Трактористки

Колхоз «Ильича» готовился к севу. Из района с машинотракторной станции прислали бригаду молодых трактористок, в свое время поддержавших призыв – «Девушки на трактор», заменив собой ушедших на фронт мужиков. В брюках, заправленных в кирзовые сапоги, в телогрейках, с обрезанными под кепками волосами они вызывали поначалу у местных баб недоверие.
 
– Грех-то какой! Да разве женщины в брюках ходють? – судачили они между собой.
– Тьфу, срамота! – плевались бабы, прозвав курящую трактористку – курилкой.
 
Курилку звали Клавдией. Природа не дала ей ни капли женственности. Черные угольные глаза, мясистый нос и смуглая пористая кожа выдавали в ней цыганскую кровь. Мужская походка и иногда крепкое словцо вызывали пересуды и сомнения в ее женском предназначении.
 
– Как пить, двуснасная! – шептала Дуська Качалина по прозвищу Ветродуйка.
 
– Ой, Дуся, и язык у тебя! – укорила ее Еремина Паша.
 
– Бабы, сама видела, как она заигрывала с Лизкой из своей бригады! Прям петухом вокруг нее крутилась! Ей богу не вру! – крестилась Дуська.
 
– Господи, чего только на свете не бывает! – удивлялись колхозницы.
 
– Да вы вспомните, в Красном Холму случай был лет двадцать назад, мамушка еще рассказывала! – вступила в разговор Маня Бодаева. – Была у них одна такая, вылитая Клавдия – Шурой звали. Уезжала в город бабой, а назад вернулась Александром Петровичем.

– Никак и детей ведь кучу наделал! Иль наделала! – с иронией уточнила Тася.

День за днем уходили посевные дни. Деревенские жители уже сроднились с трактористками, прощая им за их тяжелый труд мужские брюки и мужские повадки. И вот в землю брошено последнее зерно.
 
– Ну, бабы, с отделкой! – крикнула Тася. – Молодцы, успели вовремя, теперь нагоняй не получим от начальства!
 
– Надо бы повечерять за это дело, а, Тась? – с хитринкой в глазах предложила Маня Бодаева.
 
– Правда, правда, давно уж не вечерили! – подхватили бабы... – И трактористок позвать надо!
 
– Давайте прямо сегодня! – согласилась Тася. – У меня удобнее будет, изба просторная и свекра нету, а маманя только рада будет...
 
...Кын-кын, кын-кын... – пиликала Тася на Серафимовой гармошке.
 
Дорога моя подруга
Приходи вечеровать
Возьми тоненьку иголочку
Платочек вышивать, – пела Параня в перекличку с Тасей, – кын-кын, кын-кын...
 
Я, бывало, припевала
Мой залеточка играл,
А теперь же мой залеточка
Воюет за ...

– Эх, где ж теперь наши мужики...

– Мой уже известно где – «в Караганде!» – с сарказмом сказала Маня. – Бабы, а может, еще вернется?

– Надо ждать и надеяться всем нам, что вернутся наши мужики! Ох и заживем тогда, бабы!.. – сказала Тася.

– Я на своего даже голоса не повышу. Если придет с войны, посажу его в кадку, отмою от фронтовой грязи да в передний угол вместо иконы, молиться на него стану! – мечтала Маня.
 
А бабы тайком утирали слезы. Вечеринка не получилась...
 
– Клавдия, покури что ли, напусти мужского духу... Раньше коробило: «Фу да фу! Прокурил всю избу...» А щас бы полжизни за этот дух отдала, – сказала хозяйка дома.
 
Через несколько дней Тася принесла домой из правления грамоту за посевную. Теперь у нее их было три. Она открыла сундук, в правом углу в старом сатиновом платке были завернуты документы и среди них лежали две грамоты. Она присела на табурет возле сундука и стала рассматривать свои бумаги. Первую грамоту ей вручили в сорок первом году за сенокос. Лучшим косцом ее признали тогда. Ох, и хороша у нее коса была! На солнце зеркалом блестела. Недаром отбивалыцик ее и умыкнул, хоть и не признался..., а кто кроме него, больше не кому! – не сомневалась в своих догадках Тася, шагая и шагая наедине со своими воспоминаниями...
 
...Утром, подойдя к месту, где Иван Чувилкин отбивал на ночь косы и прилаживал их на специально прибитую перекладину, она сняла свою косу и резанула ею траву. Можно обмануть глаза, но руки, руки обмануть нельзя. Она замешкалась.
 
– Чё-нибудь не так? – забеспокоился мастер.
 
– Не моя коса! – сказала уверенно Тася.
 
– Как это не твоя? – возмутился Иван. – Нет у меня никаких кос боле, отведя глаза в сторону, отмахнулся он.
 
– Ну бог с тобой! – сказала она с укором, наткнувшись на человеческую подлость и с испорченным настроением пошла выполнять свою норму.



Далее: "Диверсанты"