Встреча с волком

…Женька пошел в сарай, набрал сухих поленьев, разрубил их потоньше, обмотал концы тряпками и, как оказалось не зря.
Утром с первыми петухами, привязав десятилитровый бидон и связку факелов к санкам он в сопровождении матери отправился в Новую Пустынь. Предстоял шестикилометровый путь мимо Казенного леса и Волчьего оврага. Дойдя до середины пути, мать сунула ему за пазуху краюху хлеба, поцеловала в щеку и подождала, пока он скроется за первым поворотом извивающейся между деревьями тропки.

В Новой Пустыне в керосиновой лавке Женька купил керосину и зашел к деду Филимону за подшитыми валенками, как велела мать. Бабка Лукерья, жена деда Филимона, напоила мальчика молоком, расспросила о житье-бытье, пишет ли отец с фронта и велела передавать привет бабке Федоре и всем остальным.
Бабка Федора была родом из Новой Пустыни и в молодости они были большими подругами.
 
– Спасибо на добром слове! – ответил по-взрослому парнишка.
 
Идти назад явно не хотелось, что-то его страшило, но ничего не поделаешь, идти надо, а то смеркаться начнет, и он заторопился.

– Я пойду, а то меня теперь мои заждались! – сказал нехотя девятилетний мальчишка.
 
– Ну, иди с Богом! – в один голос сказали добрые старики, и вышли проводить его до угла своего дома. Ещё долго бабка Лукерья вглядывалась ему в след, пока маленькая фигурка не растаяла в седой полоске горизонта.
 
Женька шел, постоянно оглядываясь на санки. Он очень боялся перевернуть их. Уставший, он не чаял, когда доберется до дома. Наконец показалась деревня и навстречу ему бежала чья-то собака, но хозяина поблизости не было.
Огромный серый пес замедлил бег и остановился. Сверкнув глазами, присел чуть поодаль от тропки, промелькнула жуткая мысль, и Женька запаниковал.
 
«Вовсе это и не пес!» – догадался он, лихорадочно ища в кармане коробок спичек. Спички были на вес золота, и он старался не растерять их, еле унимая продажную дрожь.
 
Открыл бидон, макнул в него факел, поджёг и, размахивая огнем, пошел навстречу волку. Волк с ленцой поднялся, отбежал подальше и опять сел, будто соизмерял свою силу с силой жертвы. Женьку трясло, но он не собирался сдаваться до последнего «патрона». Он шел и шел, сжигая факелы один за другим и, метая головешки в волка, представлял, что бросает гранаты в фашистов...
 
– На, тебе, получай, фашист проклятый! Это тебе за папку, за бабушку Аню, за дядю Витю и дядю Андрея Бодаева.
 
Почему в этот момент он вспомнил про чужого для него человека он и сам, наверное, не смог бы объяснить. Тогда не было чужого горя, был общий враг, который отнимал, калечил судьбы, и этим врагом была Война – страшная, опустошающая, жестокая.
 
Первая похоронка, которую принесла мать, была адресована Бодаевым.
 
– Ты чего мне принесла? – обезумевши кричала Маня Бодаева. – Он жив, жив, жив! – не верила она своему горю. – Как же так, я даже не успела ему сказать, как я люблю его. Что же мне теперь делать? Мама, мам! – бежала она на кладбище на могилу своей матери. – Скажи ему, передай, что я его люблю и жалею, что в последний момент не сказала ему об этом.,
 
Женькина мать пришла домой бледная и долго сидела, забившись в угол, как деревянная, напугав своим поведением притихших детишек. Потом слух прошел по деревне.
«Манька-то доголосилась на погосте! Нечистый по спине огрел, как кнутом прошил! – шептали бабы у колодца, нагоняя страх на себя и местную ребятню.

...Волк стал отбегать совсем на чуть-чуть, переходя из стороны в сторону тропки,  будто играл в дразнилки. Женька обернулся за очередным факелом, но оказалось, что факелов больше нет. Он заплакал, кинул обреченно в волка свою шапку, и тут прогремел выстрел. Волк поджал хвост и, скалясь, скрылся в овраге. Подкатили сани, запряжённые вороным рысаком. Когда «боец» узнал коня участкового милиционера, разрыдался

– Дядь Вань, дядь Вань, откуда ты? – размазывая слезы по щекам, приговаривал счастливый Женька. – Если бы не ты, он бы меня сожрал!
 
Иван Иванович сошел с саней, поднял шапку с земли, натянул на голову хозяину и ослабевшего, посадил на мягкую соломенную подстилку, приладив санки с бидоном, погнал коня в сторону деревни.

– Настоящим мужиком растешь, молодец! – похвалил он всхлипывающего мальчика.
Пережив страх на порожке у смерти, Женька стал героем местной пацанвы.

Утром Тася пришла на работу вялой, с отрешенным видом.
 
– Да на тебе лица нет! Чё случилось-то, Тася? – спросила ее Прасковья Куренкова.
 
– Ой, бабоньки! – тянула она рукой душившую ее шаль. – Я ведь вчера чуть на тот свет Женьку не отправила.
 
– Да, как же это? – ужаснулись подтянувшиеся к ним бабы.
 
– Да вот так! Если бы не Соболев Иван Иваныч, не быть ему живому! Волк на него напал!
 
После этого случая решили детей за керосином не посылать, а собираться по несколько человек, брать с собой вилы и ехать за ним на подводе.

Далее: "Встреча в лесу"