В стиле Фотошоп

       … Дошло до того, что  Андрей  стал бояться входить в эту комнату на мансарде, хотя здесь  открывался прекрасный вид на море. В особенности ясными летними вечерами, когда был виден закат и солнце, превращаясь в огромный неправильной формы овал, плавилось и уплывало по воде в виде малиновой ряби, пока не проваливалось куда-то за горизонт в западной части небосвода.
Здесь постоянно слышались шорохи и скрипы, кто-то кряхтел и постанывал, а бывало,  упирался пронзительным взглядом  - так, что ломило затылок, будто некое загадочное «оно»,  пытается сообщить - столь  важное, что и сказать об этом   нельзя простыми словами.
И хотя, на поверку, оказывалось, что все чудеса - проделки ветра при  помощи обломанной ветки или куска жести, гудящего на ветру, а взгляды из темноты - плод расстроенного воображения - не более, - но было, все-таки, тревожно, сумеречно и постоянно клонило в сон.
Побывав в этой комнате, он уже не хотел думать, или работать,  он уже ничего не хотел, а только перебирать  старые воспоминания, словно бесконечный пасьянс – лишь бы    не заниматься настоящим делом.
А, ведь казалось, что, построив эту мансарду, он, наконец- то возьмется за главное в своей жизни. То главное,   ради чего обрубались связи и привязанности, вводились ограничения по части амуров и новых знакомств. Ради чего накапливал и складывал на чердаках памяти обрывки знаний и представлений о чем-то огромном и недоступном пока собственному, не до конца еще оформленному сознанию.  Казалось, что вот здесь, возле этого окна с видом на море, и придет к нему, наконец, Истина. Или хотя бы подобие ее. И он приблизится, к  сверкающей среди множества мирозданий Вершине, сияющей отраженным светом Абсолютного Знания, льющегося из Неведомой Бесконечности... Чего-то в этом роде, смутно ожидал, он,  наверное.
Но вместо этого  из зыбкого тумана предчувствий и тревог,  выплыли  однажды строчки:
      
            -На желтое - в лиловом,  тень легла, пересекая свет…

Перед глазами раскинулось  огромное пространство струящегося света, мерцающего в лилово-желтых полутонах градиентного, фотошоповского моря.
Бархатистая  ультрамариновая тень, словно выползающая из ночи клякса, накрыла  ровно светящуюся перспективу зарождающегося дня.

Инь и ян  мироздания боролись между собой, лишь имитируя продвижение вперед.

Тень пульсируя, будто натруженная вена, тянулась слева - направо звенящей струной, обозначая, некий, условный горизонт...
 И лишь затем -  резко взмывала вверх, маня  и его следовать вслед за собой.

Струна вибрировала, и гудела, издавая невероятной высоты звук, похожий на писк комара, влетевшего в самое ухо и завершавшийся звоном разбитого стекла.
 Можно было, конечно, вооружившись свернутой в трубку газетой, поискать комара…   

Но было лениво заниматься ерундой.
Опять начались знакомые шорохи и скрипы. Может быть ветер?
 А может снова – «оно»?
Тихо крадется к нему на цыпочках, откуда-то сзади, из темного угла, пытаясь застать врасплох и взять в нежный полон, расслабив,  приучив к лени и чревоугодию.
Растопить в ласках мысль, лишить твердой воли. Привязать к себе… Домашним тапочкам,  халату с кальсонами и мелким суетным разговорам.  Словно женщина - ей богу!  Наивная любящая женщина. Или ненавидящая? Что порой, одно и тоже! Перетекающий в собственную противоположность, знак Бесконечности, спрятавшийся в песочные часы!

Андрей поспешил ретироваться из странной комнаты.
Честно говоря, он не ожидал от себя подобных рефлексий. Всегда гордился ясным умом и наличием  хоть  какой-то воли и логики. Даже к процессу выпивания,  он относился достаточно, системно. Отпускал изредка душу в обнимку с пьяненьким телом, погулять на все четыре стороны, но зорко следил, при этом, чтобы не набедокурили,  и не более чем - на пару дней. А потом, вновь – домой,  «на родину»!
А,  по завершении,  отпоив гуляк  крепким чаем, сажал работать. Надо сказать, что подобные отлучки тоже шли в дело. Работалось после этого особенно вдохновенно. Рождались какие-то свежие образы, перекладываемые в слова или в краски, если приходила охота заняться живописью.

- На желтое - в лиловом тень легла - пересекая свет….
-  На желтое - в лиловом…

Он, вдруг, вспомнил сон, который пришел к нему незадолго до этого противного комариного писка. Странный сон.

 Стремительно неслись к горизонту степные кони, поднимая терпкую пыль, пахнущую ковылем и полынью…
И он, словно приросший к седлу, гикая и понукая лошадь, летел к горизонту вместе с отрядом смуглолицых винов,мечтающих покорить весь Мир…
Похоже, существа, заманившие сюда, хорошо знали его биографию.

 И снова стихи. Они звучали как-то протяжно,  монотонно и гулко, словно звуки колокола, доносившиеся издалека.
Он никогда раньше не писал таких стихов.

- На желтое - в лиловом тень легла, пересекая свет,
Раскрылись губы и мелькание лет, вдруг, проступило на твоем челе
Как пот предсмертный.
В ужасе деревья отпрянули от неба
И луна-воровка, украдкой  заглянув в стекло, сбежала в ночь!


Текст  стихотворения, между тем, продолжал звучать в его голове, пытаясь оформиться в законченное  целое…  Фразы гудели и бились,пытаясь вырваться на волю, словно шмель, запутавшийся в паутине.И снова - звон разбитого стекла, как от брошеного в оконный проём увесистого булыжника!


…Шум Времени, перекликаясь с ветром,
Влетел в окно.
Остыл суровый лик
Рук хитрое переплетение ослабло, вмиг!

А вдруг? - подумалось, внезапно.
Но то, была лишь сказка перед сном,
Сказание беглое о том, что быть могло.
Иль было?...  Было?

Да вот так. Именно так. Он почувствовал облегчение, как будто освободился от назойливого бремени… Он, словно поймал стремительно убегающее чувство или поразил цель: какую-нибудь глупую птицу, случайно вылетевшую из-под конских копыт.

Андрей  проснулся оттого,  что кто-то  тихо стучался в распахнутое  окно. Открыв глаза, он увидел рыжего воробья, зацепившегося лапками за переплет. Встретившись с ним взглядом, птаха испугано пискнула  и  улетела в сторону  моря.
Выглянув, вслед,  он  снова увидел перед собой  неестественно- голубую  ширь песка,  карминово-красные деревья и лимонного цвета  море, облизывающее зеленый  горизонт…
К морю брели ультрамариновые фигурки людей и двигались оранжевые автомобили, рассекая упругое пространство по изумрудно-бирюзовой ленте асфальта...

Словно кто-то всесильный и невидимый  всю ночь пил абсент с Гогеном, или за неимением Гогена, просто, обработал  этот мир в стиле - фотошоп.
А может быть, его мир подменили за ночь -  и это был уже совсем другой мир?

Он надавил на глазные яблоки, с усилием протерев веки, и море снова сделалось привычно- голубым ,  асфальт серым, а деревья зелеными, как и положено в разгар лета.

Фотошоп  был аннулирован,  одним лишь движением руки.Кабы все решалось так же быстро?
Взглянув перед собой, он с удивлением обнаружил листок бумаги,  заполненный собственным торопливым и кривым почерком:



На желтое - в лиловом тень легла, пересекая свет,
Раскрылись губы и мелькание лет,
Вдруг, проступило на твоем челе,
Как пот предсмертный

В ужасе деревья отпрянули от неба
И луна-воровка,
Украдкой заглянув в стекло,
Сбежала в ночь...

Шум Времени, перекликаясь с ветром,
Влетел в окно.
Остыл суровый лик
Рук хитрое переплетение - ослабло, вмиг!

А вдруг? - подумалось, внезапно.
Но, то была лишь сказка перед сном,
Сказание беглое о том, что быть могло.
Иль было?...  Было?

Но так причудлив в этой сказке мир: настойчиво его безбрежное хотение,
Капризной алчности неугомонен рык,
А в глубине души страстей кипение.
И тихий голос Ангела сквозь крик.

Приди ко мне - Покой и Тишина
Душа тоскует об иных пространствах,
Но поступь воинов, меж тем, тверда
И звон мечей кромсает ночь. И утро истекает кровью...

Она течет меж губ и падает в ладонь,
Раскрытую  для щедрых подаяний.
Не бойся, милая, я обниму тебя и донесу до моря-
Где ты сойдешь в глубины, к Богу своему

Расскажешь, может быть, ему
Как пепел лег на раны...
А крик детей
Пронзителен и светел!

Не спи, любимая!
Сон разума рождает Чудищ.
Придет еще рассвет
Он все расставит по своим местам!

Схватив листок бумаги с записанными на нем словами, Андрей, чуть не спотыкаясь,  бросился к выходу из дома. Ему захотелось быстрее прочесть их возле моря / или самому морю?/, чтобы сверить звучание с шумом прибегающей к берегу волны. Чтобы, испытав влияние этого естественного резонатора,  слова, наконец, превратились в настоящие стихи! Или – напротив - все окажется чушью, как это бывало уже не раз и не два!
Каким-то звериным, внутренним чутьем – чутьем поэта -  он понимал, что это необходимо ему,  иначе исчезнет магия!
Он торопился.
На скамейке перед домом увидел Анжелу. Она спала, свернувшись калачиком.Юбка задралась, обнажив молочно-розовое бедро, из глубокого выреза блузки, нахально выглядывал левый сосок, похожий на печеную вишню...

Так вот,оказывается, кто бился ночью в его окно! А он подумал – мерещится… Ее округлое  лицо покрывали ренуаровские тени, а губы были открыты, словно в ожидании желанного  поцелуя. И сразу все поменялось вокруг него...
Рассеяно сунув стихи в карман, он взял девушку  на руки, и бережно отнес в дом.

Ласковый  летний ветер, залетая в разбитое окно, тихо шевелил шелковые занавеси, расписанные сюжетами из  Климта – подарок дочери, как и многое другое, потерявшейся где-то в складках испорченного времени. Вдалеке едва слышно звучал церковный колокол, и лаяла голодная собака... Привычно и узнаваемо бранились соседи за забором  напротив, замолкая  ненадолго, лишь для того, чтобы перекурить и набраться свежих сил.
Незаметно пролетели  целые сутки и начинался новый день…