Ленточки

Правильно Татьяна сказала - пришла в группу, нечего сидеть, чужие истории со стороны слушать. Участвуй, работай. Понятно, что проблем нет, и все отлично, но нельзя же тут белой вороной торчать. Так что, давай, на следующее упражнение ты - доброволец.
Вообще-то Варя поступила в прошлом году на актерское. Мечты – они же должны сбываться! А стать актрисой была ее заветная мечта. Когда Варя была еще четырехлетним Вареником, то чаще стояла на стуле, чем сидела на нем. Декламировать она обожала. Её страстность в чтении стихов приводила в восторг всю семью – маму и бабушку, и кто-нибудь из них обязательно с восхищением говорил: ”Артистка ты наша!”.
Когда она читала вслух чужие строки – больше не была Варей Строганцевской.  О, её сердце рвалось прочь – светить другим, как в “Данко”. Или, мучимое безответностью, звучало письмом  Татьяны к Онегину… Образ Джульетты казался ей простым и глуповатым, а вот леди Макбет ее манила.  И еще Офелия. В общем, для Вари не было сомнений, куда поступать.  И, даже то, что учится всего лишь в Смоленске, а не как мечталось – в московской “Щуке”, ее не печалило. Потом, когда-нибудь, все исполнится.
На этот  тренинг ее занесло совершенно случайно, и, глядя на мастера – Ольгу, и собравшихся в круг женщин, Варя постепенно теряла уверенность, что она пришла по адресу. Соблазнившись названием “психодрама”, она лелеяла тихую надежду, что после тренинга, наконец, впишется в текущую работу над студенческим спектаклем. Ей казалось, что присутствие в названии слова “драма” гарантирует новые, никому с их курса недоступные знания и навыки, которые говорят сами за себя – только артист может ими владеть.  Пока же ею были недовольны педагоги и совершенно игнорировали однокурсники. Нет, напрямую никто ничего не говорил, но Варя каким-то обостренным чутьем ощущала – она все время не к месту, все делает не так,  и это несоответствие ожиданий и реальности каждый раз давало о себе знать.  Ну, что ж, таланту везде невероятно трудно, уговаривала ее мама.
Все происходящее на тренинге ей не нравилось. Озвученная чужая проблема мгновенно расползалась по комнате, и, сама того не желая, Варя погружалась в несуществующий для нее самой мир несчастливого замужества, тяжелых отношений с  отцом, проблем с весом. Уже понимая, что ей тут не место, решила дождаться перерыва и уйти. Тут ей и шепнула сидящая рядом  Татьяна – вот бы, глядя на кого, никогда не заподозрил в ворохе напряженностей с взрослой дочерью и пожилыми родителями – иди, мол, чего время теряешь, пришла – работай.
И Варя вышла на последнее упражнение перед перерывом -  сыграть, побыть участницей.
***
-Ой, замечательно, Варенька, что вышли! Наше упражнение называется “Родительские ленточки”. Вам нужно просто стоять и прислушиваться к своим ощущениям. Что? Нет, сейчас играть ничего не нужно, просто стойте, слушайте меня и свои ощущения.
Её накрыло разочарование. В прошлом упражнении хоть как-то девушка, бывшая  участницей, шевелилась. Стоять и слушать. Стало невыносимо жаль потраченных денег и времени. Окей.  Скоро перерыв.
Мастер высыпала на пол ворох цветных лент и бантов, выхватила одну - ярко розовую.
-Мы, родители, всегда хотим уберечь своих детей. Все, что мы делаем, всегда направлено лишь на их благо. Ведь они – наше продолжение, наши наследники, смысл нашей жизни. Это любовь – абсолютная, безусловная. Пока малыш на руках - он под нашей защитой. И мы всю свою жизнь стараемся его защитить… Что происходит, когда он подрастает? Он учится ходить. И падает! Ушибается! И что мы говорим нашему малютке? Правильно. “Не бегай, упадешь, ударишься”.
Варя равнодушно смотрела, как розовая лента обвилась вокруг ее лодыжек, и осталась,  связав ноги красивым бантиком. Стоять это совершенно не мешало, можно было сделать даже небольшой шажок. Зато подумалось, что теперь освободится пораньше, и надо бы решить, куда пойти. Домой не стоит. Мама с бабушкой включат вечное : ”Хоть бы по дому помогла, Вареник!” и любимое бабушкино “ Отстань от нее, пусть гуляет, уже замуж пора!” Варя привычно поморщилась – ну, какое замуж? У нее и парня-то постоянного нет, вот еще, морока!
- …правильно! Не трогай, током ударит, обожжешься, ручки испачкаешь! – Варя вынырнула из своих мыслей, когда ее запястья туго связывались  темно-синим бантиком. Пошевелила пальцами – ничего, терпимо. Пожала плечами – ерунда какая-то это всё.
- Девочка моя, они все врут, не нужно их слушать!  Я люблю тебя, верь только мне, а они – чужие, на каждый роток не накинешь платок! – Белая косынка теперь накрепко закрывала уши, и без того негромкий и мягкий голос Ольги теперь слышался фоном. Не накинешь платок… Варя вспомнила, как бабушка однажды забирала ее из детсада, и, непонятно, на что, сердилась. Они шли тогда домой через осенний сквер. И даже не набрали традиционный букетик из кленовых листьев – словно деревья вокруг перестали существовать, а настоящими остались только какие-то глупые слова каких-то глупых мальчишек. И глупая Варя их повторила бабушке. Тогда и услышала – вот это, слово в слово : ”Девочка моя, они все врут, не нужно их слушать!  Я люблю тебя, верь только мне, а они – чужие, на каждый роток не накинешь платок!”
Варя помотала головой. Уже даже и не вспомнить, о чем тогда речь шла – ей ведь было то года четыре! Хотя вот до сих пор осенний сквер для нее тревожно пахнет непониманием происходящего…
Мастер уже кружила, повязывала яркую зеленую ленту, стягивая Варину грудь. И ворковала:
- Тринадцать – такой опасный возраст… У тебя еще все впереди! Мы тебя любим, и желаем только добра, беспокоимся о тебе! Нужно себя беречь, не стоит доверять чувствам, они мимолетны! Ну, что он тебе… Знаешь, такие, как он, разбивают девчонкам сердце. Не хочу, что б ты страдала, как я, не повторяй моих ошибок! Это не любовь, вы еще дети!
Дышать стало трудно. Лента почти не давила, но какую-то часть вдоха приходилось не дотягивать. В груди болезненно отозвалось услышанное… Она так и не решилась тогда, в седьмом классе, даже заговорить с одноклассником. Они сталкивались на школьных лестницах, будто специально. Он жил в соседнем доме, и, идя домой, Варя каждый день ощущала, что этот мальчик идет за ней. Потом он переехал в другой район, перевелся в другую школу. Варя все больше пропускала занятия, днями кружа по городу, в каждом мальчишке видя одного. Сердце пускалось вскачь – и тут же разочарованно ныло. Так и не встретила. Сейчас, как и всегда, привычно что-то затежелело в груди, осело, мешало дышать. Ладно, еще немного. Терпимо.
- У них в этом возрасте одно на уме! – золотистая лента вокруг бедер. Даже красиво, и совсем не мешает. – А как жениться – так им девственницу подавай, каждый первым быть хочет! Так что смотри, гуляй, да не загуливайся, это все пройдет, и одна потом останешься. Не позволяй лишнего!
Кому позволять-то, вы серьезно? 
 Сглотнула, вдохнула, насколько было возможно – и тут же бант, пахнущий капроном, закрыл ей рот.
-Вот так, завяжем красиво сзади. Ты ж пойми, это для твоего же блага! Иногда стоит промолчать – целее будешь! Вот замуж выйдешь - поймешь! Новая семья, свои правила – надо привыкнуть, а не воевать. Где-то смолчать, потерпеть. Я вот не смогла – и что теперь? Всю жизнь одна тебя ращу… Что мне мешало вовремя язык прикусить?  Кому нужна была вся эта правда… Будь умней – помалкивай… Тебе только на благо!
Бант, хоть и не плотно завязанный, мешал отчаянно. Рождал какое-то абсолютное несогласие, даже злость. А Ольга уже продолжала:
- Вот вырастешь, уедешь, заживешь своей жизнью – и не нужна тебе стану. Ну, да ничего, мне уж недолго… Молодая ты, все впереди!- Тонкая коричневая лента обвилась вокруг шеи, осталась длинным поводков в руке мастера. На Варины плечи тяжело опустилось чувство вины. Но она же не уехала! Специально тут, в городе осталась, и, хоть и хотелось найти подруг, уехать, жить всею этой студенческой жизнью – не стала маму с бабушкой расстраивать. Поводок натянулся – Ольга повернулась к группе, и бодро произнесла:
-  Ну, что ж, мы закончили, и через несколько минут сделаем перерыв. Вопросы есть?
Выплевывая бант, Варя подала голос:
-А я?
-Ах, да, Варя, спасибо за помощь, можешь идти.
-Но…
-Не комфортно?
Варя представила, как выглядит со стороны. Как гигантский тутовый шелкопряд, висящий на коричневой нитке-поводке. Несмотря на то, что стоять было почти удобно, пошевелиться не получалось.
-Конечно, не комфортно!
Мастер кивнула.                               
-Всё это ведь не твоё, всё, что тебе сейчас мешает, всё это я тебе повязала. За каждой ленточкой, в каждом этом узелке – мой родительский страх за тебя. Из лучших побуждений, из заботы!
Ну, конечно же, вот сейчас и пора сыграть! Наконец-то! Но, открыв рот, Варя вдруг пискнула совершенно не запланированное:
-Но ведь мне уже не опасно ходить… Мне же не полтора года! Зачем сейчас боятся за то, что уже не важно?
- Ты взрослая, но ты все равно мой ребенок! У тебя ведь все хорошо, правда?
Наверное, надо было промолчать. Еще и бант этот.
-Давайте вот это уберем, с ним говорить трудно!
Без него стало гораздо легче.
-У меня все хорошо. Мне только эти … завязки мешают!
- Какая больше всех?
Вопрос застал Варю врасплох. Все, наверное. Но больше всех –
- На груди!
Странно, оказывается, все это время почти не дышала. Плечи даже затекли от напряжения.
-Можно еще косынку снять? – Оказывается, в комнате нет идеальной тишины, как казалось. Да и сама комната словно стало больше, теплее, наполнилась шорохом лент, дыханием участниц тренинга, поскрипыванием стула. Ощущение пространства – объемного, наполненного жизнью, поразило Варю.
-Руки, давайте руки! – нетерпелось их раскинуть, побалансировать привычно на одной ноге, подпрыгнуть, но…
-Варя, как ты себя чувствуешь?
Она себя чувствовала. Дышала, слушала, говорила. Вдруг поняла, что ей вот так, сейчас, вполне себе комфортно. Не мешал нет-нет натягивающийся поводок, не было необходимости двигаться – куда? Ноги ведь связаны.
-Тебе удобно?
Да. Ей было удобно. Её наполнило чувство уюта и благодарности, что о ней заботятся, берегут. Что все хорошо. Что она не ошибется, ведь она все делает, как надо, как правильно. Она может даже объяснить, почему ей комфортно, почему ей не мешают эти две ленточки.
-Варя, их три.  Но если тебе абсолютно ничего не мешает, прошу тебя до конца занятия побыть с ними.
Конечно же, она осталась до конца дня.  Оставила ленты на стуле перед уходом. И решила, что, пожалуй, придет и завтра.
***
 “Завтра” Варя еле дождалась. Все привычное перестало быть незаметным, заставляя спотыкаться на ровном месте и сутулиться. Шелковые ленты словно не были  оставлены в зале для тренингов, а так и остались на ней, и теперь она поняла, что не ходит, а привычно семенит. А традиционное бабушкино с порога: ”Ты даже не позвонила!” натянулось коричневой плотностью, слегка дернув за шею.  Хотелось уйти, куда глаза глядят – но ушла в спальню, плотно закрыв дверь. Хотелось плакать. Запуталась в поиске причин и уснула.
С утра непривычно долго разглядывала свое отражение в зеркале. Как будто впервые увидела, какое у нее отрешенное, спокойное лицо. Будто фотография на паспорт. Не смогла посмотреть себе в глаза. Разозлилась, заставила, испугалась, что заплачет, зажмурилась. Выдохнула. Впервые за последние несколько лет вышла на улицу без косметики. Не думала о веснушках. Нечаянно увидела свое отражение в окне парикмахерской на бульваре – выглядела, как испуганная школьница. Старалась шагать шире. Пришла первой.
-Ну, что, сегодня у нас новый день, много интересной работы, и если вы не против – начнем.
-Можно их снять? – Варя очень старалась быть спокойной.
Ольга  чуть дольше, чем обычно, смотрела на нее, потом понимающе кивнула.
-Давай их обозначим, да? – достала те же самые, повязала. Варя замерла. Чувства защищенности и комфорта больше не было. Невесомый атлас давил свинцом.
-Сначала тот, что на шее! – само как-то выдохнулось. Мелькнула мысль, что это все не взаправду, что это просто игра – но коричневая ленточка под ногами утащила с собой какую-то невероятную тяжесть. – Теперь та, что на бедрах.  – Нетерпение становилось уже лихорадочным.  – Ноги сама, можно?
Мастер сделала шаг назад, непонятно улыбаясь и оглядывая круг участниц.
Варя отбросила ядовито-розовую ленту в угол. Молча села на свой стул, прислушиваясь к себе самой. Хотелось что нибудь делать, куда-то бежать, и вообще, перемен. Поменять свое отражение в зеркале с милой длинноволосой блондинки на яркорыжую пацанку, рассказать, наконец, что-то не самой себе, а со сцены; ответить на сотое сообщение в сети от одного и тоже – да или нет. И, да. Должно быть что-то еще, огромное, глобальное, существенное. Она решит, что.
 Осталось только дожить до конца тренинга. Ну, или хотя бы, до перерыва.