Судьбе навстречу. 62 глава

   Прошло два дня, Азиз оставил документы в паспортном столе района на прописку всей семьи, включая и себя, хотя не был уверен, что ему она понадобится. Владимир Николаевич, как обещал, заглянул на второй день и просто вошёл во двор, калитка была открыта, хотя Азиз говорил отцу, что тут не кишлак и калитку нужно запирать. Но Латиф акя, по привычке, на рассвете открывал калитку, молился Аллаху, просил послать и в этот, новый день, здоровья и благо его близким и новому теперь дому. И конечно, забывал закрывать калитку, возвращаясь в дом. Владимир Николаевич был не один, с ним пришёл мужчина преклонных лет, с сосредоточенным, умным лицом, испытующий взгляд которого, словно хотел увидеть больше дозволенного. Владимир Николаевич, увидев Азиза во дворе, подошёл к нему.
  - Здравствуй, молодой человек. Я зашёл, как и обещал. Могу я поговорить с твоим отцом? И если можно, ковры бы ещё раз посмотреть. А это - Филипп Семёнович, он лучший антиквар в нашем городе, вернее, в республике,  - сказал Владимир Николаевич.
  - Здравствуйте, Владимир Николаевич, здравствуйте, Филипп Семёнович, очень приятно. Проходите в беседку, садитесь на топчане, я сейчас позову отца, - ответил Азиз, пожимая руки мужчинам.
   Через несколько минут, Латиф акя, Владимир Николаевич и Филипп Семёнович, сидели на топчане, огороженном беседкой.
  - Как поживаете, уважаемые? - спросил Латиф акя на узбекском языке, проявляя уважение к гостям.
   Азизу пришлось перевести слова отца.
  - Слава Богу, неплохо. Рад, что познакомился с новыми соседями. Сын Ваш... умный парень, хорошо Вы его воспитали. Он ковры мне Ваши показал... я антиквар, магазин имею в городе. Ваши ковры заинтересовали меня. Вот и друга пригласил, чтобы он посмотрел и оценил ковры, - сказал Владимир Николаевич.
  - Я что-то не понял... Азиз? Чего хотят эти люди? - спросил сына Латиф акя, так как не совсем понимал русский язык, вернее, совсем не понимал.
  - Я и забыл сказать Вам, отец. В день приезда, этот человек проходил мимо и увидел наши ковры, ну те, что от прадеда остались. Он говорит, они очень ценные, потому, что старинные. Вроде, туркменские ковры, ручной работы, - сказал Азиз.
  - Может быть, вынесешь ковры, пусть Филипп Семёнович тоже посмотрит на них, - попросил Владимир Николаевич.
   Азиз посмотрел на отца.
  - Они хотят взглянуть на них, - сказал он отцу на узбекском языке.
  - Хотят, пусть смотрят, вынеси, конечно, - ответил Латиф акя.
   Азиз ушёл в дом, ковры лежали на террасе, у стены, не найдя применения, потому, что во всех комнатах на полу уже лежали ковры. И когда он их вынес и раскрыл перед мужчинами, они тут же присели и долго разглядывали ковры, кажется, изучая каждый рисунок, каждое переплетение. Внимательно разглядев каждый сантиметр ковров, они сели на курпачу на топчане.
  - Азиз, кажется? - спросил Владимир Николаевич.
   Азиз кивнул головой.
  - Спроси отца, может он согласится продать нам эти ковры? И ещё... ты сказал, что переехал из кишлака... может быть, в старом доме, есть ещё какие-нибудь старые вещи? У меня машина, мы бы могли съездить туда, - сказал Владимир Николаевич.
   Азиз перевёл его слова отцу. Латиф акя с недоумением посмотрел на мужчин, он никак не мог понять, зачем им старые ковры, которые Азиз вообще просил бросить в старом доме. Азиз терпеливо объяснил отцу о значении старинных ценностей для этих людей. Латиф акя задумался. Потом поднял голову и многозначительно оглядел мужчин.
  - Если эти ковры, как ты говоришь, сынок, имеют историческую ценность... я их продавать не буду и этим людям я их тоже не дам. Нужно сдать их в музей, так будет правильно. Так и скажи этим людям. Я всё сказал, повторять не буду. Лучше, узнай у них, где находится исторический музей и отвези ковры туда. До свидания, - сказал Латиф акя, встав с топчана и произнеся последние слова на  ломанном русском языке.
   Мужчины посмотрели на Азиза, ожидая, что же сказал хозяин ковров. Азиз перевёл слова отца и тоже встал, давая понять, что дальше разговор бесполезен. Владимир Николаевич поверить не мог, что сделка не состоится.
  - Азиз? Скажи отцу, это большие деньги! В городе жизнь дорожает, поймите наконец! - волнуясь, говорил он, старясь убедить парня, кажется понимая, что отец прислушивается к сыну.
  - Мой отец говорит лишь один раз, простите, но уговаривать его бесполезно, - ответил Азиз.
  - Ну вы даёте, вообще! Отдать даром, когда можно получить такие деньги! Пошли, Филипп, эти люди не понимают, от чего отказываются, - недовольно проворчал Владимир Николаевич.
   Азиз проводил их до калитки и запер её за ними.
  - Ты спросил, где музей находится, а Азиз? - спросил Латиф акя.
  - Я и сам знаю, отец. Самое лучшее, отвезти их в Коканд, в музей истории. В городе скоро всё поменяется, так что неизвестно, что станет и с музеем. Кажется, эти ковры и правда, очень старинные и ценные, не хотелось бы, чтобы они попали в руки перекупщиков и мошенников, - ответил Азиз.
  - Хорошо, как знаешь. Но кто в Коканд поедет? - спросил Латиф акя.
   Азиз мог бы сказать, чтобы это сделал отец, но знал, он не справится, да и в Коканде он никогда не был. Впрочем, Азиз тоже там никогда не был. И всё же, решил поехать сам, надеясь, что за один день управится, если выедет ранним утром, часов в пять.
   Мумба заметно скучал, не зная, чем заняться, он решил вернуться в общежитие.
   Малика опа понемногу стала привыкать к новому дому, правда, поначалу, женщина себя чувствовала, словно в гостях. Первая ночь в этом доме прошла, словно и она, и Латиф акя, возрождались заново. Они были молоды, Латиф акя любил свою жену, правда он, быть может, не был искусным любовником, но и Малика опа была очень скоромной и стеснительной в постели, да и сравнивать было не с кем. Она не то, чтобы смотреть на чужих мужчин, ей было грешно вообще о таких вещах думать. Но то ли комната располагала, то ли обстановка новая, Латиф акя чувствовал себя свободнее и раскованнее, удивив жену своими ласками и нежными прикосновениями, а в возбуждении, стеснение само по себе проходит.
   В кишлаках, дети часто спят рядом с родителями, странно вообще, как они появлялись на свет. А тут, дети спят в противоположной стороне дома, да и ванная рядом, ведь в кишлаке, приходилось ночью нести ведро с водой за коровник и поливая себя из ковша, совершать гусл (омовение после ночи, проведенной с мужем (с женой), необходимость по шариату), ведь без омовения нельзя ни на кого смотреть, харам считался. Особенно трудно было зимой, когда приходилось раздеваться в мороз и купаться прямо во дворе, под навесом, где складывали сено и комбикорм. По шариату, женщина первая принимала гусл, она не имела право смотреть на мужа "грязными" глазами, так говорилось после проведённой вместе ночи.
  - Как хорошо, Латиф акя... не нужно на улицу выходить. Какой Азиз молодец, дай Аллах ему здоровья, - лёжа в крепких объятиях мужа, говорила Малика опа.
  - Дай Аллах здоровья и нам, и всем нашим детям. Значит, понравилось тебе в новом доме, а жена? - спросил Латиф акя, целуя волнистую прядь на виске жены.
  - Очень понравилось, но... в старом доме мы всю жизнь прожили, уже скучаю по нему, по соседкам. Хорошо, что дом мы оставили моему брату, пусть живёт там с миром, - засыпая и улыбаясь от счастья, пробормотала Малика опа.
  - Спи, жена... всё будет хорошо. Да примет Аллах в райские сады Азиз акя, деда моего... и родителей моих, аминь... - прошептал Латиф акя, закрывая глаза.
  - Я в общежитие должен съездить, с Артёмом попрощаться и кое-какие дела у меня. С Мумбой поедем. Вам ничего не нужно? Может привезти что-нибудь? Магазин я Саиду показал, за хлебом туда ходить будет, остальное в доме есть в избытке, оставшиеся деньги я вам отдал. Прописка готова будет через три дня, может я останусь сегодня в общежитии, как получится, - сказал Азиз, когда вся семья завтракала с утра пораньше.
   Вставать по утрам с петухами, они привыкли, правда, теперь корову доить не нужно было, да и за курами ухаживали дети, бросив им зерна и налив воды. Малика опа затеяла стирку, хотя и вещей было не так много, но без дела сидеть женщина не привыкла.
  - На руках больше не стирайте, ойижон. Машинка есть, нужно налить воды и включить, она сама постирает, - сказал Азиз, с нежностью посмотрев на мать.
   Он не мог вспомнить, чтобы она когда-нибудь сидела без дела, а в доме дел хватало. На худой конец, она сидела за старой, швейной машинкой и шила. А шила она очень хорошо, часто и соседки приносили материал на платье или лозим(женские шаровары особого покроя). Специального обучения кройке и шитью у неё не было, шить училась в школе, на уроках труда, потом у соседки, будучи ещё девочкой.
   Со стороны, Малику опу можно было назвать красивой. У нее были правильные черты лица, большие, миндалевидные глаза, чёрные брови дугой, пухлые губы и кожа цвета спелой пшеницы. Красивая, стройная фигура,была заметна даже в платье узбекского покроя, но её длинные, крепкие ноги, в лозим, не были видны. Есть люди, с виду даже не очень и красивые, но привлекающие внимание и вызывающие восхищение, к таким относилась и Малика опа, хотя она была очень красивая. Её руки просили многие в их кишлаке, но Латиф акя оказался более везучий и перевёз жену в свой кишлак. У нас это называется такдир( судьба). Буквы Ы в узбекском языке нет, но часто буква И, читается, как Ы, как в данном слове. Девушки в кишлаках в парикмахерские не ходили, да и модно не одевались, с юности приучены были к домашней работе. Зачастую, девушки были и без макияжа очень красивыми, как и Малика опа, у которой была, так сказать, природная красота.
  - Я видела стиральную машинку у Фатимы, соседки нашей. Что только не придумают... я лучше на руках постираю, я привыкла, сынок, - ответила Малика опа.
  - Тогда я вечером приеду и покажу Вам, как с машинкой обращаться, - сказал Азиз.
  - Мумба? Собирайся, поедем в общежитие. А хочешь, вместе в Коканд съездим? До занятий ещё две недели есть, - сказал Азиз, посмотрев на чернокожего друга, похожего на большого ребёнка, который ему очень нравился своей непосредственностью и прямотой.
  - Я в Коканде никогда не был, поеду, конечно, - обрадовался Мумба.
  - Тогда поехали, вечером вернёмся, чтобы ковры забрать, - вставая из-за стола, сказал Азиз.
   Мумба быстро обмакнул кусочек лепёшки в каймак и сунув в рот, хлебнул горячий чай, вставая следом за Азизом.
  - Дай парню поесть, Азиз! Куда ты торопишься? - воскликнула Малика опа, с улыбкой глядя, как Мумба облизывает губы в каймаке.
  - Спасибо, ойижон, я поел. Вкусно очень, - улыбнувшись, ответил Мумба, на узбекском языке.
   Малике опе очень нравился этот парень. Воспитанный, уважительный, с открытым взглядом, она была уверена, такой друг не оставит её сына в беде. И она каждый день молилась, чтобы Аллах сохранил её детей и дал покой в её доме.
   Мумба и Азиз вышли из дома и пошли по улице к дороге. Вскоре, они вышли из метро и пошли к вузгородку.
  - Давай горячие пирожки купим, уверен, Артём сидит и считает, где можно дешевле пообедать. И Павлу Владимировичу тоже возьмём. Он любит их, - сказал Азиз, проходя по аллее к будке с пирожками. 
  - Сегодня воскресенье, Артём наверное в комнате. Он бережливый, зря мотаться по жаре не будет, - сказал Азиз, входя в общежитие.
  - Ты прав, да и куда он может пойти? - ответил Мумба.
  - Павел Владимирович? Здравствуйте. Как поживаете? - спросил Азиз, увидев коменданта, который спустился по широкой лестнице вестибюля и подошел к ним.
  - Азиз? А ты зачем вернулся опять? - спросил Павел Владимирович.
  - Так я пирожки Вам принёс, горячие, с мясом и картошкой, как Вы любите, - ответил Азиз шутливым тоном.
  - Ох, хитрец! Горячие, говоришь? А я суп варил, ладно, давай пирожки, суп вечером поем, - сказал Павел Владимирович, входя в свою комнату.
   Азиз положил на стол отдельно взятый для него пакет с пирожками.
  - Ешьте на здоровье. Я ненадолго, вечером уеду, - сказал Азиз.
  - Ну и ладно. Я в вашу комнату вселил абитуриента из Намангана. Много их нынче прибыло за эти два дня. Экзамены начались. И этот ваш... как его... Артём, кажется... и он сдал первый экзамен вчерась, - с аппетитом поедая пирожок, говорил комендант.
  - Ладно, мы в комнату поднимемся, - ответил Азиз, проходя к парадным ступеням.
   Почти все двери комнат на этаже были открыты, проходя мимо которых, Азиз и Мумба видели ребят, которые занимались своими делами. Кто-то лежал с книгой в руках, кто-то сидел за столом и ел, кто-то подметал комнату. В общежитии жизнь словно проснулась, не то, что летом, когда все комнаты пустовали.
  - Привет! Артём? Мы пирожки купили, ну и тебе, конечно. Садитесь, ешьте, пока горячие, - положив пакет с пирожками на стол, сказал Азиз.
  - Азиз? Мумба? Привет! Рад видеть вас. А это вот, новенький у нас, Олег. Он из Намангана приехал. Как вы ребята? Где же вы были? - садясь за стол и взяв пирожок, спросил Артём.
  - Олег, очень приятно, - протянув руку, сказал паренёк, лет восемнадцати, с серьёзным лицом и умным взглядом.
  - Этот точно поступит... - почему-то подумал Азиз, пожимая ему руку.
  - Приятно, да, садись, поешь, - сказал Азиз, проходя к кровати Мумбы и ложась на неё.
  Потом, неожиданно вдруг присел и резко встал.
  - Мумба? Мне уехать надо... ты подожди меня, ладно? Никуда не уходи, я приеду за тобой, - произнёс Азиз, быстро выходя из комнаты и направляясь к лестничной площадке.