Миллион снов

               
      
               
                Толкуют сны.  И как не  верить сну-то?
               
                Б.Чичибабин.

   В «Новом и полном соннике» («Миллион снов»), изданном И.Д.Сытиным в 1901 году по «указаниям лучших авторов и ученых по  древней и новой философии и герметике», меня поразило  толкование  сна с  топором.  Если приснился топор -  это означает «потерю имения или дел». Если приснился стук топора –  «к  удачному предприятию». Как это точно ложится на символику чеховского «Вишневого сада»! С одной стороны,  для Лопахина  это  действительно   удачное предприятие: он настроит дач и  крепко наживется. С другой -  безусловную потерю имения и всех надежд  на будущее… Это уже для Раневской и ее близких.
    Не связана ли символика чеховских пьес с  широко  известной в обиходе символикой сновидений? В этом предположении, похоже, действительно что-то есть, поскольку  драматург сознательно создавал в пьесах структуру  «настроения». Вольно или невольно он должен был обращаться к средствам  суггестии, то есть, внушения.  В «Чайке»  прием сна использован Константином Треплевым  в декадентской пьесе  о Мировой душе: пусть  приснится то, что будет через 200 тысяч лет… Нина Заречная  в упоении любви  путает явь со счастливым сном…  Вообще замечено, что многие люди,  в сущности, не живут, а грезят наяву в силу  мифологизированности сознания. В этом случае их толкование  событий жизни идентично толкованию сновидений. Не это ли является основой для  насыщения литературного текста  сновидческой символикой?
    В свое время  меня поразило удивительное совпадение: пьеса «Чайка»  родилась  в том же 1896 году, что и  теория сновидений  З.Фрейда. Венский  психотерапевт открыл, что во снах реализуются   подспудные  желания, сокрытые устремления  людей, особенно в сексуальной сфере.  К примеру, полеты  во снах однозначно  истолковываются как  проявление юношеской либидозности. Не случайно, должно быть, Аня Раневская  на воздушном шаре летала… И  Епиходов не случайно постоянно таскается с револьвером в штанах. Все это символы  сексуальности. Ну, а сломанный кий  у Епиходова – разве это не намек на нереализованную сексуальность?  Однажды в Липецке  на конференции я рассказал о  вечно раскрытом кошельке  «порочной», по словам Гаева,  женщины Раневской (по Фрейду, это символ  готовности к соитию) – так   дамы стали стесняться раскрывать  портмоне даже в буфете…
    Толкования сновидений, всякого рода примет были неотъемлемой частью  обиходного сознания русского человека – как во времена Чехова, так и сейчас.  В ответ на реплику о  зеленом пояске («Три сестры»)  Наташа мгновенно отвечает: а  что, есть примета? И сейчас женщина не допустит, чтобы между ею и любимым  человеком  прошел посторонний человек: это к разлучению.  И сейчас  женщина постарается не допустить, чтобы ее волосы оказались в руках постороннего человека:  по волосам можно навести порчу.
    К Чехову это имеет отношение постольку, поскольку это  является частью психологического мира  его героев – и его читателей!  Можно воздействовать на сознание человека лозунгами, а можно  использовать своего рода «двадцать пятый кадр», то есть, средства суггестии. Символика сновидений,  широко  известная в обиходе, несомненно принадлежит к числу таких ненавязчивых, сокрытых средств  воздействия. Кстати, о лозунгах. В «Новом и полном соннике» за 1901 года  встреча с агитками предусмотрена и во сне: «Агитатора   видеть -  неприятное впечатление; последовать за ним -  потеря чести, обман или несчастье».  Жаль, что Россия в 1917 году  забыла об этом предостережении.
    Ну, а теперь пройдемся по страницам  сонника и сопоставим  его толкования с  конкретными бытовыми реалиями, которые  переполняют чеховские  произведения.  Их на удивление много, этих говорящих деталей.   
    Пойдем по алфавиту:
«Анчоус (рыба – Г.Ш.):  удача, после которой будут дурные последствия».  Хорошо перекликается с  фигурой Гаева в «Вишневом саде», который после  поездки в город привозит  анчоусы и керченские селедки. Ему пообещали место в банке, но  при его неумении работать это  несомненно обернется  катастрофой.
Артиллерист:  увидеть  во сне  артиллериста  – к обману. Так  случилось в пьесе «Три сестры» наяву.
Аукцион, в котором  случит  молоток аукциониста, «предвещает недоумение,  близость к разорению».  Прекрасно ложится на текст «Вишневого сада».
Аэростат:  «достижение сладостного упоения в любви или в ином … страстном чувстве». Прекрасная иллюстрация к  юношеской влюбленности  Ани Раневской, которая «на воздушном  шаре летала».
«Бал видеть»:  болезнь, расстройство дел;   участвовать на бале -  быть без дела». Это  характеристика всего третьего акта «Вишневого сада».
Бильярд: «потеря места, времени или работы». Это к образам Гаева и Епиходова.
«Вишни»: напрасное ожидание.  Ожидание  героями  итогов аукциона  -  сон наяву. Действительно, напрасное ожидание.
Дерево рубить  - означает потерю. Срубленное дерево -  смерть и траур.
Детскую комнату видеть – приятное воспоминание о  ранней молодости. Несомненно, относится к первому действию «Вишневого сада».
Играть на бильярде  - неприятность.
Калоши надевать:  свои -  к неудаче, чужие -  к препятствиям в делах. Штришок к образу Пети Трофимова, который постоянно теряет калоши.
Камердинер, одевающий вас -  знак получения услуги, которая  отзовется денежной утратой.  Это к отношениям Фирса и  Гаева: «опять  не  те брючки одели».
Нос.  Эта портретная деталь  играет, как известно, главенствующую роль в повести  Н.В.Гоголя. Потерять нос означает  убыток или вред!
Огонь. Горящий дом увидеть –  опасность в жизни. Как не вспомнить пьесу «Три сестры» с ее пожаром в третьем акте! Сам Чехов, судя по его письмам из Ялты, при виде пожара испытывал  страшную тоску.
Скрипка. Играть на ней – быть осмеянным. Прекрасно ложится на образ Андрея Прозорова из «Трех сестер», которому жена наставила развесистые рога.
Топор. Слышать стук топора -  удачное предприятие. Видеть топор -  потеря имения или дел. Амбивалентный   символический образ  прекрасно характеризует ситуацию с потерей и приобретением  вишневого сада.
Серный запах слышать – к  несчастью. Деталь к характеристике  действия  в пьесе «Чайка». Константин Треплев самолично  подбирал символические атрибуты к своему представлению -  получается, сам накликал несчастье на свою голову.
    Употребление  таких «говорящих» деталей  говорит вовсе не о том, что Чехов  «верил» в приметы,  был «суеверным  человеком» и проч.  Чехов рисовал жизнь  со всеми ее нюансами, особенно  психологическими – отсюда и  внимание к бытовой сновидческой символике.  Сны проявляются наяву, навевая  необходимое  автору настроение у читателя и зрителя.