Перкенсы

  Джеф только что дочитал сложенный вчетверо листок, исписанный незнакомым, но приятным почерком, задумчиво покрутил его между пальцами, а затем положил рядом с распечатанным конвертом. Стряхнув, как крошки с колен, свои мысли, вызванные письмом, он принялся изучать стоящую перед ним девушку. Разменяв шестой десяток, Джеф уже давно перестал обращать внимание на женскую красоту, но здесь он не мог не восхититься. Девушка была достаточно высока, но не слишком для того, чтобы выбиться из рамок общепринятых норм. Статна при всей своей худобе, уже давно растеряв пропорции ребёнка, но форм взрослой женщины ещё не набрав. Руки её были сложены спереди переплетением длинных тонких пальцев, не знавших грубого труда. Из-под чепчика выбивался длинный локон. Высокий правильный овал лица украшали полные мягкие губы, а из больших глаз струился кроткий взгляд. Платье на ней было довольно простым - для горничной оно сошло бы за праздничное, но знатная особа к такому вряд ли посмела прикоснуться - и это только создавало контраст с девичей красотой.
  Джеф вскинул голову, покрытую ещё не седой гривой зачёсанных назад волос, заканчивающейся на висках небольшими баками.
  - Значит, ты и есть та самая Хлоя, о которой здесь написано? - то ли спросил, то ли подтвердил Джеф.
  Хлоя опять потупила взгляд. Она отчего-то не могла отвечать, глядя в глаза этого сурового мужчины.
  - Да, сэр.
  - И ты действительно приходишься мне племянницей со стороны черт знает какой дальней родни, о которой я и слыхом не слыхивал?
  Хлоя ответила той же короткой фразой, сопроводив её невинным кивком головы. Джеф, продолжая смотреть на новоявленную племянницу, перебирал пальцами по массивному подлокотнику своего кресла.
  - Ладно, раз так, запомни, что Перкенсы не отказываются протянуть руку своей родне в случае нужды. Вот уж действительно скоропостижная смерть. Моя жена, хоть и была такой-же худосочной, как ты, всё же сумела нарожать мне сыновей, прежде чем преставиться. Так значит ты была одним ребёнком?
  - Да, сэр, - девушка опустила глаза ещё ниже, - больше у матушки никого не было. Она рано овдовела...
  Джеф поднялся со своего кресла и направился к двери. Хлоя, подняв свой небольшой чемоданчик, последовала за ним.
  - И хватить мне сэркать. Если я твой дядя, то обращайся ко мне в соответствии с этим.
  Джеф остановился в дверях, пропуская вперёд Хлою.
  - Да, дядюшка, - с той же робостью произнесла девушка, протискиваясь мимо массивной фигуры, нависшей в дверном проёме.
  - У нас здесь не дворец, как ты верно решила, поэтому специальных комнат для гостей мы не держим. Поживёшь в комнате моей покойной супруги, пока не закончится срок твоей опеки, - голос Джефа всё время гудел рядом, пока Хлоя шла следом за ним по дому. - Глядя на тебя, не скажешь, что у тебя отменный аппетит. Надеюсь, что ты умерена в пище, мне обжоры ни к чему.
  Сквозь открытую дверь Хлое открылось место, где ей предстояло провести ближайшие пару лет. Прежде чем оставить племянницу, Джеф добавил:
  - Можешь располагаться. Конечно, тебе придётся навести здесь порядок, но комната отменная. Из окна вид на сад. Тут где-то были сложены платья, посмотри, что тебе сможет подойти. Багаж у тебя не ахти какой, а пара лишних платьев ещё никому не мешала. Позже я найду для тебя подходящее занятие. Слуг у нас считай, что нет, поэтому лодырничать не придётся.
  - Да, дядюшка. С вашего позволения я осмотрюсь в комнате.
  Прежде, чем окончательно оставить Хлою одну, Джеф уведомил её:
  - Ровно в два ждём тебя в обеденном зале. Если не хочешь остаться голодной, не забывай следить за временем. У нас тут любят точность.
  ***
  К этому времени родовая усадьба Перкенсов уже давно обветшала. Яркие краски на мощных стенах потускнели и пошли трещинами. Штукатурка, осыпающаяся из трещин, лежала никем не замечаемая тут же на полу у стен. Комнаты набрались сырости, от чего у Джефа без конца разыгрывался насморк. Разросшийся сад одичал без руки садовника и пытался взять приступом вековые стены, стоящие перед ним преградой. Было такое чувство, что все обитатели поместья доживают свои жизни вместе со старым домом. Старший сын Джефа - Алан Перкенс во всём походил на отца. Его суровый взгляд потухших глаз содержал так же мало радости, и он так же не обладал даром добродушно похлопать кого-нибудь по плечу или сказать слов утешения. Соблюдение порядка в делах и правил в доме служили ему визитной карточкой. Когда со временем он наберётся чванливости, и переймёт шаркающую походку, то с полнейшим сходством отбросит отцовскую тень. Вместе с отцом и Аланом в поместье проживал второй по старшинству брат Мэтью с супругой Дженнифер и детьми. Тон в этой семье задавала Дженнифер, помыкавшая пошедшим в материнскую линию супругом. Она смахивала на полкового командира, бойко командующего в своём секторе. Из-за покорности Мэтью Алан считал брата тряпкой, и Мэтью тихо мирился с этим. Когда Мэтью не попадался под руку Дженнифер, он, пользуясь случаем, выискивал себе место потише и занимался творчеством, к которому все без исключения относились, как к безделью. Мэтью и это ничуть не трогало, всё что ему было нужно, это чтобы его оставили в покое. А что касается уважения, оно было для него менее чем существенно. Про детей Мэтью и Дженнифер мало что можно было сказать, они вечно где-то пропадали и в течение дня практически не появлялись в доме. Кроме членов семьи в усадьбе находилось несколько слуг, с трудом успевающих по дому. Горничная прибирала комнаты и занималась стиркой, кухарка помогала Дженнифер на кухне и был ещё один работник, занимавшийся всем остальным. Все слуги без исключения были далеко не молоды и страдали одышкой. Судя по их комплекции и навыкам, можно было без труда догадаться, что это лучшее место, которое только им удалось найти. Несмотря на общую картину упадка, Перкенсы были весомой фигурой. Их состояние было вторым по величине среди городской знати, и состояние это крепко держал в своих руках Джеф Перкенс. Кроме старших сыновей, живущих под одной крышей с Джефом, у него было ещё два сына, Крис и младший Малом. Крис жил в собственном доме, у него не было семьи, для которой, по его мнению, он не вполне созрел. Будучи частым гостем в родовом поместье, Крис вовсе не желал ждать, когда ему перепадёт кусок отцовского пирога. Вместо этого он пытался протоптать свой собственный путь в жизни, на что отец реагировал неоднозначно. В те моменты, когда Крис появлялся, казалось, что стены вновь вспыхивали яркими красками, а комнаты наполнялись желанием жить. Молодой крепкий мужчина, обладающий энергией и целью, таковым был Крис.
  Малом вновь появился в поместье вскоре после того, как там поселилась Хлоя. Годы его учений подошли к концу и юноше пришло время вернуться из пансиона в отчий дом, где ему предстояло определить свою дальнейшую судьбу. Светлые кудри, чуть вздёрнутый нос на худом лице, он был не похож ни на одного из братьев. Его возвращение внесло изрядную долю оживления. С неизменной готовностью Малом мог восхищаться любой безделицей, сохранившейся со времён его детства. Когда он забегал на кухню, оттуда сразу же начинали вылетать распоряжения потревоженной Дженнифер, но спустя время к столу подавалось что-то новенькое. То здесь, то там, Малом оставлял за собой шлейф озорства и духа новизны. Поместье скрипело зубами, но потихоньку просыпалось от спячки - точно так же, как во время визитов Криса. Если сравнивать ауру, излучаемую этими братьями, свечение Криса было гораздо ровнее и увереннее. Если бы излучение Малома было способно отбрасывать блики, мы бы увидели, насколько пугливо они перебегают по стенам, как уязвимы они перед неосторожным сквозняком.
  Было бы в высшей степени удивительным и даже более того - возмутительным, если бы Малом немедленно не обратил свой взор на прелестное создание, которое он встретил после своего долгого отсутствия. Не прошло и двух недель, как увлечение Малома Хлоей было очевидным даже для Мэтью, уж кого-кого, а его меньше всего интересовала жизнь членов семьи. Пускай девушка была на два года старше, связь их юных сердец в этом осыпающемся мавзолее была предопределена. С одной стороны первая безотчётная и пылкая любовь Малома к робкой Хлое, её прекрасное лицо и мягкая походка, с другой покорность Хлои, перерастающая в ответное чувство. Хлоя могла часами слушать Малома, хотя со стороны казалось, что она не столь понимала смысла его речей, сколь ей был приятен его восторженный голос. С каждым днём в Хлое крепла уверенность в том, что перед ней расстилается расписанное полотно её дальнейшей жизни. Трепет пламени Малома виделся ей негасимым и постоянным.
  Так мог бы тянуться день за днём, неделя за неделей, пока эта череда не была прервана очередным визитом Криса. Его соломенные волосы были по обычаю зачёсаны набок, свисая над широким лбом. С широкого скуластого лица светились добродушным лукавством голубые глаза, на губах играла улыбка, показывая крепкие зубы, а на щеках играли длинные ямочки.
  - Вижу, что ты как следует вздул эту замшелую перину, - обратился Крис к Малому, обводя рукой семейный дом. - Давно пора выбить отсюда старую пыль и плесень.
  Мимо как раз проходил Алан с бумагами подмышкой, только что вернувшийся из города, куда отправился утром по поручению отца. Он приподнял свой цилиндр в знак приветствия.
  - Приветствую, Крис. Надеюсь, под пылью и плесенью ты не подразумеваешь никого конкретного?
  Крис широко улыбнулся и взялся за плечо Алана, чем пресёк его попытку пробежать мимо них и вынудил задержаться.
  - Кажется, ты раскусил меня, - парировал Крис. - Тебе ещё не надоело бегать с поручениями, Алан? Может быть, ты уже созрел на роль компаньона в моём деле?
  - Ах, как смешно. Твои шутки просто бесподобны, - Алан снял с плеча остановившую его руку. - Я бы с удовольствием ещё немного посмеялся вместе с тобой, но моё поручение, как ты верно заметил, не терпит отлагательств. Честь имею.
  Алан зашагал к дому, оставив Малома наедине с Крисом.
  - Послушай, Малом, - начал Крис, - почему бы нам не прогуляться верхом? Я бы показал тебе, что тут к чему. Так сказать, посвятил в наш семейный уклад. В самом деле, к чему чахнуть неженкой в отцовском склепе? Для такого молодого да образованного господина это просто неприлично.
  Малом с готовностью согласился, ведь с того дня, как он вернулся, Крис успел стать для него настоящим идеалом. Пока он ходил переодеваться, Крис приготовил для них пару подходящих жеребцов. Для себя он взял резвого Прометея, которого в прошлом году приобрёл на собственные средства и приезжал в поместье, чтобы самолично объездить. Прометей был гнедой масти с белой полосой на морде, тянущейся ото лба до ноздрей. Отбирая коня для Малома, Крис остановился на скакуне менее строптивом, но вместе с тем довольно шустром, чтобы Прометею не пришлось всю прогулку идти в полшага. Чубарый Зефир, усеянный на спине и по бокам мелкими тёмными пятнами, был идеальным вариантом. Не успел Крис вывести жеребцов из конюшни, как его встретил Малом. Он, с удовольствием приняв выбор брата, взял своего Зефира под уздцы и отправился вместе с Крисом к воротам. На улице молодые наездники запрыгнули в седла и двинулись вперёд. Когда сад, окружающий поместье, остался позади, они пришпорили коней и перешли с шага на быструю рысь. Порой Прометей переходил в галоп и вырывался вперёд, после чего Крис делал петлю и вновь приноравливался к Зефиру Малома. Минут через сорок наездники снова перешли на шаг и шли бок о бок, спокойно разговаривая.
  - Ты, должно быть, слышал о нефтяном буме? - Крис сменил тему разговора.
  - Конечно, всё же я не из провинции вернулся. Нынче все, кому ни лень только и делают, что мечтают о собственной вышке.
  - Тут ты попал в самую точку. Алан как раз из таких авантюристов.
  Малом обернулся на брата и с удивлением произнёс:
  - Вот уж чего я бы никак не подумал. Ведь он такой прагматичный.
  - Да, но в отличие от отца Алан более гибок и способен адаптироваться ко всякого рода веяниям. Всё началось с наших соседей. Они провели изыскания, и кое-что нашли у себя, только бурение оказалось слишком сложным и ничего им не принесло. Тогда-то Алан и перенял у них эстафету.
  - И что же ему удалось выяснить? - поинтересовался Малом.
  - Собственно то, что под землями Перкенсов плещется обширный нефтяной бассейн, и проникнуть в него не составляет особого труда. То, что нашли у себя соседи, лишь небольшая его часть.
  - О, Крис, я и подумать не мог, что наше имя может быть связано с чем-то подобным!
  Крис ухмыльнулся и, глядя за горизонт, продолжил:
  - Что удивительно, отец считает точно так же. Ему вовсе не нужны новые пьедесталы и титулы. Думаю, ему вполне достаточно достигнутого.
  - А что же Алан?
  - Алан всего лишь посыльный в делах отца. Видел его сегодня утром? Он знает, что добраться до нефти можно только с участка Перкенсов, поэтому просто ждёт, когда отец передаст ему дела. Единственной стороной, которая не желает откладывать дело в долгий ящик, являются наши соседи.
  Крис остановил Прометея и спешился, предлагая Малому сделать то же самое. Их прогулка несколько затянулась, и он хотел дать коням небольшой отдых перед обратной дорогой.
  - Ну а что они могут? - продолжил разговор Малом. - Не объявят же они нам войну.
  - Нет, конечно. Времена феодалов уже миновали. Теперь это делается иначе. Всё что требуется, это подать иск на право владения спорными землями, что они и сделали.
  - Но позволь, о каких спорных землях может идти речь? Всё, что мы имеем, принадлежит Перкенсам по праву!
  - Малом, Малом, видно, что не все науки ты постиг в своём университете. Для того чтобы начать тяжбу причину всегда можно найти. Уверен, что Алан сегодня как раз был в суде. Если так, то по его виду можно без труда понять, что дела обстоят недурно.
  Дойдя до разрушенной каменной кладки, Крис сел на остатки поросшего травой фундамента. Он сорвал сухую соломинку и сунул её в рот.
  - Поживи ты в городе, как я, - начал он, - то услышал бы немало интересного о Перкенсах. Соседи из кожи вон лезут, чтобы создать репутацию старику Джефу. Они рисуют его не иначе, как самим дьяволом, пытающимся пустить их по миру, а его отпрысков бесами, раздувающими под их ногами пламя. Кстати, мы как раз на этом оспариваемом месте. Не чувствуешь, как гудит под ногами?
  - Не думаю, что наделён такой чувствительной способностью.
  Малом подошёл к самой кладке, мельком глянул по ту сторону и задержал ладонь на тёплых обветренных камнях. Эти руины свидетельствовали о былых временах, когда рука Перкенсов простиралась над всеми их землями, а не жалась в обветшалом особняке, оградившись от цивилизации.
  - Зато отец всё тот же мастер на коварные выходки, - продолжил он, возвращаясь к Крису, - лежать на таком лакомом кусочке, словно собака на сене. Это может разъярить кого угодно. Крис, ты можешь рассказать мне о соседях? Интересно, что это за семья.
  Крис уже выплюнул соломинку и сидел, убрав руки в карманы.
  - Отчего же, много времени это не отнимет. Этакие современные дельцы. Многочисленная прислуга, рауты, приёмы. А если отбросить всю эту светскую мишуру, пикнуть не успеешь, как вопьются тебе в горло. В двух словах типичные...
  Фразу Криса оборвал пистолетный выстрел. Кони вздрогнули и заметались. Крис моментально пригнулся и поспешил обуздать их, Прометей мог запросто сорваться и умчаться прочь. Малом оказался вдруг совершенно один в полной растерянности. В этот момент из-за камней выскочила фигура и кинулась к юноше. Ещё не стих крик: "Умри, Перкенс!", как Малом почувствовал на своей шее крепкие пальцы. Юноша упал навзничь и попытался разжать упругую хватку. Он не освободился от овладевшей им растерянности и всё, что ему удалось, это по-детски шарить руками по нападающему. Когда его ладони упёрлись в мягкую грудь, рядом вырос Крис и рывком сдёрнул с Малома атакующего, словно это был котёнок. В одну минуту разгорячённый Крис придавил трепыхающегося беднягу коленом. Нащупав в складках капюшона тонкую шею, он стиснул его горло в своих руках. Переломить позвонки было для него делом нескольких секунд. Малом безуспешно попытался крикнуть: "Стой", после чего прыгнул на брата. Сбив Криса с ног, он вместе с ним повалился на землю. Воспользовавшись заминкой, нападавший тут же вскочил на ноги. Капюшон с его головы спал и Малом увидел перед собой столь же юное, как и его, лицо, часто покрытое конопушками. Из-за сбившихся рыжеватых прядей стреляли молниями глаза, а нос был такой же вздёрнутый, как у Малома. Растирая шею, Малом почувствовал, как эти стрелы глубоко вонзаются в его сердце. Где-то неслись сорванные с привязи жеребцы, и он неосознанно сравнивал их стремительный бег с ней и с собой. Путаясь у Криса в ногах и мешая ему подняться, Малом смотрел, как незнакомка скрывается за полуразрушенной стеной с той же лёгкостью, с которой и появилась.
  - О чём она только думала, ведь я чуть не убил её, - произнёс наконец поднявшийся Крис.
  Малом заворожённо смотрел на ту часть кладки, где еще недавно сбегала струйка осыпавшейся каменной крошки. Сверху мерцали сполохи исчезающего солнца. Казалось, он не слышал.
  - Очнись, приятель. Вот ты и свёл знакомство с соседями, эта ненормальная - Эмма, их дочь.
  Малом вновь приблизился к разделившей их преграде и заглянул по ту сторону. Прочь от этого места уносилась гнедая лошадь, более рыжая, чем Прометей. Но ещё ярче пылали волосы её наездницы. Знала ли она, что эта безумная атака, пусть и иначе, но всё же поразила цель.
  С того вечера Малом словно встал на распутье двух дорог, выбирать из которых было одинаково тяжело. Юношеские идеалы о порядочности очерняли даже сами мысли об Эмме, душа же уносилась к ней, оставляя позади все запреты и приличия. В задумчивости Малом бродил по саду. Его разговоры утратили прежний пыл. Несмотря на молчание Криса, перемена в юном Перкенсе была очевидна любому, кто его знал. Она не ускользнула и от взора старого Джефа. Что касается Хлои, ей оставалось только молить всевышнего о скором возвращении своего возлюбленного.
  ***
  Прошло лето. Поместье, словно одержав верх над всеми, продолжало осыпаться вместе с осенними листьями. Малом стал отлучаться в долгие одиночные прогулки. Бродя вдоль границ поместья, он украдкой надеялся встретить там предмет своих исканий. Пусть это безрассудство, но даже если это и так, оно полностью завладело им и сопротивляться дальше он был не в силах. Однажды Малому удалось увидеть вдалеке Эмму. На этот раз она сидела на своей гнедой в костюме для верховой езды. От прежней налётчицы в ней прослеживалась всё та же ловкость движений, но теперь она была не в пример краше. Её рыжие волосы были в тон рыжей листве. Малом усилием воли заставлял себя не сорваться с места. Провожая Эмму взглядом, он страстно желал, чтобы она его заметила. А через несколько дней их встреча повторилась вновь. На этот раз случайности быть не могло. Молодые люди оказались рядом друг с другом по своей воле.
  Жизнь в поместье тоже не стояла на месте. Видя, что юная Хлоя лишилась покровительства, Алан стал проявлять к ней всё то внимание, на которое был способен. В отсутствие Малома он часто просил Хлою почитать ему после обеда или составить компанию во время поездок в город. Хлоя находила эти просьбы в высшей степени неприятными, как и самого Алана, но заставляла себя безропотно подчиняться. Без сомнения, Алан вскоре унаследует все права и станет следующим хозяином. У Хлои просто не хватило бы голоса, чтобы попытаться перечить столь же жёсткому человеку, как и её дядюшка. Мэтью, как всегда, был с головой погружен в свои творческие проекты, дальше которых ничего не видел. Крис почти не появлялся. Малом же, когда и бывал в доме, всецело оставлял себя где-то там. Единственным свидетелем был Джеф, но он и в старости сохранил убеждение, что самые красивые цветы нужно срывать, пока кто-то другой не протянул к ним руки, а для того, чтобы стукнуть по рукам Алана у него не было никаких оснований. Однажды вечером Алан вошёл в комнату Хлои и запросто, без церемоний забрал ее невинность. С той же размеренностью и обыденностью, с которой съедает утренний тост. В тот вечер Хлоя больше всего запомнила не свой материализовавшийся страх, а страх боязни позвать на помощь. Здесь, в этом доме никто не сможет заступиться за неё. Отныне она совершенно беззащитна, и в одиночестве будет переносить все испытания до тех пор, покуда хватит сил не показывать Малому своё несчастье. Лишь комната, впитавшая дух миссис Перкенс, участливо склонила над ней свои стены, эта сестра по несчастью понимала её как родное дитя.
  Теперь, когда Хлоя и Малом, держась за руки, гуляли по саду, мысли каждого из них занимал один и тот же вопрос. Малом искал способ открыться Хлое, сохранив своё благородство и не ранить её, но всякий раз, находя себя низким перед ней, откладывал разговор. Хлоя же стремилась вернуться назад, к тем дням, когда видела перед собой расшитое полотно судьбы, когда ей не приходилось гнать от себя мысли об Алане и о своём позоре. В те частые вечера, которые им доводилось проводить врозь, Малом укреплял свои отношения с Эммой и даже случалось, что вновь попадал в её удушья, Хлоя, стиснув от страха зубы, замирала в ожидании шагов за дверью своей комнаты.
  Так продолжалось до самого Рождества. Алан выписал большую ель, её привезли и установили за неделю до праздников. Старинный зал усадьбы преобразился, но кроме детей никто этого не замечал. В рождественский вечер между Мэтью и Дженнифер вспыхнула размолвка. Среди собравшихся за столом присутствовали все члены семьи кроме Джефа и Криса.
  - Как ты можешь быть такой тряпкой, - отчитывала Дженнифер своего мужа, - где твоё мужество? Если хочешь знать, даже у Хлои его с лихвой!
  - Прошу, не начинай этого снова, - сохраняя спокойствие ответил Мэтью, - ни к чему портить всем праздник.
  - Ах, теперь он про праздник вспомнил! - не унималась Дженнифер. - А про меня ты когда собираешься вспомнить?
  Предпочтя не ввязываться в это бесперспективное выяснение отношений, Мэтью сложил салфетку и вежливо откланялся. Алан попытался восстановить видимое благополучие, но успокоить Дженнифер было не так просто. Видимо, она решила поставить на место каждого, или почти каждого.
  - Ах, у нас тут адвокат нашёлся! - выпалила она Алану. - Считаешь себя таким безгрешным, чтобы разбираться в чужих отношениях? Думаешь, никто не видит, как ты бесстыдно таскаешься за Хлоей, пользуясь её положением?
  Алан хотел было открыть рот, но не нашёл, что сказать. На его счастье Дженнифер колола хоть и больно, но недолго. Выдав все свои пассы, она встала из-за стола и отправилась вслед за Мэтью. Прежде, чем окончательно скрыться, это валькирия обернулась и плюнула в сторону Малома. Через мгновенье Хлоя, закрыв слезы на своём лице, убежала к себе.
  Малом, не отрывая глаз от своего блюда, обратился к Алану:
  - Дженнифер сказала правду?
  - Даже если и так, - вспылил Алан, - только не притворяйся, что она тебе не безразлична! Довольно, брат, разыгрывать влюблённого!
  Малом встал и взглянул Алану в лицо.
  - Если у вас всё серьёзно... Что ж.
  Когда вниз спустился Джеф, у праздничного стола уже никого не было. Старик, как ни в чём не бывало придвинул кресло поближе и принялся за еду.
  Остаток ночи Малом провёл без сна. Сквозь обрушившуюся неловкость он улавливал пульсирующую мысль – больше разговор с Хлоей ни к чему. Утром и в последующие дни Хлоя не появлялась ни к завтраку, ни к обеду и ни к ужину. Её как будто не стало. От этого мысль Малома всё больше крепла в сознании. Он не испытывал огорчения, скорее свалившийся с плеч груз, словно кто-то вместо него проделал всю неприятную работу. Теперь ничто не мешало ему открыто любоваться Эммой и мчаться с ней в урагане юности подобно тем сорвавшимся лошадям. Как же это было не похоже на тихую заводь Хлои, которая в матерински обнимающих стенах становилась всё тише и глубже. Стоя над этим омутом, Хлоя чувствовала, как под её сердцем начинает трепетать другая жизнь.
  ***
  К концу весны Малом и Эмма объявили о своей помолвке. Эмма всерьёз думала, что после бракосочетания родительская вражда исчезнет, положив место фундаменту нового финансового союза. Она почти видела эмблему свежеиспечённой компании, на которой в два цвета было написано "Белое и черное".  И всё это благодаря не вражде, нет. Благодаря любви, её любви.
  Накануне помолвки старый Джеф собрал в зале своих детей. Малом с Крисом сели по правую сторону стола, Алан с Мэтью по левую. Дженнифер стояла позади Мэтью. Присутствие Хлои, добровольное заточение постепенно вошло в общий уклад, вряд ли кто-то мог счесть уместным. После вести о её беременности Алан с брезгливостью держался в стороне от комнаты бедной девушки. Единственное сочувствие в эти месяцы Хлоя получала от Дженнифер, приносившей ей пищу.
  Джеф сел во главе стола, положил перед собой бумаги и выжидательно оглядел сыновей.
  - Сегодня самое время отойти мне от дел, так уж я решил, - начал он.
  Сидящие напротив отреагировали каждый по-своему. Алан уселся удобнее, разбросал ладони по набалдашникам подлокотников и вытянул вперёд скрещенные ноги. Мэтью сплёл пальцы над коленями и, глядя перед собой, вжался в спинку, пытаясь быть ближе к Дженнифер. Крис раскинулся, забросив одну руку за спинку, а ноги одну на другую. Безучастно с едва заметной усмешкой он приготовился к началу представления, переводя взгляд с одного на другого. Малом продолжал держать кисти рук на столешнице, глядя на отца, словно должен держать перед ним экзамен.
  Когда звуки стихли, Джеф продолжил:
  - Итак, своей последней и нерушимой волей объявляю принятое мной решение.  Мэтью, я завещаю тебе право творить что угодно и когда тебе вздумается. Ты вполне этого заслуживаешь. Кроме этого, - Джеф откашлялся и взял паузу, - в подкрепление к духовным ценностям отписываю твоей супруге Дженнифер всю кухонную утварь с нашей кухни и меню до скончания её дней.
  Не обращая внимания на кипящий взгляд Дженнифер, Джеф возобновил свою речь с прежним спокойствием и сквозящей ноткой издёвки.
  - Крис, вот кто есть моя особая гордость. Твоё стремление к независимости всегда грело моё отцовское сердце, не то, что эти пиявки, ждущие куска с моего стола. Ты так упорен, что вполне можешь добиться в жизни всего, чего пожелаешь. Полагаю, что дармовые деньги только остудят твой пыл или сыграют с тобой злую шутку. А посему ты не получаешь ничего.
  Джеф с отрадой посмотрел на расползающуюся усмешку Криса. Отметив про себя, что парень не промах, старик перевёл взгляд на младшего Перкенса. Смерив сына взглядом, отец вынес вердикт:
  - Малом, тебе я завещаю титул "мистер болван".
  Переведя взгляд на последнего сына, старик заканчивает оглашение:
  - Алану же достаётся всё остальное.
  Кинув перед ним бумаги, Джеф поднялся и неспешно направился в сторону лестницы.
  - Можете клевать друг друга, а заодно и то, что от меня осталось. Моё дело сделано, - глухо прозвучали последние затихающие слова прежнего владельца дома.
  Первым с места поднялся Алан. Подровняв бумаги о стол, он пожелал всем прекрасного вечера и удалился вслед за отцом. Следом за ним с чувством оскорблённого, но несломленного достоинства вышла Дженнифер, таща за собой Мэтью. Крис счёл, что представление закончено и задерживаться дальше не имеет смысла. Перед уходом он положил Малому руку на плечо и несильно потрепал в знак прощания.
  - Поздравляю с помолвкой, брат. Хлоя понесла в удачный момент, не так ли? Только едва лишь один узел распутался, как затянулся другой. Надеюсь, что ты со свойственным тебе благородством выйдешь и из этого положения.
  В голосе Криса звучали ранее неуловимые нотки цинизма, присущего Перкенсам. С сожалением и стыдом Малом понимал, что лишился расположения единственного из братьев. Отрешившись от всех неприятных мыслей, гоня прочь внезапно открывшееся перед ним будущее, Малом пытался думать только об Эмме и всепобеждающей силе их любви. В этом бегстве от реальности он и забылся сном.
  ***
  Прибыв раньше всех, Эмма и Малом устроились на балконе, с которого открывался вид на холл первого этажа, через который должны были проходить гости. Молодые украдкой отмечали каждого из них и о чём-то шептались. Эмма стояла в отороченном спадающем на пол платье, её руки прятались в декоративной муфте белого меха, а причёску из пылающих волос венчала небольшая шляпка с торчащим по охотничьи пером, всё того же белого цвета. В тон ей Малом был облачен в белый элегантный костюм, рука в перчатке сжимала вторую перчатку, в другой руке белел цилиндр. Снизу они напоминали двух белых голубей, готовящихся взлететь в небо.
  Час церемонии близился, но никого из Перкенсов так и не показывалось. То, что было на руку Малому Эмму только расстраивало. В своём будущем она видела крепнущую связь двух бывших соперников и ждала их скорейшего воссоединения. Союз её и Малома должен был стать чистым и свободным от родительских распрей. Втайне она любовалась своей заслугой в устройстве этого мира. Вряд ли Малом догадывался о тайных мыслях Эммы, так далеко он никогда не заглядывал, в особенности теперь. Для него было достаточным греться в лучах её любви.
  Прервав разговор о близкой помолвке, Эмма освободила одну руку и взяла Малома под локоть, чтобы обратить его внимание на холл.
  - Ну, наконец-то, - радостно прострекотала Эмма, - кажется, твои родственники начинают собираться. Вот и твоя кузина.
  Сквозь центр, окружённый колоннадой, шла Хлоя. Как и Эмма, она была в белом платье, бегущем вслед за ней тонкой струйкой. Только в отличие от Эммы, руки Хлои были открыты, так же, как и плечи, по которым спадали неприкрытые волосы. Хлоя остановилась и подняла глаза. С невиданной ранее силой её взгляд полоснул огнём сердце Малома. Он пытался спастись и отвести взгляд, но не мог оторвать от Хлои глаз, как приговорённый от своей жертвы и одновременно палача. Сквозь Малома проносилась вся страсть его первого безотчётного чувства, во сто крат преумноженного совершенным предательством. В этот миг бегство от реальности изменило Малому, и перед ним предстала вся мерзкая правда. Малому показалось, что ещё немного, и его сердце разорвётся на части. Чтобы перестать видеть, он поспешно отвёл взгляд на Эмму и увлёк её с балкона. После ухода Малома Хлоя медленно опустилась на колени и сжала ладонями свой живот. По её опущенному лицу беззвучно текли слезы. Никто из присутствующих в холле не осмелился войти внутрь колоннады, чтобы предложить девушке свою помощь.
  Покинув балкон, Малом с Эммой столкнулись с Дженнифер. Платье в стиле военного мундира с эполетами и перевязью делало её похожей на бравого полководца. Придерживая его руками, чтобы не наступить, она явно спешила. Отыскав то, ради чего она сюда пришла, Дженнифер принесла Эмме свои поздравления.
  - Надеюсь, брак с нищим принесёт тебе не меньше счастья, чем выпало мне, - заканчивает она, и, не дожидаясь ответа, размашистой походкой направляется к боковой лестнице, спускающейся вниз.
  Ошеломлённая Эмма смотрит на исчезающие эполеты и высоко уложенные волосы Дженнифер. Резко обернувшись, она устремляет к Малому свой вопросительный взгляд.
  - О чём она говорит, Малом, дорогой?
  Но по его отведённым глазам понимает, что ответа она не услышит.
  А в это время внизу в холле люди почтительно расступаются, чтобы пропустить Дженнифер, ведущую под руку Хлою. Ещё через минуту появляются родители Эммы, очевидно уже пережившие встречу с Дженнифер, и увлекают дочь прочь от назревающего скандала. На ходу Эмма тянет к Малому руку, оступается и роняет на пол белоснежную муфту.
  ***
  Лёжа на койке в дешёвой гостинице с остатками месячного жалованья в кармане, Малом перебирал события последних дней. Отец сыграл свою последнюю злую шутку как нельзя лучше. Сделай жениха перед помолвкой нищим и посмотри, что из этого выйдет. Малом как наяву представлял себе старого Джефа, потирающего руки. Конечно же, никакие союзы и деловые партнёры ему были не нужны. Ни ему, ни Алану. Теперь, когда помолвка с треском расстроена, путь к Эмме был накрепко закрыт. Все последние попытки Малома пробиться к ней пресекались у ворот её особняка. Вернуться в дом отца после всего случившегося, значит растоптать остатки гордости. У Криса тоже было не остановиться, он был для него безвозвратно потерян. Бежать как можно дальше отсюда, эта идея неусыпно толкалась в его голове. Фрахтовать судно или что-то меньшее, что окажется по средствам, распустить паруса и мчать подальше от всего этого. И будь, что будет. Останавливала Малома только мысль об Эмме. Не увидевшись с ней, он не мог исчезнуть.
  Решив действовать открыто, Малом привёл себя в порядок и снова направился в дом Эммы. На этот раз юноша, миновав ворота, добрался до парадных дверей. Дворецкий оставил его ждать и отправился докладывать о визите юного Перкенса. Тянулись долгие минуты, в которые Малому казалось, что о нём забыли, но дворецкий вновь вернулся и пригласил визитёра проследовать за собой. В комнате кроме матери Эммы больше никого не было. Если бы не отсутствие главы семейства, она вряд ли осмелилась нарушить запрет и принять юношу. Женщина поднялась, сделала шаг навстречу и позволила Малому поцеловать свою руку. Не веря своей удаче, Малом молил, чтобы провидение не изменило ему, и столь желанная цель не растаяла у него на глазах. Дав волю своей страсти, он с пылом принялся изливать свои благородные намерения. Он даже готов был отступиться ради блага Эммы. Всё, что ему было нужно, это лишь одна последняя встреча, чтобы он мог оправдаться в глазах возлюбленной и сохранить своё имя. Мать Эммы, отошедшая в начале беседы к окну, всё это время смотрела за стекло. Её лицо было скрыто от Малома, он не мог прочесть на нём эмоций и определить, какую сторону она принимает. Закончив речь, Малом простёр к неподвижной фигуре свои руки, словно в них была широкая невидимая чаша. В наступившей тишине тело женщины на миг дрогнуло, но она тут же восстановила свою прежнюю благородную осанку.
  - Что ж, ступай, взгляни, что ты сделал с моей Эммой, - произнесла она не оборачиваясь.
  Её рука потянула за шнур, послышался звон колокольчика и вскоре Малом в сопровождении слуги двигался к покоям Эммы.
  Двери распахнулись, окунув Малома в покой и полумрак. Слабый свет, пробивающийся сквозь опущенные занавески, очерчивал разостланную кровать, на которой покоилась Эмма. Она лежала спиной к вошедшему, её рыжие волосы темным пятном выделялись на подушках и казалось, что девушка спит. Малом позвал её, но в ответ послышалось глухое отрывистое бормотание. Он счёл, что Эмма, должно быть, плачет и ускорил шаг, чтобы скорее успокоить её. Юноша склонился над любимой, по её покрытой канопушками переносице сбежала слеза. В нетерпении Малом обнял Эмму за плечи, обернул к себе и в ужасе отпрянул, едва не запутавшись в собственных ногах. Левая половина лица Эммы безжизненно обмякла и словно оплавилась. Скривлённые губы и съехавшее веко, в сумраке, казалось, принадлежали ангелу смерти, призывающему душу грешника к ответу. Лишь глаза продолжали жить на этом лишённом симметрии лице. Как и в их первую встречу, они сыпали стрелами, только сейчас стрелы были уже не способны ранить. Упав на колени, Малом подполз к кровати и схватил руку Эммы, спрятавшись лицом в её тёплой ладони. Всё, что он хотел сказать, было теперь глупым и бесполезным после того, что он увидел. Былая красота Эммы была стёрта безжалостным ударом. Если бы у него хватило смелости и твёрдости, он бы оградил её от этого потрясения, но всё, на что он был способен, это иллюзии и высокопарные заблуждения. Продолжая сотрясаться от рыданий, Малом бросился прочь из комнаты. Забыв про свои перчатки и цилиндр, он выскочил на улицу, но как бы быстро и далеко он не бежал, от себя ему было не скрыться.
  ***
  В который вечер он любовался этой простой девчушкой. Когда она сидела на пирсе, свесив к воде свои босые ноги, она напоминала ему Хлою. Эта же врождённая задумчивость глаз, темно-русые волосы. Полощет ли их ветер перед лицом, или забрасывает за плечи, она не перестаёт всматриваться вдаль, ища среди волн своего отца и брата, взявшись пальцами за края досок, подставив ноги под брызги волн. А когда их шлюпка швартовалась с уловом, она превращалась в дикую игривую рысь. И тогда Малом видел в ней Эмму. Иногда днём он сходил со своего судёнышка и отправлялся на рынок, чтобы купить немного еды и набрать воды. Там девчонка виделась ему совсем другой. Данное ей при рождении, она заменяла тем, чего требовала от неё жизнь. Задумчивость и игривость не лучшие помощники тому, кто наравне с десятком лоточников пытается продать свой скоропортящийся товар. С той стороны прилавка Малом видел бойкую, нагловатую и шумную торговку. Однажды ему захотелось взглянуть на неё поближе, всего лишь ради интереса. Он купил у неё рыбину, даже не представляя, что с ней делать. В действительности она была не похожа ни на Хлою, ни на Эмму. Карие глаза и нежные полные губы были совершенно чужими. Тень разочарования тронула Малома, как будто он случайно обознался. Когда девушка подскочила к другому покупателю и забыла о существовании Малома, он незаметно бросил рыбу в плетёную корзину и отправился ждать вечера, чтобы снова увидеть на пирсе напоминание о тех, кого он оставил далеко позади.
  Летние дни были на редкость теплы, солнечны и наполнены дыханием ветра. Толкая паруса, его дуновения одновременно продували Малома, успокаивая его душу. Острая боль, терзавшая его несколько недель назад, по крупице выветривалась, превращаясь в монотонную вязкую хандру. И вот теперь, бросив якорь в этом небольшом порту, Малом, кажется, нашёл лекарство, дающее ему немного облегчения. Он снова начал чувствовать себя не таким одиноким.
  Следующим вечером, когда мужчины относили от шлюпки ящики с уловом, девушка отстала, обернулась к судну Малома и помахала рукой. Затем она подняла в воздух рыбу и, тыкнув в неё пальцем, расхохоталась. Малом отпрянул от борта, как будто его подловили. Перед тем, как уснуть, Малом долго ворочался, мысленно порываясь скорее сняться с якоря и отправиться дальше. Теперь, когда он перестал быть для неё секретом, он вряд ли получит такое утешение, наблюдая за ней по вечерам. Наступил новый день, а Малом продолжал медлить, словно чего-то ожидая. Проверив свои запасы, он обнаружил пару яблок и кусок пшеничной лепёшки, во фляге плескалось немного воды. Этого могло хватить ему на день, а дальше он не заглядывал. В голове Малома возникла путаница, нужно было время, чтобы во всём разобраться и привести мысли в порядок. Послеполуденное солнце уже давно миновало зенит и наметило курс к горизонту. Малом лежал на тёплых досках, глядя в синюю глубину, когда с пирса послышался окрик:
  - Эй, на борту!
  Поначалу Малом не придал ему никакого значения, пребывая в своём полузабытьи, и только после того, как крик повторился, он очнулся и поднялся на ноги. Напротив его судёнышка стояла знакомая девчонка с небольшой корзиной, перекинутой через руку. Увидев Малома, она принялась махать ему.
  - Ну и чудной же ты! Забыл вчера у меня свою рыбу. Смотри, - она выставила вперёд свою ношу, - я её приготовила для тебя. Ты поможешь мне подняться?
  Малом машинально помог девушке и некоторое время растерянно смотрел в корзину, которую ему сунули в руки.
  - Да не стой же ты, доставай и ешь пока ещё тёплое - продолжала болтать гостья, - Меня зовут Эмили. Ты, наверное, думаешь, что я не замечаю, как ты пялишься на меня вечерами?
  Малом почувствовал прежнюю неловкость и попытался оправдаться, но Эмили, кажется, не ждала ответа. Она усадила юношу, достала из корзины глиняную миску, накрытую куском белой ткани, и поставила перед ним. Эта простая пища из рыбы и овощей словно приправа разбавила пресный вкус его скитаний. Он невольно отмечал, что не ел ничего более прекрасного с того самого дня, когда отец огласил свою волю. Вскоре миска опустела и Эмили, тихо наблюдавшая за Маломом, снова ожила.
  - Горазд же ты уплетать, - сказала она, убирая посуду обратно в корзину. - Теперь ты в состоянии назвать своё имя?
  Малом извинился за неучтивость, представился, не вдаваясь в подробности, и поблагодарил девушку за угощенье. Вскоре Эмили засобиралась, чтобы успеть встретить своих рыбаков. Перед тем, как сойти на пирс, она обернулась.
  - Знаешь, а у тебя отличная шлюпка, совсем не то, что наша. Ты возьмёшь меня завтра покататься на ней?
  Не успел Малом произнести хоть слово, Эмили уже перескочила через борт и в воздухе замелькали её босые ноги. Каждое движение девушки излучало молодость, каждый взгляд и слово незамысловатую простоту. Положение, рисованное благородство, всё это было ей совершенно не нужно для того, чтобы испытывать счастье. Это открытие поразило Малома. То, что он совсем недавно пытался привести в порядок начало терять для него всякое значение.
  С этого дня жизнь Малома стала наполняться новым чувством, которое постепенно вытесняло владевшую им хандру. В те часы, которые они с Эмили проводили под парусом, Малом видел перед собой всю её искренность и естество. Когда хочется смеяться - смейся, когда хочется любить - люби. Рядом с ней он впервые почувствовал себя мужчиной. Не фигурой в любовной игре, а действительно желанным - таким, кокой он есть. Призраки Хлои и Эммы перестали терзать память Малома, в Эмили он больше не видел их отражений.
  Вскоре после их знакомства, когда они вышли в море, Эмили непринуждённо скинула с себя своё лёгкое платье и совершенно нагая прыгнула в воду. Она плескалась в прозрачной воде и звала Малома. Миг колебаний, и вот он уже рядом с ней, такой же обнажённый. Его поразило то, что он нисколько не испытывал перед Эмили ни смущения, ни стеснения, что было так непохоже на их отношения с Эммой. Этот день глубоко врезался в память Малома, в тот день они впервые познали друг друга со всей неудержимостью молодости. В жизни Малома установился новый ритм - утренняя тоска ожиданий, дневная страсть встреч, вечерние взгляды, брошенные на расстоянии - вся эта череда кружила его, поглощая без остатка. Отдавшись воле чувств, никто из них не думал о том, к чему это приведёт.
  Однажды, отбросив гордость в сторону, Малом написал Алану, занимавшемуся теперь всеми финансовыми вопросами, и попросил переводить его скромное жалованье сюда. Брат с радостью откликнулся, но с небольшим условием - он просил Малома временно воздержаться от возвращения, так как своим появлением он мог спровоцировать новые осложнения в его делах. Алан сообщил, что ситуация, которую создал Малом, начала выправляться и как бы случайно обронил несколько слов об улучшении состояния Эммы, о Хлое же не сообщил ничего. Но и этого было достаточно, чтобы забытые духовные раны Малома окончательно загладились.
  Прошла осень, следом за ней зима, и вот уже весеннее солнце шлёт с неба свои короткие лучи. На отношениях Малома и Эмили минувшие месяцы никак не сказались. Молодые люди находили для себя всё новые увлечения и создавали свои маленькие секреты. В один из дней Малом заметил, что Эмили тише обычного. Она стояла, облокотившись о борт, и смотрела вдаль, как будто собираясь со словами, но не решаясь начать разговор. Малом подошёл к ней сзади и обнял.
  - Ты сегодня какая-то странная, - сказал он и поцеловал её волосы. - У вас что-то случилось?
  - Не у нас, - как будто выдавила она из себя, - не у нас в семье.
  - Что же ты грустишь?
  Прошло ещё несколько минут прежде, чем она ответила.
  - Мне кажется, что у нас с тобой... что я беременна, - закончила Эмили продолжая смотреть за горизонт.
  Малом застыл от столь естественного и в то же время невозможного поворота событий. Почувствовав, как напряглось тело Эмили, он тут же обругал себя за слабость характера. Следовало быть готовым к тому, что их ветреность приведёт к такому итогу. Ничего не поделаешь, жизнь, это лестница, каждая ступень которой предъявляет человеку всё больше и больше требований. Но стоит ли бояться встать немного выше? Нет Малом уже не боялся. Подхватив Эмили на руки, он начал кружиться с ней, а она отвечала ему благодарной улыбкой.
  Внешне Малом изменился, стал иначе себя вести, но он вовсе не чувствовал, что стал иным человеком. Вряд ли его внутренний мир претерпел глобальную перестройку. По крайней мере не сильнее, чем в тот день, когда он бежал от дома Эммы. Переполняемый ответственностью, сродни той, которую чувствует ребёнок, когда его оставляют за старшего, Малом написал Алану. В письме он выразил надежду встать на ноги, как Крис, и сообщил, что намеревается стать любящим отцом и мужем, а посему предпочитает жить собственными силами, а не довольствоваться иждивенческим жалованьем. В конце письма он радужными мазками описал Эмили, и запечатал конверт. На следующее утро Малом облачился подобающим образом и приступил к поиску места, отправив по пути письмо брату. Несколько недель он обивал пороги многочисленных хоть сколько-нибудь солидных контор. Это занятие совершенно вытеснило из его головы послание Алану. То время, которое оставалось, он проводил с Эмили.
  - Ты только представь, милая, - начал Малом после одного особенно удачного дня, - они согласны взять меня безо всякого опыта. Им достаточно моего честного слова! Я и мечтать о таком не мог.
  Эмили раскачивалась рядом в гамаке, обняв свой живот ладонями. Её срок был не больше двух месяцев, поэтому посторонний человек решительно ни о чём не смог бы догадаться.
  - И мне придётся тебя дожидаться, как я всегда ждала брата с отцом... - задумчиво произнесла она под скрип покачивающегося гамака.
  Малом продвинулся ближе к Эмили и взял её руки в свои.
  - Но при этом тебе не нужно будет ходить на рынок, чтобы продавать улов. Ты будешь в нашем домике вместе с малышом.
  Эмили перевела взгляд на Малома и крепче сжала ладони.
  - У нас будет дом?! Ты точно никого не ограбил? - удивлённо спросила она.
  Малом рассмеялся и попытался обнять девушку. Гамак отчаянно накренился, и они неуклюже повалились на пол. Пытаясь освободиться, Малом и Эмили дружно смеялись. Когда они, наконец, выпутались и сели рядом, Эмили сказала:
  - Осталось только подготовить отца с братом, особенно брата. Мне кажется, это будет посложнее, чем найти место.
  - Представляю. Но давай подождём, пока я не освоюсь на службе и немного встану на ноги.
  Эмили обняла Малома, прильнув телом к его спине, и устроила свой подбородок на его плече.
  - Конечно. И, знаешь, я буду скучать по этому месту. Так много связано с ним, как будто в нём заключён весь наш маленький мир. Будет ли так где-то ещё?..
  ***
  Из экипажа вышел высокий мужчина в дорожном шерстяном костюме коричневого цвета. Он поправил цилиндр и, постукивая тростью, уверенно направился к дверям конторы. Сквозь стекло можно было различить его решительное узкое гладко выбритое лицо с прямым носом и тонкими губами. Не дожидаясь его появления, Малом отложил перо и вышел ему навстречу.
  - Алан, вот так неожиданность, - приветствовал он брата, разведя в стороны руки, - как ты сумел отыскать меня? Но самое непостижимое, что тебя привело сюда?
  Алан протянул Малому свою руку. Не выпуская его ладонь, он обнял младшего брата рукой с тростью и увлёк в направлении аллеи, расположенной чуть дальше по улице.
  - Рад видеть тебя в добром здравии, брат, - сказал Алан, - на самом деле ничего непостижимого здесь нет. Я получил твоё письмо и был несколько встревожен.
  - Ах, да, письмо. Но что могло тебя встревожить? - удивился Малом. - Я в жизни не был счастливее!
  - Понимаешь, отец в последнее время не совсем здоров. Ты же знаешь, как он относится к тебе. Не секрет, что у него давно есть на тебя большие планы.
  Малом остановился и посмотрел в лицо Алану. Счастливая улыбка начала сходить с его губ. Как будто бутон, закрывающийся с уходом солнца.
  - Кое-что я действительно припоминаю. Мистер Болван, кажется таким титулом меня следует величать в грандиозном плане отца?
  - Малом, давай присядем, - предложил Алан и, не дожидаясь, расположился на парковой скамейке в тени раскидистого дуба. Продолжая опираться на трость даже сидя, Алан внимательно смотрел на Малома.
  - Пойми, - вновь заговорил он, - это всего лишь ширма, старик просто потрясал мускулами, чтобы уберечь тебя от опрометчивого шага.
  - И в чём же была моя опрометчивость, позволь спросить?
  - Если бы вы с Эммой вступили в союз, это только повредило планам Перкенсов. Зная твой легкомысленный взгляд на вещи, не трудно предположить, что отец Эммы попытался бы использовать тебя в своих интересах. Согласись, Малом, ты вряд ли смог бы перечить Эмме, полностью поддерживающую политику семьи. Уверен, она спала и видела в первую очередь экономический союз. А теперь представь, был бы ты счастлив в таком браке?
  - Это всё твоя извращённая игра слов, Алан. Я уже повзрослел, чтобы купиться на это. И, даже если так, всё это уже в прошлом. Сейчас никто не претендует ни на земли, ни на титул Перкенсов. Я сам добровольно от всего отказываюсь.
  Алан отвёл глаза, устремив взгляд на белеющие по ту стону аллеи гортензии.
  - Должен тебя расстроить. Ты один из нас и должен занять положенное тебе место. Подумай об отце. Если бы он узнал, его непременно хватил бы удар. Твой нынешний выбор ничуть не лучше предыдущих. И более того, твоя простушка со мной полностью согласна.
  - Что ты сказал!? - Малом так и подскочил со скамьи.
  - Успокойся, не будь таким вспыльчивым. Я догадывался, что ты будешь держаться за своё, что весьма похвально при других обстоятельствах, поэтому прежде, чем увидеться с тобой, я имел честь свести знакомство с нынешним предметом твоих обожаний. Как ты полагаешь, откуда я узнал адрес твоей конторы?
  Краска отхлынула от лица Малома. Он продолжал стоять напротив Алана бессильно сжимая кулаки.
  - Ты самая настоящая скотина, Алан, - выдавил он из себя. - Отныне не желаю знать тебя.
  Малом резко повернулся и зашагал прочь. Его шаг с каждым разом ускорялся, а в спину летели снисходительные слова Алана:
  - Ничего, ты ещё одумаешься и будешь благодарить. Когда закончишь здесь свои дела возвращайся домой. Отец...
  Дальнейших слов Малом уже не слышал. Он промчался мимо окон своей конторы, не обратив никакого внимания на недоумевающий взгляд младшего компаньона. Ноги несли его к набережной. Не доходя до неё, он свернул к дому Эмили. Несколько раз Малом провожал её до порога по пути с рынка, но в одиночку ещё никогда не приходил сюда. Ещё несколько минут, и он сможет всё исправить. Он ещё не знал, что его спешка всего лишь напрасная потуга - у крыльца каменной хижины под черепичной крышей Малома встретил брат Эмили. Это был тревожный знак, так как вместе с отцом он должен был быть на промысле.
  - Куда ты так разогнался, парень? - в голосе молодого рыбака сквозила неприкрытая враждебность.
  - Мне нужно поговорить с Эмили, - бросил на ходу Малом, пытаясь обойти его.
  Хотя брат Эмили был старше Малома всего несколькими годами, выглядел не в пример крепче. Он выставил в сторону свою закалённую физическим трудом руку с закатанным выше локтя рукавом, закрывая Малому дорогу к двери.
  - Её нет. Мой тебе совет - забудь про неё.
  Эти слова выбили почву из-под ног Малома. Он почувствовал непривычное жжение в груди и тяжесть.
  - Вы не понимаете, - словно оправдывался Малом, - мы должны были пожениться. Я устроился и Эмили больше не нужно...
  - А теперь послушай меня, парень, - перебил Малома молодой рыбак, - единственное, что ей не нужно, так это встречаться с тобой! Так что поворачивай туда, откуда пришёл. И передай тому господину, что утром хлопотал здесь, если он надумает снова вернуться и мешать нашу семью с грязью, я больше не буду стесняться в выражениях, пусть он хоть всё устелет тут своими деньгами.
  - Уверяю, у нас этим человеком нет ничего общего. А теперь я вынужден настаивать, чтобы вы меня пропустили.
   Малом вдруг обрёл уверенность и попытался протиснуться мимо преградившего ему путь собеседника.
  - Ну что же ты будешь делать. Верно, я непонятно объяснил, - больше для себя, чем для Малома, произнёс рыбак.
  Почти сразу после этого Малом почувствовал, как его ударили в бок. Вспышка давящей боли заставила юношу согнуться и вытеснила из его головы все мысли. В полной растерянности он пытался сделать глоток воздуха. Озираться по сторонам было бессмысленно, здесь не было ни Криса, никого другого, в ком можно было бы найти поддержки. Следующий удар кулака отозвалась монотонным звоном в левом ухе Малома. Словно ударившись о стену, он отскочил и почувствовал, что вот-вот рухнет. На самом деле удары не были такими сильными, как казалось, и, если бы Малому было с чем их сравнить, он бы понял, что его не собираются убивать. Прежде, чем окончательно упасть, Малом принял ещё один удар, от которого у него потемнело в глазах.
  Следующее, что он увидел, это колышущиеся стебли травы. Они покачивались над его лицом на фоне вечереющего неба. Тут же вспомнилась череда событий этого дня, словно ведомая злым роком. Малом попытался перевернуться и встать на ноги, но почувствовал, как скользит вниз. Он был в придорожной канаве. Тупая боль в боку напоминала о себе при каждом движении и Малом невольно накрыл ладонью место над ушибленной почкой. Он выбрался на пустую дорогу, не далее, как в паре километров начинались первые постройки. Продолжая держать себя за бок, Малом хромой походкой побрёл в город.
  Когда он добрался до пирса, где стояло на якоре его судно, прошло не больше двух часов, но за это время небо успело потемнеть. Было заметно, что вечерние сумерки подсвечиваются разгорающимся пламенем. Малому это напомнило эпизод из одной книги, где северяне отправили на ладье в последний путь одного из своих воинов, а затем пустили вслед горящую стрелу, чтобы зажечь погребальный костёр. Малом пытался изо всех сил идти быстрее, хотя его нежное тело, так и не оправившееся после стычки, упорно протестовало.
  Пирс окружила собравшаяся толпа зевак. В основном это были жители квартала рыбаков, оставлявшие здесь свои лодки. За плотной стеной из их спин было практически ничего не видно. Отчаявшись протолкнуться, Малом решил обойти преграду и попытаться протиснуться там, где толпа была реже. С противоположной от себя стороны он услышал крик. За собравшимися по-прежнему было ничего не разглядеть, но он узнал голос Эмили. Она отчаянно на кого-то ругалась. Было такое чувство будто она пыталась вырваться.
  - Как же ты можешь быть таким злым?! - доносился её крик. - Пусти, всё равно не удержишь!
  Пытаясь ещё раз пробиться вперёд, Малом мельком увидел бегущую по пирсу Эмили. Она летела словно птица, не чувствуя под собой ног. Следом тяжело топал её брат, тщетно пытаясь угнаться за ней. Они бежали туда, где стояло пришвартованное судно Малома. Оно разгоралось всё ярче и ярче, отражённые языки пламени плясали под ним на воде. Все соседние шлюпки были отогнаны на безопасное расстояние и казалось, что они безжалостно линчуют эту одинокую отвергнутую посудину.
  - Вам же ничего не известно, убийцы, - кричала на бегу Эмили. - Господь вам этого не простит.
  - Стой, глупая! Нет его там! - преследователь использовал свой последний шанс спасти сестру от её безумного порыва. - Мы его...
  Но фраза так и осталась незаконченной. К этому времени Эмили уже не было на пирсе. Малом дёрнулся вперёд с невиданной ранее силой. На его глазах девушка перескочила на борт и кинулась к каюте. В этот миг оборвались объятые огнём снасти и рухнули вниз, взметнув вверх фонтан брызг. Перед разросшейся толпой рыбаков стояла худая окаменевшая фигура. Кто-то невидимый перебил ей ноги, и она осела на колени. Точно так же, как год тому назад это сделала Хлоя.
  ***
  Эмма смотрела сквозь стекло на то, как осенний ветер колышет ветви деревьев. Липкими пальцами ветер снимал последние остатки мелких пожелтевших листьев. Дорога от ворот к входу по-прежнему была пуста и неприглядна. Внутри же царил уют и покой. В глубине комнаты стояли детские ясли, в которых лежала крохотная малышка. Она подёргивала своими пухлыми ручками и дивилась на свои маленькие пальчики, которые то сжимались в кулачки, то снова разжимались. Время от времени, радуясь чему-то известному ей одной, она издавала тонкий щенячий визг. Эмма отошла от окна и взяла малышку на руки. Она тут же принялась хватать маму за кончики волос и брыкать ножками. Эмма всматривалась в детское лицо, улыбка появлялась на её губах каждый раз, когда она узнавала в девочке черты её отца. Каждый день она рисовала себе картину, в которой с гордостью и любовью покажет дочь Малому. Представляла, как он упадёт на колени и станет целовать ей руки. Его горячие слезы будут скатываться на её кожу, а затем она сядет рядом и обнимет его. И теперь, спустя время, Эмма хранила свою любовь всё с той же неослабевающей силой, что и прежде. Она черпала в ней желание жить несмотря ни на что. Когда дверь открылась и вошла мать Эммы, она так и нашла свою дочь.
  - Ах, мама, вы уже вернулись. Я всё время смотрела в окно, а потом отвлеклась на эту крошку и пропустила вас.
  - О, какие пустяки. Тебе и самой уже пора выходить в люди. Каждый раз все только и делают, что справляются о тебе. Уже не знаю, что им отвечать.
  Эмма опустила девочку обратно в ясли и вместе с матерью перешла к лёгкому дивану на резных ножках, стоявшему ближе к окнам.
  - Мама, зачем вы снова об этом? Почему вы не хотите принять того, что кроме Малома для меня больше никого не существует?
  Несколько минут женщина перебирала складки на своём платье. Решение давалось ей не так легко, как на то она рассчитывала. Наконец, она успокоила ладони на коленях, обернулась к Эмме и заговорила:
  - Да, отчего же. Я прекрасно помню, как он убегал отсюда. Бросил всех, кого знал, и кого нет...
  - На каждый поступок можно смотреть с разных точек зрения. Кому как не вам об этом знать, мама.
  Не в силах удерживаться на месте, женщина встала и отошла в сторону. Не глядя на Эмму, она выпалила:
  - Но ответь мне, с каких сторон можно смотреть на жалкого бродягу, на того, кто имея положение опустился до нищего?
  - Я не совсем вас понимаю, мама. К чему вы это говорите?
  Женщина снова повернулась.
  - Эмма, я решительно советую тебе забыть свой неудачный выбор. Я не знала, стоит ли тебе говорить, но ты не оставила мне выбора. Твоего дорогого Малома сегодня видели в порту. Он был похож на нищего в обносках. Ты же не позволишь после этого окончательно втоптать своё имя в грязь?
  Девушка смотрела на свою мать, не в силах ни ответить, ни пошевелиться. Затем она устремила взгляд на дверь, порывисто вскочила и выбежала вон из комнаты.
  ***
  Пора листопада уже миновала. Мокрые слипшиеся листья, некогда лежавшие мягким ковром вокруг усадьбы Перкенсов, ныне имели удручающий вид. Голые деревья трясли над ними своими костлявыми сучьями с жалкими бурыми обрывками. В этом окружении дом выглядел особенно несчастным и брошенным. Даже над трубами на его крыше не было заметно ни единого дымка.
  Малом, избегавший в городе посторонних взглядов, здесь мог идти свободно и не бояться быть замеченным. Прошедшие два месяца, что он провёл в пути, превратили его и без того худое лицо в маску смерти. Глаза глубоко запали в тёмных дырах глазниц. Его обветренные истрескавшиеся губы что-то шептали. Теперь он часто вёл эти беззвучные диалоги. Потрёпанное длинное пальто было Малому сильно велико. Он смутно помнил, как снял его в поле с деревянной рогатины. Пальто было распахнуто и иногда путалось в ногах. Правый его карман оттягивал нетронутый кусок хлеба, посланный бродяге самим провидением. Под пальто был всё тот же костюм, в котором Малом в последний раз разговаривал с Аланом. Он придавал юноше оттенок благородства, отчего его не спешили ставить в разряд обычных бродяг. Не редко встречались ему сердечные люди, которые подкармливали или подвозили его, усмотрев в нём ту возвышенную хрупкость, которая была недосягаема для них самих.
  Двери хотели издать протяжный недовольный скрип, но увидев того, кто их отворил, замолкли ещё на вздохе. Никто не вышел навстречу, не взял шляпу, которой, впрочем, не было, и отяжелевшее от влаги пальто. Внутри было сыро и сумрачно. Откуда-то из глубины комнат доносились невнятные шумы и движение. Малом скинул своё пальто на пол и отправился туда.
  Зал, где отец одаривал по заслугам каждого из своих сыновей, был также пуст. Малом уже понял, что звуки доносятся из старого крыла. Медленно поднявшись по лестнице, он ступил в просторный коридор, от которого отходило несколько комнат, немногой жилой из которых были отцовские покои. Поравнявшись с ними, Малом остановился и осторожно толкнул приоткрытую дверь. Как он и ожидал, внутри никого не было. Необходимый минимум книг, охотничьи трофеи, истоптанная медвежья шкура перед камином и богатая коллекция разного вида клинков на стене, некогда служившая особой гордостью Джефа - на всём лежал отпечаток хозяина комнаты. Осталось пройти до конца коридора и спустится в такой же просторный зал, как и тот, что остался позади. Это место, куда никогда не заглядывали случайные посетители, безумно нравилось маме. С завидным упрямством она работала над его убранством. Стену, вид на которую открывался сразу с балюстрады, она расписала под осенний лес - тот её золотой период, когда осенний озноб ещё не напоминал о себе. Роспись служила фоном для деревьев, возвышавшихся прямо из пола перед самой стеной. Малом помнил, как мама неустанно направляла садовника, который помогал ей. Всегда можно было увидеть, как тот носил через дом части деревьев, роняя по пути кусочки коры или обломки сухих веток. Отец корил супругу за это пустое занятие, но когда смотрел вниз с балюстрады, в его глазах читалось восхищение. Может быть, Джеф об этом не говорил так часто, как следовало, но он любил свою жену. И спустя много лет, когда Мэтью брал в руки кисти или неумело орудовал над какой-нибудь корягой из сада, в которой кроме него ничего не мог усмотреть, отец невольно видел в нём отражение своей покойной жены. Наверное, этим и объяснялось снисходительное отношение отца к чудачествам одного из его сыновей. Если бы Джеф изменил своей суровости, проявил бы в своём отношении к близким каплю тепла, всё могло бы быть иначе. Возможно, мама была бы жива, и он, Малом, тоже. Но отец предпочёл избрать другой путь, он надёжно прикрылся щитом из жёсткости и издёвок.
  Малом беззвучно подходил к краю перил и его глазам постепенно открывался вид на помещение. Деревья - в детстве, когда стояла ненастная погода, он так любил играть среди них возле мамы, отдыхающей рядом с одной и той же книгой в руках - теперь почернели. Тысячи бумажных листьев утратили былые краски, многие из них лежали внизу, свернувшись в трубочки. Роспись покрылась трещинами, края самой широкой из них чуть осыпались. Под деревьями лежал отец, кому-то пришлось перенести сюда его кровать. Рядом сидели Алан и Мэтью. Крис стоял позади кровати, ближе к стене. В зале было жарко и светло, как в солнечный осенний вечер и во всём чувствовалось прощание этого последнего дня. Когда Малом ступил на лестницу, Крис первым заметил его. Он несколько оживился и только и смог что издать удивлённое "Ба". Алан обернулся и, узнав вошедшего, застыл в неподвижности. Мэтью по-прежнему оставался безучастным. Лицо Джефа сохраняло спокойствие, на нём не дрогнул ни один мускул, только глаза предательски заволокло слезой.
  - Что же ты натворил, Малом, - поднялся ему навстречу Алан, - ты пропал, мы все думали, что ты погиб в огне.
  - Так и было, Алан, - ответил спускаясь Малом. - Ты хорошо справился со своей ролью.
  Крис обошёл постель отца и попытался смягчить ситуацию.
  - В самом деле, к чему всё это. Алан, Малом жив, чего можно ещё желать? Немного потрёпан, но это исправимо. Малом, иди скорее к нам и расскажи, что с тобой произошло.
  - Крис, оставь, - не унимался Алан, - разве ты не видишь, что он сделал с отцом?
  Малом сошёл вниз и направился прямо к Джефу. По пути он на миг остановился возле Мэтью, мельком скользнул рукой по его плечу и пересёкся взглядом. Пройдя мимо остальных братьев, как будто те были одними из окружающих их стволов, Малом остановился подле постели отца. Он взялся за слабые кисти и заглянул ему в глаза. Время для всех остановилось. Наконец, Малом произнёс:
  - Отец, ответь, ты подарил мне жизнь, чтобы истязать меня? Почему бы тебе не взять её обратно и не мучить меня?
  Джеф принял руку и закашлялся в кулак уставшим сухим кашлем.
  - Теперь твоя жизнь принадлежит только тебе, - ответил он скрипучим голосом, когда успокоился.
  Отняв свои руки, Малом опустил их вниз. Его пальцы были полусогнуты и напряжены, словно у ястреба во время охоты.
  - Всё, чего я желал, это ещё раз увидеть тебя. Я надеялся, что ты не уйдёшь так просто...
  - Малом, что ты говоришь, - раздался голос Криса. - Ты, верно, болен.
  Малом оставил слова брата без внимания, он снова обратился к отцу:
  - Да, ещё ненадолго задержишься, чтобы принять мой последний подарок.
  Малом отступил на шаг назад от постели, развернулся и нерешительной походкой направился в центр зала. Иногда его шаг замедлялся, но уже через секунду он вновь его ускорял. Все смотрели на него с чувством неизбежности. Когда Малом вновь обернулся, его рука прижимала к груди кинжал, один из тех, которыми Джеф некогда так богато украсил свою комнату. Мэтью испуганно отпрянул, ножки его стула надрывно взвизгнули о пол. Крис дёрнулся вперёд к Малому.
  - Стой, - зычно крикнул ему отец остатками своего властного голоса. - Этот щенок никогда не был настоящим мужчиной. Ему не хватит мужества даже курицу прирезать.
  Даже теперь, когда его час был близок, Джеф оставался верен себе. Он готов был с лёгкостью плюнуть в лицо самой смерти. Достаточно было всего лишь убрать завесу, протянуть руку, но его принципы крепко удерживали его в своих цепях. И цепи эти были прочнее самых сильных душевных мук.
  Со стороны парадной донеслись звуки хлопнувшей двери, и женский голос выкрикнул имя Малома. Этот внезапный звук слился с голосом самого Малома.
  - Да, ты прав, отец. Но что теперь моя жизнь по сравнению с птичьей. Ведь она обесценена тобой.
  Малом надавил на рукоять и почувствовал, как лезвие прокололо кожу. Его мысли судорожно заметались в голове, как у тонущего, рефлекторно вдыхающего глоток воды. Сейчас между ними было лишь одно отличие - Малом мог остановиться и спасти себя в любой момент. И теперь одна сила давила на лезвие, а другая удерживала руки. Борьба этих сил отражалась на лице Малома страданиями. Когда ткань заалела первыми каплями крови, Крис нарушил сковавшую его безысходность и ринулся вперёд, чтобы помешать брату сотворить глупость. Этот решительный выпад заставил Малома сделать окончательный выбор. В своём безумстве он что есть сил стиснул рукоятку и дёрнул её на себя.
  - Я буду ждать тебя в аду, отец! - сорвалось с ещё живых губ.
  Лезвие без труда прошло между рёбрами, и бесценный дар жизни потух в этом истощённом и избитом теле. Малом сделал свой последний инстинктивный вдох, припал на колено, а затем повалился на бок. И в этом падении не было ни грации, ни красоты. Это казалось всего лишь какой-то невозможной ошибкой.
  В это время сверху раздался полный отчаянья крик. Должно быть, он всё же донёсся до угасающего сознания Малома, потому что его взгляд застыл обращённым на балюстраду. Наверху, тяжело дыша, стояла Эмма. Её причёска, не рассчитанная на верховую езду, сбилась. И даже так она казалась прекрасней, чем когда-либо. Тень страдания не в силах была омрачить её красоту. Этого не смог сделать даже перенесённый недуг. Перкенсы, потрясённые случившимся, устремили к ней свои немые взоры. Эмма с силой подалась вперёд, забыв обо всём на свете, она протягивала к Малому свои руки. Реальная картина их встречи словно острием резала её сердце, точно также как сердце того, кто лежал под ней, но был уже неизмеримо далеко. По залу пронёсся треск, старые перила не выдержали и сломались. Взмахнув руками, как белая птица Эмма слетела вниз. Когда её тело разбилось, тишина полностью заполнила этот умирающий дом.
  Двое лежали лицом к лицу, встретившись на миг и растворившись в вечности. Горячая кровь медленно сочилась из их тел. Два ярких пятна боязливо ощупывая дорогу осторожно расползались по полу, стремясь слиться воедино раз и навсегда.

  Эпилог

  Скажу лишь, что я не был участником тех далёких событий, хотя и имею к ним прямое отношение. Мою бабушку по отцовской линии звали Хлоя, а по материнской - Эмма. Стоит ли что-то добавлять к этому? Разве только объяснить знакомство моих родителей. Когда Алан, мой дед, скончался, выяснилось, что он включил в завещание своего сына, связь с которым была оборвана сразу после отъезда Хлои. Вместе с ребёнком она покинула усадьбу Перкенсов на следующий день после выхода из-под опеки и долгое время была в неведении о судьбе Малома и о его кончине. Видимо, всю оставшуюся жизнь Алан не мог простить себе своего отношения к Хлое. Иначе как объяснить его поступок, кроме того, он так и не обзавёлся семьёй. Детали того, каким образом Хлою удалось найти, мне не известны, достаточно того, что она ещё раз приезжала в имение Перкенсов. Именно в тот приезд отец познакомился с моей матерью. Как мне рассказывала мама, случилось это во время конной прогулки - отец сбился с пути и оказался возле той самой каменой кладки, где впервые встретились Малом и Эмма. Теперь там стояла резная ограда, охраняющая покой двух могил. Возле них отец увидел девушку с копной огненных завитков на голове. Да, это была моя мама. Вот таким образом, сбившись с одной дороги, отец нашёл другую, по которой они шли вместе с матерью рука об руку всю свою жизнь. Как бы символично это ни выглядело, поверьте, я ничуть не изменил её слов. Что же до меня, я преподаю в том самом университете, где некогда обучался Малом. Как понимаете и этот Перкенс приходится мне дедом. В пыльных архивах до сих пор можно найти его фото. Светлые кудрявые волосы, вздёрнутый нос - всё так, именно таким он был на самом деле. С тех пор множество поколений сменилось на университетских скамьях, изменился до неузнаваемости и сам дух заведения. Те времена, когда студенты, облачённые в сюртуки, чинно и благородно расхаживали по аудиториям канули в лету. Нынешние отпрыски носят свитера и сидят на столах с шумом обсуждая последние события. Что ж, я и сам незаметно меняюсь в тон времени.
  Но, вернёмся к сути, почему я пишу обо всём этом. Недавно я принял приглашение от одной студии. Они пригласили меня в качестве консультанта для съёмок биографической ленты о семье Перкенсов. Признаться, я был несколько разочарован. То, что дошло до меня от моей бабушки и прабабушки виделось мне в ином свете. Если они полагают, что тот атлетичный мужчина с усами и чёрными зализанными волосами, которого мне отрекомендовали, как Малома Перкенса, полностью соответствует образу, то что же вас ждёт на экранах? Не дожидаясь плодов этого не столько творческого, сколько коммерческого проекта, я решил донести до всех подлинную цепь событий. Пусть их участники запомнятся вам именно такими, какими они были на самом деле.
  Для тех, кому интересно, чем закончилось дело с нефтью, скажу, что затея эта потерпела полное фиаско. Первая буровая вышка показала, что нефть ушла. Видимо, доступ к ней оказался не только у Перкенсов. Мне кажется, что где-то на стыке времён удача оставила этот род ещё задолго до описанных событий.

---
Автор иллюстрации Анна Мурашкина.