Восхождение или снова колоритные люди

               
Николай Ветров проснулся от дико орущего механического будильника, которого не так просто было выключить, и ласкового шепота жены:
 – Вставайте, депутат областного Совета, вас ждут великие дела.
     Сладко потягиваясь, он попытался достать рукой ненавистный будильник на прикроватной тумбочке, но Оленька его опередила: вожделенный предмет был ею убран на подоконник.
– Да выруби ты это громыхало!  – взмолился Николай, пытаясь вновь укрыться с головой одеялом.– И дай еще вздремнуть, ну хоть бы с полчасика.
– Не граф  – больше тебе не положено!  –  рассмеялась Оленька и с силой стащила с него одеяло. 
Далее услышал он из ее уст более привычное: –  Минута тебе  – на подъем, три  – на туалет, и через пять минут, чтобы был на кухне. Завтрак  – стынет!
        Последние два месяца Николай спал от силы четыре - пять часов в сутки  – предвыборная кутерьма властвовала над ним: многочисленные выступления перед публикой, заседания  предвыборного штаба, различные встречи и аудиенции. Накопившуюся усталость он тщетно пытался снять кратковременными посещениями бассейна, сауной, даже один раз умудрился прибегнуть к спиртным напиткам  – ничего не помогало его возбужденному организму. Нужно было выспаться всласть и всё, а времени для этого не хватало. Ветров уже через силу вглядывался в лица своих собеседников и нехотя читал их всяческие мысли. Ох, как трудно стало копаться в разномасштабных файлах людской памяти и выискивать так нужную ему информацию. «Господи, как трудно быть народным избранником,  – разговаривал он часто с самим собой, выпивая для бодрости очередную чашку кофе.  – Легче умереть, а не добиваться благосклонности у избирателей». Хорошо, что Оленька почти всегда была с ним рядом. Особенно когда приходилось беседовать с многочисленной аудиторией. Ведь он же вынужден был говорить и говорить, а на мыслях избирателей и оппонентов совсем не удавалось сосредоточиться. Потом, после тщательного совместного разбора его выступления, рождались дальнейшие планы, с учетом, конечно, замечаний Оленьки.  Они, несомненно, были ценными. Ведь Оленька, находясь рядом с мужем, не распыляла, как он, свое внимание и спокойно могла сфокусироваться на мыслях собеседников. « Ты  – мой мудрый визирь»,  – любил говаривать своей жене Ветров, борясь с усталостью, но находя в себе силы для благодарного поцелуя.
За завтраком Ветров в очередной раз посетовал, что не высыпается, и пригрозил Оленьке, что завтра возьмет выходной и будет спать целый день.
– Тоже мне медведь выискался,  – начала отчитывать его Оленька, по-детски  облизывая ложечку после малинового джема.  – Какие-то животные желания: берлога, спячка. И поправив и без того безукоризненно уложенные короткие белокурые волосы, продолжила, обидчиво надув прелестные пухлые губки:  – И где, ты мне скажи, в нашей степи спрятаться медведю?!
– Ты права   – негде,  – вздохнул Николай, допивая свой чай с лимоном.  – Но я маленький, особый мишка, и мне нужна особая маленькая кроватка. Я  – властелин степи, победитель, всех своих недоброжелателей поборол, разогнал по норкам и заслужил маленького, кратковременного отдыха.
– Слушай, Ветров,  – вспыхнула как спичка Оленька, сверкнув злобно глазами, небесно голубыми, но вмиг ставшими невыносимо холодными.  – Я тоже не высыпаюсь,  встаю намного раньше тебя, но не хнычу… Ты хоть раз Катерину собрал и проводил в школу? Спишь всегда, без задних ног…А я кручусь как белка в колесе.
Оленька ни на шутку расходилась: выкрикивала ругательства  – такие сладенькие, интеллигентные, их даже на свой счет с удовольствием хотелось принимать («ощипанный мишка», «жалкий не выспавшийся котище - Том и.т.д). Ее прелестный лобик от гнева, по мере выкрикивания вышеперечисленных фраз, страдальчески морщился, маленький ротик сделался удивительно большим, губки ярко заалели. Оленька даже в гневе была прекрасна. Озорная, стриженная под мальчишку, невысокая женщина - подросток. Совсем не тридцати девяти лет от роду.
Целых две минуты Ветров наблюдал так любимые ему гримасы любимой женщины и слушал ее звонкий, совсем  не надоедающий, голосок. Он даже время для себя засёк на висевших на кухне электронных часах. « Вот дождусь когда маленькая стрелка часов примет горизонтальное положение, а большая  – строго вертикальное положение,  – подумал он, игриво улыбаясь,  – и тогда начну ее успокаивать».
Выждал этот момент и тихо сказал, прерывая затянувшуюся обвинительную речь жены:
 – Дорогая, ты как всегда права…Но я завтра скоренько исправлюсь.
Оленька, наверное, выговорившись, как всегда  быстро остыла:
 – Так бы сразу и сказал… А то спать хочу, лежать хочу.
В мозгу жены роились еще несколько пикантных ругательных слов, но она их, глубоко порядочная, ему не высказала. « Хорошо читать чужие мысли,  – подумал Ветров, вздыхая.  – Но лучше их не знать». « А ты как думал,  – подумала Оленька, исподлобья глядя на мужа.  – Другая бы женщина не такое бы тебе высказала. Слабак».
– Я не слабак,  – выговорил натужно Ветров, вставая из-за стола.  – Просто устал… Завтра отосплюсь, встречу Катерину из школы и свожу ее в зоопарк… Два месяца ей всё обещаю и обещаю. Теперь  – выборы уже позади и можно выполнить свои обещания.
– Не можно, а нужно, товарищ депутат,  – выдала женщина и миролюбиво похлопала мужа по руке.  – План твой на завтра одобряю.
– Одобрямс?!  – воскликнул Ветров и подбежал к жене влюбленным тетеревом. Вытащил ее из-за стола и поднял, пыхтя, на руки.
– Да, граф,  – невозмутимо сказала жена, кокетливо надавив пальчиком на курносый нос мужа.  – А сейчас  – по коням! И на работу!
Николаю Ветрову никто не давал его лета  – сорок шесть: выглядел он намного моложе, так как не по возрасту был худ, подвижен, ходил всегда подтянутым, опрятным. Ветров почти не употреблял спиртное, занимался усиленно плаваньем, а на досуге  – шахматами. Внешность у него была заурядной, ничем не примечательной, осанка, фигура  – как у бывшего гимнаста, давно ушедшего из большого спорта, но продолжающего делать по утрам физзарядку. Когда невысокий, рыжий, лысоватый и конопатый гражданин представлялся на деловых раутах председателем правления  известного на всю округу оптово-розничного предприятия  – целого бизнес-центра, то у нормального бизнесмена автоматически отвисала челюсть. Оно и понятно: с такой обычной крестьянской физиономией только на тракторе ездить, а не делами нешуточными ворочать, оценкой не в одну сотню миллионов гривен. Когда же пресс-атташе представлял своего босса еще и как депутата областного Совета  –  шок долго властвовал над  деловыми людьми. И проходил только после того, как Ветров выступал перед ними со своими деловыми предложениями.
Выступать перед любой аудиторией и покорять сердца слушающих его масс Ветров научился не сразу. Понадобилось очень много усилий над собой и многочасовые многодневные тренировки  перед зеркалом, пришлось даже юность свою студенческую вспомнить  – ведь был же он когда-то молодежным (в ту пору комсомольским) вожаком целого факультета и все пять лет нелегкой учебы в институте. Хорошо, что полтора года тому назад  ему после травмы Бог подарил дар ясновиденья: мысли окружающих его людей стали им читаться как с листа бумаги, не то бы, наверное, из него бы не получился предприимчивый оратор. История дала миру много пламенных ораторов  – Цицерон, Ленин, Киров, Геббельс и др, но вот предприимчивых  – совсем немного. Ясновидящему предпринимателю легко можно выиграть любые торги на бирже, на крупном заводе, на заседании горисполкома и повернуть в свою пользу предполагаемые сделки, оставляя не у дел сидящих рядом  конкурентов. Нужно только правильно построить свои речи, чтобы конкуренты поведали тебе свои мысли, а вместе с ними раскрыли свои планы и намерения. Конечно, возможны ошибки и различные накладки. Только разговор наедине со своим противником или конкурентом  давал стопроцентный результат и, конечно, беспроигрышный, а так  – серединка на половинку. Ветрова же пятидесятипроцентная вероятность попадания в цель практически устраивала, так как он научился в любой ситуации добиваться хоть маленькой, но победы. Это как в шахматах: ничья бывает иногда весомее, чем выигрыш. Главное, с кем ты играешь, и на каких соревнованиях. Бывает даже тактически правильнее уступить своему сопернику в первой партии, усыпив тем самым его бдительность, а потом разнести конкурента в пух и в прах в последующих решающих партиях. Как говорится, не важен способ, а важен результат. 
    Уже целый год и четыре месяца успешно действовал их творческий тандем с Оленькой. Жена, друг, соратник, беспощадный критик, его вторая пара ушей и глаз, его второй мозг, наконец,  – вот далеко не полный перечень качеств у главного партнера Ветрова. То, что она была также ясновидящей, давало Николаю ряд преимуществ над другими бизнесменами и политиками в его родном городе: всегда всё под контролем, если что-то сам не заметил и не учел  – напарница всегда подскажет. Двойное разностороннее сканирование мыслей окружающих и творческое партнерское их осмысление давало возможность уменьшить вероятность ошибки в предпринимаемых потом действиях. Чем  дольше они с Оленькой обсуждали планируемое мероприятие, тем  утонченнее и изысканнее получалось его выполнение.  Ежедневное совместное хождение в народ поначалу им обоим нравилось, но потом надоело: постоянная обоюдная усталость, недосыпание стали раздражать, даже ошеломляющие результаты не радовали. « Ну и придурки мы с тобой, дорогой,  – часто ворчала Оленька, в изнеможении засыпая прямо в кресле,  и не дойдя до расстеленной кровати. – Медовый месяц и тот променяли на всяческие  брифинги- рейтинги. « Ты же сама захотела быть первой леди страны,  – бурчал Ветров, с трудом заставляя себя сходить в ванную и перед сном почистить зубы.  – Подхватила идею моей мамы. Теперь терпи».
   Если бы не Полина, всемогучка и неизменная помощница по дому, чета Ветровых чаще бы ругалась и неизвестно как долго просуществовал бы их творческий тандем. Когда занимаешься бизнесом и политикой, совсем нет времени для домашних дел. Хорошо если есть на кого оставить на попечение квартиру  – поливать цветы, кормить рыбок в аквариуме, выгуливать комнатную собачку. Хорошо когда есть у занятых людей верный помощник и вся эта живность под присмотром  – хозяева могут спокойно обустраивать свои дела. К счастью, у Ветровых не было в доме никаких представителей флоры и фауны, но зато появилась приемная дочь. Сбылась, наконец-то, их мечта и они стали родителями.
– Ты Катерине шарфик повязала?  – спросил Николай, торопливо надевая пальто в прихожей. Сегодня по настоянию жены он облачился в старый, но добротный черный, строгий костюм из чистой шерсти, новый галстук и белоснежную рубашку. Привычный джинсовый костюм и кожаную куртку пришлось отложить в сторону – на фирме следовало, хоть иногда, выглядеть по-деловому, стильно и как подобает ее руководителю.  – На улице  – ноябрь. Запросто можно простудиться. А она у нас такая теплолюбивая.
– Одела-одела,  – пробурчала недовольно Оленька, еще раз глянув на себя в зеркало перед выходом на улицу. Поправив ворот новенькой розовой утепленной куртки, открыла входную дверь.  – И Полине строго настрого приказала  – никаких вольностей в ношении одежды. Вечно у нее не так как у людей:  шарфик  – на голове, а шея  – открыта.
Ясновидящие не успели покинуть свою обитель  – четырехкомнатную квартиру, так как по лестничному подъездному маршу затопали быстрые шаги и раздались знакомые голоса:
– Ой, не закрывайте дверь! Мы  – поднимаемся!
    Полина и Катерина, обе запыхавшиеся от быстрого бега и смеющиеся, шумно ворвались на лестничную площадку и проскочили в открытую входную дверь. Мимо оторопевших Ветровых.
    Квартира их  – такая тихая и степенная, сплошь заставленная старинной дубовой мебелью и книжными полками, которые были буквально забиты книгами, вмиг преобразилась: стала обычной шумной детской библиотекой. Только там книги от ребячьего смеха волшебно превращаются из звукопоглотителей в мощные звуковые отражатели, и веселый, задорный гул долго гуляет по внутрикомнатному пространству. Многочисленные люстры из старого венецианского стекла, украшавшие интерьер квартиры Ветровых, с радостью приняли ласкающие амплитуды детского голоса  – тихонько зазвенели, приветствуя тем своих хозяев.
    «Девчонки», как любил называть их Николай, старшая  – шестидесятилетняя  домработница Полина  и младшая  – шестилетняя дочь Катерина, наспех разувшись, радостно запрыгали в прихожей, а затем, взявшись за руки, закружились в хороводе. Старшая «девочка» была в теплом демисезонном пальто, шикарном берете, и на шее у нее был повязан легкий шарф, младшая «девочка»  – в теплой куртке, но с открытой шеей, а теплый шарф обрамлял лихую головенку, покрывая русые волосенки и большие ушки.
 – Ну, и по какому поводу такие собачьи радости?  – спросила Оленька и, всплеснув руками, возмутилась:  – И, что за парижская мода у вас?  Опять всё делаете наоборот?! Хотите, чтобы вновь болело горло?!  Душа  – на распашку!
 – Мама!  – запищала Катерина, продолжая прыгать и заставляя то же самое делать и Полину.  – Нашу школу закрыли на карантин  – на целых десять дней!  Ура! Грипп!
 – Нашла чему радоваться,  – проворчала Оленька, останавливая прыгающий бег своей дочери.  – Ну, а вы, Полина, горе- воспитатель: шарфом вместо шеи позволяете голову обмотать…Свою шею утеплили, а ребенку  – нет!.. И почему ребенку опять покупали мороженое?!  Ведь ноябрь – на дворе!
Полина  – неунывающая подвижная толстушка, жгучая брюнетка, успела уже раздеться и повесить одежду на просторную вешалку, потому и встретила во всеоружии недовольства хозяйки:
– Не стоит слабое горлышко ребенка утеплять. Надо, наоборот, его закалять…Так все француженки делают…И мороженое совсем сейчас не опасное… Тем более, что мы ели его в кафе. Праздник! Понимать надо!
– По-вашему, я совсем бестолковая?  – обиженно надула губы Оленька.
  Катерина  – очаровательная голубоглазка, этакий Чебурашка, с миловидным личиком, полными губками и оттопыренными большими ушками, начала развязывать шарф на голове, топнув при этом ножкой:
– Ты, мама, просто не понятливая… Когда праздник  – надо есть мороженое. И чего ты пристала к Полине… Она же  – бабушка! А бабушки всех умнее.
Ветров,  слушая своих домочадцев, несколько раз вздохнул, потом долго тихо смеялся, в кулак, но все-таки не выдержал и вставил свое слово в их перебранку:
– Не ссорьтесь, девчата… Если праздник  – надо пить чай и непременно с тортом.
 
                *   *   *   
    Как изношенные сорочки с плеч полетели куда-то прошедшие трудовые месяцы. Были невзгоды и радости, были приобретения и утраты. Зимой неожиданно умерла мать Ветрова  – Ксения Ивановна: легла вечером, пораньше, спать (планировала, как всегда, свершить что-то грандиозное), а утром  – не проснулась. Врачи констатировали у нее банальную остановку сердца. Сказали, что от возраста в организме женщины выработался  весь жизненный ресурс. К счастью, Ксения Ивановна успела окунуться в долгожданные заботы в качестве бабушки и почитать своей внучке  – Катерине любимые книжки и сказки.  Ветровы долго боролись с бюрократической государственной машиной за Катерину, пришлось не только применять дар ясновиденья, но и давать взятки, решать за свой счет чьи-то денежные проблемы, ублажать многочисленные чиновничьи прихоти, словом  – делать все возможное и невозможное, чтобы удочерить понравившуюся им девочку. Однажды, в пылу ссоры с очередным бюрократом, Николай чуть было не сорвался и не выдал себя, что видит всех насквозь, но сдержался  – тайну своего ясновиденья не выдал. Из-за этого было потрачено много сил и уйму времени. Припугни бы он чинуш прокурорскими проверками  – Катерина  быстрее бы переступила порог их квартиры.
    Вспоминая былое, Ветров вдруг разволновался и обратился к Оленьке, мерно вышагивающей рядом с ним по лестничному маршу:
  – Дорогая, а хорошо, что именно Катерину мы с тобой удочерили?!
Оленька, открыв входную дверь в подъезд, удивленно вскинула вверх тонюсенькие бровки:
  – Что это тебя так всколыхнуло?
Николай, потупив глаза, тихо сказал:
  – Тебе не кажется, что она больше Полину любит, чем меня… и тебя.
  – Нате – здрасте,  – воскликнула Оленька, отпрянув от него на шаг.– С чего это ты, вдруг, сделал такое заключение?
– Ты же также прочитала желания нашей дочери, – возмутился Николай, подходя к своему автомобилю, припаркованному недалеко от входа в подъезд.– И делаешь вид, что тебя это не обидело.
– Подумаешь, ребенок хочет, чтобы предки быстрее убрались и они бы с Полиной вдоволь наигрались в карты… Нормальное желание… Мы бы с тобой не резались с ней в подкидного дурачка, а Полина сделает это с большим удовольствием, а потом, потихоньку, заинтересует нашу девчонку интересной книжкой, да с картинками… Всё у них давно продумано. И вполне обойдутся без нас. Страшно занятых людей.
 – А мне, знаешь, обидно,  – произнес Ветров, открывая перед Оленькой дверь в автомобиль.  – Она не считается с нами, для нее Полина  – авторитет. Я уже даже подумываю, что, не сглупили ли мы, когда попросили Полину переехать к нам жить. Приходила бы как все домработницы  – выполняла бы свои обязанности, а по вечерам уходила бы к себе домой… Была бы жива мама  – она бы не позволила ребенку играть в карты.
 – Дорогой,  – улыбнулась невесело Оленька, садясь в автомобиль.  – Ничего страшного не происходит. Нас, иногда, по двое, а то и по трое суток дома не бывает, а Полина физически не могла бы разрываться на два дома. А так и нам помогает, и ее однокомнатная квартира не пустует: внук – молодожен имеет свое обособленное жилье. Мы поступили всесторонне правильно.
 – Так оно так,  – вздохнул Ветров, садясь за руль автомобиля.  – Но не педагогично с шестилетним ребенком, пусть даже и первоклашкой, играть в карты. Мама была бы не довольна.
 – Ксения Ивановна  была мудрой женщиной,  – заключила Оленька, и голос ее дрогнул. Глотая неожиданно набежавшую слезу, она отвернулась в сторону окна и всхлипнула:  – Она, конечно, воспитывала бы Катерину по-своему, профессионально, как учитель с большим стажем… Но ее нет сегодня с нами… Как было бы всем нам хорошо.
 – Ладно, не реви,  – похлопал Николай  благоверную по руке и сам тяжело вздохнул.   – А то и я сейчас разрыдаюсь.
С минуту сидели молча. Николай, тяжело дыша, от волнения крутил руль автомобиля, но его не заводил, Оленька  – тихо плакала. Чтобы самому не расплакаться, Ветров неожиданно, даже для себя, предложил:
 – А, давай, досрочно, не дожидаясь годовщины, поставим маме памятник?! Душа болит…
 – Давай,  – обрадовалась Оленька, схватив пылко мужа двумя руками за пальто.  – Зачем ждать еще целых два месяца… И придет, наконец, спокойствие и умиротворение.
 – Давай… в эту субботу,  – глотая слезы, промолвил Ветров.   – Оркестр позовем… Пусть они сыграют…
   Вдоволь наплакавшись, Ветров завел автомобиль и резко, на бешеной скорости, тронулся с места.
   Новенькая «Славута» – детище украинского автопрома  – простенькая, недорогая, но надежная, послушно слушалось руля, и Ветров почти до отказа выжал педаль акселератора.
 – Не гони,  – пробурчала Оленька, вытирая слезы кружевным платочком.  – Подождут твои подчиненные. Не так часто ты их балуешь своим приездом. Пусть помаются в приемной, поволнуются, и хорошо подготовятся с отчетами.
 – И так уже на двадцать минут опаздываем,  – пробубнил Ветров, приходя потихоньку в себя и принимая обычную бойцовскую форму.  – Не хорошо.
 – Не спеши. Ты же взволнован и у тебя сейчас плохая реакция, а асфальт, смотри,  – влажный и скользкий.
Улицы и, правда, были мокрыми, но не от дождя, а от обычной ноябрьской сырости.
    Утренний туман давно уже расселся, и асфальт покрылся тонкой влажной пленкой. Осеннее солнце робко выглядывало из-за массивных серых туч, словно ребенок, играющий со сверстниками в прятки: чуть покажется, а потом, вновь, спрячется. Его лучи отрывисто, как бы нехотя, проходились по асфальту, и, отражаясь в многочисленных выбоинах, затопленных водой, неспешно падали на ветровое стекло автомобиля.
   Ветров включил дворники и солнечные лучи, играя, начали заглядывать ему в глаза.
 – Когда ты перестанешь водительствовать?  – спросила вдруг Оленька, одарив мужа беспокойным пронизывающим взглядом.  – Не мальчишка ведь и по статусу тебе давно положен персональный водитель. Да и телохранитель не помешал бы… Всё экономишь и экономишь на своем здоровье, деньги раздариваешь всем, кто не попросит, а себя не жалеешь.
 – Да,  – промычал Николай, сбавляя скорость на очередном повороте,  – подремать бы сейчас на заднем сидении, а так  – крути баранку, смотри  – в оба.
 – Так прими на работу внука Полины,  – промолвила Оленька, озабоченно вглядываясь в уставшие глаза мужа.  – Только что из армии. Не по возрасту умен, расторопен, покладист, да еще  – бывший десантник.
 – Да, сегодня же ему позвоню,  – буркнул Николай и вновь до упора выжал педаль акселератора.

                *      *      *
      Перед входом в новый офис Ветрова стояло полтора десятка припаркованных отечественных автомобилей  –  «Славут», «Таврий». Среди них были и седаны, и пикапы  – разноцветные, но новенькие, совсем недавно сошедшие с заводского конвейера. Месяц назад Николай расстарался и снабдил всех своих специалистов и менеджеров оперативным транспортом. Как истинный патриот он отказался от иномарок и поддержал украинский автопром своим необычным заказом. Недавно назначенный директор его предприятия  – ООО «Бизнес-Центр» Назаренко также получил новую «Славуту», а старая, но еще добротная директорская «Хонда» была экстренно продана какому-то мелкому предпринимателю. На ропот своих подчиненных Ветров тотчас жестко отреагировал: « Будете теперь ездить только на наших автомобилях  – дешевых, доступных. Нечего выпендриваться перед народом. Крутизну свою будете в делах демонстрировать». Доводы подчиненных, что иномарки, хоть и дорогие, но надежные, технически совершенные автомобили (подвеска, подушка безопасности, кондиционер и всё такое) Николай категорически не захотел воспринимать, аргументируя тем, что во время продолжающего экономического кризиса только глупцы и недалекие люди могут себе позволить роскошествовать. «Семьдесят процентов населения Украины бедствуют!  – восклицал, багровея от злости, Ветров.  – Безработица, нищенские зарплаты, нечем за коммунальные услуги заплатить, не на что купить новую одежду, обувь, большинство из народа ходит в обносках. А как народ питается  – черти чем: какими-то дешевыми заменителями, но только не мясом и молоком! Вот когда улучшится благосостояние среднестатистического украинца  – пересядем все в иномарки!». Подчиненные, конечно, после таких реплик быстренько кивали головами, в душе же, естественно, критикуя и ругая своего начальника  – Ветрова за излишнюю экономию и прижимистость. Где им было знать, что все их мысли оседали тяжелыми камнями сомнения и безысходности в голове ясновидящего, мешая прохождению его собственных мыслей по запутанному лабиринту и без того перегруженной памяти.
    Обустроив свой офис, кабинеты подчиненных, небольшой конференц-зал, а также личный кабинет, Николай умудрился сэкономить много денег и потом истратить их на благотворительные цели. Но нажил себе среди персонала если не врагов, то личных недоброжелателей, затаивших на него не злобу, а все-таки обиду. Никому ведь не понравится работать в офисе, в котором нет никакой роскоши и излишеств: мебель  – обычная, стандартная, не сделанная по спецзаказу, офисная техника  – простая, без всяких там «наворотов». Впрочем, как считал Ветров, всем трудящимся никогда не угодишь, и всегда найдутся обиженные. Его это не сильно беспокоило. Самое главное, чтобы не было угнетенных, и сама мысль, что тебя угнетают даже не приходила бы в голову никому из подчиненных. Страсть к наживе, роскоши, деньгам и власти  – неистребимые пороки человечества. Трудно с ними бороться, но кому-то нужно возложить на свои плечи бремя вершителя судеб людских, умиротворителя и своеобразного успокоителя всевозможных страстей. Таким человеком  – настоящим мировым судьей  – призван быть руководитель, и чем больше у него подчиненных, тем больше от него требуется личного мужества, самообладания, самопожертвования и самодисциплины. Далеко не каждый может быть руководителем, и даже имея огромные богатства, невозможно никому выстроить свою маленькую, обособленную от всех, империю. Потому что все, без исключения, императоры недолговечны, как, впрочем, и все их империи. Рано или поздно страсти вокруг денег и власти  сожрут изнутри, как ржавчина, выстроенный мирок - мечту и все потуги их работников  – вершителей и исполнителей  – сведутся к банальному поеданию разорванного на куски некогда произведенного совокупного продукта  – огромного каравая. Будущее – за разумными руководителями, умеющими постоять за себя, за свое детище – предприятие, ассоциацию, государство, но при этом трезво оценивающих свои возможности, умеющих подбирать себе ближайших сподвижников и правильно оценивающих их труд, и, наконец, не забывающих ради кого создавалось само детище  – ради процветания  всего сообщества людей. 
     После традиционного заслушивания отчетов всех своих подчиненных (директора, заместителя директора, главного бухгалтера, главного экономиста, менеджеров, заведующего магазином) Ветров в очередной раз сделал вывод, что командует ими он непрофессионально: наскоком и бессистемно. Перебирая худыми, длинными, как у пианиста, пальцами, дешевые разноцветные четки, он ругал себя, что до сих пор не смог сплотить свой управленческий персонал. Уж больно много у его работников   друг к другу претензий, а без этого невозможно достичь высоких результатов. Во время отчетов он никого не перебивал, не задавал вопросов, только молча слушал подчиненных, пристально вглядываясь им в глаза. О чем только не думала его команда: о том, что надоело каждую неделю битый час отчитываться перед боссом, и как хорошо бы сейчас попить горяченького чайку, и как мало им платят за старания, а они так стараются, и даже о том, что он, Ветров, тупица, если каждый раз с собой на «летучку» приезжает с благоверной. Оленька, как основная владелица предприятия, сидела рядом, по правую руку, и, естественно, также впитывала в себя эту информацию. Слушать и молчать, как Ветров, она не умела, несколько раз прерывала отчеты подчиненных и просила их уточнить некоторые цифры, и постоянно что-то записывала в свой блокнот.
    Когда все работники отчитались и выговорились, неожиданно взяла слово Оленька.
    Она, почему-то, встала и, вскинув вверх тонюсенькие бровки, возмущенно сказала:
 – Я, конечно, не специалист, но мне, кажется, что мы топчемся на одном месте. Прибыль есть, и немалая  – хорошо, но пора помимо сделок по Украине, Беларуси и России потихоньку осваивать дальнее зарубежье.
    В просторном кабинете Ветрова моментально повисла тяжелая, гнетущая тишина. Подчиненные, уставшие от почти часового сидения и ерзавшие на стульях, вдруг онемели: кто, как сидел, так и замерли, как на фотографии. Николая это тоже очень сильно потрясло. Он с удивлением уставился на Оленьку, но не смог ей заглянуть в глаза  – так любимое милое личико от него отвернулось.
    Оленька сильно волновалась, потому  и не сразу продолжила свое выступление, нервно постукивая пальчиками по столу.
 – Мне кажется,  – сказала она, потихоньку справившись с волнением,  – что это придаст дополнительный вес нашей фирме и значимость. Мы сможем привлечь к своим проектам новых инвесторов, а наши старые партнеры станут более сговорчивыми и предупредительными с нами.
   Вновь воцарилась в кабинете тишина, лишь  кто-то из присутствующих непроизвольно ойкнул. Когда затянувшаяся пауза в выступлении Оленьки стала тяготить всех присутствующих, Николай поспешил жене на выручку:
 – А, что, дельное предложение. Сколько можно танцевать перед российскими толстосумами: дай денег  – мы такие справные и расторопные. Приедут чопорные поляки, педантичные немцы и спесь с наших прежних партнеров быстро сойдет.
 – И на чем мы будем покорять Германию?  – воскликнул исполнительный директор предприятия  – Назаренко. Не смотря на свои сорок лет, тучный, страдающий отдышкой, лысый коротышка.  – На наших доисторических «Славутах»? Его, как и многих работников предприятия, раздражала экономия Ветрова, и он жадный до роскоши и утех постоянно конфликтовал с Ветровым.  – Они же развалятся на полдороге. Ведь недаром их хотят в ближайшие месяцы снять с заводского конвейера и выпускать новые современные модели.
 – Не развалятся,  – проворчал Николай, усаживая за стол Оленьку.  – Если за машинами будет нормальный уход. К тому же они у нас все новые  – И, упреждая вопрос Назаренко, распорядился:  – Завтра начнешь проектировать и строить два ремонтных бокса для автомобилей… Примем потом механика и одного автослесаря.
 – А не проще купить парочку «Мерседесов»?  – пробубнил недовольный Назаренко. Ой, как ему хотелось роскошный, почти спальный салон в автомобиле.
 – Нет,  – сказал, как отрезал Ветров,  – мы  – украинцы и должны популяризировать везде всё наше  – украинское.  – Или ты не патриот?!
Толстяк, как всегда, хотел что-то сказать дерзкое, но, встретившись с убийственным взглядом  начальника, вовремя осекся. Не то бы получил нагоняй, при всех подчиненных. Так однажды уже случилось, когда он вздумал не выплатить квартальную премию работникам и сэкономленные деньги использовать на покупку дорогой мебели в свой кабинет.
      В течение десяти минут Николай дал задание на неделю каждому из своих специалистов, а менеджерам, работающим с заграницей, дал поручения по выходу на западноевропейские рынки. Распустив порядком уставших подчиненных, Ветров остановил, уже у двери, своего директора.
 – Останься, Михайлович,  – приказал Николай, вновь перебирая свои четки.  – Еще на десять минут.
Толстяк, вздыхая, вальяжно вернулся и присел за стол, на самый его край.
 – Поближе к нам присядь,  – сказал Николай, возмущенно сдвинув брови.  – Не кричать же мне, чтобы ты услышал.
   Толстяк, хмурясь, пересел к владельцам предприятия поближе. Оленька, не скрывая своего возмущения, недружелюбно глянула на него. Всё, что он о ней думал, она прочитала в его глазах, и с трудом сдерживалась, чтобы не высказаться, дать отпор, а то и дать ему пощечину.
   Ветров, без всяких околичностей, сказал, глядя в глаза своему собеседнику:
 – Михайлович, ты, знаешь, за что я уволил твоего предшественника?
 – За утаивание выручки и бессердечное отношение к своим подчиненным,  – выдавил из себя Назаренко, немного смутившись.  – Так, по крайней мере, гласит приказ.
 – Так почему ты повторяешь преступления своего предшественника?!
Тучное лицо исполнительного директора вмиг стало пунцовым, и он тяжело задышал.
Не давая ему отдышаться, Николай продолжил, не скрывая своей ненависти:
 – От сделки с россиянами, из Ростова, ты получил премиальные в виде спального гарнитура, а так называемый «откат» в сумме десяти тысяч долларов поделил с нашим мэром города… Поровну поделили, или как?
 – Откуда…Как вы?!… Кто… сказал?!  – замямлил, путаясь в словах, Назаренко и толстые его губы задрожали.
 – Если знают об этом двое джентльменов, липовых, то знает об этом каждый,  – злобно улыбнулся, пряча глаза, Николай. Не признаваться же ему, что знает он о собеседнике почти всё и даже то, что тот очень сильно хочет сейчас в туалет.
 – Я мэру … отдал семь тысяч,  – признался исполнительный директор, трясясь и сморкаясь в белоснежный платок. Пот с него, как в бане, начал стекать густыми потоками по полному лицу и за шиворот белоснежной рубашки.  – Почему он обижается?!
 – Может быть потому, что «откаты» наше предприятие никогда не брало и не давало, а добивалось увеличения договорной суммы, и, чтобы она обязательно была перечислена на расчетный счет.
 – Так он же взял эти деньги!  – возмутился исполнительный директор, вытирая пот платком.  – Говорил, что за старания нужно расплачиваться… Или не так?!
 – Это пусть мэр сам от сделок деньги свои «грязные» получает, а ты  – не лезь, не подпрягайся ему услужить, и не бери свои «комиссионные»,  – процедил сквозь зубы Николай, строго глянув на Оленьку. Та, что-то хотела тоже сказать, но, к счастью, удержалась.
 – Так, что же мне делать?  – взвыл Назаренко, как от зубной боли.
 – Впредь, больше не ввязывайся в такие аферы,  – промолвил срывающимся голосом Николай.  – А коль оказываешь кому-то посреднические услуги, то требуй официальной оплаты.
 – И в общий котел деньги пускай,  – не удержалась все- таки Оленька, с негодованием выпалив фразу.
   Толстяк затравленно посмотрел на Оленьку, затем  – на Ветрова. Владельцы предприятия явно были им недовольны, и он сильно испугался. Потому и пропищал, как мышь под веником:
 – Я буду уволен?
 – Внесешь в кассу сворованную сумму и сумму за полученный спальный гарнитур,  – распорядился, налегая на каждое слово, Николай,  – А там дальше посмотрим, что с тобой делать.
 – Я все исправлю,  – побожился Назаренко, поспешно размахивая толстым перстом, но явно не по-христиански.  – Сегодня же! Только не увольняйте!  У меня жена  – инвалид!
 – Ступай, исправляйся, – сказал, как ударил Ветров, и пренебрежительно махнул рукой.
Когда за толстяком закрылась дверь, Оленька не выдержала и с негодованием промолвила:
 – Почему ты не приказал, чтобы он вернул на предприятие новый холодильник. Вывез позавчера со склада, втихую, и пользуется…А еще себе оклад тайком повысил… Как школьник … В штатном расписании, в нужном месте, тройку на пятерку исправил!
 – Ладно уж, на сегодня, для него неприятностей достаточно,  – ухмыльнулся Николай и с досадой промолвил:  – А ведь такой хороший специалист и переговорщик. Под его началом с десяток сделок состоялось, и ни на один миллион… Талантище!  И такой жалкий воришка. Как будто у него маленькая зарплата.
 – Ты его не уволишь?  – спросила Оленька, и губки ее задрожали.  –  Этого прохвоста. Он же нас  простофилями до сегодняшнего дня считал…Неучами и добрыми дурнями… Налево и направо всем раздающих различные блага. Глаза главного бухгалтера мне такое о нем порассказали.
 – Конечно же, уволю, но только, когда найду ему замену.
 – Ищи,  – промолвила Оленька, расплакавшись.  – А то он нас… перед всякими немцами опозорит.
 – Да не расстраивайся ты так,  – начал ее успокаивать Николай.   – Дело наше не зачахнет. Команда у нас в сущности неплохая, заменим директора  – и дальше в путь.  – И целуя ее слезы на щеках, любовно проворковал:  – Какая ты у меня дальновидная и предприимчивая. Народ на фирме уже начал в тоску впадать, а ты им новую задачу  – вперед, на запад!  Я с этим депутатством совсем перестал думать о перспективах.
 – Хороший я у тебя помощник?  – спросила, всхлипывая, Оленька.
 – Самый лучший в мире визирь,  – брякнул Ветров и заключил в свои объятья раскрасневшуюся благоверную.
                *                *                *
     После непродолжительного обеда в ресторане Ветров отвез Оленьку домой. У нее внезапно разболелась голова, да и нервы совсем уже сдали. «Заездил я ее совсем,  – подумал Николай, провожая взглядом спину удаляющейся жены.  – Даже походка у нее изменилась:  была когда-то  грациозной феей, теперь же – озабоченная пингвиниха, топающая за рыбой в море».
   Не в меру услужливая память тотчас же на короткое мгновение подсказала, как он чуть больше года назад уговаривал Оленьку не покидать проектный институт и довести начатый ею строительный проект до логического завершения. Тогда она, одухотворенная идеей помочь стать ему преуспевающим политиком, наотрез отказалась реализовывать свои амбиции в области строительства, в частности проектировать здания и сооружения. «Мой начатый проект внедрят в жизнь и без меня,  – настойчиво твердила она, и глаза ее горели дьявольским огнем.  – В институте имеются не только бездари. Сейчас, главное  – твоя карьера, и я должна тебе помочь. И пусть для этого мне придется отдать все свои силы и здоровье».
   Сегодня Ветров, кляня себя за невнимательность, увидел, что Оленька ни на шутку устала, как в народе говорят, выработалась, и нуждается в заслуженном отдыхе. «Закрою ее хотя бы на недельку дома,  – размышлял Николай, кусая от злости пересохшие губы.  – Сделаю ей живительный карантин. Пусть книжки любимые почитает и с Катериной в куколки поиграет». Он даже, на-ходу, придумал повод для ее заточения  – присмотр за Катериной. Уговорить Полину куда то на недельку срочно уехать для Ветрова не представлялось слишком сложной задачей. У всех же людей есть дальние родственники, и они могут внезапно оказаться в трудной ситуации, или, не дай бог, при смерти.
   Воодушевившись пришедшим в голову решением, Николай со спокойной душой помчался на очередную, намеченную встречу.
   В общественной приемной городской партийной организации «Вперед», от которой он баллотировался в областные депутаты и благодаря неимоверным усилиям добился таки победы на выборах, уже его ждали. Председатель городской партийной организации  – Москаленко, давно уже пенсионного возраста, весь седой, но крепкий, высокорослый, широкоплечий мужчина, долго сильно жал ему руку, с удовольствием демонстрируя свою радость от встречи и старорежимную начальственную значимость. Его заместитель  – Первухин, тоже пенсионер, тщедушный старик, с болезненным лицом и усталыми карими глазами, также пожал ему руку, но вяло, совсем по-детски.
 – Как хорошо, что вы приехали,  – проговорил простуженным басом Москаленко, приглашая его к столу.  – Мы тут сильно нуждаемся в деньгах, да и нужно с вами кое о чем побеседовать.
 – Денег в бумажнике мне хватит?  – пытался пошутить Ветров, но принять образ беспечного ухаря - купца у него не получилось. Суматошный сегодняшний день оставил не только на его лице печать усталости и жизненного неудовлетворения, даже голос выдал плохо скрываемую раздраженность.
   Николай бегло окинул взглядом просторную комнату общественной приемной. За те две недели, когда он здесь последний раз побывал, многое изменилось: появился дополнительный стол с компьютером, новый шкаф, несколько новых добротных, офисных стульев, на двух больших окнах  – новые плотные шторы цвета морской волны. Все это хорошо сочеталось со старой обстановкой восьмидесятых годов прошлого столетия: строгие массивные «стенки», рабочие столы, стулья, сделанные под буковое дерево, с неизменным телевизором на тумбочке и двумя телефонными аппаратами на столе председателя. Стены, обклеенные простенькими голубенькими обоями, лишь чуть-чуть смягчали строгий, казенный вид помещения, придавая ему некую домашность. «Ишь как старики распорядились выделенными деньгами,  – успел подумать Ветров и тихо улыбнулся. –  Дал, ведь, им на ремонт помещения, а они ухитрились еще и мебели прикупить».    
 – Устали, молодой человек?  – поинтересовался Москаленко и добродушно улыбнулся. Долго затем раскуривал свою дешевенькую трубку и пытливо сверлил его глазами, не забывая пускать колечки дыма в открытую форточку. Вдоволь насытившись никотином, закашлялся и непринужденно бросил:  – Не мудрено так устать. Позади такие скачки, пляски и горлодрания…
 – Теперь надо заняться делами,  – перебил его Первухин, нервно постукивая карандашом по столу.  –  И некогда расслабляться.
 – Что-то ты, Иванович, не ласков с нашим депутатом,  – промолвил Москаленко, хмурясь. – Человек скоро умом тронется от напряжения и дум, как наш город сделать преуспевающим, а жителей  –  счастливыми и не бедными, а ты на него наседаешь и наседаешь.
 – Пока он только успел наобещать своим избирателям золотые горы и умудрился сделать своим врагом нашего мэра города,  – возмутился Первухин, закатывая глаза, и многозначительно поднял вверх указательный палец.
   Лидеры городской партийной организации явно готовились обрушить на Ветрова лавину критики и далеко нелицеприятной, и только ждали повода в их разговоре. «Дилетант, выскочка»,  – криком кричали глаза однопартийцев. Николай, натужно улыбнувшись, не дал им высказаться. Растягивая от волнения каждое слово, он проговорил, гася в себе обиду:
 – А вы думали, что я буду терпеть художества этого взяточника  – так называемого хозяина города?!  И месяца не прошло, как стал мэром, а выделил уже себе местечко под личный коттедж и развернул такое грандиозное строительство  – древние римляне позавидовали бы… Вот я и врезал ему вчера, на сессии, жаль только словами…ну а дела пусть прокурор заводит  – это его епархия.
 – Уж больно ты горяч, Николай,  – перебил его сбившуюся речь Москаленко, выбивая из трубки пепел на приготовленный лист бумаги.  – У тебя слишком мало доказательств, что он берет взятки и мзду.
 – Предостаточно,  – сказал уверенно Ветров, справляясь с волнением.  – Ваш мэр  – Кравец  – не чист на руку. Не рассказывать же старейшинам от партии, что знает обо всех темных делах градоначальника. Только одна сделка с его директором  – Назаренко потянет не на одну уголовную статью.
 – И, тем не менее, надо быть осторожным в публичных заявлениях,  – промолвил Первухин, насупив брови.  – Факты, конечно, упрямая вещь, но не надо так быстро их обнародовать.
   Ветров с трудом сдержался, чтобы не привести дополнительные вопиющие факты злодеяний мэра города (от ясновидящего разве можно что-то утаить), лишь тяжело вздохнул и изрек:
 – Не узнаю я вас, старая гвардия. Кто как не вы всегда ратовали за справедливость и честность. Кто в прошлом году старому мэру щелкнул по носу, когда он вздумал приобрести новый служебный автомобиль?! И это в самый пик экономического кризиса в стране?!  Москаленко и Первухин! Кто не позволил горисполкому потратить деньги на ремонт приемной и добился их перераспределения на нужды здравоохранения! Опять же  – Москаленко и Первухин!
 – Тогда мы были городскими депутатами от нашей партии!  – взвизгнул Первухин, и острый кадык его сильно завибрировал.  – И у нас на руках были все проекты решения городской власти.
 – А я, по-вашему, кто?  – ухмыльнулся Николай, поглаживая ладонью волосы.  – Марионетка городского мэра?! Или его подельник?!  Я  – депутат областного уровня и не позволю грабить городскую казну. Я тоже, как когда-то и вы, приструнил зарвавшегося  чиновника. Впредь будет в первую очередь блюсти интересы города, а уж потом  – лелеять собственные прихоти.
 – Вы сделали в глазах общественности главу города таким пройдохой и мздоимцем, что ему ничего не остается делать, как защищаться и пытаться спасти свое имя,  – с сердцем заметил Первухин.  – Он теперь не только на вас ополчится, но и нашей партийной организации достанутся тумаки.
 – Ничего страшного  – выдюжим!  – промолвил, вздыхая, Ветров и едко спросил:  – Ну, а присесть то можно? Или прикажете мне стоя держать ответ?!
 – Присаживайся,  – буркнул Москаленко и осклабился:  – Не школьник ведь, да и мы  – не преподаватели.
  После более чем получасовых споров и горячих дебатов, старейшины от партии с трудом, но согласились с доводами Николая:
 – Дал в кости зарвавшемуся чиновнику  – значит, тому и быть. По крайней мере, город от этого выиграет: деньги начнут направляться по назначению и никакая грязная рука от них не отложит себе в карман малую толику. Побоятся любители дармовщинки и воровать из городской казны. Будут ждать решения прокуратуры по делу главы города.
« Хорошенькое начало!  – говорили уже глаза однопартийцев.  – Если дела и дальше так пойдут, то после Нового года можно ожидать больших перестановок  в горисполкоме».
   Ну, а то, что его партийная организация всегда найдет из своих рядов достойную кандидатуру для ответственейшего поста в горисполкоме, Ветров нисколько не сомневался. Три месяца тому назад, в начале предвыборной кампании, партийная организация  его выдвигала баллотироваться на  мэра города, но он отказался. Сослался, что бизнесмен, и не гоже ему стоять во главе исполнительной власти в городе. К тому же и областная администрация не одобрила бы поход во власть любого из городских денежных воротил. Пусть хоть его город и небольшой: всего лишь шестьдесят тысяч жителей, и производственных предприятий в нем можно на пальцах рук пересчитать, но все-таки он  – административная единица государства. А государством должны управлять политики или граждане, не связанные с бизнесом. Николай был с этим полностью согласен и до хрипоты спорил с теми, кто собственные капиталы путал с общественными деньгами. Ведь когда человек добивается власти, хоть небольшой, но дающей право делить деньги, то его сразу переклинивает: все денежные потоки по месту службы он принимает как свои собственные. И чем больше суммы, тем значительнее у него возрастают чувства собственника – нет не хозяина, разумного и рачительного, а простого рвача, стяжателя, думающего только о себе. Трудно найти руководителя, который волей или неволей, но не поддался бы искушению отщипнуть от большого общественного каравая кусочек хлебца для себя. Ведь он же власть имущий  – ему же всё дозволено: делить, отнимать, не всё же время приумножать и прибавлять. Нужно, прежде всего, подумать о себе любимом. А потом уже о других. Ветрова же от этого постоянно коробило: не его кредо – воровать, за счет труда других добиваться себе благ. И почему он может себя сдерживать от соблазна жить на широкую ногу, при его то деньгах, не строить, как другие предприниматели и политики, себе  коттеджи и виллы, не покупать дорогие автомобили, всякие там яхты - вертолеты. Неужели так трудно быть порядочным, жить на одну зарплату и не ловчить, и не присваивать государственные и общественные деньги?! Неужели так трудно быть честным и разумным человеком?!
 – О чем вы так задумались, молодой человек?  – резанул по ушам чей-то недовольный возглас.
  Это Москаленко своим вопросом развеял тяжелые думы Ветрова, вернул его к реалиям сегодняшнего бытия. 
 – Да так, мысли разные одолевают,  – с грустной напряженностью сказал Николай, почесав стриженый затылок.  – Вот  хочу найти для нашего города инвестора, чтобы реанимировал наш бывший приборостроительный завод. У самого нет таких больших денег, а они так сейчас нужны. Пропадает на глазах уникальное предприятие, без работы мыкаются сотни квалифицированных рабочих и инженеров.
 – Вы бы сосредоточились на выполнении предвыборного обещания перед избирателями,  – процедил сквозь зубы Первухин, недовольно насупив брови.  – Сначала найдите деньги и достройте реабилитационный центр для инвалидов, чернобыльцев и ветеранов труда, а уж потом принимайтесь за выполнение несбыточной мечты. Обещали народу выделить шестьсот пятьдесят тысяч гривен  – выньте и положите! И чем быстрее вы это сделаете, тем лучше. На носу Новый год и людям нужен праздник! Город и область ничем уже не помогут  – бессильны, а вы должны расстараться  – спасти новостройку. И так уж всем надоел этот долгострой.
 – Не забыл я о своем обещании,  – сурово заметил Ветров, нервно забарабанив пальцами по столу.  – И на днях деньги будут перечислены строителям. От себя последнее оторву, но слово свое сдержу!  И с вызовом бросил:  – Я не бездарный мечтатель, как вы только что выразились, а деловой человек. И если уж чем-то забиваю себе голову, то вовсе не чепухой. Завод я реанимирую  – дайте только срок.
 – Пятнадцать лет государство бьется с этой проблемой,  – с ехидцей промолвил Первухин и лицо его брезгливо подобралось,  –  пять бывших наших градоначальников и десятки бизнесменов морщили лбы, а как на заводской проходной засыпали от бездеятельности сторожа, так до сих пор и засыпают, и спячка их видно никогда не прекратится.
 – Прекратится!  – воскликнул негодующе Ветров и разрубил воздух рукой.  – Я положу этому конец!
   Пожилые однопартийцы как по команде переглянулись, многозначительно хмыкнули, но то ли из-за стариковской мудрости, то ли из уважения к статусу областного депутата, в дальнейшем не высказали на эту тему больше ни одного слова. Как будто почувствовали, что все их мысли уже прочитаны младшим их товарищем по партии. Все они, естественно, касались его персоны. И отзывы о ней были далеко не лестными.

                *              *               *
   Утро следующего дня Ветров встречал в областном центре. Помимо некоторых дел в областном Совете он планировал решить вопрос и с потенциальным инвестором для своего города. Точнее для многострадального захиревшего приборостроительного завода.
   В офисе украинского филиала крупного российского акционерного общества ему не пришлось долго пить кофе с предупредительными помощниками руководителя предприятия. Российский бизнесмен всего лишь на пять минут опоздал к намеченной ранее встрече и потому, извиняясь, поспешно прошел в свой кабинет. Не забыв при этом пожать Николаю руку, всем своим заместителям и помощникам.
   Это был маленького роста и щуплого сложения мужчина лет шестидесяти, с худощавым смуглым лицом, сероглазый и неизменно улыбающийся. Его редкие светлые волосы серебрились сединой на висках, а вместо носа торчал настоящий ястребиный клюв, но неимоверно длинный. Он встретил подобающие началу разговора приветствия Ветрова ласковой улыбкой на тонких губах. Но как только один из его заместителей начал доклад о подготовленном проекте переустройства бывшего приборостроительного завода его лицо моментально преобразилось: добродушная птаха трансформировалась в грозного хищника. Глаза хозяина кабинета по-птичьи прищурились, как будто он начал высматривать себе добычу, а голова начала делать выискивающие движения. «Этот стервятник  в случае возникновения любого форс-мажора в наших деловых отношениях моментально меня сожрет,  – с грустью подумал Николай, встретившись глазами с взглядом российского бизнесмена». « Ты у меня не только ответишь своей головой, но и здоровьем всех своих домашних, родственников и друзей,  – добивали своей конкретикой мысли хозяина кабинета.  – Если я с тобой заключу контракт и он в последствии окажется невыгодным».
    Когда заместитель закончил свой доклад, особо остановившись на экономических выгодах от совместного сотрудничества, Николай неожиданно предложил новые условия для заключения   учредительного договора:
 – Я предлагаю вашей ассоциации не 50, а 55 процентов акций вновь создаваемого совместного нашего предприятия, а третью часть своих будущих акций отдаю новой заинтересованной стороне  – белорусскому предприятию.
Ветров вынул из папки официальное подтверждение о намерении белорусского партнера в создании совместного предприятия на базе приборостроительного завода и передал его российскому бизнесмену.      
   Человек - ястреб клацнул своим клювом и сделал удивленную мину, но через какое-то мгновение его хищные глаза стали до боли меланхоличными. «Парень испугался,  – сказали ясновидящему глаза бизнесмена,  – или он надумал меня обхитрить. Надо отменять сделку».
 – Не стоит пугаться новым условиям,  – улыбнувшись краешком губ, проговорил Ветров.  – Ведь вы же выкупаете на аукционе останки нашего завода  – значит, вам и по праву нужно иметь не только контрольный пакет акций совместного предприятия, но и что-то более значительное. Мы  – украинская сторона  – коммерсанты, но не производственники, вот потому и отдаем вам бразды правления в создаваемом предприятии. Белорусская сторона  – производственники и хорошие сбытовики нашей будущей продукции. В случае каких-то разногласий между основными держателями акций они будут выступать в качестве гарантов соблюдения всех законов при ведении бизнеса и, если хотите, выступать в качестве арбитров в щекотливых ситуациях. А разногласия ведь неизбежны в совместной деятельности, не так ли?!
Российский бизнесмен удовлетворенно крякнул и, не глядя на изумленные лица своих заместителей, убежденно сказал:
 – Против таких аргументов никто не скажет «нет» нашему с вами проекту. Появляется в деле новая сторона, да притом из Беларуси. Это заманчиво, как когда-то в СССР, поработать славянам в одной упряжке.
  Все присутствующие засмеялись. Ветров тоже выжал из себя грустную улыбку. И было от чего: большинство заместителей человека - ястреба были против заключения в таком виде сделки. Их мысли он прочитал, да и взгляды их весьма красноречиво об этом говорили. Дополнительные акции  – дополнительные материальные затраты, а кто хочет вкладывать лишние деньги в дело, совсем неизвестное, кто хочет лишний раз рисковать. У самого Ветрова на сегодняшний день даже и на половину акций не было денег, и их надо было где-то раздобыть, выкроить, что-то продать. Он потому и отдавал всю власть в совместном деле российской стороне, хотя он и не производственник, но не боги ведь горшки обжигают.
   Человек-ястреб вопросительно глянул на Ветрова и, растягивая каждое слово, неожиданно спросил:
 – Вы, как преуспевающий бизнесмен и подающий надежды политик, умеете принимать поражения?
 – Смотря в каком деле,  – уклончиво ответил, морща в улыбке губы, Ветров. А сам подумал:        « Неужели пролет?!  Неужели что-то не учел?»
 Хозяин кабинета многозначительно выдержал паузу и, дождавшись абсолютной тишины в кабинете, как заправский шоумен в развлекательной телепрограмме громогласно выдал:
 – У вас на Украине есть еще один подобный проект для создания совместного предприятия. Лоббирует его один известный народный депутат. И деньги там он свои совсем не жалеет. Городок правда в том проекте совсем маленький  – каких-то тридцать тысяч населения, но завод – развалюха почти копия вашего. Безработица в том городке прямо аховая. Нужно спасать изголодавшийся народ. Что вы на это скажете?!
   Ветров знал об этом заводе- конкуренте. Недаром дважды общался с каждым из трех заместителей человека- ястреба и притом с каждым в отдельности. Что-то утаить от него их глаза не могли. Потому  и убежденно сказал:
 – В той местности, в радиусе двадцати километров от городка, нет даже маленькой речушки. Вода  – на вес золота. Как в пустыне. Где вы свой любимый спиннинг побросаете?!
  Знал же ясновидящий о хобби своего будущего компаньона. Тот только сегодня приехал в областной центр, но уже успел опробовать в местной заводи реки новый спиннинг. Потому и опоздал на  деловую встречу. Это уже потом, после окончания первой аудиенции с человеком - ястребом Николай с  диким восторгом скажет себе: « Ай да Ветров, ай да сукин сын!». Это потом. А пока он услышал дикий нескрываемый восторг хозяина кабинета:
 – Умница! Это большое преимущество для вашего города!
   Опять все присутствующие смеялись. От души смеялся и человек- ястреб.
Когда вновь воцарилась в кабинете тишина (да и не мог смех не прекратиться  – ведь хозяин поднял руку), присутствующие услышали совсем нечто интригующее:
 – Я предлагаю вам пари. Выиграете у моего друга в шахматы  – сегодня же заключаем с вами договор о совместной деятельности. Проиграете  – продолжаю дружбу с назойливым украинским народным депутатом. Идет?!
  Николая будто холодной водой окатили: «Обо мне в России знают всё! И о том, что когда-то давал платные сеансы одновременной игры в шахматы, и о том, что никогда не проигрывал. Ну, а о том, какой я бизнесмен, и какой политик  – знают и подавно. Мои публичные выступления не раз освещала местная пресса, да и телевидение не забывало». Потому и сказал без всяких обиняков:
 – Я давно не играл в шахматы. Потерял былую форму.
 – Не прибедняйтесь,  – ухмыльнулся человек- ястреб, важно глянув на свои дорогущие наручные часы. По наклону голову и по тому, как он тщательно рассматривал часы  – целое произведение искусства, как таковое время его не интересовало. – Тот, кто хоть раз выиграл у мастера спорта  – навсегда получает его регалии. И вздыхая, решительно произнес:  – В случае выигрыша получите еще денежное вознаграждение  – пятьдесят тысяч долларов. Проиграете  – ничего не получите. Ни договора о совместной деятельности, ни моего дружеского расположения к вам. Я  – игрок и притом всегда выигрываю, и привык дела иметь только со сверхчеловеками.
   Опять в кабинете воцарилась гробовая тишина. Подчиненные российского бизнесмена привычно наигранно обомлели, а Ветрова просто переклинило. «Ну и прохвост. Монстр. Просто чудовище. Знает же, что мне позарез нужны эти инвестиции. Вот потому и издевается,  – застучало у него в висках». Выходя постепенно из шока, Николай, качая головой, едко спросил:
 – А если ваш друг мне проиграет  – ему будет тоже запрещено видеть вас?
 – Что вы,  – ехидно рассмеялся россиянин и развел артистично руками.  – Он же мой друг с самого детства и на него никакие репрессии не распространяются.
 – Тогда я с ним сыграю в шахматы,  – сказал, как отрезал Ветров, и, чувствуя, как от злости у него сердце где-то в глотке забилось, выдавил из себя:  – И обязательно выиграю.               
   
                *               *                *
   
      Вечером, точно в назначенное время, в семь часов, Ветров переоделся в специально возимый с собой праздничный выходной коричневый костюм с соответствующим ему галстуком и приехал в загородный коттедж российского бизнесмена, в котором и должен был состояться мини-турнир.
      Было очень холодно и зябко. Дул сильный северный ветер. Многочисленные яблони, высаженные вдоль хорошей асфальтированной дороги, гнулись от бешеных порывов холодных масс воздуха и, плача, теряли с веток последние свои жалкие, сухие листочки. Тяжелые черные тучи быстро перемещались по серому небу, и было непонятно и тревожно: будет дождь или нет, и не засыплет, невзначай, землю первым снегом.
      Перед испытанием Николай плотно подкрепился в уютном маленьком загородном придорожном кафе. В самом городе он не захотел посещать ни один из его многочисленных ресторанов. Уставал предприниматель от городской суеты, шума областного центра  – миллионника, от ненужной беготни и нервотрепки у него всегда подскакивало артериальное давление и в голове стучали невидимые молоточки. Не переносил Ветров и все, без исключения, большие города. Слишком ценил свое рабочее время и не мог так расточительно им распоряжаться: часами стоять в автомобильных пробках, часами добираться до нужных ему мест. Как хорошо жить и работать на периферии: на переезд из конца в конец любого городка тратятся какие-то минуты. Пешком и то можно ходить на деловые встречи. Тем не менее, он не любил и маленькие поселки. Ведь даже за элементарной справкой нужно непременно ехать в районный центр. Что для делового человека очень унизительно. Другое дело  – отдыхать в маленьких городках. И если там рядышком есть какая-нибудь речушка, хотя бы маленький лесок или рощица, он готов был часами уединяться: сидеть на берегу, на какой-нибудь живописной поляне и обдумывать свои сделки, читать любимые книги, просто дышать свежим воздухом. Что нужно для человека, у которого всё есть: семья, любимое дело, достаток, время для хобби. Конечно, здоровье и удача. Пока на отсутствие таких благ Николаю не приходилось жаловаться. К богатству, роскоши он был равнодушен и частенько даже подумывал отойти от всяких дел. Мечтал открыть в своем городе настоящий дом шахмат и приглашать на турниры шахматных знаменитостей. Зачем ему большие деньги, слава, почет  – это ведь такие хлопоты, душевные каждодневные муки по поводу на уровне ты или нет, вечные поиски и мытарства. Вот и сегодня в кафе за чашкой ароматного чая к нему пришла очередная мысль бросить всю эту гонку по кругу за политическими и всякими дивидендами, которая никогда нескончаема и всё затягивает и затягивает своими маленькими победами в водоворот страстей. Пришла к нему мысль спрятаться, хотя бы на месяц, хотя бы на какую-то недельку от людей. Пусть без него поживут. « Нет  – нельзя,  – тут же напомнили о себе его постоянные головные боли  – ответственность и порядочность,  – так всякие Кравцы разворуют и распродадут Украину и пойдут несчастные простые украинцы  нищенствовать по миру, искать себе работу и пропитание. Я должен, я обязан спасти их от вымирания, а свою родную Украину от самоуничтожения. Я ведь не простой человек, я  – всемогущий, я  – лидер нации». В такие минуты самобичевания Николаю всегда вспоминались слова его матери  – Ксении Ивановны: « Помни, сынок, теперь ты  – сверхчеловек и у тебя не будет свободной минуты пожить для себя. Ты  – достояние нашего государства, наша гордость, наша совесть, наша надежда и опора. Ты должен руководить нами и вести к светлому будущему. Люди  – порочны, потому что думают прежде всего о себе, отсюда и мир разделился на богатых и бедных. Ты должен переустроить этот мир, пусть сначала не весь, а только Украину. Сделай так, чтобы в Украине люди не бедствовали,  и пусть тысячи местных  богачей и десяток олигархов поделятся с народом награбленным добром. Дай толстосумам кнута и дай простым бедным людям удочку, чтобы они смогли поймать себе рыбу в реке. Пусть эта река опять станет всенародным достоянием».
   С тяжелыми думами, но с бойцовским настроем, Николай появился в доме российского олигарха.
   Сказать, что его шокировала роскошь апартаментов будущего партнера по бизнесу,  – значит, ничего не сказать. Мало того, что коттедж был трехэтажный и имел десяток комнат и разных холлов, обставленных дорогой мебелью, со стенами, украшенными картинами и всякими восточными коврами, внутри дома был огромный бассейн. Оказалось, хозяин апартаментов был не только заядлым рыбаком, но и бывшим моряком: кругом висели и стояли модели различных парусников, яхт, различные морские компасы, рында и.т.д. Даже бассейн был по-морскому оформлен: существовали декоративные причалы, швартовались к ним небольшие красочные лодки из пенопласта, кругом  – всякие канаты, мостки, на воде  – спасательные круги. Вся обслуга и охрана в доме носили морскую форму, даже молоденькие девушки – уборщицы и всякие там подавальщицы. «Это сколько надо было денег ухлопать, чтобы построить и обустроить такой особняк,  – с холодным бешенством думал Ветров, следуя за администратором и осматривая  по ходу своего движения излишества в убранстве комнат и кричащую роскошь на их стенах.  – На такие средства можно было реанимировать не один завод на Украине, дать вновь работу тысячам рабочих. Наверное, у него денег  – куры не клюют. А живет, в России, наверное, во дворце».
   Хозяин встретил Николая радушно. Долго представлял его своим гостям. А было их не меньше двадцати человек: местные бизнесмены, политики. Были среди них и такие, как и он, Ветров, областные депутаты, с которыми приходилось часто встречаться. Присутствовал и заместитель губернатора - совсем молодой, но подающий надежды, белокурый высокорослый мужчина с задумчивыми глазами. Чуть попозже подкатил и вездесущий народный депутат  – конкурент Ветрова по добыванию инвестиций. Все собрались за семью столиками, расположенными буквой «П» к короткой стороне бассейна. Внутри своеобразно сооруженного амфитеатра стоял небольшой стол  – шахматная доска, на которой уже были расставлены огромные шахматные фигуры. Большие шахматные часы стояли рядом, на тумбочке. Всё было готово к предстоящему турниру и два просторных кресла, украшенные синим бархатом, ждали соревнующихся.
   Человек - ястреб, облаченный в безукоризненно отутюженную форму морского офицера и с погонами капитана первого ранга, выглядел как настоящий грозный командор. Человек- ястреб лихо трансформировался в человека - альбатроса. Однако мило всем улыбался,  без умолку рассказывая разные морские байки и  анекдоты. По его указанию симпатичные белокурые девушки в тельняшках и коротких юбочках без устали сновали вдоль столиков и предлагали гостям бокалы с легкими спиртными напитками и фруктовой водой. Тарелки, наполненные бутербродами с красной и черной икрой, постоянно катал на передвижном столике очень упитанный кок  – седовласый старик с большими рыжими усами.
 – Ну как, коллега, готовы к состязанию?  – лукаво спросил российский бизнесмен, подойдя к Ветрову.
 – Готов, – ответил поспешно Николай, ища глазами своего будущего противника.
 Хозяин коттеджа  понимающе заулыбался и похлопал его по плечу:
 – Его здесь пока нет среди присутствующих. Но он обязательно сейчас приедет. Порадует нас, любителей шахмат. Мой друг, как и все знаменитости, так непунктуален.
   Подошедший к ним заместитель губернатора от нетерпения поглядывал на наручные часы и что-то начал высказывать человеку- кондору. Тот размашистым жестом покровительственно похлопал его по спине и неожиданно спросил:
 – А это правда, что наш уважаемый депутат отказался от родительского дома и отдал его под дом престарелых?
   Это касалось его, Ветрова, но вопрос, почему-то им был задан областному чиновнику, но только не ему, сидящему рядом.
Заместитель главы области удивленно вскинул вверх брови, но быстро совладал со своими эмоциями:
 – Да, он у нас большой оригинал и меценат. Родительское гнездо не продал и не перестроил, а безвозмездно передал старушкам и старикам. Там у них организовалось что-то вроде коммуны. Под одной крышей собрались, живут и творят разные народные умельцы: ткачихи, ремесленники, художники, гончары. Он их ежемесячно спонсирует…
   У них там даже народный хор организовался… Приличный. Месяц назад победил на областном смотре творческих коллективов.
   Ветрову стало неловко, что его так нахваливают, как школьника в классе и в присутствии одного из родителей, потому то он и бестактно перебил областного руководителя:
 – Это не моя заслуга, а мамина. Еще при жизни она собирала у себя разных народных умельцев, а как умерла  – я лишь продолжил ее начинания.
Бывший морской волк от умиления зацокал языком и восхищенно промолвил:
 – Похвально! Весьма похвально! Не перевелись на Руси делающие добрые дела!
Областному чиновнику видно понравилось выступать в роли всезнающего учителя, а может, захотелось похвастаться  – вон, мол, какие у них в области депутаты, его потому и понесло:
 – А, знаете, он своим работникам выплачивает тринадцатую зарплату, как когда-то в СССР, и добивается, чтобы мы это внедрили на всех предприятиях области… Ратует чтобы зарплата руководителей предприятия не превышала в три раза зарплату рабочего, имеющего самый высший разряд, и чтобы непременно она выплачивалась официально, не в конверте…У его работников самая большая  зарплата… Банковские работники и те столько не получают! И налоги он все исправно платит, и городу помогает, и области! Областному онкологическому центру он пожертвовал целый миллион!
 – Долларов?  – спросил российский бизнесмен и от удивления  его клюв приоткрылся.
 – Нет, пока что только гривен,  – смутился почему-то чиновник, наверное, не выдержав недовольного взгляда Ветрова.  – Но я надеюсь, что его благие дела на этом не прекратятся, и его пожертвования достигнут этой цифры.
 – Ну-ну,  – промычал хозяин дорогих апартаментов и лукаво подмигнул Ветрову.
   Вскоре появился долгожданный гость из России. На ходу сбрасывая пальто подбежавшей к нему прислуге, он проследовал прямо к шахматному столу. Надменно снял с головы шляпу и бросил ее на руки очередному лакею. Извинившись за опоздание перед присутствующими, сам громко представился и вальяжно расположился в одном из кресел.
   К великому удивлению публики, а особенно Ветрова, их удостоил своим посещением  знаменитый гроссмейстер, недавно вернувшийся из поездки в Испанию. Он там победил на одном из турниров и любезно согласился заскочить на денек проведать своего старинного российского друга. Тысяча километров для таких людей не расстояние  – вот он и оказался на Украине. Николая не только это потрясло: перед ним предстал былой соперник, когда-то посетивший его маленький городской шахматный клуб.
    Полтора года тому назад они с ним сыграли вничью, но гость был тогда не в форме: после дружеской попойки и очень сильно уставший. Но все-таки он был международным гроссмейстером. И титулованным.
    Сегодня его противник был в хорошей, боевой форме. Седовласый пожилой мужчина, с огромными бакенбардами и добрыми, слегка уставшими карими глазами, кивком головы пригласил Ветрова к шахматному столу. По-видимому, он знал с кем ему придется сражаться, и в отличие от Николая внутренне готов был к этой встрече. Жажда реванша сквозила не только в его глазах, но и в мыслях. « Я тебя порву на части, выскочка,  – говорили глаза гроссмейстера.  – Ты у меня попросишь сегодня пощады».
 – Ну, как вам мой сюрприз, коллега?  – спросил человек- альбатрос, насмешливо сощурив глаза, и отхлебнул из своего бокала мартини.
 – Приятный,  – буркнул недовольно Николай и пересел в кресло из синего бархата.
На том сюрпризы еще не закончились.
 – Господа,  – взял слово хозяин особняка, вальяжно откинувшись в кресле.  –
   Ввиду позднего начала нашего состязания я вынужден изменить условия сегодняшней игры. Предлагаю время на обдумывание каждого из ходов сократить от десяти минут до семи, а также ограничить основное время матча двумя часами. Если основное время не выявит победителя, то это решит мой самый точный в мире секундомер. Я поставлю на нем магические семь минут и будет это дополнительным временем. У каждого игрока будет возможность продемонстрировать нам сегодня и скорость принятия решений. У кого первого закончится дополнительное время при обдумывании очередных ходов, тот и проиграл… Ничьи сегодня не будет, господа!
В просторном зале, выделенном под бассейн и деловых встреч, прошел легкий ропот среди    присутствующих. Все посчитали новые условия для состязания слишком жесткими.
   Тогда российский бизнесмен величественно вскинул голову  и огласил:
 – Победитель получит приз  – семьдесят тысяч долларов!
   Приглашенные на игру бизнесмены и депутаты заулюлюкали, а потом захлопали в ладоши. Сначала в разнобой, робко, а потом всё сильней и сильней  – пока их нерешительные рукоплескания не вылились в дружные аплодисменты. « Как в Древнем Риме,  – с горечью подумал Ветров, глядя на присутствующих.  – Патриции развлекаются». Ему стало вдруг стыдно за себя. Добровольно записался  в число умственных гладиаторов. И зачем он только согласился на эту игру. Ради этих паршивых денег?! Не стоят они того, чтобы над ним потешались. В не зависимости от исхода этого противоборства местные патриции всё равно станут считать его, если не охотником за удачей, так дежурным паяцем. Еще чего доброго станут и сами  приглашать его на разные там корпоративные посиделки. Разглядывая не на шутку развеселившуюся публику, в основном уже пьяненькую, Николай встретился взглядом с глазами своего конкурента  – народного депутата. Он не хлопал как все в ладоши, а просто сидел и тупо смотрел на Николая. Их взгляды встретились, и столичный гость одарил его презрительной улыбкой. « Нет, конкурент, ты сегодня не будешь торжествовать,  – сказал самому себе Ветров, потупив глаза.  – Не твои, а мои избиратели получат долгожданную работу. Ради этого можно снести любые унижения». Инстинктивно Ветров глянул и на своего соперника. Лицо гроссмейстера было невозмутимо, взгляд  – холодный, колючий, видно было, что его нисколько не испугали такие нетрадиционные условия для шахматной игры. Он был просто уверен в своей победе и уже подумывал, куда бы потратить сегодняшний выигрыш.      
   
                *                *                *
   Чуда не случилось. После двадцать второго хода Ветров по всем статьям проигрывал знаменитому гроссмейстеру. До окончания основного времени оставалось каких-то восемнадцать- девятнадцать минут, а Николай с трудом сдерживал непрерывные атаки именитого соперника. Гуру от шахмат играл широко, азартно, виртуозно, мысли его были последовательны; отточенные годами предпринимаемые комбинации давали пищу для размышлений оппоненту, но не более того. За короткие семь минут Ветров не успевал осмысливать возможные действия противника, к тому же тот, усмехаясь, стал часто вставать после очередного хода и прохаживаться вдоль бассейна. Как ему было узнать, что там он предпримет, делая следующий ход. Дар ясновидения Николай не имел возможности в полной мере использовать, а что может продемонстрировать игрок – кандидат в мастера (да притом бывший) напористому опытному гроссмейстеру  – стратегу. Только желание победить. И всё. Наверное, к такому выводу вскоре пришел и сам гуру от шахмат. Он решил, что дело сделано и совсем расслабился:  развалился (наконец-то!) в кресле и попросил принести себе мартини.
   Это его и погубило. Дальнейшие ходы соперника Ветрову стали известны, а когда постоянно читаешь шахматную литературу и заучиваешь все партии знаменитостей  – нетрудно сделать правильный выбор для продолжения игры. На шахматной доске осталось не так уж много фигур, и, читая мысли гроссмейстера, Николай смог перехватить инициативу  – контратаковать, а затем склонить противника сдаться. Знаменитость, не скрывая досады, долго смотрел на шахматные фигуры на доске, прокручивал в голове различные комбинации, но время было уже упущено, и  дополнительные семь минут ему ничего бы не дали  – мат был неизбежен. Спасаясь от позора, он неторопливо, но решительно сбросил тыльной стороной ладони с доски все фигуры.
     Неожиданная капитуляция гроссмейстера вызвала у публики бурю неодобрительных возгласов. Все ожидали красивого мата или пресловутого падения стрелки на контрольных часах, но знаменитый российский гость не пожелал, чтобы местные патриции стали свидетелями его окончательного поражения. Видно его, также как и Николая, эти долгие сто двадцать минут состязания окончательно утомили. Постоянные выкрики со стороны публики, громкие комментарии, глупые и нелепые подсказки и советы (знать резвилась) не давали сосредоточиться и заставляли нервничать. Хозяин особняка несколько раз призывал всех к спокойствию, но страсти вокруг игры только накалялись и накалялись. Естественно зрители разделились на два противоборствующих лагеря: сторонников знаменитости и сторонников местного мастера. Последние, судя по их бушеванию, составляли большинство, но их поддержка Николаю только мешала. Лучше они бы молча держали за него кулаки и сдерживали свои эмоции.
   Когда восторженные сторонники Ветрова угомонились и принялись дружно праздновать победу, не забывая подтрунивать над российской знаменитостью и почитателями его таланта, к шахматному столу подошел хозяин особняка.
 – Ну что, гигант мысли, проиграл?!  – спросил человек-альбатрос и скривил губы в едкой усмешке.
 – Да он шарлатан какой-то,  – заканючил гроссмейстер и сделал жалостливую мину.  – Гипнотизер, экстрасенс, провидец. Второй раз с ним играю и чувствую, что все мои мысли у него как на ладони. В  мозгах моих копался не хуже нейрохирурга. И без всякого скальпеля.
 – А может быть он новый Алехин или Боголюбов?  – сказал российский бизнесмен, широко улыбаясь, и подмигнул по-товарищески Ветрову.
 – Не знаю, не знаю,  – промямлил гуру от шахмат, сконфузившись.  – Но играть с ним я больше не стану.
И, пожав руку Николаю, с поклоном удалился.
 – Иди уж, горе-гроссмейстер,  – бросил ему вслед, смеясь, человек-альбатрос.  – Раздавай свои автографы. Если, конечно, у тебя сегодня кто-нибудь попросит.
Пригласив  Ветрова в отдельный кабинет, российский бизнесмен с нескрываемым восторгом воскликнул:
 – А вы оказывается высочайшего класса игрок!  Не то, что этот старый лентяй и самовлюбленный болван! Вы его тактически переиграли. Усыпили бдительность и нокаутировали! Ой, не хотел бы я оказаться на его месте.
 – А что так?  – удивился Ветров, присаживаясь в кресло.
 – Да я, все-таки, мастер спорта,  – признался хозяин кабинета, устремив свой взгляд на Николая.  – И не бывший. Полгода назад подтвердил это высокое звание на одном из турниров.
 – И что никогда никому не проигрывали?  – не переставал удивляться ясновидящий.
 « Никогда,  – сообщили ему глаза человека- альбатроса.  – Ну разве когда-то в далеком прошлом. На заре беспечной юности». Сам же российский бизнесмен выразился совсем непонятно:
– Я вам уже говорил, что не умею переносить поражения. У меня есть железное правило: или я выигрываю, или не участвую в деле.
 – Как же можно предугадать свою победу?  – спросил Ветров, теряясь в догадках и путаясь в мыслях собеседника.
   Российский бизнесмен снисходительно улыбнулся и заглянул ему в глаза: кристально чисто голубые. Их взгляды встретились. И Николай ужаснулся: ни одной мысли он не смог больше прочитать. Хотя собеседник наморщил лоб, что предполагало усиленное движение мыслительного процесса. Вместо привычной картинки, как на мониторе компьютера, перед глазами возник черный квадрат. Мысли российского бизнесмена не поддавались никакой расшифровки. Николай моментально почувствовал как по спине, затем по всем  конечностям побежал холодный пот, леденящий и парализующий все мышцы.
 – А вы как прогнозируете свои победы, коллега?  – вопросом на вопрос ответил человек- альбатрос и усмехнулся.
 – Я просто верю в свою победу и всё,   – попытался слукавить Ветров, но тут же осекся.
Изучающий взгляд хозяина кабинета заставил его замолчать. Какой-то внутренний защитный тумблер в голове Николая щелкнул и выключил речь. « С ним  – никаких откровений,  – сказал себе ясновидящий, пряча глаза.  – Что-то мне не нравятся его глазища».
 – А у меня, знаете, страшное чутье на победу,  – сказал вдруг человек-альбатрос и резко повернулся к большому металлическому сейфу. Неспешно открыл его. Достал объемную пачку денежных купюр и так же молча положил ее на стол, перед Ветровым. И только тогда продолжил, не переставая шокировать ясновидящего: – Потому и сам не решился с вами играть в шахматы, найдя себе равноценную замену… И, как видите, я не проиграл…
   Российский бизнесмен запнулся и вдруг неожиданно и поспешно сказал:
 – Зато я выиграл: нашел нового компаньона. И с ним буду впредь только побеждать и побеждать. Вы  – сверхчеловек и я принимаю вас в свою команду. Мы с вами весь мир покорим.
 – Когда можно ожидать от вас инвестиций?  – спросил, не скрывая своего волнения, Ветров. Его это больше всего беспокоило, и он не хотел больше лукавить. Да и нужно было что-то говорить. Не смотреть же, молча, собеседнику в глаза. Такие колдовские.
 – Завтра же,  – выдал отрывисто хозяин кабинета и широко заулыбался:  – И можете подготавливать новый проект. Хоть на миллиард ваших украинских гривен.
Глядя как проворно Ветров уложил свой выигрыш в небольшой рабочий кожаный портфель, бизнесмен поинтересовался:
 – Как думаете распорядиться этими деньгами? Купите себе новый автомобиль? Или новую шубу жене? Я слышал она у вас красавица и большая умница.
Так как хозяин кабинета встал из-за стола, то и Ветрову пришлось поспешно подняться из кресла. Потому и ответ у него получился сумбурный, краткий  – на выдохе:
 – Доллары  – переведу в гривны и пожертвую на строительство городской лечебницы для инвалидов.
 – Вы меня просто поражаете, молодой человек,  – изумился неподдельно человек-альбатрос и попытался обнять, по-отечески, Николая.  – Сама человечность и бескорыстность. И почему я раньше вас не встретил?
 – Я в своем шахматном клубе учил детишек выигрывать,  – насупился Ветров, деликатно отстраняясь от расчувствовавшегося пожилого человека. Не переносил он фамильярностей, да и исполнять роль аспиранта - удальца, пребывающего на вечеринке у именитого профессора, ему порядком уже надоело и наскучило. Обыкновенный он человек,  и не за чем  ему при жизни ваять памятник.
 – Вы меня этим нисколько не обидите,  – с грустной напряженностью сказал российский бизнесмен, вновь бесцеремонно разглядывая гостя.  – Сознаюсь, я переусердствовал в подготовке для вас экзамена. И даже в чем-то вас унизил… Но ведь это испытание вы прошли успешно. Назло всем своим недругам и недоброжелателям. Надо этому успеху радоваться.
– Я и радуюсь,  – сказал Ветров, поспешно прощаясь с хозяином кабинета. В глазах пожилого бизнесмена он прочитал слова восхищения за сегодняшнюю игру и благодарности за предоставленное удовольствие пообщаться в неформальной обстановке. « Слава богу,  – подумал Николай, привычно прочитав мысли своего собеседника и не почувствовав в сердце никаких волнений,  – что он обычный простой человек, а не колдун и шарлатан. Не то бы сделка не состоялась. И пришлось бы мне долго слышать злорадный смех Первухина».
– Вы меня еще не раскусили, коллега, – вдруг огорошил человек-альбатрос, пожимая  руку на прощание. – Я  – крепкий орешек и у меня не одна скорлупа.

                *                *                * 
      Последние слова нового компаньона надолго врезались в память Ветрова. И всю обратную дорогу домой не давали ему покоя.   
     Отходя ко сну, Николай, страшно волнуясь, поделился своими мыслями с Оленькой:
– По-моему, наш новый компаньон тоже ясновидящий. Вернее, обладает некоторыми психотерапевтическими способностями.
– С чего ты это взял?  – зевая, проворковала Оленька, заводя на ночь механический будильник.
      Накануне, несмотря на поздний час, они приговорили вдвоем початую бутылочку красного сухого вина. Отпраздновали, таким образом, очередную победу. Но выпитое спиртное нисколько их не взбодрило, а наоборот  – нагнало еще большую усталость и сонливость.               
– Он всех людей насквозь видит,  – проговорил Ветров, неистово взбивая подушку.  – И от него какая-то сильная энергетика исходит. Дважды, в течение нескольких минут, я не мог его мысли не то, чтобы прочитать  – даже зафиксировать в своей голове. Компаньон каким-то образом умудрялся  блокировать распознавание его мыслей.
– Но потом всё стало на свое место?  – спросила Оленька, проворно юркнув под одеяло.
– Да. Я стал вновь читать его мысли,  – промычал устало Ветров.  – И притом очень отчетливо. Мне даже показалось, что сделал он это нарочно. Продемонстрировал сначала свою какую-то тайную силу, а потом ее взял  – и отключил. 
– Ты просто переутомился. И тебе нужно как следует выспаться.
– Хорошо, если это так,  – буркнул Николай, нахмурив брови.  – А вдруг он  – действительно сверхчеловек?!
– Вот и хорошо,  – заключила Оленька, вновь зевая, и  выключила настольную лампу.  – Втроем мы сыграем такую шахматную партию  – весь мир просто ахнет. И уже повелительно:  – Спи, вершитель мира.

                *                *                *

     Утром, в офис, без всякого доклада в кабинет к Ветрову ворвался Кравец.
Мэр города был просто в бешенстве. Всегда холенный, напыщенный, надушенный, в безукоризненно отутюженной белоснежной рубашке сегодня сорокалетний мужчина выглядел как заурядный актер провинциального театра: небрит, слегка помят, взлохмачен, с бегающими красными глазами. По-видимому, у него прошедшая ночь прошла в страшных исканиях, но не нравственных, так как его черный костюм, с отливом, был испачкан в нечто белое, белая рубашка  засалена, а галстук на толстой шее вообще отсутствовал. Толстяк, обладая еще и большим ростом, мощной стеной обрушился на Ветрова:
 – Вы, что это себе позволяете! Почему мои люди должны вернуть на ваш расчетный счет какие-то деньги?!  И почему они требуют меня в этом поучаствовать?! Почему я должен кому-то платить?!.. Я к вашей конторе не имею никакого отношения! Вы мне этот криминал никакими нитками не пришьете!
    По всей видимости, Назаренко с градоначальником  провел вчера ни одну минуту за душевным разговором, так как банальная пена у рта у орущего посетителя давно перестала быть белой и приняла отвратительно ядовитый желтый оттенок.
   Ветров, снисходительно улыбаясь, потребовал вернуть своему предприятию незаконно полученные суммы так называемого «отката». Назвал и точную сумму денег, которую получил мэр города. Пообещал обнародовать и этот факт незаконного обогащения чиновника.
– Верните всё то, что своровали из городской казны и, пользуясь своим служебным положением, выудили у незадачливых предпринимателей и мелких торговцев,  – сурово заметил Николай.  – Вы многих уже успели обложить своеобразной данью. Отдайте эти деньги, и на суде вам это зачтется.
– А ты, кто, областной прокурор, чтобы предъявлять мне такие обвинения,  – злобно зарычал Кравец и с силой стукнул кулаком по столу. По натуре хамоватый, бестактный, бесцеремонный (много лет был директором центрального городского рынка  – преуспевающего коммунального предприятия) он быстро перешел на «ты», демонстративно указывая, кто в городе хозяин.   – А может быть еще и судьей себя возомнил?!  Интеллигент  – политиканишка!  Так мою вину еще доказать надо…Пупки все надорвете, чистоплюи!
– Я докажу вашу вину,  – убежденно сказал Ветров, вставая из-за стола.  – Таким как вы не место среди управленцев города. Даже ЖЭКом маленьким нельзя главенствовать.
–  Ты у меня еще поплачешь кровавыми слезами,  – процедил сквозь зубы визитер, и попытался ударить Ветрова в лицо.
    Но Николай сумел увернуться от удара, и, выпрыгнув из-за стола, поддал коленкой толстяку в причинное место. Визитер страшно взвыл от боли и, почему-то, упал на колени. Это и уберегло Николая  от последующей расправы. Весовые категории с мэром города у него сильно отличались, и рассчитывать на то, что в одиночку можно утихомирить разбушевавшегося великана - борова ему не приходилось.
   Потому Ветров и  выплеснул в лицо визитера почти всю емкость баллончика со слезоточивым газом. Благо это проверенное оружие всегда находилось в его внутреннем кармане пиджака.
   Пока визитер чихал и кашлял, плакал горючими слезами, Николай сбегал за помощью к своим подчиненным. Его крепкие парни – менеджеры и скрутили разбушевавшегося борова, а потом передали из рук в руки работникам горисполкома, спешно приехавшим спасать своего шефа по телефонному звонку.
   Всю процедуру приема-передачи плачущего и ругающегося мэра города  со связанными руками довелось увидеть и зарубежным гостям Ветрова. Два белорусских бизнесмена прилетели оформлять учредительный договор по созданию нового совместного предприятия, сильно торопились к такому мероприятию – взяли даже такси в аэропорте  – и были шокированы увиденным.
– Почему вы не вызвали милицию?  – удивился один из белорусских гостей  – рыжеусый добродушный, в меру упитанный, пожилой мужчина с умиротворенными глазами.  – Эта разъяренная горилла могла вас убить.
– Неудобно,  – виновато усмехнулся Николай, приглашая гостей в кабинет.  – Все-таки градоначальник… Пока…Вот отстранят его от должности – непременно буду вызывать доблестных блюстителей порядка.   
 – Лучше бы личную охрану наняли,  – пропел второй белорусский гость – моложавый крепкий блондин средних лет с шикарными бакенбардами, помогая Ветрову расставлять разбросанные на полу стулья.  – Хоть и дорого, но спокойно.
   Николай, наконец-то справившись с волнением, смущенно ответил:
 –  Не президент. К чему такие затраты.
  Рыжеусый усач неодобрительно фыркнул и, качая головой, промолвил:
 – Вы  – точь-в-точь покойный Оленькин муж. Тот никогда не имел телохранителей, и всё над нами посмеивался. Мол, трусишки, прячетесь от народа, а любого ранга депутат должен быть доступен для трудящихся. Его дважды пытались покалечить какие-то подонки, но, слава богу, силушку покойник имел необыкновенную – отбивался сам и сдавал налетчиков органам правопорядка.
 – Считайте  – и я такой,  – добродушно улыбнулся Ветров, усаживаясь в кресло.  – А мускулатура  – дело наживное. Завтра же начну посещать тренажерный зал и накачивать мышцы.
 – Перестаньте с этим шутить, дружище,  – обиделся усач и погрозил ему толстым пальцем:  – И чтобы завтра в приемной помимо секретарши сидел и дебелый охранник. Не то возьму и пришлю своих мордоворотов для охраны. Вы – теперь глава международной ассоциации, наш мозг, генератор идей, и вам не должны мешать работать всякие там нежелательные типы…
 – Кстати, этот градоначальник,  – перебил своего соотечественника другой зарубежный гость, нахмурив от беспокойства брови, – нам палки в колеса не начнет вставлять… Такой неуравновешенный болван… И как народ его на такой ответственейший пост избрал? Неужели всех своими кулачищами настращал?
 – Не знаю,  – тихо улыбнулся Ветров и его глаза слегка повеселели.  – Может быть кого-то и запугал, но продуктовые наборы из пресловутой гречки и залежалых рыбных консервов получили почти все избиратели.
 – Стратег,  – подытожил рыжеусый усач и презрительно улыбнулся.
Компаньоны не успели даже обменяться мнениями по поводу сегодняшнего мероприятия, как молоденькая секретарша Ветрова, вся запыхавшаяся  и раскрасневшаяся, влетела в кабинет и звонко сообщила:
 – Приехала делегация из обладминистрации и с ними какие-то важные российские тузы.
 – Очень хорошо,  – выскочил из кресла Ветров, пригладил свои редкие волосы и, заметно волнуясь, спросил:   – Директор приборостроительного завода не появлялся?
 – Он уж как полчаса в кабинете главбуха чаек попивает,  – выдала секретарша и еще больше раскраснелась.  – А первый заместитель нашего мэра уже побежал встречать гостей.
     « Всё в порядке»,  – застучало в висках Николая, и впервые в жизни он почувствовал тупую боль в левой части груди. Его сердце лихорадочно забилось, то ли от пережитого сегодняшнего стресса, то ли от каждодневного неимоверного перенапряжения, то ли от предчувствия будущих приятных хлопот, но оно впервые дало маленький сбой и заставило о себе помнить. Обливаясь холодным потом, Ветров инстинктивно полез за носовым платком. Вытер пот с лица и, дождавшись когда боль в сердце немного приутихла, негромко распорядился:
 – Ведите всех в наш конференц-зал… Сейчас и мы туда спустимся.

                *                *                *
     Следующий день Николай планировал провести в офисе, в полном уединении, и проанализировать финансовое положение своего предприятия. Предстояли большие финансовые расходы с учреждением нового акционерного общества и надо было изыскать немалые денежные средства. Ради этого его экономическая служба уже целую неделю трудилась над расчетами и отчетами, и как результат: подготовила несколько вариантов дальнейшей финансовой деятельности головного предприятия.
      Утро выдалось сумрачным и дождливым, но очень плодотворным для Николая. С годами он заметил, что непогода всегда благоприятствовала осуществлению всех его дел. Чем ниже оказывалось атмосферное давление, тем выше поднимался его жизненный тонус, боевой дух и улучшалось настроение. Переделав множество мелких неотложных дел в городе, Ветров уже к десяти часам утра приехал к себе в офис с единственной целью  – спрятаться от всех и хорошенько поработать с бумагами.
    Первый, кто поздравил Ветрова с грандиозным успехом, был Москаленко. Пробивной и настойчивый, он попытался разрушить все планы Николая.
 – Такой успех, а вы заточились!  – прямо с порога воскликнул деятельный партийный вожак.  – Надо немедленно дать пресс-конференцию для местного телевидения. Пусть народ вместе с нами порадуется. В городе, наконец-то, появятся дополнительные рабочие места!  Смотришь – и наша городская партийная организация пополнится новыми членами. Это  – знаменательное событие! Теперь место мэра обязательно будет за представителем нашей партии.
 – Вот пусть и Первухин займется этими хлопотами,  – устало произнес Ветров, отложив в сторону деловые бумаги.  – Организационный отдел  – его епархия. Я свое дело сделал. Завод будет вскоре реанимирован  – у нас такой мощный и крепкий инвестор.
 – А ты, что не будешь сегодня выступать?  – спросил Москаленко и от удивления широко открыл рот.
    Ветров прочел в глазах старого партийца не только многочисленные недовольства и недоумения, одно ругательное слово так и зависло в его мозгу, секунда - другая  – оно бы обязательно выплеснулось наружу и резануло бы слушателей по ушам. Так как секретарша до сих пор не ушла и покорно ждала у двери указания своего босса, Николай поспешил на выручку пожилому человеку. Улыбаясь краешком губ, он промолвил:
 – Пока не буду. Достаточно будет ваших выступлений. Ну и директора нашего приборостроительного завода.
Видя замешательство старшего товарища по партии, тихо рассмеялся и спросил:
 – Против рюмки коньяку не будет возражений?
Пока расторопная секретарь бегала за коньяком, ранний посетитель успел: и повздыхать, и поругаться, и посетовать на свою нелегкую долю партийного вожака. Коньяк пошел ему на пользу – речь больше уже не пестрила крепкими словцами, да и интонация в голосе смягчилась.
 – А ты знаешь,  – пропел после второй рюмки Москаленко, окончательно расслабившись, – сегодня нашего мэра отстранили от должности… И начались серьезнейшие разбирательства… Ты оказался прав – нечист на руку наш Кравец.
«Быстро сработала прокуратура,  – подумал Ветров, допивая свой коньяк.  – Теперь и от меня потребуют официальных показаний».
– А ты молодец,  – проговорил Москаленко, закусывая долькой мандарина.  – Не стал сдавать этого дебошира милиции. Ну помахал этот дуралей кулаками, посрамил себя на всю округу… Ты его сам приструнил… Как смог… Его, рыжего беременного таракана, только так и надо успокаивать – газами, да всякими отравами.
– Вы и об этом осведомлены?  – удивился Николай.
– Конечно,  – изумился неподдельно партийный вожак,  – работа у меня такая  – всё знать, что в моем любимом городе происходит.
 – Ну и что еще сегодня в городе произошло?
– Ты, например, внес сумасшедшую сумму на строительство центра для инвалидов,  – произнес Москаленко с неподдельной радостью.  – Выполнил одно из своих предвыборных обещаний перед избирателями. И притом лично. В присутствии, правда, незначительного количества общественности и корреспондента городской газеты. – И уже строго, с ноткой недовольства:  – Почему не пригласил на такое мероприятие наше местное телевидение?
– А надо было?
– Конечно!  – завопил старый партийный функционер.  – Мог бы даже и областное телевидение подключить!
– Вот когда будем запускать обустроенный наш приборостроительный завод  – с превеликим удовольствием,  – огрызнулся Ветров.  – А по таким незначительным событиям мне не хочется творческих людей беспокоить.
– Скажите, пожалуйста, какой ты сердобольный!  – воскликнул в сердцах Москаленко.  – Пожалел телевизионщиков. Лучше бы ты пожалел своего директора  – Назаренко и не увольнял его, бедолагу.
Николая как будто током ударило: его всего передернуло и вновь защемило сердце. « Не город у нас  – большая деревня,  – подумал он, хватаясь за початую бутылку минеральной воды. Пил он что-то сегодня неимоверно много. Наверное, от чрезмерного применения успокоительных таблеток. Да и коньяк оказался совсем не кстати. – Ничего нельзя утаить. Полчаса как издал приказ, а знает о нем чуть ли не каждый городской житель». Утолив болезненную жажду, выдавил из себя неопределенное глухое ворчание:
– Только не просите его обратно восстановить на работе.
– А я буду просить,  – промолвил Москаленко, багровея,  – буду даже требовать. Вы уволили нашего товарища - однопартийца, хорошего хозяйственника. Он мне звонил, жаловался на вас, чуть не плакал от обиды. Что вы там между собой не поделили?
Ветров хорошо знал своего партийного вожака. Принципиальный, дотошный, просто так не отвяжется, тем более, если перешел на строгий тон и официальное «вы». Пришлось ему поведать обо всех проделках и грехах бывшего подчиненного и почему тому не место на  руководящей должности.
 Выслушал Николая Москаленко с большим вниманием и почти без эмоций. 
– Безмозглая курица,  – зло заключил он, с трудом дослушав о темных делишках своего протеже. - Хапуга. А я его хотел рекомендовать заместителем мэра города. Вот  дал бы маху.  – Несколько десятков секунд пожилой мужчина провел в растерянном молчании, хмурил в задумчивости густые черные брови и вдруг неожиданно спросил: – А может надо было его все-таки оставить на фирме и перевоспитывать?! Оформить экспедитором или самым мелким клерком…А?!
– Пусть теперь в тюрьме перевоспитывается,  – зло процедил сквозь зубы Николай.
– Не жалко человека?  – спросил Москаленко и голос его заметно дрогнул.  – У него больная жена, несовершеннолетний ребенок. Он наш товарищ по партии, наконец. И кое- что сделал для нашей городской партийной организации.
– Не жалко,  – зло ответил Николай, вновь наливая себе минеральной воды. Залпом ее выпил.  – Да и суд ему большой срок не даст. Всё, что наворовал, он вернул до копейки. И моему предприятию, и городской казне. Это его подельник, Кравец, не хочет признавать своей вины…Это пока…
– А ты, оказывается, жестокий человек,  – перебил его пожилой мужчина, укоризненно глянув на хозяина кабинета.
– Жестокий, но справедливый,  – убежденно сказал Ветров.  – И добьюсь, что и Кравец рассчитается с моим предприятием и сполна с государством. Его дело послужит толчком для рассмотрения всех злоупотреблений чиновников в нашей области… Не зря я возглавляю в нашем Совете комиссию по борьбе с коррупцией и экономическими преступлениями… Подумать только, страна берет миллиардные кредиты, загоняет себя и свой народ в многолетние долги, а чинуши львиную долю этих денег преспокойненько разворовывают, строят себе дачи, коттеджи. Надо положить этому конец.
– По-государственному ты мыслишь и действуешь, молодой человек,  – заметил партийный вожак и многозначительно крякнул.  – Ох, и трудный ты выбрал себе путь. Сколько здоровья ты своего положишь…Друзей растеряешь.  – Пожилой мужчина запнулся и вдруг неожиданно и поспешно продолжил:  – Да , кажется, у тебя их сейчас и вовсе нет… В одиночку на амбразуры кидаешься…А один, как известно, в поле не воин.
– Ну, вы то на моей стороне?  – осторожно осведомился Николай и впился глазами в посетителя.
  «Я то на твоей стороне,  – сигнализировали глаза однопартийца,  – но это так мало для грандиозного дела. К тому же и возраст не для борца, в любое время могу в ящик сыграть».
– Да,  – кратко ответил партийный вожак и, как старый солдат, медленно, но важно расправил плечи.  – И буду тебя всячески поддерживать.
    Тут у  Ветрова зазвонил мобильный телефон. Глянув вскользь на его дисплей, он сообщил, дико извиняясь: «Россия. Инвестор». Москаленко не заставил себя долго ждать: быстро покинул кресло и, пожав руку, чинно удалился. Что-что, а про дела он никогда не забывал и сам не любил, когда его слишком долго отвлекали визитеры.
Звонил новый компаньон  – человек-альбатрос. Как будто бы они сегодня уже виделись, без всяких предисловий промолвил:
– Я только что отправил к вам своего доверенного человека. Он будет нашим исполнительным директором. Поживет пока в гостинице, с ним  – референт- бухгалтер и охранник. Действуем, как обусловливались. Время для добывания прибыли пошло.  – Сделал многозначительную паузу и, по-детски хихикая, продолжил елейным голоском:  – Вот видите, какой я расторопный деловой человек. А вы думали, что я  – колдун и шарлатан.
– Ничего такого плохого не думал,  – проблеял Николай и выхолощенная страхом мысль мгновенно начала путать в голове тяжелый, застывающий клубок. «Он  – все-таки человек, обладающий ясновидением,  – подумал, весь холодея.  – Насколько сильны его способности? И какие у него возможности? Как с ним надо вести дела?»
 – Думали-думали, молодой человек,  – рассмеялся компаньон, и в трубке неожиданно зазвучала бравурная музыка из известного  российского телефильма о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне.
Она долго звучала  – эта музыка победы над тайнами и победного шествия по жизни.
 – Ну, как моя музыкальная пауза?  – воскликнул вдруг человек- альбатрос и музыка тотчас прекратилась.  – Соответствует моменту?! И не дождавшись ответа, победно произнес:  – Давайте впредь в делах не задавать друг другу ребусы! Идет?!
 – Идет,  – затравленно промолвил Ветров, обливаясь потом. Да и что он мог ему ответить. Окончательно сраженный. Сейчас победа была на стороне российского компаньона.
Явно довольный, что удалось произвести такой ошеломляющий эффект на слушателя, человек-альбатрос продолжил атаковать:
 – Теперь вы не передумаете со мной сотрудничать?
 – Нет,  – решительно сказал Николай, чувствуя как ноги и руки, ранее онемевшие, стали вновь не чужими, а своими.
 – И по-прежнему будете настаивать на ведении совместных дел по правилу Робин Гуда?
 – Как это?  – спросил дрогнувшим голосом Ветров, потихоньку отходя от шока.
 – Ну, богачи должны делиться с бедными всеми благами: земными и неземными. Всё, что заработано  – делить по-братски: чтобы никто не бедствовал.
 – Да – это мой жизненный принцип,  – убежденно сказал Николай, освоившись с ролью ответчика. Как на суде.  – Я не могу быть счастливым если кто- то из моих работников не может оплатить коммунальные услуги, недоедает и вообще живет на минимальную зарплату, которую ему определило государство. Я всегда плачу своим работникам достойную зарплату, так как я  – достойный бизнесмен  – подбираю себе стоящих работников, «работяг» в лучшем понимании этого слова, и не даю никогда никому расслабляться. У каждого бизнесмена, кто правильно ведет дело и есть хоть какая- никакая прибыль, всегда найдется возможность не обижать своих работников. А они, видя как оценивают их труд, будут уважать своего руководителя и будут дорожить общим делом…
 – От каждого по способностям,  – перебил его российский компаньон,  – каждому… как дальше, продолжите…
 – Каждому по его вкладу в общегосударственное дело,  – закончил свой принцип на сильном выдохе Николай.
 – Как это понимать?  – удивился теперь человек-альбатрос.
Ветров, освоившись с этим невидимым единоборством, продолжил свои мысли:
 – Если я, например, имея шикарную квартиру, машину и всякие там не вопиющие роскошью блага, начислю себе такую зарплату, которая позволит купить еще и личный коттедж, то это будет не правильно. Не по-государственному. Я должен, прежде всего, распределить заработанные средства среди своих подчиненных, учесть всё: их труд, сколько у них детей, какова у них жилплощадь, есть ли какой-никакой транспорт. И лишь потом начислить себе зарплату. Она должна быть прозрачна для моих работников и не должна превышать, например, пятнадцатикратного размера минимальной заработной платы, принятой государством. Работники, имеющие детей, должны получать больше, так как их вклад в общегосударственное дело больше чем у холостяков, и чем больше в семье малолетних граждан, тем больше я, как руководитель, должен применить повышающий коэффициент к зарплате их родителей.
 – Значит, как в старину: учет и контроль… Уравниловка,  – невесело пропел человек-альбатрос.
 – Почему?  – удивился Николай.  – Вы –  российская сторона  – можете начислять зарплату своим работникам  – гражданам России как вам задумается. Прибыль будет распределяться, как обычно, коллегиально, ну, а  зарплата украинским гражданам будет начисляться по моему  принципу… Идет?!
 – Эксперимент?!  – вопросом на вопрос ответил российский бизнесмен, и в голосе его прозвучали недовольные нотки.
 – Как хотите это называйте, но я настаиваю на своих принципах.
 – Успех  – гарантируете?
 – Да,  – обронил Ветров, окончательно устав от этого телефонного разговора.  – Слово сверхчеловека.
Это видно потрясло, но, тем не менее, убедило нового компаньона. Теперь видно уже он  – сраженный и озадаченный  – схватился за голову. Потому что пролепетал:
 – Хорошо. Пусть будет по-вашему… Всех вам благ… и берегите себя.

                *                *                *
     После позднего обеда Ветров, по настоянию Оленьки, не вернулся в офис, а, приняв очередную успокоительную таблетку, прилег отдохнуть на диване. Голова от тяжелых дум у него гудела, как растревоженный улей, и он не мог с ними совладать. «Как дальше действовать?  – стучало в висках.  – Новый компаньон  – слишком богатый и могущественный человек, да еще с таким даром. Ему реанимировать какой-то заводик  – только пальцем пошевелить. У него, по-видимому, совсем другие планы на совместное сотрудничество. И цели  – наверняка, сногсшибательные. Такой человек не случайно сделал на меня ставку». Весьма некстати вспомнил Николай и свое выступление на хозяйственном областном активе, где он вышел с инициацией законопроекта о дополнительном налогообложении на роскошь, дорогие автомобили и недвижимость. Ведь он недвусмысленно предлагал всем олигархам и просто преуспевающим бизнесменам добровольно поделиться с государством частью прибыли от теневого оборота, пополнить тем самым трещавший по всем швам Пенсионный фонд,  выделить деньги на медицину, образование и строительство дорог. Не мог об этом не знать российский бизнесмен и, тем не менее, начал сотрудничать с ним. Простым реформатором, предлагающим несколькими законопроектами поднять с колен страну. «Получается, что он сознательно идет на колоссальные денежные расходы,  – осенило, наконец-то, ясновидящего.  – И щедроты его в виде выигрыша в придуманном шахматном турнире  – преднамеренная акция. Да и само финансирование переустройства приборостроительного завода преследует не только экономические, но и далеко идущие политические цели. Человек-альбатрос просто тихонько взял меня под свою персональную опеку и  начал везде продвигать: в политике, в бизнесе».
 – Теперь меня попытаются сделать чей-то марионеткой,  – с досадой проговорил Николай, вставая с дивана.
Оленька успела убрать уже со стола, помыла посуду, и сидела рядом с ним, в кресле, перелистывая какой-то журнал. С временным отсутствием домработницы  – Полины она свыклась: приняла все житейские неудобства и хлопоты как некую жизненную проверку на стойкость и женскую практичность. У нее всё получалось, и, будучи оптимисткой, попыталась успокоить  мужа:
 – В жизни, тем более в политике, всегда от кого-то зависишь. Главное, что тебе не мешают в достижении цели… Подумать только  – в нашем городе, как когда-то при СССР, не будет безработицы, люди начнут хорошо зарабатывать, друг другу улыбаться, ходить в театр, библиотеки, будут посещать музеи и различные выставки… И это всё благодаря твоим стараниям. Хорошо ведь будет всем! Смотришь, и область нашу сможем по всем статьям вывести на мировой уровень. А то и всю Украину! К черту – всякие сомнения.               
   За каких-то полчаса Оленька смогла не только сама собраться, но и собрать мужа на вечернюю прогулку, убедив его отвлечься и совершить выход в люди. Катерина, забросив свои игрушки, прыгала от радости и начала звонко кричать:
 – В зоопарк! Хочу в зоопарк!
Вызванный срочно водитель  – внук Полины быстро домчал Ветровых на окраину города, где размещался зоопарк, принадлежащий местному любителю экзотических животных.
    Погода была просто великолепной. Не по-ноябрьски, ослепительно светило солнце, пробившись сквозь толщу зависших над городом голубых, кучерявых туч. Легкий ветерок, как котенок, игриво пошевеливал разноцветную опавшую листву в скверах, приглашая всех проезжающих остановиться и пройтись по нерукотворному восхитительному ковру.
   Немногочисленные питомцы зоопарка: медведь, дикий кабан, гиены, косуля, шимпанзе, несколько волков, парочка лисиц, тигрица с тигрятами вызвали бурю восторга у Катерины. Она визжала, прыгала, кричала, за что неоднократно получала замечания от родителей и смотрителя заведения. Среди посетителей была еще пара-тройка семей с малолетними детьми, но шума от них такого не было. Они молча, без эмоций, ходили вдоль вольеров, изредка друг с другом переговариваясь.
 – Это всё оттого, что она этого события ждала несколько месяцев,  – вздыхая, определила Оленька.  – Другие дети здесь бывают чаще, и их больше интересует вон тот аттракцион.
     За последним из вольеров размещался огромный надувной голубой батут, ради которого видно и ходила сюда местная детвора. И действительно, долго не задерживаясь возле клеток с животными, маленькие посетители потянули своих родителей к аттракциону.
 – Пойдем, и ты попрыгаешь,  – обратился Ветров к дочери, заботливо поправляя на ее голове розовый беретик.
 – Еще успею,  – отмахнулась от него девочка,  – Я лучше еще раз гляну на обезьянку… Она такая задумчливая и смешная… Совсем как ты, папка…
Внук Полины  – рослый, атлетического сложения, смуглый вихрастый парень лет двадцати подхватил визжащую Катерину на руки и, водрузив себе на широкое плечо, молодецки пропел:
 – Ну, мы помчались, а вы  – догоняйте!
 И, лихо подпрыгивая, понес девочку к клетке, где размещалась шимпанзе.
Глядя невесело в их сторону, Ветров неожиданно обратился к Оленьке:
 – А все-таки прохвост наш новый российский компаньон… Знал же, что я не возьму от него деньги для выполнения своих предвыборных обещаний… Взял – и придумал это шахматное шоу.
 – Ты опять начал заниматься самобичеванием,  – зло сказала Оленька, надув прелестные губки.  – Мы же с тобой, кажется, договаривались, что будем сейчас просто отдыхать.
 – Да,  – промычал растерянно Николай и поникнул головой.  – Прости, больше не буду.
    Вдоволь нагулявшись по зоопарку, Ветровы решили съездить, раз уж выбрались загород, к бывшему родительскому дому Николая. Захотелось им пообщаться с нынешними его обитателями  – престарелыми людьми, послушать их песен, да и узнать, не нуждаются ли в чем.
    Начало уже вечереть. И как часто бывает в ноябре – погода резко переменилась. Небо заволокло серыми угрюмыми тучами. Стал накрапывать мелкий, будто сквозь сито сеяный, дождь. Ветер усилил свое дыхание и  принялся проказничать: швырял мелкие листочки на лобовое стекло и мешал «бегать» дворникам автомобиля.
    Проезжая мимо дороги, ведущей к речке и горячо любимому с детства плесу, Николай неожиданно взволнованно закричал:
 – Стоп, машина!
И первым выскочил из остановившегося автомобиля.
 – Где мои ясени? Что за ерунда?! – орал он в бешенстве, бегая вокруг «Славуты» и показывая куда-то вдаль, размахивал руками.
 – Какие еще ясени?  – воскликнула Оленька, приоткрывая дверь в автомобиле.  – К чему такие вопли?!
 – Мои ясени, которые я в детстве посадил,  – кричал истошно Ветров, не переставая судорожно жестикулировать.  – Ты, что про них забыла?  Их там, на бугре, сейчас нет!   
    И действительно на противоположном берегу плеса, на бугре, там, где когда-то величаво высились три огромных ясеня, высоко взметнув вершины, зияла огромная пустота. На самом бугре даже простых жалких кустиков не было видно, и какие-то люди, в оранжевых куртках, словно муравьи, копошились по пригорку.
 – Мигом  – туда! На ту сторону речки,  – скомандовал Николай, запрыгивая в автомобиль.
   Они еще успели застать работников городского жилищно-коммунального хозяйства уже закончивших работу и грузящих свой немудрый инструмент в спецавтомобиль  – потрепанный фургон. Рядом стоял трактор с прицепом. В нем  – срезанные ветви ясеня, каких-то кустарников и разный собранный хлам. Сам бугор, некогда заросший густейшим подлеском из молодых верб и осин, был сейчас топтан-перетоптан и представлял обычную стройплощадку. От некогда мощных красивых ясеней осталось три безликих плохо обтесанных пня.
 – Кто вам приказал спилить эти деревья, варвары?  – чуть не плача, спросил Ветров, и голос его задрожал от напряжения.
 – Городской голова,  – доложил кто-то из рабочих, удивленно взирая на Николая. По-видимому, он узнал своего депутата и решил похвастаться своей осведомленностью:  – Здесь он планирует соорудить кафе или пивнушку. Вид здесь на речку  – классный.
    Чтобы никто не видел его отчаянья и слез, Ветров быстро отошел от  всех подальше и спустился по узкой тропинке в небольшую лощину.
    Отсюда хорошо просматривался его любимый плес, противоположный берег реки  – не крутой и извилистый,  с грядами знакомых до боли рослых камышей, а также родительский дом с черепичной крышей. От речки пахнуло на него холодом и прибрежной сыростью. Сама речка казалась серо-стальной и тусклой, в ней ничего не отражалось, и лишь какие-то черные, сумрачные тени тяжело перекатывались вместе с рябью на водной поверхности, леденя душу и вызывая страшный озноб.
 Вечер тихо угасал в темной воде, скорбя вместе с Николаем за непоправимой утратой. Что для природы потеря трех ясеней- великанов и десятка полтора невзрачных деревцев  – горюшко, а для Ветрова  – нестерпимое горе. Ясени для него были всем: символом жизни, своеобразным счетчиком прожитых лет, мерилом добра и справедливости, зримым спутником по жизни, живым памятником его малой родине. Сегодня их не стало, и Николай окончательно осиротел на этой земле. Ясени были последними живыми свидетелями его страданий, радостей и невзгод. Теперь не к кому ему будет приходить и, гладя  мощные стволы деревьев, радоваться не бесцельно прожитым дням. Люди, для которых он всю жизнь старался, сегодня зарезали его. Но не убили. Чтобы, наверное, Николай мучался. Зачем?!
    Катерина, прыгая как кузнечик, и в основном на одной ноге, подскакала к Ветрову и начала дергать его за руку:
 – Пап, а пап, пошли!..  Те плохие дяденьки уже уехали.
 – Да, идем, моя попрыгунья,  –  промолвил Ветров, глотая слезы.
В машине он злобно обронил:
 – Я не дам этой скотине, Кравцу, дальше здесь что-то строить… Сволочь!
И, отъехав в скорбном молчании несколько сотен метров, решительно сказал:  – А на этом месте посажу заново три ясеня!  Нет  – целую рощу!
Почувствовав внезапно страшную усталость, Ветров отменил поездку в дом престарелых и велел везти всех домой.
   Водитель, играя желваками, то и дело поглядывал на своего сумрачного босса, но все-таки  решился и спросил:
 – Может дать вам что-нибудь от сердца?.. У нас есть, в аптечке.
 – Спасибо, Виктор,  – промычал Николай, чувствуя, что сердце его постепенно начало успокаиваться и принимать правильный ритм.  – Да и езжай ты быстрее, а то тянемся как на катафалке.
   Уже у подъезда Оленька вдруг вспомнила, что хлеб у них дома закончился, и не с чем будет ужинать.
 – Дорогая,  – вдруг оживившись и блестя повеселевшими глазами, распорядился Николай,  – вы с Катериной поднимайтесь, а мы быстренько сгоняем в магазин.
 – Хорошо,  – согласилась благоверная, выходя из машины.  – И купи что-нибудь вкусненького.
 – Тортик,  – уточнила Катерина, скорчила милую рожицу и весело захлопала в ладошки. До этого она сидела на заднем сидении тихо-претихо, как будто бы и не было ее вовсе в салоне.
   Возвратившись к дому с покупками, Ветров сухо попрощался с водителем, и, хлопнув дверцей автомобиля, неспешно вошел в подъезд.
 – Я провожу, – выскочил из «Славуты» водитель и последовал за боссом.
 – Не надо,  – проворчал недовольно Николай,  – не шах персидский. Дойду домой и сам.
   Виктор, еще полностью не освоившись со своими обязанностями личного водителя и телохранителя, замялся, пропустил вперед шефа в подъезд, и молча закрыл за ним дверь. Постоял в глубокой задумчивости несколько секунд и направился  к припаркованному автомобилю. На полпути к нему остановился, оглянулся, и в свете тусклого межэтажного окна подъезда заметил какие-то подозрительные тени. Секунда-другая  – и он уже мчался наверх, по лестничному маршу. Стремительно, как когда-то в армии на полосе препятствий, Виктор взлетел на второй этаж. Какой-то лохматый мужик, держа в руке  монтировку, склонился над лежащим на ступеньках боссом. Он не дал мужику даже пошевельнуться: в огромном прыжке сбил его с ног своим мощным, тренированным телом.

                *                *                *

    Ветров очнулся на третьи сутки, в больнице. В ушах у него гудело, а перед глазами плыл густой, изредка исчезающий, но вновь появляющийся туман. На четвертые сутки он стал различать приходящих к нему посетителей. Голова от перенесенного сильного сотрясения была тяжелой и неподъемной, память потихоньку, по крупицам, восстанавливалась, и он даже один раз смог улыбнуться.
На пятые сутки Николай, видя на щеках Оленьки слезы, неожиданно тихо промолвил:
 – А ты у меня оказывается плакса.
Благоверная еще больше расплакалась (уже от радости), но смогла все-таки ответить, глуша в себе слезы:
 –  Я же женщина и у меня ведь дар ясновиденья.
 – Ну и как мои мысли,  – спросил, силясь улыбнуться, Ветров.  – В норме?
 – Теперь всё в порядке,  – вытирая кулачком слезы, всхлипнула Оленька.  – И не смей больше говорить… Тебе нельзя много разговаривать…Врачи – запрещают!
 – Тогда ты говори…рассказывай,  – промычал Николай в постели и почувствовал, как силы вновь покидают его.
 – Не беспокойся,  – начала его успокаивать Оленька, поправляя подушку у изголовья.  – Врачи говорят, что кризис уже миновал… Киллера того недоделанного наш Виктор тогда вовремя нейтрализовал. Не успел тот нанести тебе повторный удар… В СИЗО сидит теперь, скотина. Дает показания…Это Кравец его нанял, чтобы тебя убить… Объявлен розыск нашего бывшего мэра города, и как говорят, по всему миру.  – Ее опять начали душить слезы, но она, с трудом, с ними справилась и продолжила:  – На работе  – порядок… У меня теперь куча помощников… От белорусских друзей приехала целая команда. С ними  – трое твоих персональных охранников. Дежурят круглосуточно. Из России приехали менеджеры… Раскручивают новый проект… Страшно деловые…Все тобой интересуются. Пекутся о твоем здоровье. И местная власть, и однопартийцы, и областная администрация… Звонил несколько раз наш новый российский компаньон…Такой обходительный… Справлялся о твоем здоровье…
 – А мы так маме и не поставили на могилку памятник,  – перебил ее Николай,  с трудом шевеля губами.
 – Поставим - поставим,  – запричитала Оленька.  – Вот как поправишься  – так сразу же и поставим… Если бы не этот Кравец… Прячется где-то теперь, поганец. Но его обязательно найдут и накажут.
 – Накажут,  – тихо проговорил Николай,  – дадут десять лет тюремного заключения.
 – Откуда у тебя такие сведения?
 – Помнишь, дорогая, эффект профессора Нечаева?
 – Конечно, помню,  – сказала, всхлипывая, Оленька и настороженно глянула в глаза мужа.  – Мы с тобой его, так сказать, пациенты. Оба, после сильной травмы головы, открыли в себе возможности ясновидящих. А что?
 – Теперь я  – настоящий сверхчеловек,  – выдавил из себя Ветров и огорошил:  – И могу еще предсказывать будущее.
 – Как Вольф Мессинг?
 – Наверное…И почему так голова болит?!
 – Ты не бредишь, дорогой?!  – заволновалась Оленька.  – Тебе снова плохо?! Позвать врача?!
 – Не надо,  – сухо обронил Николай, часто моргая.  – Головная боль опять прекратилась.
 – Господи,  – взмолилась Оленька, в страхе читая мысли благоверного.  – Ты о каком-то президентстве задумался, еще в постели лежишь, а думаешь о политике… Подумай лучше о своем быстрейшем выздоровлении.
 – Я буду президентом Украины!  – воскликнул вдруг Ветров и в глазах его появились слезы.
 – Как?.. Когда?! В каком году?!
 – Ты же можешь прочитать в моих глазах,  – тихо сказал Николай и, обижаясь, нахмурил брови.
 Оленька в страхе окунулась в глаза мужа и, потрясенная, всплеснула руками:
 – Скоро!.. Довольно скоро! А мы так мало для этого еще сделали!
                - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
     2013 год