Тайное всегда с нами Фельдфебель-кавалергард

Еще в юности отец посоветовал мне прочитать книгу Алексея Алексеевича Игнатьева (1877– 1954) – генерал-майора при Керенском и генерал-лейтенанта РККА при Сталине, что я и сделал. Недавно с высоты прожитых лет перечитал эти мемуары снова и заинтересовался небольшим эпизодом, на который я ранее не обратил внимание. Сейчас мимо него я никак пройти не мог. Сразу же начну цитировать и не удержусь от комментариев.

«У меня же, на одном из дежурств по полку, – пишет автор, – произошло следующее: под вечер, когда все офицеры уже разошлись, ко мне подбежал прибежал дежурный унтер-офицер по нестроевой команде и с волнением в голосе доложил, что «Александр Иванович померли».

Казалось бы, заурядное событие. Разве это происшествие для самого привилегированного полка в Российской Императорской армии конной гвардии – кавалергардов?! В то время сверхсрочнослужащие унтер-офицеры служили до самого пожилого возраста. Бывало и умирали на службе. Что ж тут удивительного? А какое дело автору книги до какого-то Ивановича – их в России, хоть пруд пруди. Ан нет.

Продолжим рассказ графа Игнатьева. «Александром Ивановичем все, от рядового до командира полка, величали старого бородатого фельдфебеля, что стоял часами рядом с дневальным у ворот, исправно отдавая честь, всем проходящим».

Обратите внимание – «величали» – именно уважительно называли по имени отчеству. Что это за унтер такой, известный всему полку от рядового до командира кавалергардов гвардии генерал-майора Свиты Николаева А.Н.?!

«Откуда же пришел к нам Александр Иванович?» – задаёт себе вопрос автор «Пятьдесят лет в строю» и сам же пытается рационально объяснить популярность фельдфебеля среди кавалергардов. «Оказалось, что еще до того, как мой отец командовал полком, то есть в начале 70-х годов, печи в полку неимоверно дымили и никто не мог с ними справиться; как-то военный округ прислал в полк печника-специалиста из еврейских кантонистов, Ошанского. При нем печи горели исправно, а без него дымили. Все твердо это знали и, в обход всех правил и законов, задерживали Ошанского в полку, давая ему мундир, звания, медали и отличия за сверхсрочную «беспорочную службу».

Ах вот в чём дело?! Из отрывка текста узнаём, что Ошанскому к моменту его смерти было около 60-лет, что он был из кантонистов. Ещё Петр I учредил гарнизонные школы кантонистов для обучения грамоте и «мастерствам» малолетних солдатских сыновей. Вот откуда у фельдфебеля знания печного дела. Кроме солдатских детей, в эти школы направлялись сыновья бедных жителей Финляндии и кочевавших там цыган; польских мятежников; шляхтичей, не доказавших свое дворянство; раскольников; беспризорников и малолетних евреев-рекрутов.

Это был настоящий бурлящий плавильный котел для переплавки разных культур, национальностей и разного рода индивидуумов с самыми разнообразными не простыми судьбами. Представляю какую школу прошёл Ольшанский. И ещё, самое главное, так называемый Александр Иванович был евреем, и евреем не простым, достигшим из-за своей полезности для кавалергардского полка положения «начальника всех нижних чинов» и имевшим благодаря своему чину и опыту чрезвычайно важное влияние на умы солдат-кавалергардов. Как известно именно унтер-офицеры формировали мировоззрение нижних чинов. Офицеры, тем более гвардейские, до этого не опускались.

Продолжим цитировать Игнатьева: «И вот его не стало, унтер-офицер привел меня в один из жилых корпусов, еще елизаветинской постройки, где в светлом подвальном помещении под сводами оказалась квартира Александра Ивановича. Он лежал в полковом мундире на составленных посреди комнаты столах. Его сыновья, служившие уже на сверхсрочной службе, один – трубачом, другой – писарем, третий – портным, горько плакали».

Стоит обратить внимание на это. Абрам Ошанский, этот всеми уважаемый и почитаемый в полку командир, оставил после себя еврейское наследство – воспитанных в духе древнейшего народа и правильно пристроенных среди кавалергардов – еврейских сыновей. Пройдет десяток лет, и они, окруженные такими же как они, ещё «выстрелят», разрушая на своём пути Российскую империю.

А теперь самое главное. «Я никак не мог предполагать того, – пишет обескураженный конногвардеец Игнатьев, – что произошло в ближайшие часы. К полковым воротам подъезжали роскошные сани и кареты, из которых выходили нарядные элегантные дамы в мехах и солидные господа в цилиндрах; все они пробирались к подвалу, где лежало тело Александра Ивановича».

Действительно поворот неожиданный! Оказывается, Ольшанский имел знакомства и связи среди далеко не бедной части Петербурга определенного толка. Эти солидные господа и дамы спешили отдать дань уважения человеку, который в их среде занимал высокое положение, сохраняемое в тайне. И, видимо с соизволения начальства, свободно проходили, «пробирались» на территорию гвардейского полка.

«Оказалось, – сообщает нам дежурный офицер Игнатьев, – и это никому из нас не могло прийти в голову, – что фельдфебель Ошанский много лет стоял во главе петербургской еврейской общины».

Вот она разгадка! Замете, в самом привилегированном гвардейском кавалергардском полку «много лет» тайно находится, всеми почитаемый, глава еврейской общины столицы Российской империи Санкт-Петербурга, – и никто об этом ни сном, ни духом. Разумеется, кому надо – знали об этом, но для остальных это была совершеннейшая тайна.

Ну вот тайна раскрыта. Интересно как на неё отреагируют окружающие? И прежде всего элита, находящееся у власти в Российской Империи? А это как раз не секрет и об этом повествует автор «Пятьдесят лет в строю»:
«На следующее утро состоялся вынос тела, для чего мне было поручено организовать церемонию в большом полковом манеже. К полудню манеж принял необычайный вид. Кроме всего еврейского Петербурга сюда съехались не только все наличные офицеры полка, но и многие старые кавалергарды во главе со всеми бывшими командирами полка. В числе последних был и мой отец, состоявший тогда уже членом Государственного Совета. Воинский устав требовал, чтобы на похоронах всякого военнослужащего, независимо от чина и звания, военные присутствовали в полной парадной форме, и поэтому всем пришлось надеть белые колеты, ленты, ордена и каски с орлами. У гроба Александра Ивановича аристократический военный мир перемешался с еврейским торговым и финансовым, а гвардейские солдаты – со скромными ремесленниками-евреями».

Когда я это читал, я был несказанно удивлён. Пройдёт ещё некоторое время и «скромные» евреи снова перемешаются с солдатами, чтобы смести с русской земли «аристократический военный мир» Российской Империи на деньги «торгового и финансового», известного нам, мира. Но это будет потом.

А пока, как описывает Игнатьев: «После речи раввина гроб старого кантониста подняли шесть бывших командиров полка, а на улице отдавал воинские почести почетный взвод под командой вахмистра – как равного по званию с покойным – при хоре полковых трубачей. Таков был торжественный финал старой истории…».

Впрочем, это был ещё не конец истории. Она продолжиться: и в 1917 году, и в годы Гражданской войны, и ещё неизвестно как долго будет длиться. Тайное всегда с нами.