Ее величество женщина

- Надо как тот давний деятель… шастать  по ночам, -  сказал хозяин.
Такая у него привычка: невнятно обозначать  намерения.
Как охота на волков – придумал не просто обносить флажками, но постепенно сдвигать их к логову, чтобы бить наверняка. 
А если пули уходят в «молоко», то считать это пристрелкой.
- Ночной тать? – неуверенно переспросила помощница.
Когда пригласил в свою загородную резиденцию писателей, то не предупредил ее.
Обязательное приглашение, дворцовые искусствоведы проследили за исполнением. Строптивых подсадили в заранее подогнанную машину. Напрасно те ссылались на болезнь и недомогание.
Впрочем, не особенно настаивали на застарелых болячках, но в очередной раз продемонстрировали свою независимость.
В малых пределах строптивость приносит неплохой доход.
Когда иностранные корреспонденты станут пытать  их, то гордо отвергнут нелепые  предположения.
Не толпимся у кормушки, но получаем  достойное вознаграждение за нелегкий  труд.
Знатных гостей привезли в загородное имение, обширный участок с одной стороны был ограничен  речушкой.
На берегу  сидели рыболовы. Все в строгих темных костюмах и при галстуке.
Писатель, что специализировался на описании природы, поинтересовался.
Какая наживка, о чем это он? недоуменно переглянулись рыболовы.
Писатель подивился.
Потом, когда хозяин поучал, как и о чем надо писать,  не слушал его, но  пытался разобраться.
Помощница не сразу узнала о  собрании.
Когда несколько лет назад произошла очередная перетасовка, и ее выкинули из колоды, то не смогла пережить унижение.
Лезвием полоснула по запястью. Но осторожно, чтобы не повредить вену. Дотошно рассчитала,  муж вскоре должен вернуться.
Он задержался, едва не погибла, но  дождалась его возвращения.
Столько крови, что мужчина поскользнулся и подвернул ногу.
Но все же дохромал до телефона.
Когда набрал номер, то пальцами зажал нос, так пахнет на бойне.
Женщину откачали, вернули в колоду, и даже разрешили развестись с изменником.
Тучи опять сгустились: ее не пригласили на то сборище.
Но придумала, как оправдаться.
Хозяин научил писателей, но остались художники и музыканты.
В музыке она не  разбиралась, но следовала мудрым заветам безвременно погибшего идеолога.
Тот освоил несколько простеньких мелодий. И обычно игру сопровождал художественным свистом.
Свистеть она тоже не умела, и поэтому сосредоточилась на художниках.
Любой сможет разобраться в картине.
Ненавязчиво подсказала хозяину.
Тот призадумался.
Печатное слово опаснее их мазни, слишком большая честь пригласить их на дачу.
Да и рыбаков могут развратить нелепыми вопросами.
- Устроить выставку, - придумал хозяин.
Будто случайно глотнул уксус, так перекосило лицо. Одна щека обвисла, другая наползла да глаз.
Второй глаз  обернулся щелочкой, так лучше различишь неведомую опасность. Почудилось, что из амбразуры высунулся орудийный ствол.
Женщина побереглась. Не прикрылась скрещенными руками, как сделал бы любой на ее месте, но отмахнулась от назойливой мухи.
- Не тать, но ночной повелитель, - поправилась она.
- Теперь другие времена! – с пол оборота завелся хозяин. – Это при том убивце  вкалывали по ночам!  – Он по старой памяти взглянул на стену, где некогда висел портрет.  Свое изображение повесил на другой стене, чтобы не замараться. И теперь укоризненным пальцем погрозил пустому простенку.
- Для полноценной работы людям необходим полнокровный отдых! – изрек он.
- Дневная выставка! – отмел нелепые возражения.
Так поступал и на правительственных посиделках, и хотя никто не  возражал, подозрительно приглядывался к так называемым соратникам.
И было глупо напоминать, что сам предложил повязать врагов ночью.
- Какой давний деятель? –  напомнила женщина.
Может быть, не  покарает ее.
- Тот, древний царь прикидывался простолюдином, облачался в лохмотья, и не узнанным бродил по своему городу! – вспомнил хозяин.
Женщина впервые услышала о таком чудаке, но послушно покивала в такт его словам.
Повелителю положено помнить и знать.
Она потом поинтересуется у консультанта.
Уже не раз интересовалась, видимо, плохо училась в школе, или за насущными заботами забывала о мелочном и второстепенном.
- Нельзя без охраны! – всполошилась она.
Беспроигрышная игра, поворчит, но отметит ее заботу.
- Что могут художники? – выругался хозяин.
На этот раз не просто глотнул кислоту, но подавился этим продуктом.
Если человеку в зрелом возрасте привить дворцовые манеры, то он по мере возможностей будет следовать высоким традициям. Шаркать ножкой и натужно улыбаться.
Но иногда в минуты  душевного волнения проявится его сущность.
Презрительно сплюнул на паркет, женщине показалось, что обуглилась дубовая плашка.
Отступила на всякий случай.
Несколько шагов  до двери,  если нападет, успеет добежать и укрыться.
И тогда опять выпадет из колоды.
Забвение  хуже смерти.
Едва не рванула на груди рубаху.
Видела на какой-то картине. Геройская гибель. Враги подступили и нацелились.
На войне ясно, кто враг, а теперь не разобраться.
- Наши художники словно импо… как их там? – выругался хозяин. Заплутал в сложном слове.
Женщина тоже была от сохи, то есть от ткацкого станка, но выучила некоторые слова. Вызубрила словарик, который составил чересчур грамотный помощник. После этого отказалась от его услуг.
Поэтому не посмела подсказать хозяину.
Но вместе с ним вскарабкалась на баррикаду.
- Вдвоем пойдем! – придумала она.
- Импотеты! – вспомнил он слегка искаженное определение.
Примерно так некогда великий его предшественник охарактеризовал некоторых деятелей культуры.
И хотя хозяин начисто отказался от больного наследия, иногда сбивался на былое.
- Мы заставим их, - осторожно пообещала женщина.  Ведала вопросами культуры, и могла настоять
- Приглядывать и указывать! – научил хозяин.
Кажется, они договорились.
Выставка свободных художников.
Пусть соберутся и продемонстрируют на зависть западным злопыхателям.
И может быть, среди балок, швеллеров и сложных строительных конструкций проступит человеческое лицо.
Некоторые непризнанные художники понадеялись.

Для выставки отвели физкультурный зал в заброшенной школе.
Нет, конечно, здание еще не развалилось, но по стенам змеились  трещины.
Их спешно замазали.
Так же торопливо подобрали картины.
Кураторша не забыла гримасы хозяина. И когда наставляла помощников, так же морщилась и страдала.
Если у человека болит зуб, он теребит челюсть. Тогда боль перетекает в затылок.
От челюсти к затылку, а оттуда к груди и  в живот, но зудит в конечностях и даже в пальцах.
Будто очутилась в тайге – по службе пришлось ознакомиться с записками известного геолога, - и гнус налетел ядовитой стаей.
Так же страдали ее эмиссары.
Опытные исполнители разобрались в гримасах и ужимках начальства.
Требовалось отыскать полотна с изображением отверженных больных людей.
Показать несостоятельность доморощенных художников.
И когда отыскивали таковых, гнус еще сильнее досаждал.
Друзья и почитатели непризнанных гениев напрасно предупреждали своих кумиров.
Это там,  далеко, на неведомом западе водится нечисть и нежить, но эта публика еще не освоила наши просторы. А если попытаются прорваться, то не одолеют границу.
Тогда еще не забыли бдительного пограничника с верным  псом.
Они отлавливали селян, ходивших друг к другу в гости через контрольную полосу. Родственники,  родители и дети, оказавшиеся в  разных странах.
Покарали невольных нарушителей.
Но нелюди все же одолели кордон.
И теперь совращали художников.
Те поддавались на ласку и лесть.
Или не ведали, как кошка играет с добычей.
Ленивой лапой дарует свободу. Когти втягиваются в мягкие подушечки. Бережно разглаживает взъерошенную шерсть испуганного зверька. И  подталкивает его, вынуждая  бежать.
Несколько шагов до свободы.
Жертва устремляется.
И тем горше отчаяние, когда в последний момент бьет безжалостная рука.
Странные картины отобрали на выставку.
Многорукая женщина одновременно готовит завтрак и отбивается от ленивых мужниных поползновений.
Наконец выпроваживает своего благоверного. Наверное, несколько дней шли дожди, тот идет по щиколотку в воде. Словно пророк по водам.  А когда одолевают сомнения, то проваливается по колено.
Или некто могучими руками раздвигает земную твердь.
Лица не разобрать, но окровавлены мозолистые ладони.
То ли подземный обитатель, то ли шахтер, выживший в аварии.
Некоторые уже выбрались на поверхность.
Куколкой и коконом дозревали долгие  столетия. Наконец расправили крылья.
Вознеслись, и близкое Солнце опалило кожу.
Обступили истерзанные лица.
Много художников на земле русской, всех не собрать в заброшенной школе под прохудившейся крышей.
Николай, странный, может быть, больной человек  не считал себя художником.
Говорят, люди меняются в переломные моменты жизни.
Одних поражает молния, таких, чтобы оклемались, закапывают в землю, и земля врачует их.
Других захлестывает вода.
И спасатели искусственным дыханием изо рта в рот даруют им жизнь.
Люди попадают под смертельное напряжение, падают с крыши, не успевают выскочить из-под колес взбесившегося автомобиля, но выживают каким-то чудом.
А после спасения обретают необыкновенные способности.
Например, насквозь видят собеседника, и когда тот обманывает, напрасно пытаются заслониться от скверны.
Или различают пораженные болезнью органы.
Или предсказывают наводнение и извержение вулкана.
С ним не случилось ничего подобного: не тонул и не был поражен запредельным  напряжением, тем более не попадал под молнию.
Но не терпел свободного пространства, и когда требовалось нарисовать шахматную доску или изобразить вазу, заполнял лист альбома причудливыми узорами.
Говорят, нет двух одинаковых снежинок, так, если присмотреться, не было двух одинаковых узоров.
Только никто не сравнивал.
Учительница рисования, увидев испорченный лист, зажмурилась, а потом пальцами надавила на веки.
Попыталась перевернуть глазные яблоки. Чтобы лучше вглядеться. Наверное, что-то различила. Уронила руки, тяжело и скрипуче распахнулись глаза.
Ничего не сказала, но больше не заглядывала в  альбом.
Ученик разрисовывал и тетради.
Учителя по-разному относились  этому.
Литератор – в школах в дружный женский коллектив кое-где затесались плюгавенькие мужички – неожиданно поделился выстраданным и наболевшим.
И оказалось, что известный поэт был не бронзовым бюстом на каменном пьедестале, а человеком со своими бедами, горестями и надеждами.
Писатели ссорились и мирились, любили и ненавидели.
История тоже стала желанным предметом.
Зато многие возненавидели математику и химию.
Настолько, что в возникшей неразберихе пришлось разбираться районному начальству.
Умный начальник загасил нарождавшийся конфликт.
- Нам необходима обыкновенная школа. – Собрал он в своем кабинете провинившихся учителей.
Наверное, тоже человек с неординарными способностями. Но жизнь жестоко потрепала его.
Когда-то на заре профессиональной деятельности посмел выступить против непосредственного начальника.
Тот расправился с ним.
Нет, не бил и  даже не угрожал, тем более не подсылал наемных убийц, не те  времена.
Но намекнул о предосудительной связи с некой ученицей.
Такой прозрачный намек, что подозреваемого попросили уволиться, а потом тот не мог устроиться на работу.
Лишь когда женился и взял фамилию жены, удалось очиститься от  обложного и нелепого обвинения.
То мнимое прегрешение обросло фантастическими подробностями.
И по легенде совратитель не пропускал ни одну смазливую старшеклассницу.
Приманивал их обещанием вывести на подиум или сняться в заглавной роли.
Многие, по домыслам страстных болельщиков, охотно соглашались. И пусть на подиуме требовалось ходить в обнаженном виде, а на экране изображать прожженную куртизанку, это не смущало претенденток.
Когда озвучивали эту легенду, то начальнику казалось, что некоторые учителя поглядывают на него.
Поэтому строг, но справедлив был его приговор.
- Нам необходима и у нас должна быть обыкновенная школа, - повторил он. И внимательно оглядел собравшихся учителей. Некоторые не потупились. А один пальцами растопырил веки, напрасно решил переглядеть его.
Пустая попытка.
Не слова, а гвозди, что  послушно входят в податливый материал.
- Если мы попытаемся выращивать гениев…, - забросил он пробный камень.
В тихий пруд, в некогда тихий пруд, мысленно поправился он.
Лягушки спрячутся и долго не будут высовываться.
Тот  упрямый  товарищ еще не опустил голову.
- Растопчут и растерзают, - предупредил начальник.
- Мы его растоптали;- согласился упрямец.
Наконец потупился и различил. Болотная кочка, на которой он расположился.
Двумя мешками раздул щеки. Резко выпустил воздух, притихшие было лягушки откликнулись на его призыв.
Ученика не растоптали, но перевели в особую школу.
Мать не протестовала. Одна воспитывала ребенка, и особо не досаждала своим присутствием.
Запущенная комната в коммунальной квартире, стены расписаны до потолка.
Когда удавалось достаточно принять, то ее не особенно раздражали эти узоры.
На всякий случай прикрывалась пятерней с растопыренными пальцами.
Все перемелется, если как в детстве прижать к груди его головку.
Игра в жмурки, не могла нащупать, так успешно он уворачивался, хотя стоял неподвижно.
Обессилев от безуспешных поисков, с трудом доползала до продавленного топчана.
Еще один узор появлялся на стене, только так мог он отгородиться.
Мать не заметила, что сына перевели во вспомогательную школу.
Странные там собрались ученики.
Сонные и вялые, но некоторые очнулись с  приходом Николая.
И  попытались поделиться ночными  видениями.
Звезды тоже не вечны, и они умирают, и когда на небе вспыхивает и гаснет огненный след, Вселенная склоняется в прощальном поклоне.
А в океанских глубинах скрываются братья по разуму.
Если мы забудет о войнах и ненависти, они поднимутся на поверхность.
Как и крошечные создания, что прячутся в земных недрах.
Подземные и подводные жители, звездные странники.
Фантазеры напрасно потянутся к ним. И, наверное, погибнут, подавленные своим ничтожеством и несовершенством.
Чтобы этого не случилось, Николай бросил школу.
Девушка, что помогала воспитанникам,  попыталась его отыскать.
Покаялась в церкви, из-за нее прихрамывал младший брат.
Батюшка отпустил  грехи, а она не угомонилась.
Некоторые ее подопечные были так погружены в себя, что почти невозможно было до них достучаться.
А те, что ненадолго очнулись, впадут в еще более глубокую спячку.
Помочь  хотя бы  одному человеку.
Словно попала на вражескую территорию, или шла минным полем, где каждый неверный шаг грозил гибелью.
Угадала три полустертые цифры кодового замка, просочилась в двор-колодец.
Почудилось, что к окнам прильнули лица.
Сгорбилась и опустила голову, чтобы не признали, но справилась с мимолетной слабостью.
Когда в школе впервые увидела узор на стене, то указательным пальцем осторожно провела по стеблю неведомого растения. Потом ладонью огладила бархатистый лист.
Заплутала в буйном цветении, и вздрогнула, очнувшись от наваждения.
- Ты взрастил? – спросила чудного садовника.
- Я взрастил, - подивился тот ее прозрению.
Руки у него, как стебли, или стебли как руки, не смогла разобраться.
Случайно дотронулась до запястья, осень во дворе, свирепствует злой ветер, если не дотронуться, увянет сад, оправдала себя.
Я старше его на несколько лет, на много лет, как на тысячелетия,  это неправильно, невозможно, не должно быть, приказала себе.
Обязана уйти, давно искупила давний грех, не могу уйти, это как предательство.
Попробовала по-иному.
Пусть кого-то разбудил своими узорами, и еще пышнее расцвел этот сад, но когда они снова погрузятся в спячку, то холод побьет цвет.
Скорее бы, чтобы долго не мучаться.
- Звезды – всего лишь мертвая раскаленная материя, а между ними смерть и пустота, - попыталась образумить звездного странника.
Тот не ответил, и когда уходил, то прихрамывал на одну ногу, как ее брат.
Догнать бы и повиниться, вместо этого забрела в сад.
Зелень не поблекла.
- В океане нет разумной жизни, ученые обследовали самую глубокую океанскую впадину, -  огорошила другого ученика.
Тот ответил, с таким хлюпаньем на болоте лопаются пузыри.
- И не существует гномов,  эльфов и прочей нечисти! – не угомонилась она.
Бесполезные попытки, решила поговорить с Николаем.
- Ты губишь их, - обвинила его.
Как погубил меня, едва не проговорилась.
- Попытаются взлететь, но разобьются при падении, - сказала она.
Как я разбилась.
- Пока не поздно, разубеди их, - взмолилась Мария.
Как пахнет твой сад, дивный запах, едва не проговорилась.
Руки как ветви, если  обнимут, то не вырваться из объятий.
Пусть обнимают, я не стану вырываться.
- Тогда, может быть, они выживут.
Мне не выжить, подумала она.
Ноги твои как корни, пусть вечно питаются соками Земли, пожелала любимому.
- Уходи! – предприняла последнюю попытку.
И он ушел, презрел школу, напрасно она искала.
Гиблые нынче времена.
Раньше, когда из тюрьмы убегал узник, то расследовали и искали. Допрашивали обслуживающий персонал, первым делом охрану – вдруг она в сговоре с преступником. Поваров, дворников, даже окрестных жителей.  И обязательно находили сообщников, не найдешь – самих накажут.
Но проржавели даже оконные решетки. И у входа привычно дремлет сторож.
Поэтому Мария решилась на вылазку.
Смертельная попытка,  перед смертью положено облачаться в чистое белье.
Она облачилась.
Простенькое льняное платье, некогда лен произрастал по всей Руси. 
Пришла в васильковые  поля.
Чтобы ничком упасть в колкие травы и полной грудью вдохнуть пряный запах земли.
Толкнулась плечом в тяжелую железную дверь.
Надо вскарабкаться крутыми ступенями, она карабкалась, ломая каблуки и ноги.
Дверь в квартиру  - еще одно препятствие.
Кнопка звонка на изъеденной жучком древесине.
Чередование коротких и длинных гудков как крик о помощи.
Никто не откликнулся, безумная затея, ничего не получится.
В отчаянии вцепилась в медную дверную ручку.
Тут же отдернула ладонь, таким раскаленным показался металл.
Дверь медленно и скрипуче отворилась.
Такая  жара, что распахнула куртку.
Мокрая ткань прилипла к спине и к животу.
Капля пота скатилась в грудную ложбинку.
Запах прогорклой пищи и кислой капусты.
Обычная коммунальная квартира, жильцы, наверное, сидят на чемоданах, дом скоро снесут, и не имеет смысла перед переездом латать дыры.
В запахе тлена и разрушения едва различила  привкус увядающей зелени.
Пробилась вздыбившимися половицами, искрошившимся кирпичом, свисающими проводами. Почти наощупь, тусклая пыльная лампочка едва мерцала.
Около заветной двери – запах усилился – зажмурилась и пальцами зажала нос.
Так люди, которые плохо плавают, прыгают в воду.
Мария прыгнула.
И не погибла.
Очутилась в чудном саду, но на поляне среди  выстуженной травы, свернувшись калачиком, подтянув к груди колени и обхватив их  руками, лежал садовник.
Повеяло ледяным ветром, слезы ее обернулись льдинками, они зазвенели надтреснутыми колокольчиками.
Звон этот не потревожил его.
Тогда  позвала.
Хотела позвать, протяжный хриплый стон – извечная бабская доля – не потревожил его.
Шагнула и не оглянулась – пусто за спиной, забыла о былом, нет обратного пути, дорога выбрала  ее.
- Ну же,  проснись и очнись. – Склонилась над заторможенным  лицом.
Подробно изучила его воспаленными губами.
Губы врачевали, льдинки таяли, вода испарялась, первые признаки весеннего расцвета на выстуженной земле.
Мало губ, так не спасти, приникла к нему.
Энергия убывает, если перетекает в другой сосуд –  закон физики; не верьте ложным посылам!
Когда люди вместе, от их тепла растает лед.
- Подожди, постой, еще нельзя, еще толком не выздоровел. – Врачевала она больного.
Нельзя сразу, полопаются артерии и сухожилия, если лед в закрытой емкости внести в теплое помещение, то треснет оболочка.
- Когда ты станешь взрослым…, - попыталась отговорить его.
- А я не игрушка для  ребенка, - отказала ему.
Вроде обычные, не примечательные слова.
Страшные слова, каждое до тла выжигает душу.
Отпрянула от него и накинула куртку.
Грубая материя безжалостная разодрала кожу.
Перед тем как придти, побывала на льняных полях, но урожай сняли, стерня исколола кожу.
Навечно отстранилась, но подползет, если поманит.
По стерне, по камням, по  бездорожью.
Очнулся и приподнялся.
Изготовилась ползти.
Крошечный его мирок, наверняка изученный до последнего листика.
Но различил свободное пространство.
Еще можно взрастить.
Возродила его к жизни, а он забыл о ней.
Пошатываясь, добрел до проплешины.
Так бывает, лысая земля среди зелени.
Будто плеснули кислоту и навечно отравили почву. Или хищник задрал беззащитную  жертву.
Как он прекрасен и недоступен, отчаялась женщина.
Надо зеленью осчастливить планету.
- Сможешь осчастливить? – спросила у него
- Без любви ничего не вырастет, - научила она.
Напрасно облачилась в лен.
Он давно не выращивают в наших полях. Поля  заросла борщевиком и чертополохом.
Напрасно  понадеялась.
Как первобытный охотник преследует зверя, так он сражался с пустым пространством.
Дом этот скоро пойдет на слом, в комнате со стены  лоскутами свисают обои.
Растения безжалостно выдрали из земли, листья подсохли и побурели.
Но еще не поздно возродить зелень.
Подобралась  и рванула.
Бумага лопнула с оглушительным треском.
А он лишь отмахнулся от очередной помехи.
Уходить надо, не оглядываясь. Все рухнет, если оглянешься.
И все же она посмотрела. Как в подзорную трубу, колечком сложив пальцы. Заглянула в объектив,  близкое и непонятное стало далеким и еще более недоступным.
Открывается выставка, об этом не объявили в газете и не сообщили по радио. Но  люди узнали каким-то образом.
Странная выставка, если признанные  мастера рамками ограничивают картину или прилаживают пьедестал к скульптуре, то непризнанные умельцы не заботятся о подобных мелочах.
И все же в приемной комиссии долго и недоуменно разглядывали узоры на обоях.
- Нет, - отказал председатель.
Опытный управленец, если  придется оправдываться, многочисленные свидетели подтвердят его непричастность.
Творение очередного чудака занесли в выставочный зал.
- Ни за что и никогда, - дружно поддержали председателя его помощники.
Укрепили на стене чудаковатый рисунок.
Так полагалось играть в то время, усвоили несложные правила.
- Меня здесь не было. – Подобрался к вентиляционной трубе один из помощников.
Порывом ветра сдуло пыль с ржавой решетки.
- А я забыл очки  и ничего не увидел. – Придумал другой помощник.
- Живот прихватило, укрылся в сортире! – Нашелся третий.
- Я была и есть, и не ношу очков, и все уже переболело! – откликнулась Мария.
Перед ней сняли  шляпу.

Первые посетители выставки стремились побыстрее проскочить простреливаемое пространство.
Школу обнесли забором. На этом закончились приготовления к ремонту.
И некоторым, особо нервным товарищам казалось, что за забором притаились автоматчики.
Самые осторожные облюбовали для наблюдения лестничные площадки  соседних домов. Забирались на верхние и вглядывались из-под ладони. И все равно не могли разобраться. Слишком высокий забор, на этот раз не пожалели досок.
Догадливый гражданин запустил собачку.
Когда другие собачники узнали об этом, то перестали с ним общаться.
Впрочем, песик выжил, и даже, задрав ногу, окропил уголок крыльца.
Посетители осторожно потянулись на выставку.
Подумаешь, аварийное здание, готовы придти и в катакомбы.
Тем более трещины укрепили маячками.
Ближе к полудню подтянулись обязательные посетители.
Тяжелая у них работа, то приходится глушить рыбу, придирчивый хозяин все же заставил их ознакомиться с основами, то изображать искусствоведов.
Они постарались.
- Как после бомбежки, - сказал один, осматривая трещину.
- Мрак, - охарактеризовал другой скудное освещение.
Вроде бы не выставили  охрану у наружного периметра, но посетителей заметно поубавилось.
Некоторые вспоминали о неотложных делах или об оставленном дома включенном утюге и отворачивали от порога.
Таковых, несомненно, требовалось опросить и проверить.
Другие словно головой бросались в омут.
Разве что не рвали на груди рубаху,  так некоторые напрасно пытаются доказать свою благонадежность.
В деревнях  перед свершением играют на гармошке, мол, им море по колено.
Или на бойне покорно идут на заклание.
Чему быть, того не миновать.
Первой подъехала помощница хозяина, на этот раз не обошлось без ее участия, все-таки числится ответственной за культуру.
Серьезно относится к своим обязанностям.
Запретила в городах лузгать семечки, а окурки следовало бросать в урну.
Так увлеклась неотложными  делами, что заранее не ознакомилась с выставкой.
Поднаторела в дворцовых интригах, лучше сослаться на неосведомленность, чем быть обвиненной в подрыве устоев.
А когда увидела – кровь прихлынула, и щеки  полопались, - поздно было исправлять и указывать.
Искусствоведы, что недоуменно разглядывали творения доморощенных художников, как по команде расправили плечи, а некоторые, особо рьяные служаки, прищелкнули каблуками.
Хозяин вкатился шариком ртути.
Приобщился к некоторым западным веяниям: посетителей не выставили на улицу. Наоборот, тех, что попытались укрыться, отловили и предложили присутствовать. Конечно, ощупали на всякий случай, но не осмотрели потайные складочки.
Мария отшатнулась от цепкой руки.
Будто нацелились когти.
- Я сама! – Распахнула куртку.
- Нужна ты мне! – Обиделся молодой охранник.
Наверняка не задержится на этой работе, женщины иногда опаснее и ловчее мужчин.
Мария осторожно заглянула в зал.
Хозяин отшатнулся от очередной картины.
Положено ночью, в темноте, и чтобы стоном или криком не потревожить спящих соседей.
Подложив руки под голову, обнаженная женщина бесстыдно раскинулась на постели,   по обе стороны свесились тяжелые  груди.
- Зачем это? – Опешил хозяин.
Марии почудилось, что на стенах прибавилось трещин.
Помощница привычно отмахнулась от наветов. Втянула живот, чтобы тело стало  плоским.
- А здесь еще гаже, - обличил знатный посетитель.
Видимо, натурщица замерзла и небрежно прикрыла свою наготу.
Чтобы согреться, закружилась в танце.
Вроде бы  пристойно, но под одеждой угадывалось молодое и жаждущее тело.
Достаточно этих картин, чтобы насторожиться.
- Тем более импотеты! – привычно выругался хозяин.
Переоценил свои возможности.
Едва сдержался на встрече с писателями.
Более не мог притворяться. Так в паводок вешние воды смывают земляную дамбу.
- Убрать! – выкрикнул он.
Так,  наверное, комиссары поднимали красноармейцев в атаку.
Он тоже воевал, но лишь однажды побывал на передовой.
Стены потрескались и могли рухнуть.
Не успел укрыться в блиндаже, как зверь устремляется на манок, так он застыл перед путанными узорами на обрывках обоев.
Будто попал на мертвое поле.
Бой отгремел; калеча руки, напрасно разгребал оплавленные куски металла.
Ничего не осталось, и отец, потерявший сына, не верящий  в Бога, погрозил небесам окровавленными кулаками.
Ущербные узоры,  с ними иссякнет жизнь.
Туманное зеркало, отчаяние и надежда скрыты в тумане, и у каждого свое видение.
- Убрать, - задыхаясь, повторил он.
Рванул галстук, чтобы не задохнуться.
Если погибнет, если придет другой, то ей не поздоровиться, мгновенно сообразила помощница.
Выяснила подробности у врача, и запаслась нужными таблетками.
И даже посмела надавить ему на щеки, чтобы приоткрыть сведенные судорогой губы. Эмаль на зубах потемнела и потрескалась.
Кажется, проглотил лекарство, мы еще поживем и поборемся.
Достаточно изучила хозяина, когда кричал и надрывался, то всего лишь пугал и предупреждал провинившихся.
Но шепот  грознее громовых раскатов.
По цепочке передала приказ.
Исполнители помчались.

А Марии почудилось, что  рухнули стены.
Но успела покинуть обреченное здание.
Будто раскололась Земля.
Оглохла от грохота и ослепла от пыли.
Не желала видеть, слышать и знать.
Вышла да дорогу, со скрежетом остановился грузовик.
Не увидела,  как водитель сорвал кепку и швырнул ее на полик.
Не услышала, что сказал. Не очень содержательная, но образная речь.
Зато различила перезвон далеких колоколов и разглядела, как зелень карабкается по стенам.
Так в пустыне отчаявшегося путника манит мираж.
Поздно, исполнители помчались, но все равно поверила слуховым и зрительным галлюцинациям.
Тем более, уже не требовалось нажимать на заветные кнопки, с корнем вырвали кодовый замок.
Вместе с отчаявшимся пожилым человеком попала на мертвое поле, но тут же отринула нелепое это видение.
Ступеньки еще больше истерлись, ухватилась за перила, чтобы не соскользнуть с  горки.
С трудом добралась до квартиры, и не сразу сообразила, как открывается дверь.
Снова различила мертвое поле.
Дом пострадал во время обстрела, снаряд, кажется, пробил перекрытия, тусклым осенним днем пробиралась  вздыбившимися обломками паркета.
Добралась до  землянки.
Наверное, долго держали оборону на этом рубеже и успели обустроиться.
Но враг все же осилил изнемогших бойцов, это она потайным ходом привела в крепость торжествующих захватчиков.
Все рассказала о художнике.
Слушатели обещали сохранить в тайне.
А потом – не надо  показывать им пыточные орудия, сами досконально изучили – выдали подпольщика.
Полицаи не только под корень вырубили зелень, но изгадили убежище.
Огромные черные мухи устремились с вертолетным гулом.
Жалили и вгрызались, а она не уворачивалась и не отбивалась, но останутся лишь незаживающие язвы – малая плата за невольное ее предательство.
Подобралась к окну и вскарабкалась на подоконник.
Прежде чем шагнуть, посмотрела.
Жизнь неистребима, во дворе две девчонки нарисовали квадратики и прыгали, стараясь не наступить на черту.
Если шагнуть, то несколько секунд полета и отчаяния не искупят  вину.
Придумала и решилась.
Надо промчатся по двору, тогда девчонки не успеют испугаться.
Она неуклюже пробежала, ее брат подволакивал ногу, наверное, заразилась от него.
А в школе один из ее подопечных смотрел исподлобья, водитель такси попросил  пассажирку пересесть  на заднее сиденье.
Когда останавливался на перекрестке, незаметно оборачивался,  опасался и подглядывал.
Высадил ее и так рванул, что на асфальте остались черные полосы.
Опять пришлось карабкаться, всего лишь на второй этаж, иногда легче одолеть самую неприступную вершину.
Сил не осталось дотянуться до звонка, обломав ноготь, царапнула дверной косяк.
Нельзя с такой болью, уходи, посоветовала давешняя, наивная и простодушная девчонка, отмахнулась от пустых указаний.
Уходи, он не слышит, повторила девчонка.
Услышал.
Подкрался к двери и заглянул в глазок.
Все же сумела поднять руку, заслонилась ладонью.
Не откроет, сказала девчонка.
Дверь медленно и скрипуче отворилась.
В тумане не различила лицо.
- У тебя мама дома, да? – спросила непрошенная советчица.
- Никого нет, - откликнулись из тумана.
- Подвал, бывшая кочегарка, - вспомнила Мария.
Нащупала руку и вцепилась.
Помнишь, в другой квартире! напоследок напомнила непрошеная советчица. Тогда тело изнывало в огне.
Все выгорело, убирайся! прогнала ее.
- Что? – спросили в тумане.
Хриплый и незнакомый голос, содрогнулась от хрипа.
Или от холода, заледенела на пронзительном ветру.
И согреться можно только в бывшей кочегарке, когда-то там бушевало пламя.
- Скорей! – взмолилась Мария.
Вцепилась в руку и потащила  по крутым ступеням.
Как по минному полю, каким-то чудом не споткнулись и не разбились.
Пусть дверь в подвал будет заперта, и не одолеть эту преграду, взмолилась женщина.
То есть непрошеная советчица, оказывается, еще не избавилась от нее.
Железные ржавые полосы на почерневшем дереве.
Перекошенная, сорванная с одной петли дверь.
Три ступеньки из кованного узорчатого железа, различила в темноте.
Котлы будто мертвые исполины.
Чьи-то настырные руки, не вырваться, она не будет вырываться.
Захолодела от  рук, и никогда не согреться.
Не разжечь костер, даже подложив бересту.
Или вспомнила другую квартиру, куда невозможно вернуться, и где изнемогла  от  жара.
Не вырываясь – да, наверное, и не могла вырваться, такие сильные и настырные  руки, - упала на слежавшийся шлак.
Поле боя, перекрученная и вздыбленная земля.
Частицы шлака безжалостно вонзились.
Навалилось тяжелое тело.
Задохнулась под этой тяжестью, или угольная пыль забила гортань и горло.
Настолько, что когда боль пронзила, и она ногтями впилась в его спину, то не смогла закричать, только искусала губы.
Впилась и растерзала, боль не угомонилась, неловко и неуклюже выбралась из-под обмякшего  тела.
И отвернувшись, чтобы не видеть,  поспешно оделась.
Угольная пыль хрустела на зубах, уголь забил поры, и уже не удастся очиститься.
Мужчина шевельнулся.
- Добился своего? – тускло спросила насильника.
Голос, как у пьянчужки, люди шарахнутся.
- Ты…, -  тяжело и скрипуче откликнулся он.  На большее не хватило сил и дыхания.
Будто ожила заброшенная кочегарка. Привезли уголь наполовину смешанный с землей. Надо запалить котлы.
Чтобы не полопались трубы, чтобы не иссякла жизнь.
Справился и изнемог.
Или свершение обожгло и выжгло.
И не  удается воспрянуть из пепла.
Женщина не воспряла.
- Ты сама, - обвинил мужчина.
Или преклонил перед ней колени.
Не разобраться, она и не пыталась.
Ослепнув, разбившись о какие-то конструкции, доползла до железных ступенек.
Железо тоже вонзилось.
Ощупывая стену, отыскивая на ней зацепки, кое-как сумела подняться.
Не сразу одолела входную дверь.
Вот и все, бесполезно оглядываться, и пустота впереди.
Вспомнила  картину на выставке.
( Уже нет выставки, подсуетились мальчики, что везде  сопровождали вождя.  Тот вызвал пожарных, но не стал дожидаться. Мальчики выволокли полотна во двор.
Огонь вспыхнул.
Пожарные следили, чтобы пламя не перекинулось на соседние строения.)
Женщина разобрала потаенный узор.
Если на картинах признанных мастеров на чумазых лицах шахтеров не угасала улыбка, то она, наверное, разучилась улыбаться.
Указательными пальцами растянула уголки губ.
Кожа потрескалась и лопнула.
И уже никогда не очиститься от скверны.
Но все равно должна отыскать беглеца.
И тогда вместе, может быть, удастся выжить.

Ее величество женщина, так определил я свою героиню.
Исподтишка наблюдал  за ней.
По куче шлака дополз до заколоченного досками узенького подвального окошка.
Отыскал ломик-фомку.
Так остервенело бил, что иногда попадал по кирпичу. Тогда железо раздирало  кожу.
Притерпелся к этой боли.
Доски, наконец, разлетелись.
Увидел, как она отправилась на поиски.
Пусть нам  будет дано спасти хоть одного человека.
Бурная река, различил из своего убежища, враг при отступлении взорвал мосты.
Зажмурилась и пальцами зажала нос.
Воды лишь слегка прогнулись под невесомыми ее шагами.
Почти не замочив ног – если проваливалась, то по щиколотку, - перебралась на другой берег.
Разодрав кожу, протиснулся узким оконцем.
Женщина уходила.
Вот превратилась в черточку и в любой момент могла затеряться.
Своей верой, любовью,  привязанностью и незапятнанной чистотой ей удалось изменить законы мироздания.
Но если не смогу догнать ее и повиниться – почему-то знаюсь только с ущербными персонажами, - то законы эти иссякнут.
И нам не очиститься.
Прошла полем гибельного сражения.
Будто живой водой окропила поверженных бойцов.
Те оживали и  недоуменно озирались.
И стужа уже не вымораживала посевы, а от засухи не трескалась земля.
Вулканы не выплескивали раскаленную породу, и планета не содрогалась в конвульсиях.
И люди, когда уходили,  не расставались с надеждой.
Устремился за ее величеством – женщиной и доковылял до реки.
Если не посуху, то хотя бы по колено или по пояс в воде надо перебраться на другую сторону.
С головой рухнул в омут.
Попал на стрежень, течение подхватило и понесло.
И мне уже не выплыть.
Но, может быть, ей повезет.

………………..
Г.В. Декабрь 2020