2. Практиканты

Прохождение первой в своей жизни медицинской практики, началось у Васи Кошкина, студента из 202 группы, весьма цветасто и забористо.

В середине октября 1988 года, их, учащихся вторых курсов, медучилища, собрали в актовом зале.

На сцене за длинным столом размещался президиум в белых халатах, состоящий из ведущих преподавателей, врачебного альма матер. По бокам подиума высился частокол красных серпасто-молоткастых флагов, а возле трибуны с графином и гранёным стаканом, присутствовал неизменный, гипсовый бюст Ильича.

К поникшему микрофону, отчаянно пыхтя и шурша многочисленными юбками проплыла, грузная, рыжеволосая дама. Анна Васильевна Бубенчикова, директриса медучилища, похожая на сильно располневшую звезду Советской эстрады, Аллу Борисовну Пугачеву.

– Дорогие мои деточки! – по совиному заухала Бубенчикова, добравшись наконец до фанерного постамента. Она плеснула  немного воды в стакан, шумно выпила и вдохновенно продолжила, – Завтра в вашей жизни начинается новый, ранее неизведанный вами этап! Это ещё не осознанная трудовая жизнь, но её генеральная репетиция! Вы сможете опробовать полученные вами знания и навыки на практике. Набьёте руку на медицинских процедурах и вообще…

«И вообще бла, бла, бла, мутата, и прочая лабуда!» С тоской подумал Вася, наблюдая сквозь неплотно задёрнутую, тяжелую портьеру, как на пасмурной улице кружит первый снег.

Накануне Кошкина накрыл тяжелый осенний сплин, спровоцированный его подружкой, студенткой с параллельного потока, Светкой Шатровой. Смазливая красавица Шатрова, вытащила вознамерившегося послушать купленный по страшному блату, винил Депеш Мода, Васю, на прогулку по ВДНХ.

В то дождливое, ветреное воскресенье, 16 октября, на Выставке Достижений Народного Хозяйства, было сильно не хорошо. И не хорошо там было не из за ненастной и чего уж там греха таить, довольно прескверной погоды, а из за выросших тут и там, музыкальных, коммерческих палаток.

Эти проросшие как мерзкие, бледные поганки и орущие «Ласковым Маем» белые киоски, тиранили нежный слух Кошкина, словно ненавидимые им с детства, гадкие, дворовые псины.

И что уж совсем удручало музыкального эстета Васю, так это толпящиеся возле этих палаток, приличные стайки молодых ребят и девчонок, скупающих записи Шатунова и Компании, как ненормальные.

– Васька ну, пошли к киоску! – Светка, хныча, потянула за рукав болоньевой куртки расстроенного Кошкина. – блин, я боюсь мне новый альбом с Белыми Розами не достанется!

– Пошли! – злобно проскрипел Вася, с ненавистью обозревая презренную палатку, – ты иди занимай очередь, а я тебя в сторонке подожду!

Спустя десять минут, счастливая обладательница кассеты с записью нового диска Ласкового Мая, Шатрова, подбежала, к стоящему возле чадящей маргарином, точки Общепита, Кошкину.

– Ой Васька, я просто счастлива! – защебетала Света, пряча заветную пластмассовую коробочку в карман куртки, – Куда сейчас пойдём?

– Пошли в Ботанический сад? – предложил морщащийся словно от зубной боли Вася, – Иначе я этой музыкальной педерастии больше не выдержу!

– Ну ладно, идём!

Они неспешно прогуливались, по пустынным красно-желтым аллеям, болтая на общеизвестные, молодёжные темы. Обсуждали новинки кино и дефицитные тогда книги. И вдруг тема разговора внезапно вырулила, на старательно избегаемую Кошкиным, музыкальную стезю. Унявшиеся было страсти по Ласковому Маю, вспыхнули с новой силой.

– И ничего то ты Вася в хорошей мелодике не понимаешь! – сказала Света, доставая из баночки Монпансье, горсть леденцов, – Будешь?

Она отсыпала немного конфет в Васину ладонь.

 – Зациклился ты Кошкин на своём Западе! Удивительно ещё, что Наутилус, Кино и ДДТ воспринимаешь! А впрочем и они дрянь! Вот Ласковый Май, это настоящие музыканты!

– Так Шатрова СТОООП! – напряженно произнёс, мгновенно помрачневший Вася, – Я ничего не хочу об этом слышать! Светка не впадай в ничтожество!

– Чего это ещё стоп то?! – упёрла руки в боки, Света, – то что тебе чего то там не нравится, то это Васенька сугубо твои проблемы! Да! Мне нравится Модерн Токинг, Сабрина и Бэд Бойз Блю! И Ласковый Май я тоже люблю!

Она топнула изящной ножкой.

– Так что уважай и мои вкусы, Кошкин! Иначе, я тебе сегодня вечером, НЕ ДАМ!

Шестнадцатилетние сокурсники Кошкин и Шатрова, избавились от ярма совместной девственности на прошлой неделе, а потому вошедшему во вкус обладания свежей девичьей плотью, студенту, сия кошмарная угроза, была сродни летящему на землю гигантскому метеориту.

Но и просто так сдаться, обычно спокойный, а сейчас  раздраженный до предела Вася, уже не мог.

– Ах вот ты значит как!? – отстранился от подруги Кошкин, – сексом значит меня решила шантажировать?! Да и ладно! Переживу как нибудь! А ты давай, иди скупай и слушай своих сладкоголосых гомиков! Я себе поумней девчонку найду!

Вася развернулся и не слушая воплей и оскорблений Шатровой, направился к выходу из Ботанического Сада.

И вот сейчас сидя на посвященном первой практике собрании, Вася медленно наливался злобой и отчаянием. Конечно он вчера блефовал. Не хотелось ему другую девчонку искать. Но и звонить оскорбившей его безупречные вкусы Светлане, Кошкин тоже не желал.

– Васяня! Ты чего такой смурной? – ткнул его локтем в бок, друг из 201 группы, Сашка Вовченко, – всё же здорово! Сегодня в Двадцадке погуляем от души!

По носу Кошкина шмякнуло, сложенной в восемь раз, увесистой запиской.

Развернув послание, они с Сашкой узнали: что сегодня состоится посвящение в почти полноценные медики, неполноценных пока студентов Васи Кошкина, Александра Вовченко и Андрея Секрета. Церемония пройдёт, по окончании первого дня практики, в полуподвальном помещении, 2-го травматологического корпуса, Двадцатой больницы, города Москвы. Ответственный за мероприятие: студент третьего фельдшерского курса, Пал Палыч Иванькович. С указанных претендентов, на промежуточное звание  Почти Советского медика, взимается сбор на бутылку Портвейна 777, в размере 1 рубля, 20 копеек. (с каждого). Указанным лицам, если конечно они не желают быть чмом бесправным, желательно присутствовать!
                17 октября 1988 г. П.П. Иванькович.

Хмыкнув Вася провел инспекцию в своём, довольно тощем кошельке. Обнаружив там два с половиной рубля. Кошкин решил пройти алкогольное посвящение в Полноценные Практиканты. Тем более, что было интересно, что же такое Портвейн. Раньше, кроме бокала Шампанского на Новый Год, Васе не доводилось пробовать другие спиртные напитки.

У громадного увальня Вовченко опыт винопития был куда богаче, чем у сторонящегося подобных забав Кошкина, а потому Сашка весьма обрадовался, наметившемуся на вечер приключению. Нашарив в кармане смятый «Трояк», он расплылся в довольной улыбке и запустил вновь сложенную записку, сидящему через два ряда Андрею Секрету, их третьему приятелю из 203 группы.

Стоит сказать, что долговязый, носатый очкарик, Андрей, стал ко второму курсу настоящей легендой, славного медицинского учреждения. Имея на редкость посредственную внешность, этот благородный джентльмен, слыл отъявленным сердцеедом, интеллектуалом, неукротимым дебоширом и жутким пьяницей. Да! Да! Именно так! И это невзирая на весьма нежный возраст в 16 лет. Конечно вряд ли бы все его выходки ему сходили с рук, если бы не мать, Ирина Ивановна Галанина. Завуч и преподаватель анатомии от Бога. Но пока всё было именно так, как было.

Прочитав послание, Секрет немедленно просиял светлым ликом, показал друзьям большой палец и принялся увлеченно рыться в карманах, в поисках наличности. Обнаружив замусоленную «синенькую» купюру номиналом в 5 рублей, Андрей гордо как полковым знаменем, помахал ей над своей буйной головой…

После окончания торжественной части, веселая толпа второкурсников и второкурсниц, отправилась на автобусную остановку, дабы отбыть к месту своей новой учебно-трудовой деятельности.

Кошкин, Вовченко, Секрет и ещё несколько девчонок с параллельного потока, распределились во второе отделение, женской травматологии.

Немного отступив от общей канвы повествования, скажу. Что именно там Вася и ощутил в полной мере, ЧТО такое настоящая жизнь, полное отчаяние одиночества и дикая ни с чем не сравнимая боль. Зайдя в отделение, Кошкин вдохнул тяжелую, больничную атмосферу, сочетающую в себе ароматы хлорки, застарелых нечистот и отвратительной, казённой кормёжки.


Тут же, немедленно нарисовался Паша Иванькович, вертлявый, вихрастый очкарик, любитель дармовой выпивки, доступных девок и хэви металлической группы W.A.S.P. Он немедленно собрал с пацанов деньги и сказал, что явится за ними в конце рабочей смены. И чтобы они были готовыми стать, ПОСВЯЩЁННЫМИ!

Получив от главврача наставления и карточки зачетов необходимого минимума, студенты отправились на свершение трудовых подвигов.

А свершать честно говоря было что. Вся самая грязная и отвратительная работа какую только можно себе вообразить в больнице, свалилась на плечи наших героев. И если Секрет, Вовченко и чего уж там греха таить, девчонки глухо роптали, то Вася отключил эмоции и выполнял свои обязанности с механистичностью робота. Да и жалко ему было если честно несчастных, лежачих старух со сломанными руками и ногами.

Наконец спустя четыре часа, первый рабочий день практикантов, был окончен.

Словно чертик из табакерки откуда то вынырнул Иванькович и немедленно увлёк немного усталых друзей, в тёмный полуподвал.

В заваленной сломанными стульями, пыльной макулатурой и списанной медицинской утварью каморке, горели три свечи. На парте стояли две открытые бутылки Портвейна и высилась пирамидка из шести плавленых  сырков «Дружба». В эмалированном лотке лежала грозная, литровая клизма и устрашающий своими размерами, шприц Жане. Чтобы было понятно несведущим, это тот жуткий монстр, колыхавшийся в афедроне Моргунова-Бывалого из фильма «Кавказская пленница».
 
– На колено мои верные рыцари Золотого Шприца и Бриллиантовой Клизмы! – торжественно возвестил Пал Палыч, взял с лотка зловещий, стеклянный поршень,  резиновую грушу и простёр их над своей головой.

Друзья последовали совету старшего товарища.

– Посвящаю вас в Кавалеры Автоклава и Эсквайры Больничной Утки! – Иванькович поочерёдно опустил на плечи посвящаемых сначала клизму, затем шприц. Потом возложил на голову каждого ритуальные, сплетенные из кремового цвета капельницы, короны. – Будьте горды и счастливы друзья! Сегодня из презренной касты недоразвитых медбратьев, вы перешли на уровень начинающих, элитных Эскулапов! А посему изопьём сего волшебного нектара, да восславим великого Диониса и всемогущего Гиппократа!

Они выпили сладковатое вино и закусили пряными, остро-пахнущими сырками.

– Итак братва, поздравляю вас с праздником! – Паша набулькал себе стакан до краев, – Вы тут давайте, гуляйте дальше, а мне на случку бежать пора! Наташка на улице заждалась!

Иванькович залпом опрокинул спиртное в бездонную глотку. Следом он забросил туда же, надкусанный кусок сыра.
– Ну всё! Я поскакал!

Паша пожал всем руки и испарился со скоростью близкой к Первой Космической.
– Во артист! – сказал Вася, в голове которого приятно зашумело от выпитого, – целый церемониал замутил!

– Да какой без девок церемониал?! – расстроено шмыгнул носом Андрей, – так, банальная пьянка, с комическим уклоном!

– Согласен! – разлил по стаканам остатки вина из первой бутылки, Сашка – без девчонок совсем кисло! Предлагаю допить это винишко и прогуляться по межкорпусным, надземным переходам! Наверняка какие практикантки ещё домой не сбежали! А второй пузырь потом разопьём! С девицами-красавицами, коли такие вдруг сыщутся!

Допив вино, практиканты собрали мусор и стаканы. Затем прихватив вторую бутылку и оставшиеся сырки, они покинули гостеприимный полуподвал.

Однако просто так уйти из второго корпуса у парней не вышло. Как раз сегодня, на первом этаже холла затеяли капитальный ремонт, а посему выйти из больницы можно было прогулявшись, по надземным переходам, либо до третьего, четвертого или пятого корпусов. Ну или по сложному лабиринту подвала попасть в первый или шестой корпуса.

Друзья с полчаса пошлялись по пустым, тёмным переходам, естественно не нашли никаких доступных девчонок, после чего погорланив песни групп «КИНО» и «ДДТ», присели на подоконник.

Посовещавшись и допив вторую бутылку вина, практиканты решили прогуляться до третьего корпуса, так как сегодня там дежурил развесёлый лифтёр Лёня Пузырёв. Сорокалетний, вечнопьяный мужик, здорово напоминающий Женю Лукашина из фильма «Ирония Судьбы».

Носящий нелицеприятную кличку «Балда», оператор грузового лифта, небритый Леня, был ростом метр шестьдесят сантиметров, вечно вонял перегаром и частенько засыпал в лифте, чем приводил в дикую ярость сестер-хозяек, отправлявшихся за завтраком, обедом или ужином, со своими тележками и судками.

Не увольняли «Балду» исключительно из за его родства с главврачом Психоневрологического отделения, где он допившись до визита вечно-зеленых чертей, регулярно полёживал в палате для буйнопомешанных. По протекции своего высокопоставленного родича естественно.

Пузырёва ставили на ноги, возвращали в ум и он до очередного загула нес свою трудовую вахту в грузовом лифте.

Друзьям повезло, кабина стояла на втором этаже, металлические двери-решетки, были раскрыты настежь.

Сейчас Лёня был в относительном порядке. Только что вернувшись из «Сельпо», как он окрестил ближайший гастроном, «Балда» сосредоточенно прятал в тумбочку три бутылки плодово-ягодного вина, оно же знаменитая «Бормотуха». Из кармана его некогда синего халата с глухим шлепком выпал кусок варёной колбасы по 2 рубля 20 копеек. Чертыхнувшись Пузырев поднял падшую снедь, сдул грязь и так же убрал её в тумбочку.

– О! Я гляжу вы мсье Леоныд, уж пойлом да жратвой на ночь запаслись! – сказал совершенно опьяневший Кошкин, которого приличная доза портвейна, неумолимо тянула где нибудь залечь и поспать часов этак пять.
– Чего орёшь то студиозус неразумный?! – нацепил на нос очки с отломанной дужкой, местный Лукашин, – ну да! Буду культурно отдыхать!
 
Он достал из за тумбочки, кассетный магнитофон, «Электроника-302», запихнул кассету и включил песню «Там где клён шумит», вокально-инструментального ансамбля «Синяя Птица». Затем Лёня вытащил из безразмерного кармана халата, книгу «Мастер и Маргарита» и порывшись в закладках, распахнул на середине.

– Вот это дела! – растянул губы в улыбке, почти трезвый Андрей, – да вас я смотрю господин Балда, не только на презренный бУхач тянет! Что, захотелось разумного, доброго, вечного?!

– А что тебя Секретина, так удивляет?! – достал пачку Беломора и закурил Лёня, – да будет тебе известно, я бывший кандидат исторических наук! Историко-архивный институт в своё время с Красным Дипломом окончил! Диссертацию мне вот зарубили, по религиозным культам, древней Месопотамии! Гнида эта влезла, профессор Песошников! А так, я бы сейчас был огого!

– Да ладно Лёнь! Ты и так вона какой молодец! – хлопнул медвежьей лапой, по плечу присевшего от удара Балду, Вовченко, – Книгу вона какую дефицитную добыл! Я по блату достать не могу, а ты вона какой красавец! Какого года издание?

– Да по легче ты, дура перекачанная! – потёр отбитую ключицу, Пузырёв, – покалечишь ведь, боров! Этого года книга, за макулатуру взял! Двадцать кило притаранил знакомому приёмщику сверх положенного, вот он мне абонемент и закрыл по дружбе!
– Ладно! Зззззбрось нас на ппппрвый этаж!  – ощутимо пошатнулся Вася, которого начинало потихоньку мутить, – Мы домой уууходм, а второй корпус на выход и вход закрыт!

– Не могу, через четвёртый корпус выходите! – затушил бычок Балда, – в нашем дурдоме, тоже ремонт на первом этаже начали, и главное дело и лестницу полудурки тоже перегородили! Я представляю, что завтра здесь твориться будет, когда вся сестринская звиздобратия, через наш лифт на пищеблок и на процедуры с больными попрётся! Хорошо я хоть завтра сменюсь! Ивану Никифоровичу, сменщику моему это всё счастье прилетит! Так что, идите в четвёртый!

Если бы не это обстоятельство, чуть было не ставшее роковым для нетрезвой троицы, то тот вечер мог, закончиться весьма тривиально и довольно спокойно. Однако же произошло то, что произошло.

Выйдя наконец на улицу, практиканты решили, что время ещё детское и что домой им вот никак не хочется! А хочется взять пивка, засесть в каком нибудь темном дворе и пообщаться за жизнь! То есть поговорить про кино, музыку и девчонок! Да и что ещё может быть интересного когда, тебе всего шестнадцать лет и мозгов у тебя ещё пока как у гульки на помойке.

Через десять минут, из Сельпо с пивом вернулся Андрей. Вася и Сашка облюбовавшие борта песочницы, вовсю спорили, чья из их подруг красивее и умнее. Вовченко доказывал, что его Галя круче, и что вообще у неё жопа толще! А что может быть лучше, здоровенной задницы?!

– Да у моей Светки, хоть какой-то, пусть и небольшой интеллект, но нлииичствует! – Вася встал, пошатнулся и схватился за почти облетевшую березу, – с ней хоть пгворить есть о чём а не только потрахаться!

– Кошкин, ты дурак что ли? – протянул ему открытую бутылку пива, Андрей, – о чем с имя базарить то?! Чпокать их надо, пока не поумнеют! Общаться между собой нужно, а бабы это народ дурной и порочный!

– Ха! Самое смешное, что нечто похожее мне тут на днях Галя сказала! – захохотал Сашка, – говорит, мы то есть парни, дебилы недоразвитые! И что их девок, тянет к мужикам постарше, года эдак на три как минимум! Ну я ей говорю значит, скажи как по латыни будет, череп ну или позвоночник например? Ну или хотя бы вспомни, когда помер Чингисхан? Бе,бе,бе, ме, ме, ме, заблеяла овца! Краниум говорю череп, колюмна вертебралес-позвоночник, а Темучин, он же Джихангир, он же Чингисхан, преставился в 1227 году! А потому давай Галя сымай трусы и вставай к лесу передом, а ко мне задом! Знакомиться в очередной раз будем!

– Класс! – засмеялся Кошкин, и тут же смолк помрачнев, – А мне значит Светка такая вчера заявляет, говно мол вся Западная музыка акромя Модерн Токинга и Сабрины, да и наша тоже почти вся блевотина! И что верх творенья музыкального, этот стебучий Ласковый Май, гори он в аду!
Ну вот как его можно сравнивать например с этим:

I `m taken a ride with my best friend
I hope he never let me down again,

Пропел Вася довольно приятным, густым баритоном, первые строчки всемирно известного хита, группы Depeche Mode, Never Let Me Down Again.

He knows where he` s taking me,
Taking me where I want to be,
I `m taking a ride with my best friend!

– А ну ка прекратите горланить Антисоветские стишки! – услышали они откуда то справа, противный тенорок – я сейчас милицию и КГБ вызову!

Обернувшись на голос друзья узрели на редкость презренную личность. Типичнейшую, интеллигентскую слякоть.

И надо сказать слякоть настолько хрестоматийную, что узрей её, пришел бы в искренний восторг  карикатурист, Василий Дубов, постоянно рисовавший подобных, отвратительных типов, для журнала"Крокодил".
 
Очкастая, бородато-усатенькая личность мяла в ручонках пожёванную шляпу, одновременно потрясая авоськой с длинными, развесными макаронами.

– Это ещё что за мудак? – удивленно уставился на пришедшую вошь, Секрет, – дядя ты часом не попутал чего?

– Не смейте мне хамить и тыкать милостивый государь! – взвизгнул очкарик, отпрыгивая за свеже-насыпанную песочницу, – я вам не что абы где, а где абы кто! Я начинающий юрист-правозащитник, Илья Михайлович Лобкович!

– Ну всё! – яростно процедил Вася, шагнул к потёкшему холодным потом интеллигенту, взял того за шиворот и от души встряхнул, – ты сам уйдёшь, или тебе помочь гнида?

– Как вы смеете мне угрожать! – заверещал очкарик, затрепыхавшись в нехилой Кошкинской руке, – Милиция! Спасите, помогите! Убивают!

Закон подлости как известно всегда срабатывает именно тогда, когда предпосылок для его конкретного проявления вроде бы нет никаких.

Наряд милиции вынырнул из темноты подворотни именно в тот неподходящий момент, когда Вася пытался накормить горстью сухих макарон, истошно вопящего на всю улицу, начинающего правозащитника Лобковича.

Спустя пять минут, друзей загрузили в милицейский «бобик» и отправили в гостеприимный обезьянник, ближайшего, сто шестидесятого отделения Милиции, города Москвы.

Там вздумавшие немного побузить буйные отроки, тут же познакомились с резиновыми «демократизаторами» нового типа, или попросту вошедшими тогда в моду, дубинками.

На собственных почках ощутив прилив неземной любви ко всей Героической, Советской Милиции, друзья немедленно успокоились, после чего погрозивший мосластым кулаком, строчащему заявление, Лобковичу, Андрей, крайне вежливо попросил сделать один телефонный звонок.

Покочевряжевшись и пообзывавшись гнусными словами, дежурный всё же разрешил ему потерзать диск телефона.

Спустя час из подмосковного Пушкино, примчалась завуч и мама Андрея, Ирина Ивановна Галанина. Пошептавшись с нетрезвым сынулей, и узнав от него, что либо вы моя суровая маман, достаёте с кичи всех троих, либо чешите отселя прочь! Ибо отрекаюсь я от вас как от родительницы единоутробной и объявляю себя круглым сиротой и антисоветским диссидентом! И да, по освобождении из узилища, обещайте мне, что для моих братанов вы не будете устраивать дьявольских козней и чинить разнообразные репрессии! Иначе… Ну я уже вам всё сказал!

Как вы сами понимаете, материнское сердце, в ослеплении любовном способно если не на всё, то по крайней мере на очень многое. Да, всучив милицейскому наряду, три купюры по двадцать пять рублей, она вытащила из обезьянника не только своего благородного сына, но и Васю с Сашкой.

И это спасло их от исключения из медучилища. А так бы всё. Привод в милицию, да ещё и в нетрезвом виде, это было ещё то несмываемое пятно, на репутации.

Вот так прошел первый день практики у Васи, сотоварищи.

Поганца Лобковича Кошкин уже в 90-е узрел на экране телевизора. Мерзкий правозащитник сейчас во всю сражался, с Советским прошлым, Новой России. Пел какой он был весь из себя непримиримый борец со Сталинизмом, Брежневским застоем и Горбачёвским маразмом.

Ну а потом, в марте 1995 года, его застрелили. Лобковича и преступного авторитета Каравая скосили длинной автоматной очередью, когда они под утро вместе покидали, развлекательный комплекс Метелица на Новом Арбате.

Со Светкой Вася позже всё же помирился.

Больше они никогда не касались тем, связанных с музыкальными предпочтениями друг друга.