Глава 3. Теракт возмездия

Глава 3.  Т Е Р А К Т  ВОЗМЕЗДИЯ  В  ДУМЕ

                (Возмездие за убийство Союза социализма и его научного
                развития, как причина теракта)


– Мы все хотим жить лучше, – писала она в своей работе, которая была приложена к докладу. Она для следственной группы стала той странной уликой, с которой начался, и по которой практически делался теракт. – Спрашивается, – писалось далее, – как жить и что делать, если ни социализм, ни капитализм лучшей жизни для основной массы людей не предполагают?
   Капитализм, являясь обществом потребления, идеалами своими упирается только в личную наживу, где судьбы других людей и их социальные условия жизни не стоят медного гроша, если забота о них не сулит дохода и не угрожает бунтом протеста. Таким образом, общественное социальное развитие подчиняется частному накоплению и капиталу, но не наоборот.
    Социализм же, хоть и отдаленно, является системой производства социальных условий жизни, но условия, на которые он нацелен, воспроизводят условия неполноценной жизни, где все намеренно усреднены и этим обезличены перед своим вкладом и значимостью в общественном развитии социальных условий.
    Серьезной критики не выдерживает ни та, ни другая форма существования. В этой ситуации, на лучшую жизнь можно надеяться только в какой-то новой экономической формации, нацеленной всем своим производством на развитие социальных условий жизни через созидательную свободу творческого выражения личности. Естественно, что валюта такого общества должна была бы зависеть от социального сектора его развития, а не от частного накопления и присвоения. Такое общество, как считал В.И. Вернадский, будет пространством нового ионосферного, разумного сознания. Оно должно формировать общественную организацию с единой организацией и волей, наподобие биологического организма, где любое инородное неподчиненное или вредное этому организму образование будет уничтожаться его иммунной системой. Для этого, по моему мнению, власть, народ, экономическая и социальная система должны быть единым и взаимозависимым организмом, воспроизводящим интересы друг друга. Любое же общество демократии – это свобода существования множества противоречивых и неприемлемых друг другу образований, разлагающих это общество изнутри.
    По моему убеждению, новые экономические отношения должны строиться без опоры на систему бюрократического управления, или эта система должна быть поставлена под контроль народа, с зависимостью от его благосостояния. Бюрократия – как частная, так и государственная, ныне оторвана от интересов народа, так как их личные интересы никоим образом не зависят от народного мнения, и оно не влияет на их положение.
    По этой причине государственные структуры легко поражаются злом подкупа и предвзятости от посторонних интересов. Для подавления этого зла необходима экономическая система оценки каждого, отражающая вклад каждого в социальную сферу, и в этом подходе будет возможно определить значимость каждой личности. Социальная сфера должна определять статус общества, отражающий благосостояния народа. Каждый чиновник в ней будет заботиться о своем статусе, определяющем его общественно-социальную дееспособность, а не о своей наживе, так как не она станет определяющей его значимость и благополучие. В этой связи должен родиться механизм формирования общественной значимости членов общества на основе социальной статусной системы в нем. Она должна формироваться на фондах социального развития в производственной сфере и по фондообразующим показателям в непроизводственной сфере
     Смысл её должен заключается в том, чтобы не только чиновник, но и каждый гражданин общества удовлетворял личные интересы, через социальные интересы общества (государства), а не вопреки им.
     Статус в этой системе должен стать основанием не только экономической личности общества, но и правовым основанием чести, для проявления к нему любви самого общества, через систему показателей для принятия решений власти.
     В то же самое время, та и другая сторона на основе общественных договоров должны иметь нормативные формы экономической ответственности общества перед человеком и обратно.
    Рождение такой экономической структуры – неизбежность, иначе стихийные возмущения народа останутся единственной формой влияния на власть. Производственный, коллективный результат в таком обществе должен делиться без участия власти, отдельной интеллектуальной системой, как коллективная добыча охотников, и являться согласованным решением всех участников производства. В этом процессе власть, в лице государства, может быть таким же участником по согласованным нормативам влияния. Она, как представитель общества, может выступать и в виде посредника, и обвинителя между обязанностями и правами его граждан. Однако роль государства, как общественной меры влияния на личность, всегда должна быть выше и значительнее роли окружающего коллектива. Роли окружающего коллектива и руководства должны быть отрегулированы, и влияние способных и более квалифицированных всегда должно быть в коллективном решении значительней, чем менее значимых в нем членов, дабы исключать обезличенную значимость каждого.         
     Авторитарность управления должна определяться превосходством одаренных, то есть диктатурой эффективных созидателей и талантов, определяющих значимость социального развития любого коллектива. Уравнение в праве талантов с менее значимыми лицами – это трагедия на пути общественного прогресса, так как кадры решают всё.
    Общество и производство, в первую очередь, должны служить раскрытию талантов, а не обезличивать их. Для этого труд человека должен стать в нем главной экономической силой, а человек – не отстраненной и наемной, а влиятельной экономической личностью. Только в таких экономических реалиях жизнь и её социальные условия, как основной продукт производства, а не прибыль станут производственным результатом. Естественно, социальный продукт должен иметь свой денежный эквивалент - фонд, на основе планового финансирования с энергетической оценкой продукта. Это не обязательно должно отрицать рыночный оборот и его ценообразование, а потому оно должно оптимизироваться социальным обращением. Валюты обоих типов обращения должны иметь свои курсы обмена. Экономический учет всегда легче вести на плановых ценах с учетом нормативов социальной стоимости труда и социальных нормативов прибыли простого или расширенного производства, а сверхприбыли, образующихся за счет нарушения законов оптимизированного развития, должны облагаться социально регулируемым налогом. Он должен формироваться объективным законом экономического воспроизводства. Только в таком подходе возможно устранение социального общественно не созидательного расслоения общества.
   В лучшем случае, на каждом предприятии может быть курс обмена плановой на колеблющуюся рыночную валюту, как взаимозависимость социально планового и рыночного развития.
   Привести к этому может организация систем либо многоуровневой акционерной кооперации экономических личностей на статусных отношениях, где каждый уровень – это соответствующие права и обязанности в партнерском самоуправлении, либо простым учетом социального вклада каждого в общественный социальный фонд. В этой кооперационной или социально-оценочной системе должны быть отношения, построенные на уважении и любви, т. е. согласии. Надо полагать, что любое согласие достигается только посредством его общественной формы – социально-трудовым партнерским контрактом. На основе его может формироваться трудовая или социальная семья.
     Вот, мои уважаемые читатели, – тут уточняет она в своей работе, –мы и подошли к раскрытию различных форм новой статусной если не кооперации, то соответствующих отношений…
    Тяжело вздохнув, читающий посмотрел на своё окружение и поняв по жестам их предпочтение слушать его дальше продолжил:
– Молитесь этому господа, молитесь, – повторил председательствующий, принудительно читающий вслух её работу. – Практически, в этом труде, ею дан экономический механизм с показателем чести, значимости и влияния на окружающих каждому, с помощью которого можно, полученным по нему правом рубить свободы, как головы в войне. Открывается возможность возродить дуэли, только уже на бескровной основе, где будут убивать не человека, а его честь, если её значимость будет являться неким статусом, то естественно он станет своеобразной правовой мишенью судейской дуэли. Решение по ним могут принимать доверенные судебные секунданты.  Тут автор предлагает вешать мишени с правами дуэлянтов и стрелять по этим мишеням чести как по живым господам. Вошла пуля в почета права, носи колпак дурака или чертей рога за свои грешные дела. Мы же господа убили державу мечты и это большая беда и носить рога видно нам судьба. Ну а если по серьезному, то всегда нужно иметь рюкзак прав сотворенного бобра, за которые каждому честь и хвала и свобода прав дана своя на пользование и потребление без ума, потерять которые в дуэли не смертельная беда. Такую пропажу восполнить можно будет всегда, творя созиданья дела. Практически автор предлагает смыслом жизни борьбу за великую честь свою, а не за любовь к длинному рублю.   
    Тут даже автор позволяет себе думать, что такой подход и войны может в бессмыслицу превратить и отменить, убивая не людей, а правовую честь народов и государств, спортивными и прочими конкурсами, как дуэлями. Я право в этом сомневаюсь, но в глубине души на такое надеюсь и за безучастие в спасение от распада Союза Советов каюсь.
     В этот момент его одернул один из налетчиков прося не рассуждать, а продолжать то тексту читать. 
   - Я не знаю, как иначе доходчиво пояснять, - оправдывался читающий, - что некоторые спорные поступки и проблемы электронные суды могут мгновенно разрешать. По утверждению автора наказывать за проявленную грубость и прочие незначительные бытовые нарушения закона можно будет по персонализированному праву чести любого автоматически, через социальные банки права. Где же таковые найти чтобы такой предложенный механизм в жизни произвести? Этим автор и равенство убивает и тех, кто имеет большую значимость наказывать сильнее просит, чем граждан с меньшей значимостью.
   Разве это справедливость господа, если мы таким подходом даже убьем кулачную агрессию общества и физическое неравенство лиц, заменив его регламентированным правовым неравенством общественной значимости, считая его формой выражения общественной любви, то какое получим добро?
    Однако тут же услышал ответ, что чем выше значимость личности, тем строже должна быть ответственность, так как большая значимость должна предполагать больших свобод и в этом суть высшей справедливости.
    В этом месте следственный отчет, находящийся у меня стал представлять стенографию происходящего. Я решил, что в него включили не только показания потерпевших, но и стали калькой звуковой записи происходящего. Из дальнейшего ознакомления с изумлением понял, что при чтении работы в зале произошло некое недоразумение.
    Я представил его и ясно увидел, как с этого места читающий, смотря в зал и видя молящихся стал хлопать своим товарищам по несчастью, то ли за то, что кто-то молился, то ли за то, что кто-то этого не делал. Восседавшие рядом с ним Цари из банды налетчиков похлопали его по плечам и тут же приказали «молиться всем», а на экране где велся подсчет голосов, появилось изображение Бога, рассматривающего на своей руке планету Земля. К тем, кто не молился, в зале подходила, воскресшая из гроба дама как Истина или её представительница и била отказников своим жезлом. Угрожала им как святоша в небесах, вымостить в зале из них аллею истины в Рай из мучеников на углях. Если светлые мысли и позывы от этого не прибудут и желания каяться совесть не разбудят, то всех заставят делать клизмы и посадят на горшки очищения плоти от угара обезличенной демократического фигни. В объяснение, для чего они это они сделают обосновывала тем, что только боль на сознание благородно действует и мысли блага родит. Тут же в подтверждение прочитала стих:
         Мысли звон
Мысли звон, как шпаг в дуэли,
Взгляды мнений, как качели.
Наш народ совсем не хилый,
Мысли ищет вечно милой.
 
И конечно  дорогой,
Он такой рожден душой.
Сделать вызов в право, влево,
Он готов всегда и смело.

Нет идеи? Боже мой,
Слабнет дух тогда лихой.
Целовать коленки будут
Те, кто духам бледным служат.
               
Не будьте слабыми умом.
За счастье бейтесь даже лбом.
Думай, думай, думай, думай,               
Думай дерзость покажи.

Так и разрушишь понятий границы,
Вечных сомнений в рассвете зарницы,
Ведь мысль, что дерзка и сурова,
Сознанием властвовать готова.
               
Да, если можешь мысль коли,
С безумством нет тебе пути. 
Где дуэли, где дуэли,
За разумность и любовь?
Пусть прольет в них глупость кровь.

Для понятия о доле?
Где нет боли по судьбе?
С объективностью о воле.
И с любовью по земле.
               
Истин ждать дуэлей в пору
Чтоб не слышать дурость здобу.               
В этом жизнь свободной воли,
Чтобы жить всем в лучшей доли.

Звон сражения мыслей выси,
Пусть пугают алчность жизни.
Что карает разум мысли.          
Радуясь на счастье тризны,
    
И погибелью отчизны.
За продажные гроши.               
Мысли звон, как шпаг в дуэли,
Торжества ждем высшей цели.

Её  выпад – рок удара,
Шпаги истин сталь лихая.               
Им нужна побед награда.
Пусть ложатся в крови цели,
Что для жизни, уж истлели.
               
Думать, думать, думать, думать!
Думать шпаги закалять.
Чтобы мысли не ломались
В схватках истины спасть.             

Нападающие в спины
И кто с властью ото лжи,
Как и с ратью от беды,
Знать пощады не должны.
               
Пусть хоть дождь, хоть непогода,
Даже слякоть на ветру,
Не мешают думам бою,
Кто за истин чистоту.

На дуэли, на дуэли!
Все кто с разумом на стреме.
Убивайте все невзгоды,
Что порочат счастья роды.
               
Укол, укол, вперёд, вперед!
И пусть кровь глупости течет,
Что заставляет жить в плену
Торжество, счастья  на кону.

Укол, укол  Хорони готовую
Над сознанием мысль бедовую.
И что думать и что думать,
Отпевание ей слушать?!
               
Коль дуэль уже прошла,
Значит, истина взошла.
Если без крови, и без боли 
То счастье жизни в этой доли.

Крушить уколом догм  века,
Честь мыслей в этом мне видна.
Чтоб в никуда, чтоб в никуда
Никчемных истин кровь стекла.
               
Под мыслью рушится гранит,
Звон истин шпаг меня манит.
Дуэль без крови мудреца -
Есть возрождение творца.

А в смерти глупости судьба
И мертвых мыслей череда.
В дуэлях раздумий, рождают мечту,
За жизнь, где бы истин вершили судьбу.
         
     Председательствующий, которого заставили читать работу Истины, выслушав её вдруг погладил себя сам по голове от счастья, что ему не досталось жезлом по темечку, меж выросших, вдруг, на голове у него рогов и высказал за то, чтобы все были не слабы умом и в решение проблем не быть каждому слепцом. Далее продолжил читать предложенный текст:
– Социальная, или технологическая кооперация, о которой будет говорится дальше – это всего лишь конечный этап развития статусных отношений, подразумевающих коллективную ответственность. В данной работе максимально раскрываются возможности такой системы. Однако, для полной коллективной экономической ответственности с возможностью урезания или расширения прав, социальных льгот и свобод необходимо оговоренное согласие формируемых социальных и производственных коллективов. Основа такой модели общества – статусные отношения его членов на правовой общественной значимости, которые должны заменить отношения на материальном культе частной значимости личности в обществе потребления.
      Начнем раскрывать идею с контрактной кооперации, так, как и сам автор идеи пишет, что начинал думать с неё, хотя это самая последняя возможная стадия преобразований, – зачитывал председатель, знакомя своих коллег с представленной налетчиками работой.
  –  Возможность таких контрактов кооперационной вертикали общества весьма реальна, как через развитие экономических клубов, учреждаемой системы многоуровневой простой или акционерно-блоковой кооперации, так и через акции. Как представляет автор, они могут иметь именной характер, определяющий персональный вклад каждого в общественное достояние, а в согласованном варианте, возможно, и коллективный вклад.
Если они становятся основой плановой экономики, дающие не только частный нормативный доход, но и разрешающее право, как выражение общественной любви, на некие формы свобод. Для этого потребуется отдельный рынок социального оборота и потребления, на соответствующей стоимости и валюте. Такие акции не должны отрицать обращение рыночных акций, определяющих частное накопление, но величина этих накоплений должна определяться акциями социально-общественного вклада. Практически каждый может иметь акции своей значимости в народном банке или фонде, формирующие определенные персонализированные права.
     Для увеличения заинтересованности в рыночных акциях (доходах) необходим механизм зависимости этого от персонализированной доли в социальном фонде каждого.
В клубах для подобного общения могут получить свое развитие блоки вертикальной и горизонтальной кооперации, в которых откроется возможность коллективного пользования и присвоения.
     Вертикальна кооперация на общественной собственности, может определять формы горизонтальной кооперации. Возможна ли блоковая кооперация если да, то начинаться они должны с малых низовых «материнских» блоков, от 2-х до 5 человек, только это вопрос соответствующего времени. Однако подобные материнские блочные образования развития формироваться могут только в зависимости от выбранной формы общественного развития, потому исключать их в будущем будет нельзя. Можно ли их считать необходимостью социальной или производственной семьи, которые далее могли бы кооперироваться уже меж собой, это возможно далекого уровня перспектива. Этому уровню может даваться разрешительное право формировать юридические формы и ячейки с коллективной ответственностью, если они будут иметь общую коллективную долю собственности. Дальнейшее усиление данной кооперации подобных клубов и прочих образований может создать необходимую, и государственную вертикаль. На её основе возможна форма единения национальных государств в межгосударственные, и межнациональные образования. Такой подход будет является сложным общественным формированием, но являть высшую её форму организации.
– Ха-ха какая фантастика, – слышались возгласы из зала.
– Жалко, что у вас её нет, и готовы засунуть голову в долговую долларовую петлю, как страус от безысходности в песок, – отвечали с трибуны.
   Читающий работу, попросил всех успокоится и после затишья продолжал:
– Если каждое юридическое лицо – это форма горизонтальной производственной или социальной кооперации корпоративных собственников, то корпоративные структуры разных уровней могут соединять меж собой более устойчивую вертикаль общественной власти. Естественно тут можно и помечтать до межгосударственных образований, представляя весь мир, как одну семью. Благоприятным для них может быть условие – с возможностью использовать статусную структуру для общественной вертикали.  Однако для формирования статусной персонифицированной значимости необходимо формирование в себестоимости социальных фондов, в виде узаконенных показателей, на фондообразующих предприятиях, а в бюджетных организациях по выполнению социальных нормативов, как основы правовых показателей.
    Пользуясь коллективной статусной структурой, на основе общественных договоров согласия, может открыться возможность уйти от противоречий между вертикальными и горизонтальными структурами управления. В настоящее время они стремятся постоянно подменить друг друга. Так, горизонталь международных корпоративно–экономических производств, через вертикаль клубных или прочих образований статусной структуры, сможет постоянно воспроизводить, форму партнерских связей и развивать данную систему, а с ней и национальные интересы государств и регионов, которые войдут в охват подобных отношений.
    Тут в зале началось шушуканье, похожее на возмущение и дама, ходящая по залу, представляющая истину, возмущенно пригрозила думцам:
– Ничего необычного здесь не предлагается, и нечего усмехаться. Один за всех и все за одного, всем давным-давно известное понятие, да и любая война – это коллективная защита и ответственность. У коммунистов этот лозунг даже самоцелью являлся, но как его осуществить и ныне не знают, и до сих пор, сопли жуют. Не смогли и коллективную ответственность в своем партийном объединении сделать, а Ленин им говорил, что партия – это высшая форма общественной организации. Так что слушайте и думайте. Все возможно, как вариант того или иного времени развития.
     Она замолчала, увидав кивающих ей страдальцев в знак согласия с ней, а читающий с трибуны продолжал:
– Представители кооперационных союзов с наибольшей статусной значимостью могут, посредством выборного персонализированного голосования, формировать только контрольные органы народа над системой управления. При этом формы контроля и их влияния должны согласовываться общественными договорами на подобие договоров профсоюзов с администрацией предприятий, что уже может исключить стихийное возмущение масс.
    Ломая устоявшиеся границы и принципы образования и управления в существующих государствах, такой подход усилит интеграцию к межгосударственным экономическим союзам, хотя возможны и другие варианты построения общественных отношений на взаимозависимой структуре собственности.
    Человек, влившись в подобные структуры, на всех уровнях, невольно станет долевым многоуровневым персонализированным владельцем общественной собственности с определенным нормативным правом пользования и распоряжения ею. Такая взаимозависимость экономических, производственных и административных прав исключит насильственные формы вражды собственников, превратив их в пользователей по праву. Это будет возможно, как между государствами, так и между людьми, если они все превратятся в пользователи по персональному статусному праву. Сегодня же без этой статусной значимости любые выборы дают лишь права на оперативное управление, без механизма контроля, ответственности и отзыва своих представителей.  При торжестве права пользователей от значимости народного вклада исчезнет вражда собственников совсем, оставив её борьбе за персонализированное статусное право пользования.       
     Государства сохранятся лишь как статусные многоуровневые представительства культур в экономических заботах оптимизации своих социальных условий, сохраняя историческую и конституционную общность на взаимозависимой структуре собственности.
     Статус личности может отражать владение интернациональной, государственной и коллективной собственностью, но человек может оставаться ещё и владельцем личной собственности, разрешенной ему по нормативу в соответствии с его статусом. Такой вариант возможен, если собственность, полностью невозможно будет заменить правом пользования.
     Читающий почесал затылок и задумался, вникая в смысл того, что прочитал, но налетчик в виде Ивана Грозного налил ему в стакан то ли воды, то ли пива, приказал выпить и читать дальше. Председательствующий вновь почесал затылок и с испугу, выпив предложенное, поторопился читать дальше:
– Любое расширение кооперационных связей между горизонтальными корпорационными структурами и вертикальными над национально-государственными образованиями могли бы создать устойчиво управляемую социально-производственную систему.    
    Предполагаемая организация коллективной ответственности внутри и между кооперативными блоками уменьшила бы (если не исключила совсем) развитие бюрократии и преступности. Кроме того, такая самоорганизация может стать началом исключения наемного труда, а доведение социальных нормативов прибыли из соотношения работников в производственной и непроизводственной сфере только на прошлый труд может исключить отношения эксплуатации полностью.
…………………………………………
     Система бюрократического отчуждения труда, а не развития партнерских отношений – это оковы производственных отношений. Наемный труд, как не отсохшая пуповина рабства, должен исчезнуть с лица земли так же, как само рабство. Могильщиком наемного труда и бюрократического государства могут стать статусные отношения многоуровневой блоковой кооперации или фондообразующих предприятий. В них статус – это не только отражение персонального вклада в общественное достояние, но и  с учетом приобщенной к нему нормативной доли доверительной общественной собственности, переданной коллективу и личности за заслуги от предшествующих поколений.
   В этом месте чтение научной работы в Думе прервал уже голос Старовойтовой, которая по-прежнему, как и была, так и оставалась привязанной к трибуне. Она как будто не замечала, что в зале прошел потоп, хотя обо всем произошедшем напоминали накидки на думцах, а кой у кого уже выросшие на головах рога, у кого по одному, у кого даже по два. Её возмущал только услышанный текст:
– Это абсурд. Во всём свободном мире был, есть и будет свободный наём труда. Кто-то должен руководить, кто-то должен быть исполнителем, не все способны принимать решения. Свободный наём всегда был основой свободного общества, и в таких странах люди живут прекрасно.
– Не кудахтайте, гражданка Старовойтова, – перебили её налетчики, в лице ходячей Истины, заявив:
– Ваши куриные мозги никогда не отличались большим теоретическим мышлением. Вся ваша двухполтинная логика свободного неравноправия построена на необъективности анализа недостатков и на слепом презрении к социалистическому развитию при отрицании объективной прогрессивности его отдельных достижений.
Налетчик по кличке Сталин тут тоже не выдержал и, подпевая своим собратьям, возмутился:
– Разве не факт, что в моем социализме работой были обеспечены все, и свобода выражения творчества была у всех. Я воспитывал способные кадры, так как знал, что они решают всё, а у вас без денег не рассчитывай на успех. Писатель за издание книги мог купить машину без затрат, а у вас и писатель, и конструктор должен сам платить, чтобы что-то издать и о себе заявить. О каком прогрессе тут можно говорить? У меня социальная норма прибыли в царстве была и снижение цен, а у вас – беспредел наживы везде, из-за этого творчество в загоне, а на талантах наживаются дельцы и мошенники свободного рынка. Они способны только либо убить и украсть, но ничего не могут сами создать, зато доходы пустота не любит упускать. Вот и думай – не думай, но так и хочется прочитать вам некий стих, который отражает вашу несправедливость:

Всё бегут и бегут в жизни нашей года
И нажива за ними, как от волка коза.
Ставит цены красе, в книжной лавке,
Как недоразумения в горе сказке.
Этот змей, госпожа наших дней
И явление алчности – Ад людей.

За богатство, с безумной его ценой,
Роком заявилось с совестью грешной.
Всем, кто доход делит только лишь на тех,
Кто своим влиянием боготворит успех.

«Как все рады, как мы рады,
Когда свободой все богаты».
Говорит нам друг нажива,
И на честность ставит вилы.

Вот удостоила обманом наконец, меня,
«Рынок честно ценит» с лестью говоря.
Но паршивость цен по делам оставила,
Тайному обману кланяться заставила.

С фигою в кармане за труды творящего,
Обман, выдавая за святость настоящего.
Где же рынок чести – олицетворение,
Ставящий паршивости с обманом, убиение.

И космические цены бьют по голове,
Убивая совесть жизни на земле.
Но когда-то уж не давным-давно,
Что советским ставшем, ныне далеко,

Тоже бродила мадам инновация,
Ею творцам обмана дарилась кастрация.
Однако сватать таланты тоже приходила,
И калым обезличенным как аванс дарила.

Кто в надежде волю её не утверждал,
То уж не покорных дыбою карал.
Но если книгу написал, иль кино создал,
На доходы автор машину покупал.

А сейчас писатель творение издал,
И от перегрузки сразу в гроб сыграл.
Хоть в бандиты уходи, хоть торгуй собой,
Чтобы раскрутиться нужно, быть с сумой.

Но оставив людям мыслей дел плоды,
Заплатив созданию мытарством борьбы,
Получает в жизни распятье иль гроши.
Имя с осуждением и тайной на года,
Чтоб не вспоминали имя никогда.

Нынче ведь свобода карается рублем,
Если её нет – в забвении живем.
Но не бросил творить наш народ,
Может, не зачахнет прогресса огород?

Хотя бросил, как раньше народ уж читать,
Скоро бросит, наверное, творить и писать?
Если мир не научится честно их оценить,
Можно застрелиться и в творчестве не жить.

От того, что в ценах нет достоинства и любви,
К тем, кто кристаллом божьим сияет красоты.
Нет достойной цены меняющим мира след
И критический талант, лишь надежд амулет.

Легальный, не легальный талант,
Как оценить, и кто гигант?
Массовое влияние на социальное сознание,
Требует четкой оценки и любви достояния.

На кладбище талантов забыты имена,
Кого свела в могилы нужда и пустота.
Битым стеклом проклятий их осуждая жизнь,
Неоцененностью стремятся постоянно бить,
И лишь после смерти все же возродить,

Чтоб приватизировать, и нехотя любить.
Но прозрев сознанием однажды господа,
Головы склоняют в память, говоря:
Он лишь окурок времени от жёсткого ума,

А цена таланта всегда не велика,
Если для коммерции не ценится плеча,
Или несогласия с ним доля велика.

Таланты, нарушая запрет, идут вперед,
Ведь пафос социальный сознания полет,
Но душе порою в этом, забвения гроб.
И развлечений ищет грешной земли народ.

В них творцам неформалам остается судьба
Где на их творениях, как на огне костра,
Греется порою грешная душа
И мамоны алчности не чистая рука.

Раньше все издатели кормились от спроса,
А нынче обычно от создателей подноса.
Но, по-прежнему, доходы извлекать дано им,
И созидатель бичует с горьким доходом своим.

Издатель от творений больше, гребет бобла.
Чем автор созидатель, в чем кроется беда?
Где нормы наживы, что с совестью друзья?         
Гордость созидания на колах в нужде.
Будто бы творение прекрасней в нищете.

Потому ж бастует порой народ честной,
На грабеж, решаясь с местью роковой.
Маразм от конкуренции и горе, и нужда,
Ликует попирая основы бытия.

Маразм - нет нормативов наживе и везде
Нет значимой оценки творений на земле,
Что поклона требует сознанью и душе.

Где таланты, без узд, от бездарности,
С разрешеньем проблемной неясности?            
Чтоб под звон их душ, колокола их света
Дивиденды дарили для счастья запева,
А не стриглись банкноты из банков гарема.

И талант по совести и с народной честью,
Банки б не душили долговою местью.   
И гордились бы все не покупками дорогими,
А творческими делами своими.

Тогда б этим богатством душ дорожили,
А творцов за это уж все боготворили.
Где капитал от классиков, и трудов, ученых?
Для развития культуры и подготовки новых?

Нету страха Берия для порядка в ценах,
На народной стоимости в разума пределах.
Чтобы нормы доходов не забывали все,
По великой значимости творчества стране,

А не спросом с купеческой волей решений.
Где стихия, как ветер желаний с качелей.
Сколько ж можно цены в сказки превращать?
Как же нам дровишек потомкам не ломать?

Красоту создания с грязью не мешать?
И перед покупками с сумою не рыдать?
Нет политики цен, а таковая быть должна,
Только с ней великая культура б ожила.

Нет цены у слова, а он тоже продукт.
Художественное слово не пустоты звук,
А капитал народный, что сознанием куют.
Пока лишь ценят слово, не рвущее нарыв,
Рисуя миру страсти, летящие навзрыд.

И дарующий труд для прозренья умов,      
Как на плахе лежит у бездарных дельцов.
Много ль ныне богатых поэтов в земле?
Что нарывы вскрывали и звали к красоте?

Больше все же несчастных в судьбе.
И пока достигают признанья высот,
Жизнь в нужде потихоньку идет на излет
И пустота за гробом ждет.

Но даже и признанью пока диктует пустота,
Условия дивидендов достатка для творца.
Где же власть для талантов открытия,
Цена слова, картин, на чудеса события?

Производительность везде по творчеству растет,
Она простой работе, как вышибной сапог.
В творчестве, наверное, выход уж жизнь найдет,
Но на талант цена не прет, а безработица растет.

Снижение затрат, снижение цен не знает               
И созидания обман в офшорах оседает.         
А у творцов лишь в сквозняках карманы.
И слышен зов: «на баррикады,

Где будут разума отряды,
За банки созиданья славы!».
                ***
– Чувствуется, что вы раньше неудачным поэтом были, – выслушав его, язвительно заметила она.
– Может быть гением не был, но правителем был удачным, да и стих не мой, но я бы не оказался от авторства и считаю его достойным внимания. В конце его даже намек есть на необходимость капитализации творческого труда, а об этом нужно думать и решать. На востоке правителю способность писать стихи придавала значимость. Я как подобный гражданин тоже стихи писал и не стеснялся, это не мешало державе и себе уважения добиваться. Боялись все. У меня даже зеки творцами и стахановцами в шабашках и лагерях были. На свободе если кто-то не работал, хотя бы месяц, я привлекал за тунеядство к ответственности.  Они свою вину искупая в лагерях стахановцами были и с удовольствием, а, чтобы не жить в грехах творчеством занимались. Сейчас к тунеядству вынуждает система и власть системы, безработицей, лишая многих права на труд. За это, по моим законам пора привлекать к уголовной ответственности само государство. Безработица – это пресс капитализма, заставляющий людей работать за гроши, или идти грабить и заниматься проституцией. У меня подарки даже в благодарность за добро боялись брать, ваша же власть в откатах как свиньи в грязи. Полстраны за них уже продали. Меня в геноциде обвиняете, но за время моего правления население после гражданской бойни выросло, а у вас страна каждый год сокращается в численности и вымирает без войны. Зачем и кому нужна такая свобода? Это же тихая скрытая война против народа?
  Старовойтова, помолчав, вдруг воскликнула «Какие сказки!» и прочла тоже стих:

Вот вам молот вот вам серп,
Вот и весь советский герб
Хочешь жни, а хочешь куй –
Все равно получишь ...уй!

     Назначенный для чтения текста господин, как и все пленные заложники, испугавшись последнего выражения в стихе, дабы сгладить негодование налетчиков и не получить кары, торопливо стал продолжать читать:
– Если вас еще не обстригли до конца, то ощиплют, и если шерсть, где- то еще осталась, то с этими последствиями атавизма покончат, как Ульянов в семнадцатом с буржуазией, – однако далее успокоился и добавил. – Господа, нас могут и убить, и продать и задницы надрать, так что нам восседающим здесь господам нервы им лучше не мотать, а то караул устанет ждать.
– Нет, тут я как бывший поэт, должен дать госпоже такой же ответ если не продолжение, – заявил налетчик, изображающий Сталина:

Но вот сейчас, смотря назад,
Я говорю стих в чем-то прав,
Но лучшей жизни капитал не дал,
И за безумство наказал.

Ныне хоть жни и даже куй,
Хозяин скажет: «Сопли жуй,
Или объедки мои клюй,
Если горбатясь, день от дня,
Ты златом не обогатишь меня».

А я б хотел, чтоб злато то,
Что все несут в карман его,
Стало народным все равно.
И всем дарило «хорошо».

Лишь поднимая честь всего,
А не наживу одного.
Люд будет жить в стране легко,
Не матеря уж никого.

     Читающий господин, чтобы уж не дать возможности возмущению Старовойтовой, снова уткнулся в предложенный для чтения текст и стал объяснять его суть. Но он тут же вспомнил, что был с данным трудом знаком раньше, так как подобная работа находится в их библиотеке, но никто на неё не обращал внимания. Видимо, все считали её ещё одной ненужной фантастикой.
– В данном отрезке работы, забегая наперед, скажу, даны формы стимулирования труда, – продолжал уже от себя передавать суть изложенного он. – В ней указывается на необходимость устранения противоречий руководителей и их исполнителей, вытекающие из существующих независимых форм оплаты труда между руководителями и исполнителями. В стимулировании, говорит автор, нельзя платить отдельно за руководство и за исполнение. Руководству надо платить взаимозависимо, за результаты исполнения, чтобы каждый чувствовал, что его вклад в общее дело, равно как и он сам, являются частью общего и большего успеха.
    В нынешней потогонной система оплаты по валу с денежно-шнуровой зависимостью работников от рыночного спроса и предложения не учтена социальная потребность расширенного демографического воспроизводства населения и должна быть поставлена в зависимость от развития социальных показателей. От этих показателей должна быть поставлена зависимость оценки и руководящих работников.
    Таким образом, из ценовой стоимости продукции должны формироваться соответствующие социальные фонды коллективного развития и стимулирования, от которых бы зависели и сами их созидатели. Это должно служит направлением для действий, от которых земля становилась бы социально лучше. В рамках такой деятельности по социальным нормативам должен формироваться доход всех участников производства, согласно значимости участия, в производстве продуктов и услуг потребления.
    Через взаимозависимость всех участников процесса производства должен повышаться общественный солидаризм. Это значит, что доход государства – это не только следствие дохода части частных созидателей и корпораций. Производители должны формировать не только свой доход, но и фонды социального стимулирования тружеников, как творцов, помогающих сформировать социальный статус чести каждого гражданина и страны. Иначе производство может реализовываться по себестоимости, а доходная часть изыматься от покупателей и возвращаться по нормативам развития производителям, как обычная оплата по труду на развитие за социальные показатели. 
     Доход труженников в большей или меньшей степени должен зависеть от личных и коллективных результатов на всех уровнях производственной кооперации. Для этого могут существовать соответствующие фонды руководителей, начиная от мастера до директора и далее по общественной значимости каждого участника производства. Доход же по акциям, как и премии, должен определяться по нормам от вклада каждого в социальную сферу, как самую высокую цель общественной и производственной кооперации.
    Ситуация, скажем так, необычная. Здесь другой компот. Тут не скажешь: моя рубашка ближе к телу, на всех других мне наплевать. Ведь доход каждого должен зависеть не только от собственной работы, но и от работы коллективной с социальной ориентацией предприятия и государства в целом. Отношение к общественному, как государственному, с которым живут люди, в такой системе наверняка станет другим, если личное в разной степени по социальной значимости каждого будет зависимо от вклада в общественное пользование и достояние. За качество работы на своем рабочем месте может зависеть только индивидуальный социально-экономический статус члена кооперации. (О принципах формирования созидательного социально-экономического. статуса вы еще узнаете по ходу знакомства с данной работой, если не ознакомились с ней ранее).
– Почему же оплата руководителей должна быть зависимой, от успехов подчиненных коллективов, а оплата избранников народа от оценки их избранников по выполнению их обещаний и влияния их на социальное развитие? – задал вопрос читающий, как будто сам себе и ему ответил кто-то из налетчиков:
– Исполнители – это руки управленцев, и управленцы зависят от их профессионализма, а точнее от результатов роботы коллектива в целом. Ввиду этого общий успех – это оценка значимости руководителя, определяющая формы его поощрения, а значит должна существовать нормативно-экономическая и правовая форма влияния его на коллектив.
Забота руководителя об исполнителе – это уважение к себе и коллективу. Да, руководители могут увольнять, издавать приказы, действуя в пределах должностных инструкций своих блоков, и даже могут не выбираться, а с учетом их творческого выражения утверждаться учредителями или линейным аппаратом предприятия. Поэтому, наказывая подчинённых, они в то же время практически уже наказывают и себя, но бездействие коллектива, если это понижает эффективность деятельности предприятия в целом или отдельного блока, должна открыть нормы и формы коллективного влияния, как на самого себя, так и отдельных членов коллектива друг на друга.
    При этом трудовое участие членов коллектива должно определять формы возможного межличностного экономическо-правового влияния в нем. Эти меры должны повышать общую результативность труда, если стимулирование будет повышать роль межличностного влияния. В этом должен выражается принцип трудовой взаимозависимости, выраженной не только общей собственностью, но и общим трудом, и общим настроением, определяемым отношениями людей меж собой. Главное здесь то, что обезличенного равноправия в стимулировании быть не должно, но расслоение должно быть нормировано в соответствии общественного созидательного вклада каждого, а не посредством хамского ограбления простых тружеников эгоистической коммерческой властью ради своей наживы. Они, захватив средства производства, об этом и не думают беспокоиться. Преследуя только собственные интересы, коммерсанты в конкурентной борьбе освобождались от социального балласта, а тут на тебе, вот тебе они как зорька в негляже и по ней равняться должны доходы все. Заинтересованности отстоять свою национальную идентичность экономики тоже нет, так как доходы от действий власти не зависят, и проблема эта сохраняется и усугубляется. Вследствие этого иностранное экономическое и политическое влияние оказывает существенное воздействие на отечественную политику и экономику.
     Без продвижения класса созидательных сил и социальных условий для них, любая из стран станет экономическим донором других государств, и будет вынуждена потерять свой политический суверенитет. Это предполагается автором и следует из работы, – сказал излагающий её суть. Обращаясь к привязанной к трибуне даме, он еще раз указал на утопизм ее демократических взглядов, как разлагающейся формы управления враждебной идеологии.
    Она дико рассмеялась над сказанным и читающий возмущенно возразил:
– Если, бы вы, в конце концов, серьезно ознакомились с работой, то, наверное, не смеялись, а согласились с приведенными в ней доводами и даже с концом, стиха, который прочитал вам товарищ Сталин, ведь вы не окончательная тупица холь и жертва аборта рубля, как вся наша братва.
– Вы оскорбляете меня и всех, кто за демократический выбор и согласен со мной, но от вас, господин выступающий, я этого не ожидала. Вы легли под Сталинскую банду, которая кроме диктатуры ничего не знает, и превратились в подобное им невоспитанное хамьё. Не нарушайте права личности, и не смейте повышать на меня даже голоса!
     В ответ она услышала дикий смех, и господин Сталин прицелился в неё из ружья, но стрелять не стал.
– Моего друга Берия на вас нет. Ладно, медленно продолжайте гнить здесь на трибуне в путах своей глупости. Участь Троцкого пускай вас ожидает и любовь от опричников топоров тоже не страдает.
– Не пугайте меня насилием – не запугаете. Вы как бы проповедуете мир любви, а сами грозите как пошлый невежда войны. Исторически сложившийся требование этикета человеческих отношений – это, прежде всего, условие любви и уважения к окружающим, выстраданное общественным сознанием, а у вас его нет. Не надо заниматься лицемерной болтовней, выдавать желаемое за действительное. Моей воли, как и убеждений, вам такими сказками не сломить! Рынок исправит всё, – возмутилась тирадой привязанная к трибуне дама.
– Кара моральная не может быть иной, в чистилище с любовью все иначе, – ответила ей налётчица в лице Истины. – Ваш рынок дает только свободу угнетения, формируемого наживой, и свободу возмущения, которую приходится заливать кровью. Нам сейчас решать, какой благодатью вас обласкать и как вам рога неограниченной наживы поломать. Вашим движением оскорблена и подавлена вся обездоленная Россия – народ, часть которого вынуждена либо грабить, либо есть отруби, если не лазить по помойкам и заниматься проституцией. Может, они вас пожалеют и защитят? По вашей морали, жизнь – это большой свободно-демократический курятник, где каждому дана свобода быстрее залезть повыше и обгадить другого. Потом, при необходимости, убрать, чтобы жизнь без жертвенного выражения одних в пользу других не теряла свободного смысла, прикрывая частный характер экономического беспредела.
      Давайте лучше знакомиться с работой дальше и не перебивайте просвещающего вас.
Далее по тексту следовало:
      В блоках и общинах многоуровневой кооперации могут создаваться свои договорные коллективные отношения, своя корпоративная среда, социальная семья и мораль, как и соответствующая им собственность или право пользования ею. Любое увеличение коллективной собственности индивидуальным трудом, как и доверительная передача коллективных доходов и собственности в коллективное управление, или обратно общественной в доверительное пользование отдельной личности, должно приводить к изменению коллективного социально-экономического статуса человека и коллектива. Естественно, всем членам такой блочной кооперации, причастных к данному приросту, должны даваться различные социальные привилегии или повышать права на корректировку размеров нормативных доходов и прав на льготное личное пользование, и управление. Разрешение этого вопроса должно происходить согласно статуса каждого гражданина, который от прироста социальных фондов в них же и формируется.
    Различные привилегии по статусу могут формироваться, как из общественных фондов, так и другим образом не исключающих лицензионных прав по управлению, расширением прав пользования услугами отдыха и спектра привилегий в быту. Не исключается использование свобод по распоряжению финансовыми резервами, образуемыми на высших уровнях кооперации, как в пользу личности, так и в пользу своего первичного коллектива – социальной семьи.
    В такой структуре должны быть юридические обоснования по управлению собственностью и приобщению к свободам власти.
    В таком подходе если и будет нужда в законодательной власти в лице вас, как народных представителей, то очень незначительная. Такая власть должна воспроизводиться законодательными институтами, а среди вас таковых нет. Нет среди вас и представителей учредительной власти, да и института учредительной власти в стране нет. В таковой хотелось бы видеть партию лучших представителей народа, которые в социально-народное достояние внесли значимый вклад. Этот давал бы созидателям право учреждать власть и сформировал диктатуру созидателей. Представительная власть посредством выборов могла бы быть необходима только для утверждения контрольной власти с согласованным влиянием на руководящие органы страны. Ан нет, вы демократическую показуху творите, которая обходится дорого и не всегда честными выборами, которые, порой, являются липовым явлением с низкой эффективностью. Механизма отзыва у народа нет, как и обратной связи – я имею в виду отзыв не оправдавших доверие. Для этого необходим показатель значимости личности в виде социального статуса, но, увы, сознанием до этого вы не доросли. Потому только карой по Божьему зову можно души ваши покарать и этим положение спасать.
   Партии ваши – это тоже пережитки общества борьбы, а для общества любви нужны другие объединения. Вот, к примеру, профсоюзы, взять бы их систему и до власти регионов довести – подобные им образования контрольного самоуправления могли бы заменить систему органов прошлых советов с контрольной функцией власти. В этом случае они могли бы и местные органы власти утверждать, и всю социалку на себя взять, а социальными дружинами власть и предпринимателей в узде держать, чтобы беспредела их не знать. Формы наживы пора в узды норм и права брать.
  Если подобное внедрять в управление, согласно общественных договоров, наподобие отношений профсоюзов с администрацией предприятий по коллективным договорам, то можно избежать стихийных демонстраций, а по общественному договору устанавливать экономически согласованные нормативы влияния на определенные процессы. Такую власть можно и на межгосударственный уровень поднять, чтобы представителей всех государств к честности приучить. К сожалению, в мире ныне даже профсоюзы под колпак закрыли и почти права голоса лишили, а демократию только на уши посадили. Боятся двоевластия, но если показатель значимости в виде статуса будет един для всех, то страх нынешней власти превратится в блеф и, наоборот, поднимет честь служения народу. Если статус любой оппозиции от вредоносной деятельности будет понижаться, то она к власти не будет допускаться. Ныне страх перед ними от недостатка ума – это тоже власти беда.
Читающий замолчал и из зала донеслась песнь «Нам звонят профсоюзы». Её пела ходячая меж пленников представительница истины или сама принцесса Истина:

«Алё» – вам звонят профсоюзы, –
Вступайте к нам скорей в союзы.
Мы защитим народ от власти,
Чтоб беспредел не знал напасти.

На труд и быт защиту ставим,
Согласия мы договор составим. –
Далее пошли их разъяснения,
О важности их намерения.

Твердили, что в рынке давно нет согласий,
Конкуренция рвет их до безобразий.
Мир во вражде, и с бедами страданий,
Ждет договорив счастья ожиданий.

А потом уж звонили другие,
И почти о том же твердили.
– Договор дружбы с согласием всех,
Нам для успеха иметь бы не грех.

Чтобы от алчной наживы одних,
Бедой не нахатили рук трудовых.
Нужно по понятиям согласие во всем,
В нем свободы каждого определять умом.

В этом мир должен отжаться,
И ему в делах отдаться.
Я такому мнению и не возражал,
Мыслил сам себе и, думая, молчал.

Голос с пониманием томно продолжал:
– Даже договор согласия, меж врагами,
Должен быть прошит добра делами,
Чтобы не упасть в пропасть надежд,
Нужен договор согласия всех от бед.

В общем интересе и любви,
Двигаясь к творенью красоты.
– Да, понимаю, и это принимаю, –
– Вроде как им отвечаю, –
Власть – слуга народа,
И служить ему её порода.

– Значит договор согласий и надежд
Может быть гарантией от бед,
Где за нарушение его и по уму
Драли каждого как Сидора козу.

– Мы для мира в рясе справедливости
Ищем всем разумности и милости.
Этому хотим мы стать хозяином,
А безумству мира вещим Каином.

Мир согласия в благах, без отчаянья
Обещаем всем для воспевания.
Даже власти и самоуправлению,
Можем дать примеры к сотворению.

Где народ контролем власти станет
И возмущенье их на улицы не грянет.
Чтобы не творил уж больше гнёт,
Голод – беспредел людских свобод.

Тень раздумий мчится по стене,
Я в сомненьях говорю себе:
«Профсоюзы ль Боги на земле?
Да, в согласье мира карнавал,

Профсоюзы ли сему всему причал?
А может быть, и правда в этом есть?
Профсоюзы ж защищают нашу честь». –
Так подумав, продолжал себе:

«Да и партий то за это нет нигде,
Что готовы защищать людей везде.
Все лишь рвутся к власти на земле.
Все они как, наших мук зачатки,

В них нажива от души, до пятки.
Войнам лишь протягивают руки,
И по беспределам бьются наши муки.
Страх, вражды – безумие над миром,

Над добром гуляет злобным пиром.
А с согласьем все давно в разлуке,
Всех наживой выкручены руки.
Труженик – хозяин, но не в деле.

С разумом прогресса не в корсете.
Где же ты, согласье, на земле?
С властью подконтрольной лишь тебе?
Только в нем нам не видать вражды,
И не мучиться на лезвие беды.

Ой, не уж-то кровь нужно пролить,
Чтобы всем в согласье после жить?
Удачи всем, желаю удачи,
К миру с добром не на сдачи.

И, может быть, профсоюзы
Станут рамками этой картины.
Если договор согласья
Будет бегством от несчастья,
Значит в нем спасенье Бога.
С благородством для народа,
Где профсоюзы – в рай дорога».

«Але» – вновь звонят профсоюзы,
На власть согласьем просят узы.
Чтоб соц. успех доход верстал
И честью для согласья стал.

Только порой кажется мне,
Все профсоюзы на земле
Мамон может купить вполне.
Да и кто во власти разрешит
Им свой порядок утвердить?

Потому «гав, гав» их будет болтовней,
В помутневшей безысходности земной.
И с кем прогресс пойдет вперед,
Кто сила движенья, кто поведет?

       Вот-вот, в этом и весь компот, – продолжала она после прочтения своего стиха. – Профсоюзы экономически слабы и управленцы не любят их иметь на предприятиях. Ныне практически нет реальных движущих сил, которые могли бы вывести народ на улицы для защиты их интересов. Коммунисты рвутся к власти и, дорвавшись до неё, станут таким же угнетателем государственного масштаба, не терпя независимого контроля профсоюзов над собой. Правда, в бытность коммунистов у власти, были у них подконтрольные советы народных депутатов, как обратная связь власти с народом и только. Влияние на партийную власть у них было формально с минимальной возможностью, ограниченной партией. Как организовать контрольную над собой независимую и народную власть влияния, большого ума не надо, но как и кому это надо, если даже профсоюзы предприятиям - это лажа, а муниципалам контроль их, уже слухом как отрава.   
    Отсутствие профсоюзов в силовых структурах государства тоже уменьшает роль народного влияния в них, он заменен на внутренний надзор? Самообслуживание хорошо, но народно ли оно, с поощрением от него и в чем же это право контрольного ДЕПО? Тут может и религия сказала бы своё, если бы совет единый был царем её.
 Возможны ли подобные профсоюзам некие независимые от власти «бытсоюзы», но зависимые только от социального процветания и значимости государства, которые контролировали бы и защищали социальные интересы граждан в каждом административном районе? Вопрос этот ныне не поднят, а они могли бы контролировать через народ и торговлю, и саму власть, и все социальные и образовательные структуры. Такой контроль, как уже говорили выше, мог бы быть на основе договоров общественного согласия. Формы влияния могли бы быть нормативно согласованы, как экономически поощрительного, так и карательного характера, за нарушения общественного договора согласия и плана намерений.
   Наличие данного механизма влияния, на органы управления, вряд ли будет вынуждать людей стихийно выходить на улицы и выражать свое возмущение. Отсутствие в обществе потребления партий (общественных объединений) социально-культурного развития на основе капитализации прошлого достояния и сформированных, на этом народных банков – это серьезный недостаток для формирования созидательной системы, рыночно–планового развития.
    Без диктатуры созидателей, достойного образа жизни, невозможно учреждать власть, поддерживающую различные творческие общества и союзы. Только диктатура и продвижение созидательного выражение личности, как счастливой формы существования, требует воспроизводящей это банковской системы. Кроме того, созидание, как смысл жизни, не могут обеспечивать обезличенные выборы большинства за предвыборные сказки, и требуют учета значимости творцов и только в этом суть праведного существования.
    Буржуазная обезличенная демократия финансово властных представителей должна умереть. Такие выборы станут со временем не нужны и бессмысленны. Однако диктатура созидания потребует своего денежного образования. Основой его должно быть капитализированное народное достояние прошлых поколений. Включенное в оборот, оно может формировать свою валюту и основное нормативное стимулирование, а рыночная дополнительное. Такой подход должен создать антиинфляционные преимущество банкам социального созидания. Именно банковская капитализация творческой продукции прошлого, для созидания нового, может стать смыслом всей жизни и прогресса общества.   
   Так как в природе нет обезличенной демократии то стремиться к ней – это утопия политики жизненной ориентации, (что еще утопичнее, чем равноправие коммунизма). Персонализированная значимость личности созидания и её культ, должны изменить стимулы жизни от товарного накопления к творческому.
Тут же она опять прочла стих:

«Последний патрон».
Я не хлопаю в ладоши
Политикам, за власть и гроши.
И на выборы не хожу,
Нет той партии, на беду,
С доверием к сознанию моему.

Ясной цели не видят, и к ней не зовут,
Лишь безысходности сопли жуют.
Кто прошлым, кто этою властью живут,
И проблем не решают, болтовнёю играют.

Черным удавом из чрева сомненья
Давят сознание их выступления.
Факт угнетенья народа не видят,
Экспроприацией прибыли служат.

Я говорю им: «Вы слуги народа,
Прибыль на прошлый труд только от Бога.
Не крутите наживой своей
С эксплуатацией шальной.

Живой и прошлый труд должны
В цене друг другу век равны».
Но они не понимают,
Или слышать не желают.

О, ограниченность вселенной,
Когда ж не будешь ты безмерной?
И голос свой, как последний патрон,
Я берегу себе в поклон.

      Прочитав стих, она взмахнула, как маг рукой и несколько человек, как по волшебной палочке, накинулись избивая друг на друга, будто что-то не поделили. После того как их успокоили она усмехнулась и продолжила:               
      – Вот и думайте, господа, кто вы и какая беда, из двух зол всегда нужно выбирать худшее. Однако ныне и мягкая смена власти возможна, только если она будет работать не на ослабление национальных интересов, а на развитие социальных благ. Только в этом случае технические интеллектуальные заинтересованные силы смогут сформировать соответствующую техническую и экономическую основу. Её становление возможно будет только тогда, когда будут сформированы народные банки и своя социально–плановая валюта. Она должна рассчитываться, по эталонной оценке, не только произведений достояний искусства, но и всей социально-общественной сферы, после уже и всех народных средств. Именно эта народная капитализированная стоимость, как экономический фактор прогрессивного социального развития, должна стать смыслом жизни и значимости для каждого гражданина, как основы приобретения прав и свобод пользования с подчинением. Для коммерческих структур эталонный социальный показатель должен определять нормативы облагаемой и не облагаемой налогом прибыли рыночного образования и определять статус хозяйствующих структур.
   Значимость представителей услуг социальной сферы должна формироваться по выполнению заданных нормативов, в том числе по показателях спроса и качества. При этом социальная стоимость в валюте может иметь свой курс по отношению к денежному выражению стоимости, образованному рыночными отношениями. Таким образом, сформируется взаимозависимая структура собственности и общественных отношений, где личное будет больше зависеть от развития общественного сектора. Сейчас все наоборот – общественно-социальное зависит от развития частного, где степень социальной эксплуатации и обеспечения диктует рынок.
    Вам это, что трудно понять, господа народные представители?
    В зале стояла тишина.
– Не пытайтесь получить понятия за деньги. Для облегчения задачи придется включать растолковочную машинку. Спрашивается, зачем лезли народ представлять, законы утверждать? Если ума не хватает, то от кулаков его больше не станет. Может вас на мыло пустить, чтобы от бестолочи пилюли не пить и свой спинной мозг раздумьями не грузить?
     Вы же даже обратной связи с народом не имеете, и возможности его влияния на вас нет. Надо чтобы вы премии получали от народного совета, а не всё от своего закона, как своей врои завета. Понятно всем, что от кого получаете тому и служите. Органа влияния на ваше стимулирование, как и от возможности снятия предоставления вам прав и голосов народ отстранён. А за потерю доверия опять лишает власти власть, а не народ. Хотя своими взносами из своей нищенской зарплаты народ бы вам вряд ли смог такие зарплаты платить. Ваша демократия Кисы Воробьянина – чистый фейк и обман сознания.
     Кто-то из коммунистов выкрикнул из зала:
–  Поэтому линейную исполнительную власть, как единоначалие нужно учреждать, единой партией чтобы было ни как в басне Крылова кто тянет в облака а кто в воду. Назначать нужно из лучших и достойных представителей народа, а контрольная власть может выбираться. Не надо делать винегрет из управленцев разных партий, это ослабляет единство управления и деловые качества приоритет.
  Она поправила услышанное высказывание:
 – При учредительной системе власти, и контрольном институте народных советов, влияние извне, под не липовой, а персонализированной демократией, эгоистическое утверждение частного влияние карликов исключается. Естественно, тут должна учитываться оценка значимости учредителей, формируемой значимостью социального развития общества и роли в нем каждого члена.
     Увы, я бы не хотела быть в ситуации свиты царя из сказа о царе Салтане с острова Буяна.
    Видя их незнание этой сказки она недолго думая стала рассказывать:

На остове Буяне,
При царе Салтане,
Жил один господин
И честным только он и был.

Принцессы-струночки,
Синьоры-рюмочки,
На тары – бары, на тары – бары,
С чудом развлечься забегали.

Но вот раз,
Как под заказ,
Пришел сам Салтан
И изложил рассказ.

Замучила меня
Моя светская братва,
Вся донизу проросла.
Взятками с откатами
И подлости заказами.

Тары – бары, тары-бары,
Получил совет управы:
«Хреновому танцору
Не хватает в штаны шпоры.

Ты же власти господин
И владелец всем один.
Лиши владенья всех и разом
За разврат большим указом.

Оставь лишь право управления,
Бей по ребрам и в сплетение.
Ты ж не из хапни шайки – лейки,
По чести выстрой всех линейке.

И не дрожит пускай рука,
Вся власть народная твоя».
Принцессы-струночки,
Синьоры-рюмочки,
Сразу все заголосили,
И мудреца жизни лишили.

Но выполнил Салтан наказ
И расцвел остров в чудесах.
Принцессы-струночки,
Синьоры-рюмочки,
Нашли полезнее себе игрушечки.

Про тары – бары, про тары – бары
По пустякам не вспоминали.
На острове буяне,
При царе Салтане

Стоит памятник один,
Надпись: «Верный чести сын.
Призвавший к мудрости богов,
Чтоб мир земли изгнал скотов».

     Дочитав стих замолчала и, как ожидалось, услышала в ответ возмутительные возгласы, которые сразу осадила намеком:
– Может вас, как представителей длинного рубля и страха, тоже уже пора разогнать и заменить значимыми делегатами, зависимыми лишь от их вклада в социальное добро народных банков или фондов с народным представительством? Только такие показатели чести, могут дать право изъявления народной воли и надежды. Вы же здесь собрались все, кто свою страну и её добро, без согласия народа продавал и карманы свои набивал.
    В зале не замолчали, а наоборот возникло, еще больше, негодующее волнение. Истина усмехнулась и стала их уже успокаивать:
– Чтобы народ свою волю мог вам доверить, надо ради его жить и тогда сказанное мною можно осуществить. Однако это нужно не только теоретически объяснить, но и нужду к этому создать, а кого и силушкой принуждать, как картошку в России приучали уважать.
 Так для того, чтобы бесконтрольно достояние страны не продавали и свои заграничные карманы не набивали нужно формирование контрольного и влиятельного механизма народной власти. Для объективности и воспроизводства функцию контроля даже в ценообразовании можно экономически выделять, как и функцию владения, пользования и распоряжения в товаре признать. Чтобы стоимостью это раздельно воспроизводить, нужен их раздельный механизм её учета.
    Остается вопрос, могут ли акции функциональной значимости с конкретными функциональными правами давать и экономически содержать некие практические права пользования, распоряжения и контроля и в каких случаях? Впрочем вашему уму до этого, похоже, дела нет. Вы от этого далеки, а потому сознание не требует объяснения, да и такие заморочки ума вам, как далекая звезда, от которых только болит голова.
      Кто-то выкрикнул из зала:
– Если следовать вашей логике, то непонятно кому еще ума не хватает: то ли вам, то ли нам. Вы что, считаете ваше образование и туманные умозаключения о раздельном ценообразовании можно за истину ума принять? Неужто и банки такого раздельного накопления средств предлагаете формировать?
– Ну вот теперь ясно, что слабость вашего спинного ума, при отсутствие иного за коркой лба, не дает вам сказанное мною понять, для сотворения истины бытия. Вы не можете мечтать и оторваться от пуповины, изжившей себя марксисткой альфа мысли, с истиной трудовой стоимости, где прибавочная стоимость энергии природного добра совсем не учтена. Вот вам аборигенный пример: сажаем двести грамм картошки, а собираем кило два. Энергии на выращивание этого куста не больше одного часа, но собранной картошкой с куста энергетически хватит прожить одной личности двадцать четыре часа.  Сем часов работы могут прокормить уже семь человек/день. Это значит мужчина сможет прокормить один день – жену, троих детей и двух человек в социально–обслуживающей сфере общества (Это уже почти расширенное воспроизводство и при отсутствии данной семь облагаться соответствующим налогом при соответствующей тарификации труда) Простое социальное (энергетический прибавочный продукт природы иначе божий дар = 700%).  В современных технических условиях за сем часов можно собрать четырнадцать тон или сохранить жизни (14000кг : на 2 кг. = 7000чел\день) Здесь энергетическая производительность технического интеллекта (прошлого труда) повышает его уже (14000кг. : 14кг = в1000раз). Недаром говорят, что один день по осени год кормит.   Энергетические затраты труда на выращивание одного куста не увеличиваются, а даже уменьшаются, почему же цена на картошку не понижается?
Всё потому, что трудовая стоимость остаётся лишь минимизированной гарантией, и уже стоимость реализации на рынке создаётся энергетической потребностью покупателя и налогового органа на уровне устоявшейся социально-бытовой необходимости.
  Естественно повышаются затраты на прошлый машинный и капитализированный труд, за счёт которого она и создается и потому норму прибыли необходимо формировать на прошлый труд, чтобы она могла обеспечить потребление социальной сферы. Так как живой труд должен иметь персонализированную и социальную стоимость, то за счет социальной стоимости должна создаваться не прибыль, а народные социальные фонды – счета и банки, формирующие социально–правовые статусы личности и предприятий. Созидание социальной сферы в этом подходе уже будут формироваться не из налоговых поступлений от прибыли. Таким образом исключается эксплуатация наемных рабочих создающих, якобы, прибавочный продукт.  Социальная стоимость живого труда в нормативном (плановом) объеме будет формироваться фондами в себестоимости, при соблюдении закона соотношения живого и прошлого труда равного единице. При таком подходе социальные статусы личности и предприятий могут создавать право на формы свобод и стимулирования. Для одних это могут быть скидки, доплаты, свободы и бесплатное пользование, для юридических лиц — это стимулирование доходов по статусу предприятия. Здесь надо оговориться, что такие доплаты юридическим лицам могут производится если прибыль полностью будет изыматься государством из оплаты покупателя как ныне НДС. В таком порядке и юридические и физические лица будут в единой системе отношений стимулирования и создание социальной сферы, а не частной наживы, что будет единственным показателем для их развития. В ином случае может предоставляться право оставлять прибыль за собой по нормативам от статуса предприятия, но это может быть меньше чем может сделать государство опираясь на общее развитие страны.
  Что касается раздельного формирования средств, то этого не избежать. Социальный оборот по себестоимости — это плановая валюта отражающая общественное владение. Товарную стоимость и валюта с четом прибыли — это рыночный оборот, но при необходимости эти средства можно по курсу переводить в социально—плановую и приобрести право на оперативное управление.   Поймите, раздельную, взаимозависимую собственность, вы скоро будете считать основным подходом к формированию счастья бытия. С раздельного воспроизводства собственности, с сохранением рыночной и социально–плановой экономики, где соотношение живого и прошлого труда в цене должно быть равно единице всегда начинается истинная справедливость труда с социальной основой счастья бытия. Без этого учета, регулирование нормативного образования социальных фондов, обеспечивающих содержание социальных работников, работниками основных производств и нормативов рыночной прибыли невозможно. Согласно данного соотношения должна формироваться нормативы облагаемой и не облагаемой прибыли иди доплаты к себестоимости для развития будущего роботизированного общества.
    В таком обществе социально-плановые цены через свою денежную систему будут оптимизировать рыночное производство и обращение, формируя пользование, владение, распоряжение и право свобод. Если проще сказать, то бизнес сообщество должно будет развиваться от развития социальной сферы иначе посредством формирования фодообразующих предприятий или социальных фондов на действующих. В дальнейшем эти фонды должны слиться в социальные народные банки.
    Любые средства производства, перенесшие свою стоимость на продукцию, и вновь включенные в производственный процесс будут сориентированы на формирование социальных фондов, так как поднимут социальную стоимость живого труда, а не на частные карманы.
    Таким образом раздельное финансовое формирование и воспроизводство социальной собственности посредством некой коммерческой деятельности сможет иметь и ценнык бумаги функций владения, контроля, пользования и управления, что может открыть возможность существования не только контрольных и уставных органов предприятий, но и конституционной власти государств. При этом их существование уже полностью не будет зависеть от линейной власти, а имея свою экономическую базу, а, значит, и независимую обратную связь с народом, выполняя его волю.
     Это, в свою очередь, может стать основанием восстановления всех исторических родовых династий, и даже монархической, как конституционно-контрольной власти в стране, но уже на взаимозависимой, а не на частной структуре собственности или частного пользования общественной собственностью.
     В этом месте её утверждения были прерваны. Возмутился с негодованием кто-то из коммунистической фракции и её извечный оппонент сам господин Гайдар.
– Скажите, пожалуйста, какой непрофессионализм, что нас всех здесь за дураков принимают?! Какая теоретическая каша!? Какая клубная, какая личная, какая блочная, государственная и тем более контрольная монархическая власть с раздельной капитализацией? Для контрольной функции власти достаточно создать общественную палату, как в Англии палату лордов, и никакая монархия нам будет не нужна. Как разделить собственность? Разве могут сосуществовать в каком-то одном виде собственности контролирующие интересы государства, и народа? Понятия живого и прошлого труда в экономике нет. У автора, видно, с головой не всё в порядке.
– Ну что, Плохиш, из журнала «Коммунист» ясно, что Вы даже своего академика Струмилина не читали, а во власти и управлении стали ей указкой. Это измена с предательством завоеваний своего деда. С такими мозгами мало на горшке сидеть, надо горшок на голову одеть. Очень похоже, что он вас в своей сказке Плохишом описал. Теперь придется объяснять для дураков, наглядно, для доходчивости на Вашем конкретном примере. После вас с целью большего эмоционального восприятия и в назидание потомкам за глупость, на всякий случай расстреляем. Какой там, у вашего деда в сказке клич был? «Смерть буржуинам!» Так вот, умрите с честью за измену воспетого дедом дела и убойтесь поступков его мальчиша-Плохиша. Он вас на том свете уж с дубинкой у ворот адовых наверняка поджидает, и черти купальные с парашей котлы на угольках приготовили.
   Налетчик по кличе Сталин встал и, размахивая пистолетом, тоже стал возмущаться:
– Надо же, а его отец у меня в любимчиках ходил. Знал бы, что такую измену родит, до появления потомства к стенке поставил.
– Пся крев! – возмутился налетчик в облике Царя Грозного. – Мы с тобой им такое государство подарили, а они его под демократию, как под нож свинью пустили. Русь никогда на демократии не стояла, и её не понимала. Только по тому и самой большой страной в мире стала, что волю царя, как свою принимала.
   Тут к Гайдару подошли какие-то ряженые, напоминающие опричников царя Грозного, и кто-то из них закричал:
– Пусть этому типу – Гайдару разъяснения сделает Зюганов. Таких предателей в их партии тьма-тьмущая было, а все потому, что не общественная собственность значимость личности определяла, а партийная стая. Как только партии не стало, то вся братва разбежалась. Пожалуйста, поторопите коммунистическую мысль и Гайдара для предсмертного слова, и завещания. Пока Гайдар будет писать завещание, на то, что приватизировал и причащаться, господин-товарищ Зюганов будет сидеть на яйцах. Мы тут их целое лукошко ему приготовили. Это диетические яйца коммунизма. Их партия, как Курочка Ряба, семьдесят лет несла, а высидеть не сумела: выкинули из власти по бездарности. Придется вам сейчас довести это дело до конца и высидеть из них хотя бы малость здравого ума.
– Я не сумасшедший, – возмутился Зюганов.
– Кто не был в дураках, тот никогда не будет умным. И запомните: ваша партия во власти всех инакомыслящих закрывала в психушки, и сама потому лишила себя ума. Семьдесят лет к коммунизму в дорогу звала – но его так и не нашла. Вот потому и страну потеряли, теперь испытайте возмездие за этот обман и предательство на себе. Смелей! Красоту смелости храбрых мужей история любит больше красоты рассудка людей.
– Я не сяду.
– А вы не бойтесь и не стесняйтесь. Раньше сядешь, говорят в местах не столь отдаленных, и вами до совершенств доведённых, раньше встанешь, точнее, выйдешь. Иначе придется выбирать: либо готовиться к смерти, как Гайдар, либо мечтать пятой точкой в лоханке Индийского океана, как Жириновский после клизмы и либерального угара.
В это время к трибуне вывели Гайдара. Он шел и напевал какую-то песенку о своей судьбе:

Как много пройдено дорог,
Страной от прошлого доныне.
В никем нехоженой дали,
В никем нехоженой пустыне.

По неизведанным дорогам,
Как кот из сказки на цепи,
С начала Пушкин, потом Ленин
Сквозь лес проклятий нас вели.

Дошли до края, нет пути.
И вот теперь, куда идти?
За нами шли полмира гордо,
Полмира нас боялись долго,
И вот опять вопрос, как быть?

Страна как витязь, как нам жить?
Желает новый путь открыть.
На распутье, на распутье, не решительность бедой
И молчал угрюмый витязь над дорожною плитой.

«Ты молчишь, куда ж идти?»
Дьявол молвил, «поверни».
Золотою головою мне пришлось потрясти.
Золотая моя голова, голова,
Коммунизма разбита была ею страна.

И теперь, только рынок будет наша судьба.
Не беситесь от злости, это воля моя.
Так свети же нам рынок, свети.
Я прозрел этот путь, и мы будем идти.

Пусть на этом пути,
Дури прошлой уйдут миражи.
Новый опыт страна на ходу обретет,
Но отсчет от меня бремя верст понесет.

Если где-то ошибся? Как политик минер.
То концом моей жизни, адов будет простор.
Расстрелять вы хотите сегодня меня.
Это ваша ошибка, но прощайте друзья.

До свиданья! До свиданья!
Отправляюсь в мир иной.
Этот рок судьбы с рожденья
Нагадал мне дед родной.

      От последнего слова он отказался. У трибуны, ему к виску приставили пистолет. Он героически продолжал напевать, стараясь не обращать внимания на угрозу.
– Стрелять? – иронически спросили его. Он вместо ответа еще больше стал выкрикивать слова своей песни. – А может, сам умрешь? – перебивая его пение, продолжали издеваться над ним налетчики. – Приговор на самообслуживании. Не получится – добьем.
– Казнить его, казнить! – закричал кто-то из фракции коммунистов.
– Я сам себя кончу и ... – со злостью выдавил он из себя, замяв последние слова песни. Ему сунули в руки пистолет.
– Мужества-то хватит?
– Как-нибудь постараюсь, авось сумею собрать вместе и силу, и волю, как дед.
– Постарайтесь собрать, если осталось что от деда.
Гайдар взял двумя руками пистолет, посмотрел по сторонам и, перекрестившись, дрожащей рукой направил дуло в сторону сердца.
– Прости, дед. Каюсь, – вдруг прошептал он.
    Раздался выстрел. Пистолет выпал из его рук. Ноги подкосились. Он с выпученными от испуга глазами одной рукой схватился за сторону сердца, другой стал ощупывать свою грудь и другие места.
– Умираю, мальчики, или, кажется, живой, – растерянным голосом прохрипел он и затих в полном недоумении.
– Даже застрелиться не можете, – качая головой, с усмешкой бросили в его адрес с трибуны.
– Вы издеваетесь надо мной. Патроны холостые.
    В доказательство этого он снова выстрелил в себя и снова безрезультатно. Ему не возразили. Один из налетчиков молча поднял с пола пистолет и, прицелившись, выстрелил в сторону председателя. Селезнев съежился. Несколько из стоящих рядом с ним свечей погасли и рухнули на пол, как и рога на его голове.
– Вот так надо стрелять. Одним ударом семерых: и рога, и свечи. Так мы вам всем рога поотбиваем, если заслужите и смелости хватит под дула пистолетов стать. Выстроим всех у стенки и одним залпом святыми сделаем. Вам же так не научится стрелять, да и думать не умеете, а не умеете – значит, в рот берите… Ствол, мы имеем в виду, ствол, тогда наверняка получится, – возвращая ему пистолет, пояснил стреляющий.
   Гайдар вновь взял пистолет и уже более уверенной рукой направил его дуло в рот. Раздался выстрел. Тело его обмякло и медленно опустилось на пол.
– Ну, наконец-то, свершилось. Капут дракону Перестройки. Вытащите эту опухшую мерзость отсюда и отбросьте подальше, чтоб не вонял, – распорядился, поправляя свою небесно-голубую мантию, опричник.
– Ну, теперь Зюганов сядет на яйца или одной жертвы в назидание для диктатуры пролетариата мало? Сейчас бросим жребий. Кого пришить следующим, теперь уже из вашей фракции.
Из зала послышались возгласы:
– Садись, садись, гад. Один раз не петух, два раза не курица. Докажи, что эротика коммунистам не чужда.
Зюганов поднял подол своей простыни. На плечи ему набросили голубую накидку.
– Ну что ж придется сесть, но только во имя торжества коммунистического будущего я пожертвую своей честью.
– Прекрасно, вы теперь почти наш, – обрадовавшись его решимости, сказал стоящий рядом налетчик. – За грех измены идеалам коммунизма Горбачевым, за сдачу всей социалистической системы капиталу, за уничтожение инстинкта веры в светлое будущее отвечать придется вам. Этой Божьей кары, даже по вашим меркам, мало. Только точнее это не кара, а исполнение великой миссии Божьего зова, во имя сотворения земного рая и покоя.
    С дрожащими коленками, с отчаянием и страхом в глазах, Зюганов стал неуверенно садиться на корзину с яйцами.
– Испугался оголения? Какая досада, но это же совсем не больно. Голая истина всегда свята и привлекательна, как женщина своей естественной красотой, – иронизировал налетчик.
– Страх и любовь как подсознательные и сознательные явления владеют миром. Страх – как необходимое принуждение, любовь наоборот, но как красивое и приятное их проявление. Наш кумир Иосиф Сталин, да и царь Грозный, что сидят сейчас здесь, любили в деле присутствие страха. Страх для них был фундаментом власти над миром и гарантией народной любви, смирения и поклонения, как надстройки власти. Правда, кому служили, того порой и били. Недаром говорят: «Бей своих, чтобы чужие боялись».
– Боятся – значит, уважают, – тут же заметил налетчик в облике Сталина. – Когда не боятся, проблема, но убрал человека, и нет проблемы.
– Да, да. Так, вместо диктатуры созидания и любви, действовала формула диктатуры страха, даже не для защиты класса бедных, а так, для порядка, чтоб знали, что может быть, если пойти против культа личности и диктатуры его идеи и воли. – Прокричал кто-то из темноты зала, и воцарилась тишина.
     Налетчик в виде Сталина постучал трубкой по трибуне и, усмехнувшись, спросил:
– Кому там жизнь надоела?
– Во, во! Право на жизнь и существование, вместо права на свободу слова, творчества и любви стало искаженной формой развития державы, – опять возразил кто-то в полумраке зала.
– Мы это сейчас исправим, и о диктатуре любви расскажем, и свободу её вам покажем. Вы забыли господа, что свобода слова всегда под диктатурой идеи жила, её несла, и рабыней ей была. – Так, с усмешкой отреагировал все тот же налетчик, изображающий товарища Сталина.
– Диктатура любви? Это что-то абстрактное, – неловко усевшись на корзину, возразил Зюганов.
Корзина под ним затрещала. Раздавленные яйца потекли. Комментируя случившийся факт, товарищ Сталин возмутился, и обратился к председателю:
– Вам необходимо помочь коллеге, иначе он всю идею погубит, как горбачевцы идею коммунизма.
– Научите в поиске утерянной истины обходиться без грубого давления диктатуры класса. – подхватил некий налетчик Грозный. – Придержите его диктатуру, чтоб все остальные яйца ею не подавил, и помогите обтереть. Вы видите, как он весь дрожит, от волнения, неумения, стыда и стеснения. Головой надо диктовать, а не попой, чтоб не раздавить, как «Мишка-демократ» услугой медвежьей страну. Созидательное творчество – всему голова и диктатура чести страны и семьи – её шея и вторая часть. Когда боятся, всегда любят и это за честь считают.
– Как я тебя понимаю, брат, – поддержал его налетчик Сталин.
– Я тоже понимаю, но лишь тогда жезл от крови чертей обтираю, – ответил ему налетчик Грозный. – Ваши бездарные коммунисты вместе с еще более бездарными демократами виноваты в том, что империю моего рода развалили и флаг раздора водрузили. Российские граждане, строя города и заводы в бывших братских республиках, не имеют сейчас ни одной акции от вложенного в них труда и интеллекта. Более того, всё, что не полито их кровью, потом, они готовы будут, без согласия с народом, раздавать и дальше. Этим правом обладал только царь и мои предки. Мы были учредителями и собственниками державы, а они всего лишь временщики с оперативным управлением ею, без права владения державой. Без оговоренных условий, выход из державы с подачи дураков, добравшихся до власти, устроили. Теперь в границах своих от национальных проблем визг поднимают и кровью харкают.
    Даже то, что было куплено и подарено своему народу всей династией царей, они умудрились бросить, продать или забыть. Душа требует суда истории. Может быть, нам, царям, не только конституционную власть отдать, а и всю судебную власть, и все бы стало на свои места: одним учредительную, другим контрольно-представительную, а нам – судебную
– Да! Разрушив германскую стену раздела, наши завоевания вы сдали, и воздвигли стену страшнее, но уже в своей стране, – уже обращаясь к залу, возмутился господин налетчик Сталин. – Суд истории, точно, только царям с советом религий, в виде праведной инквизиции справедливо отдать. Разделив по живому семьи и нации в своей стране, эти уроды прокляли начатое мной святое межнациональное и благоразумное дело гармоничного развития всех. Придется начинать всё сначала. Ну, что ж вы, Селезнев, рупором своим щелкаете, подсобите своему другу! Мы же вам рога отбили, можем восстановить.
Председатель встал на колени и взмолился:
– Друзья, друзья, я же не виноват в его бездарности. Последние годы все так делалось. Хотят все как лучше, а получается, как всегда, как в лес по дрова, но без топора. Выходит жили в нем у Маркса костра без ума, как без спичек для нового костра.
– Брянский волк тебе друг, – возразил какой-то слепой налётчик с посохом. – Все вы одним миром мазаны. На ваше имя, если вы не забыли, была направлена данная работа за № 2829. Трижды автор с мольбой о внимании, обращался к представителям народа, начиная от представителей Союза. Всё как об стенку горохом. Хотя бы обсудили для приличия, или что-то сказали. Рационального зерна не увидели? Она же вам идею коммунизма давала хоть и династию царей в ней воскрешала и убийство осуждала. В этом я на себя тоже вину принимаю.  Надо было хранителем конституции и его суда сделать, но любая революция требует жертв. Однако жалею, что из гроба за каштаны дурь своих не держал, может быть и НЭПу другую валюту дал, а за развал державы им каштаны оторвал.
    Вот и пришлось ныне мне и моим друзьям из подполья выйти и Грозного со Сталиным с того света прихватить, чтобы вас уму разуму научить. Воистину, слепцы по разуму хоть и зрячи, но как с повязкой на глазах. Чему я вас только учил? А вы затёрли её работу и в этом уже виноваты. Воистину Богом сказано: «Не давайте святыни псам, не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас». За это воздастся вам. Прощения не ждите, и срока давности не будет. Сейчас прозреете и будете отвечать за всю свою компанию измены сполна. Мы на вас сегодня отыграемся и отоспимся.
— Не трогайте его. Я все сделаю сам, – поспешил выручить своего коллегу Зюганов, обтирая свои прелести подолом простыни.
– Тогда, товарищи по несчастью, так называемые господа закона, начнем объяснять, и Бог вам навстречу. Может и прозреете.
    Тут все увидели, как старец, сняв с глаз повязку и накидку, превратился в образ Ленина.
Все стали крестится, не веря своим глазам, а воскресший Ильич продолжал:
– Перед вами наглядный пример выродившегося коммуниста, который фактически сдерживает рабочее движение. Именно такие бездарные коммунисты не развивали моё учение, просто сначала пустили бесконтрольную наживу частной собственности, и этим подписали себе приговор. Сформировали класс частных собственников, именно они сформировали внутреннюю интервенцию. Если бы доходы новых НЭПовцев вы поставили в зависимость от развития национализированной собственности, то полстраны сейчас бы не потеряли. Теперь опять кровь придется проливать, этот класс не захочет беспредел наживы терять. Отдали им медицину, бесплатно, жилье и учебу, и они за это денежное поле готовы в пепел превратить любого. Истина вам тут дело твердила, что вроде как конвергенция общественного и частного должна быть. Измена вашей партии делу, которому тысячи таких же, как я, жизнь отдали и кровь проливали, теперь только солдатским штыком будет отпета.
   Зюганов молча кивал головой, ссылаясь на предательство Горбачева и Ельцина, от решений которых кровь по всему миру потекла.
– Правильно понимаешь, а что делать не знаешь, – отвечал Ильич ему. – Теперь как руководитель партии, которая должна была измены не допустить и, как высшая форма общественной организации, коллективную ответственность нести, отвечай, и кару, заслуженную ожидай.
   Представьте себе, что ты, как та Курочка Ряба – инкубаторное хозяйство. Каждый из вас здесь сдал в него условно по одному своему яйцу.
– Женщины не в счёт? – спросили язвительно из зала, и также из зала кто-то репликой ответил:
– Ну, а как же, ведь у них их нет.
    Ильич замолчал на мгновение и подумал: издеваются над собой, мазохисты. Надо им, надо, испить эту чашу кары небесной до дна. Подумав решил изложить её матрицу общественного образования, как понял сам и продолжил:
– Однако предположим, что эта Курочка Ряба и её курятник – это экономика всей страны. Вы нанесли разные яйца, кто простые, кто цветные, кто золотые – они народное достояние. Кто предоставил несколько золотых яиц вместо одного, могут поиметь золотой социальный статус, отмеченный шпалами, другие их тоже могут заслужить, в соответствии с цветом и объемом яиц. Кто принес золотые яйца, будет ходить по золотым дорожкам, сидеть на золотых жердочках, выше всех сидеть, и получит право клевать золотые зерна, с посещением других курятников. Другие на это если получат право, то может и не навсегда или совсем его не будут иметь, в зависимости от общественной значимости своей личности. Но за то, что в вашем кооперативе есть золотые яйца, вы все будете иметь право красить перья в золотой цвет и щипать любимую зелень.
     Отличие порядков сегодняшнего курятника, в котором вы живете, от статусного с общественной значимостью, в том, что ныне у кого свой карман больше, тот выше и садится. В порядках коммунистического курятника привилегированное положение получал только тот, кто хапнул из общего больше себе и на верх дал, чтобы место рядом знал. В случае, если ответственный давил яйца, как Зюганов, то таких не поднимали, но и ниже редко спускали, что влияло на уровень получения социальных благ и прав в социальной иерархии. Эта чисто бюрократическая система от значимости успехов страны слабо зависела и её ослабляла. Во всяком случае, так я понял и очень разочарован. Что же вы сотворили с моей идеей социализма?
    Однако пойдем рассуждать дальше. Если яйца – народное достояние, то, что народное достояние не может быть полностью собственностью частного лица с этим я согласен. Понял, что вклад в народное достояние, это персонализированное владение нужно рассматривать как форму, социальной статусной значимости личности, дающего личное право на то или другое в нем.
    То, что такой значимостью может быть право пользования общим достоянием народа, доверительно передаваемое каждому, как проявление любви народа– это интересный подход. В любом случае народное достояние – это стоимость. И, в первую очередь, если в трудовой стоимости, то почему не может быть также и энергетической? Если на неё выпустить ценные бумаги и положить в банк, то они могут стать основанием для денежной эмиссии. Эмиссия эта, в случае соответствия в собственности раздельной по юридическим функциям капитализации, согласно владения пользования и распоряжения, не исключая и контроля над народным достоянием, то согласен, что это может стать решением проблемы, но нужно думать. Капитализированная стоимость владения, в этом случае, должна оставаться в банках, и определять социально правовый статус каждого гражданина.
   В процессе общественной жизни каждый гражданин, в следствии повышения своей значимости посредством вклада в общественные фонды средств, а с этим повышать или понижать свой социальный статус. Естественно этим сможет определять свою социальную значимость, для утверждения на ту или другую должность, или иначе в праве распоряжения той или иной долей национального достояния. Будет ли подобное понято и воспринято народом, тоже вопрос. Сможет ли статус отражать и уровень необходимой экономической ответственности и правовой свободы личности, тоже вопрос.
   Похоже предлагаемый вариант может быть основой, как государственной, так и частной формой кооперацией, где могут реализоваться государственная социальная программа с коллективным пользованием, и даже оптимизированная от неё частная, то это может быть тем, что не получилось у меня при создании матрицы с НЭПом.
– Ну, в этой постановке, это почти мои колхозы. Призабыли что ли господа, – съязвил господин-налетчик Сталин, комментируя Ильича.
– Да, нет ты в том и другом случае мою идею забодал, – возразил ему налетчик Ленин. –Твоя ошибка, Иосиф, в том, что ты убил мой НЭП совсем, а надо было в плановой экономике оставить коммерсантам нишу, но поставить в зависимость от развития национализированной собственности. В этом варианте, плановому и коммерческому обороту определить свою валюту, а норму прибыли определять и социальным развитием а не валом обвенчать. Похоже, для этого у тебя в этом тоже не хватило ума или времени, и потому нынешняя беда всплыла. Без развития марксизма страна сдана частной интервенции, и над чем академики колдовали столько лет, непонятно. Ну да ладно, читайте работу дальше, если что сложно – пропускайте, основное я объяснил. Сложный текст, все равно не поймут, он не для средних умов. Пока посижу в тени и посмотрю, а вы кару продумайте, для этого не нужно большого ума.
    Ильич отошел и как будто исчез из глаз, будто накидку невидимку накинул на себя.
Председатель продолжил читать. Истина, комментируя читающего, выждала время на реакцию зала и продолжила разъяснять:
–В такой кооперационной форме организации нужно продумать и коллективные формы пользования, как коллективного присвоения, чтобы развивалось коллективное сознание и коллективные интересы. Ныне люди, формально объединенные в корпорации, фактически же разобщены и даже могут быть враждебны друг другу. Чтобы исключить возможность конфликтов, нужна система корпоративной морали, подавляющая возможные противоречия.
   Зюганов, привстав с корзины яиц, выдавил из себя:
– В этом мы, коммунисты, с вами солидарны. – Его прервали:
– Вы, гражданин, сидите спокойно иначе яйца застудите, и не будете золотым кавалером примера высиживания вашей диетической идеи коммунизма, которую вы не смогли высидеть самостоятельно, а лишь надругались над верой народов.
Зюганов с явным разочарованием снова присел на корзину и запел песню:

Опять над миром границы вражды,
За счастье дерутся солдаты мои.
За мечту, за идею, за лучшую жизнь,
Коммунисты мои могут жизнь положить.

В атаку! В атаку, доброй силы бойцы.
Крепость счастья пред нами, мы её взять должны.
В эту крепость забросим ради счастья десант,
И с позиций наживы уйдет коммерсант.

А, ты стреляй, стреляй любовью, автомат.
Пусть диктатурой коммунизма грянет град.
В атаку! В атаку! Бросок до мечты.
Под флаг коммунистов сомкните ряды.

Мы с Богом согласны, Бог нам нынче не враг.
И Рай на земле – это тоже наш стяг.
Не бросайте народам наживу, нужду,
Мы согласие ищем с диктатурой творцу.

Достояние народа станет флагом труда,
Ведь нажива народам совсем не нужна.
Так докажем народам: призрак бросил бродить,
Что пора на планете мир любви возродить.

В атаку! В атаку, коммунисты Земли.
Пусть мир преклонится лишь разрывам любви.
Диктатуру талантов, любви и семьи
В место классовой смуты мы готовы нести.

Пусть ряды наши полнят созиданья творцы,
Наш десант коммунизма всегда впереди.
Огонь! Огонь! Пусть сыплются цветы
На бастионы счастья вековой мечты.

Огонь! Огонь! Огонь любви.
Зажжем над миром и в груди.
А ты ласкай, ласкай, народ труда
Заказ венчания их с истиной добра,

В ней всё владение землёй на века
Полито кровью и бесправьем батрака.
Нам право б это в банки положить?
Чтоб, как хозяевам за землю не платить.

За это право коммерсанты нам должны
С своих доходов дани калачи.
Лишь право управления землей
Пускай имеет человек любой.

В атаку! В атаку! Бросок до мечты.
Под флаг коммунистов сомкните ряды.
Торговля землею – проклятия крест,
Как будто бы честь продается для бед.

Пусть честью нам будет родная земля
А правом на гордость её красота.
Ласкай, ласкай народ эту мечту.
И призрак коммунизма, как судьбу.

    Коммунисты из зала подхватили песню, и когда закончили петь, Истина из зала заметила:
– Хорошо спелись – и опять вопросила:
– В чем же особенности предложений автора работы? – и сама же, продолжая, ответила:
– Как уже здесь говорилось, автор предлагает горизонтальную клубно-бытовую и одновременно вертикальную кооперацию промышленного и бытового характера. Похоже, такое может существовать при определенных обстоятельствах, как разновидность форм на разных этапах развития. Таким образом, может мотивироваться образование взаимозависимой собственности и таких же отношений. Вертикальная кооперация в форме взаимодействия отраслевых министерств на плановых показателях с низовыми отраслевыми структурами возможна на доле формировании соответствующей стоимости.
    Горизонтальная кооперация тоже может формироваться учредителями от представителей местной власти, входя в составы советов предприятий. Основным показателем успешного предприятия и каждого его члена, как и говорилось, должен быть единый для всех показатель социального развития, который и будет определять статус каждого участника данного процесса.
    Далее я растолковывать работу не буду. Можете найти её в вашей библиотеке или в интернете. Разберем давайте возможности и других видов организации статусных отношений.
    Тут она остановилась и задумавшись, добавила:
– Хотя нет, кое-что всё-таки надо еще раскрыть здесь.
     С этими славами она предложила читающему продолжить разбор работы. Он, с её позволения, продолжал:
– Как один из прочих вариантов возможного развития статусной кооперации, представленной в нашем инкубаторном производстве, — он показал на сидящего на яйцах, —  возможно следующее. Так, при простой – частной или акционерной кооперации, может происходить с выделением в ней коллективной и общенародной стоимости на взаимозависимой собственности меж собой. Юридические формы такой кооперации здесь трудно определить, так как разделенная по форме собственность требует для организации дела неделимого экономического и юридического объединения.
     В таком объединении может действовать и статусная экономическая и юридическая круговая порука с коллективной ответственностью. Фактически, при появлении значения коллективного статуса, уже все члены кооперации будут повязаны меж собой организационно и органически уже долей общественного достояния. При доведении коллективных показателей отпадает необходимость коллективную ответственность доводить сверху, и она отдельным согласованным образом будет вынуждена формироваться самостоятельно коллективами, посредством соответствующих договоров.
    Если внедрение взаимозависимой кооперации пойдет через распространение соответствующих акций с разделенной собственностью на владение, пользование и распоряжение, по многоуровневой статусной системе мы уйдем от расслоения общества на классы полных собственников.
      Однако, чтобы эффективно управлять этой собственностью, как говорилось ранее, в обществе нужен институт учредителей и соответствующие банки капитализации разделенной собственности.
      При высказывании этой мысли у думцев вспухли мозги, им показалось, что в этом выражении скрыт какой-то космический, а не земной смысл, к которому они своим сознанием были не готовы приобщится. Однако некоторые из них понимали, что этими сложностями с раздельной собственностью можно было на ранней стадии пренебречь. Не обращая на их поведение читающий продолжал:
– Общество должно собрать эффективную многоуровневую юридическую кооперацию из владельцев, пользования, распоряжения и контроля над производством. С вершин современной организации отношений эта форма может выглядеть невозможной.
    Разделение собственности не только по цене её категорий, но и формированием из них статусной значимости личности может создать новый, более эффективный, чем имущественный, правовой стимул в обществе, как и меру свобод.
Кто-то воскликнул:
– Если акции каждой юридической функции разделяются, как раздельные стоимости рыночного оборота, то как это можно применить в отношении земли?
В ответ услышал:
– Земля не должна быть предметом купли-продажи, и может только иметь право доверительного владения, которое может быть прекращено по суду, так как земля является народным достоянием. Право же оперативного управления ею может быть средством получения дохода. Право капитализированной долей владения не граждане страны иметь вообще не должны, если таковое не будет предоставлено по заслугам. Кроме того, заслуги гражданина перед Родиной, выраженные статусом, должны дифференцировать и право владения даже коренных жителей, чтобы не допускать действий предательства и вредительства.
    В это время им показалось, что с экрана подсчёта голосов явился им фантастический крест какой-то новой веры и новой объединяющей всех мысли. Он, как будто выпал с экрана и лег тенью на их сознание и весь зал. Народ испуганно разошелся, и всем показалось, что над ними возвышается Царь-колокол, который зазвонил подавляющим звоном. На экране угрожающе появилась Царь-пушка, которую, как бурлаки тащили некие люди, похожие на Президентов, разваливших Союз в Беловежской Пуще. Кое-кто стал креститься и каяться, не понимая, что будет дальше, а по залу, как призыв с экрана звучали слова:

Истин крест над землей поднимается,
Кара ссудного дня объявляется.
В небесах Божьей волей венчаются,
К покаянью люд призывается.

Бойтесь грешники, день ли прощения,
Небеса ждут от всех причащения,
Новой мыслью себе просвещения.
Зря вы все к покаянью не тянетесь
И над страхом с небес усмехаетесь.

Гром не грянет, мужик не покрестится,
Если страх в глазах не мерещится.
Каяться, каяться, каяться!
Небо мыслей грозной не явится.

Чтоб не мучило страхом оно,
Ублажайте молитвой его.
В покаянье на грешное тело
Очищенье спускает вам небо.

Словно золотом по холсту,
Я молитвы спасенья шепчу
И к прозрению разум зову.

Вот и крест всем готов подарить,
Чтоб по разуму все могли жить.
Небо истины, бога любите,
К пониманию истин спешите.

Пейте чаще святую прозренья воду,
Чтобы вам от глупости не гореть в Аду,
Очищайте молитвой душу.

Крест не явится к судному дню,
Истину по миру пустите как красу,
Она и день прощенья спустит по суду.

Но каяться грешники, каяться,
Истине кланяться, кланяться, кланяться,
Небеса грозою тогда не отвяжутся.

  Восседавшие на трибуне возрадовались поступкам думцев, бросившихся каяться под этот стих.
– Пускай так все и молятся, прозрение к чтению, может, откроется, – заметила из зала дама и налетчики в образах Сталина и Грозного, перекрестившись, стали требовать знакомить председателя с работой всех дальше. Он задумался, но тут тащившие по экрану пушку бурлаки остановились. Пушка развернулась в сторону зала, и раздался выстрел. Это был первый её залп в истории, и им показалось, что звенящий над ними колокол сорвался с высоты и, упав на них, разлетелся вдребезги. В зале все пленники от страха легли на пол. Однако от боли с экрана взвыли тащившие Царь пушку бурлаки, а не они. Некий гражданин, похожий на Ленина, с какой-то дикой радостью рассмеялся с экрана и сказал:
– Это им за измену моему делу и предательство страны, соль в штаны, а теперь их участь ждут дыбы и кресты. Мучительная боль от соли продолжится мучительной смертью распятия под гвоздями проклятия.
   Какие-то люди в красноармейских буденовках быстро на экране наставили кресты и всех бурлаков распяли на них, как геополитической трагедии творцов.
– Вас, похоже, такая же участь ждет, – сказал с экрана Ильич. – Эти жертвы нужны богам веры истины. Я тут подумал сам на сам и решил, что безбожие – это моя ошибка. Новому миру все-таки новая объединяющая всех вера нужна, чтобы свершилась новая мировая революция. Если вы не раскаетесь, господин Грозный, как его предки, снова Русь Истиной крестить с вас начнет, и далее по миру пойдет, Новая религия под собор зовет. Вас иначе ещё худшее уже не обойдет.
   Сказал и опять исчез, как в подполье ушел, а на экране остались кресты с распятиями всех подлецов, что в Беловежской пуще подписали приговор стране и тут же доложили американской стороне, что их задание выполнено вполне.
– Ничего себе, – промолвил чуть слышно читающий, – даже Сталин, безбожник, от явления такой измены перекрестился. Однако, похоже, он по новой вере семьи взмолился, так как семью народов создавал и для интернациональной нации, как единой семье веру искал. Об этом даже вслух что сказал и развалившим Союз проклятье послал.
   От этого читающий даже забыл, на чем он в чтение до этого прекратил, и начал с того, о чем как будто уже говорил.
– Однако, чтобы прочтенное растолковать доходчиво, для больших и значимых чайников, вернёмся все-таки к нашему инкубатору, и курятнику. Рассмотрим эту форму, как возможный вариант, с клубной организацией статусных отношений возможной конечной стадии коммунизма, как единого мира Империи Любви.
    Тогда нужно будет допустить, что такой вариант развития по своим понятиям любезно демонстрирует нам лидер фракции коммунистов. Будьте уверены, он предполагает, что яйца, на которых он сидит, были вами снесены, как паевые интернациональные взносы, при вступлении в статусный клуб коллективных собственников его предприятия мечты, наподобие нашей Думы, с яйцами от кукушки из заморской стороны, чтобы вы к уму до конца не пришли. Внеся членский пай и получив членский билет, вы практически получаете право, и даете согласие на зачисление вас в «кооператив по производству золотых яиц коммунизма». Кто снесет золотое, кто простое, кто лукошко целое, не беда, по яйцам воздастся хвала. Мы же будем считать, что паевой взнос в виде яиц, определил социальный статус каждого, как учредителей эмиссионного уровня.
   Можем допустить, что, кроме денежной эмиссии на яйца мечты, выпущены еще и коллективные акции производственного характера будущего страны. на оперативное управление конторой по производству цыплят коммунизма. Купившие по статусу или на основе доверительного пользования акции этой конторы, цеха, или даже хозрасчетного участка, естественно становятся учредителями этих уровней, и могут формировать их управленческий аппарат, как вы свои фракции, секции, группы.
– Мы, то есть я, здесь все по-другому думаю, – качая головой, заявил Зюганов. – Почему вы считаете, что я так думаю, мне тоже не понятно. Здесь всё выходит не так и тяжело, как не крути, конституцию надо менять и вместо Думы с Общественной палатой снова Советы народов республик создать. Я даже согласно по статусу каждой права на учреждение управленья готов давать, а не так как сей час запад старается развитие убивать и только сбыт рыночный кругом, как своим наемникам создавать.
– Ну, ничего, мы этот бесправный кипишь со временем исправим и конституцию на значимость созидания поменяем, – опять с зала заметила госпожа, представляющая как Истиной себя.
     Председательствующий чтец продолжил знакомить с работой, будто явление с казнью подписантов краха страны Советов ни его, и никого другого не беспокоило. Он, поначалу, попытался поговорить о казненных на экране, но налетчики ему убедительно внушили, что сейчас это не главное, и он должен продолжать всем учение прославлять, так, как бы крестя пленников и просвещая смыслом святым. Этим намекнув, что сейчас надо озаботиться будущим строительством счастливого общества.
– Да, господа, я дальше уже готов читать, но здесь говорится пока только о некой возможной организации низового уровня кооперации. Этот вариант похож на явившееся уже нам инкубаторное явление из партии коммунистов. Правда, он уже создался на уровне участка из легиона кающихся коммунистов «За всё простите».
   Думается, по прочитанному, что на этом уровне кооперации можно каждому владельцу персональных акций участия купить в социальном фонде предприятия некое количество и коллективных акций первичной организации, то есть «материнского» мини блока – уровня звеньевой кооперации и выше. Те и другие могут определять и соответствующий статус членов, как и соответствующее стимулирование, либо правом, либо доплатами к тарифной оплате из прибыли, а в организациях социальной сферы из доплат государством по статусам к тарифам, за выполнение плановых заданий. 
   Насколько это возможно – судить пока трудно, но кто его знает и раздельное по категориям собственности акционирование став необходимостью социальных фондов может в будущем нас каким-то образом и может ожидать.
   В этом случае, если статус будет соответствовать значимому праву, то обладатель его может получить право быть и руководителем, и учредителем звена с самостоятельным комплектованием его членов. Акции права оперативного управления можно будет не только продавать, но и дарить и передавать в пользование и т.д. только лицам, являющимся членами клуба – семьи или общины, с такой же статусной кооперацией.
    Акции – функции контроля могут стать основой формирования органов контроля. Таким образом, в первоначальном материнском блоке приобретатели их становятся учредителями – то есть так поднимает и свой статус, получая право на укрупнение своего материнского блока и даже голосового права себе и своим членам. Практически таким подходом, возможно, будет сформирован и институт учредителей, как эмиссионного уровня, так и оперативного управления многоуровневого характера.
– Это что-то новенькое и бредовенькое, – с издёвкой заметила Старовойтова.
– Ну, для вас только демократия длинного рубля мила, у кого он длинней тот и милей, – опять возразила в ответ ходящая по залу Истина.
    Царь Грозный будто проснулся и, топнув ногой потребовал молчания. Ударив растолковочную машину, в лице председательствующего, приказал читать дальше и опять задремал.
– Как ранее говорилось, – поглаживая свой битый затылок, продолжал читающий, – могут формироваться коллективные и персональные фонды стимулирования. Отношение коллективного пакета к частному может устанавливаться нормативами. Фактическое соотношение может быть выше или ниже этого норматива, что естественно должно повышать или понижать статус, частного и коллективного, и этим стимулировать нужное в обществе потребление, как и право нужных свобод.
– Будем считать, – опять остановила читающего смотрящая за всеми Истина. Давайте попробуем, для полного просветления народных чайников допустить, что вы уже являетесь членами такой зюгановской общины или клуба. Если вы заложники нашей воспитательно-карательной миссии, то применить это к вам не зазорно.
   Пусть ваш вступительный и паевой взнос условно приравнен к вашему месячному окладу. Он, похоже равен окладу простого рабочего за год, так что из вас можно соки пожать.
    Если скорректировать вам полагающие оклады на процент проголосовавших избирателей, по возможным рейтингам или выраженным вам вето, то может получиться некий персональный статус каждого и привязанные к этим показателям ваши фактические оклады. Также на процент собранных вами голосов, как персональному статусу, можно скорректировать даже срок ваших полномочий. Пусть эта возможность обратной связи и влияния весит дамокловым мечом доверия вам, определяющим вашу общественную значимость. Возможно тут определение и вашего не обезличенного голосового права, и в соответствии с ним «Социально-экономического статуса», характеризующего вашу творческую созидательную суть личности и народную дееспособность. Это чтобы вы поняли значение статуса до конца, а выделив в социальном достояние народа контрольную функцию учредили средства на народный контроль.
    Однако влияние на статусы может происходить и по решению народных, и товарищеских судов, и ими, как во времена Грозного, дурость палками выбивать или сквозь строй прогонять. Палочное внушение истины и принуждения – самое эффективное в истории явление.
    Было видно, как пленники сникли и стали чесать свои затылки и виски. Потом кто-то выкрикнул, что они готовы понять и даже содействие оказать, но не понимают, как и с чего начинать – и каяться уже кресту начали, только бы через строй их не стали прогонять и на дыбу не поднимать, как пушечных бурлаков, что на экране для страза висели.
– Ну и что вы поняли? Вот, хотя бы, повторите, чтобы это все до конца уяснили, – восклицала ходящая Истина, и услышала в ответ от кого-то, что лучше бы воскресшая из гроба дама Зюганова вопросами не докучала, так как ему до её сознания не хватает некого того, что являет понятийное истины добро, для представления реальности предлагаемого от неё.
     Читающий всё-таки в ответ стал ей не совсем уверенно что-то говорить, о роли статуса. Признался неожиданно в понимание, что его основная роль в формирование прав и свобод, как общественной любви, по плановым социальным нормативам, и неких льготных условий коллективного или персонализированного пользования владением с управлением.
   Раздельную капитализацию на владение и право оперативного управления в социальных фондах фондообразующих предприятий видел в форме средств неких народных банков. Однако это считал далекой возможностью и закрытые акционерные общества считал своей коммунистической мечтой. В них он видел соединение общественного и частного.
     Она, уразумив его понимание в ответ рассмеялась. Он от этого расстроился еще больше и, как бы с досады, дополнил:
– В любом случае создание системы расчетов дивидендного дохода из прибыли на средства коллективного и персонального пакета социального фонда, это капитализм хоть здесь привелигированны акции коллективной значимости. Я понял, частными и коллективными акциями собственник может распоряжаться согласно статуса и в своих, в коллективных интересах, но по разным нормативам. Однако этого, пока, не понимаю до конца, так как, механизм больше, как явленье в чудесах.
– Ну, это как раз и так, и не так, а если и так, то только в особых случаях кооперации, как возможный вариант, – заметила она в ответ. – Разница между частной и коллективной долей дохода заключается действительно в том, что частной долей каждый член клуба вправе распоряжаться по своему усмотрению, а коллективной – только по решению коллектива или учредителей, c учетом социальных нормативов их общественной значимости и в размерах статусной доли коллектива. В социальной, бесприбыльной деятельности стимулирование должно быть за выполнение параметров нормированных социальных заданий и доли персонального вклада в социальные фонды. Естественно, возможно, по коллективным социальным акциям, из рыночной прибыли предприятий производственной деятельности, если таковые будут наделяться им по статусу подразделения вместо или параллельно бюджетного обеспечения.
     Это потребует от коллективов нормировать социальный уровень личного потребления из коллективного дохода. Превышение этого нормативно-оптимизированного уровня может привести к снижению социально-экономического статуса, а с этим и нормативов образования премий и прочих поощрений из прибыли, дивидендного прироста на коллективные акции и правом по статусу. В системе же стимулирования прав пользования нужно формировать, через статусы, политику стимулирования правами с развития и реализацией персонализированных услуг, интеллектуальной творческой деятельности, как в социальном, так и в коммерческом потреблении, а не потребления материальных благ.
  Тут не только коммунистическая наседка затылок зачесала, а весь легион его сторонников.
– Вы, радость с потолка, между небом и землей витаете пока, а нам нужна песня от колоска, – возмутилась почти вся думская братва. Опричники Грозного в рожки заиграли и кому-то по голове стучать стали, будто то что услышали палочным внушением в сознание вбивать стали. Тут же все закричали, что все сказанное поняли. Желание слушать изъявлять стали.
    Истина успокоила зал и продолжала:
    Здесь надо детали кой какие ещё уточнить, чтоб образование ваше завершить чтобы не целовать меня как макаку в красную заплату. Поймите, ведь формирование коллективного и частного вклада в социальные фонды, может происходить в плановых нормативах и инициативной персонализированной доле, как от социальной доли труда, входящей в себестоимость так и из прибыли. Это не исключает и стимулирующих доплат в виде дивидендов от коллективных социальных акций. Если стимулирование будет реализовываться по дивидендам права пользования, то учет должен быть либо по плановой стоимости и валюте если не правом пользования, а по праву владения в рыночной стоимости и валюте.
    Это утверждение пленникам как будто совсем мозги замутило, но, чтобы им что-то красное целовать не принуждали, вила непонимания не показали. Она усмехнуласт и продолжала:
  –  Образование социального фонда должно стать основным показателем развития предприятия, а валовый показатель может остаться для рыночного стихийного оборота. При этом, если прибыль будет формироваться только на прошлый труд, исключая угнетение живого труда, то себестоимость может стать и внутрицеховым, межцеховым и внутриотраслевым хозрасчетным ценовым оборотом и показателем эффективности.
    При всем этом и справедливости ради, необходимо правильное формирование плановых цен и сформированию эталонной цены. Это значит надо развивать нормативную базу. Для этого необходимо выяснить основные причины, противодействующие снижению стоимости продукции, и причины, которые развивают инфляцию искажая валовой доход рыночного оборота. Можно с долей уверенности утверждать, что к ним можно отнести следующее:
1- Переоценка основных фондов, перенесших свою стоимость, не влекущую за собой переоценку живого труда, или его социальную составляющую.
2- Учет стоимости материалов и формировании на ней новой прибавочной стоимости (прибыли) на повторных переделах в место только доходов от затрат на их содержание и инфляцию.(в плановых ценах материалы, как овеществленный труд, уже с прибавочной стоимостью не должен формировать новый прибавочный продукт)
3- Превышение не обеспеченного денежного обращения над потребительским спросом.
4- Повышения стоимости кредитов и участие их в образование прибыли на всех переделах производства, как капитализированного прошлого труда, а не средства капитализированной энергии требующего только дохода на его обслуживание и инфляцию.(Рассматривать банки не как учреждения по производству оборотных средств      
из воздуха - простым повышением цен, без производственного продукта, с стремлением к с средней прибыли промышленных предприятий, а лишь к организации отчуждений капитализированного продукта - прибыли в интересах социального производства и своего содержания).
5- Стихийное, не оптимизированное образование социальной прибыли, (социальных фондов) не соответствующей соотношение численности рабочих в основном и вспомогательном (социальном) производстве. Также нарушение основного экономического закона, формирующего из соотношения живого и прошлого труда, техно-оптимизирующего дохода, которого таковым не знали, а считали рыночным доходом предприятия.
6- Перевод социальной сферы из планово-ценовой (дотационной)на коммерческую основу.
7- Дробление производства и образование прибыли на каждом переделе.
8- Превышение хозяйствующей и руководящей организации над оптимизированной необходимостью производственного процесса.   
9- Формирование стоимости живого труда в независимости от плановой необходимости содержания и воспроизводства численного развития семьи и нужной демографии государства.
Если исключить эти искажения стоимости можно получить плановую социальную цену, валюту и социально нормированный спрос и оборот параллельно стихийно-рыночного , 
     Это потребует от коллективов нормировать социальный уровень личного потребления из коллективного дохода. Повышение или понижение этого нормативно-оптимизированного уровня может привести к изменению социально-экономического статуса. По его показателям может происходить изменение стимулирующих доплат из прибыли или дивидендного прироста на акции, если они будут поставлены в зависимость от него. В системе же стимулирования потребления нужно формировать политику цен и прав развития и реализации свободы услуг, а не потребления материальных благ. Материальное потребление ведет к истощению недр услуеи к интелектуальному развитию общества.
– Вы что, таким статусом, похоже, думаете выразить гражданское расслоение по значимости созидания? Тогда придется вводить категории, чина, сана и так далее по созиданию, как рыцаря того или иного титула? Неужто эти категории смогут определять право свобод и социальное влияние каждого члена общества? – задал вопрос Зюганов видимо ещё не совсем понимая, но уже догадываясь, чего хотят втолковать им налетчики и добавил. – Значимость статуса может ли сулить почет и гарантировать какие-то почести?
– Если общественное созидание дает привилегии, значит это будет выражением любви и почета общества, при отсутствии материального личного расточительства – а не так как ныне значение накопления личного богатства.
   Так высказавшись, ходящая Истина стала от него удаляться. Зюганов остался не удовлетворён её ответом и бросил ей в след:
– Поднятие уровня цены в себестоимости продукции сделает её неконкурентоспособной, и вся ваша идея потеряет смысл.
– Эх, вы, недоучки, даже историю свою забыли, когда Сталин по себестоимости продавал свои основные средства предприятиям продукции народного потребления, а за право освобождения стахановцы и в лагерях были.
Ошибок наделал Хрущев, когда на хозрасчет перевалил всех, а нормы прибыли теоретически социальным развитием не обосновывал. (Соотношением заеятых в производственной и обслуживающей общество сфере) Если льготы из прибыли сейчас поставить в зависимость от социальной сферы, как и любой денежный, и правовый прирост к тарифной значимости личности – всё будет о’кей.
  Однако, чтобы ликвидировать разную социальную и природную нагрузку на производство одинаковых по импорту товаров, а пошлинами ликвидировать не возможно, то как и говорила, ценовую агрессию можно исправить социальными акцизами, чтобы конкуренция была только по качеству.
  Для полной гармонии и справедливости нужно использовать соблюдение основного экономического закона социального развития, где соотношение живого и прошлого труда должно равняется единице. Надо полагать, что прошлый труд не должен стоить больше живого и его социальная стоимость должна ликвидировать эту несправедливость. Иначе социального общества не построить. Боле того, если чипировать всю обращаемую денежную массу по отпечаткам пальцев владельцев, с разрешительным кодам расчетов, то исчезнет теневой наличный оборот, а с ним и теневая экономика, и финансовая преступность.
– Это что значит, чипировать деньги? – раздался выкриком из толпы вопрос.
– Ну, как вам объяснить, господа? Если на каждую крупную банкноту поставить чип, который будет по отпечатку пальца определять принадлежность банкноты личности и операции, то даже если её украсть, расплачиваться ею другой человек не сможет. Чтобы передать право пользование этой банкнотой другому, надо будет активизировать код операции отпечатком собственника. После чего может открыться право передачи пользования ею другому владельцу с другим отпечатком или идентификатором валютной операции.
    Автор этому посвятил целую балладу. Я вам сейчас зачитаю, только небольшую её часть она называется…
Немного помешкав, с названием, но, так и не назвав его, она стала читать:

Холодный пот течет по коже,
Как вечна жизнь нажив, о Боже!
В ней плохо всем и всё негоже.
Мир идет к пропасти, похоже.

– Но, я хочу злату сказать, –
Не рано ль хочешь бал справлять?
Не надо много себе брать?

И взяв гитару, ему запел
Чтоб оппонент от слов вспотел:
Капиталист сказал однажды мне,
Что Рай построит на земле.

Но как построить он не знает,
Стремясь к наживе, лес ломает.
«Подай! Подай!» ему кричу.
Как Рай построить подскажу.

А он боится подавать.
Вдруг я не то могу создать.
Да не бойся, отвечаю,
Деньги я не отбираю,
Но валютную свободу
В права личности закрою.

Если дал добро народу,
Получай рублём свободу.
А с наживой, как сказал,
Насилуй прошлый капитал.

Деньги. Деньги. Деньги. Деньги,
На них крови не видать.
На них в Рай заехать можно,
Если счастью их кидать.

Не кидайте на войну,
На билеты в нищету.
Что бы стонов там, и тут
Не спускал наживы кнут.

Вне закона, вне закона,
Все деньги родом от порока,
Это Мир признай ради Бога,
Чтоб они пахли чистотой,
И никогда наживою с бедой.

Я спел, нажива в горе села
И сразу, в мыслях запотела.
А можно ли алчность уздой обуздать?
Да, можно, – ответил, если нормы создать.
И чип продвиженья в деньгу закатать.

– Да вы мне уже скальп сняли и трепанацию мозгов произвели, – возмутился Зюганов. Я поэтому ничего сказать не могу.
    Из зала послышались возгласы: «Добейте Зюганова. Лучший коммунист – это мертвый коммунист. Эти приспособленцы американцами пятьдесят лет подкупались, а они в дурости взяток развлекались, разумную мысль болезнью считали, даже именную приватизацию не защищали, вот американцы власть социализма у них и отсосали». Тут сразу же поднялся шум возмущений. Председательствующий чтец попросил всех помолчать, чтобы налетчики не начали их стрелять. И чтобы как-то замять ситуацию, продолжил дальше читать, прежде предупредив:
– То, что тут говорилось, что из нас может получиться курятник, зря. Это только для примера, и никто больше, как Зюганов, на яйца не сядет, успокойтесь. Я, кажется, уже сейчас, на этом закончу читать, но основной вопрос нужно решать.
– В чем его смысл?
– Это всё о том же, вот прочту и поймете. Он стал читать стих:

         Основной вопрос

Продажная задница, а не мозги
Правят этим миром, ты меня, Бог, прости.
Судный день человечества, словно крест на плечах,
Этим страхом ты правишь, и с мольбой на устах?

Что же ты, Бог, молчишь, в чем твоя узда?
Или тоже думаешь, что власть всегда нужда?
Разум элиту мира устал к себе призывать,
Мир этот очень продажный, может и Рай продать.

Частная, общественная собственность – это быков рога,
Антагонизм в проклятьях и постоянно вражда.
Как и какая собственность будущее земли?
Мир наш ученых, политиков в этом совсем слепцы.

И почему прозрения бог ты не дал им, скажи?
Они до сих пор не знают истин, к которыми идти.
А может, не знаешь и ты,
Какая же форма собственности
Мир этот может спасти?

И маразм крепчает, и спрашивает элита тебя:
«Будет ли собственность общая основой мира добра?
Ведь когда только частная, то спор за неё война,
Но она дает значимость, а общественная вечно ничья.
Вот потому и погибла мира Советов страна.

Какая же все же будет основой мира добра?»
И Бог промолвил, не шутя: «Собственность, ой ля, ля,
Взаимозависимую только миру спущу на века».
– Что же это такое, опять нам грозит вражда?
– Это будет зависеть лишь от ума, господа.

Если не хватит его у элиты, значит, будет она.
Только вклад в общественное значимость даст и права.
Владение должно быть народа, а пользование у любого.
И её частную значимость от народной определять права.

И лишь под контролем народа эта решится судьба.
Не соглашаясь с этим, элита гонит глупца,
И боится этого, как своего гроба.
А бездарность решений – миру всегда беда.

Вот потому их сознание сопли страха жует,
И на копье мамоны, к судному дню приведёт.
– Суда, святого, суда,
Спустите на дурь небеса!

Молвлю я Богу и задаю вопрос:
«Деньги ведь жизни спрос,
Они ей, как кислород,
А нельзя ли их выпуск и оборот
На социальный спрос, как доход?»

И ответ его был очень прост:
«Если социальная значимость определит доход
И социальный рост,
То судный день с этим может землю обойдет.
Все остальное, похоже, к гибели мира ведет.

     Исходя из этого посыла, здесь утверждается, что уже необходимо думать над новой конституцией, господа, а мы все пытаемся что-то сплясать на старой платформе понятий, пытаясь улучшить капитализм.
     Автор же озвученной работы, исходя из своего Божьего представления, продолжает пояснять детали об одной из возможных форм развития такой собственности. В своих предлагаемых структурах автор продолжает утверждать о становление отношений добра и благородности. Этого, по его мнению, можно добиться через стремление к повышению социально-экономического статуса. Такой подход, утверждает он, будет проявлением любви, через самопожертвование, в заботах об окружающих.
    В зале стали хмыкать, выражая, таким образом, свое недоумение по данному утверждению.
– Не хмыкайте, если не понимаете – объясняю дальше, – воскликнул читающий. – Да повышение статуса за такой образ жизни сформирует уже дополнительные права, и уже это будет являться, по сути, ответной любовью общества. Предлагаемые отношения – это отношения общества любви, и право должно быть его носителем. Поклонение верой и правдой диктатуре созидания, и стимулирование этого правом создаст персонализированное правовое общество любви, где если больше прав, то выше и строже должна быть ответственность. С передачей социально-экономического статуса, как творческого и созидательного сана, по наследству, приведет к преемственности родовой чести поколений.
Даже более своей значимостью к полной ответственности и заботе об общественном достоянии. С этим объективно утверждение новых моральных критериев жизни, зависящих не от развития, разделяющего всех частного присвоения, а социального упрочения общества.
   Таким образом, с формированием статуса по роду вклада и потребления появляется возможность переориентировать жизненные ценности от стремления к алчной наживе к умеренному потреблению, с формированием благородных духовных потребностей и гарантированной экономической ответственности каждого гражданина.
   Открывается возможность формирования и межличностных отношений, и здорового образа жизни с умеренным потреблением, как важного фактора социального развития, так как всё сверх необходимого, или разрушительного для здоровья личности – порочно.
Тут чтец задумался, размышляя над сказанным, и услышал:
    «И что же хочет от нас автор. Разве не потребление развивает обогащение бизнеса и государства? Что мы делаем не так?» Если автор за это нам хочет экзекуцией наши спины помять, это одно, если хочет покаяния – это другое, мы готовы и к тому и к другому. Нас даже демонстрация распятия бурлаков пушки, за развал страны, не пугает.
 Однако если стремление к этому остановить, то стимулирование правом мощного государства не сотворить, так как его накапливать нельзя».
   Ходячая по залу Истина тяжело вздохнула и видя, что у читающего на это возражение ума возразить не хватит, долго не размышляя ответила: 
– Если основным показателем государства станет социальное развитие, то некая капитализация этой сферы, посредством акций или иначе, о которой уже говорилось, может составить рыночную капитализацию.
   Однако они дальше не стали разжевывать эту тему, так как опять обратили внимание на картинки с экрана, где стонали распятые участники Беловежской пущи, которые оформили смерть страны Советов.
– Похоже, палач их хочет центром нового мироздания стать, но для этого ему хочется и наше сознание этим обвенчать, и вроде как кару за развал Союза уже и нам воздать, – отметил чтец, и тут же получил царским жезлом по голове, с принуждением читать, а не рассуждать. Председатель данного собрания быстро подчинился и продолжал:
– Как утверждает автор представленной нам работы, его меры будут отражать процесс перерастания человека из простого гражданина в экономическую и правовую личность. На этой новой основе сути личностей снова собрать бывший Союз. В предложенном варианте его организации, четко просматривается исключительно новое, нетипичное для всех антагонистических формаций образование – многоуровневая взаимозависимая структура собственности, что в принципе организации нашего инкубатора Зюганова. Лукошко его, не только неделимый объект, а наш прототип, символизирующий производство всего мира. Соответствующая коллективная форма его стоимости, параллельно индивидуальной, есть взаимозависимая значимость. Похоже, нам сегодня и дальше будут вдалбливать царскими посохами неизбежную значимость этой структуры, как светлого будущего. Примерно так, как только что меня, пока рога всем не обобьют, и лбы в кровь не раздолбают.
   В это же мгновение он снова получил по голове и смиренно продолжил чтение.
– Однако для того чтобы завершить внушение о принципах статусной организации нашего яично-инкубационного производства, нам все-таки придется убить наседку, как уже убили Гайдара.
– Вы уж, дорогой чтец, если получить по голове ещё не хотите, то не врите и голову пощадите, – одернул тот, кто посохом царским только что приголубил его.
– Да, что читать? Вроде все прочитал, а дальше идет то, что только специалисты могут разобрать. Предлагается наседку заменить энергетической установкой.
– В нашем наглядном примере эту роль выполняет Зюганов. Менять ничего не будем, – возмутился Сталин. – Это предназначение ему Богом начертано, и пусть возрадуется, что такая роль ему выпала. Нам нужен герой несчастья, и пусть будет, таковым. Если герой Горького Данко вынул свое сердце, чтобы осветить дорогу в Рай, то он со своей корзиной пусть станет этой дорогой. Не ровен час, до большего воплощения мечты человечества, к которой коммунисты так долго шли, дожить ему не придется. Мы придём туда без таких извращенцев.
    Тут он задумался, взял свою трубку, затянулся, и додавил:
– Итак, продолжайте, мы во всем разберемся. – Постучав по столу и разогнав дым от трубки опять продолжил:
– Надеемся, что нам все-таки удалось разъяснить суть данной кооперации и общественной формации. Объясняли, как на пальцах, как положено, и наглядно для всей полноты и ясности. Вопросов нет...? – И, выжидающе помолчав, добавил. – А в ответ тишина. Понятненько! Тогда будем продолжать, в ритме заданной сказки покаяния, знакомя и разъясняя всем доводы и аргументы, имеющиеся в данной работе дальше.
    В это время из-под накидки Зюганова выскочил молоденький петушок. Он замахал крыльями и, прокукарекав, полетел по залу. Зацепившись за флаг, он успокоился, и только тут все увидели, что молоденький петушок стал превращаться в другую птицу и, наконец, стал выглядеть могучим орлом велико отторгающимся духом коммунистов. Флаг, на который он сел вдруг стал меняться. Из полного триколора осталась только вторая половина. Первая же половина оказалась вся красная, символизирующая флаг интернационального коммунизма.
     Некто из налетчиков сорвал этот влаг и вручив Зюганову, заявил:
– Ну вот, фракция коммунистов наконец, откудахтала грезами коммунизма и добилась успеха, высидев из диссидентских яиц орла для герба Российской капиталистической демократии. К сожалению, и то только с помощью наших магических усилий, свои яйца коммунизма у них, как и предполагали, оказались диетическими. Производителей надо срочно менять, чтобы сначала что-то совместное создать, а потом дальше шагать.
   Зюганов закашлял, будто поперхнулся чем-то, а вручивший ему флаг удивляясь и разглядывая окружающих продолжил:
– По такому демонстрационному успеху в зале, как ни странно, стоит гробовое молчание. Не уважаете чудо? Мы требуем бурных аплодисментов или начнем отстреливать, всех как уродливых щенят.
– Они не верят случившемуся. – пояснила ходячая Истина. – Думаете, это галлюцинации у вас в глазах? Сгоните с мест представителей крестьянской партии, пусть попробуют поймать и убедятся, что орел коммунистов не фикция, а настоящая действительность, к которой они народ так долго вели, обещая светлое будущее. Поторопите, поторопите, а то не ровен час, заставим мерить зал спичками, чтоб помнили размеры страны, которую разодрали на куски. Учитесь и защищать, и учитывать её просторы, ибо каждая её пядь была полита кровью предков. Или как...?
    Продолжающееся оцепенение зала было скованно дальнейшим полетом орла. Он подлетел к группе представителей, работающих над военной реформой.
   Удар клювом оказался настолько сильным, что в столе Рохлина со страшным треском сразу образовалась огромная дыра, а сам Рохлин невообразимым прыжком с испугу перепрыгнул несколько кресел и, оказавшись между секторами, упал, потеряв сознание. Осколки мебели, между тем, еще некоторое время с треском парили по залу. В полете они рассыпались на лету в пыль, как советская армия и экономика от ударов демократических реформ, превращая могучую державу в её осколки, для сырьевого придатка регионального характера, зависимые от англоязычного мира и его завоза.
    Все сидевшие, то ли от этого оглушительного треска разлетающихся кусков, то ли от угрожающих движений высиженной Зюгановым птицы, мгновенно нырнули под свои столы. Когда шум стих, из-под них стали выглядывать испуганные глаза, и зал, наконец, потрясли бурные аплодисменты. Было непонятно, то ли они предназначались Зюганову, то ли деяниям явившейся им птицы.
   Господа налетчики вроде тоже как успокоились от паники зала. Зюганову разрешили вернуться на свое место. Сиротливое лукошко с битыми яйцами осталось стоять у трибуны. Орел тоже вернулся к ней и зацепился за флаг, который Зюганов водрузил на нём. Здесь он уже не напоминал могучую птицу, а выглядел двуглавым голубем русского духа, как символ счастья и мира. Практически замер в ореоле эмблемы сердца на флаге. Будто исторический герб, восседая рядом, с образом серпа и молота, напоминая о своих загадочных превращениях, как и всей истории России.
   Председателя заставили читать работу дальше, и он, обтирая со лба пот, продолжал:
– Ну, если исключить все математические схемы и расчеты, то можно зачитать только философские утверждения и аргументы.
– Хорошо, можете не вдаваться в такие подробности изложения концепции, – заметил Сталин. – Это, конечно, удел специалистов, хотя, как народные представители, вы должны быть людьми не среднего ума, чтобы не заставлять нас разжевывать элементарные вещи.
– Хорошо бы для полной объективности рассмотрения работы пригласить специалистов ведущих институтов из нашей элиты и иностранцев из засланных советчиков, – почесывая затылок, заявил докладчик.
    Истина из зала подошла к докладчику и подала ему телефон:
– Вызывайте и, в первую очередь, из заточения Руцкого и Хасбулатова, так как они поднимали революцию властного вам несогласия. Наши люди обеспечат быстрое и безопасное сопровождение прибытия. Устроим Божескую разборку, суд и приговор уже всем остальным кто к Беловежской Пуще страну подкатил.
     Председатель подумал, почему только они здесь должны ответ нести за распад Союза и общую глупость правящей и рвущейся к власти элиты? Сколько их было, кем свобода наживы крутила. Похоже, рано или поздно ответят все. С этой мыслью он быстро позвонил ещё неким значимым господам левой и правой интеллигенции: Чубайсу, Абалкину, Глазьеву, Кургиняну, и только телефон Явлинского не работал. Он догадывался, что данный господин находится в зале и, скорее всего, прячется в общей массе. Естественно, он понимает, что нынче ему лучше не высовываться со своими понятиями будущего на частной собственности. Соратник его Гайдар уже лежал мертвым и рядом с ним никто лежать не хотел.
    Так же никто не хотел сидеть в лоханке Индийского океана с зашитым страхом ртом наподобие Жириновского и скотчем у Старовойтовой. Однако надежды на более гуманную участь не у кого не было.
    Пока разыскивали и доставляли вышеуказанных господ русской правящей и разношерстной интеллигенции, всем заложникам от ожившей Истины и её подельников разрешили взять розданные всем брошюры с названием «Империя любви». Подходя к каждому, всех крестили ею и, вручая свечки, что-то приговаривали. Как выяснилось позже, всем давалось обещание во спасение и исцеление, – отсушить рога, а от обрезания не оставить и следа, или, по крайней мере, эти дела делать невидимыми пока. Про это «пока» предупреждали не шутя и может статься, когда они останутся навсегда, – кумекал каждый про себя. – Если узнают, что оппозиции заграница деньгами в ящиках из-под ксероксов помогала, то вся рыночная братва спасения от посадок на колы ждала не зря. Одним словом, пленники друг друга так, кого предупреждали, кого успокаивали. Налетчики, же наоборот, с усмешкой убеждали, что если думцы брошюре клятвенное преклонение дадут, как Библии, то они их всех готовы простить.
    Убеждение, вроде как, на кого-то подействовало сразу и один бедолага, полистав книгу, закричал на весь зал:

«Лбом об землю, Истина идет!
Правду, надежду и совесть
В свиту с собою зовет.
Шапки в небо, на руки её!
Мы же с этой свитой вроде заодно.

Покаяние наше в совести всегда,
Правда, без надежды с истиной беда.
Поклянёмся же зло превратить в добро,
Нам служенье истине богом суждено».

      После этой речи у него, как у оглашенного после раскаяния, сразу отвалились рога. Увидев такое явление, все остальные, кто ещё не получил книги, потребовали скорее им раздать желанные брошюры. Некоторые стали искать мадам, вышедшую из гроба Истины, чтоб её поднять на руки, но она пропала из поля их зрения как будто одела на себя шапку невидимку. Немного погодя, она снова появится перед выступающим на трибуне, установив рядом с ним какую-то статую, изображающую двух дам.
– Вот одна из них, что в очках – Истина или точнее ей образ. Другая – это образ лжи. В жизни одну от другой отличить нельзя и часто ложь во имя правды может творить добрые дела и тогда из двух дам взору является одна, но никогда правда не превращается в ложь. Ложь всегда война. Однако только правда может добру сострадать и этим насилие правды здесь оправдать. Так если вы хорошо попросите, то сможет за меня начать успокоить всех не молящихся, как и горящей в мучениях Правде восторжествовать и потушить любой пожар, который карой вашей может стать. Поклонитесь ей господа – не товарищи, – произнесла она.
   В тоже время на экране зала появилось изображение напоминающее плачущую даму над прудом, как Аленушки на картине Васнецова.  Одна из дам, изображенных на статуе вдруг сняла очки и соединившись в одну тоже присела в сострадании к пруду.
– Это тоже надо, статуи ожили и одну статую истины сотворили, – раздались возгласы из зала.
Ходячая Истина по залу объявила:
 – Эта истина в виде Аленушки, плачет не об утонувшем братце Иванушке, а об утонувшей Правде. Вы же господа обманывали народ, не говоря с самого начала ему, что ведете его обратно в капитализм с денационализацией, а просто даете большую свободу личной собственности, не ставя её в зависимость от роста общественной. Кричали: «Альтернативы нет». Пеплом голову посыпайте и кайтесь, крича как оглашенные, может рога и отпадут.
– Их надо вторично кастрировать все-таки, – посоветовавшись с Грозным вклинился в речь Истины Сталин. – Эти столпы общества чтобы не менять, а только сознание в терновый венец святого разума обвенчать, одного крещения для них мало, грехи велики. Ведь если бы их можно было всех к одной партии кастратов отнести, они бы все кару одну несли, а эти каждый в свою сторону тащил, душу её пропили, вот и обрезание страны сотворили, а теперь такое же себе заслужили.  С кого карать большой вопрос, ведь страну межнационального образца демократией загубили, и никто наказания не понес. Проклятью этому быть сегодня на кону. Пусть собственность каждый будет иметь свою, если такую же создал в социальном общественном быту, и это нормой должно быть всему, иначе расслоение – и опять накликают кровавое искупление.
– Сейчас прибудут вышеназванные господа, элита бывшей страны – вот тогда и решим, какая должна быть страна, – заметила Истина. – Мы их всех вместе заставим вытаскивать эту Правду из пруда глупости, если не измены, а пока они не прибыли пусть все продолжают слушать докладчика.
Уже обращаясь к заложникам воскликнула:
– Готовьтесь, готовьтесь все к покаянию!
Следуя приказанию и логике рассуждений налётчиков, председатель стал продолжать зачитывать текст:
– Можно надеяться, что государство в лице своего аппарата сможет являться доверительным распорядителем финансами, определяющими право пользования, распоряжения и контроля.
В случаях не исполнения социальных заданий лишаться этого права с передачей его народным органам самоуправления и контроля. Это необходимо для того, чтобы чиновник чувствовал ответственность и свою значимость не декларативно. Статус каждого чиновника и контрольных органов должен быть производным от формирования социальных фондов в доверенном им регионе. Таким подходом мы уничтожим не только бюрократического чиновника, но и бюрократическую систему управления, а контрольные органы привяжем к единому социальному показателю, не допустив двоевластия. Поэтому в будущей многоуровневой кооперации или только в производственной, статусная структура станет моральным обоснованием полной экономической ответственности личности и коллективов. Право, как следствие морали станет дифференцированным. В этом понимании право, ещё раз повторим, становится формой проявления общественной любви, а значит и утверждением общества любви.
     Тогда в любой общине, клубе, и в целом в стране основанием для эмиссии и акций может стать государство и величина социально-экономического статуса, отражающее соответствующее народное достояние, выраженное ценными бумагами, определять персональный или коллективный социальный статус агентов системы. В этом случае каждый человек становится экономической личностью и частью народного достояния. Право будет формировать различные формы пользования общественной собственностью. Сформируется взаимозависимая структура собственности, где личное будет зависеть от общественной значимости, как отношения нового общественного строя.
    В любом случае эти отношения должны требовать в первую очередь выполнение своих гражданских обязанностей, определяющих смысл жизни каждого и страны в целом. На первое место этих обязанностей выходит расширенное воспроизводство общества. Это значит каждая женщина должна родить первого ребенка до двадцати пяти лет, до тридцати лет второго и после третьего. При том есть у неё муж или нет освобождением от выполнения этого гражданского права причиной быть не должно. 
Практически, за невыполнение этого основного долга должны ставить к стенке суда и лишать неких гражданских прав. К ним можно отнести и пользование интернетом, и права посещать развлекательные учреждения, как и некоторых логических услуг и прочих гарантий, не исключая социальных привилегий. Мужчины за невыполнение этого долга должны боятся того же, но ещё и платить налог.
   Тут опять поднялись усмешки и возражения.
– Принудительное материнство в свободном обществе, это позор, женщины поднимут бунты.
– Глупости, – услышали они в ответ. – Наоборот если поставить такие условия все сразу захотят рожать, так не полным семьям можно воспитательные центры в районах создавать, которые их на воспитание детей время будут сокращать и даже крестных пап или мам назначать из подготовленных квалифицированных воспитателей. 
   Взбунтовавшиеся успокоились и задумались. Тем временем, чтобы заполнить тишину председательствующий стал читать работу снова:
– Кооперация в клубно-общинных объединениях общения должны создавать различные гарантии каждому их члену исполнять свои гражданские обязанности.
    Однако, как уже говорилось, статусная кооперация должна быть высшей формой общественной организации, с полной экономической и коллективной ответственностью, где каждый отвечает друг за друга, и все отвечают за одного, пока члены не отказываются за коллективную ответственность от члена своего.
– Несведущему человеку здесь, видимо, трудно будет что-то понять, тем более о формах кооперации наподобие русских общин. Однако это далекие перспективы, а на начальной стадии все может быть проще – перебил читающего налетчик, изображающий опричника царя Грозного. При этом обращении он снял свою лазоревую накидку – небесную мантию и, все увидали, что он, оказывается, и под ней наряжен, также в небесно- голубую рубашку.
– Вырядились, как на парад, – с озлоблением промолвил один из заложников.
– Это, значит, посланцы неба – заметил другой страдалец стоящий рядышком. – Наверно сейчас еще что-нибудь выкинут, – но предчувствие не оправдалось. Тогда он просто стал объяснять суть прочитанного содержания с трибуны соседу своими словами. Однако тут в зал завели группу элиты, заявленную для разборки, которая была столпами разума страны и всего социалистического мира.
    Академика Абалкина усадили за столом перед трибуной, с лева разместилось левое оппозиционное мышление, справа все остальные. Они некоторое время возмущались и не могли понять, по какому случаю их под охраной срочно доставили в Думу. Когда они увидели Сталина и Грозного, с заполненным залом думцев, в банном одеянии и свечами, то пришли в полное замешательство. Разглядев, наконец, в полумраке Жириновского, сидящего в некой лоханке олицетворявший океан, озадачились. Когда же увидели ещё и привязанную к трибуне Старовойтову с заклеенным скотчем ртом и труп Гайдара, их охватила дрожь.
– Какую чашу мы должны выпить здесь, – едва выговаривая слова прошептал, привстав с места, главный экономист социализма Абалкин и, всплеснув руками, добавил:
– Скажите, зачем доставили нас сюда? Карать будете?
– А как вы думали, господа? Начнем с вас, – ответил Сталин, потягивая трубку. – За измену социализму это же ты, неверный идеям социализма, возможность частной собственности обосновал и всю научную мысль под себя подмял. Всё о возможности множественности видов собственности вещал, так право пользования распоряжения народным достоянием на вилы частников поднял. Частникам – кооператорам, как классовым врагам, свободу дал и в итоге страну капиталистам сдал.
– Гореть в адском огне будешь, – добавил Грозный.
– Воля ваша, виноват, но казните не меня, – с мольбой, сложа руки перед собой, отвечал он. – Эту установку Царь Горбачев дал, вот его и судите, а у нас как всегда под волей царя вся наука жила. Власть умников не уважала всегда, и когда они истин не вещали, то лишь править глупцам мешали. Мы же к истине не пришли и в праве оперативное управление народным достоянием в тупик загнали. Как сделать так, чтоб значимость личности от общественного добра жила, даже Маркс не знал, а критиковать его никто не разрешал. Вот потому в коллапс коммунизм попал. Дорогу ему в могилу Горбачев дал, когда в демократии спасение обещал. Вот его и судите.
– Ты, боярин, как и мои бояре, задницей не крути, – продолжал Грозный – Они всегда на запад смотрели и тоже демократии хотели, чтоб царя вся челядь по морде била, а они тогда бы власть свою в уездах вершили. Лучше уж челядь бить, чем битым Царем ходить. Когда боятся, тогда и уважают, только это империю любви обещает. Власть завсегда на костях стояла, этим и любить себя заставляла, и себя уважала, когда на кару сажала или награду подгоняла. Божьего Царя, у которого от пощёчин демократии кровь текла, заграница любила всегда, но по отдельности всех съедала и этим себя утешала. Продажный боярин, его карать надо. – Стукнув посохом, утвердительно закончил он.
– Бедная моя жизнь, зачем мне это на старости лет, – взмолился Абалкин, – вы же все здесь по локти в крови. Вот и труп Гайдара положили на нашем пути, и что от проблем так думаете уйти? В народе говорят: «страхом сколько не мути, оборотку от народа жди».
– Не далеко же ваша наука ушла, если под глупость не образованного народа легла, где личная нажива всему голова, а не стала мудростью его ума, – возмутился, ощетинись, как разъярённый зверь Сталин. – Того, что демократии в природе нет, и диктатура Бога вам не образец, то тогда возьмите силу разума от меня. Только диктатура созидания, как Божьего дара даст успех, и не нужна никому ваша демократия иллюзорных потех, где больший карман всегда успех. Мы постоянно новые производства создавали и эту державу расширяли, а вы всё на металлолом сдали и за гроши иностранцам отдали, чтобы они только вас кормить стали себе карманы набивали. Теперь учредители родной страны наемными батраками у них стали.
    Посмеёмся нынче над вашими убеждениями и не притворяйтесь с умным выражением лица, это маска бессилия, а не добра, как беда – она от недостатка ума, или тех, кому своя власть кошелька важна. Нужно её в жертву принести, вот почему нынче тут мы, чтоб ваша дуристика не танцевала в народной любви.
Он опять затянулся трубкой и добавил:
– У меня Советы народных депутатов были, им и жалобы все писали на тех, кого не сажали, когда они законы не почитали и честного человека труда не уважали. Советы и обратной связью были и демократию выражали, а сейчас на это наплевали и народный контроль расстреляли. Это все Никита начал, когда мою структуру Совнархозами ломал. После вы уже плановую экономику добили, когда кооперативы частников распустили, классу враждебному силу дали и партийный контроль над ними не создали. Надо было нормы частной прибыли установить, и все что сверх её, на социальное развитие народа пустить.
    Тут в разговор включился Кургинян.
– Да мы ратуем за народный контроль и план.
И стал рассказывать стих «Воскресите Ленина»

Вот опять, я на главной площади страны,
У Мавзолея, у Кремлевской стены.
Тут Ульянов лежит, я ему говорю:
– Ты подвинься, родимый, я рядом с тобой посижу.
И что ты не успел завершить, я сейчас расскажу.

Помнишь НЭП, сотворил, а Сталин его убил,
Так как рынок и план меж собой не дружил.
Грех твой в том, что ты не решил до конца,
Как ему и рынку жить, друг друга любя.

Конкуренцию с планом, а не друг с другом,
Чтоб вражда не стала беды хомутом.
Как сделать, ты не сказал,
Этим и конец социализму заказал.

Были бы чиновники только пользователи,
А не алчные собственники,
Может быть, и строй твой сейчас не пал,
И я тебе наставления не давал.

Твои последователи умом оказались хилы,
Семьдесят лет Муму капитализма топили,
Но с грязными от коррупции руками
Не так махали, и утонули сами,

Да и твоё учение, не продвигали.
И о раздельной капитализации не мечтали,
А лишь полную национализацию обожествляли.
Как её владением каждого сделать, не понимали
И обезличенное право к ней создали.

Да и сейчас не понимают,
В чём право личности, не знают,
Чем оно всем создается,
Зачем не поровну дается?

Страхом только империя и живуча была,
Этим Парижскую коммуну и пережила.
Да и религии не решил ты вопрос.
Если любовь – это Бог, на веру нужен спрос.

С поклонением созидателям, как богам добра,
И по нему свобод на использование бобла.
А вы надеждой на будущее все заменили,
А об идущей жизни забыли.
Твои последователи проклятие за это заслужили.

Это и стало распадом твоего святого начала.
«Ленинопадом» теперь выбивают всё твоё добро.
Но я верю в твою мечту, как к счастью завета
Но революция мира, лишь, военными будет спета.

Они установят порядок свой,
И народ поставят контролем над собой.
И это демократией назовут своей.
Будут служить своему народу,
А не капиталу шальному.

Где созиданье добра будет целью,
А нажива людей её лишь тенью.
Ульянов, вроде, поднялся и сел со мной.
– Ты, – говорит, – не больной головой.

То, что меня проклинают,
Это капиталисты мене долги возвращают.
Но, как ты хочешь и тех и тех ублажить,
И мину проклятья не получить?

Ведь, кто тех и тех ублажает,
Тот долго в любимчиках не бывает.
– Это всё не так, надо понимать,
Я ведь всё, что по плану, будут созидать,
В пользование по норме предлагаю раздавать.

А что кому мало этого покажется,
Тот пусть на рынке собственностью забавляется.
Если правом личности разрешается,
И вкладом в достояние народа определяется.

На этом плановую и рыночную валюту заведем,
И весь мир за собой поведем.
– Собеседник почесал затылок свой,
– Над этим думать надо, мой дорогой,

Опять подпольем попахивает. Боже мой!
И если делать, то революцией мировой.
Народ не будет долго ждать.
Эту проблему нужно срочно решать. –

Услышал я, и посмотрел на место Ильича,
Не вижу, лежит лишь записка одна:
«Ушел в подполье, товарищи – господа».
Опять конспирация, сказал я,
И отогнал видение от себя.

    Тут налетчик Сталин возмутился её больше. Отложив свою трубку, он промолвил:
– Ты мне Лазаря не пой. Я тебя, вошь, сгною, ишь, чего вздумал – на меня свалить вину хочешь?! Я страну от сохи до атомной бомбы поднял. Дело Ленина в мощь страны превратил, не сумел только мировой революции сотворить, а вы её снесли в утиль на металл. Такого унижения народ не знал. Если так уж хотите, то я и Богу, и Ленину сейчас позвоню и воскреснуть из подполья последнего вновь попрошу. Он диктатуры рабочих не отменял, а вы сейчас её на кровавую диктатуру капиталистов денационализацией поменяли. Думаете, он вам спасибо скажет, ведь предатели страны им уже казнены и на дыбах целуют кресты. Может быть, он ваш НЭП под контроль общественности поставит и зависимым от общественного достояния объявит, но спасения это от наживы доставит ли?
     Тут Истина говорила, что Комсомол и пионерию тоже вернуть надо, чтобы её творческим делом созидания занять и к добру звать. Только они, когда подрастут глупость, что сотворили вы, за все времена будут осуждать и на дыбы призывать отпевать. У вас сейчас остался только один выход захватить власть с оружьем в руках в зарницу сыграв, либо голосованием открытым, как на абордаж, военным её передав. После этого на народное достояние создать плановую энергетическую валюту и плановый социальный оборот товаров параллельно рыночному. Так кажется я понял, что Истина от вас хочет.   
    Однако здесь без контрольной народной ветви советов, по договору с руководящей ветвью, как с профсоюзами власти эту не сохранить. Только, после этого представители частного накопления не смогут свернуть власть её. Возможность властных измен, какие свершили тех, кого Ленин на дыбах казнил, будет исключена.
   Он достал книгу её и, крестясь, стал молиться, почти шёпотом сам себе что-то причитая. Кургинян не знал, бояться ему этого исторического властного явления или радоваться, и лишь промолвил:
– Моя контора и я только за вас, и вашу диктатуру рабочих, как и созидание готовы воспевать.
   Стал говорить, что его театр готов пропагандировать нового общества идеи и даже представить стихи революционеров на сцене.
– Только чую врешь, знаю, что многие новые поэты революции к вам приходили, но ваши режиссеры их казнили. Фикцию борьбы создаешь. Вот так же ваша академическая наука сопли жует и никакого продвижения новой общественной мысли не дает, – возмутился защитник коммунизма, – Иосиф.
    Его оппонент, в оправдание продолжал излагать свои мысли. Однако, как создать капитализированный социальный банк народного достояния, он тоже никакого представления не имеет, а его окружение это даже отвергает. После этого задумался и неожиданно стал опять читать стих:

Мой девиз всего три слова:
«Диктатура только Бога».
Если разум и талант – это Бог,
То ему преклониться готов.

О, диктатура! мой коварный искуситель.
Где же ты от счастья повелитель?
Где же диктатура созидания?
Я ищу загадки мироздания.

Демократия денег, как высшее зло
Мне червонцы свободы швыряет в лицо.
Стон стоит, и талант обезличен в законах.
Демократия денег, наш разум в оковах!

Мне на такую демократию плевать.
Хочу я Божью диктатуру заказать.
И спуд не нужен здесь ума,
Диктатура талантов нужна.

Талантов небожителей,
И мир творцов любителей.
Мир творец,
                всему венец!

Но девиз мой, как клич рубежа,
Демократия загнала под свод блиндажа.
Вот понятьям моим, нуждой брошен конец
И хватаю я грудью презренья свинец.

О, диктатура мой коварный искуситель.
Где же ты от счастья повелитель?
Где же диктатура созидания?
Я ищу загадки мироздания.

Радуйтесь недруги, нынче я нем,
И никак не решаю планетных проблем.
Мой девиз, как костер на ветру,
Все равно не погаснет, хоть я и умру.

Под небом вражды и нужды,
Демократия клич Сатаны.
Её ж в природе, люди, нет,
А капиталу в ней лишь свет.

Обезличенный ею народ
Лишь богатым дорогу дает.
Но караван свобод идет
И в нужде талант ревет.

Что же делать и дальше как жить?
Контроль над властью должен быть?
Контроль народный и святой,
С великой истиной людской,
С миром творцов, а не купцов
И от мамоны подлецов.

О, диктатура! Мой коварный искуситель.
Где же ты от счастья повелитель?
Где же диктатура созидания?
Я ищу загадки мироздания.
И девиз мой, как клич из огня,
Призывает к прозренью сознанье слепца.

    Он прочел это стих, брызгая слюнями от растерянности, будто свою политическую статью, в доказательство того, что всегда и сейчас готов красочно защищать любую революционную мысль, но в первую очередь марксизм. Ему похлопали, и удивились тому, что он вдруг стал воспевать чужую идею.
    Он уловил эти удивления и опять задумался, стирая пот с лица. Вздохнув облегчённо, что его не осудили, продолжил, стараясь угодить своему кумиру Сталину.
– Я сам таких мудрецов, продавших страну капиталистам, как Абалкин, Чубайс, Гайдар вместе с первым Президентом страны посадил бы за измену на кол. Говорю постоянно о необходимости революции если не сверху, то снизу. И чего вы этого меченого Президента Мишку сюда не привели? Всех казнили, а его оставили – он же первым в очереди на казнь за предательство должен быть, мы бы его сами разодрали на куски. Это он в основном виноват, ведь он новый НЭП под контроль не мог взять.
    Среди заседавших налетчиков воцарилось молчание, потом они между собой стали перешептываться.
– Если Сталин и прикрыл НЭП, то это не значит, что он не смог бы поставить его под контроль, только тогда это было невозможно, – заметила Истина. – Хотя за семьдесят лет социализма можно было бы и решить эту проблему. Наука, к сожалению, не смогла решить эту проблему, равно как и проблему смены показателей экономического роста с валового, отчужденного от производителя, на социальные показатели или сделать его плановым. При этом общественная социальная собственность была отчуждена и не определяла ни значимость личности, ни ей общественного роста, а план был недостаточно гибок для планирования всех потребностей.
    Необходимость коммерческого оборота требовала своей валюты рыночной ориентации. Безграмотность Хрущева, усугубила крах доверия к партии тем, что за двадцать лет обещала построит коммунизм ничем в стране не могла это подтвердить. Были утопические работы сделать бесплатный хлеб, спички, мыло после воспитания необходимого сознания, но на этом всё и кончалось, как и кончится скоро обезличенный демократический хайп равенства свобод, а точнее хайп беспредела.
   Остальные заседавшие налетчики молчали, будто соглашались с ней.
– Скажите же, скажите все, не молчите, я же прав требуя казни первому, но, увы, почему так? – настаивал вдогонку высказанному по-прежнему Кургинян, реагируя на затянувшееся молчание остальных налетчиков и, сам удивляясь своей смелости, добавил:
– Если Хрущева нельзя вернуть, то без этого меченого, но живого «последника» – Президента не будет справедливости и это будет не суд истины, а самосуд бандитов. Пускай он тоже здесь покается за свою кривду и измену земле, и партии, которая его вскормила.
   Подошедшая к нему Истина, успокаивая его, объявила:
– Сейчас голосование устроим, хотят ли его все, если да, то его явим вам для исполнения долга справедливости, но судить его будете сами. Мерилом справедливости пусть станет ваша совесть и боль народа. Для этого нам нужно магические силы Кашперовского и пусть он умрет заразной мышью, с казнью народной ненависти, которую никто никогда ещё не видел.
– Тогда за компанию и действующего Президента, что Белый дом расстрелял, и страну с бодуна в Германии протанцевал. Только после этого месть будет по полной народной карающей милостью. Посмотрим с какой честью он примет смерть – продолжал Кургинян.
– Ленин, как мудрейший из мудрейших его со всеми бурлаками уже зрительно покарал, хотя Кашпировский все может исправить и радость эту вам повторно составить. Он за кулисами сейчас сидит и по воле Божьей компанию вам может развеселить, но тут есть нюанс.
   Пленники, услышав такой ответ, быстро поставили на голосование, и все проголосовали, но к единогласию не пришли.
– Это голосование, как выборы в больнице. Кто за, кто воздержался, кто иначе – в общем, беда, будем разбирать – продолжала Истина утверждать. –  Выходит, и так, и так, диктатуры нет большинства. Все, как в компании слепых и зрячих, где слепых большинство проголосовали за вечную ночь, так как слепым днем мешали зрячие. Выходит, здесь, мы этого полностью выполнить не сможем, а как хотелось их в гроб Истины положить и каждого сквозные гвозди справедливости заставить в него колотить.
–  Это жестоко. Это террор, – послышались слова.   
– Развал Союза, это еще больший террор был, а террор предательства оправдывается только кровяной купелью возмездного расстрела с полной оттяжкой прошлого. Кому нынче ультиматум предъявлять если многие из вас голосованием оправдывают изменников? Вы же под угрозой своего расстрела. Мы пытаемся вас не только осудить, но и просветить, и заблудших, как больных истиной излечить. Надеемся, после этого вы сможете сами заставить заграничную «вымость» власти курс сменить или полностью заменить. Если он свою элиту ценит, значит, политический курс сменит, а вы после нашего внушения сделаете должные выводы и курс страны сменить сможете. Иначе мы с вами вновь по-другому будем говорить. Так что ваше голосование, как единства беда. На экране результатов голосования, как в подтверждение слов, появился текст ультиматума правительству, а потом и стихотворение о голосовании:

Голосование в больнице,
Словно на курорте в Ницце.
Нет единства отдых свят,
К нему, как к выборам спешат,
И о спасенье в них твердят.

Выборы в стране светил,
Но не всем процесс сей мил.
А в больницах он вообще
Словно лом по голове.

Если скрученные пальцы,
Всех относят в протестанты.
В первой гинекологи,
От секса патологии,
Проголосовали первыми.

Боль, омыв надеждами.
Отдав честь святой нужде,
По приказу в неглиже,
Кто по пояс, только сверху,
Кто меж ног держал лишь ветку.

А в приватном кабинете,
Где кандидат за них в ответе,
Признаются все в любви,
Голоса деля в тиши.

Светятся и тем, и этим,
Просят счастья местом третьим.
Вот отдались, наконец,
Голоса деля на всех.

Ах, ха, ха, ха, ха, ха, ха!
Девственниц пошла толпа.
Все отдались принцу Аму,
Как желанному Адаму,
Что обещал кормить детей
От алиментов с бюллетеней.

С Жирдановским поиграли,
Но резинки надевали.
Не одну, а сразу три,
Чтоб не поймать большой беды.

Коммунисты загрустили,
Девки их за борт спустили.
Девок пятого аборта
Осчастливить очень сложно.

Член комиссии крутой
Обслужил весь люд больной.
Кто подняться уж не мог,
И раздвинуть даже ног,
Отдавали долг прилюдно
Порой с болью, хоть и дружно.

Кто руками, кто ногами,
Как по закону, бюллетенями.
Чтоб потом не говорили,
Кого и как они любили.

Чтоб алименты предъявить,
За развод от дел святых.
От больных стоял контроль.
Гласный выбор – счастья соль.

А интимный, как бывало
Всегда подложит то, что надо.
Звал в приватный кабинет,
Даже не порочных дев.

Извращенцам и хромым,
Чтобы мук не знать, как дым
Было в общем наплевать,
За кого голосовать,

Но также звали в кабинет,
Чтобы сокрытым был обет.
Тем, кто на выборы чихал,
И на секс выборный плевал,
Как и на радости свободы
Клизм прописывали дозы.

Но, если так не всё внушали,
То с пятой точки волос рвали.
Для тех, кто ломку по утрам
Покорить не мог уж сам,

И член кому мешал вставать,
Чтоб не могли отчет сорвать,
Им терапию всем с утра
Для приватного конца,
Сестер просили выполнять,
Чтоб дружно всем голосовать.

Вот лежащие больные
Вдруг забастовку объявили.
Если на ноги не встанем,
Голосовать совсем не станем.

Чтобы сдохнуть лишь от счастья
И простились все проклятья.
Есть и писать перестанем,
Врача смертью напугаем.

Чести сделаем аборт,
Он забудет про курорт.
Люд больной, что по моложе,
Из урологии, похоже,
Голосовать не хотел тоже,
И протест у всех простой,
У нас в паху большой застой.

Нет приватной терапии,
На руках мозоли ныли.
Поросли и мхом девчата,
В тех местах, где тело свято.
Честь опутана замками,
Чтобы ног не раздвигали.

Тут главврач решил проблему,
Ввел в режим секс перемену.
Эротическое чудо,
Где, когда оно здесь было?

Эротический концерт
Вот на это дал акцент,
И транслировал с утра
С гинекологии дела.

И вот тогда на это чудо
Собралось немало люда.
Терапию соглашенья
Провели всем без стесненья.

Все закрыто голосуют,
И закрыто всем дают.
Кто-то голос, кто-то тело
Если надо это в дело.

Все за партию родную
И танцуют, и поют.
В дом терпимости больницу
Превратили, вставив спицу.

Чтобы крутилось вокруг всё
На здоровье и бабло.
Стало жить легко в больнице,
Меж палат уж нет границы.

В любви вождям все признаются
И, с стеснением расстаются.
Кто-то спутал горшок с урной,
Но собрали срам не нужный,
И за голос посчитали.
Так в отчет и записали.
Всем, за кого голосовали.

А предсмертные сказали:
«Хрен для власти заказали,
Голосуем, лишь открыто,
Убиваем, шито – крыто.
Напоследок от души.
Нам резинки не нужны.

Смерти что ли нам боятся?
С властью нужно рассчитаться.
Голоса считаем сразу,
Чтобы их не тасовали.

Мы посмертно власть закроем,
Без революции заколем,
Вновь к седьмому ноябрю
Чтобы продолжить жизнь свою».

В общем, выборы прошли,
Нарушений не нашли.
Честь отдали все случайно,
Кто открыто, кто не гласно.

Лишь зуд в сознанье, как в паху
По страсти, глупости, за мзду.
Так раздали всем вкрутую
Демократию шальную.

А потом просили мыло,
Ведь выбрали греха светило.

    Однако на стихотворение поначалу никто, как на ядро Менхаузена, не обратил внимания или просто решили промолчать, хотя налётчик Сталин сказал, что коммунисты могут победить только так, в открытую, как в стихе продемонстрированно.
– В мои времена отказников на выборы не было, а причины отказов разбирали и сразу исправляли – продолжал утверждать он.
    Некоторые с характером жабьего возмущения из застойного болота уже после выражали к его утверждение своё к стиху неудовольствие, другие даже его освистали. Они, как выяснилось, в открытом голосовании не видели необходимости, так как это требует смелости, чтобы публично отстаивать свою позицию.   
   Третьи уже как Истина считали, что открытое голосование требует для достойных гордости страны и повышенное голосовое право, в виде бюллетеней с дополнительной голосовой значимостью, в соответствие с их общественным статусом, возможным явлением.
    В данный момент это было уже не существенным, и они даже забыли на время, что гости теоретического налета требовали присутствия бедовых президентов. Однако их не волновала не их жизнь, а своя потому их насторожили слова налетчицы о том, что их жизнями хотят купить жизнь или на отставку Президента.
    От этого они как будто окаменели, предвкусив ужас возможного развития событий. Некоторые отлично понимали, что Президент никого из них давно не особо ценил.
 Они понимали, что лишь как-то отдаленно заменяли бывшие Советы Народных Депутатов, которые напоминали некое подобие обратной связи народа с властью. Они же реального влияния на власть не имели, и она в угоду западу снисходительно её терпела. Ленинские Советы в первоначальном виде – это все же были выбранные активные представители народа от каждой организации, для контроля и влияния на партийную исполнительную власть. Они даже распоряжались некоторым народным достоянием. Думцы, однако, были далеки от таких полномочий и с формами представительства народа справлялись слабо, занимаясь только формированием некоторых законов. Советы хоть и не имели общественных договоров о возможном взаимодействии и влиянии во власти на уровне районов и поселений, как профсоюзы на предприятиях, но на своих партийных Съездах могли поставить вопрос о снятии любого руководителя. У советов был высший орган Съезд и Устав, но при отсутствии единого социального показателя значимой деятельности власти, они полностью были подчинены партийному влиянию.
    У настоящих Думцев же было только оральное право, неподсудность и возможность выставить своих представителей во власть с каким-то влиянием на законодательные решения, если имели какое-то большинство. Члены её представляли гнездовья ос из разных партий, и богатых представителей способных оплатить выборную компанию для борьбы за власть, а единого влиятельного и контрольного представительства народа не представляли.
    Практически состоя из интересов разных партий, Дума была преградой действующей власти, приводя к неэффективной оперативности её работы. Чтобы исключить это, разношерстное представительство во власти, Президент в ручном режиме сам вынужден убирать не угодных стране подчиненных, как не оправдавших его доверия. Таким образом, убирал и народную ответственность, возложив её на себя, так как сам был тоже представителем народа. Логически правильно было бы продвигать единоначалие, с возложением формирования всей власти на главу государства и не морочить мозги обезличенным демократическим выбором. Выборному представительству народа, как его советам можно было бы предоставить право Вето с контролем и обратной связью. Только на них самих должен существовать механизма влияния, иначе они могут превратятся в декоративное дорогое представительство.
     Это многие из думцев понимали это, но сменить эту матрицу все равно, что пойти на свою смерть. Однако многие не знали страха власти и могли даже не долго угрожать Президенту. В компании думцев находились одни конкуренты на Президентское место. Расстрелял же народных представителей, в Белом Доме показал, что он с ним свою власть делить, не собирался и спасибо скажет, если кто-то, из этого сборища не равнодушных к власти, кастрируют за него. Считал их холопами праздности, защищенной распущенности и безответственной свободы, как и он сам, внесенной идеологией агентов из-за границы.
    Элита, опьянев от демократии политически тупела вмести с народом, оправдывая свою глупость тем, что альтернативы общественного развития нет, а демократия божественный свет. Президент относился к ней, как некой социальной дани демократическому западному, вскармливающему слабую власть, определяющую из них представительство во власти. Суть этого заключалось в том, чтобы сделать из России великого потребителя развивающего мощь запада, а не конкурента. Законы он был готов сочинять и сам, лишь передав эту миссию Минюсту страны, чтобы не обучать их и опираться на разный сброд богатеньких представителей, стремящихся лоббировать свои кормушки, прикрывая бесконтрольно это заботами о народе. Так казалось не одному плененному Думцу, что выяснялось следователям из анализа их объяснений после теракта.
    Жириновский в это время думал по-своему:
– Да таких как я конкурентов, вместе с коммунистами, он запросто отдаст под нож, а эти чудные налетчики только грозят обрезанием или кастрацией. Ну чего мне ещё одно обрезание и даже кастрация? – Жить то буду. При этом, если этих налетчиков в компаньоны взять так, чтобы и интерес свой соблюсти, а общего ничего с ними официально не иметь, то можно и свою песню спеть.
    Даже если президент не пойдет на уступки, когда они поставят на кон их жизнь, то надо сделать так, чтобы наказали в первую очередь его противников, мешающим ему добраться до власти. Скорее всего, он пойдет на какой-то компромисс с налетчиками, но курс свой этот упертый коммунистический оборотень и пропойца не изменит.
     Ему даже стало интересно дальнейшее развитие событий. В данный момент он, как коммерсант по душе, понимал, что лучше занять сторону налетчиков. Это могло спасти жизнь, и такую позицию легче было бы оправдать давлением силы. Умирать за свои идеалы как революционеры он не хотел, как не хотели умирать и сами коммунисты за свои.
– В первую очередь надо сделать так, чтобы никого больше не убили или убили только не моих, да и никого не кастрировали при делах любых. Ведь обрезание уже, как будто совершили, когда водой истины всех затопили. У меня после купания конец точно стал короче. Хорошо, что яйца в воде потоком не оторвало. Похоже что-то подобное у всех на какую-то долю отсохло, только никто признаваться не хочет. Если на этом крещение закончилось, то это полбеды. Рога нужно чтоб отлетели, если ради такого прикажут, этого меченого Президента – Мишку расстрелять, я сам на это соглашусь. А если не надумают, надо их надоумить, я даже пеплом голову готов посыпать и кричать в покаянии.
    С этими мыслями Жириновский стал кричать, будто шнуровка страхом его рта рассосалась совсем:
– Господа, господа, вы давно говорили, что Горбача надо судить за развал Союза. Однако полного согласия не произошло. Теперь я предлагаю не только его, а всю эту кампанию без суда и следствия сейчас казнить. Мы вынесем приговор, а налетчики его исполнят, заодно и действующему Президенту приговор вынесем только, кто исполнять будет?
– Мы, – в один голос заявили Хасбулатов и Руцкой, – только нас пусть попозже казнят, поиздеваться хочется над ним и насладится его муками. Он нас расстреливал без суда и следствия, и скольких еще, гад, погубил. Нужно – и другие подтянутся. Кровь за кровь, глаз за глаз.
– Да я не о Ельцине говорю, его ленинцы уже на дыбах казнили, а о Горбачеве.
     Послышались возмущения, но тут в зал ввели Горбачева с наручниками. Кто-то крикнул по-немецки: «Ахтум, ахтум» и половина зала заложников зааплодировала, а другая свистела, крича: «Наконец-то повязали предателя, расстрелять!». Он уселся за стол рядом с демократами, и они отодвинулись от него, как от прокаженного.
Горбачев, опешив от происходящего, только качал головой и повторял:
– Не надо, не надо крови. Давайте жить дружно.
– Ишь, чего захотел, – возмутилась Истина. – Что делать? Если в развале Союза в первую очередь виноваты вы со своей демократией.
– Я не виноват, вы ищите козла отпущения, чтобы бросить кость наслаждения в пасть общественного возмущения.
   Тут он вспомнил какой-то стих про козла, и его как будто бес подхватил, требуя рассказать стих и в поступках своих как-то себя оправдать.
Читал он его по памяти и от волнения обтирал платком лицо:
                Козел отпущения

На горе «Тыртырнай»
Люд устроил сабантай.
В жертву богу козла ведут,
Звон бокалов то там, то тут.

Тыр, тыр, Тыртырнай
Жертву, Боже, принимай.
Ведут козла на эшафот,
Ликует, празднует народ.

Не казните козла, не казните,
Безгреховную жизнь сотворите.
Но убили козла, убили.
Грех души его кровью омыли.

Еще брызгает кровь, и прощенья струя
Заливает позору людскому глаза.
Тар, тыр, Тыртырнай,
Грехи прощай, грехи прощай.

Забили козла, забили.
Голову от тела отделили.
Отпрыгался козел, ура!
Греха не чувствует земля.

Но отпустит ли Бог грехов.
И восстали молитвы без слов.
На горе, сотворяя беду
Очищал народ душу свою.
Тыр, тыр, Тыртырнай.
Жертвы, Боже, принимай.

От сей смерти ждет знать очищения,
А народу большого терпения
И думает люд простой,
Грех искупит он жертвой такой.
И горит, горит до утра
Безгрешное тело козла.
Тыр, тыр, Тыртырнай
Жертвы вновь не выбирай.

Пусть единственной жертвой земли
Будет пост, аскетизм за грехи.

– Вы хотите легко отделаться, – услышал он возмущение из зала. – Слезы разделенных семей и народа по разным странам должны вам отлиться, и вы не безобидный козел, а настоящий. Ваша политика причинила боль многим и не может забыться. Сами должны руки свои на отсечение дать, чтобы смерти избежать.
– Нечего тут беспредельным самосудом заниматься, мы же цивилизованные люди. Вы же не испанская инквизиция?
– Нет, мы скорее призраки воли графа Монтекристо от похороненной вашей демократией истины и страны.
– Я демократию с молоком матери из груди отсосал и это высшей ценностью считал. Карать за это все равно, что карать мечту человечества. Потомки вам кару мою не простят.
– Коммунизм тоже был мечтой, но вы убили его демократией своей, вместо того чтобы доработать социализм и право на пользование, и управление по общественной значимости воспроизводить, а не через партийный протекционизм. Если демократии в природе нет, то это обман сознания и его с молоком матери получить нельзя. Только диктатура созидания в природе божественна, а вас от социалистической к демократической утопии потянуло.
– Весь мир демократией бредит и живет в ней, и ничего не происходит. Я первым выбранным президентом был и свободу голоса подарил, ответственность за мой выбор на народе лежит. Страну развалил не я, а тот, кто меня с трона сместил.
– Вот на костре демократической глупости пусть истлеет дух твой, и другой, что твоей научной средой стал, но гарантии здравой жизни не дал. Пока народ не прозреет, вожжи оценки власти в руки не возьмет, и на таких, как вы, влиять не начнет, мы от его имени с возмездием за развал Союза кару преподнесем. Вы по своей, или чужой воле, но изменили стране и идее, и кара будет на вашей спине. Выбор вас не их вина, а то, что на выборах народу узда истины не была дана. В такой ситуации девять одурманенных слепцов из десяти всегда выберут безответственного слугу, на беду. – Возмущенно высказалась Истина и прочла стих:

Боги не живут среди науки,
Их казнили мысли мудрецы.
В этом нет у мира большой муки,
Новых истин ждут наук жрецы.

Истина! Истина! Только она
Истина Бог и любви не вдова.
С ересью догм хочу спор повести,
В храме науки, духа счастья найти.

Борода заблуждений опутала мир,
Ересь ада над истиной словно вампир.
Эй, флюгер пророчеств – безумства заказ.
Вы запутались в сказках своих Карабас.

Чтоб распутать интриги, вранья бурелом
Я в науку ушла, чтоб найти перелом.
Мне Бог помог, вдруг родником,
Открылась истина земли её творцом.

Испейте истину, склонившись к роднику
И позабудьте догм пустых вражду.
Истина! Истина! Только она,
Истина Бог в этой жизни всегда.

Очень стыдно за власть, где же истин умы?
От инфляции истин вы уйти не смогли.
Заблуждения пророков щадить не хочу.
Отруби Карабас сказок бред бороду.

Истина! Истина! Только она
Истина Бог, для науки всегда.
Бред от ваших синих мыслей
Пахнет подлостью земле,
И в колодце ваших знаний
Рынок счастья – дань вражде.

Истина! Истина! Только она
Истина Бог, и прозрений звезда.
Прощайте! Время сказок наживы ушло.
Прощайте! Диктатура талантов стучится в окно.
Прощайте! По прозрению законам, живете с умом.

Бег моих мыслей, будь прозренью гонцом.
Все, закончим идейный раздор.
Я права. Жизнь закончит наш спор.
Доказать рынок счастья вы мне не смогли.
Как опавшие листья под него вы легли.

Прощайте! Свобода бездарностей нам не нужна.
Прощайте! Демократы беличья, я вам сирота.
Не колдуйте безумством над счастьем людей.
Поклонитесь природе, как Богу скорей.

Истина! Истина! Только Судья
Истина Бог, и в познанье она.

      Этот стих, она почти пропела и тоже за стол села. Некоторое время молчала, потом стиснула руки и, разомкнув их, откинула свои волосы в стороны. С некой надменностью произнесла:
– Не вкушали бы вы плодов запретного дерева зависти и алчности, то и связь с Богом не потеряли и сейчас здесь не сидели. Вы же механизм частной собственности запустили, со своими последователями свободной наживы всю страну перемолотили и про социальные её нормативы забыли. Бесплатную социальную сферу под нож пустили и кооперативной наживой её определять стали. Хотели валовый доход этим и поднять, но нищету и инфляцию сумели создать и о контроле над собой и всей бюрократией перестали мечтать.
– Забросать этого царя камнями, – закричал налетчик Грозный
– Привезите камни. Булыжники – оружие революции, – выкрикнул кто-то из коммунистов. – Он наш предатель.
   Грозный, выматерившись и перекрестившись, снял с себя корону, швырнул в осуждаемого. Корона полетела и, задев флаг России, повисла на нем. Орел, что до этого разместился на нем, отлетел и стал кружить над головой Горбачева. Он как будто бы почувствовал, что над ним кружит смерть и совсем сник. В душе поднялась паника, которой он не давал виду, но понял, что чека рока сорвана и он карой кружит над ним. Сразу вспомнился стих «Чека», который душа будто бы поймала на лету и он, с предвкушением своей участи стал читать:

В черном страхе мглы ночной
Живет мир с вырванной чекой.
То там, то тут, кого-то рвут,
Мины проклятий раздают.

Тебе чека и мне чека,
И мы рванем наверняка.
За, миг, а может быть за два,
В рай отправится душа.

Того, кто ждал, что я уйду,
Но первым не сорвал чеку.
В Рай уходит, я в аду,
За то, что совершил беду?

    Он не успел дочитать этот стих, как в следующее мгновение орел, как петушок, слетевший со спицы из сказки Пушкина, клюнул его в родимое пятно на голове и несчастный упал замертво. Кто-то крикнул: «Свершилось! Собаке собачея смерть!» Орел, тем временем, схватив ультиматум, подготовленный налетчиками властвующему Президенту, и как голубь святого духа вылетел в дверь, а далее в открытое окно коридора.
– Полетел ультиматум предъявлять в Кремль, а по ходу может быть и действующему Президенту месть проявить. Если в ангела не сможет себя превратить, то справедливость вряд ли сумеет восстановить, – опять прокричал кто-то из оглашенных заложников.
   Тем временем привлеченные советники из-за границы, что случайно оказались в зале, паникуя заставили Чубайса позаботиться об убиенных. Чубайс подтащил труп Горбачева к лежащему Гайдару и стал в беспамятстве причитать:
– Дорогие мои, вы пали за святое дело, мученики вы наши. Частная собственность бессмертна, наше дело правое, мы победим. Ваша жертва станет святым поклонением. Я закрываю вам глаза, но пусть они откроются снова, встаньте святыми призраками нашего знамени. Вы трудились в поте лица своего, чтобы правое дело восторжествовало, и оно будет жить. Ну, откройте хотя бы один глазик, посмотрите на меня, и восстаньте, я с вами. Я не убиенный и отомщу за вас. Верьте, если с моей головы упадет, хоть один волос, я открою все чемоданы свои и Руцкого, и тогда все банки мира обрушат валюту страны прокаженных коммунистов. Всем станет плохо, и народ порвет этих налетчиков, как разъяренный Тузик грелку.
– Вы смотрите на него причитания, – возмутилась Истина. – Он в них нам угрожает. Мы народные мстители и нам бесполезно угрожать народным бунтом. Вы своими ваучерами обокрали весь народ, продали страну и снесли на металлолом промышленность, а теперь ещё пытаетесь натравить на нас народный бунт, безумец!
– Альтернативы не было.
– Это у вас ума не было. За вас думали господа советчики из-за границы, а им нужно было только нажиться на развале державы. Если бы вы провели именную ваучеризацию, а ваучеры положили в эмиссионный банк и на них произвели денежную эмиссию, каждый от своей доли имел бы процент. А если бы каждый имел ваучеры по своей социальной значимости, то ни ученые ни поэты в челноки заграницу не подались, а имели свой статус значимости. Он бы давал соответствующие права на занимаемую должность, чин с правом на управление в государстве и уважение окружающих. Утвердились бы основы правового общества, с социальными нормативами прибыли, а не её бандитский беспредел, который опустошает карманы мирян. Достойные и значимые люди получили бы право управлять предприятиями, и каждый человек стал бы экономической личностью с полной экономической ответственностью. Для этого нужно было разработать экономику социального обеспечения и воспроизводства. Не лез бы ты батенька в управление и власть, если бог тебе ума не дал. Это я тебе со своей колокольни говорю потому, что я Истина и от Бога иду. Ты посмотри на мою красоту, ты такую же непорочную мечту земли забил в гроб страны. Видно не только не знаешь меня, но и не понимаешь, что истину убить нельзя.
    Вот послушай, что скажу я про себя и стала напевать:

Целомудрия век ко мне лег на колени.
Грудью мыслей своих соблазняю к постели,
Что бы мысли его в моем чреве запели.
Кровь любви разливаю, чтобы страсти кипели.

Не стесняйся век завтрашний этой любви,
Отхлебни моей страсти, за собой позови.
Расскажи, что спасет этот мир от вражды,
Напою тебя грудью своей красоты.

Непорочности век, «я боюсь» мне твердит.
– И не рано ль с меня просишь этот ты миг?
Ты умрешь, если истину мира познаешь,
И зачем это груз, ведь себя потеряешь.

– Не целуйте меня грустью прежних сомнений,
Тешусь жертвою счастья, пророчества теней.
Очень, очень мне хочется знать,
Как от боли земной убежать?

Вон несчастье слезами милуется
И с прозреньем мысль не целуется.
Нет и нет покаянию места.
Непорочность грехам, как невеста.

Мир наживы, как Ад, угрызенью не мало.
Во спасение жертвою стать была б рада. –
Так решила я ответить,
Чтоб его к себе приветить,

И мысль его, меня прижала,
С биеньем сердца страсть отдала.
Рыдая от счастья меж рук и коленей,
Упивалась соитьем величья мгновений.

Срывала всё, в чем я свята,
Объятья сжала красота.
Боготворя мир вдохновения
И истины любви мгновения,

Я упивалась вся желанием,
Чтоб разрешиться в нем сознанием.
О, грех первейший на земле,
Прости же, Бог, его и мне.

Я отмолю и то, и это,
И то, что истиной раздето.
Ты, проклятье, меня не ласкай,
Болью руки мои не ломай,
И не лапай, не лапай мой рай.

Мук отвращеньем не казни,
Да и презреньем не люби.
Душит, душит сомненьем творца
Предрешённая участь моя.

Гонит совесть мою за порог,
И готовит сознанью острог.
Ты на теле цветы мне помяло,
Помолчи, это будет не мало.

Лучше рядом со мной посиди.
И прощенье ко мне пригласи.
Я целомудрие рожу,
И мысль святую покажу.

И пусть в сознанье радость мук
От святости на гонит звук.
Вот губами к мечте прикоснулась,
Будто водою святою умылась.

Тайну мыслей своих вороша,
Воспевает соитье душа.
Знать или не знать. Быть или не быть?
Но решился мир счастья свою тайну открыть.

Соотношение всегда,
Живого, прошлого труда
Между собой, в цене безгрешно,
Коль равнозначно, значит честно.

Чтоб в угнетенье жизнь не шла,
Нажива с прошлого труда
Своей красой блистать должна.
И в этом люд душой воспрянет,
И вражды мира уж не станет.

Над постелью моей мироточат иконы,
А в подушке любви заблистали законы.
О любви одиночества в мире живых,
И сознанье целует прозренье святых.

Да умри и погибни та жизнь, что идет,
Пусть прозренье в сознание всех расцветет.
И умрёт от любви пустоты глубина,
Где страдает по-прежнему мира душа.

Порвитесь сомнения прошлого с болью,
В торжестве замилуйся надежда любовью.
Пусть с новым, рождением истин умру,
Но точно воскресну и счастьем приду.

– Я такие сказки не слушаю и не читаю и тебе не советую особенно на ночь читать. От такого бреда можно голову потерять. Ты что за истину мне свой основной закон хочешь впарить, и весь мир поклоняться ему заставить? Не носись ты с этим законом, как с писанной торбой. Есть другой закон основной и не будет он сменён тобой. Поиск соотношения живого и прошлого труда академик Струмилин выдумал с бодуна. Потому это понимание меня не убеждает, ведь себестоимость продукта поднимает, и конкуренция на этот закон начихает.
    Чубайс высказался и погладил себя по голове, что аргументы веские привел истины госпоже, но услышал ответ аргумент:
– Ну, она этим только бледнолобых экономистов и коммерсантов пугает, кто сущность в наживе лишь знает. Существующая культура налогов, которая конкуренцию к порядку призывает, но её частный характер наживы социалку целью не определяет . Не от того ли вас и Струмилин пугает, что его идеи план развивали, и коммерсанты на стихии цен не толстели, и от денег не чумели. Боитесь, чтобы нормативы прибыли на все утверждали и разум цены знали, а на сверхприбыли социалкой узды нужды надели. Все мечтаете, чтобы государства из экономики ушло, и частник наживы съел и социалку, и его.
– Этим вы точно разгоните всех коммерсантов, не дадите право больших доходов, потеряете от иностранных деловых авансовых капиталов.
– На дыбу его, – закричал Сталин, – Пускай коммерсанты бегут, а не доходы в заграничные банки кладут. Если в право оперативного управления государство предприятия не возьмет и нормативы наживы справедливостью не назовет, пусть нажива умрёт. Пока государство управлять предприятиями не станет или доход частника социалкой не обуздает, заграница на нас наживаться не перестанет и доход будет не в казне, а в заграничном мешке.
– Иуда!  Под нож его пустить и схарчить! А лучше содрать с него кожу живьем, и заклеймить врагом – возмущенно произнес Грозный поддерживая Сталина. – Кто согласен с этим поднимите руки и милость прошения получите.
    Все оглашенные пленники мгновенно подняли руки.
– Ну вот, что и требовалось доказать, а он все народного бунта ждет. Представители народа, это как глас его. Сейчас сначала его распнем, потом медленно шкуру сдерем. Посадим в «Запорожец» и, отправим на нем туда, откуда явилась во власть эта беда. Его же советников из-за кордона на угли посадим, и как шашлыки зажарим.
   Хасбулатов и Рудской начали молиться, утверждая, что наказание зря понесли и если бы власть взяли, то точно статусные отношения продвигать стали, так как в Китае к этому уже интернет-оценку рейтингом подогнали.
– Не надо сказки рассказывать, – возмутилась Истина, – очень сомневаюсь, ведь у вас всех одни заграничные советники были, и вы только за передел власти кровь пролили. Капитализм был бы тот же самый, только, возможно, более государственный.
– Может быть и так, а может вернули страну вспять, но точно институт статусных отношений подобрали и веру в коммунизм, как в правовое общество любви, воспели. Идеология всегда нужна как святая вода.
– Льстите нам, так, наверное, шкуру свою спасти желаете, и от пепельного ада голову оберегаете.
– Да нет, ждем, когда иностранцы на углях сгорят, и мы их пеплом головы всем непокорным сами будем обсыпать.
     Дискуссия так бы и продолжалась, но пока Чубайса готовили к казни, все обнаружили, что пропал труп Гайдара. И пока его в суете искали, Глазев, знакомясь с их экономической теорией, только пожимал плечами.
– Зачем я здесь нужен, не понимаю, – бормотал он. – Я вот тут работу полистал, хотя раньше её по почте получал, и ныне в общем уже тоже не очень возражаю. Абалкина с необходимостью планирования на уровне Госплана в рыночных отношениях одобряю. Он в экономику разных сфер собственности верил и прав был, но то, что право оперативного управления не разрешил и взаимозависимости собственности не определил, то это наш научный плач. Хотите, называйте это ученой бездарностью, но он заслуженный Академик и уважаем в нашей экономической элите вестник. Клочья шерсти ни с него, ни с нас, ни с вас рвать не надо, в каждой теории можно найти много противоречий, за которые её можно заплевать. Если вы уже отложили яйца нового общества и понимания, то это прекрасно, но я в отчаянии от описания и кроме меня может быть много желающих, которые готовы будут и вас заплевывать, и можете меня карать. Я не у власти и, как вы, могу только предлагать проекты свои.
- Вы управляете институтом и экономическими советами, и коммунистам льстите. Похоже, вас ещё ценят только потому, что государственный сектор защищаете, но и дальше не шагаете и серьёзного ничего не предлагаете. Этим вы революционное понимание убиваете, но государство, как единственного капиталиста олицетворяете. В этом прощение наше получаете и считайте, что казни избегаете.
– Значит, я кому-то ещё нужен. Ну, если говорить серьезно я готов с Истиной на дуэль, а то вы не даете не охнуть, не вздохнуть. Лампадой бы мне работу присветили, чтобы мысли ясней были. Я и ноги в святой воде и голову готов помыть, и пеплом её осушить, и тело для порки вам подарить, если в дело, что могу обернуть. Потому сейчас пройду по вашему тексту с винтовкой логики в руке, чтобы враждебного не было стране.
– Да возьмите хоть две, вы же в праве не видите возможности проявление любви на земле, и в воспроизводстве раздельной собственности основы в труде. Конституцией она не утверждена, а потому для вас мутная, а не святая вода и в ней жизнь научному пескарю страшна.
    Против нее вы даже чихнуть боитесь. По сути, вы крепостной слуга конституции, которую менять пора. Хотя, что говорить, вся академическая толпа за решёткой прошлого ума. Типичное поведение крепостного гуманитарного ученого, который концептуально слаб от догм давно, на которых вырастили его. Если руководство страны возьмет другой курс, вы будете защищать его. Конституционная финансово-контрольная функция власти хоть и слаба, но других у власти не держит пока, а мы свободной мысли господа, и истина нам за Бога и Царя, и мы идем под её дуду в историю на века.
   И пусть свершится кара над истиной порока, счастьем истины от Бога, о чем мечтает вся земля, – ему Истина сказала и про дуэль стих зачитала:

Дуэль, две истины выходят,
Стволы дрожат, но крови просят.
Истины лжи и правды стоят,
«Бог их рассудит», в толпе говорят.

Тучи сдвигаются. Ложь давит виски.
Люди стоят, ждут решенья судьбы.
«Что ж вы стоите, не ваша ль судьба,
Здесь разрешиться сегодня должна?»

Истина правды выстрел сделала вверх.
Истина лжи взяла на душу грех.
Презренье сверкает. Очи злостью горят.
«Не надо боятся». – Уста правды твердят.

Огонь! И падает одна.
Дрожат от стона небеса.
Как же случился, сей, дьявольский рок?
С болью на сердце ложится порок.

Убили правду. Убили вновь.
А ложь за охотой на новую кровь.
Ложь туманом ложится и ползет по земле.
Правды чистой напиться невозможно нигде.

С амбразуры стреляет ложь по грешной земле.
И струится в сознанье обреченность судьбе.
Амбразуры из денег. И бессилен ОМОН.
Деньги, деньги воздвигли этот дьявольский дом.

И любовь покупают и оправдан весь грех.
Нынче нужен для правды новый Ноев ковчег.
Пусть спасается правда в нем на радость для всех.
И найдет себе сердце упоенья ночлег.

Чистая правда вновь встает на дыбы,
И бросается грудью в амбразуру из лжи,
Чтоб любовь за успехи в ковчеге мечты
Воздавалась бы всем за богатство души.

Не казните, не стреляйте
В правду жизни никогда.
Возрождается из пепла
Ее чистая душа. 

     Прочитав стих, добавила, чтобы читали предложенную работу внимательно для полного просветления ума и приобретения своего мнения, даже если оно будет не в русле конституции и марксисткой теории. Однако пусть оружие истины нам с патронами – аргументами превратятся выстрелами в ответ на каждый аргумент и покажет кто прав, а кто нет, и читайте, наконец, читайте работу, я в воздух стрелять, как в стихе, не хочу и пустых аргументов не терплю.
   Он начал читать:
– Если отойти от сложного варианта раздельной акционерной кооперации собственности с Зюгановским лукошком, то нужно вспомнить как в социалистическую бытность, помнится, проводили аттестацию рабочих мест. Она проводилась без оценки их стоимости и до ума работу не довели и не развили.  Определение этой стоимости в принципе не сложно, если выходить из затрат на их создание. На основе этого также можно было определить уже и статусную аттестацию не только рабочих мест, но и экономическую значимость с гарантией полной статусной ответственностью работников. Однако задачу такую не ставили, и тупик праву оперативного управления объявили.
   Тут он читать вслух перестал и то, что дальше молча читал некоторое время обдумывал и потом стал вслух рассуждать:
   – Чтобы выполнить ваш основной экономический закон социального общества, о необходимости которого вы упрямо говорите, где соотношение живого и прошлого труда должно ровняться единице, необходимо думать. Если это необходимо для формирования социального фонда в себестоимости и соответствующей нормы прибыли, обеспечивающей рыночную реализацию этой сферы это одно. Однако я согласен, что плановая прибыль должна формироваться из соотношения работников в социальной и производственной сфере в отрасли или государстве, а по основному закону регулировать либо дополнительную (рыночную) прибыль, либо социальную долю живого труда в себестоимости. Также согласен, что налоговое обложение прибыли должно обеспечивать доплаты к тарифной стоимости труда по статусу. При этом я не согласен с вами, что все участники производства должны нести полную экономическую ответственность за брак и порчу оборудования, если зарплата это не позволяет. 
     Она перебила его примирительную речь:
 – Это хорошо, что вы что-то начали понимать. Соглашусь что зарплаты не хватит и такая ответственность возможно только через статусную значимость. Возможность буде заключатся в том, что статус будет отражать персонализированные социальные накопления на социальных фондах.
    Исходя из этого, нужно определять правильную тарификацию работников, на основе которой могло бы существовать плановое семейное воспроизводство, как социальную необходимость простого или расширенного воспроизводства. Простое социальное воспроизводство требует того, чтобы один работник мог прокормить, как минимум себя жену и двух детей. Это значит тарификация руда должна идти из этой необходимости и формировать статус значимости личности предоставляя права от управления рабочим местом до управления страной.
   При этом подходе должна быть разная оценка социальной значимости работающего гражданина и не гражданина страны.  Тут, чтобы уйти от социальной обезличенности граждан, необходим учет их социальной значимости. Здесь вожен вклад по исторической линии, и настоящий, в социальное развитие страны, в созидательной значимости с соответствующим статусом.
   Надо учитывать и то, что справедливо оцененный труд не возможен без выражения экономической и социальной личности. В этом подходе личность, как и нацию нельзя рассматривать без её родовой истории, и вклада в развитии общества.
   Для более подробного изучения, работу самим надо боле детально знакомится с ней.
    Оппонент её только покачал головой на её утверждение и возразил:   
– Тут для полного понятия такого развития нужен научный совет если не институт оьоснования и немало времени, которого не хватает всегда.
 – Какая ерунда, скорее не хватает больше ума у тех, кто боится потерять власть и в этом вся ваша беда.
– Я во власти не был никогда.
– Ну и что тут вам видится не реальным и утопичным, академический синьор-помидор? Вы если во власти не были, то советником слыли, – возразила Истина. – Опровергните, где ваши аргументы?
– Я что мог вам уже сказал.
– Хотя, что с вас взять, вы всего лишь бледнолобый марксистский догматик, который пытается решить проблемы народного блага через анальный подход частной и государственной собственности на единой валюте, а это опять тупик. Такие, как вы академики, нас не интересуют.
– Ну, тут вы, может быть, и правы и не правы
– Да, выкиньте эти мысли, мы во всем правы и Ура! Окелло выстрелил в некуда. Выстрел за мной. Только он вам будет, как в зуб ногой или по академической шляпе кочергой. На эти предложения вы в свое время даже отвечать не сочли нуждой, а сейчас соглашаетесь. Господин же Абалкин тоже, поэтому сказал, что понимания взаимозависимой собственности в экономике нет, как и экономической взаимозависимости между живым и пришлым трудом на рабочем месте, или об этом обосновании никто не знает. Так же и господин Кургинян утверждал, что в экономике нет понятия соотношения живого и прошлого труда. Тем более не видел и необходимости соблюдения их равенства при калькулирование себестоимости. О боже, почему Бог вам всем не явил мудрости, а только звания и должности?
– Может, всё наоборот? – выкрикнул кто-то из правых в зале, намекая колко на налетчиков.
– Если это было бы не так, то от огромной страны не остался огрызок на пятак. Их считали богами, а они оказались глупости мудрецами. Не смогли так же понять, что первобытный строй развалился потому, что общественная собственность не определяла значимость личности, а частная определяла. Она уже открывшейся возможностью выживания определяла значимость каждого. Как сделать, чтобы общественная собственность определяла значимость личности, в этом вопросе звания академиков им не помогли. Это может разрешиться только на взаимозависимой структуре собственности, а они её понимать и знать не желают. Подайте мне патрон шальной, выстрел в этой дуэли должен быть мой.
     Ей сразу подали заряженный пистолет. Она выстрелила и мгновенно с трех названных голов слетели шляпы и, в зале наступила тишина. Кое-кто похлопал случившемуся и донеслось: «Сказка. Одним выстрелом троих – блеф. Однако от шального испуга только академические шляпы послетали».
– От испуга только вонь. Чувствуете? Буду раздевать догола, пока причинное место продолжения рода не отстрелю. – Сдувая дым с дула пистолета произнесла Истина. – Такие, как вы, своей ограниченностью гнобили прогрессивных неформальных мыслителей, писателей, изобретателей. Это вам месть за всех и за погибшую страну.
   Вы готовы продолжать возвышать предвыборную обезличенную демократию, в которой после выборов на народ, по сути, наплевать. Ведь чтобы выслужиться, нужно только служить начальству своему, подставляя под его дерьмо обе руки. А после желаете, чтобы под ваше дерьмо руки подставили уже ваши подчиненные. В этом суть бюрократической системы. Такие как вы народу могут сказать: «Не нравится – можете уезжать в другую страну и там счастье искать». Не имея своей народной оценки, такая власть хоть и считает себя слугами народу, но толкают его всегда к бунту, если и на суды надежду теряют свою.
     Если вы ныне не затыкаете рот физически, то делаете все, чтобы вам не кричали о дикой валидол действительности.
  Практически ваши души с ужасающей пустотой и циничностью смотрят на этот мир, так как обратной зависимости от народа у вас нет. Я, как Истина, больше не могу безразлично смотреть на это и плакать во сне, от того что властная пустота правит бал, а созидатели вынуждены готовить его. Пусть черные видения будут отныне преследовать и вас. Для этого за развал Союза готовы браслеты мучений на каждого надеть и каждый день персональную терапию мучения проводить, чтоб это страшнее смертной казни было. Этим бы явлением, ка сейчас своим, воплощаем торжество справедливого экстрим.  Наш акт кричит вам: «Вы, в своей глупости и самоуверенности величия, дойдете до проклятий, и от этого сойдете с ума. Увидеть со стороны себя такими мы вам поможем, чтобы вся остальная элита не переродилась в вас. Отвечать придется за всё, ведь месть возмездия есть дань справедливости и чести народа всего».
После этого взмахнула руками и в её руках заблестела гитара. Она села и стала напевать песенку, назвав её «Ностальгия»:

Мы расстались с мечтой очень, очень давно.
В коммунизме нам жить было не суждено.
Но сегодня думаем опять,
Не вернуть ли нам его назад.

Ностальгия, ностальгия
По ушедшим временам.
Видно старая держава
Чем-то нравилась людям.

А нынче в жизни гуляет барин.
Гуляет барин. Гуляет барин!
И сей жизни он хозяин! Хозяин! Хозяин!
А ты смотри и с ностальгией, вспоминай
Социализм, как не сбывшийся рай.

Но завидовал нам целый свет.
Безработных не знали мы цвет.
Что-то было плохо, а в чем-то и нет,
Ностальгии остался поэтому след.

А сейчас, гуляет барин.
Гуляет барин. Гуляет барин!
И в сей жизни он хозяин! Хозяин! Хозяин!
А ты смотри и с ностальгией вспоминай
Социализм, как не сбывшийся рай.

О той жизни мы всё не забудем,
Но по прошлому плакать не будем.
Время ушло, и с величьем о нем
Мир напомнит потомкам потом.

Надо жить, жить учится по- новому,
И не гнетом от денег стесненному,
А под светом звезды созидания,
Чтоб память оставила гордость сознания.

Пусть не гуляет только барин.
Он не брат народу, Каин! Каин! Каин!
И нет у радости рассвета.
Куда идет эта планета?
В сознанье мира нет ответа.

Похоже, мир сошел с ума.
Идем ко дну, ведем войну.
Глотаем подлости волну.
Холодного унынья свет.
И где ответ, и где ответ?

А я хочу, чтоб радовались все,
Не только барин на земле.

      Спев, она, отложив гитару, опять приказала Глазеву разбирать работу дальше.
    Он стал читать о том, как определять энергетическую стоимость, которая, как эталон метра и килограмма, может стать эталоном денежной единицы планового денежного оборота:
– Однако правильное определение стоимости живого труда – это важная эталонная основа планово–стоимостного и денежного оборота с обменным курсом на рыночную валюту. – С удивлением покачивая головой, читал он. – Ныне тарифная стоимость труда решается стихией спроса и предложения, через задницу рыночной нужды, без теоретического обоснования, и определяется уже по сложившимся локтевым ценам рынка, определяя доходность предприятий. В силу чего одни предприятия получают миллионы в месяц, а другие в сто раз меньше, так как стоимость сырья, как природного дара и народного достояния, не логично превращается в образование частной прибавочной стоимости. Кроме данной не объективности, это проявляется и в валовых показателях мешающих правильной оценки деятельности предприятий.
 – Это мы уже без вас тут ранее разбирали и противоречий не знали. Даже трудовую стоимость Маркса, на основе времени изготовления недостаточной признали. На рынке товар теряет свою трудовую стоимость и приобретают энергетическую цену существования, что требует пересмотра соответствующей социально-нормативной стоимости труда и жизни.
     Уже, исходя из такой энергетической стоимости, можно вычистить все ваши Авдеевы конюшни, которые семьдесят лет не могли решить, коммунисты.
      Остался вопрос, где же ваши академики, руководители институтов, что потеряли свой божественный разум, и все ваши разработки в угоду рынку лишь ценны, а для истины лишь в подметки годны. Её вы должны были искать, а не из всех институтов гнать, так как она дискредитировала ваши изыскания. Сейчас вы тоже стараетесь её умолчать и виновными в распаде Союза себя не считать и до сих пор не знаете к чему дальше шагать.
– Надо над этим, особенно над эталоном денежной единицы, еще подумать, – наконец произнес Глазев.
– Вы семьдесят лет думали целыми институтами и сдались капиталу. Нечем крыть, значит надо идти картошку рыть, а не институтами руководить. Мне еще аргументов обойму патрон, и я помогу им думать молодом.
    Господа встали на колени и стали просить, чтобы она в них не стреляла и браслеты кары не одевала. Начали извиняться, каяться и креститься.
    Она зарядила пистолет. Раздался выстрел, свечи погасли и через мгновенье снова зажглись. Тут все увидели и поняли, что выстрел не только погасил свет, но сорвал с осуждаемых Истиной подаренной простыни. Оставшись, в чем мать родила, они с ужасом прикрывали свои причинные к рождению места.
– Подумайте голышом, так легче думается. Принесите им сапоги самоплясы и набедренные повязки кары, пусть потанцуют под музыку «так не так».
Им принесли сапоги, и зазвучала музыка. Приговоренные одели их и пустились в пляс.
– Всем остальным подплясывать им. Кто не будет прыгать в такт, того будем считать врагом. Врагам народа и страны от казни нашей не уйти. Как только выкуп за вас правительство на наш счет перешлет, так пляска пусть умрет, революция денег ждет иначе...
Она еще что-то хотела сказать, но не договорила.
    Неожиданно выяснилось, что нашелся труп Гайдара, который, по повелению непонятно кого, оттащили и оставили за одной из входных дверей. Непродолжительное состояние удивления быстро растворилось, и у некоторых даже сменилось озабоченностью. Гайдар оказался живым, но в полусознательном, как будто хмельном состоянии.
    Как выяснилось, он вовсе не застрелился, а оказывается просто-напросто был какое-то время в непонятном летаргическом отрубе, без признаков жизни. От странного, видимо, какого-то газохимического выстрела у него образовались на губах и лице имитация брызг запекшейся крови.
     Некто с восхищением высказался, что наши химики дошли до того чтобы не убивать врагов, а на некоторое время просто их вырубать. После этого пока находятся в бессознательном состоянии легко, разоружать, а после снова жить начинать, но уже, как пленные. Предположили, что войны на крови в таком подходе исчезнут. Это же, для некоторых показалось как мечта. Химическое оружие хоть и запрещено, а где-то нелегально применялось давно, и на коленках в гаражах, под молитвенные мантры при лунном свете разрабатывалось давно.
    Гайдар, когда пришел в сознание, почувствовал давящую душу грудную боль. От этой боли ему казалось, что золотая его головушка, блестящим панцирем которой он разбил всю плановую экономику, раздвоилась. Одна из голов будто отделилась от его тела. Зато вторая голова стала огромной, с земной шар, дымящейся бомбой. Эту вторую голову он дрожащей рукой держал за кольцо, как быка. Уставая держать, он периодически, оплывшими от жира руками, пытался за кольцо подвесить на пояс, как гранату. Что случилось с ним, и почему он жив, понять никак не мог и страшно боялся налетчиков, дрожа и дергаясь от их приближения.
    Когда одному из присутствующих удалось приблизиться к Гайдару, он фактически сидел у входа на куче песка, насыпанного, видимо, из пожарного ящика, и в действительности держался за пожарное ведро с бензином, похоже, слитым из канистры. Канистра, невесть как появившаяся здесь, валялась поодаль и была, видимо, одной из канистр, принесенных налетчиками для устрашения.
В бредовом состоянии он с увлечением полушепотом стал напевать свою роковую песню, как он разрушил страну Советов, уже напевающую им ранее, которая кончалась словами:

До свиданья! До свиданья!
Отправляюсь в мир иной.
Этот рок судьбы с рожденья
Нагадал мне дед родной.

    В раскрытом дверном проеме он был похож на Леонова, изображающего бандита, сидевшего в камере из фильма «Джентльмены удачи».
– Не троньте меня и не подходите к моей земле. Это не песок, а территория Америки. Я её в их посольстве в подарок от президента получил. Если вы перешагнёте очерченную мной границу, Америка рассмотрит это, как агрессию, и начнёт войну. Вот видите, – показывал он на наклейку на ведре, – у меня и паспорт американского подданного, и дарственная на землю. Стоит мне дернуть это кольцо, – он показал на кольцо своей второй головы, – как начнется мировая война.
    От этого известия снова погасли свечи и, в полной темноте поднялся шум и гам. Раздались выстрелы и после наступления тишины свечи опять зажглись. Однако Чубайс и заграничные советники за время темноты перебрались чудом на этот остров Гайдара. Обнявшись с ним, они стали говорить о своей юридической неприкосновенности.
– Мы покараем поименно, кто поднял руку на Союз, и заграница не поможет, – раздался голос кого-то из налетчиков, – и крест пусть кару им закончит.
– Да вы ковер с их островом к нам сюда к трибуне притащите, чтоб рядом с Горбачёвым были, как-никак единомышленники, – предложил Жириновский.
С этими словами он, вместе с налетчиками, подтащил ковер заграничного братства к трибуне с привязанной скотчем Старовойтовой и пропел:

Порхает над страною вздор.
Где же истин наших взор?
Вот политик от обмана,
Напустил на всех тумана.

Набивает свой карман,
А потом за чемодан.
В другой стране политик нам,
А что он вор, неважно там.

    Налетчики похлопали его по плечу, после чего подготовленный Чубайсу крест поставили за насыпью почти над Гайдаром. Установили и охрану, и один из них цинично им заявил:
– Живите пока, но нам все равно, что американцев драть, подтаскивать, что русских падлецов оттаскивать. Но вы не писайте уже и не волнуйтесь, мы вас теперь железно не обидим, а наоборот, охранять будем, как зеницу ока. Два раза не казним, но выкуп и Америке за вас воздадим. Поступило предложение всех вас с этим куском земли на Аляску обменять. Можем на голосование поставить?
– Я согласен – ответил Гайдар и после некоторых дипломатических церемоний. Не выпуская из рук злополучного ведра, стал тоже выдвигать ультиматум и даже угрожать налетчикам.
   Так, он заявил, что у него, когда он находился в бессознательном состоянии, а точнее в клинической смерти, была телепатическая связь с Президентом и он заминировал здание. Я могу привести этот механизм в действие – и все погибнем. В этом массиве погибну и я, но останется жить мое дело. Мы, русская интеллигенция, во имя светлого будущего всегда готовы идти на смерть как А. Матросов, Гастелло, Иван Сусанин и т.д.
– Ради вашей идеи торжества капитала здесь помирать не все готовы. Ваш бы дед за это вас первым расстрелял, как Тарас Бульба своего сына, – возмущенно заметила Истина. – Не надо блефовать, даже если бы это было так. Президент спасибо нам сказал бы, так как ему кровью марать руки уже не пришлось бы, как Ленину в Царской крови. Вы же ему не нужны.
  После этих услышанных слов налетчик Сталин стал опять креститься и что-то шептать. На экране, будто от его причитаний появился образ Ленина.
– Господа, это счастливейший момент вашей жизни, я, похоже, по просьбе Сталина вновь вышел к вам на связь из подполья. Сейчас временно нахожусь в Лонжумо, под Парижем. Там, как и раньше, формирую новую партию Большевиков, которая приведет мир к мировой революции. Коммунисты России, да и всего мира потеряли революционный дух стремления и веру в коммунизм. Некоторые, вроде этого извращенца, – он показал на Гайдара, – изменившие нашему делу, готовы не только умереть за торжество капитала, но и повести в гроб массы. С такими упрямцами-упырями мы не будем церемониться, как и с царским родом, хотя это и была ошибка, но видимо поучительная.
– Вы же вроде уже покаялись за убиение Царя, и готовы оставить ему конституционную роль, – заявил Жириновский.
– Слишком велико было негодование народа, и без этой жертвы революция потеряла бы смысл. В оправдание унижения народа — это необходимый ритуал. Во все времена все народы приносили жертвы богам, чтобы успокоить и ублажить массы. Скажите, какая революция в мире не вела на гильотину прежнюю власть? В любом другом случае на гильотину вели её представителей.
    Я вот тут хочу заявить, что деньги за вас нам уже поступили. Воскресший из небытия господин Парус уже договорился с другими государствами, чтобы они не знали таких терактов и всеобщих забастовок, готовы перечислять нам деньги постоянно если мы будем содействовать спокойствию на их улицах. Откупаются господа, но так будет не всегда.
    Мы после этого урока вам организуем народные банки культурно-социального развития и сформируем свою социальную валюту социального планового обращения. Образование вторичной рыночной валюты поставим в зависимость от развития банков первичного планового обращения. И все коммерсанты будут у нас под контролем. Посредством организации Народных Советов на основе согласованного взаимного сотрудничества сможем поставить под народный контроль и любую власть любого государства. Начнем такую организацию от рабочих мест на предприятиях, при поселковых и районных образованиях до Съездов в международном масштабе. Ячейки, как профсоюзные формы могут быть и в армии, милиции, в религиозной сфере, даже в администрации властных структур, как контрольные органы развитие статусных отношений. Таким образом, мы уйдем от насильственного свержения власти и установим мировое народное господство без разрушения до основания старого мира, как хотели раньше.
    Кто-то опять из толпы выкрикнул:
– Хэллоуин коммунизма снова, как призрак идет по Европе.
– Нет, нынче не он и уже не призрак, а практическая матрица счастья пойдет по всему миру и этому есть все предпосылки.
   Мы теперь другим путем пойдем. То, что НЭП не получил развитие – это не наша недоработка и беда просто экономика не была готова контролировать частный бизнес тогда. Сейчас мы убедились, что планировать всё невозможно, и где-то можно допустить частников. Однако их наживы надо поставить под нормативы с зависимостью от социального развития и под социальный контроль. При нарушении нормативов лишать сверх прибыли и права владения, оставляя только право оптимизированного оперативного управления. Естественно, нужно восстановить социальный плановый оборот, как инструмент, гарантирующий спланированный по заказам спрос, объединяющий потребителей всех стран. Конкуренцию на рынках будем оптимизировать социальным развитием.
   Рынок нынче ведет к вражде между частниками за сбыт и войнами за рынки. Он, как баранов, ведет всех на бойню, где сначала стригут, потом уже сдирают шкуру. Вы, как никчемные политики рыночного мира думаете только о том, сколько шерсти состричь и сколько шкуры содрать, чтоб всё могло отрасти, и снова приступить к этому процессу. Вы подобны тем козлам, которые ведут народ на скотобойню. Народ может выбрать такого козла демократическим образом, но его могут и назначить. От того, что народу могут дать свободу выбора, какого козла выбрать и кому первым шагать, на процесс изготовления фарша никакого влияния не может менять.
   Сталин затянувшись трубкой после раздумий заметил:
– Предложенная Истиной система статусных отношений ликвидирует этот процесс. Целью производства становится не извлечение прибыли, а процесс производства социальных условий жизни, где каждый человек становится экономической и правовой личностью. В мою бытность в основном производстве средства продавались только по себестоимости, кроме продуктов народного потребления. Прибыль и дурные деньги большого влияния не имели и спроса не знали, потому большим деньгам могилы копали
То, что Истина хочет, чтобы государство по значимости статусу личности, дифференцировать права и льготы всем субъектам права ничего вредного нет. В настоящее время все люди и предприятия в своих правах, как и государства, нации, в международном праве, обезличены. Однако давайте более не будем задерживаться на разъяснении её работы,
  Тут неожиданно обратился к Ленину слушающих их с экрана:
– Что делать, Ильич, с господином Гайдаром, подскажи? Он здесь под революционера Камо косит. Ожил и прикинулся дураком, Америку создал внутри страны, оппозицию собрал, кол обезличенной демократии единоначалию заказал. Демократию, говорит, если   тронем – устроит международный скандал.
– Не троньте, пожалеем его. Я опять с магом Кашпировским переговорю, он его деда оживит, и тот его, как Тарас Бульба сына, порешит. С остальных, сапоги самоплясы снимите и простыни верните. Ни танцевать, ни прыгать далее не надо, деньги уже за них получены. Можете еще с каждого долю взять, пускай на наш счет перечисляют, кто сколько с народа добра прихватил, в революции без них будет трудно. Как перечислят деньги, сворачивайтесь и в журавлей революции переодевайтесь. Я скоро вам всем ковры-самолеты подгоню, опять в Лонжумо возвращу. Будем начинать снова мировую революцию.
– Не надо нам сказки рассказывать господин Ульянов, если вы возьметесь за дело, то без захвата власти, и без крови не обойдется, – услышал он возмущение из зала.
   Он, подумав над услышанным с возмущением, стал копаться в кармане. Достав красную книжицу, бросил её с экрана и она, разлетевшись на множество, долетела до каждого.
– Это новый Устав и новая Конституция Империи Любви, как правового общества и коммунизма. Подумайте над этим, как это всё сделать без крови, и желательно без меня. Я буду руководить этим из подполья. Выйду из этой млечной тайны или нет, все будет зависеть от вашей политической культуры, которой пока не вижу, но скажу – веру всем надо приобрести, которая регулировала бы и звала к отношениям любви, страхуя их обязательствами чести и значимостью души.
– Что конкретно делать? – послышались возгласы опять.
– Я вам сейчас кратко объясню. Общества счастья и любви без веры любви вам не сотворить, но, увы, вы от этого и далеки. Вам надо сначала поменять мозги.
Создадите снова пионерские организации, но уже на вере воспитания межличностных отношений, со статусной ответственностью по знаниям, умениям и душевным свершениям. В соответствии со статусом будете формировать свободы и права влияния школьников, да и взаимоотношения между девочками и мальчиками, а потом уже между папами и мамами. Может, придется ввести раздельное образование и воспитание, ведь развитие мальчиков и девочек разное. Естественно, нужно воспевать и боготворить женскую половину одним, и мужчин другим, как божественный дар общения.
   Особо значение вере с обожествлением семьи придайте, как поклонению природе души, может быть в комсомоле или в подобной организации чести с отношениями красоты. Здесь уже придется заниматься межличностными и сексуальными отношениями, так как любовь – высшее проявление природы. Естественно, её свобода проявления должна страховаться с учетом духовной статусной значимости личности. Для этого всех придется подчинить религии любви, и где статус, как душевное совершенство, может давать право на те или иные временные или постоянные отношения общения, как и прочие межличностные взаимоотношения. Таким подходом можно формировать правоотношения, уже с появлением детей или отношений без таковых. В этом случае вера должна быть готова к тому, чтобы воспитание детей взять на себя, если родители не будут готовы к воспитанию морально или материально. От постоянного родительского воспитания при несовместимой трудовой деятельности с родительскими обязанностями их даже можно частично освободить от основной гражданской миссии, но в чем-то другом ущемить.
– Вы, товарищ Ильич, наверно перележали в Мавзолее и, похоже, отрицаете традиционную семью.
– Нет, я не отрицаю её, но форма она должна быть дополнена, на основе моральных застрахованных контрактов отношений, с учетом согласованной свободы любви. Отношения могут быть парными, полигамными, пробными и т.д. Право на создание той или иной формы семьи должно определяться значимостью личности, а это значит статусом личности и общины, получившей право на те, или иные брачные формы. Если вы хотите, чтобы любовь управляла миром, то вы прислушайтесь к тому, что я вам говорю, и подумайте ещё, если не разучились логично учитывать всё.
– Да, если бы кто-то из нас столько же полежал в мавзолее, то ему ещё не такое пришло бы в голову, – опять услышал он сомнительное возмущение.
   Ленин вздохнул, и, посмотрев на них свысока, промолвил:
–Теперь мне понятно, почему вы семьдесят лет Муму капитализма топили, а утонули сами. Веревку надо было привязывать не к своей ноге.
– Скорее всего, вы с автором книги мозгами заклинили от коммунистического призрака. Тут как умственно не напрягайся, мировая власть призраку не даст ожить, – съязвил тот же постоянно выкрикивающий депутат.
– Типун тебе на язык, скорей ежик закурит трубку, а лиса от съеденного колобка пеной изойдет изо рта, чем я не доведу мировую революцию до конца – ответил Ленин. Тут же у того, кто постоянно выкрикивал изо рта пошла пена. Через мгновенье он онемел, будто язык отсох совсем. Собратья по несчастью бросились ему на помощь, но усилия были тщетны. Все после этого притихли и к возмущениям интерес пропал.
– Я, господа, вас больше слушать не хочу, и заканчивайте, наконец, читать работу Истины. Я бы её послушал с удовольствием, так как из этих мыслей я получил значительно больше, чем от ваших трупных высказываний. Ухожу опять в подполье. Тут же он исчез с экрана, а на нем появился стих.
Председатель стал читать его вслух:

Есть такая вера – Чудодай на земле,
В ней Богам-зодиакам поклоняются все.
И семья зодиачная, и такая ж любовь
Всем спускается с неба, как душевная новь.

Звездная природа с звездною душой
Говорит ночами, в сердце меж собой.
Боги грешных, боги звездной высоты
Теребят всем души, требуя любви.

И играют душами звездной высотой,
Требуя гармонии сердец уж меж собой.
По законам веры звездной высоты
И сердец соитию в счастье от любви.

Меж людьми венчания просит высота,
Где природа звездная каждому судьба.
А в вере выражения всех судьбы среда.
Как святого духа вечная краса.

И на время судное по делам за душу
Зодиаки богов всем спускают судьбу.
Как любимый камень счастье, пескарю.

     В зале стояла полная тишина, было непонятно, то ли думцы радовались исчезновению Ильича, то ли все оставались в испуге и боялись его проклятий.
– Вы не радуйтесь и не плачьте, – объявил налетчик Сталин, нарушая тишину. – Ильич если не вернется, то это не значит, что мы так и сделаем, как он сказал. С этого момента вы становитесь движущей силой истории. Чтобы вы не вели в тупик человеческую цивилизацию, обещая, миру безликое счастье под общим социальным покрывалом, ни частное расслоение по доходам, не связанное с социальной значимостью, в обнимку с нищетой в забытье, мы вам прививку сделаем в голове.
    Если народ ни то, ни другое не принимает, то мы продолжим войну за то, чтобы привести ваше сознание к торжеству понятия взаимозависимости частного от общественного. Об этой необходимости так упрямо вам своей работой доказывала Истина, и пока она не восторжествует мы вас не оставим, и каяться за развал страны все-таки заставим. Пока ковры-самолеты для эвакуации нас не подлетят, мы, если не продолжим чтение работы, то от вразумления вас не оставим и над продолжением социализма думать заставим.
   После его слов чтение по тексту продолжилось.
– Сложность восприятия данных идей не должна мешать тому, чтобы правильно уяснить и представить весь механизм работы статусной системы. –Тут автор, видимо, отдаленно от себя напомнил на связь статусной взаимозависимой необходимости государства на правовое влияние с доплатами из прибылей и общественных фондов по статусным показателям. Далее продолжал как чтение по тексту:
 – Естественно, требуется учитывать и усиливать коллективные результаты и коллективное их влияние. Если статусная структура власти будет зависеть от статусной структуры своего народа, а статусная структура общества от его народного достояния, то противоречий между властью и народом быть не должно. Уровень персонализированной демократии будет определяться от согласованного уровня влияния народа на статусную структуру власти. Уровень же авторитарного управления и диктатуры власти будет зависеть от уровня статусной структуры власти, зависящей от социального развития общества. Таким образом, экономика будет воспроизводить все формы её власти, и вид управления, а власть зависеть от её развития и не быть уничтожающим её паразитом, подчиняющим народ своим личным эгоистическим интересам.
   Тут уже Сталин прервал читающего господина и доложил, что он о такой системе всю жизнь мечтал. В работе Чернышевского что-то искал, а тут – на тебе, вот тебе – и пляши от радости, и плачь, ведь у Маркса этого не нашел.
   Во всей этой конструкции общества государству отводится роль оптимизации общественного процесса производства, посредством правовых норм. С помощью их сформируется социальное благополучие каждого и человеческое счастье в целом. Таким образом, правом можно будет выражать положительное отношение к человеку за его заслуги. Тем самым и получить империю любви, или, иначе, коммунистическое общество, которое так старательно пытались осудить все политики демократического толка.
    Слушающие слова этого названного отца народов воспринимали, вроде как сказку, и слушать не хотели, им это всё стало по барабану. Они привыкнув жить в более привычном им мире рвачей и длинных рублей, а ныне уже и в плену странных бандитов, понимать сказки про какую-то империю любви под страхом смерти не хотели, но внимание изображали.
   Приговоренный к чтению начал было читать далее, но его прервали возгласы с мест:
– Господа, не заставляйте нас учреждать такую систему, здесь дело пахнет новой конституцией и сменой курса, а в рамках действующей конституции эту работу рассматривать нет никакого смысла. Вы можете нас порезать на куски, а без принятия нового Основного Закона нас бесполезно терроризировать. Демократия не может быть заменена диктатурой счастья потому, что оно у каждого своё и требует демократии все равно.
– Высшей формой демократии может быть только персонализированная демократия клубного или общинного самоуправления – «Складчина» на статусных отношениях, где каждый человек отвечал бы друг за друга, а все отвечали за одного, – услышали они в ответ. – Потому не выйдет у вас уйти от ответственности, – продолжали возражать с трибуны. – В свое время Горбачев без изменения конституции дал возможность развития капиталистических отношений, и вы найдёте. Известно, что: кто не хочет работать, тот ищет причины. В армии говорят: «Не хочешь – заставим, не можешь – научим». Так что – и конфетку съесть и на мину не сесть – у вас не получится. А мину, как Божью секиру небесной кары, подсунуть вам до отправки на караване ковров в подполье, мы еще успеем. О, если бы только угроза смертью, сверкнув перед вами пламенной жаждой объединения, от вашей слепой разобщенности дала бы вам ума!
– Куда не кинь везде насилия свин, – высказался один из думцев и тут же получил по голове от стражей революционных налетчиков.
– Есть только два пути борьбы с не устраивающей народ системой власти – это революция снизу, через кровь и экспроприацию банков, и собственности. Здесь нужна опора на обделенные массы и возможно с иностранной поддержкой. Другой путь – это переворот сверху с опорой на отрицающих власть и рвущуюся к ней элиту. В том и другом случае необходимы деньги.
– Мы вам перечислили все деньги, которые вы хотели, – закричали думцы, – можете топать теперь в Париж, делать свою мировую революцию, и не мучить нас.
– Нет, господа, это слишком дешево и просто – за мировой провал кровь соотечественников и обман в построение будущего мирян.
Лучший выход для вас – это содействие прогрессивному развитию. Любое противодействие этому – это террор надежд, оправдывающий возмездный террор.   
    Преступность и террор, как форма протеста, антагонистического общества будет всегда преследовать такую власть до полного её разложения в антагонистических муках.
Пусть эта работа потного сознания будет для вас крещением совести и чести  души. На колени и кайтесь. Думцы, как поминовению волшебной палочки подчинились.
– После всей этой рекламы председателю подали знак продолжать, и он не слишком выразительным голосом, с остановками, как бы вдумываясь в читаемый текст, стал продолжать, но его уже никто, похоже, не слушал, заняты были своими покаяниями:
     Чтение все-таки продолжалось, но было недолгим. Наконец, закончив, он с облегчением вздохнул и, стирая пот со лба, начал сморкаться.
В это время, как из небытия истории, отделившейся тенью, вновь проявила себя, скучающая до ныне фигура Царя Грозного. Как предводитель этого нападения, он обратился к своему напарнику, назвав его Ёськой Сталиным:
– Слушай Иосиф, ты фильм про меня создал, значит, уважаешь, и я тебя уважаю, а они нас почему- то не уважают? Мы что, сюда на их смотрины явились? Смотри, сидят как в бане и что-то лускают. Нас совсем не почитают и прошлое уважать не желают. Ведь эта правящая челядь нашей стране обрезание сотворила. Ты и я державу собирали, а эти козлы её обрезанием наказали. Пропили, проболтали, в демократию проиграли. Не пора ли начать наконец обрезание? Чтобы яйца свои долго искали, и такой глупости по потомству не сохраняли. Вот видишь, я кнут с собой прихватил, буду яйца отрывать, чтоб знали, как страну разрушать. Ты с того света, разве не для этого сюда явился?
- Нет, я коммунизм хочу установить, – ответил напарник. – Сам в свое правление как-то не успел, похоже отравили друзья, вот и времени не хватило. Политэкономию социализма не успел переписать все обдумывал, какую систему воспроизводства права оперативного управления и пользования создать, чтобы коммунистической фазе дорогу дать. Этим воспроизводство собственности если не убрать, то поставить в зависимость от развития общественной мечтал, но в войне потерял. Все от врагов защищаться приходилось, а тут услышал, про статусные отношения, идея появилась опять и почему через правовые отношения её ныне не реализовать?
     Однако тут опять западенцев надо под ноготь загнать, чтобы их товары наши продавали и не ниже наших, а за социальные акциз на них на доплаты за инновацию своим платить. Вот потому в твою банду и напросился. А кто, если не я внедрять будет? Эти господа страну похерят, то есть потеряют, если кланяться иностранцам не перестанут. На глупости у них пробы негде ставить, только в капитализм верят. Моё святое дело испоганили. Народ опять в быдло превращать стали.
    Грозный ему молвил:
– Я тут пред этим по твоим бывшим колхозам пробежался, и такой упадок кругом увидел, что сердце болью обливаться стало.
– Мои МТС разогнали. Поделили технику и землю, а ремонтные базы уничтожили. Пахать нечем стало. Те же, кто что-то вырастит, у них за гроши скупают и в три дорого посредники продают. Из сел все бегут. Я ведь и города поднимал, и колхозникам из колхозов убегать не разрешал – паспорта не давал. Без паспортов они ни куда убежать не могли. Бездельников не было, и даже зеки стахановцами были. Одни работали, боясь в тюрьму попасть, другие работали, чтобы скорее из нее вернуться. За тунеядство сроки тащили, а сейчас безработными к уголовщине люд подтащили.
– Ну, это же, как мое крепостное право было, и хорошо служило.
– Было, да сплыло. Однако страхом я, как и ты, нужный порядок наводили и даже рост цен им гнобил. Нынче же цены беспредельно задирают и страха не знают, а инфляцией себе карманы набивают. Я меньше расстрелял, чем они демократией убили, и народ в стране прирастал, а у них он только сокращается, а они моей диктатурой всех пугают и совести не знают.
    Развели рвачей, каждому свояку фирму подавай, и все на одну нефтяную репку рот разевают. Вот и тянут, потянут каждый в свой карман, и у каждого прибыль своя, а репка одна – государственная сума. Потому и цена неподъемная стала. А у меня только государство прибыль по нормам получало, на этом и армия стояла. Да что армия и расширенное воспроизводство всё, а они в десять раз больше крутят и всё на своё обжорство, потому и цены кусаются, а у меня постоянно снижались. Я страну взял с сохой, все поднял и оставил с атомной бомбой, а они меня с грязью смешали, и страну проплевали. Хорошо, что твою корону на бабло не поменяли.
Грозный корону из-под накидки с головы снял, покрутил, посмотрел и Сталину предложил.
– Слушай, я что-то ничего не понимаю, как нынче властью управлять. Может лучше тебе корону отдать, а я буду подсоблять, или нам сейчас всю власть в свои руки взять и клятвенной присягой всех себе повязать.
– Да если, по правде сказать, я тоже, как и ты на кол сажать могу для страху. Вот автор Истина вроде как страх не творит, а только пугает, иначе бы они не бунтовали. Сами тоже не понимают, но играют страной, как козлы на баяне с проблемой голосовой. Паршивые оппортунисты, опустили страну ниже плинтуса. Видимо, придется общественное самоуправление возрождать. Через него к отмиранию государства и согласованному праву придем, что на основе договоров общественных разведём и коммунизмом на статусной теории назовём, но кого на трон сажать? Буйных нет, другие только по стонать. Наверное, для того чтоб наказать, отыскать и показать, как страной управлять Бог меня и тебя на землю и отправил?
– Да, о чем вы говорите, – возмутилась Истина. –  Яйца отрывать, и на кол сажать, большим умом не надо обладать. Ныне физическое насилие надо исключать и социальными правами влиять, а для этого её надо развивать и конституцию расширять.
– Ну, я тогда буду восстанавливать царизм как конституционную власть. Конституционные цари любой власти будут нужны чтобы демократии временщики не рвали узды. При мне в каждом дворе корова была и не одна, а здесь по городу прошел столько домов, столько этажей и не одной коровы. Что, молоко от этих потных дураков отжимают? – Высказавшись Грозный взмахнул рукой, указав на думцев. – Жалко, что борзых собак с собой не захватил, иначе сейчас бы на них натравил. Контроль династического хозяина над страной нужен.   
      Он и над твоим самоуправлением, Иосиф, и над этой властью разумом был бы. Судя по тому, что здесь услыхал, мы с тобой в делах поладим, хоть твоя власть род царский загубила.
– Не переживай, – успокаивал его Иосиф, – учредим нового царя и всю контрольно-конституционную власть подомнем под себя. Власть меж собой разделим. Если Ты будешь править, то я буду правовой контроль вести и законы славить, а лучше по-твоему, наоборот. Все Религии, и самоуправление под единый совет подведем, им через моральные суды какую, никакую власть доведем и моральный контроль, и ох как заживем.
– Только ты не думай больше о своем дурацком коммунизме, они здесь о твоём коммунизме говорить уже никогда не захотят. Авторитет эта власть в бездарности потеряла. Демократия, и коммунизм это же, как безликий и бесплатный келейный онанизм святош. Эти же, – он опять показал в сторону зала, – только власть за хвост ухватить хотят, ересь пообещать и также как все на испуг народ будут брать, иначе они не смогут, и только дулю народу скукожут. Идею единения всех сил, естественно, не подхватят, так как под заморскую дудку демократии пляшут и только её холят и на руках носят. Так что давай их под нашу дудку плясать снова заставим, очень обида за державу велика. Кровушку будто проливали зря.
– В этом как всегда в чем-то есть правда твоя. Вот только Ильич сказал мировую революцию делать надо, а это не простая задача.
– Да ладно тебе, пусть он делает её в своем Лонжумо. Мы ему роль международного комиссара оставим. Пусть руководит международным слетом народных Советов, мы ему и ООН подчиним, и международный социальный банк сотворим. Пусть устраивает соревнования между странами за святые дела и блага.
– Ты, Иван, опять где-то прав, соглашаясь с Истиной, что план и рынок конвергенцию должны знать. Засучи рукава и будешь во власти опять поправлять меня.
– Соблазн есть, но вот видишь, Иосиф, с такими как в зале выйдет опять беда, велика меж них вражда, от этого ныне и держава слаба. Может быть, их всех на Истине женить, и одну семью сотворить? Я сейчас своего попа приглашу и с этого начну. Он их крестом всех отходит, и у них вражда меж собой уж больше не забродит.
–Да и одним крестом не обойдемся, – возражал Иосиф, – у них у всех религия своя. Я же, в свои времена, все религии отменил навсегда, а они опять взялись за свои святые дела. Видно в этом и беда, что новой религии людям я не подарил в свои времена. Инстинкт веры в каждом из нас, это же совести глаз.
– Вот если бы ты новую веру все-таки сотворил и всех в неё обратил, размежевание в стране меж собой мы бы теперь не видали, и многих бед не знали.
– Я уже было, с богами о новой вере переговорил, но то война, то разруха. Теперь пора иных богов создавать и единую религии семьи создать. Наши же святые архаровцы туги, на такие дела и за ними не ходоки, им ныне не до шутки, их пугают решительные поступки.
– У кого ныне хватит ума отказаться от блага для себя, сейчас все поклоняются только длине чужого рубля, а это религия раздора, вот и беда, и война стоит у порога, как смертная коса за поясом у врага.
 Иван ты не горячись с выводами, а если с богами в ладу, то подскажи, какую там новую религию боги решили нам воздать?
– Вот это я точно не могу сказать. Может соединение с природой души предполагать. Тут ни дать, ни взять, чтобы войн не разжигать и природу не убивать, с природой, точно, надо общенье знать. Однако ещё об религии семьи твердили, но похоже ещё до конца ничего не решили.
– Вот об этом и Ильич в свое время говорил, когда нас от зодиаков в стих посвятил. Похоже им и будем поклоняться, чтобы над собой не издеваться. Истина, а не обман в ней жить должна и любовью ворожила всегда с воздаянием за добрые дела, а не с податью за прощение греха.
    Ряженый в Царя Грозного усмехнулся, но тут же проговорился:
– Сейчас своим опричникам прикажу, и сюда по бочке вина накачу. Заставим пить за новую веру, а кто по бочке не выпьет, начнем батогами теребить. Они если не захмелеют, то на своем теле власть отымеют, за любую веру пойдут и на любую свадьбу добро дадут.
 – Да ну, зачем нам такая святая морока, мы лучше им за все дела, что они со страной сотворили, твоё крепостное право впарим, и как рабов в шутовские помпончики нарядим. Авось перестанут страной, как на панели задницей, торговать и свои кармины набивать, пора место и честь знать.
– Боюсь, царем, Иосиф, тебе все же уже не стать. Не наши времена, нынче и я чувствую: другая власть народу нужна. Вот святости штаны нужно точно поменять и с этого начинать. Для общего счастья страны, похоже, нужна женская религия материнства и любви. Когда длительность и качество отношений будет определять значимость духовных связей, то душевную святость,  уместно свободой освящать и как Божью благодать спускать.
    Если здесь все будет в таком ажуре, то и счастье, и прирост населения явится по Божьей воле и культуре. Если без Божьего благославия народ штаны будет снимать, то он настоящего счастья может и не узнать. Кара небесная за секс без Божьего воздаяния нужна, а за святое воздаяние души Божью благодать раздавать, тогда религия всех сможет объединять. В этом силу и массовость познать.
     Опричники Грозного Царя, в это время закатили бочку вина, и один из них, прервав их беседу, прокричал:
– Может, им лучше в назидание пробную войну устроить, к которой они своим курсом конкуренции идут и народы к вражде ведут? Маленькую такую гладиаторскую резню, чтобы, наконец, глупость свою поняли и дураков повырезали, или общую мировую свадьбу сыграли и Истину на мировой трон подняли.
– А что, нам ведь все равно, как делать, хорошую идею бередит твоя челядь, – заметил Иосиф. – Чем бы нам не тешиться, только бы во здравие от души потешится. Разомнемся и развлечемся, адреналин в крови забьется. Я шутки со своим окружением крутить любил, если ума в нем не находил, потом задумался и сказку ему рассказал о Царе его свите и шуте:

Как-то царь твердил шуту,
Непонятно почему.
– Кручу я миром, ум большой
Мне нужен, в чем беда со мной.

Кто же в стаде у меня
Лицо нужного ума?
Все на трон попасть хотят,
А ума, нет как их понять? –

Шут подумал, совет дал,
Царь его жезлом достал.
- О, какой ты все ж простак
Ты ж никто и звать никак.

Ты меня должен любить,
Не перечить, а хвалить.
Нет, учить решил меня,
Я же спросил тебя шутя.

Видно мало горя видел,
И умом себя обидел. –
Шут обиды всем прощал,
Но про месть не забывал.

– Зачем крестишь лоб бедой?
Не играй моей судьбой,
Оборотку жди родной. –
Отвечает, как шутя,
Образ сердца взял Царя,
Поиграл и на пол бросил,
Горе шуткой напророчил.

– Ты вошел рукою в тело
С сердцем шутишь царя смело.
– Говорит элита шуту. –
Видно ты затеял смуту.
А за это мы тебе
Выбьем всё в твоей башке.

Били, били, колотили,
Живым в могилу положили.
– Ах, царевы вы бандиты,
Без ума, да и небриты.
Я отбрею вас с утра
И лишу совсем ума.

С гневом вышел из могилы,
Яйца заказал, для свиты,
Посадил на них девчат,
Оголив с пупа до пят.
Всех у входа во дворец,
Как невесток под венец.

– Я уж был ногой в гробу,
Еще разочек пошучу. –
Говорит он сам себе,
Дамы с ним согласны все.

И вторят, будто бы во сне:
– Будьте проще, господа,
Ждет нынче царь от вас ума.
Деньги в банки не кладите,
В страстях глупость не творите.

Как икоркой и по салу,
Сулят власть им на халяву.
Халява, разум развращает,
Но свет, об этом лишь мечтает.

Дамы шутку разыграли,
И серьезно всем сказали:
– Власть иголка, но в яйце
Как совесть, ум и честь, вообще.

Разум в них уже рыдает
Подогрева не хватает.
Свет ничего не понимает.
Но дам намеки принимает.

Засветились мнений свечи,
Словно звезды у постели.
Знать всем хочется, неймется,
Как в яйцах разум разовьется.

Как Иванов дураков,
Просят дамы мужиков:
– Посидите вы на яйцах
С вышиванием на пяльцах.

Пока мы к Царю зайдем,
Яйца новые возьмем.
Пусть другие не остынут,
Мудростью скорей проклюнут.

Мужики сняли штаны,
Стали греть их как свои.
Тут уж шут царю явился
И тирадой разразился:

– Посмотри ты Царь родной
Что за люд вокруг с тобой.
Яйца глупости снесли,
И сидят, как дураки.

Все желают угодить,
Даже глупость утвердить,
Чтобы хулу не получить.
Думать, в общем, не хотят.

Все готовы подтверждать.
Я никто, но кто с тобой?
В голове с дурью большой.
Царь, ты что, главы не вешай

Свита твой герой и леший.
Но таким спускать дела,
Без контроля навсегда
Это точно, жди конца.

Лесть не кормит мудреца.
Вон они уж греют яйца,
Нет средь них почета старца.
И все будут ждать, когда
Высидят тебе ума.

Но от разума порока
Лишь дуристика подскока.
Жди веревки удушения,
Глупость не даёт спасения.

Но прозренье, как от бога,
Даст лишь милости дорога.
И не бей шутов порока,
Они с мудростью от Бога.

Царь поправил перстень чести,
Стукнул в пол, не слыша лести,
Рассердился, но простил,
Первый раз он умным был.

– ЗанЯтно, – ответил Грозный. – Я тоже веселиться не мешал и глупость прощал, но, если, вдруг кого зря обижал, тут же сказки им читал, будто маленьким детям. Люблю малых. У меня их много, и все шутами служат. Я для них как великан. Вот и ты, тоже послушай какими сказками меня потчуют – и он, тоже, другую историю, как сказку ему рассказал:
Гулливер и лилипуты
Гулливер у лилипутов
В раздумьях мучился и путах.
Мелюзга, но вот пленили,
В зависти забить решили.
                Ходят по нему пешком.
                Съесть хотят его с дерьмом.
                "Что вам сделал, отпустите?   
                Головы мне не рубите. -
Просит, тоже стать большими,
- Зла за это не держите".
Но слушать не хотят его,
Видят мясо в нем и всё.
                "Начинайте есть с дерьма
                Вам соломка не нужна?
                Что малы, это не гадко
                Мозги такие уже страшно.   
Когда у власти лилипуты
Страх пред большими тоже путы".   
Возмутился Гулливер
И выбил их решётки дверь.
              ***
 – Это выходит ты Гуливер, что с шутами – лилипутиками сделал?
– Отпорол и отпустил, страх на всех бояр спустил, не всякий случай за неуважение к хозяину своему. Им в отличии от тебя, мировая революция не нужна, но без кнута и кобылу не оседлать, как и седока, часто менять – беда. Народ страх должен знать. К чему и зря вы с Лениным затеяли борьбу за мировую узду если своя кобыла демократии не держала борозду. Царей как историческую власть нельзя под нож пускать. 
– Видно за эти убеждения себя и любил?
– Цари как Гулливеры выбивает если не зубы, то любой глупости двери. Помнить надо, что когда боятся значит уважают
 – Да, Ленин уже эту ошибку признал, ведь он контрольно-конституционную власть вам царям, кажется, пообещал.
– Ну, это он с бодуна сонного, видно, сказал, – Грозный возражал.
– Нет, ты зря так говоришь, он же семьдесят лет в мавзолее лежал и сам с собой об этом не зря рассуждал, а чтоб вино за их упокой пил, я за ним никогда не замечал. Мы даже когда торжество справляли, сознание свое не пропивали. Я уже, когда во власти был, вино всем подавал, тогда всех как на ладошке видал и на веру к себе проверял, – дополнил своим наблюдением из прошлого Иосиф.
– Выходит, сейчас кто из нас не перепьет, того и посланником к новым богам за новой верой пошлём, или лучше кого-то из этой братии найдем, – он показал на зал, – согласен кто не перепьет и не упадет к богу за выбором кары пойдет.   Аллилуйю во имя новых богов петь заставим, а по их благословлению сами святыми станем и воскресших наместников от богов им из себя представим, – заметил в тон ему названный Грозный.
– Святыми нам с тобой побыть было бы не плохо, но религия вряд ли позволит. Не лучше ли нам и лестницу в небо здесь поставить, и всю эту челядь по ней к богам за справками отправить, что бы они в каре грехи искупили и покаявшись прощение заслужили. – отвечал Сталин
– Это не естественно будет, их легче на мыло, без божьего помилования отправить, но если так уж очень хочешь повеселится и по-своему с ними простится, то со мною за это право можешь побиться. Хотя так как мои опричники царскую Бочку с бодягой уже закатили, то явление крещения с питьем непреодолимо.
. Выпьем за их крещение на Истине, а заодно и за панихиду смертным, в виде шоу-концерта русской трагической Перестройки.
– Если в шоу пропивать последнюю элитную глупость, то тогда, желательно, чтобы кто-то  изобразил его рокового шута-барабанщика, что в Германии танцевал, и полцарства с бодуна протанцевал.
– Пусть даст Бог ответ на возмездия сюжет. Это же он нас воскресил и сюда послал, чтобы наш теракт возмездием глупости их стал. Представление в поученье с Истиной его устраивает и нас на святой излом бросает, – как будто разочаровавшись, заметил Грозный.
– Ну, так что, все-таки делать будем, кинем жребий? Пусть воля бога в нашем святом праве отзовется, и формой участия возмездием им наречется, чтобы друг с другом за явление кары не бодаться, а всё смиренно как должное принимали.
    В это время охрана налетчиков в углу безучастно играли в какую-то странную азартную игру, где один из них, отвернувшись, угадывал, кто из группы собравшихся его ударил сзади. Угадать нужно было, уже повернувшись по кулаку с выставленным вверх большим пальцем.
– А не лучше ли нам, молодцам, как эти нашим стрельцам, устроить что-то вроде такой же игры. – Заметил тут Грозный и сам же сразу возразил, сказав, что не выйдет, так как их только двое и игра такая дело не устроит.
 – Значит, пойдем на скандарбек, кто победит, тот и нашу миссию завершит, и первым на скоростном ковре-самолете к Ленину в подполье улетит.
    Они взяли друг друга за руки и тут же на трибуне стали перегибать, друг, другу руку, пытаясь силушкой сломить. Однако соперничество закончилось в ничью. Тогда Царь Грозный подбросил монету, она упала на пол решкой вверх, это был жребий Сталина.
– Ну, ты не беспокойся, – успокаивал соперника он, – сейчас переиграем и сделаем, как Истина учением своим поучает. Я сначала поруковожу, потом ты все конституционно проконтролируешь и при необходимости прикроешь, потом всё это буду делать я. Оба будем при деле, как по божьей затее. Мы же два сапога – пара в этом маскараде, а нет – оставим на откуп плененному народу, пусть покажут своего бунта волю, а мы им неволю. Мои комиссары, не чета твоим опричникам. Они дела знают, и всех так распнут, что и твои опричники от уморы и штыки, и языки за пояса себе заткнут.
     После этого он подозвал одного из налетчиков и дал указание на активизацию шоу теракта, чтобы они начали своё проявление.
– Нет, господин хороший, давай лучше сначала я поруковожу, а потом ты, так будет честней, и не обидно буде ни тебе, ни мне. Я же по истории первый толковый Царь в этой стране.
– Ладно, быть по сему, а может, все-таки, этим балом, первым начнет править тот, кто кого перепьет, – как бы шутя с обычной сталинской усмешкой, сказал Иосиф.    
   Грозный рассмеялся, но как-то сразу на эту наживку поддался. К этому времени в зал занесли стол, и налетчики разлили по бокалам хмельное питьё. Стали пить все. Царь по имени Грозный добавил в бокалы еще какого-то напитка, помешав пойло пальцем. Напиток вспыхнул и загорелся. Он, не обращая внимания на огонь, эту смесь, выпил – сразу три бокала. После этого перекрестился и предложил продолжить спор с этой гремучей смесью своему напарнику. Напарник, увидев пламя и такой пальцевой задел, махнул рукой и от конкурса отказался совсем, сказав, что это не вино, а черти что.
– Я такую бодягу всю жизнь попивал и страха отравы не знал. Значит, мои мощи начинают и побеждают, в веселье революционной мести, как явление великой чести. По мне, как понял, в первую очередь надо с иностранной валютой кончать и твою революцию с неё начинать. Это она русскую душу зарубила и элиту к измене склонила. 
    С этими словами господин Грозный перекрестился, помолился и полез на некую возникшую неожиданно лестницу в высоту. Она, как по заказу Иосифа, откуда ни возьмись, как по веленью Бога, появилась перед ним с крещением в миг.
   Там, наверху, он что-то забормотал и, достав из-за пазухи секиру ей размахивать стал.
   В это мгновение откуда-то сверху, как будто с потолка посыпались долларовые банкноты. Как зеленый снег устилали они весь зал печальных и сконфуженных думцев.
– Что ты творишь? – спросил его Сталин.
– Капусту зеленую рублю, не видишь? Что-то в стране она из всех банков лезет, как поганая трава. Эта иностранная капуста, чтобы ей было пусто. Я тут малость тряханул, и она из всех банков, как зеленая листва. Сейчас я им эту капусту нарублю, по шинкую, и как козлов зажевать заставлю. Для того чтоб этот силос бил их по рогам и по мозгам бодягой своей залью, а если после этой еды их дефолтом пронесёт, бить за то, что пронесло, начнем. Эта зеленая отрава, как религия обмана, у русского мужика вера в свою валюту жить должна. Русскую деньгу уже за не понюшку табака продали, и квадратной ёлочкой на неё наложили, а богатства у нас больше чем в любой другой стороне. Так почему же русская деньга ценится дешевле, чем деньга в крошечной стране? Что у нас страна мала, или золота меньше, а у народа нет ума? Эту религию чужих людей и идей не люблю, не хочу, вот с неё твою революцию и начну, потому и рублю, как пустую зелень на корню.
– Менять свою деньгу на иностранную капусту, все равно, что продавать страну. У меня за это уголовщина шла, да и валюта была, которой инфляционная порча не была страшна. Хоть деньга в зависимость от народного труда и достояния не поставлена была, и её стоимость со стоимостью жизни не спала, но нормативы наживы знала всегда. Как только эти нормативы сняла страна, так инфляционной смертью измена заказана была. Отчужденная от народного достояния валюта всегда на инфляцию слаба, как грешная баба на передок, тому и бесчестье её в подоле как зарок.
     Вот ты лестницу в небо поднял. Может ты там в высоте и мировую валюту увидал? Для торжества идеи труда мировая валюта, с эталоном стоимости, уж очень нужна. Надо, чтоб она пироги счастливого рубля на народном достоянии пекла. Тогда уж точно любая война, уничтожающая достояние земли станет убийцей безумного богатства на крови.
– Да пока мировой валюты Бог мне не послал, но что-то похожее уже нашептывать стал. Только эти засланцы народа, про то знать не хотят, вот и просит он меня помело им в руки и в стойло загнать и откормить их ею так, чтобы грыжи мешали счастье ощущать. Их ограниченность – беда земле, что в наживе, воровстве и грабеже, от неё даже боги икают во сне. Им только деньги нужны, вот я им для начала и нарубил, и банки, как грядки от этой сорной зелени освобожу.
– Ну и что дальше делать прикажешь, мы же сюда явились, чтобы их всех за измену проучить и уму разуму научить, а сам какой-то прополкой занялся, ещё не надорвался? У меня тоже грабили, и воровать воровали, хотя всё в стране оставляли. Эти же в стране гребут и за границей гнезда вьют, – согласился Сталин. – Придется действительно новую революцию начинать, но теперь и тебя, царь-батюшка, на трон возвращать, чтобы историю страны начали уважать.
– Пускай теперь наши арестанты берут в руки по паре «лопатеус» и чистят по-французски весь этот заграничный зеленый «отходеус». Когда в корыта соберут, то до посиненья пускай жуют. Это же трава инфляцией ядовита и взрывоопасна дефолтом, как мина. Если лопаться начнет, то бомбами рванет, и всем яйца оборвет. Так что моя идея с кнутом, как щекотка под ребром. Тем временем, я действительно, пока отдохну и что почем сам с собой обсужу, или тоже в подполье к Ильичу улечу.
– Ну, лети, я тебе перо в зад подарю, как пролетарскому журавлю, чтоб приняли за своего. Чувствую, завоняла здесь в низу беда и честь пока без ума, а Россия без русского ума, исторического вождя и крепкого кулака рассыпается, как песок речной всегда.
– Ты правильно думаешь родной, грехи свои надо исправлять и на трон мой царский род возвращать, хотя бы только чтобы конституцию соблюдать. По этому случаю надену на этих всех господ колпак шутовской. Его не разрешу снимать, пока они эту зелень не съедят и мой род во власть не возвратят.
– Правильно говоришь дорогой, похоже, нужен переворот небольшой, и пора мне как Ильич тоже в подполье уходить, чтоб новые порядки установить.
– Похоже мы с тобой в подполье можем за дружить. Только об этой необходимости в подполье уже напишу и твоим пером, что ты мне для полета подаришь, как пролетарскому журавлю. Надо над всем подумать, возможно, и Божий контроль нужен, чтобы твои революционеры умом не дурили.
  Потом они вместе зашептались и за что-то меж собой обдумывать стали. Всё это время думская знать зелёную деньгу в кучи сгребала и бодягу попивала. Так, за работой они их и замечать не стали, а эти два лихих правителя незаметно из вида пропали, как в подполье убежали. Видимо, накидкой-невидимкой себя накрыли и на коврах-самолетах по требованию Ильича отбыли. Однако, это безобразие команда Божьих налетчиков и без них продолжать стала, как потешное народное собрание. для их Божьего искупления за истины пренебрежение и развала великой страны преступление.
                * * *
                *