Страж на пепелище

    Ранее летнее утро навестило посёлок Горелово. Лучи ещё не разогревшегося солнца протиснулся в окно деревянного покосившегося дома. Этот луч скользнул в щель между двумя выцветшими занавесками и упал на деревянный стол. На нём были лишь такая же помутневшая, как занавески, салфетка и фотография в деревянной рамке. На ней была запечатлена девушка с мелкими густыми кудрями с бледной кожей и аккуратным маленьким носом. Она улыбалась, и улыбка её казалась по-детски открытой. Сейчас на неё смотрел старик, которому было уже за восемьдесят. Он был полностью погружен в свои мысли. Просидев так минут десять, он аккуратно встал с кресла и глубоко вздохнул.
    На улице солнце уже начинало слегка припекать, но ещё не обжигать. Из деревянного покосившегося дома вышел на улицу тот самый старик, но уже в потёртой фуфайке. Старика так же немного перекосило, как и его дом. Дядя Ваня, как обращались к нему на посёлке, подумав о чём-то, медленно направился в сторону магазина дорогой, которой каждое утро ходил за продуктами, что бы приготовить скромный завтрак и запастись на день. Он был человеком практичным, потому покупал понемногу и готовил столько, чтобы хватало ровно на сутки. Поэтому ежедневная прогулка была обеспечена ему, вне зависимости от погоды. Так как ходил дядя Ваня не торопясь, то всегда находилось время, чтобы подумать, а в его возрасте люди обычно занимаются инвентаризацией своих воспоминаний. У него воспоминания состояли из детства в глухой деревушке, где он несмелыми глотками пробовал жизнь. Затем была юность, когда он переехал в районный центральный город и уже взахлёб упивался жизненным коктейлем, смешанным с острыми ощущениями запретного. Потом в его жизни появилась, как оказалось, единственная супруга, с которой они вместе распивали напиток семейной жизни. Ну и последние десять лет в посёлке, куда он уехал допивать разбавленную жизненную жидкость, вкус которой давно приелся. Детей у них с женой не было, поэтому приходилось пить этот напиток в полном одиночестве.
    Сейчас дядя Ваня приближался к традиционному универмагу для подобных посёлков, где были продовольственный и продуктовый отделы. Вечерами, когда все заведения закрыты, возле него обычно собирается поселковая молодёжь, от которой остаются кругом мусор и настенные надписи. И вот, дверь в это заведение открывается. Дядя Ваня медленно подошёл к продуктовой витрине. Его приветствовала невысокая продавщица, возрастом лет на тридцать младше самого посетителя.
- Здравствуй, дядя Ваня!
- Здравствуй, Любушка, - отозвался старик, доставая из кармана серой заношенной куртки пакет с чёрно-белыми полосами и изображением профиля женщины.
- Как здоровьице, дядь Вань?
- Да жив пока, вроде помирать не собираюсь.
    Оба рассмеялись.
- Тебе как обычно? – уняв смех, спросила Любушка.
- Не совсем, сегодня у Ирочки годовщина. Дай-ка мне плюсом ко всему чекушечку, да шпротов банку.
    Продавщица, не торопясь, поскольку, в силу возраста, уже не могла всё делать быстро, набрала товар для покупки, пока дядя Ваня с той же скоростью разматывал салфетку с деньгами, которая до этого находилась в целлофановом пакете.
- Сколько лет уж прошло? – поинтересовалась Любушка, вручая пакет с покупками пенсионеру.
- Десять.
    «Юбилей», - подумал дед, и на лице его появилась саркастическая улыбка
- Жаль, конечно, - глубоко вздохнула женщина, а подумала про себя: «Ни детей не увидел, так теперь и жены нет». Когда дядя Ваня уже разворачивался, продавщица вдруг к нему обратилась:
- Слышал, что с Иванычем случилось?
- А что с ним такое?
- Опять горячку поймал. Всем посёлком вчера ловили. Дочь приехала. Они с его женой не знают, что и делать.
- Да, - махнул рукой дед, - Всегда буйный был, сколько помню. Просохнет, раскаиваться будет, завязывать. До первого праздника.
    Попрощавшись с продавщицей, старик отправился обратно в свой деревянный покосившийся дом. А ведь этот дом когда-то был крепким и надёжным, как и он сам. По дороге он вновь вспоминал свою жизнь. С возрастом люди становятся очень сентиментальными.
    Вдруг его отвлёк шум. Вернувшись из мира ностальгии, старик оказался на узкой дорожке тротуаре, которой всегда ходил в магазин. Источником шума оказались бегающие по улице люди, гул работы насосов и треск горящего дерева. Горел дом соседа Иваныча, о котором он только что беседовал с продавщицей в магазине. В стороне от происшествия стояла толпа зевак. Подойдя к ним, старик поинтересовался, где находится сам Иваныч. Ему никто не ответил. Дядя Ваня вместе с остальными стал смотреть на развернувшееся зрелище. Чужое горе всегда завораживает на подсознательном уровне, особенно такое красивое, как пожар.
    Сейчас дом соседа представлял собой клубок беснующегося огня на тёмном бревенчатом постаменте. Пожарные бегали вокруг него, как муравьи возле разорённого муравейника. Попытки их казались тщетными в сравнении с этим смертельным танцем сгустка огненной плазмы, извергающейся, казалось, из самой преисподней. Страшно красиво!
    Тут пенсионер обратил внимание на чёрную дворнягу, путавшуюся под ногами спасателей. Она с отчаянным скулением лаяла на пожар, словно пытаясь его прогнать. Это был пёс Иваныча, который иногда гулял по улице и попадался старику на глаза. Он не мог вспомнить его кличку. Полаяв ещё немного, собака бросилась к очагу, но, только она приблизилась к нему, как старику показалось, словно от яркой луковицы огня отделился жёлтый жгут и ударил её по спине. Взвизгнув, пёс отскочил в сторону. Зеваки, стоявшие неподалёку, вскликнули, а пес, отчаянно залаял на врага. Дядя Ваня поднял взгляд на сам пожар, и вновь ему показалось, будто по всему периметру пламени в сторону пожарных отделялись подобные жгуты. Огонь, подобно хищнику охранял от них, как от назойливых падальщиков, свою добычу.
- Вот так фантазия разыгралась, - проговорил вслух дядя Ваня и покинул место битвы в направлении своего дома. По дороге он думал о храбром псе и о том, что нужно проверить у себя проводку, а то лет десять уже не менял.

     Следующим утром дядя Ваня, как обычно пошёл в магазин. На улице всё ещё стоял сильный запах гари. Возле бывшего дома соседа Иваныча он замедлил шаг. Сначала пенсионера встретил высокий полуразрушенный пожарными и огнём забор. Так как с уличной стороны ограждение находилось достаточно близко к дому, то оно тоже сильно обгорело. Сам старик был невысок, поэтому разглядывать последствия пришлось сквозь щели, оставшиеся от выбитых досок, словно заглядывая в беззубую пасть огромного чудовища. Внутри этой пасти находилась хаотично сложенная груда обугленного дерева и кучи пепла. Пенсионеру показалось, что картина эта походила на проломленный в нескольких местах чёрный череп какого-то воина из древности, пустыми глазницами окон взирающего на этот несправедливый мир.
     Примерно на середине забора он заметил какое-то движение за ним. Остановившись, дядя Ваня увидел того самого чёрного пса, отважно боровшегося накануне с огнём. Собака осторожно выглянула из-за щели и стала принюхиваться к прохожему. Ещё немного постояв у забора, животное глубоко вздохнуло и отправилось к пепелищу. Старик же продолжил свой путь в магазин. Эта встреча с бездомным псом навеяла на него грусть.
- Здравствуй, дядя Ваня! – громко произнесла продавщица, когда пенсионер вошёл в универмаг.
- Здравствуй, Любушка.
- Тебе как обычно?
- Давай макарон, половинку чёрного хлеба и копчёной по сто тридцать, вон тот батон.
- Копчёной, - набирая товар, пробормотала Любушка, - празднуешь чего-то что ли?
- Где уж там?! Вон что у соседа приключилось.
- Да уж! Между прочим, я слышала, что это по-пьяному делу всё случилось. С сигаретой уснул. Даже ожоги остались на теле. Дочку только жаль. Они всё её никак замуж отдать не могли, а той уже тридцать лет миновало. Говорят, она, как спать легла в соседней комнате, так и не проснулась.
- Откуда ты это всё знаешь? – спросил дед, разворачивая свой целлофановый пакет с салфеткой внутри, и улыбнулся.
- Вот те на, - обиженно ответила продавщица, – это же магазин - единственное место в посёлке, где все обо всех рассказывают. Тем более, Клава, жена Иваныча, вчера приходила сюда, плакала. Эх, жалко!
    Дядя Ваня ничего не ответил. Он лишь положил в полосатый пакет покупки и молча покинул магазин.
    Обратной дорогой пенсионер снова притормозил у сгоревшего дома. Как и ранее, заслышав шаги, к забору подошёл пёс. Старик подошёл вплотную к разломанной дыре в заборе, и достал из пакета купленную колбасу. Разломав её пополам, он протянул одну половину к торчащей из-за обгоревших досок морде дворняги. Помедлив, пёс резко схватил добычу и ринулся к развалинам, чтобы там разделаться с ней. Глядя на опалённую спину животного, дядя Ваня задумался о чём-то и простоял так несколько минут. Затем вздрогнул, пробудившись, и побрёл к себе.
    Когда дед пришёл домой, он разложил покупки по местам и поставил чайник на плиту. Пока тот закипал, старик нарезал бутерброды из очень тонких ломтиков колбасы и начинавшего черстветь белого хлеба. Обычно, садясь завтракать, он включал радио или один из трёх телевизионных каналов, которые ловила его комнатная антенна, и слушал сводку новостей. Однако, вот уже второй день, дядя Ваня изменяет своей традиции. Сегодня он ел в полной тишине. На столе, помимо железной кружки с чаем, ножа и двух бутербродов, находилась всё та же фотография в деревянной рамке. Возле фотокарточки стояла полная прозрачной жидкости рюмка с половиной ломтика ржаного хлеба сверху.

    Несколько дней подряд дядя Ваня подкармливал стражника на пепелище по дорогое из магазина. Со временем пёс привык к своему новому знакомому и уже без опаски выходил из своего убежища, когда слышал неторопливую поступь и скрежетание металлического наконечника его деревянной трости.
    Однажды сердце старика сжалилось перед чужой бедой, и он вышел на редкую вечернюю прогулку с поводком в руках, оставшимся от давно почившего пса Каштана. На небо наползла тёмная и тяжёлая туча, вот-вот грозившая разразиться ливнем.
   Животное подскочило к забору и выглянуло из-за него. Увидев, что старик остановился, собака вышла на дорогу и присела напротив него в ожидании очередной порции вкусного.
- Здравствуй – произнёс дед.
    Услышав знакомый голос, пёс сложил уши и завилял хвостом. Человек протянул собаке руку с поводком в ней,
- Идём, я тебя заберу. У меня не будет скучно, да и мне будет с кем поговорить. Буду звать тебя, э-э-э-м, Феня! Ты теперь как Феникс, который из пепла восстал. Поэтому Феня.
    Животное понюхало  протянутую руку и тихо заскулило. Затем пёс резко рванул обратно и скрылся за забором, высунув чёрную морду и гавкнув несколько раз.
- Ты меня куда-то зовёшь?
    Старик поплёлся тяжёлой поступью за собакой, которая уже бежала к руинам своего бывшего дома.
- Знаешь, Феня, я давно живу, многое в этом мире понимаю. Скажу тебе так, братец: твоих хозяев здесь больше нет. Они в прошлом. Уехали. Это больше не твой дом. Поэтому я предлагаю тебе сделку: ты охраняешь мой дом и слушаешь весь бред, который мне хочется говорить по вечерам, а я, в свою очередь, обеспечиваю тебя крышей и едой. Как смотришь на такое предложение?
    К окончанию своей речи старик пробрался к тому месту, где его ждал пёс. Взглянув на человека, собака принялась лаять на гурду обугленных досок. Старик подошёл ближе. Присмотревшись, он увидел серую мягкую игрушку, придавленную обугленной доской. Дядя Ваня использовал трость, как рычаг, с усилием отодвинув её в глубину кучи так, чтобы она освободила игрушку. Медленно наклонившись, старик поднял освобождённого серого медвежонка в жилете, размером в две ладони. С левой стороны медвежонок был слегка опалён. Пёс заскулил и стал, будто приплясывать, видя игрушку в руках своего знакомого. Старик протянул животному находку, и оно с готовностью схватило его в зубы. С неба упали первые капли дождя.
- Пошли домой, Феня, - проговорил дядя Ваня, подняв голову.
    Человек и собака вместе покинули пепелище и направились к соседнему дому, где жил человек. Старик уже заранее отремонтировал старую конуру, чтобы дождь не заливал его жильца и принёс небольшой тазик, который планировал использовать как миску. Человек надел на собаку ошейник, прикреплённый к конуре цепью, а сам пошёл к себе в дом.
    Так и нашли друг друга два одиночества: один из них вошёл в дом и убрал фотографию в деревянной рамке в сервант, а второй - уснул тревожным сном под равномерную дробь дождя о крышу своего нового дома, обняв лапами подпалённого серого медвежонка.