Сибиряки. 7. Детство. Звёзды

         Сибиряки. 7.Детство. Звёзды

         Что-то остается в нас от родины такое,
         что живет в нас всю жизнь, то радуя, то мучая,
         и всегда кажется, что мы ее, родину,
         когда-нибудь еще увидим.
                В. Шукшин

        Отец наш, Илья Макарович, умел с азартом играть на русской гармошке и в молодости наяривал, но ему  все некогда. Дед только свистит красиво. Не умевший толком читать дед помнил сотни духовных стихов и песен. И часто повторял:
          - Весь народ на Руси мытарится...
А бабушке, Авдотье Матвеевне, что в хозяйстве не годится, все — негоже. Мать поет здорово, но всё реже. Её голос, протяжный и печальный, чаще всего звучит во время работы по хозяйству. Мать моя считалась быстрой на подъём! Ни один мужик в деревне не угонится за ней даже сейчас, когда у неё мал-мала, семеро по лавкам!
         Плавала она красиво: вся спина над водой, ныряла же вот уж точно лучше всех. На Волге родилась! Однажды на отцовых именинах, статная и гордая, соболебровая, в бордовой холстяной кофте, матушка привечала гостей. После пляски до упаду, гости собрались и пошли купаться. Песок был на другой стороне Суготки, и всем захотелось непременно поваляться на нём. Из-за леса поднималось щекастое солнце, пропитывая землю теплом.
 Женщины поехали на лодке, мужики поплыли вразмашку, а мать, проводив всех, незаметно вынырнула на песчаной отмели, встала и бегом по песку, где нога человека не ступала. Искрестила его вдоль и поперек и скорее назад таким же способом, потому что гостям - гулянка, а хозяйке - работа. Стол, застланный самотканной скатертью с поморскими узорами, подарок от матери, ломился от угощений! 

         Знойное марево поднималось над болотом, и в этом мареве  терпко пахло распаренной хвоей и цветущим багульником. Мелькали деревья, когда мы палкой "тарахтели"  по осинкам и сосенкам, как по плетню! Так мы с братьями неслись до старого смолзавода — места таинственного и удивительного. Здесь жили змеи, летучие мыши и крысы. На смолзаводе быстрее всего сходил снег, появлялась первая земляника, и даже глубокой осенью земля здесь была теплая, а трава - зеленая…
         И вот в этом месте мать неожиданно остановилась и присела, разглядывая что-то в прошлогодней траве.
         — Кукушкины слезки!— Чуешь, какой запах? - радовалась матушка,- только нюхать кукушкины слезки надо не срывая. А сорвешь -  весь запах сразу пропадает. Вот гляди!- мама быстро присела, почти легла рядом с тремя голубыми лепестками...
Солнце пробивалось сквозь облака. Знать, с Ильи повернёт на вёдро. И ржица поспеет, и сенцо будет убрано. Постоит ещё погодье.

         С раннего детства нас приучили бабу Дусю звать мамкой, а мать — матерью. Слово «мама», ласковое и нежное, доставалось бабке как почетное имя, и она всегда гордилась этим.
         — Меня вон внучата мамой кличут! — говорила она, — оттого что с пеленок на моих руках! А короткое и строгое — мать, —  звание ниже рангом, — доставалось матери.
        Спустя годы, я ни раз размышлял над этой прихотью бабки Авдотьи и предполагал, что наша мама, Агриппина Никитична, переживала от такого отношения к себе со стороны матери.

Над Обью-рекою долина,
Где сена копна у села,
Под вечер, сбирая малину,
На ней меня мать родила.

          Широченная, четырехспальная кровать, что находилась в передней части хаты, качнулась подо мной и поплыла, распахивая звездное небо. Каждый раз, засыпая, я смотрел в окно. Это там, в далёком детстве, я видел такое бархатное небо, усыпанное сверкающими звёздочками. Оно то ультрамариновое, то почти чёрное... Звёзды мерцали то приближаясь, то удаляясь... А вот и совсем маленькие, едва видимые невооружённым глазом. Они гоняются друг за дружкой, играя, будто несмышлёные, задорные дети. Звёзды мерцают, переговариваясь полушёпотом, вспоминая легенды о далёкой звезде, имя которой Земля. Где зелёные рощи, щебет и пение птиц, где по изумрудной траве и горным ущельям шумно и весело бегут голубые реки к мраморным морям... Где какой-то неземной, фантастический цвет меняется каждую минуту: голубой, фиолетовый, переходящий в багрово-красный, розовый, малиновый... Это, как после дождя, в небе переливами цвета играет радуга!

Кричат перепела, трещат коростели,
Ночные бабочки взлетели,
И поздних соловьев над речкою вдали
Звучат порывистые трели.

         Проснулся я оттого, что кто-то осторожно двигался по избе. Потом тоненько пискнула гармошка, прошелестел материн шепот, и дверь бесшумно затворилась. Боясь разбудить братьев, я выбрался из-под одеяла и осторожно прокрался в сени. Светало.
Отец негромко играл, и, накинув на плечи фуфайку, шепотом пела мать:
         Над рекой черёмуха колышется,
         Распуская лепестки свои... 
Но после смерти матери отец садился на крыльце либо на берегу протоки Ягодной и наигрывал что-то печальное, неторопливо-тихое.

         Звёзды… Как часто мы смотрим в ночное небо! Как возрождается, излечивается наша душа, наполняясь звездным сиянием далеких небес…
         Звёзды… Звёзды — это счастливые мгновения, которые, отслужив своё на Земле, возвысились в небо и остались там, чтобы вечно по ночам напоминать людям о себе. И люди, подняв головы, устремляют свои взоры туда, где светит их ушедшее когда-то счастье.
         Но иногда звёзды покидают небо и вновь спускаются на Землю, чтобы озарить счастьем своего избранника. Наверное, поэтому мы так часто с тоской всматриваемся в ночные звёзды, боясь пропустить свою счастливую звезду. А если повезёт, то ночной звездопад подобно целебному бальзаму будет врачевать наши душевные раны, сглаживать рубцы на сердце и очищать нас от земной суеты.