Без названия пока. след змеи

Мотель назывался “Тысяча и одна ночь”. Не очень оригинально. И совершенно без всякого подтекста. Однако номера в нем были вполне сносные. Громов и Бедный Йорик взяли себе двухкоечный, в соседнюю одноместную комнату заселили Брю, которая провела за рулем почти шесть часов. Время приближалось к полуночи, поэтому она сразу заявила:

- Я - мыться и спать. Тот, кто попробует мне помешать, будет казнен на месте.

- Да, моя Госпожа, - склонил голову в дурашливом поклоне Йорик. 

Брю пообещала восстановить ему “симметрию” на лице за тупые шутки и ушла к себе.

Рэм выспался в дороге, Йорик был “совой” и ложиться раньше трех ночи считал кощунством. Они взяли у администратора бутылку коньяка, тарелку с увядшими бутербродами, горничная принесла им в номер сок. Отдав должное воде и мылу, парни уютно устроились в креслах напротив плоского экрана, транслирующего какую-то старую кинокартину, и откупорили “сыворотку правды”.

- Как думаешь, Марк уже дома? - спросил Рэм разливая.

- Никак не думаю. Я о нем вообще не думаю, - вспыхнул Йорик, - Да пропади он пропадом! Слишком много чести!

Выпили. Закусили молчанием. Каждый своим.

Чувствуя, как коньячное тепло разливалось по телу, Рэм залип на фильм. 

- Слушай, - вдруг сказал он, - а укротительницу же играла другая актриса.

- Ну да, в нашей параллели. А есть линии, где вообще нет такого фильма, - ответил Йорик принимаясь за бутерброд.

- До сих пор не могу привыкнуть к этим “выкрутасам”, - пожаловался Громов, разливая по второй.

- И часто ты мотаешься в такие “загранькомандировки”?

- Случается.

Снова помолчали.

- Юр...

- Да-а.

- Почему ты мне поверил?

Громов почувствовал, как Йорик напрягся от этого вопроса. 

- Просто, - ответил он удивительно твердым и трезвым голосом, - я знаю об этом больше, чем ребята... Меньше, конечно, чем ты, но... Достаточно для...

Он замолчал, ушел куда-то в глубину своих мыслей.

- Для чего, Юр? - достал его оттуда Громов.

Йорик резко встал с кресла, в котором сидел, зажег верхний свет, подтянул рукав футболки, обнажая предплечье.

- Знаешь, что это? - спросил он, показывая на рубец от большого круглого ожога.

Рэм невольно накрыл рукой свое запястье с татуировкой змеи.

- Да-да, - сказал Йорик, опуская рукав, - И Мелих был меченый. Он погиб на мосту шесть лет назад. Нам сказали, что погиб...

Громов выключил экран и лег на неразобранную кровать.

Йорик погасил свет, вернулся в кресло, закурил...

Через полчаса тишины в темноте, Йорик решил, что Громов уже спит, но тот вдруг сказал:

- Мой отец был простым учителем... Физику преподавал в Старом Городе. Он тоже был в тот день на мосту...

- А ты? - спросил Йорик, понимая, что ответа может не последовать.

- Я... 

- Если не хочешь...

- А я чеканил шаг на плацу. Наш кадетский корпус готовился к приему высоких гостей.

- Но как..., - начал Йорик и замолчал.

Громов втянулся под одеяло, отвернулся к стене и мгновенно уснул.

 

Проснулся Рэм от звонкого верещания сигналки своего мустанга. Он встал и выглянул в окно. Там, выспавшаяся девушка в косухе курила, усевшись на капот автомобиля. Рэм показал ей кулак, она ему средний палец. 

После обмена любезностями, Громов с трудом растолкал недавно заснувшего Йорика.

- Что за садизм? - не открывая глаз, сопротивлялся тот.

- Пошли, в машине доспишь.

- Зачем, уплочено же?

- Пошли-пошли!

- Ненавижу утро! Ненавижу жаворонков! Ненавижу машины! 

 

Рулил Громов. Брю рядом записывала что-то в потрепанную синюю тетрадь. На заднем сиденье храпел, перекрывая шум двигателя, свернувшийся калачиком Йорик. Трасса по-прежнему была почти пуста. Разговор не клеился.

- Дневник? - спросил Рэм.

- Не твое дело, - ответила Брю.

- Не мое, - согласился Рэм.

После долгого молчания Брю, наконец, смягчилась.

- Слушай, прости. Я пишу для одного человека... На всякий случай. Вдруг мы все-таки не встретимся. Чтобы она знала...

- Можешь не говорить.

- Громов, я спросить хочу, про Саломею. Мне показалось...

- Тебе не показалось. Это на самом деле была она.

- Но как?

- Ее отец - пилигрим. Она живет сразу во всех параллелях. Одновременно.

- Какой ужас! Как же можно все это воспринимать, ведь это же чистое безумие!

Громов не успел ничего ответить, потому что впереди показался блокпост. Рэм сбавил скорость, остановился возле забитого в камуфляж человека с автоматом наперевес. Справа по борту чернели останки двух сгоревших дотла легковушек.

- Что бы ни случилось - оставайся в машине, - сказал Громов девушке и вышел к постовому.

Из-за укрепления появились еще двое вооруженных солдат, подошли к машине и стали пристально изучать ее цепкими взглядами, поглаживая свои автоматы.

Брюнетка нервно сглотнула, закрыла дневник и опустила его под сиденье. Жуткий необъяснимый страх парализовал ее тело и мысли. Она смотрела на военных, боясь сделать какое-либо неловкое движение, которое нарушит опасное равновесие в действиях этих ребят. 

На заднем сиденье зашевелился Йорик. Брю поняла, что она на пороге обморока. Ей в минуты сильного волнения всегда не хватало воздуха. “О, нет!” - взмолилась она неведомым силам, имеющим власть над всем, что происходило сейчас, - “Юрка, замри!” Йорик замер. Время замерло. Только два солдата удачи медленно кружили вокруг машины, как две акулы в камуфляже в ожидании сигнала для атаки - капли крови...

Дверца машины открылась и за руль опустился бледный Громов. В руке со змеей он держал карточку пропуска. Рука дрожала.

- Все в порядке, - голос его прозвучал глухо, как из-под подушки, - можем ехать.

- А чего стоим? - раздался охрипший со сна голос Бедного Йорика, который поднял голову, продирая глаза.

- В туалет не хочешь? - спросил его Громов, поворачивая ключ зажигания.

В поле зрения Йорика попал автомат, упиравшийся дулом в окно. Шутник и балагур плавно скрылся под пледом, прошипев:

- О-йоооо!