в себе трусость. Трусость и эгоизм. Теперь наступит весна –  настоящая, зеленая, буйная. Полная света и жизни. Вон, мороз, а на сосульках набухли капли воды. Капель! Капель!  Миру ничего не грозит.

А Митя…  Митя тоже нашел свой покой. Теперь земля примет его. Огонь сжег в нем дьявольскую злобу и жажду мести. Огонь очистил все, и теперь Митя имеет право начать сначала. С нуля. 10 – это ведь не только конец, но и начало, следующее рождение…

Анна  взяла кошелек - купить свечки и заказать поминальную службу – и закрыла  за собой дверь.  На улице  слышался хрустальный перезвон колоколов.