Картошка

Летние тёплые сумерки. Чуть-чуть только ветерок свежо дунет. Я иду за сарай, в котором раньше бабушка с дедушкой держали корову. Здесь грядки с картошкой. И здесь, в первую очередь, мы выкапываем ранний картофель. Подхожу к начатой грядке. Полрядка уже выкопано. Бархатно темнеют опустошённые ямки. Дальше, по ряду, вальяжно зеленеют пушистые кусты. Кое-где ещё виднеются на них цветочки. Я пришла с лопатой и осторожно втыкаю её рядом с кустом. Легонько, боясь повредить клубни, стараюсь подцепить ком с картошкой. Он тихонько задвигался, поднимаясь наверх. Лишь бы не разрубить крупную картофелину! Будет обидно. Жирные крошки земли неохотно срываются с тоненьких бледных корешков. Вот она – молочно-белая центральная картофелина и вокруг неё – помельче и ещё мельче, совсем с горошину. Но надо собрать все. Я люблю – особенно маленькие. Они такие вкусные! Поворачиваю лопату к вертикали и, одновременно, поднимаю её выше, опрокидывая куст. Собрала все клубни в тазик.
Зашла в дом. Интенсивно помыла картошку в нескольких водах и поставила её варить. На картошке почти нет кожуры. А если какая и осталась, так она такая тонкая, что почти не будет чувствоваться.
Наливаю в эмалированную миску сметаны, солю и ставлю на огонь. Запузырившуюся сметану снимаю с огня. Нарезаю зелёный лучок и немного укропа. Отрезаю кусок чёрного хлеба. Жду картошку. Вот она сварилась. Перекладываю часть её, сколько съем, в миску со сметаной, посыпаю нарезанным луком и укропом. Беру в одну руку большую ложку, а в другую – чёрный хлеб...
Всё, просыпаюсь.

***

Картошечка варёная!
В мундире, посолённая!
Картошечка, картошечка!
Вкусная всегда!
 
Мои первые стихи.



На картошку
Только начали учиться, а тут, сказали, – надо ехать на картошку. У Светы ничего нет для этого. Нужны какие-то тёплые вещи, подходящие для этой цели. А где их взять? Света растерялась. Хотелось плакать.
Девочка из группы, тоже из общежития, сказала, что у неё есть знакомый умный мальчик, москвич, они вместе поступали, он подскажет. Едут к нему. Милый вежливый мальчик даёт хороший совет – надо взять в пункте проката спальники. Так и сделали. Но в чём же там-то ходить? В отчаянии Света пошла к дальней родственнице. Та порылась в кладовке и достала плащёвую светлую ветровку своего старшего сына. Ветровка в середине осени, конечно, лучше, чем ничего, но.…
У Светы уже были резиновые полусапожки, тёпленькая кофточка, вигоневые коричневые рейтузы и чёрная вязаная шапочкой с ушами и помпоном. Всё это оказалось на Свете плюс тёткина хилая бледно-сиреневая плащёвка, неуклюже свисающая с плеч. На шею для тепла повязала небольшой платок. Света в этом одеянии выглядела довольно нелепо, но, хотя бы, так можно было ехать на картошку.

В дороге
В автобусе – все ребята группы – половина девочек, половина мальчиков. Света сиротливо сидит в сторонке и страшно комплексует по поводу своей одежды. Сидит, как дура, на своей сумке и хлопает глазами. Очень хотела бы, чтобы ребята не замечали её вообще. Вот бы стать невидимкой!
Студенты начали петь под гитару. Собрались в кружок и азартно поют, подначивая друг друга на ту или иную песню. У них неплохо получается. Света не поёт. Она не знает этих песен. Потом запишет, выучит. А пока только слушает.
Но вот гитарист, Иван, широкоплечий высокий парень в бушлате с выглядывающей у шеи тельняшке, из старших, завладел аудиторией. Никто не знал столько песен, как он, и все замолчали, слушая его.
А гитарист поднял глаза на Свету и стал петь только для неё. Свете было совершенно непонятно, почему он обратил внимание на неё. Вон сколько девушек, симпатичных, прилично одетых, весёлых сидит вокруг. А она сидит грустная, как Несмеяна, в этих обносках, и ей от стыда хотелось провалиться сквозь дно автобуса. Она сидела молча, стараясь не выражать никаких эмоций. А он пел и пел, глядя ей в глаза. Ребята, видимо слегка обескураженные «потерей бойца», но воспитанные,  вежливо делали вид, что не замечают этого, оставаясь в прежних позах в кружке. Так они и доехали до места.

На картошке
Приехали к обеду, всех высадили у нового… свинарника. Сказали, что здесь студенты будут жить. В свинарнике плотными рядками расставлены раскладушки. Помещение разделено на две части: справа – для мальчиков, слева – для девочек. Вход в импровизированное общежитие был через половину мальчиков.
Света посмотрела на ряды коек, обратила внимание на дверь с порожком и лестницу у левой стены этого помещения. Ей представилось, что  оттуда могут прибегать крысы, и она решила ни в коем случае не брать койку рядом с этой лестницей. Но, очевидно, так подумали все девчонки и очень шустро покидали свои вещи на приглянувшиеся раскладушки. Слегка замешкавшаяся Света обнаружила, что свободной осталась именно эта – крайняя раскладушка, которая у лестницы. Света со смешанным чувством досады и смирения опустила  на неё свои вещи. На раскладушках было нехитрое солдатское постельное бельё. Свой спальник Света постелила поверх матраса. В помещении было тепло.
Ребят сводили пообедать. В качестве столовой для сезонных рабочих в колхозе была отведена пустая изба.
Вечером студенты собрались на половине мальчиков. Опять стали петь. Но уже не так активно. Света опять забилась в уголок и, от нечего делать, украдкой разглядывала ребят, мысленно разделяя их на старших и своих ровесников. Отметила, что среди её ровесников есть студенты не такие цыплята, как она, а, заметно, с каким-то опытом жизни, и их тоже можно отнести к старшим. Одногруппники ещё делятся на москвичей и общежитских, включая иногородних, которым не досталось общежитие или они сами не захотели там жить. А дальше идёт разделение по интересам, симпатиям, но это уже детали. У Светы пока нет хорошей подруги, и от этого сиротское чувство 17 летней девушки ещё более усиливается.
На половине мальчиков было небольшое пространство перед входной дверью. Некоторые ребята стали танцевать под гитару. Обнялись в медленном танце Витя, москвич, бывший моряк (опять тельняшка) и Галя.
Галина была тоже москвичка. Полноватая, с грубоватыми чертами ухоженного лица. Ей уже было 22 года. Света прочитала в журнале «Работница», что надо выходить замуж в 20-22 года, так что для Гали это был крайний срок, решила Света. Галя, добрая девушка, воспитывала девочек-одногруппниц, говорила, что не надо шмыгать носом, для этого должен быть носовой платок, рассматривала девчоночьи болячки, проявляя профессиональную (одно время она работала медсестрой) или материнскую заботу. Одевалась, правда, по мнению Светы, слишком уж по-взрослому. В сентябре ходила в институт в модном на то время, но уж очень взрослом добротном фиолетового цвета костюме из толстой буклированной ткани с норковым воротником. Галина уже успела отметить с одногруппниками свой 22-ой день рождения в домашней обстановке. Ухоженная квартира приличного достатка. Единственная дочь. И видно было, что любящие родители, рабочая семья, рады её поступлению в ВУЗ и надеются, что она здесь найдёт себе достойную пару. Симпатичного моряка Витю Галя сразу выделила. Родители, похоже, одобрили её выбор.
Света не удивилась сближению Виктора и Гали. Она мысленно их поженила и была рада за добрую славную Галину – пора уже. А вот что у морячка было на уме, когда он прижимал к себе пухлое тело девушки – это было известно только ему одному.
Больше парами никто не танцевал. На площадке вдруг появилась Наташа – красивая одесситка. Она стала танцевать непонятный для Светы танец, старательно выделывая ногами какие-то фигуры. Вероятно, где-то аккуратно их заучила (может, в своих одесских дворах), а здесь теперь это демонстрирует. Видно было, что она напряжена – не знает, как народ примет её танец. Все, действительно, были удивлены. Особенно, многих поразили её «парадные» зелёные штаны в крупную коричневую клетку. Выход Наташи оживил собрание, и её стали поддерживать дружескими возгласами. После своего танца под аплодисменты девушка уверенно подошла к группе старших и больше от них уже не отделялась. Наташа была из тех, которые, по мнению Светы, уже успели прожить непростую жизнь, и её можно отнести к «старшим», хоть она и была ровесница Светы. Школу Наташа, кстати, закончила с золотой медалью. В группе, вообще, половина была медалистов. Наташа была светло русая блондинка с зеленоватыми глазами. Волосы – до плеч в пышных крупных локонах, но она с ними не слишком церемонилась, твёрдой рукой откидывая со лба. Света не помнит, чтобы Наташа смеялась. Она всегда была чем-то озабочена. Лицо у неё было красивое, без ярко выраженной национальности – такой смешанный одесский тип. Рядом со старшими ребятами Наташа, раньше всех из молодых в группе, стала курить. А, может, она ещё в школе закурила? Чистая девичья кожа на её лице была желтоватой. Под глазами просвечивали синеватые круги. Она стояла возле старших с независимым видом, но, похоже, ей ближе всего, по каким-то её соображениям и чувствам, был Иван. Вот она и старалась держаться рядом с ним. Он не возражал.
В первую ночь Света спала плохо. Ей померещилось вдруг, что на неё прыгнула крыса. Света закричала и побежала по раскладушкам в центр девичьей половины. Переполох, все проснулись, включили свет. Разобрались, в чём дело. Никаких крыс не увидели. Свету девочки пожалели и оставили там, куда она прибежала. Конец ночи она провела на одной раскладушке с какой-то девчонкой, спасибо ей. Но все следующие ночи, намаявшись на картофельном поле, она спала крепко на своей кровати.
Как-то одна из девочек заболела, и подружки принесли ей из столовой второе – котлету с пюре. У больной не было аппетита, и она не стала есть. Тарелка с нетронутой едой осталась стоять на приступочке перед лестницей – рядом с кроватью Светы. Утром все увидели, что котлеты нет, а на пюре был виден чёткий отпечаток крысиной лапы. Света почти равнодушно посмотрела на это.
В колхозе кормили не так уж сытно. Как-то Свету послали на дежурство на кухню. Она оттуда принесла чёрные сухари, валяющиеся на печке. Ребята с удовольствием их сгрызли. Однажды повариха распричиталась, что куда-то пропало ведро молока и придётся, мол, пюре сделать на воде. Света видела это ведро за дверью, о чём и сказала поварихе.  Та удивилась. Потом помощник поварихи на Свету разорался неизвестно за что. Света решила туда не ходить. Но никого из ребят больше дежурить на кухню и не посылали.
Туалет был один в этой деревне, очень грязный. Состоял из двух кабинок, поэтому девочки, когда видели там мальчиков, никогда туда не ходили, ждали, когда те уйдут, и – наоборот. Стояли группками, дожидаясь друг друга.
Колхозное начальство снабдило всех желающих ватниками. Свете он тоже достался. Не новый, но, главное, – тёплый. Теперь можно расслабиться, не мёрзнуть, а просто наслаждаться природой. На краю картофельного поля рос чудесный куст калины – весь в гроздьях красных ягод. Северная девочка, она раньше никогда не видела такую красоту. Только знала песню, которую распевала тогда вся страна – «Калина красная». В платочке и ватнике Света была похожа на местную. Ходила по просёлочным дорожкам-тропинкам, напевая: «Калина красная, калина вызрела..» или мамину любимую «Куда ведёшь, тропинка милая, куда зовёшь?..»
Мальчишки устроили с местными футбольное состязание. Света активно болела за «наших». Тут слышит, местные ребята кричат:
- Ну, ты, толстая, умолкни!
 Худенькая Света не сразу поняла, что это относится к ней. Но потом догадалась, что в толстом ватнике она похожа на бочонок. А лицо у неё было по-русски круглое и щёчки имелись, вот ребята толстой её и увидели. Свете это показалось забавным.
Однажды приехала машина – к Люде, старосте группы. Это были её родители на Жигулях. Люда сидела с ними в машине и что-то темпераментно говорила.
- Что она им рассказывает? – Думала Света.
Впрочем, родителям всегда можно на что-то пожаловаться. Родители внимательно её слушали и, похоже, сочувствовали и поддерживали. Свет в салоне машины смотрелся возле свинарника как нечто инопланетное. Родители у Люды работали инженерами на каком-то секретном заводе в Подольске. Люда была серебряная медалистка. Симпатичная, среднего роста. Волосы у неё были длинные платинового цвета, убранные в затейливый пучок. Глаза серо-голубые. Вероятно, она была послушной дочкой. Одевалась она почти как та Галя – по-взрослому, только более элегантно. Люда ходила в драматический кружок, откуда вышла одна, теперь уже известная, артистка. Люда гордо об этом рассказывала.
Родители Люды оставили ребятам коробку мелких яблок – видимо, со своей дачи.
- Лучше бы сухарей привезли, — подумала Света, помня, как на её чёрные сухарики накинулись голодные студенты.
Яблоки почти никто не ел – их было достаточно в соседних садах.
Работали неровно. То картошки почти не было после вспашки поля трактором, и, кстати, тогда почти ничего не зарабатывали, то, наоборот, – очень много, и, казалось, никаких сил не хватит, чтобы её собрать. Местный бригадир, со странной фамилией Макуха, подгонял девочек. И даже песня, переделанная девчонками из какой-то старой, посвящённая Макухе, его не расслабляла. Он только улыбался в уже седеющие усы, но нагрузку с девчонок не снимал. А они пели:
«Губки твои алые,
Брови дугой,
Век бы целовалась я,
Милый с тобой.
С красотой не справишься,
Век ты будешь мой.
Ой, ой, как ты мне нравишься,
Макуха дорогой!»

Однажды Света слышит, как колхозницы с досадой говорят:
- Хоть бы наклонились, что ли.
Света проследила, куда они смотрят. И увидела своих одногруппниц – двоюродных сестрёнок. Они ногами зарывали картошку. У Светы тогда возникло двоякое чувство. С одной стороны, она поняла, как местные презирают москвичек за такой «труд», а, с другой стороны, она понимала и девчонок, москвичек, непривычных к большим объёмам физического труда, умниц на другом поприще. Одна из них закончила школу с золотой медалью и уже успела проявить в учёбе заметные способности. Вторая тоже хорошо училась.
Но очень жалко было картошку, которая погибнет зимой.
Когда приехали в Москву, Света по радио услышала, что в этом году не додали план по картофелю, и колхозы вышли на те же поля собирать оставшийся в земле картофель. Света порадовалась – значит, ту, их недоубранную, тоже соберут.

Студенческие страдания
Картошка-картошкой, но, главное, – учёба. Первые два курса – очень трудные, определяющие для студента. Группа, с некоторыми потерями, закончила первый курс и перешла на второй. В начале второго курса Иван позвал к себе в гости всех оставшихся ребят.
Иван уже собирал ребят на первом курсе. Но тогда это было чисто ознакомительно. Квартира была его личная. Кооперативная. Однокомнатная. Видимо, недавно приобретённая, потому что ремонт был новенький и мебели почти не было. В нише стоял диван и возле него – журнальный столик, да несколько стульев. Ребята расселись вокруг этого маленького журнального столика и стали курить. Света никогда до этого не курила, поэтому и сейчас не рискнула. Никто не уговаривал. Наоборот. Никто вообще на это не обратил внимание. Света была им за это благодарна. Придёт время – попробует, если захочет. Вот она сидит, одна такая, некурящая, а они все дружно, торопливо тянут сигареты и молчат. Пока ещё не было предметов для обсуждения. Зато все узнали, что у Ивана есть такое роскошное по тем временам жильё. А, кто-то, видимо, сделал определённые выводы.
И вот в начале второго курса Иван опять собрал ребят. Все уже держались посвободнее. Сдружились. Наметились группки – по дружбе и вообще.
Был тёплый сентябрьский денёк. Света вышла на просторную лоджию. К ней присоединился Иван. Этаж был высокий, и впереди раскрывались симпатичные просторы – низенькие дома внизу и деревья-деревья... Небо только-только начинало темнеть. Иван говорил о чём-то. Света романтически оглядывала окрестности, стараясь поддакивать ему в нужных местах. Иван стал вкрадчиво спрашивать. Есть ли у неё парень? Света молчала. Она и сама не знала, есть ли он у неё. Скорее всего, – нет. То есть зацепил один её сердце, но это разве любовь? Заноза какая-то. Кроме неприятности, ничего не приносила. Надо от неё избавиться. Но не говорить же об этом Ивану! Она должна сама справиться. Иван, почувствовав некоторые сомнения Светы, стал предлагать ей привести своего парня сюда. Ещё чего! Даже предоставлял, на всякий случай, жильё. У неё есть общежитие! Он не понимает ничего. Надо закончить разговор. В это время подружки Наташи тоже вышли на лоджию. Ревниво посматривали в сторону разговаривающих. И стали шипеть – вот, мол, расскажут всё Наташе. Иван не обращал на них внимания, а Света – и подавно. Наташи тогда не было, она ещё не приехала из своей Одессы. При этом Света заметила, что, когда они пришли к Ивану, из ванной с независимым видом вышла одна девушка с их потока. На удивлённый взгляд Светы Иван пояснил – Наташа попросила разрешения пожить у него этой девчонке, потому что общежития ей не дали и жить пока негде.
Света решила пойти домой. Иван пошёл её провожать, прямо в домашних тапочках.  Уже почти стемнело, пряный сентябрьский тёплый московский воздух приятно окутывал. Иван рассказывал, что хотел купить кресло, но решил на эти деньги организовать встречу. Иван подрабатывал в институтской лаборатории. Света думала, что он проводит её до остановки, но он поймал такси, и повёз её к общежитию. Расплатившись с таксистом, Иван в своих домашних тапочках вальяжно, как будто так и надо, прошествовал вместе со Светой в общежитие. Остановились перед Светиной комнатой. Ивану хотелось отдохнуть перед обратной дорогой. Света посмотрела, как там, в комнате? Была только одна девочка. Она только что легла спать и натянула на себя одеяло. Иван зашёл и сразу увидел гитару. Взял её в руки, сел у стола и стал петь свой набор песен. В этот раз взор его был направлен в сторону лежащей в постели девушки. Она, кстати, воспринимала это нормально и потом даже похвалила его пение, сказав об этом Свете.
А потом Иван пропал. В группу пришёл его отец. Он работал в этом институте преподавателем. Подошёл к Свете (почему-то) и рассказал ей, и всем, об этом. Попросил помочь найти сына.
Света кому-то звонила, куда-то ходила… Иван нашёлся. Света не спрашивала, где он пропадал. А, главное, – почему? Ей казалось, что она знает ответ – учёба не нравится, девушки не те рядом…

Опять картошка
На третьем курсе ребят опять послали на картошку. В этот раз Света одна добиралась в указанное место. Перед отправкой институтское начальство ей строго настрого велело, чтобы никакой выпивки туда не брать. Света приехала последней и, чтобы порадовать ребят, купила килограмм конфет.
Первое, что спросили мальчишки, увидев её:
- Спиртное привезла?
- Категорически запрещают,  – ответила Света.
- Ну, это понятно, они всегда так говорят, – со знанием дела ответили ребята.
 Света достала мешок шоколадных конфет. Это немного подсластило их жизнь.
В этот раз условия были получше. Помещение – типа барак, койки – настоящие  и даже была душевая. Правда, горячей воды там не было.
Вечером в честь приезда Светы устроили вечеринку с танцами. Ребята в деревне раздобыли какое-то спиртное и закуску. Светины конфеты пригодились.
Выяснилось, что Света не умеет пить самогон. Ей дали в одну руку кружку с какой-то сомнительной жидкостью на донышке, в другую – кружку с водой. Напротив мальчишка держал для неё огурец и чёрный хлеб. Рассказали технологию такого питься. Выпила спиртное и воду, в рот ей сунули огурец. Дали понюхать хлеб. Свете сразу же захотелось спать. Дело было на мальчишеской половине. Света побрела в уголок и там на чьей-то койке мгновенно заснула.
Откуда-то музыку достали. Начались танцы. К Свете подходили кавалеры, стучали её по плечу, приглашая на медленный танец. Она просыпалась и шла. Из кавалеров были трое – два новеньких – недавно перевелись откуда-то в их группу и старенький – Иван. Новеньких Света несколько сторонилась, а вот у Ивана располагалась на широкой груди, как на постели, подложив под лицо свои руки. Ивану, похоже, это нравилось, а подружки Наташи опять шипели в стороне – вот, мол, расскажут они Наташе, которая опять почему-то отсутствовала.
Чтобы проветрится, Света вышла на террасу и присела на перила. Вслед вышел один из новеньких. Схватил её на руки и стал таскать по террасе. Света возмущённо говорила ему:
- Поставь меня на место!, – точно не зная, как надо было правильнее сформулировать указание. Может, надо было сказать:
- Посади меня на место!
Тут вышел на террасу ещё один парень, Володя, и увидел эту картину. Удивился, растерялся, сделал вид, что вообще ничего не видит. И новенький утихомирился.
А про Володю тоже надо здесь рассказать. Это был москвич, эстет. Как-то сказал, что у него завышенные требования к девушкам. Если он видел у приглянувшейся особы какой-нибудь изъян, например, некрасивый изгиб руки, то эта особа уже его не интересовала. Похоже, Володя был из тех, на кого сильно повлиял образ Лермонтовского «Героя нашего времени». Он был ироничен, подхохатывал над шутками, при этом слегка тряся головой. Говорили, что он из дворян. Володя был светлоглазый симпатичный блондин среднего телосложения, с несколько нездоровой бледностью на лице – возможно, потому, что много курил и не отказывал себе в выпивке.
На этой картошке Света удивилась, как-то увидев его вместе с Людой – старостой группы. Володя был заметно пьян. Его рука нахально лежала на плечах Люды. Вид у девушки был замученный. Даже страдальческий. Непонятно было, то ли она тащила на себе пьяного Володю, то ли так позволяла себя обнимать.
Но когда после картошки все вернулись в Москву, Света опять увидела эту пару. Теперь они шли спокойно, по-семейному под ручку. Увидев Свету, почему-то немного смутились. Света, поддерживающе, улыбнулась им.

Взрослая жизнь
Благодаря картошке в группе наметились три пары: Галя с Витей. Наташа с Иваном и Люда с Володей.
Галя с Витей потом разбежались. Точнее, Витя, морячок, уплыл в неведомом направлении и причалил в другой тихой гавани. Галя со временем нашла ему  достойную замену, и они образовали приличную семейную пару, служащую в одной организации.
Наташа таки женила на себе Ивана. Хотя, впрочем, он и не сильно сопротивлялся. В качестве свадебного подарка Наташа попросила у одногруппников …корсет. Тогда продавали красивые добротные немецкие корсеты. А деньгами дарить тогда не принято было. Вот и собрали студенты по рублику Наташе на корсет, а подружки его купили, какой она заказывала. Наташа почти всегда носила широкий пояс, который до обезображивания перетягивал её фигуру. Девушка не была полной. Но, вероятно, кто-то на её одесских пляжах раскритиковал её фигуру, вот  она и закомплексовалась на всю оставшуюся жизнь.
Вскоре Наташа родила дочку. Иван успокоился и помягчел. Всё у них, вроде бы, стало хорошо.
Люда с Володей к 4-му курсу тоже поженились и родили сына. А сразу после института – ещё одного. Празднуя с друзьями рождение второго ребёнка, Володя… умер. У него, оказалось, был порок сердца. Людочка, молодая вдова, осталась с двумя крошечными детьми. Очень трудно пришлось ей, а также и её родителям, которые, конечно, не оставили её в беде.

И снова картошка?
Прошло 20 лет. Теперь студентов не посылали на картошку. Теперь преподаватели сами ездили на картошку. Все ездили, включая заведующих кафедрами и лабораторий с их семьями. Сажали для себя. Были 90-е годы.
От института выделяли участки земли недалеко от окружной дороги – близко ехать. Энергичная свекровь Светы взяла заботу по выживаемости семьи в свои руки и засадила полоску земли картошкой. Света с мужем приехали на Запорожце её выкапывать. Участок в несколько шагов ширины и чуть побольше – в длину. Справа от них хозяйничало на своём участке многочисленное семейство. Они уже сидели, отдыхали, перекусывали-выпивали. Слева – пока никого не было. Вот из многочисленного семейства отделился молодой крепкий парень и пошёл на чужой пустой участок. Увидел растущий там кабачок, наклонился, чтобы его сорвать…
- Стой! Стой! Это наше! – вдруг все услышали и увидели, как к этому участку бежали три женщины, по возрасту – мать, дочь-подросток и бабушка.
Парень так и замер в наклонной позе. Но ничуть не стушевался, только слегка удивился, а потом включил самца-добытчика и стал звереть. Женщины уже добежали и стали активно на него наступать. Кричали, отстаивая своё, кровное. Тут парня лениво окликнули с его участка, и он отошёл. А женщины расположились на своём участке и бурно обсуждали, что как вовремя они пришли. Ещё бы немного – и ничего бы у них не осталось на участке.
День был, хоть и осенний, но очень жаркий, сильно пекло голову. Трудно было копать. Обидно ещё, что картошка была мелкая, зелёная и вся в червивых дырках. То ли посадочный материал был плох, то ли земля не удобренная, то ли лето неудачное, то ли неглубоко посажен картофель. А, скорее всего, все эти причины – вместе взятые. Кто знает? Институт, от которого здесь на поле копошились люди, был не сельскохозяйственный, а технический.

   ***
Вот такие картофельные истории… Можно, конечно, много ещё чего на эту тему рассказать, но я поставлю здесь точку.
Пойду, почищу и сварю себе небольшую кастрюльку картошки. У меня есть для неё хорошее сливочное масло. Потом, не торопясь, маленькими кусочками буду есть разварную картофелину, вилкой прихватывая тающее жёлтое масло. И буду пить свежезаваренный чай.

P.S. Автор картины Винсент Ван Гог "Крестьяне"