Скуратовские хроники

РАССКАЗ
   
                Всё наладится, образуется.
                Виноватые станут судьями.
                Что забудется, то забудется.
                Сказки сказками, а будни - буднями.


   ГОРОД СКУРАТОВ И ЕГО ОБИТАТЕЛИ

   Кто сказал, что в России нет счастливых людей? Поезжайте в славный город Скуратов и вы увидите счастливые, одухотворённые лица местных обывателей и проникнитесь верой в светлое будущее их провинциального отечества. 
   Кто сказал, что в России нет честных и радетельных градоначальников? Поезжайте в славный город Скуратов и вы увидите на всех значимых присутственных местах лучезарный и уверенный лик скуратовского мэра, полный бесконечного обаяния, в окружении улыбающихся и подобострастно взирающих на него соотечественников.       
   В чем же здесь секрет? А никакого секрета нет. Вперёд батьки в пекло не лезь. Каков козёл, таково и стадо. Какова голова, таково и поголовье... И много ещё народных мудростей сложили благодарные скуратовцы о своём градоначальнике. 
   Что ж вам ещё? Одним словом, поезжайте в славный город Скуратов и вы сразу пошлёте, ... но не будем осквернять наше повествование бранным словом ... куда Макар телят не гонял злопыхателей и прочую недовольную нечисть, пытающихся осквернить нашу непростую, но полную радужных  надежд эпоху. 
   Основоположник пролетарской литературы Максим Горький поведал о герое Данко, вырвавшем своё сердце, чтобы освятить путь заблудшим людям. Живы герои и по сей день. 
   Какие бы чёрные тучи ни нависали над нашим богоспасаемым Отечеством и Скуратовым, местный градоначальник всегда видел свет в конце тоннеля и скуратовцы не оставались без хлеба и зрелищ. Впрочем, хлеб насущный даровали им огороды и всякая живность, населяющая многочисленные сараи, а о зрелищах заботилась власть.   
   Ни для кого из скуратовских обывателей не было тайной, что по мере успехов их родного города, его враги беснуются и ищут способы подорвать их счастливую жизнь. Вот и в тот год над Скуратовым в очередной раз сгустились очередные тучи. Полные зависти и злобы, столичные и губернские олигархи закрыли завод  декоративных подсвечников и фабрику натуральной фанеры и, о ужас, ввели налог на сбор грибов в Кащеевой чаще – бескрайнему лесному массиву, доходившему до губернской столицы Верхнеступинска. Когда иссякали дары огородов, то, ввиду отсутствия валютных и иных припасов, скуратовцы, дружно переходили на грибную диету, в которой они были признанными гурманами и знатоками. Безработица и уныние овладели скуратовскими обитателями.   
   Такого мэр вытерпеть не мог. Для поднятия духа соотечественников срочно требовались зрелища.               
   Надобно сказать, что скуратовский градоначальник был большим любителем вокала и обладал приятным тенором. Ещё до возложения на себя бремени административной власти он с успехом исполнял в Верхнеступинском классическом театре арию герцога из оперы  Джузеппе Верди «Риголетто» - La donna e mobile qial piuma al venta... ну и прочие беспристрастные наблюдения над женским естеством. Поговаривали, что ему завидовал сам Лучано Паваротти.      
   Поэтому нет ничего удивительного, что взор столь тонкого ценителя  вокального искусства обратился в сторону bella Italia, куда его всегда неудержимо влекло. Кто как не итальянцы подарили миру самую упоительную и прекрасную музыку. Скуратовский мэр решил возродить на скуратовской земле Festival della Canzone Napoletana - фестиваль неаполитанской песни, столь непочтительно забытый на своей родине, там, где сам воздух рождает сладкозвучие, а обыденная речь незаметно переходит в изящную канцону.
   С этой целью он основательно поскрёб по сусекам городской бюджет и отправился в Неаполь в служебную командировку.
   В своём предотъездном выступлении он обещал ежедневно извещать сограждан об успехах на этом многотрудном и благородном поприще. А пока их любимый градоначальник грелся под щедрым неаполитанским солнцем и прослушивал Орфеев, жаждущих одарить своим гением скуратовскую ойкумену, её обитатели подтянули штаны в ожидании рога изобилия, который привезут с собой приезжие менестрели.      
   Аккурат на второй день безотцовщины, как называли обыватели время, проведённое без родного градоначальника, в местной газете «Скуратовские зори» появилось объявление, затерявшееся между многочисленными «Продам...» и «Ищу работу...», и  самым бессовестным образом помещённое в незаметном углу газетного листа, но такое заманчивое и многообещающее: «Исполню любое желание. Ввергну противника в прах. Расплата post factum. Справиться в гостинице у портье».
   Согласитесь, не каждый день и не в каждом печатном органе такое встречается. Да и встречается ли вообще? Всё больше разные мошенники заманивают доверчивых граждан в свои паучьи сети. А здесь... Посудите сами, ... желай – не хочу, всё можно, никто ничего не требует, всё остальное  потом...      
   Судьба даёт человеку один шанс за всю его жизнь. Прошляпил, прозевал – сам дурак.
   Тем паче удивления достойно, что откликнулся на зов судьбы всего один страждущий. А  впрочем, что здесь удивительного? Скуратовцы привыкли получать блага только от своего радетеля, иных дароносцев они просто не знали, а в те дни весь город был охвачен единственно жаждой новостей из итальянской глубинки.   

   ТАИНСТВЕННЫЙ ГОСТЬ

   - Бесценный вы мой! Весьма, весьма рад! Утешили, порадовали, уж не знаю, как сказать. Я чуть не потерял веру в человечество. Неужели никому ничего не нужно? Как это прикажете понимать? Тогда и я, ваш покорный слуга, не нужен. Подумать такое страшно. Est impossibille. Представьте, я пребывал в ужасе. Я здесь всего на три дня проездом в Верхнеступинск. Думал, ваш постоялый двор падёт, как Вавилонская башня, от тысяч отчаявшихся душ. И никого... Но вот вы здесь... Благодетель вы мой, вы мне вернули веру в человечество! Не опустился Золотой век на землю. Хе-хе... Земля  по-прежнему юдоль печали и скорбей. А посему желайте всего, желайте невозможного... И помните: totus mundus est ad pedum. До чего прилипчива эта латынь. Не обращайте внимания. Ваше имя, позвольте полюбопытствовать, и род занятий, уж не обессудьте.   
   Тощий суетливый субъект с козлиной бородкой во франтоватом костюме - тройке поправил сползшее на нос пенсне и неожиданно прервал бурный поток словоизлияний. В его услужливости и облике было что-то старомодное и весьма харизматическое.
   - Ефрем Бахусов - Беспутный - прохрипел его собеседник, с трудом открывая слипшийся, пересохший рот и глядя на тощего субъекта оловянными глазами, - в актёрах я. В этом.., - последовал вялый жест рукой в неопределённое пространство,- ихнем театре. 
   Примечательный этот разговор происходил в гостинице «Скуратовское небо», прозванной в народе свечкой за достопримечательную вытянутую форму с неоновым факелом на вершине. В какие бы дали ни забрасывала судьба скуратовцев, они всегда находили путь к родному очагу по путеводному факелу.
   - А вас... а вы... - выдавил из себя страждущий и вдруг подумал, что вояжёр  напоминает видного государственного деятеля ушедших времён Льва Троцкого, которого ему довелось видеть в альманахе «Несостоявшиеся вожди» наряду с Григорием Отрепьевым, Александром Керенским и Сонькой Золотой Ручкой, неизвестно как затесавшейся в эту славную плеяду...   
   - О, что имя... условность, звук в пустыне, как сказал Данте, - философски заметил постоялец, но всё же представился,- Если хотите, amicus humani generis - опять эта дурная привычка - друг рода человеческого. Называйте меня excellenсе. Согласитесь, просто и скромно. Но прежде всего ваш покорный слуга и доброжелатель.    
  И как бы в подтверждение последних слов постоялец с явным оттенком подобострастия засуетился перед гостем.
   - О, душа человеческая, таинство из таинств. Бездонна материя сия, - продолжал он скороговоркой выдавать, очевидно, наболевшее и требующее выхода, - Многие в ней копались. И такие метафизики разводили...  И что? Только с ума посходили.  Хе-хе... И позвольте вас уверить, совершенно напрасно. Белыми нитками всё шито, секрет Полишинеля... Хе-хе...  Всё существо человеческое вопиёт – дай! Какое первое слово ребёнка, позвольте вас спросить? Дай! Род людской заблудился сам в себе, создал idem per idem – замкнутый круг. И без меня ему не обойтись. Рад я вам, безмерно рад...      
   И тут начались метаморфозы. Стоило скуратовскому постояльцу, прибывшему невесть из каких краёв, в порыве словоизлияния дойти до холодильника, даже не заглянув в него, как на низеньком столике гостиничного номера появился небольшой, но страшно манящий графинчик, напоминающий лебедя с вытянутой шеей, в соседстве с уже наполненными стопочками и блюдечками с икрой. Картину гармонично дополнял пузырчатый солёный огурчик в окружении долек маринованного чеснока.
   Очевидно, незатейливый, но совершенный в своей классической простоте  натюрморт обладал некоей таинственной силой, заставившей артистическую натуру Ефрема Бахусова-Беспутного вперить в него пристальный взгляд.      
   - Сделайте одолжение, - засуетился excellence,- премного обяжете...
   - А... – начал было Бахусов, но слова замерли в его слипшейся гортани.   
   - Ну как же-с, как же-с, не премину, - опередил его excellence и содержимое стопочек ушло по назначению. 
   Скуратовский постоялец и друг рода человеческого тут же налил вторую стопочку, нацепил на вилку огурчик и услужливо преподнёс гостю.
   - Соблаговолите, сделайте милость... Икорки, икорки не забудьте, наисвежайшая-с...   
   Метаморфозы продолжались. Сколько Ефрем не пил живительной влаги, содержимое лебяжьего графинчика не убавлялось.  Он уже в очередной раз открыл рот, чтобы обратить на эту странность внимание виночерпия, но тот самым ласкательным образом предупредил его. 
   - Ну а теперь рассказывайте, рассказывайте, друг мой, - при этом excellence нежно взял Ефрема за плечи, - облегчите вашу мятущуюся душу. И, поверьте, нет ничего невозможного.   
   Бахусов почувствовал себя кроликом перед гипнотическим взглядом удава. Ему стало страшно. Он торопливо тяпнул несколько стопочек из лебяжьего графинчика и оценил всю чудодейственность содержимого. Над ним заботливо склонился такой долгожданный, самим Провидением посланный исповедник и безграничное доверие овладело всем его существом. 
   Страдалец посмотрел на своего целителя по-детски наивным взглядом и с клокотанием в горле раскрыл тайну своей души. 
   - Убог и сир.
   Затем он вперил взгляд в лиловую стену между холодильником и журнальным столиком, пытаясь убедить нового друга и наставника в искренности критического самоанализа, но тут же краем заплывшего глаза заметил на журнальном столике орган местной печати «Скуратовские зори».  Администрация гостиницы заботливо информировала гостей города о самых свежих новостях и светлом будущем райцентра.
   При виде ненавистного ему периодического издания Бахусов даже привстал, что удалось ему с немалым трудом, и ткнул пальцем в фотографию творческого коллектива драматического театра.    
   - Да что вы! - засуетился excellence и даже всплеснул руками, - Неужели всё из-за этого пасквиля? Какой вы, право. Ранимый, чувствительный. O, sancta simplicitas. Одно слово, художник, актёр.
   И он с возмущением потряс печатным органом.
   - Гнусная газетёнка! Я её закрою. В прах, в прах повергну, уж будьте покойны.
   В номере от сего числа рядом с бодрым отчётом  мэра о заморском вояже в рубрике «Мы – не они» соседствовала статья под гневным названием «Довольно!». Под этой рубрикой печатались все статьи, бичующие недостатки и прочие атавизмы скуратовской и иной окрестной  жизни.
   Сегодняшний гневный опус был посвящен Бахусову-Беспутному, накануне сорвавшему премьеру пьесы самого мэра «Остров счастья», воспевающей скуратовское завтра. Бахусов, получивший значительную роль прораба – оптимиста, явился на премьеру, подобно братьям нашим меньшим, при помощи передних конечностей, на сцене вместо роли изрыгал отдельные звуки, пытаясь высказать зрителям всё, что он о них думает, и под занавес, изнеможённый эмоционально и физически, упал в оркестровую яму. Отмечалось, что в подобных  мерзопакостях он был замечен и ранее - и непонятно почему актёрская братия... Статейка напоминала речь римского оратора Цицерона: «Доколе, Катилина, ты будешь испытывать наше терпение?»... 
   Пастырь гонимой актёрской души взволновано забегал вокруг своего подопечного.
   - Не понравилась людишкам ваша откровенность? А кто ещё им всё скажет? Вы глашатай правды и истины! Не каждый может! Вы, только вы смогли.
   Бахусов поднял голову и потянулся к лебяжьему графинчику.
   - Да, да, сделайте одолжение...
   К его удивлению стопочки были уже наполненными.
   - Какой вы, право, между строк читать не умеете... Разрешите спросить, кто автор гнусного пасквиля? – взволновано продолжал excellence, - Главреж! Сколько он крови вам испортил! А всё почему? Своего племянника из Нижнекопейска в свой театришко хочет перетащить. Позвольте заверить, об этом все знают. Вы ему просто мешали. Талант, он всем мешает. Да-с. В прах, в прах повергну. Уж будьте покойны.  Aut caesar, aut nihil. Кто был ничем, тот станет всем. Скажите, что... что может быть притягательнее родственной души, которую заблудший путник неожиданно для себя находит на тернистом жизненном пути? А кому... кому ещё поплакаться в жилетку, как не родственной душе?  С кем... с кем ещё поделиться страданиями?  Да-с...
   И Бахусов прохрипел:
   - Оболган и гоним.
   - Эка невидаль, - услышал он утешительный голос и благодетельная рука, предупредительно наполнила  стопочки из нескончаемого лебяжьего графинчика.   
   - Это уж... хе-хе... человека хлебом не  корми, дай только ближнего своего грязью облить. Ecce homo. А мудрецы-то, мнят из себя праведников, в ризы рядятся... Один другого на костёр готов послать, лишь бы убрать конкурента. Савонароле папа из зависти суд Божий устроил -  сгорит ли он на костре. Я уж вязаночку хвороста припас, подкинуть, знаете ли, да дождь пошёл. Всё опереткой и кончилось. А вы, бесценный вы мой, разве вы гонимы? А как меня, вашего покорного слугу, Франциск Ассизский гнал! Как гнал! Вспомнить страшно! Никакого приступа к нему не было. С тех пор эта латынь ко мне и привязалась. Consuetudo est altera natura. Он-то гнал, а другие звали, рясой прикрывались, а звали, хе-хе. Нужен я, без меня ничего и нигде... Ответственен я за каждого страждущего... Вот и тружусь денно и нощно не щадя живота своего на ниве благоденствия человеков. И уж поверьте старику, некогда и негде главы преклонить. Гонимый миром пилигрим, покой ищу себе напрасно... 
   Бахусов почувствовал угрызения совести и ударил себя в грудь в знак сострадания.
   - Спасибо, голубчик, спасибо, - прочувственно прокашлялся вечный   труженик и приложил к глазам не первой свежести платок. – Утешили, право, утешили.
   При этих словах стопочки наполнились сами по себе,- Сделайте   одолжение... 
   Удивительные вещи рассказывал бахусов собеседник, удивительные.  Но как подкупающе просто и обыденно. Как будто о случае, происшедшим с ним в ближайшем переулке.  Впрочем, сам рассказчик быстро взял себя в руки.   
   - Разоткровенничался я с вами, друг мой. Умеете вы к себе расположить, доложу я вам, умеете.
   Еxcellence вынул из жилетного кармана большие часы-луковицу на серебряной цепочке.
   - Но мне пора, увы, пора, голубчик. Я слышу призывный стук колёс. Он зовёт меня дальше, в славный город Верхнеступинск. Я ведь уведомил, я здесь проездом. Увы, дела, дела... У вас что ещё осталось? Говорите, говорите... Сегодня ваш день...
   Бахусов хотел что-то сказать, но его нижняя челюсть задрожала от нервического тика, а рука сама потянулась к лебяжьей шее. Графинчик как будто сам вошёл в его ладонь и уютно в ней устроился.    
   - Да, да, сделайте одолжение. Это вы весьма даже... кстати...
   Метаморфозы продолжались. Рука сама поднесла графинчик ко рту, и тот не желал отрываться, пока Бахусов не начал задыхаться от вылитого в глотку.
   То ли чудодейственному графинчику понравилась бахусова ладонь, то ли бахусова ладонь сама приросла к лебяжьему горлышку, но разнородные субстанции слились в единое целое и в нарушении всех канонов природы никак не желали разъединяться. 
   Но это чудодейство  померкло при мысли о расставании с новым другом.   Не в силах справиться с животным страхом, Бахусов сполз на колени и прохрипел:      
   - Не оставьте, - и почувствовал пристальный, до боли пронизывающий взгляд.
   - Никогда. Теперь ты мой.   
        .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
   Тощий субъект с козлиной бородкой во франтоватом костюме-тройке  стоял спиной к широкому, во всю стену, гостиничному окну и сосредоточенно протирал не первой свежести платком пенсне.
   Неожиданно раздался скрежет тормозов, железный лязг, крики...
   - Я сделал своё дело, если можешь, сделай лучше, - обратился excellence  почему-то другим, уже скрипучим голосом неведомо к кому и водрузил пенсне на переносицу. Затем он прислушался к неведомому собеседнику и добавил, - Ты неправ, Франциск из Ассиза. Fortunam suam quisque parat. Каждый сам идёт навстречу своей судьбе. Неведом и тернист путь в ночи.

   МЕДНЫЕ ТРУБЫ

   Давно замечено – жизнь несётся стремительно, подобно горной лавине, сметая всё на своём пути. Не то, что в старые добрые времена – нагрешишь и добросовестно каешься всю оставшуюся жизнь, сочиняя трактаты в  назидание потомкам. А те совершают новые грехи и сокровищница человеческих страданий наполняется новыми невидимыми миру слезами.
И грядущие поколения запутываются вконец  и по своей невменяемости впадают в атеизм или в какую иную ересь. А лавина времени всё несётся и несётся, и ничему уже не удивляешься.
   А посему нет ничего удивительного, что уже на следующее утро после проистекших событий в газете «Скуратовские зори» в рубрике «Мы – не они» появилась статья главрежа скуратовского театра под названием «Каюсь!». В ней рьяный обличитель скуратовких пороков и общественных язв также рьяно посыпал голову пеплом и навзрыд каялся в служебном несоответствии. Утопая в административном болоте, он вовремя не увидел в актёре своей труппы Бахусове – Беспутном выдающего мастера сцены и – не нужно бояться громких фраз – гения современного театрального искусства. Лишнее доказательство тому – смелый поступок новатора на премьере спектакля «Остров счастья». Его выход на сцену на четырёх конечностях и изрыгательства в адрес зрителей – блестящий актёрский экспромт, которому не было доселе равных.  Для скуратовского театра большая честь...  Учиться у мэтра должна вся актёрская братия...
   И чему удивляться, что главреж за одну бессонную ночь пересмотрел своё жизненное credo, когда сам апостол Павел, будучи гонителем Спасителя нашего, осознал свои ошибки и превратился в защитника и пропагандиста новой истины. Как сказал excellence: о, душа человеческая, таинство из таинств. Но это так, к слову...
   Что же касается племянника из Нижнекопейска, то это всё злостные происки завистников из тамошнего театра, которым главреж руководил по совместительству. Главреж предложил своим собратьям по сцене смелую и жизненную  интерпретацию драмы Вильяма Шекспира «Отелло», но нижнекопейская примадонна  Глама - Мещерская наотрез отказалась играть Дездемону, если роль мавра будет отдана Бахусову – Безпутному. И это несмотря на то, что похороны ей были обещаны за счёт театра. На всякий случай. Не каждому такая честь. 
   Непонятые и гонимые миром люди подобны слабому ростку в тёмном царстве. Но стоит первому лучику прорвать тьму, как росток потянется к животворному свету и превратится в плодоносное древо.
   Так и скуратовские обыватели, наконец-то, прозрели и во искупление грехов своих в единодушном порыве спешили воздать должное своему выдающемуся соотечественнику за все времена незаслуженного гонения.
   Площадь Правды перед Дворцом правосудия с раннего утра стала заполняться представителями передовой скуратовской общественности.
   Первой на место приехала съёмочная группа местного телеканала «Скуратов плюс» вместе с почитательницами гениального новатора  в футболках с портретом своего кумира. На футболках красовалась надпись «Мы – это ты, ты – это мы». Были и более откровенные признания - как то «Ефрем, приди в мои объятия». Одна из почитательниц в порыве чувств скинула с себя последние нитки, но подруги по профессии не решились последовать её примеру.
   Актёры скуратовского театра вертелись среди сограждан на ходулях в масках с ликом Бахусова, подчёркивая тем самым непревзойдённую высоту своего собрата по искусству.
   Шаман, прибывший ночным поездом из заштатного Нижнекопейска, развёл на плацу костёр, закружился в демоническом вихре, и сообщил собравшимся ошеломляющую новость: оказывается Бахусов, будучи в стельку пьяным, насмерть сбил человека. Но собравшиеся его не услышали, а может, не захотели услышать; не всё ли равно? Недаром народная скуратовская мудрость гласит: не всяк, кто слушает, слышит.
   Шаман обиделся и уехал ближайшим поездом в свой заштатный Нижнекопейск.
   Скоро весь Скуратов собрался перед Дворцом правосудия. Взявшись за руки, скуратовцы прыгали вокруг шаманского костра и дружно скандировали: Бахусов, Бахусов...   
   Президент исторического общества «Скуратовские древности» вещал в камеру о выдающихся личностях, которых подарила миру скуратовская земля, как то Соловей – разбойник, Кудеяр – атаман, поручик Ржевский, и вот теперь славную традицию продолжил Бахусов - Беспутный.   
   Телевизионщики сбились с ног, торопясь запечатлеть для истории волнующие моменты скуратовской истории.
   Уф, дайте дух перевести...
   Давно замечено, мир безудержно стремится к совершенству. Какими бы ни были непревзойдёнными речи классиков ораторского искусства – Цицерона, Савонаролы, Плевако и иже с ними - речь адвоката на процессе Бахусова – Беспутного затмила всех светил прошлого. 
   - Господа, когда мне была оказана высокая честь защищать нашего выдающегося соотечественника, поначалу я был крайне удивлён. Скажите, разве нуждается в защите само олицетворение добродетели и гражданских достоинств? - адвокат сделал широкий жест к переполненному залу Дворца правосудия с просьбой разрешить его сомнения.
   Вопрос был поставлен настолько ребром, что судье стоило немало усилий призвать скуратовскую общественность к порядку. Ряды заметно оживились, но девица из первого ряда их прервала:
   - Как вам не стыдно, это же сам Нестор Треплов.
   - Неужели?
   - Гений адвокатуры. Из самого Верхнеступинска.
   Подсудимый Бахусов – Беспутный заволновался было, но сделав пару глотков из приросшего к его руке графинчика, убедился в его неиссякаемости и успокоился.
   Девица из первого ряда готова была заживо проглотить защитника добродетели и невинных душ.
   Адвокат одарил свою почитательницу щедрой улыбкой и продолжал:
   - Но потом я вспомнил, что каждый обязан выполнять свой гражданский долг. Только тогда общество может строиться на незыблемых началах законности  и справедливости. Поэтому я здесь, господа. Итак, я приступаю.            
   Вдруг взорвался оглушительный чих. Преступник был мгновенно выдворен из зала, несмотря на мольбы и клятвенные заверения. Всё замерло. 
   - Представитель обвинения пытается уверить нас, что мой подзащитный в состоянии алкогольного опьянения насмерть сбил пешехода. Позвольте спросить обвинителя: А кто видел? Пусть сюда поднимется хотя бы один очевидец.
   Молчание повисло в зале. Все смотрели друг на друга, в недоумении пожимая плечами. Адвокат назидательно поднял указательный палец.
   - Разве не для того существуют свидетели, чтобы исчезать в самый ответственный момент?
   Присутствующие дружно закивали головами.
   - Обвинитель ссылается на камеру наблюдения. Но разве может решить судьбу человека какая-то бездушная коробка, напичканная проводами? Это кощунственно! По данным Всемирной Организации Здравоохранения на дорогах мира в автокатастрофах ежегодно погибает до двух миллионов
человек. В високосные годы до трёх миллионов. Эта тенденция угрожающе растёт! И почему Скуратов должен быть хуже Нью-Йорка или какого там Парижа? Каждый из нас должен быть готов принести себя в жертву безжалостному Левиафану. Такова суровая правда жизни, господа.
   Адвокат вытер вспотевший от страстного словоизвержения островок лысины и уже спокойно, что стоило ему немало усилий, продолжал.
   - А был ли труп? Позвольте заметить, что отпечатков пальцев трупа на колёсах машины моего подзащитного не обнаружено. Нет трупа – нет преступления. А посему о состоянии алкогольного опьянения у моего подзащитного не приходится и говорить. Каждый вправе по-своему видеть этот мир. 
   Верхнеступинский гений принял позу датского принца Гамлета перед решением каверзной дилеммы: быть или не быть? в постановке скуратовского театра и вновь вопросил зал, направив указующий перст на Бахусова.
   - Скажите мне, кто перед вами?
   В рядах вновь зашептались:      
   - Нестор Саввич любит остро ставить вопросы.
   - Куда уж острее.
   - Гений адвокатуры. Из самого Верхнеступинска.
   Как известно, чем острее вопрос, тем больше он таит загадок. И отгадки знает лишь вопрошающий.
   Адвокат обвёл зал взглядом и каждый почувствовал, что вопрос обращён именно к нему.
   - Вы думаете, перед вами человек?    
   Зал перестал дышать. И в напряжённой тишине прозвучало:
   - Нет, человечище.
   Зал облегчённо вздохнул.
   - Вы думаете перед вами актёр?
   Зал снова перестал дышать.
   - Нет, актёрище.
   Зал облегчённо вздохнул.
   - Вы думаете перед вами талант?
   Зал напряжённо ждал ответа.
   - Нет, таланчище. И я не преступлю порога истины, если скажу больше – гений.  Да, господа, гений, ныне по воле Провидения живущий среди нас, простых смертных. А участь гениев всегда одна – идти непроторенными путями. Гении взывают к нашей совести. Они сами наша Совесть.
   И адвокат вытер платком вспотевшую, видимо, от непроторенных путей и взывания совести, элегантную лысину.      
   В рядах заметно оживились.
   - Красиво говорит.
   Девица из первого ряда обернулась и снисходительно пояснила:
   - Потому что он гений.
   - Кто? Бахусов или адвокат?
   - Кто такой Бахусов? А-а...
   Адвокат одарил свою почитательницу щедрой улыбкой и, вновь обратившись к залу, продолжал:
   - А теперь скажите, какое право мы имеем судить самоё Совесть?
   Зал молчал. В душе каждого заскребли кошки. В нависшей тишине раздался голос защитника Совести.
   - Стыдно, господа.
   Зал опустил головы. Проникновенная речь оратора требовала осмысления, но тот уверенно взял быка за рога.
   - Гений и злодейство. Вечная тема. Пушкин лишь поставил этот вопрос, оставив решить его нам, его потомкам. И именно сейчас мы должны дать ему ответ. Да, господа, сегодня мы должны подвести черту и ответить Александру Сергеевичу и человечеству.
   В зале снова заволновались.
   - Зачем ты меня сюда притащил? Человечеству... Ответишь не так, а потом с тебя же спросится.
   - Так ведь кто же знал, как этот гений повернёт.
   Девица с первого ряда злорадно зашипела:
   - За всё придётся ответить.
   Адвокат насладился реакцией зала и обратил свой взор на Бахусова.
   - Мой подзащитный всей своей жизнью пытался ответить на этот вопрос. Он много раз поднимал его на сцене. А что такое сцена, как не сама жизнь? И после этого мой подзащитный сидит на скамье подсудимых? Нет! Нет и нет! Подсудимой является сама жизнь, обыденность, выше которой он поднялся.  Он поднялся, а мы? Он позвал нас за собой, а мы? Если гений совершает ошибки, виновато общество, то есть мы с вами, господа. Это мы с вами подсудимые! Горькая истина, но разве правда бывает сладкой? Так что же мы ответим Александру Сергеевичу и человечеству?    
   Зал перестал дышать. Адвокат пошёл к окну и решительно ударил по раме. Окно открылось. Вместе со свежим воздухом в зал ворвались крики: Бахусов, Бахусов...
   Гений адвокатуры победоносно поднял обе руки вверх.
   - Народ уже ответил.   

   ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА

   Нижнекопейская дива Глама - Мещерская дала газете «Скуратовские зори» откровенное интервью под интригующим названием «Грудь нараспашку».
   В означенной публикации ведущая примадонна обнажила свою сокровенную мечту – сыграть Дездемону в трагедии Вильяма Шекспира «Отелло» с Ефремом Бахусовым в роли ревнивого мавра, чего бы это ей ни стоило. А как ещё прикажете войти в высокое искусство и остаться в его закромах?    
   В то время как главреж уже потирал руки в предвкушении фурора, который потрясёт театральный мир, с утреннего поезда на станции Скуратов сошёл неприметный пассажир в потёртом джинсовом костюме и такой же вылинявшей шляпе; однако же в его обличье просматривался взыскательный дизайн. В руке он держал дорожный сак, какие были в моде в ушедшем столетии.
   Надо сказать, что станция Скуратов не самая многолюдная в замысловатой паутине железных дорог нашей державы. Зато она выгодно отличается от бестолкового вокзала губернского Верхнеступинска и тем паче от какого-то там заштатного Нижнекопейска, который не каждый поезд удостаивает стоянкой. А достопримечательна станция Скуратов тем, что на её путях в качестве музейного экспоната стоит паровоз, который водил сам граф Витте, изучая пути сообщения и глубинную жизнь Отечества нашего. В своих мемуарах царедворец признался, что, будучи на станции Скуратовка, он решил облагоденствовать родную империю спасительными реформами.
   С тех пор считается, что всякий гость, ступивший на скуратовскую землю, несёт её обитателям нечто новое и ранее неведомое.
   Девица на гостиничном ресепшене, оформляя нового скуратовского гостя, мило улыбнулась. 
   - Какое имя у вас интересное – Питирим. Да ещё Варламович.
   - Исконно скуратовское имя, - заверил её будущий постоялец.
   Проходивший мимо хозяин «Скуратовского неба» заинтересовано посмотрел на гостя.
   - Ну да... Питирим... - задумчиво прошептал он, - Точно... Да он же... – и в следующую минуту бросился к гостю.
   - Питирим, ты?
   - Арнольд? Неужели?
   И два солидных мужа принялись с энтузиазмом обниматься и тузить друг друга.
   - Питирим!
   - Арнольд!
   - Какими судьбами? Откуда?
   - Из Цюриха.
   - Аглая! – закричал хозяин приюта для странников и попугай ара, сидевший на цепочке в розалии, взмахнул крылами и, порвав оковы, заметался по холлу, - Аглая, ты представляешь! Друг детства! Сколько лет? Сколько?
   - Quarante ans, - в эмоциональные моменты забугорный гость невольно переходил на иноземные языки, - Сорок лет! Сорок лет я скитался по чужим краям.
   - Аглая, знаешь, кто это? Питирим Модестов! Всемирно известный скульптор. На всех континентах стоят его шедевры. Музеи мира дерутся за кусок мрамора, к которому прикасалась его рука. Помнишь кражу из Лувра?
   - Арнольд Вильгельмович, - всплеснула руками Аглая, - Какие у вас друзья!  Какая честь!
   Она сдёрнула со стены календарь со скульптурой президента Коста-Рики в боевом наряде индейского вождя, указывающего своим соплеменникам путь в светлое будущее.
   - Питирим Варламович, это ваша работа, дайте автограф, ну, пожалуйста.      
   - Да, mes amis, - всемирная знаменитость смахнула невольно набежавшую слезу, - сорок лет назад я покинул родные пенаты, чтобы покорить  мир. Покорил. И что? Увяз, увяз в трясине пустой славы и бессмысленной суеты. Всё, всё надоело. Всё тщета и тлен. Устал. Но я всегда слышал зов Скуратова. 
И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать, 
Но ближе к милому пределу
Мне бы хотелось почивать.
Назад, к истокам,- Блудный сын поставил на стойку дорожный сак, - С чем уехал – с тем и вернулся. И ничего больше человеку не нужно. Отныне ни ногой из родного Скуратова. Арноша, друг мой, никогда, никогда не покидай отчего гнезда.
   Не успело утреннее Светило одарить своими благодатными лучами Землю и Скуратов, как друзья детства отправились по памятным местам. Светило мирового ваяния, успевший отдохнуть и выспаться после утомительной дороги и дружеского возлияния, проявил недюжинную эрудицию об историческом прошлом Скуратова.
   - Здесь стояли бараки. Войной ходили друг на друга. Помнишь, как мы познакомились?
   - Помню. Здорово я тебя тогда расквасил.
   - Ты меня? Ты всё спутал. Это я тебя.      
   - А здесь пруд был. Мы по нему на плоту плавали. Помнишь?
  - Плот перевернулся. Я чуть не утонул, зато плавать научился. А теперь на его месте бассейн. Как всё изменилось! Слушай, а что было на месте твоей гостиницы?   
   - Ну вот, здрасьте. Пустырь.
   - Ах, да, пустырь. Мы на нём взрывы устраивали. Помнишь?
   - Это я-то не помню? Нас в милицию забрали. Отец меня потом так выпорол... До сих пор помню.
   - А меня дома заперли на неделю. Я читал «Детскую энциклопедию». Тогда я к искусству и приобщился.
   Незаметно, окунувшись в мемуары, друзья детства дошли до центральной площади, на которой находилось Лобное место – причудливая каменная глыба самой природой созданная для пьедестала.
   - Пустует? – удивился светило мирового ваяния, - А где же монумент? Скуратов всегда был богат выдающимися личностями. Неужели оскудела родная нива?
   - Нет! Родная нива по-прежнему плодоносит, - заверил заблуждавшегося друга скуратовский абориген  и поведал ему о новом мессии, озарившим собой скуратовскую землю.  И не только скуратовскую, как известно.    
   - Питирим, - скуратовский патриот приложил руку к груди и возвратившийся из дальних пределов странник услышал, как бьётся его пылкое сердце, - Скуратов жаждет твоего шедевра. Сорок лет ты служил миру. Пора послужить родному городу. Воссоздай образ великого гражданина и соотечественника.
   - Наверное, ты прав, Арнольд. Блудный сын должен заслужить право на последний приют. Придётся снова на годы заключить себя в творческое подполье. Что ж, я готов.
   - Какие годы, Питирим? Через две недели у Бахусова юбилей. Весь  Скуратов с ног сбился.   
   - Когда же я успею?
   - С твоим-то талантом... Поройся в запасниках музея изящных искусств. Я там как-то был. Такие завалы! Ты сделай голову, а руки-ноги найдутся. А сейчас мы поспешим в театр и ты удостоишься лицезреть великого человека. 

   ИСТУКАН

   Каменную глыбу, что расположилась на центральной площади, в народе прозвали Лобным местом. Дотошные скуратовские краеведы так и не сумели докопаться до истоков этого названия. А уж нам и подавно не стоит лезть в столь туманную тему со своими измышлениями.   
   В разные времена Лобное место использовали по разному назначению.
В эпоху Иоанна Васильевича Грозного, когда Верхнеступинский край вместе
с городищем Скуратовым, вошёл в состав Московской державы, с глыбы как самого приметного места, читали царские указы. 
   При первых Романовых вокруг камня строили свои хоромы воеводы и дьяки. С тех пор так и повелось - все расстояния в Скуратове и его окрестностях отсчитывать от Лобного места.   
   В правление Алексея Михайловича Тишайшего на Лобном месте отсекли буйную голову Кудеяру-атаману; по одной версии злодею и душегубу, по другой – защитнику сирот и обездоленных. Впрочем, это как посмотреть. Не бывает худа без добра. 
   С наступлением эпохи Просвещения и крепостничества Лобное место долго пустовало и даже поросло мхом и лишайником. Практичные обыватели превратили его в городскую свалку.
   Всё изменилось с благодетельных реформ Александра II. Городская Дума на месте свалки поставила памятник царю-освободителю. С приходом к власти борцов за всеобщее счастье он был низвергнут, а добротный камень использовали для монумента великому вождю и отцу всех народов, а также вдохновителю и организатору всяческих побед. Но и тот не отличился долговечностью и был в свою очередь также низвергнут, поскольку потомки усмотрели в деяниях вождя и вдохновителя культ личности и деспотизм. 
   Свято место пусто не бывает. В нынешнее время благодарные скуратовцы хотели монументально отметить заслуги своего любимого мэра, но тот категорически заявил, что ни в коем случае не позволит поставить своё каменное подобие на столь шаткое место.
   Остаётся только заметить, что это не охладило патриотического порыва скуратовцев заполнить публичное пространство достойной кандидатурой.
   Поэтому нет ничего удивительного, что день открытия памятника превратился в городской праздник. 
   С утра небо хмурилось, недовольное большим скопищем народа на центральной площади. Облака корчили недовольные рожи, надувались и плевали на толпу редкими каплями. Пессимисты открыли зонтики, оптимисты радовались нежаркой погоде.
   Памятник был накрыт покрывалом и интригующе действовал на скуратовцев, разделившихся на два лагеря. Пессимисты утверждали, что бездушный камень не может передать всего многообразия души великого человека. Оптимисты считали, что для искусства нет невозможного.
   Когда покрывало спало, перед согражданами предстал Бахусов, словно живой, идущий навстречу своим согражданам, торопившийся что-то им сказать, поделиться с ними самым важным и сокровенным. Одна рука его была прижата к груди, другой он наполовину прикрывал лицо театральной маской.   
   - Свою душу нам хочет отдать, - восхитился оптимист.
   - То-то под маской прячется,- возразил пессимист.
   Питирим Модестов успел в срок. В запасниках местного музея его привлекла скульптура комсомольца, украшавшая музейную экспозицию с 1922 по 1936 год. Но времена изменились, на его место поставили скульптуру героя труда Алексея Стаханова, а комсомольского активиста за дефицитом музейной площади отнесли в загашник, при этом по неосторожности отбив голову. Голову пришлось  снять с героя труда Стаханова, слегка изменив нос и брови, а уж за маской дело не стало.
    Великий ваятель стоял в толпе, вглядываясь в лица и прислушиваясь к разговорам. Неожиданно его задел плечом тощий субъект с козлиной бородкой во франтоватом костюме – тройке и пенсне.
   - Mille pardons, – субъект приподнял такой же франтоватый кепи, - Смею заверить, впечатляет. Весьма, весьма. Позвольте пожать руку мэтра, - тощий субъект с чувством потряс длань мастера, потом засуетился и ушёл в народ.
   Ну что ж, Микеланджело три года потратил на Давида, а он, Питирим Модестов, всего за две неполные недели сумел угодить взыскательному вкусу сограждан, создав из обломков прошлого – настоящее. Право на последний приют усталый пилигрим заслужил. 
   - Бахусов! – раздалось в народе,- Бахусов, - и крики слились в единодушный призыв, - Бахусов! Бахусов!
 
   ПАДЕНИЕ КУМИРА

   И тут на балконе городского театра, выходившего на центральную площадь, появился народный кумир. Он поднял обе руки вверх, приветствуя сограждан. Перед живым кумиром каменное подобие меркло. Сограждане бросились к балкону.
   - Братия, - выдавил из себя Ефрем Бахусов – Беспутный, - Братия мои...
   От избытка чувств он сделал изрядный глоток из чудодейственного графинчика и увидел, что у его каменного подобия стоит excellence, и ласково улыбаясь, манит его пальчиком. Восторг в его душе сменился испугом. Еxcellence стоял, ласково улыбался и манил к себе своё создание. Он не исчезал...   
   Не в силах сопротивляться, Бахусов протянул навстречу судьбе руки и, задыхаясь, прохрипел:
   - Братия, я иду к вам...
   Рука его разжалась, чудодейственный графинчик выпал и глухо разбился об асфальт.
    Бахусов в страхе потянулся за ним, тело его перевесилось через балкон и последовало вслед за разбившимся сосудом.
   
   O SOLE MIO...

   Раздался вздох толпы и наступила тишина. Из недр тишины послышалась неаполитанская песня «Как ярко светит после бури солнце...». Все стали переглядываться, как заблудившиеся в лабиринте трёх сосен.         
   «... Его волшебный луч всё озаряет... O sole, o sole mio...». Тучи стали расходиться и солнечные лучи, послушные волшебным звукам, прорвали скуратовскую непогоду.
   На площадь вбежал человек и закричал:
   - Мэр вернулся!
   Все, толкаясь и давясь, бросились на звук песни. Повеяло свежим, прохладным ветром. Каменный истукан подумал немного, закачался и при первом же дуновении пал на землю, разбившись на куски.
  Площадь опустела.
  Питирим Модестов, оставшийся у падшего истукана, равнодушно смотрел на останки своего творения и думал о превратностях, стоящих на пути большого мастера.    
   У тела брошенного всеми экс-кумира стоял тощий субъект с козлиной бородкой во франтоватом костюме-тройке и пенсне.
   - Я полагаю, наш спор окончен, Франциск из Ассиза -  сказал excellence, обращаясь к незримому собеседнику, – Человек неспособен управлять своей судьбой. Я лишь дал ему то, что он хотел. Он не устоял перед искушением. Каждый сам идёт навстречу своей судьбе. 
    Еxcellence замер, вслушиваясь в лёгкий ветерок.
   - Ты считаешь это доказательство недостоверным? Тогда продолжим наш спор, ибо error multiplex, veritas una. Мнений много, истина одна.
   Песня приближалась к площади.
   - O sole, o sole mio... 
   Яркое солнце брызнуло на площадь и Скуратов.



Июнь – декабрь 2020 года