Песочные часы

Пролог
Ужасно. Утро ужасное. Погода ужасная. Состояние ужасное.
Такое ощущение, что в желудке поселилась огромная амеба, состоящая из всего вчера съеденного и выпитого и теперь рвется наружу. При этом она сама не понимает, куда ей рваться: наверх или наоборот вниз по кишечнику.  Когда она пыталась вырваться наверх, его сгибало в мучительных позывах к рвоте, но она, амеба в последний момент передумывала, и все попытки освободиться от нее сводились к мучительному кашлю в согбенном состоянии с выплевыванием чего-то горького. Когда же ей приходило «в голову» выбираться снизу, он хватался за живот и нервно озирался на предмет поиска мест, в которых можно опростаться. На такую роскошь, как платный туалет он при этом не рассчитывал, но хоть кафе какое-нибудь. И вот ведь… Как только подходящее заведение попадалось ему на глаза, амеба в желудке тут же переставала бунтовать.
С головой было еще хуже. А какие вы бы испытывали ощущения, если в вашу, в общем, круглую черепную коробку поместили бы кубический мозг с твердыми углами. И при этом он, мозг, колебался бы и пытался вырваться наружу, ударяя этими углами изнутри по вашему черепу. А?
Ужасно! Погода ужасная. С неба сыплется не то дождь, не то снег, под ногами хлюпает, и ты чувствуешь, как эта хлябь проникает сквозь тонкую подошву туфель. Да уж, когда в своей машине, все это ощущается куда менее драматично, но когда пешком… А амеба рвется из желудка, а мозг колотится острыми углами в череп…
А, кстати, где машина? Так. Встали, собрались и подумали. Машина у кабака вроде бы. Да, скорее всего. Ну не садиться же за руль в том «приподнятом» состоянии, в котором они с Томкой поехали к ней домой.
- Су-у-у-ка, Томка, – Сформировалось в мозгу пока еще не совсем четко, но мысль эта стала почему-то неотвязной. Но доминирующим все-таки стало – «сто грамм, а лучше – двести». И он вспомнил о фляжке в бардачке его машины. Туда, туда – звало его не только желание опохмелиться, но и какое-то чувство, что некоторая доза алкоголя приведет его мозг из кубической в нормальную для данного органа форму, а то и амебу в желудке на какое-то время укротит.
- Ага, - подумал он и с надеждой посмотрел по сторонам. Но, увы! Утро было не только промозглым, но и настолько ранним, что во всех ларьках вдоль его пути шторы были наглухо закрыты.
Да и машин на улице было не густо. Он долго топтался на месте, пока какой-то таджик не остановил потрепанную «шестерку» и не спросил, - Куда ехать, началник.
Он буквально бухнулся на сидение и только после этого сказал, - «Хинкльную номер 2» знаешь? К ее стоянке. После обозначения конечного пункта маршрута, он похлопал себя по карманам и к удивлению своему обнаружил там несколько скомканных тысячных купюр.
- Едем, - Категорически сказал он, пресекая недоверчивый взгляд «бомбилы».
«Бомбила» остановился у стоянки. Он увидел свою машину, и, предчувствуя радость возвращения в привычный мир, сунул в руку таджика несколько купюр,  а затем,  перебирая замерзшими и мокрыми ногами, буквально влетел в салон. Включил движок, и не ожидая, когда все прогреется, открыл «бардачок». Заветная фляжка была на месте. Он выдул сразу половину ее содержимого. К этому моменту в салоне стало тепло. Он скинул мокрые туфли и носки, опустил спинку сидения, и задравши ноги на торпеду к самому калориферу с наслаждением предался ощущению того как тепло разливается по его телу, а алкоголь расслабляет и возвращает мозг к его исконной  полусферической форме.
- А не поспать ли часок, - Подумал он. Но что-то не позволило ему отключиться.. Даже не абстрактное «что-то», а забившаяся вновь мысль – Томка су-у-ука, су-у-ка, су-у-ука Томка!
 Почему? Ну что, в первый раз, что-ли, она выносит ему мозги на предмет того, чтобы он женился на ней.
- Так, хватит, собираемся. Сперва - в офис, разгребу бумаги (ох как не хочется, а надо!) захвачу рождественские подарки для дочек.  Вообще я должен был еще вчера к ним заехать с подарками. Но в кабаке, куда они зашли поужинать с Тамаркой, объявились ее друзья, то-ли актеры, то-ли художники, и покатилось. И вот имеем, то что имеем. Надеюсь, Катерины дома еще не будет.
Константин обулся, проглотил таблетку «Антиполицая», запив ее остатками воды из полупустой бутылки, валявшейся на полу в салоне, и вставил ключ зажигания. До офиса он докатил, слава Богу, без приключений.
Бумаг оказалось несколько больше, чем он предполагал, но тщательно просмотрел их все и отреагировал правильно: что в корзину, что к исполнению, а что в папку, как он ее называл, «Для раздумий».
Покончив с делами он подхватил объемистую коробку с Лего для Пашки – младшей и складной мольберт для Машки – старшей, покинул кабинет. При этом однако кинул взгляд на «песочные часы» и отметил с тревогой, что в верхней их колбе остался всего один шарик.

Глава 1
Связь Константина с Томкой  тянулась уже полгода. А познакомил их его старый друг Фетс. Ну как, познакомил. Томка работала у него операционной сестрой. Сам же Фетс, (Филадельф Евстратович Тсаликов  - попробуй такое выговорить на трезвую голову, поэтому все более-менее близкие называли его Фетс) был нейрохирургом, причем, по словам не только его пациентов, но и начальства имел светлую голову и золотые руки.
С Константином они дружили уже лет тридцать, со школьной еще скамьи. Он помнил, когда в их девятый физико-математический класс вошел невысокий, но крепкий русый паренек, похожий на спелый подберезовик с откровенно славянской внешностью. Классная, представляя его медленно и путаясь, пыталась назвать его по имени, а новичок с каждой ее ошибкой краснел все больше и больше становясь более похожим на подосиновик. И тут Константин не выдержал и крикнул «Фетс, ты – Фетс! Кидайся рядом!». Так они и сошлись. Оказалось, что у них много общего. Им нравились одни и те же книги, видео, музыка и даже девчонки. По уровню интеллекта они были тоже конгениальны. (Конгениальность — сходство по дарованию, образу мыслей, идейному направлению, стилю). Ходили на олимпиады и школьные конференции и даже занимали там неплохие места. Раскололи родителей на недорогие гитары и освоив пяток ля-минорных аккордов, начали обольщать девушек Макаревичем, Битлами, Высоцким и даже некоторыми перлами песенного жанра своего сочинения. Девушки балдели, и отвечали вполне определенной взаимностью.
Тут надо вставить маленькую ремарку. Дело в том, что у Фетса музыкальный слух находился в зачаточном состоянии. Зато у Константина со слухом было все в порядке. Но у Фетса хорошо складывались слова. И поэтому, когда они охмуряли девушек своими песнями, пел в основном Константин, а Фетс только «подмяукивал» и то очень не громко, дабы не вспугнуть…
В это же время они начали курить трубки. Кто не поймет, тому над о разъяснить, что курение и курение трубки – это две совершенно разные процедуры. Что такое простое курение. А трубка – О! Это не курение, это – ритуал. Трубку нельзя курить в суете мирской жизни. Для этого нужно воспарить над миром, и набирая ароматный дым в рот (не затягиваясь, ни в коем случае, ибо затягивание приводит к жуткому кашлю ) и выпуская его из себя застентными клубами, размышлять о судьбах этого самого мира, да чего там мира, всей Вселенной!
Кстати, кем и как был подслушан интересный разговор между их классной « Бабой Женей», настолько уникальной Учительницей, что ей вообще нужно было бы посвятить не пару строк, а отдельный роман. Завуч, Господи, завучиха пыталась вставить Бабе Жене на тему, - Вот ваши Константин и этот, как его, Философ или.. Мало того, что курят, но еще и здороваются со мной, этак фланируя.
На что Баба Женя ответила просто. – А, что, лучше бы они Вас послали?
На последним году обучения Фетса начало клонить все больше в биологию и медицину, в то время, как Константин испытывал непреодолимую тягу к компьютерам. И даже как-то поделился с другом, что мечтает создать искусственный интеллект. Фетс усмехнулся и сказал, - А что такое вообще интеллект? Константин пытался что-то ответить, но понял, что и сам точно не понимает, что это такое.
– Вот почему искать нужно не в компах, а вот здесь. – При этих словах Фетс постучал себя пальцем по лбу.
После школы их пути разошлись достаточно надолго. Фетс поступил в Военно-медицинскую Академию в Питере, Константин же остался в родном городе, поступив в местный ВУЗ, который, впрочем, славился подготовкой качественных «компьютерщиков».
Домой Фетс вернулся лет через пятнадцать, а то и поболее. Доктором наук и  профессором. И сразу возглавил «подыхающее» в девяностых отделение нейрохирургии, очень быстро превратив его в Клинику. И не просто в клинику, а в клинику, куда потянулся народ сперва из столиц, а потом из-за рубежа, поняв, что уровень здесь выше, а плата за услуги ниже, чем в их просвещённых Европах, и Америках.
И, спустя некоторое время он объявился дома у Константина. Да не один. А с очень симпатичной дамой по имени Алла.
Алла не была писанной красавицей. Да что там. Константин на улице если и обратил бы на нее внимание, то только из-за цвета волос. Она была рыжей! Нет, она не была крашенной рыжей, она была истинно рыжей. С волосами все понятно. Но кожа – она просто отливала молоком. При этом легкий флер веснушек, равномерно угасающий на шее, плечах и в неглубоком вырезе блузки. Как-то в ничего не значащем разговоре за она до встречи с Фетсом очень комплексовала и призналась, что в школе ее дразнили  «морковкой». А вот Фетс внушил ей, насколько она редкой красоты женщина и она ему поверила (ну это же Фетс – умел, умел…)  Сам же Фетс признался Константину, что каждый раз вставляя своей жене, ему, Фетсу кажется, что он опускает свой «инструмент» в костер. У-у-х!
Не скажу, чтобы они виделись очень часто. Скорее – регулярно. Но и Константина, и Фетса, в каком бы составе они не собирались, встречи их радовали. О нет, они не устраивали каких-то глобальных пьянок, потому что после третьей рюмки расчехлялась гитара: и вновь – Макаревич, Битлы, Высоцкий, ну из свои, из старенького.
Судьба же Константина в эти годы не отличалась какими-то сильными извивами. Закончив свой ВУЗ, он устроился в сперва в КБ. Потом, когда под натиском неорганизованного рыночного капитализма все начало рушиться, он вместе со своим тогдашним шефом открыл маленькую контору по продаже компьютеров, а так же по установке на них краденного софта (а откуда деньги на лицензионный) и ремонту оных. Когда же таких контор появилось, как грибов после дождя, Константин расширил свой бизнес и занялся произведением печатной продукции: визиток, буклетов и т.п. Кто-то из константиновых друзей, вспоминая то время, рассказывал: «К Константину домой зайдешь – из мебели только кровать и табуретка. Все остальное – два компа с суперовскими  мониторами ну и всякая машинерия для печати. По угла пачки бумаги, тубы с краской – как он жил в этих миазмах, Ну и ящики упаковочные. Вот на них у него гости и сидели, а табуретку Константин использовал, как обеденный стол.
И вот так по чуть-чуть, он создал свой бизнес. Причем, зная, о «глазах завидущих и руках загребущих» быстро нашел себе вполне нехилую «крышу». При этом не рубил миллионы, но и своего не упускал. Так, средний, ну может быть чуть-чуть выше чем средний бизнес. То есть, никаких экстремальных телодвижений, типа покупки дачи в Испании или мерседеса последней модели за ним не наблюдалось. Ездил себе спокойно на Фольсвагене Пассате. Могучих сабантуев не устраивал и кордебалеты в Куршавели не возил. Так вот жил, потихонечку, но вполне в достатке.
Кстати, однажды на него все-таки наехали. На предмет продать фирму. Константин не стал даже обращаться к крыше. Он просто сказал: «Берите, если прибыль в 10% вас устроит. Но учтите, у нас есть имидж. Вот вы разгоните нас, наберете новых дизайнеров, web-сайтеров и прочих. Но ведь они вам не дадут тот стиль, который приносит прибыли. А чтобы сформировать новый имидж время потребуется. Хотите? Да, еще вот что. Это ж дизайн – дело тонкое.  Я уж не говорю о том, что наши сотрудники в основном женского пола. А пол этот имеет такую привычку – беременеть. Причем в самое не вовремя. Да и когда не беременеет, то у них душевные драмы, то нет должного творческого настроя, а то просто дети болеют»
- Шеф, у меня Светка сопливит. Можно я сегодня по удаленке?
- Лариса, у нас же сегодня печать! Как без тебя?
- Борысыч (отчество у Константина было Борисович), э, свадьба у племянницы. Можно я в ночь выйду? Все напечатаем, как в аптеке!
- Ага, как же после свадьбы. Так вот, Максуд, если ты опять все в желтый уведешь, то я тебя точно самого пропущу через ризограф!
Ну что, хотите такую фирму?»
Большие дяди, которые хотели, явно смекнули, что тут головных болей много больше, чем те призрачные прибыли, которые сулит отжим и… отстали.

Глава 2
Кстати, началу семейной жизни Константа Фетс тоже весьма поспособствовал.
Дело было поздней осенью, и погоды на дворе стояли омерзительные. Фетс пришел в офис Константина, если можно так назвать комнатку  в три квадратных метра, в поганом настроении (что-то не так пошло у него на операции) и с бутылкой довольно приличного виски. В общем, слегка посидели, поплакались на жизнь и решили слегка пройтись пешком, дабы окончательно развеять тоску. Небо над ними было какого-то бурого цвета. Цвет этот формировался идиотскими оранжевыми уличными фонарями, и сыплющимся с неба некой субстанцией, которую трудно было назвать снегом или дождем.
И шли они себе тихо мирно, и естественно, не заметили выломанный бордюрный камень лежащий на проезжей части улицы. Вот Константин об этот камень и споткнулся.. Итог – слегка разбитая морда лица и выбитый зуб. Понятно, как он начал отзываться о ситуации – нормативной лексики там практически не присутствовало. А в это время на балконе второго этажа, выходящего на эту улицу, появилась девушка дабы снять не просыхающее белье. И заслушалась. И, видно, это ей так понравилось, что она рассмеялась.
Фетс тут же стал на дыбы (тем более, что поток сверхнормативной лексики у Константина иссяк) и воскликнул: «Чем, ваше такое вот отношение, лучше бы вынесли моему другу стакан воды и хоть таблетку аспирина!» И что вы думаете? « Подойдите со двора ко второму подъезду» - ответила девушка, - «Я сейчас!»
Подошли. И действительно,  девушка уже ждала в подъезде, кутаясь в халатик, со стаканом воды, кучей таблеток и каким-то перевязочным материалом. «Так, выпейте все это, и показывайте, что там у вас». Хотя в подъезде было не очень светло, Константин разглядел, что девушка была довольно хороша собой, а ее руки были ласковы, и промокая его кровь и заклеивая разбитую губу пластырем проникся.
И тут на передний план снова вылез Фетс. Он рассыпался в извинениях и за сверхнормативную лексику его друга, и за то, что они в такое позднее время затруднили ее оказанием такой необходимой и замечательно оказанной медицинской помощи, сообщив ей, насколько они обязаны. И в качестве малой компенсации за все причиненные ей неудобства пригласил ее … на вечер поэзии. (Вот уж чего бедная девушка никак не ожидала…).
А еще больше ее удивило, что в субботу вечером она сидела в небольшом зале и слушала, как эти странные ее знакомцы поют под гитару «Тонкий шрам на любимой попе» Макаревича.
Потом они шли по ночному городу, прикрывая Катерину (так, оказывается, звали «ангела-спасителя» Константина) двумя зонтами и время от времени выпихивали друг друга в лужи, чтобы не дай Бог их «ангел» не замочил своих ножек.
И этого вечера было вполне достаточно, чтобы Константин увидел в Катерине Свою Женщину. Единственную и неповторимую.
При дневном свете Катерина являла собой тех женщин, по которым на улице мужчины только мажут взглядом, фиксируя в уме; «Ничего особенного…». А ведь стоило бы присмотреться. Ох, стоило.
Русые, даже, пожалуй, темно русые  волосы, неопределенный цвет не самых больших глаз. Абсолютно ординарный рот. Слегка  субтильна телом, узкие бедра и маленькая грудь. Нет, задерживать взгляд на улице на такой явно не стоило.
Но приглядевшись, вы начинали видеть, что ее волосы насильно сжатые в гладкую прическу – на самом деле – грива, которой только дай волю и она рассыплется по плечам неукротимой волной. Неопределенного цвета глаза на самом деле очень чутко меняли цвет в зависимости от состояния их хозяйки, становясь то нежно-голубыми, когда она была в хорошем расположении духа, до сумеречно серыми, когда «оне изволили гневаться». 
Тело же ее отнюдь не было худым. Оно было легким, и если бы мы, мужики были чуть более внимательными, то заметили, что она не идет по улице, а как бы летит этим своим легким телом, почти не касаясь земли. К счастью, у Константина было время всмотреться и увидеть все это. И когда Константин впервые увидел ее обнаженной, то (нет, не в тот момент, а утром) обнаружил, что ее грудь – точная копия груди Венеры Милосской. Да, той самой из Лувра.
Сойдясь ближе, и уже планируя совместную жизнь, Константин отметил и ее ум. О, это не был такой вот аналитический ум, чтобы в вечерней тиши можно было бы обсуждать с ней деликатные вопросы квантовой механики или антропогенеза (в чем, кстати, и сам Константин разбирался на уровне Анны Чапмен – ба-а-а-альшого специалиста по всем вопросам вообще. Ум у нее, был боле приземленный. Это не означало, что она сама была тупенькой и необразованной, отнюдь: у нее были свои интересы: она, например, очень тонко разбиралась в современной живописи….Но у нее не всегда хватало слов, чтобы объяснить Константину, почему Ван-Гог ей куда ближе, чем Дали. Она не раз пыталась что-то  объяснить Константину (не обязательно про творчество Ван-Гога), но у нее иногда даже просто не хватало на это слов.
Однако Катерина видимо тоже углядела в Константине что-то такое…то чего за свою молодую жизнь ей не довелось встретить у других мужчин. И отношения с момента их встречи «под балконом» начали развиваться, как говорят математики «по экспоненте», то есть стремительно!
В Константине даже проснулась в какой–то момент ревность, хотя Фетс, естественно, не претендовал.  Поскольку для него его дом, и олицетворение этого дома – Алла, было Абсолютом.
Правда, однажды, случился некий казус.
Константин, Фетс и еще пара общих друзей, справляли Константинов день рождения. Компания была исключительно мужская. Сразу скажем, что на таких «посиделках» считалось плохим тоном напиваться, поскольку финалом празднования считалось массовое пение песен. И это понятно – перепьёшь, будешь по струнам мазать.  Так что народ находился хоть и в градусе, но был вполне вменяем.
И тут под окном раздался дивный женский голос: « Ребята, а меня в компанию примите?»
Этот голос Константин уже узнавал с первой ноты.
- Бойцы, это же моя Катерина. Вот я вас с ней познакомлю!
И через малое время, Катерина сидела за их столом , выпив не кокетничая стаканчик крепкого (странно, но за окном снова была мерзопакстная погода) и внимательно внимала (Автор еще раз хочет напомнить, что тавтологию он применяет сознательно) новой балладе Фетса, которую он исполнял с большим чувством. Настолько большим, что «мазал» по тональности в каждом куплете.
А через некоторое время, когда внутренний градус у присутствующих еще немного усилился, Константин вызвал Фетса в коридор. И там, почти взяв его за грудки молвил: «На Катерину, не смей!». Черт знает, чем бы это закончилось, но Фетса эта претензия повергла в такой транс, что, пытаясь сдержать смех, он просто сполз по стеночке, и, даже не смог Константину толком ответить, а только похрюкивал.
Константин же почувствовал, что он явно был не прав, Поставил Фетса на ноги, хлопнул пару раз по спине, чтобы тот отдышался, и они в обнимку вернулись в помещение.
Потом, они, проводили Катерину, и кажется, заехали домой к Константину, что-то допивали, клялись друг другу в вечной дружбе, а потом появилась Аллочка, и деликатно отклонив предложение о продолжении банкета, утащила Фетса домой.

Глава 3.
Этот подарок лежал в числе прочих, на журнальном столике, и ничем не отличался от прочих, подаренных ему, Константину на тот день его рождения. Годков ему в ту пору исполнилось… В общем - расцвет среднего возраста. Отметим, что женат тогда он еще не был, но Катерина светила как маяк его семейному будущему самым интенсивным светом.
Слава Богу, следующий день был выходным. Поэтому встав не рано, и поправив здоровье «двумя пальцами» виски, он начал разбирать «дары Волхвов». Большинство даров было предсказуемо: как-то компактный спальник, шикарная кастрюля или, например, великолепное издание «Толковой Библии» с иллюстрациями, между прочим, самого Доре. Но вот эта коробка как то не вписывалась.  Открывши ее, он обнаружил весьма странный предмет. То есть, на первый взгляд ничего странного в нем не было – ну, песочные часы, ну большие, ну не с песком, а с какими-то черными шариками, гранулами, но явно не с песчинками. Верхняя часть была полна, но и в нижней лежали несколько этих то-ли шариков, то-ли гранул. По самой приблизительной прикидке и в верхней и в нижней колбе их было около сотни штук – а сколько песчинок бывает в даже самых маленьких песочных часах? А?
И что еще удивляло, что, хотя горлышко между двумя колбами в этих «часах» было достаточно широким, гранулы, совсем не торопились перепадать из верхней колбы в нижнюю. Константин для проформы встряхнул «часы» пару раз, поперевертывал, но ничего так и не изменилось. Как в верхней, так и в нижней колбе соотношение гранул-шариков, по - крайней мере, на вид не изменилось.
Он недоуменно пожал плечами – что, мол, это за хрень такая. Но хрень была достаточно эстетична – шарики таинственно играли матовыми отблесками , а посему он просто поставил ее так, чтобы она была видна, но не сильно отягощала своим видом и расположением. И быстро забыл об этом подарке. Так мы быстро забываем о купленной нами, например, люстре. Первое время мы смотрим на нее и восторгаемся. Но это самое первое время проходит и наступает второе, и мы просто перестаем эту чудесную люстру замечать.
Автору кажется, что такое же явление характерно и для отношений между мужчинами и женщинами. Поначалу мы смотрим не него или на нее так, что каждый волосок на его или ее голове кажется нам золотым ( в крайнем случае – серебряным), а каждое слово – смесь песни давидовой пополам с мудростью, минимум, Эйнштейна. А проходит время и волосы его или ее воспринимаются не более, как противные нити на подушке по утрам, а слова – не более как шум воды в не до конца закрытом кране. И хорошо еще, если такой шум, не ассоциируется с шумом спускаемой в унитазе воды. Привыкание – страшное состояние!
Позже, правда, он снова обратил на эти «песочные часы» внимание и утащил их из дома к себе в офис. Повторим, тогда он еще женат на Катерине не был.
Первый «звонок» от этих часов он и не услышал. А получилось так.
Вдруг, позвонил ему старый приятель, тоже одноклассник. Вот проезжал через их город, вспомнил и позвонил. У приятеля были какие-то дела, поэтому предложение Константина, остановиться у него он отверг, мотивируя это неудобствами, связанными  с этими самыми делами. Ну и, разумеется, решили встретиться на следующий день. Константину от родителей досталась довольно приличная квартира в центре, так что вопрос о выборе ресторана для встречи был пресечен Константином на корню и категорически в пользу его квартиры. Вопрос о приглашении Фетса тоже не вызвал возражений.
Но к вечеру Константин вдруг захандрил. Бывает такое состояние, когда тебе ничего не хочется делать и никого не видеть. Константин все-таки пытался привести себя в чувство, но так и не смог. А потому, позвонил Вадиму (так звали его заезжего приятеля) и для убедительности кашлянув пару раз в трубку сообщил, что он де сильно заболел, и потому просит встречу отменить. Но как только он будет в столице, то они обязательно с Вадимом встретятся, и посидят, да так, что море всем лужей покажется..
Вадим посочувствовал и сказал, что непременно будет ждать Константина у себя. На сем и расстались. А через пару месяцев кто-то из их общих знакомых сообщил Константину, что Вадим умер от инсульта.
Константин возвращался домой в таком состоянии, как будто нес на плечах чугунную плиту. Ведь можно было увидеться тогда, ведь кроме его Константинового локального приступа пофигизма, этому ничего не мешало! Но кто же знал, что тот звонок, и разговор будут последними!
И войдя домой, и к себе в комнату, Константин услышал странный резкий неприятный звук. Он зажег свет и увидел, что в нижней колбе его «песочных часов» количество гранул увеличилось.
Тогда он н сделал никаких выводов – не до них ему было. Не разуваясь, прошел к бару, вытащил непочатую бутылку виски, ополовинил ее не закусывая, а когда его «понесло», просто повалился на диван в чем был и так проспал до утра.
Утром болела голова, амеба (см. Пролог) шевелилась в желудке, а потому боли, пришедшие из внешнего мира воспринимались не то чтобы менее болезненно, но как-то легче, по-свойски, что-ли.
Однако, какое-то шестое чувство подсказало ему, что часики эти не простые, а посему лучше их дома не держать. И на следующий день он отвез их в свой офис. Благо совпало с переездом офиса в новое помещение, более представительное и просторное.
И через некоторое время Константин вновь перестал обращать на эти часы внимание.

Глава 4
Как было сказано, Константина с Тамарой познакомил Фетс. Именно познакомил, а не свел.
Часов в шесть вякнула мобилка, и голос Фетса, не терпящий возражений потребовал от Константина немедленно бросать делать вид Большого Бизнесмена, и немедленно ехать к нему в клинику.
На вопрос «Что случилось, ты оживил мумию Тутанхамона?» последовал ответ, в котором самыми приличными словами было – «Приедешь – узнаешь!». Судя по сверхнормативной части лексики, Фетс действительно сделал что-такое, столь гениальное, что нормативной лексикой описать невозможно.
За столиком для инструментов, на диванах для отдыха персонала между операциями собралась вся Фетсова бригада. Стол изобиловал дорогими напитками и яствами.  Константин быстро выпил штрафную и его усадили между толстым волосатыми дядькой – патанатомом Рустамом и весьма приятной дамой лет тридцати.
- Кто не знает, - Молвил Фетс. – Это мой лучший друг – Константин. Мой одноклассник. Бизнесмен, дизайнер, художник Божией милостью, и вообще, чрезвычайно талантливый человек.
- Ну Рустика ты знаешь. – Продолжил Фетс, - А вот слева от тебя – Тамарочка. Моя новая операционная сестра. Специалист - супер . Я рта не успеваю раскрыть, а она уже мне нужный инструмент подает.
- Я даже думаю, - тут голос Фетса перешел на драматический шепот, - Что она телепатка.
Рука супер -телепатки - операционной сестры была изящной и в то же время плотной и сильной, и пахла не только дезрастворами, н и какой-то тонкой косметикой. Константин с удовольствием приложился к ее изящным пальцам с коротко обстриженными ногтями без маникюра.
Выполнив, не без удовольствия акт знакомства, он, тем не менее, отвернулся к Рустаму и спросил его, по какому поводу банкет.
- Ты что, брат. Фетс меня сегодня снова работы лишил!
- Как так?
- Такого покойника вытащил. Ну, ты представь. Дюбель из пистолета в ухо себе умудрился вбить. А дюбель был не простой, а с само разворачивающимся концом. Представляешь, что у это пацана от мозга осталось?
И, главное, это железо попробуй просто из башки вытащить. А Фетс смог! И не просто смог. Он еще это так сделал, что пацан через месяц уже на выписку пойдет. Ну, если конечно, с башкой все нормально будет. В смысле психики. Понял?
- Ух! – И Константину представилась картина: человек на операционном столе.  Развороченная вся в крови черепная коробка. И над ней «витает» Фетс, погружая в это месиво какие-то блестящие инструменты, поглядывая на дисплеи и отдавая короткие команды.  А его соседка справа, не ожидая команды подает ему еще какие-то инструменты или, зажав щипцами комок ваты, промокает обильно потеющий Фетсов лоб.
От натурализма картины его внутренне передернуло, и чтобы как-то войти в себя он налил себе пол медицинского 200 граммового стакана виски, намереваясь его тайком осушить. 
Этому намерению помешала соседка слева.
- Ну зачем же так, в одиночку. – Голос Тамары  был хрипловат и низок. – Я понимаю ваше состояние, и, если вы не против, выпью с вами.
- А, да, конечно.
- Ну, за жизнь! Это мой тост такой. Сегодня еще одному подарили. Я всегда после операции, когда пациент выживает, обязательно его пью.
Константина начало отпускать. И он даже нашел в себе силы спросить у соседки, придав голосу сколь можно в таком состоянии игривости: « И часто пьете?»
- Как начала работать у Филадельфа Евстратовича, то стала чаще.
Константин не сразу вспомнил, что Филадельф Евстратович – это его старый друг Фетс, и такое официальное обращение к другу его весьма удивило.
Трудно сказать, что сильнее повлияло на Константина в продолжение застолья: то-ли излишнее воображение, не позволившее до конца стереть в мозгу кровавую операционную картинку, то-ли Тамара, в сочетании с совместным регулярным вливанием в себя алкоголя при явном пренебрежении закусками.

Остановиться, оглянуться
На безымянном вираже,
На неизвестном этаже,
Где доведется вам проснуться.

Место пробуждения воображения не поражало. Маленькая спальня в маленькой «двушке». Заурядные обои, трехстворчатый шифоньер, не старый, но и не вычурный. Туалетный столик в углу и тумбочка между кроватью и окном.
Правда постельное белье было явно дорогим и свежим – для гостя постеленным. И запах. Запах алькова. Судя по этому запаху, в этой спальне много и с удовольствием занимались любовью. О нет, к физиологическим аспектам этот запах не имел никакого отношения. Чистая косметика и весьма дорогая. И было в запахе том что-то такое, что довольно быстро превращало мужчину в альфа-самца.
Из глубин квартиры доносились два голоса: женский и детский. Женский голос категорически требовал от обладателя детского голоса сразу после уроков возвращаться домой. Детский же, явно принадлежавший подростку и ломающийся, клялся и божился. Что «Мам, ну че, ну хоть на часок в компьютерный зал загляну, а?». На что женский голос отвечал: «Сделаешь уроки – играй хоть два часа!». И опять детское: «Ну мам…». Дискуссия продолжалась еще некоторое время, потом входная дверь хлопнула, нанеся бедному Константину последний удар по его страдающей голове. Почему-то в памяти всплыли вчерашние рассказы и он детально представил себе, что этот дюбель попал именно ему, Константину в голову, а Фетс- зараза (ну надо же - Филадельф Евстратович!) до сих пор его не прооперировал.
Нетвердою рукой он потянулся к тумбочке, схватил бутылку и осушил живительный нарзан одним махом. Полегчало.
Затем в спальню вошла Тамара. На ей был халат до самого пола, но пуговица на нем была всего одна, на уровне пупка, а посему при каждом ее шаге большая часть ее телесных прелестей постоянно  вырывалась наружу, что, впрочем, нисколько не смущало их обладательницу.
В руках же она несла поднос с кофейником, источающим умопомрачительный аромат и всем, что положено к кофе вплоть до маленьких рюмочек с чем-то желтым и непрозрачным.
- Ты как любишь яичный ликер – в чашку с кофе или так?
- А водки нету? – Вожделенно спроси Константин.
- Не вопрос.
Тамара поставила поднос на тумбочку, упорхнула и практически мгновенно вернулась с запотевшей бутылкой и довольно емкой рюмкой, наполнив которую, она протянула страждущему Константину. Константин собрал в кулак остатки не пропитого вчера джентльменства и объявил тост за дам-целительниц. Выпили, поцеловались. Халат распахнулся сам собой…
Идиллия эта была прервана таким настойчивым звонком в дверь, что не открыть ее было невозможно – вынесли бы. За дверью обнаружился красный и разгневанный Филадельф Евстратович, он же Фетс. Неделикатно отодвинув в сторону свою операционную сестру он ворвался в спальню и узрел там Константина возлежавшего на ложе в самой что ни на есть  античной позе, слегка прикрытым бежевого цвета шелковой простыней.
- Ты! - Зарычал Фетс, - Ты! Ты знаешь, что на тебя чуть ли не  во всероссийский розыск подали. Катерина вся изрыдалась и требует, чтобы я провез ее по всем моргам, дабы она опознала всех жмуриков этой ночи. На твоей работе Петровна (секретарша Констнтина, женщина в годах и с большим стажем работы в ЖЭКе) устала придумывать отговорки для твоих заказчиков. А ты тут… Что, мне хотя бы позвонить мог?
- Да я не знаю, куда-то телефон делся.
- Куда-то? Ты в сортире в клинике его оставил, пьянь. А что у Тамарки тоже телефон в сортире остался?
- Не знаю, - Глупо брякнул Константин.
- Ну, идиот, ну…
- Да понял я, понял. Что делать то?
- Быстро штаны надевай и едем!
- Куда?
-Домой! – Заорал Фетс. – А ты, брысь, шалава! Сиди дома, носа не высовывай и всем говори, что в жизни этого типа, - Фетс ткнул пальцем в Константина, безуспешно пытавшегося попасть ногой в штанину, - Не видела и знать не знаешь. Понятно!
- Значит так, Фетс начал излагать алиби. – Заказчик твой заграничный появился у тебя в офисе нежданно - нагадано. Ввалился весь из себя и со сноубордом в чехле и потребовал провести переговоры только после того, как попробует Горковские трассы. Вот туда вы и рванули. Благо, твоя снаряга хранилась там в специально снятом на год шкафчике.
Вот только телефон ты с дури на работе оставил. Понял? Забыл ты телефон. На работе.
Когда же Катерина начала «бить в колокола», я естественно, сделал паузу – типа искал по моргам и реанимациям, а потом до меня как бы дошло – ты в Горках, а телефон – в офисе, о чем и сообщил твоей благоверной.
Она  рвалась, но я сказал, что и сам управлюсь. Поехал и привез тебя, красавца блудливого.. Сейчас едем к тебе домой, и ты падаешь пред Катериной ниц на лице свое. Понял? Ну тогда вперед, алкаш хренов.
А ты, шалава… Не будь у тебя руки золотые, выгнал бы к едрене фене! Сиди и не шевелись, повторил Фетс. -  На внеплановую операцию сам вызову.

Глава 5
Катерина встретила «возвращение блудного попугая» без экзальтации чувств. И только тени под глазами были свидетелями слез, пролитых той ночью.
- Ну, что же ты, как маленький, не мог с другого телефона позвонить?
- Кха, кха, - Поперхнулся Константин. – Да я же твоего телефона наизусть не помню! Зачем? Он же у меня в памяти был записан.
- Дурачок ты мой глупенький. Ох, давай уж в ванную.
Но более Катерина себя сдерживать не смогла. Она бросилась на грудь мужу и зарыдала, всхлипывая: - Живой, Господи, слава Богу , живой. Гад, гад, не делай так никогда, слышишь, никогда!
Константин, стоял совершенно обалдевший, гладя Катерину по волосам, и осознавая, что она взаправду считает, что он где-то там резвился на лыжах, а отнюдь не в постели с бабой. И слезы ее были искренни, А Константин чувствовал себя законченным подлецом.

Снова Константин увидел Тамару примерно через месяц. Они встретились в Универсаме. Тамара, нагруженная разнокалиберными пакетами,  направлялась к выходу. Константин же как раз входил, имея целью прикупить бутылочку виски и чего-нибудь вкусненького дочкам. Тут-то он ее и приметил.
Нужно сказать, что та их предыдущая встреча, закончившаяся столь бурно, оставила у Константина двоякое чувство. С одной стороны пусть и пьяная, но какая-то безумная, почти животная страсть, жар и угар. С другой же – ощущение стыда. И в первую очередь он стыдился самого себя.  Поэтому, увидев Тамару, он настолько смутился, что даже решил сделать вид, что они не знакомы и быстренько проскользнуть мимо, скромненько так, опустив очи долу.
Но не тут-то было! Тамара его заметила  еще чуть ли не на эскалаторе. И оттуда уже начала ему улыбаться, неловко размахивая своим грузом. Проигнорировать это было совершенно невозможно. Когда они сблизились, Константин выдавил из себя довольно вымученную улыбку, поприветствовал и как истинный джентльмен предложил свою помощь в качестве носильщика.  Тамара в процессе ответного приветствия тут же перегрузила на него все кроме своей походной сумки (потому что – женская) и благодарно поцеловала его в щеку. Поцелую был именно благодарным и ничем «порочным», кроме разве что дорогой косметики, не отдавал.
Сердце Константина вернулось к почти нормальной, нет, чуть повышенной частоте сокращений (посмотрите – вот какая женщина, а так просто и ласково…). И, опять же из чистого джентльменства, ну может чуть-чуть разбушевавшегося, он предложил подкинуть ее до дома.
- Ой, с удовольствием, а то все руки уже себе отмотала! – Радостно приняла предложение Тамара.
- Только я сейчас. - Добавил Константин,  - Прикуплю кое-что домой. А ты иди к машине. Моя – белый фольксваген, номер… Я быстро!
Когда мужчина знает, что ему нужно купить в магазине – это действительно быстро.  Он заставил Тамару ждать не более пяти минут, а когда появился, набор  ее пакетов увеличился еще на один – с тортом и виски домой.
Но «домой» получилось далеко не сразу. Подъехав к тамаркиному жилью, Константин, естественно,  предложил ей донести ее пакеты до дверей, что было принято  с со столь большим воодушевлением, что на предложение зайти и выпит чашку кофе, он отказом ответить ну никак не мог.
Над низким журнальным столиком вился целый набор дымков, включающий в себя дымок над чашками кофе, легкий с каким-то цветочным привкусом дымок от тонкой дамской сигареты и брутальный  - от «Ахтаматра» Константина.
- Ты позволишь мне выпить немного ликеру? Я так люблю его вкус в сочетании с кофе. Тебе не предлагаю – ты же за рулем!
То-ли от цвета тамаркиных ореховых глаз, то-ли от дымков, витавших над низким столиком, а то-ли от уже знакомого аромата алькова внутри Константина на свет появился альфа-самец, а «джентльмен», хотя и боролся упорно, но как-то безынициативно, стал ему явно уступать. И первое очко, выигранное в этой схватке альфа-самцом выразилось в словах:
- Ерунда, какая, с тобой я с удовольствием выпью!
- Э-э! А менты?
- Во-первых, чуть-чуть. Во вторых, есть «Антиполицай» импортный. И в третьих, я дорогу закоулками знаю – там ментов не бывает. И в четвертых… «баксы» даже в ГИБДД никто не отменял, как валюту, способную решить большинство деликатных вопросов. Но я надеюсь, до этого не дойдет.
Вот только ликеры я как- то не очень. Да, у меня же виски есть.
- Лед нужен? - Понимающе спросила Тамара…

Она разбудила его в шесть вечера.
- Тебе пора! А то опять будет скандал. Опять твоя Катерина с Фетсом будут тебя по моргам разыскивать, а нам это надо?
Речь Тамары была до предела деловой. И Константин подумал, что на этот раз она может быть, в нем разочаровалась. Он оделся, подхватил не распакованный тортик и уже в дверях снова очутился в тамаркиных объятиях. А она, выталкивая его из двери, вдруг прижалась к нему всем телом и прошептала на ухо набухшими, сухими, потрескавшимися,  губами:
- Мне никогда не было так хорошо! Ни с одним! И если ты исчезнешь, я взорву этот город, найду на его обломках тебя, оживлю – я же реанимационная сестра, и тогда ты навсегда станешь моим!
- О, …. – Подумал Константин, садясь в уставшую от ожидания хозяина машину. - Да уж, Катерина ему такого никогда не говорила.

Упомянем о том, что ни Константин, ни тем более Фетс в своей супружеской жизни не были такими уж аскетами и раз в три – четыре месяца они устраивали себе, как говорил Фетс «витаминизацию». Витаминизация заключалась в поездке в некую загородную сауну, принадлежащую одному из благодарных фетсовых пациентов. Сауна отличалась приватностью и весьма привлекательным доступным женским персоналом.  Помимо привлекательности эти дамы были, как опять же говорил Фетс, тщательно гигиенизированы, не наглы,  не жадны и при достаточной опытности не склонны к экстравагантности. В общем, наши герои пьяных загулов и прочего непотребства там не устраивали, и, проведя, несколько часов, удалялись оттуда отмытые обласканные и самую чуточку навеселе.
И действительно после такой витаминизации домашняя интимная жизнь у Константина обострялась и активировалась, поскольку он после этих «банных мероприятий» как ни странно все больше и больше убеждался, что его Катерина  самая лучшая женщина во всех можно сказать смыслах.  И уж конечно, ни о каком постоянстве в связях с банными дамами речи и быть не могло.
Правда, как-то, когда они с Фетсом поддавали в одной малознакомой Константину мужской компании. После соответствующего количества выпитого разговор зашел о женском поле. Константин, уже подпивший, тогда крайне грубо отозвался о «банных дамах», как бы проявляя мужчинскую лихость. … И нарвался на гневную отповедь Фетса.
- Ты, мудила. Как ты смеешь так о них отзываться! Они тебя обласкивают, доставляют удовольствие и вообще, делают полноценным мужчиной, - Орал Фетс. – А ты их грязью поливаешь, сука неблагодарная. Если они такие грязные, что же ты, говнюк в эту грязь лезешь! А ведь лезешь, да еще и похрюкиваешь в особо удачные моменты. Так кто тогда свинья?
Константин тогда вспылил и даже хотел дать Фетсу в морду, но разговор как-то быстро перешел на другие темы и после еще одной дозы спиртного ситуация рассосалась сама собой. Правда, как выяснилось позже, «хоть ложечки и нашлись, а осадок остался». В душе Константина. Правда, больше он о женщинах никогда грязно не говорил.
Глава 6.
Но, после встречи с Тамаркой Константина «понесло». Да так понесло, что он даже не мог себе представить больше пары-тройки дней без нее. И перевел их отношения в регулярные – минимум раз в неделю, а то и чаще. Тамара же не только не противилась этому, но и как-то скрыто, по-женски их поощряла. При этом они усиленно конспирировались, так что Катерина особо и не подозревала о появлении у мужа «стационарной» любовницы. Или не хотела подозревать.
А ведь Константин не только пользовался тамаркиной плотью. Он выводил ее и в дорогие рестораны, на вернисажи, в театры и прочие «светские» мероприятия, до которых она оказалась весьма охоча. И это ему  было не просто приятно, а он при этом начинал чувствовать себя этаким «плейбоем», этаким супер мужчиной – смотрите, мол, какая женщина со мной, и вся моя!
Но странно, что, что Тамара была весьма далека от эстетических идеалов женской красоты в представлении Константина, и была полностью противоположна в этом смысле Катерине.
Катерина была легка телом, Тамара же – брутальна. Нет, не толста и даже не этакая «пышечка-ватрушечка». Если использовать язык спорта, то Катерина была по сложению ближе к бегуньям, в то время, как Тамара в этой «табели о рангах» - ближе к дискоболкам.
Лицо Катерины  - аристократически удлиненное. Лицо Тамары было тяжеловатым, с высоким, но скошенным лбом и высокими ярко выраженными скулами. Лебединая шея Катерины противопоставлялась плотной, но гладкой шее Тамары. И это сочетание лица и шеи у Тамары и Катерины разнились так, как разнятся ионический и коринфский ордера.
Но, не смотря на все это, на Тамару при их совместном выходе в свет оглядывались очень многие, а вот Катерину (был у них период, когда он тоже вытаскивал ее в «свет», но, поняв, что ей это не очень по душе, перестал) и замечали-то не очень.

Так что же в этом случае столь резко сдернуло Константина с его спокойной и благополучной жизненной орбиты?
А вот была у него этакая мелкая черточка в характере – Константин был завистлив. Правда Зависть его не была злобной черной кошкой, которая постоянно точила душу когтями. О нет! Его зависть была достаточноа деликатной и пряталась в самом дальнем углу, лишь время от времени всплывая и напоминая о себе. К тому же она была умной. Никаких тебе «Вот, Рустам может две бутылки водки выпить и ничего, а меня с четырехсот грамм уже блевать тянет» или «Серега ездит на мерседесе, а у меня всего фольксваген». Примитивно! А вот завидовать Фетсу – это да! Кстати, друг-Фетс и был главным объектом его зависти.
И опять ничего «земного». Достаток у Константина был не меньше, а даже чуть больше, чем у Фетса, а работа не в пример менее нервная. Да и другие бытовые детали у них очень мало разнились. Но вот та легкость, с которой Фетс шел по жизни, неизменно будила зависть Константина.
Шли они как-то вечером домой. И зашли между делом в шикарный универсам, что-то кому-то прикупить к ужину. И тут Фест увидел на витрине лобстеров.
- Ух ты, - Вскричал Фетс. – Всю жизнь мечтал попробовать лобстера! Сейчас купим.
- А ты на цену хорошо посмотрел, - Невинно спросил Константин. Цена и вправду была космической.
- Какая на фиг, цена. Это ж лобстеры! – Взвыл Фетс, укладывая в пакет сразу четверку членистоногих деликатесов.
Далее под лобстеров было куплено две бутылки белого сухого вина. Фетс заставил Константина позвонить домой и предупредить Катерину, и вызвал Аллочку.
В общем вечер удался, хотя Константин так и не понял, чем эти самые лобстеры были вкуснее их родимых, отечественных раков.
А через неделю он узнал, что их пиршество загнало Фетса в неглубокую, но достаточно неприятную долговую яму. И вот тогда Константину на ум пришла мысль: «А я смог бы также легко выкинуть последние деньги в сущности на глупость. А, самое главное - потом ни на минуту не раскаиваться в содеянном».  И понял: «Нет, не смог бы!». Вот тут-то Зависть, подняв свою маленькую змеиную головку, тихо прошипела: «Ага. А Фетс смог!»
Другой пример. И Константин и Фетс еще со школьной скамьи увлеклись авторской песней (впрочем, об этом уже было сказано). Когда же после нескольких лет «разлуки» (о причинах «разлуки» тоже было сказано ранее) они встретились вновь, оказалось, что эта страсть ни в одном из них не угасла. Но приобрела иные очертания. Константин за истекшее время совершенствовал свое владение гитарой и вокальные данные, а Фетс стал писать весьма недурственные тексты. Но, как говорится, «бодливой корове Бог рог не дал», все музыкальные данные были у Фетса примерно на точке замерзания, хотя петь он любил ужасно. Но, как несколько позже сказал один их общий знакомый из ой же бардовской тусовки: «Фетс, такие классные стихи как ты, пишут единицы… Но и поют хуже тебя тоже единицы! В общем, делай на сцене что хочешь, только не пой!»
Константин же не только прекрасно играл на гитаре, но и сочинял очень даже изощренные мелодии не фетсовы стихи и прекрасно их исполнял. Так что их дуэт стал весьма популярным в соответствующей среде, хотя Фетс, в основном только разевал рот или вел речитатив, оставляя самое «вкусное» Константину. Популярность их совместных выступлений дошла уже до того, что в народе на фестивалях говорили: «О, раз приехали «Старая гвардия» (так они себя называли), то будет что послушать».
Но как-то Константин подметил, что тот же фестивальный народ воспринимает его, Константина, не как приму, а как музыкальный бокс с текстам Фетса. И когда они приезжали на очередной фестиваль, то народ чаще подходил не к Константину, а именно к Фетсу, и спрашивал: «А что ты привез новенькое?»
И в такой момент змея - Зависть вновь поднимала свою головку и шипела: «Все это делаешь ты, ты, ты! А Фетс, что Фетс? Он только слова рифмует». Яд капал потихонечку, и отравление завершилось тем, что Константин вообще перестал ездить на фестивали в отличие от Фетса.
Да, были и другие примеры и не только с Фетсом, но даже из уже сказанного,  функционирование константиновой зависти становится достаточно понятным. А тут такое! Любовница! И не просто любовница, а шикарная любовница, которая никакому Фетсу, да и многим другим и не снилась. Вот Константина и понесло.
Нет, поначалу, они конечно, как сейчас принято говорить, «шифровались». Но после того, как Константин понял, что его подругу окружающие мужчины воспринимают так же как и он бы ее воспринимал – с завистью, страх постепенно уступал место куражу. «Шила в мешке не утаишь», особенно если особенно и не хочешь его утаивать.
Тут вспоминается один случай. Константин взял подработку. Стал преподавать в колледже дизайна компьютерную графику. И не потому, что денег н хватало, хотя Тамара была женщиной дорогой. Просто Константин решил, что поднялся в своем деле на такую высоту, что с нее вполне даже было бы уместно делиться мастерством и мудростью своей с малыми сими. Однако, то ли педагогическим талантом Бог его обделил, то ли слишком высоко его заносило над бедными студентами в своих мудрствованиях, но, похвастаться полными аудиториями он никак не мог. В то же время у его коллеги Жени-философа на лекциях яблоку упасть было негде. А змея – Зависть опять поднимала голову и тихонечко пошипывала: «А чем он лучше тебя? Хвостом просто виляет перед студенточками.»   
В тот день занятий у него не было, но каким-то образом они с Тамарой как раз проходили мимо его колледжа. И более того, это пришлось на конец занятий и его барышни, а среди обучающихся их было большинство, начали выплескиваться этаким шумным пестрым ручейком из корпуса. И Константин по какому-то наитию, не доходя до этого ручейка метров тридцати стал откровенно лапать Тамару и целовать отнюдь не по братски. Они тоже видимо, что-то просекла, поэтому с удовольствием ему подыграла. Потом в какой то момент он сделал вид, что его ученицы застал его на «месте преступления», быстро оторвался от тамаркиных губ и, подхватив ее под локоть, перебежал на другую сторону улицы.
Результат превзошел все ожидания. На следующий день не его лекции девицы сидели в проходе и ели его влажными глазами.
А он все также паря в творческих высях нет-нет, да и подумывал о своей пусть и локальной победе над  блестящим философом Женей. В глубине его души удовлетворенно посапывала змея – Зависть.

Глава 7.
Первым, на изменившееся поведение Константина прореагировал, естественно, Фетс. И его эта ситуация не могла крайне насторожила. Поэтому на правах старого друга он решил воздействовать на Константина. (Правда старый-то старый, а вот о той гнилой черточке, о которой было сказано выше Фетс  даже и не подозревал – что поделать, дружба иногда бывает не менее слепа, чем любовь). Разговор по душам Фетс решил провести в небольшом, но уютном пивном ресторанчике под названием «Криветка». Такое странное название хозяйка ресторанчика объяснила просто: «Ну она же (креветка) кривая!». И согнула при этом палец, чтобы подтвердить свою правоту. Однако, не смотря на филологические вольности с названием, заведение было уютным, малолюдным, пиво подавали свежее а «криветки» были крупные и сочные.
После того как пиво было опробовано, Фетс с прямотой древнего римлянина сказал. – слушай, Константэн, завязывай ты с Тамаркой!
- Почему это? – Довольно индифферентно спросил Константин, слегка расслабившись после трудового дня.
- Да потому, друг мой, что Тамарка – это черная дыра, а ты в нее успешно падаешь. – Продолжил Фетс, слегка педалируя.
- Какая еще дыра? Ты о чем? – Константин все еще не включался в тему.
- Какая, какая. Глубокая! Влетишь, не вылетишь! – Фетс начал немного нервничать.
- Ты, Хокинг местного разлива, можешь объяснить по человечески, о чем ты толкуешь?
- Ладно, давай открытым текстом. Тамарка – очень плохая женщина. С ней нельзя связываться, а тем более всерьез.
- А ты откуда знаешь? Пробовал? – В Константине проявилось раздражение.
- Да упаси Бог, - Ответил Фетс. – Ты же знаешь, я со своими сослуживицами амуров не кручу. Ту стоит дать себе послабуху, как всю работу запороть можно.  Дистанция, дистанция и еще раз дистанция – вот залог здоровых отношений в таком коллективе, как у меня.
- Хорошо. Ну тогда ответь, что ты имеешь против Тамары?
- Как против специалиста – ничего, кроме хорошего. Но вот что касается ее вне работы, тут… - И Фетс умолк, задумавшись, как более понятно объяснить Константину, что он имеет в виду.
– Вот ты думаешь, - Продолжил он через паузу, что она в тебя влюблена по уши?
- А что, не видно?
- Слишком видно, слишком. Только цвета какие-то кислотные. Не натуральные. Вот у Катерины чувство к тебе дураку, действительно настоящее, хотя и не течет через все поры.
- Сравнил! – Возразил Константин. – Тамара – это же бешенный темперамент, а Катерина стала последние годы какой-то диетической.
- Эх ты, святая простота, - Даже с какой-то жалостью произнес Фетс. – Уж чего-чего, а просимулировать страсть сумеет любая женщина, у которой больше одной извилины в мозгу. Да только не ты один на это купился.
- Ты что, хочешь сказать, что у Тамары есть еще кто-то? – В голосе Константина послышались гневные нотки. – Докажи! Сам же меня учил, что поливать баб грязью – подлое дело…
- Сейчас, скорее всего и даже наверняка у нее никого кроме тебя нет. Ведь она именно тебя «работает».  - Голос Фетса стал спокоен и рассудочен. –
- Что значит «работает»? Ты говори, да не заговаривайся! – Градус гнева у Константина явно возрастал.
- Не закипай. Лучше включи голову и разуй глаза, – для пущей убедительности Фетс сделал некоторую паузу. Ты вот заметил, во что она одевается, какие цацки носит, какой косметикой пользуется…
- А причем тут это? – Недоуменно отозвался Константин. – Ну, шмотки дорогие, косметика хорошая, а цацки…
- Да, цацки! Колечко у нее видел? Знаешь, сколько оно стоит. Три моих месячных зарплаты!
- Ну и что? Может оно ей по наследству от бабушки досталось.
- Какая, к черту, бабушка – кольцо новое совсем. Зато с бриллиантом. Ты вот своей Катьке может такое купить? То-то. А теперь подумай, откуда у простой пусть даже и очень хорошей медсестры деньги на такие кольца?
- Откуда?
- Предыдущий боец подарил. Какой-то иностранец: то-ли испанец, то-ли итальянец. И не из самых бедных. Естественно, бешенная страсть, и все такое прочее. Замуж за него собиралась. Но поторопилась. Слишком рано начала с него чешуйки сколупывать. А он страстный то страстный, но ума до конца в отличие от тебя не растерял. И как почувствовал, что не его она любит, а его денежки, сразу руки в ноги и умотал в свою Испанию-Италию от греха подальше.
А ты теперь на его место лезешь. – Фетс отхлебнул пива, чтобы слегка охладиться.
- И откуда же ты все это знаешь? Сплетни коллекционируешь. Вот уж не замечал за тобой… – Ехидно произнес Константин.
- Какие там сплетни… Я же старшой. А посему должен доверять своим коллегам. А чтобы доверять, надо знать о них как можно больше.
Это у тебя, если девчонка какая визитную карточку при печати клиенту испортит, тот, небось, не помрет. А если мой ассистент во время операции что-нибудь в мозгах пациента испортит по причине того, что всю ночь сорился с женой и сейчас у него депрессия? Чувствуешь разницу? Вот поэтому я и стараюсь держать руку на пульсе… У всех.
А вот ты… Что ты вообще знаешь о своей подруге и ее прошлом?
Константин задумался. А ведь и вправду почти ничего! Но промямлил, - Ну замужем она была, ну сын у нее пятнадцати лет, ну…
- Вот тебе и «ну»! – Назидательно произнес Фетс. – А где ее муж, знаешь?
- А зачем мне это знать? Развелись и развелись. Что тут особенного? – Возразил Константин.
- Да не просто они развелись! – Воскликнул Фетс. – Когда Тамарка поняла что с мужем своим «алмазы в каменных пещерах» ей не светят, то благоверного своего она быстро споила…
- Как? – Удивленно воскликнул Константин.
- Каком к верху. У медсестры да нечем споить мужика?
Константин действительно вспомнил одну деталь – Тамарка была весьма крепка в питье и «держала удар», значительно лучше, чем он сам.
- Дальше! – Потребовал Константин.
- А дальше она сдала его в дурку по причине хронического алкоголизма, а квартиру забрала себе. Сына же своего спихнула свекрови.
Константин и вправду редко видел тамаркиного сына в ее квартире. Да и отношения у них абсолютно не складывались. Тамара, конечно, при Константине всячески показывала, какой у нее сын свет в окошке, и какая она заботливая мать, но всякий раз облегченно вздыхала, когда он уходил из дому.
Речи Фетса заронили в константинову душу целую кучу сомнений и он был уже почти готов посмотреть на ситуацию трезвым взглядом. Но Змеюка-зависть подняла свою голову и угрожающе зашипела, - Не слушай, не слушай его. Это в нем зависть говорит. У него же такой классной бабы отродясь не было!
И Константин не выдержал.
- Знаешь, что я тебе скажу, друг мой? Ты просто мне завидуешь, поэтому и поливаешь Тамару дерьмом. А завидуешь ты потому, что сам, небось подбивал к ней клинья, а она тебе не дала? Правда?
- Ты мудак! – Фетс уже н смог сдерживать себя., - То есть ты не просто мудак, а слепой мудак. И вот что я тебе скажу. Если ты ее не бросишь, то я ее выгоню! Вот так-то!
- Это что, шантаж? – Холодно спросил Константин, уверовав в свою правоту.
- Нет, это твой шанс на спасение!
- Спаса-а-атель! – Презрительно протянул Константин, оставив за собой последнее слово. Затем он встал, небрежным жестом бросил на стол пятидесятидолларовую купюру и резко вышел из  кабака.
Придя к себе на работу, он ни на кого не глядя молча прошел в свой офис, заперся, достал из стола бутылку виски и махом осушил не менее чем полстакана. После пива и разговора с Фетсом виски быстро ударило Константину в голову, но сквозь алкогольный туман он успел заметить краем глаза, что в пресловутых песочных часах количество гранул в нижней колбе ощутимо увеличилось, а в верхней понятно дело – уменьшилось. Но задумываться над этим он не стал.

А еще через некоторое время Катерина отлучила его от дома. Собственно, Константин давно уже ждал этого. Нет, сказать, что он ждал, этого будет не совсем правильно. Он понимал, что житье на два дома не может продолжаться вечно. Но с одной стороны, какой-то идеализм или инфантилизм нашептывал ему, что не надо совершать никаких шагов – все как-нибудь само рассосется в лучшем виде. Как же, рассосется: «и рыбку съесть и на елочку не сесть…» - такое еще ни у кого не получалось. С другой же стороны, его семья была ЕГО семьей, принадлежала ему. Жадность тут или опять же отголоски зависти -  но так просто терять уже нажитое (не в смысле материального, а в смысле душевного комфорта) ему ну никак не хотелось.
Однако же он чувствовал, что сложившееся равновесие крайне не устойчиво и  поэтому, как-то войдя в свою квартиру и обнаружив у входа собранную сумку не очень и удивился. Катерина ждала его стоя в прихожей.
Отлучение произошло на удивление мирно: без «рванья тельняшек на грудях», слез и длительных выяснений отношений.
- Я думаю, - Глаза Катерины были сухи, а речь буднична. – Раз ты любишь другую женщину, то тебе следует уйти к ней. Так  будет лучше для всех нас – меня, детей и для той женщины. Все равно здесь ты уже давно живешь чисто физически. Так зачем нам всем друг друга мучать?
С детьми видеться никаких запретов тебе не будет, а что касается развода, то как только ты до него созреешь, то я его дам.
Константин хотел было выступить, дескать не надо за него решать, но после секундного раздумья пришел к выводу, что Катерина совершенно права - скандал здесь неуместен и смешон. Он даже не стал выяснять, откуда Катерина узнала о Тамаре. Тут все ему казалось предельно ясным – Фетс заложил. А посему, подхватив сумку с вещами Константин вышел за дверь.
Вслед ему донеслось, - Здесь не все твои вещи, только самое необходимое. Захочешь забрать остальное – позвони. И с детьми если захочешь увидеться, позвони тоже.
Дверь бывшего константинового дома захлопнулась синхронно с дверью лифта.

Глава 8.
С тех пор Константин зажил очень странной жизнью.
Существует гипотеза, что наш мир – это пена из пузырьков – Вселенных. И эти пузырьки иногда могут соприкасаться друг с другом. И тогда через стенки одного пузырька отчасти будет видно, что происходит в другом пузырьке, и можно даже перейти в него. Мир соседней Вселенной может быть очень похожим на наш, а может отличаться по мелочам, которые и не всегда-то заметишь.
Вот ты изо дня в день ходишь по одному и тому же городу на работу. Маршруты твои при этом практически не меняются. Через некоторое время ты привыкаешь к стабильности окружающего и начинаешь примечать, что по пути всегда встречаешь одну и ту же девушку. Нет, нет, ты не знаешь, кто это и не здороваешься с ней. Но знаешь, что от того на каком расстоянии от работы она тебе встретится, то столько времени у тебя будет, чтобы перекурить перед началом трудового дня. И называешь ее «девушкой-хронометром». Или  - газетный киоск на углу. Ты не обращал на него внимания и редко-редко что-то в нем покупал.
А в новой Вселенной – ни той «девушки – хронометра» навстречу, ни газетного киоска на старом месте. Но странно то, что тебе это не кажется странным. Ну, разве что немного неудобно, как в ботинках твоего размера, но стачанных не по твоей колодке.
Вот в таком мире и зажил теперь Константин.
А позже оказалось, что дело даже и не в обувной колодке.
Константин переехал к Тамаре, где и был принят с распростертыми объятиями. Существование его в этой новой Вселенной проистекало как-бы в дымке розового флера общности их тел и душ.
Вечера они редко проводили дома. В Тамаре с появлением Константина  «светская львица» не просто ожила, но ожила весьма активно. Премьеры, концерты, вернисажи и просто тусовки разного масштаба, а также подготовки к этим весьма важным мероприятиям занимали кучу свободного  времени. А если не намечалось очередного сэйшена, они отправлялись на ужин в какой-нибудь ресторан. И уж совсем редко устраивали себе домашние «романтические» посиделки при свечах, заказывая еду все в тех же ресторанах.
Нет, Константин, да и Катерина в прошлой своей жизни не были затворниками. Они и в театры выходили и на выставки. И романтические ужины страивали. Просто, когда у вас двое детей, такие мероприятия ну никак не могли бы быть частыми.
А тут благо, сын Тамары появлялся в родных пенатах не чаще двух раз в неделю (жил у бабушки – бывшей тамариной свекрови). Их диалоги с Константином отличались краткостью и лапидарностью, поскольку Константину было трудно разговаривать с юношей, который как-бы и смотрел на него, но так, как будто смотрел через не совсем чистое окно.
Кроме всего у Тамары оказалась еще и куча знакомых, этакого богемного толка: непризнанные художники, якобы запрещенные в стране барды,  бесполые или обоеполые актеры, которых иногда допускали до массовок. Но все они считали себя если не гениальными, то чертовски талантливыми и обязательно подавляемыми. Тамарка с упоением таскала его по этим странным студиям, подвалам, квартирам и дачам. Вечеринки, происходящие там, начинались с восхваления присутствующих под неумеренное употребление дешевого алкоголя, а кончались, как правило, самовосхвалениями с выяснениями, кто гениальней, переходя в заурядную пьяную драку. В общем все это выглядело достаточно убого, но Тамарке безумно нравилось. И стоило как-то Константину высказать свое не очень лестное мнение по поводу ее богемных приятелей, как он тут же получил минискандал с утверждением, что он, Константин, старый ретроград и ничего в современном искусстве не понимает. Чтобы не усугублять, Константин быстренько закрыл эту тему, но подобных мероприятий старался избегать.
Да и вообще…  Эти регулярные вечерние мероприятия, потом ночные игры в тамаркиной постели ну никак не способствовали полноценному отдыху. А это, естественно, сказывалось на его константиновой работе.
Кстати, о работе. Фетс таки сдержал обещание и выгнал Тамарку из своей клиники. Тогда Константин ввел у себя в фирме малопонятную должность консультанта по эргономике и экологии и, разумеется, взял на эту должность Тамару. Причем с правом работать онлайн, то есть не выходя из дома. Тем не менее Тамара появлялась в фирме не меньше  трех раз в неделю – скучно дома-то сидеть.
Постепенно фирма все явственнее начала ощущать ее присутствие, причем не самым лучшим образом. Коллектив, который раньше был в глазах единой семьей стали потряхивать мелкие склоки и выяснения отношений между сотрудниками. Правда, начавшееся было доносительство по начальству Константин, как ему показалось, резко пресек в самом зародыше. Но позднее выяснилось, что стучать его бойцы не перестали, избрав судией их дрязг именно Тамару.
Кончилось все скандалом, в результате которого Константин уволил Верочку, юную, но очень талантливую художницу. Уволил с подачи Тамары, узнав позже, что Тамара просто приревновала ее абсолютно безосновательно. В качестве протеста из фирмы ушли еще пара ребят, пусть и не таких талантливых, но добросовестных и исполнительных сотрудников. Нет, все эти движения фирму не опустили ниже плинтуса, она скорее застыла на некоторой мертвой точке, и будущее ее развитие и процветание прочно исчезло в тумане всех этих разборок.
С Катериной он вскорости тоже развелся. Честно говоря, развод этот был ему абсолютно не нужен: мало ли таких пар – живет с одной, а официально женат на совсем другой и ни над кем «не капает». Но, как позже выяснилось, и здесь тоже оказался тамаркин след.
Известно, что слухи в обществе распространяются крайне и быстро и, что характерно вопреки законам физики. И даже теория относительности Эйнштейна не может объяснить, во-первых, скорость их распространения, а во вторых, как получается так, что люди, не имеющие общих знакомых, одновременно или почти одновременно узнают об одном и том же, причем не из Интернета и других средств массовой информации. Но это, скорее всего вопрос уже из области квантовой механики.
И однажды Катарина позвонила Константину и довольно нервно заявила, что  подает на развод. Константин удивился и даже неловко пошутил на тему, уж не замуж ли она собралась. Ответ его ошеломил. Катерина сказала, что не хочет быть преградой на пути к его семейному счастью, мешая ему жениться на Тамаре. У Константина глаза полезли на лоб, но сколько он не убеждал свою бывшую, в том, что все это бред сивой кобылы и ни на ком он жениться не собирается, Катерина стояла на своем непреклонно – развод и все!
Хотя, хотя, хотя… Была внутри константиновой души маленькая подлянка, была.  По началу, он виделся со своими детьми не реже раза в неделю: гулял с ними, водил на аттракционы и мультики, а зимой на каток. Потом же, видимо, закружившись в вихре светской жизни стал с ними видеться всего раз в неделю, потом – раз в десять дней , а потом и того реже. Но подлянка состояла в том, что он все меньше и меньше ощущал в себе необходимость в этих встречах. Что-то внутри его, может, та же Змеючка-зависть переродившись  в какую-то новую ипостась, ему нашептывала: «Не дергайся,  материально ты их очень даже обеспечиваешь, а пройдет время, что ты им ответишь на вопрос, почему бросил их мать. И, ты думаешь они тебя поймут? Скорее всего увидят в тебе врага, разбомбившего ни в чем не повинную страну – их семью. Так не лучше ли сейчас начать потихоньку исчезать из их жизни?» И получалось, что в чем-то она права.
Поэтому, еще слегка покобенившись, Константин согласился на развод, тем более, что Катерина сообщила ему, что если он официально заплатит небольшую сумму типа судебных издержек, ему и в суд-то не надо будет являться.
- Или ты собираешься отказываться от алиментов и делить имущество? – Спросила Катерина.
- Да пошла ты…, - Но мысль эту Константин не окончил. – Подавай.
Когда Константин с Катериной развелись, Тамарка сначала делала вид, что даже не  очень одобряет его поступок. Дескать, дальнейшее развитие ее с Константином отношений покрыто мраком. И что ему жениться на ней, Тамаре – «старой и с дитем».
Но постепенно в ее речах потихоньку начала звучать другая мелодия, песенка под банальным названием «Женись на мне!». Тихая такая, ненавязчивая. Как будто едва-едва слышная передача далекой радиостанции. Или пресловутый «двадцать пятый кадр».
 Кто не знает, кинолента лижется со скоростью 24 кадра в секунду. Если вставлять в каждый двадцать пятый кадр, например, одну и ту же рекламу, то зрителю она видна не будет. Зато осядет в подсознании. И тогда человек «заряженный» этим двадцать пятым кадром вдруг ни с того ни с сего идет в магазин и покупает совершенно ненужную электронную выщипывалку волос из носа или сделает еще чего похуже.  Вот таким двадцать пятым кадром Тамара и оперировала.
Правда Константина только что прошедшего через развод, идея снова заковать себя в узы брака совершенно не прельщала. Все-таки «это сладкое слово «свобода» было в чем- то значительно более привлекательным. К тому же до единства душ и тел им с Тамарой было ой как далеко. С телом–то проще, а вот с душами…
Сидел как-то Константин в одной мужской компании. Пили пиво, ели чебуреки, но пьяными не были – так чуть-чуть навеселе, когда развязываются языки. И вдруг у них зашел разговор о любви.  Не о бабах, а именно о любви. (Такое тоже бывает). Оказалось, что все женатые мужчины в их компании любят своих жен и считают их образцами кротости и прочих добродетелей. И только один, отложив недоеденный чебурек сказал: «  А я свою жену не люблю! И детей не люблю!»
Некоторые из присутствующих поперхнулись пивом, так это было неожиданно. Оратор же попросил Константина вытянуть руку. И когда тот не без удивления сотворил этот жест, Оратор спросил: «Ты эту руку любишь?» Константин поначалу даже не знал, что и ответить. Потом промямлил: «Причем тут «любишь»? Это просто моя рука!»
- А моя жена – просто моя жена! А мои дети – просто мои дети. Части меня! И поверь, потерять хоть одну из этих частей куда хуже, чем потерять руку, а то и голову!
- А как же все эти разводы?
- Если в браке не было чувства, что вы – единое целое, то и развод – не больно. Зачастую, - Оратор был явно из клана медиков, - Это даже полезно, как средство от душевной гангрены.
- Но если, тебе помстилось, а ты повелся, то получаешь ты ампутацию без наркоза… И болевой шок, от которого можно и умереть - Это уже добавил, быстро все понявший Фетс.
Константин после иногда возвращался к этим рассуждениям и как человек не глупый, находил в них достаточно здравого смысла.
А к описываемому времени он понял, наконец, что с одной стороны ему повезло: ни особенного болевого шока, ни тем более душевной гангрены он после развода не испытал. Но и единым с Тамарой он не стал. Более того, он ощутил, что то, о чем говорил Оратор, в отношении Тамары ему не светит. И Тамара для него не более, чем чебурек. Вкусно, но и без него не умрешь.
Видимо это просочилось в их отношения, и тогда Тамара перешла к более активным действиям.
Сперва были «душеспасительные» беседы на тему, что не гоже мол, такому солидному Константину быть холостым. В конце концов, что подумают его контрагенты по бизнесу. Логика в тамаркиных речах, конечно, присутствовала. Но это нисколько не пробивало, и даже наоборот, вызывало у Константина еще большее сопротивление, как у все сильнее и сильнее сжимающейся пружины.
И очень скоро тамаркины проповеди на тему, как хорошо быть женатым на ней, Тамаре, и как плохо быть холостым, превратились в обыкновенные ссоры, которые можно было бы назвать семейными, если бы они действительно были бы семьей.
Рассказывать о семейных дрязгах – занятие скучное и неблагодарное. Одна лишь пикантная деталь. От разговоров на повышенных тонах Тамара быстро перешла к истерикам и, позже к битью посуды. Так вот, Константин однажды обнаружил, что для выполнения последней фазы ссор экономная Тамара купила пару копеечных сервизов, битье  которых и становилось последним аргументом в их скандалах. В повседневной жизни использовались сервизы значительно более дорогие и находились они в полной сохранности.
В общем, их совместная жизнь стала расползаться, как старое одеяло, сшитое некогда из цветных кусков. Но нитки скреплявшие их сгнили, да и сами куски основательно потерлись.
И не выдержав всего этого, в один прекрасный момент Константин просто съехал от Тамары, сняв недорогую, но удобную однушку неподалеку от его фирмы. Он все чаще подумывал совсем расстаться со свое подругой, но Тамара «подсадила» его на себя, как на хороший наркотик, и как он не старался, с этой «иглы» так до конца слезть и не мог. Они встречались, как правило, раз в неделю. Шли в ресторан, потом к ней домой. Далее следовала безумная ночь, которая с редким постоянством завершалась ультиматумом о женитьбе и обсуждением оного, перераставшего в вульгарную склоку  с битьем уцененных сервизов.
Так оно и было в тот памятный день с которого началась наша история.
Но на сей раз Константин твердо решил окончательно порвать с Тамарой.
Вот сейчас он завезет подарки детям, а потом…
Он уже припарковывался на стоянку возле своего бывшего дома, когда во двор на полной скорости ворвался похожий на сейф, положенный на колеса Хаммер. Водитель Хаммера был явно пьян, поэтому не вписался в поворот  и со всей дури вмазал в борт константинова фольксвагена. Константин как пробка вылетел в переднюю дверь (ремни безопасности он к тому времени уже отстегнул) и, пролетев по настильной траектории врезался головой в бордюр. Последнее что он увидел – бледное тамаркино лицо за рулем. А потом…

Глава 9.
- Вот я и умер, с тоской подумал Константин.
…Я умер… Я умер! Я умер? Но если я умер, кто думает эту мысль? И в чьем  мозгу зудит идиотская фраза «Пациент скорее мертв, чем жив»?  В чьем, если мозги представляют собой серо-красную массу, в колышущуюся в проломе головы, похожей на разбитое яйцо с отлетевшим куском скорлупы?
 Так может это не я, а моя душа или астральное тело? А где тогда вылет из бренного тела и взгляд на него сверху? Где черный туннель с ярким светом в конце?
Нет, не было никаких черных тоннелей. И неземного света впереди тоже не наблюдалось. Была только серая мгла с парящими в ней черными крупинками. Больше всего это напоминало последствие взрыва или пожара, когда в сером воздухе носятся черные кусочки сажи. Здесь не было ни холодно, ни жарко. Не было никаких запахов и звуков. И никак не ощущалось, плотная это субстанция или нет, и где у нее верх и где низ.
Но в какой-то момент в центре картинки эта мгла слегка посветлела, рассеялась, и взору Константина предстали те самые песочные часы, где в верхней их колбе остался всего один шарик, который вопреки всем законам физики никак не хотел проваливаться в нижнюю колбу. И, как-бы сквозь радиопомехи раздался голос: «Смотри на часы!». А вот затем наступила настоящая беззвучная и непроглядная тьма.

 Прошло бесконечно долгое время пребывания во тьме, когда Константину показалось, что кто-то положил что-то тяжелое и неприятно так светящееся ему на веки. Естественным его желанием было это что-то сдвинуть с глаз и он попытался их открыть. Как ни странно, но ценой больших усилий ему это удалось и даже более того, он сумел пошевелить глазными яблоками. Оказалось, что он находится в светлой комнате с легкими шторами. Скосив изо всех сил глаза вниз, он обнаружил огромное количество трубок, трубочек и прочих проводов, тянущихся из его тела. Все что не скрывала эта проводка было белым и тяжелым на вид. Гипс, догадался Константин. Почему-то эта догадка родила в его теле ноющую боль.
Потом он скосил глаза как можно правее и на самом краю зрения увидел мужчину в зеленых одеждах, сидящего у его койки. Лицо у мужчины было до судорог знакомо.
- Фетс, это ты? - Тоном умирающего лебедя прошептал Константин.
- Фетс? Какой такой Фетс? Я – Фил, Филлип! Друг твой.
От громкого голоса Константина снова потащило во тьму беспамятства.
- Тамара, - воскликнул Фетс – Фил. – Ну-ка вкати ему чего-нибудь этакого, крепенького, успокаивающего. Ну ты знаешь…
- Тамара? Откуда здесь взяться Тамаре, - Константин держался на пределе сознания.
В комнату вошла дама, больше всего напоминающая своим внешним видом учительницу ботаники, измученную проверками тетрадей, родительскими собраниями и абсолютным равнодушием учеников к ее предмету. Этакий «синий чулок»  без возраста и уже почти без признаков пола.
Она вошла, сжимая в руке немалой кубатуры шприц, который и воткнула в одну из прозрачных трубок, соединяющих Константина с окружающей действительностью. «Что-нибудь этакое» оказалось и вправду достаточно эффективным и на какое-то время замедлило отключение Константина.
- Это кто? – С  трудом разлепив губы, спросил Константин.
- Да Тамара же Сергеевна! Моя постоянная сестра – анестезиолог.
- А где Тамара? – На этот идиотский вопрос у Константина еще нашлись силы.
- Да нету и не было у меня никаких других Тамар.
Все. На большее Константина не хватило, и он покатился в темноту. Но теперь эта была какая-то нестрашная темнота, а такая, спокойная, которая сопровождает погружение в глубокий без сновидений сон.
В следующий раз отрыть глаза Константину далось значительно проще. Боль в теле не исчезла, но стала какой-то не главной что-ли, не отвлекающей от процесса осмысления ситуации.
У кровати сидел все тот же врач, то ли Фетс, то ли Фил. Константин внимательно вгляделся в его лицо и понял, что это все-таки не Фетс. Но выяснять это он не стал, а спросил, голосом все еще слабым, но уже значительно более уверенным: « Что со мной было?»
- Да все достаточно банально, - Ответил Фил (теперь уже точно не Фетс). – Врубился в тебя прямо возле твоего дома какой-то пьяный хмырь. Ну, ты сломал пару рук-ног и прочие мелочи – типичные ДТП-шные травмы. Вот только зачем ты решил бордюр головой разбить? Пришлось тебе из мозгов косточки выковыривать и череп собирать по новой. Однако собрали. Так что «пациент скорее жив, чем мертв».
В голосе Фила звучало удовлетворение мастера.
И тут Константин ощутил, что пальцев его левой руки касается что-то нежное, и на удивление приятное. Скосив глаза в эту сторону, он обнаружил, что его держит за руку симпатичная худенькая русоволосая женщина, тоже до боли знакомая. И рука ее была тоже знакомой. Он напряг свою память. Катерина, жена – всплыло в ней. Причем жена разведенная
- Катерина, а ты что тут?...
- Жду, когда ты очнешься. Только, я не Катерина, я Лиза, Лизавета – твоя жена.
И опять у Константина появилось чувство нереальности происходящего. Фил вместо Фетса, Лизавета вместо Катерины. Более того, судя по всему никакого развода не то, что не было, но и не намечалось. И Тамарки – хищницы тоже вроде бы не было.
- Что с ним? – Раздался над головой тревожней голос Катерины. Вопрос был обращен явно к Филу.
- Да ничего особенного. Ложная память. При таких операциях это часто бывает. Не дергайся, мать. Он окончательно придет в себя, осмотрится и она 0исчезнет.
- Ты не волнуйся, тебе вредно волноваться, - Вновь защебетала Лиза. – С детьми все в порядке, я отвезла их к бабушке под Рязань. Они звонили утром, скучают и ждут, когда их папочка приедет из командировки.
- А что на работе? – Спросил Константин, помятуя о разрушительных действиях Тамары.
- Да все там в порядке. Рустам командует.
Это успокоило Константина. Рустам был хотя и молод, но весьма рассудочен и ответственен. Тамарку же тихо ненавидел, вплоть до подачи заявления об увольнении. Но, судя по всему там тоже никакой Тамаркой и не пахло. Константин облегченно прикрыл глаза.
- Так, так, - прозвучал начальнический голос Фила. – Больному нужен покой и сон. Так что посетителей прошу удалиться. Лиза, да не нервничай ты так, переночуешь у меня в кабинете. А утром твой благоверный будет вообще как новый, или я не Фил!
Тамара Сергеевна ну-ка вкатите моему другу чего-нибудь этакого для спокойного сна. В дверях появилась давешняя сестра, опять же с угрожающего вида шприцем, а через минуту Константин снова спал спокойным сном и никакие Фетсы, Катерины и, что важнее всего, Тамарки ему не снились.
Благодаря стараниям Фила и заботам Лизаветы Константин быстро пошел на поправку: все, что должно было срастись, срослось как должно. А когда он вы вырвался из палаты в окружающий мир то ложная его память потихоньку начала исчезать. И теперь только иногда и редко перед его глазами во вдруг посеревшем и уплотнившемся воздухе встают песочные часы с сумасшедшим шариком в верхней колбе, который вопреки всем законам физики не проваливается в нижнюю. И будто через радиопомехи суровый голос произносит всего одно слово: « Смотри-и!»