ИГРЫ

ИГРЫ

Эгрегор – нематериальное образование, возникающее
из некоторых психических выделений человечества
над большими коллективами: племенами, государствами,
некоторыми партиями и религиозными обществами.
Они лишены монад, но обладают временно сконцентрированным
волевым зарядом и эквивалентом сознательности.
Д.Андреев. Роза мира

          Он сидел за игровым столом в ожидании. Среднего роста, немного грузный, с умными карими глазами, с густыми, пышными, почти полностью седыми волосами, подстриженными в аккуратную прическу. Одет в безупречный костюм стального цвета с редкими тонкими, еле заметными светло-синими полосками, голубую рубашку с не застёгнутой верхней пуговицей, без галстука, на ногах начищенные до блеска черные ботинки. Несмотря на то, что одежда была плотно подогнана по его фигуре, чувствовал он себя в ней явно комфортно, уютно и расслабленно, словно и не в официальную двойку был одет, а в любимый домашний костюм.  Он слегка развалился в большом кожаном кресле, небрежно оперевшись правой рукой на подлокотник и закинув ногу на ногу, иногда покачивая носком ботинка. Периодически он обводил взглядом огромный зал, где толпилось множество гостей и молниями пролетали официанты. Внешне он казался абсолютно спокойным, но внутри его было скрыто напряжение, которое уже начало перерастать в легкое раздражение.
          Ситуация ему изначально не нравилась – он должен был ждать. Он, гроссмейстер со стажем, пусть никогда не хватавший звезд с неба, привыкший всего добиваться больше усердием, чем талантом, но которого все уважали и считались с ним. В этом мире игроков он был стабильным середняком. Когда-то на заре своей карьеры он блеснул неожиданной яркой звездой, но потом редко одерживал победы, хотя играть с ним было интересно. Он был умным и харизматичным, но слишком сдержанным. Партию он до самого конца умел вести долго и непредсказуемо, но к финалу из-за сильной внутренней концентрации часто становился излишне хладнокровным, терял кураж, и божья искра его покидала. Иногда он задумывался над причинами такой своей игры. «Темперамент, все дело в темпераменте, слишком спокойный, слишком неконфликтный», - думал он. «И еще все-таки что-то сломал во мне своей молниеносной победой тогда, очень давно, тот агрессивный выскочка с юга. У него уже был вид победителя, когда он только еще вошел в наш круг. Говорили, что он только начал играть. И, правда, казалось, что играет он по каким-то своим правилам, хотя ничего вроде бы и не нарушал. Но слишком зло и напористо, слишком ярко и неожиданно он тогда действовал. И сильно отвлекал меня своим бесцеремонным громким гортанным смехом и постоянным цоканьем языком. Долго не мог я оклематься после того разгромного поражения. Но все-таки нашел в себе силы и вернулся… А сколько было тех, кого он просто уничтожил! В прямом и переносном смысле, уничтожил. Где они теперь? … А я есть. Да и он есть, хоть далеко уже не тот, сильно сдал позиции, редко здесь появляется, реже, гораздо реже меня. А я в игре, со мной считаются, во мне до сих пор видят серьезного противника. Во мне всегда была стабильность, я всегда чувствовал уважение к себе. Но, надо признаться, что последние полвека все вновь меняется не в лучшую сторону. Молодежь не чтит традиций, не помнит прошлого так, как помним его мы, старожилы, и поэтому позволяет проявлять себе небрежность по отношению ко многим старикам, и ко мне, в частности».
          «Зачем я вообще согласился на эту игру? Соревноваться со столь молодым игроком! Я уже не хочу испытывать раздражения от неопытности и импульсивности, присущей юности! Но высшему руководству не откажешь. Моя кандидатура была настоятельно рекомендовано кем-то с самого верха. 
          Вообще, интересный расклад сил на этих играх получается. Большинство постоянных и самых сильных участников еще не восстановились после недавней всемирной бойни. Хотя, с другой стороны, всем так хочется, чтобы всё было, как раньше, в довоенное время. Настроение у всех на подъеме, но слишком много скрытых противоречий. Могут произойти неожиданности».
          Он пошевелился, переложил ноги, посмотрел на часы. Опоздание было уже на грани приличия.
          «Это становится возмутительным. Где мой противник? Ой, простите, противница», - раздраженно съязвил он про себя, - «В конце концов, хотя бы из уважения к моему возрасту, моим заслугам, моему прошлому, она могла бы и поторопиться. Еще и с женщиной приходится играть! За что это всё на мои седины?!»
          И тут в зал вошла она. Большинство присутствующих обернулось и проводило ее взглядами. Совсем юная, всего-то тридцать пять лет. Высокая, стройная, но широкая в плечах, талии и бедрах, с резкими движениями и твердой походкой, что делало ее несколько похожей на мужчину. И одета в скучную, мешковато сидевшую на ней одежду: костюм какого-то мышиного цвета, состоящий из пиджака и юбки ниже колена, простая белая блуза в неуместный розовый горошек с розовым же бантиком, грубые коричневые туфли. Пиджак топорщился под натиском крупной высокой груди. Лицо симпатичное, но несколько простоватое. Длинные русые волосы, заплетенные в растрепавшуюся толстую косу, яркие васильковые глаза, большой рот с пухлыми губами. Взгляд твердый и уверенный. Ее не любили, но уважали и побаивались. Еще недавно, до войны, она была изгоем, потому что все знали, что она убила свою мать. С ней тогда не считались. А теперь она не просто на равных со всеми, она – победительница. Она чувствовала свое превосходство и значимость, но никому не показывала то, что глубоко внутри нее живет тревога, тревога за свое нынешнее положение, за свое будущее. Ей нельзя снижать планку, нельзя проигрывать! Все, кто сейчас окружают ее, кто демонстрируют свою дружбу, лояльность, преданность, все они лживы и неискренни. Они готовы в любой момент подставить ей ногу или толкнуть в спину, чтобы потом радоваться, смеяться и показывать на нее пальцем.
          Она всегда чувствовала свое одиночество. Первые несколько лет с момента своего рождения она еще питала иллюзии, что мир увидит, как она прекрасна, какие светлые мысли она несет ему, и к ней потянутся со всех сторон руки дружбы. Но потом быстро поняла, что это напрасные надежды. Ей не простили убийство той женщины, которая ее родила (впрочем, ее мать тоже не любили и побаивались). Хотя сколько раз прощали подобные же преступления другим, особенно, тем, кто имел мужское начало! Вспомнить даже этого французика!
          А еще было то, в чем она боялась признаться себе, - глубоко запрятанные тоска и сомнения. Тоска по убиенной матери и сомнения в правильности содеянного. Ей не хватало любви! Она думала, что сможет прожить без этого чувства, но ее родительница имела слишком большое и доброе сердце, и это передалось ей. Она все сильнее ощущала, как ей хочется, чтобы кто-то был рядом, не за страх и выгоду, а просто так, ради нее самой, такой, какая она есть, хотя бы из элементарной симпатии. Да и сама она иногда поддавалась неконтролируемому внутреннему импульсу, чтобы показать, на какое сильное чувство она способна; только проявляла она свою любовь грубо, неумело, зачастую просто навязывая свое внимание другим. От этого ее не любили еще больше; она чувствовала это и иногда позволяла прорываться наружу собственному страданию. И тогда что-то глубоко внутри нее менялось, она становилась мягче, спокойнее, женственнее, боль одиночества обнажала ростки ее собственной уязвимости. В такие моменты ей хотелось отвлечься и испытать радости детства, которых она была лишена. Поэтому-то в этот раз она и согласилась принять участие в этих грандиозных соревнованиях, где, как она надеялась, можно было позволить себе расслабиться, оставляя на время расчет, амбиции и планы, и просто отдаться игре. Как сказал когда-то один из старожилов: «Как все-таки здорово, что Старый Грек придумал эти игры! Можно спокойно передохнуть и ни о чем другом не думать».
          Но как же ей все-таки важно даже и здесь победить! Не упасть! Не споткнуться! Ведь все они будут рады любому ее промаху! И кто знает, самая маленькая ошибка может стать началом ее конца, отправной точкой в том, что она потеряет себя, переродится, развоплотится… Не поддаваться эмоциям! Только полная сосредоточенность и холодное сердце!
          Она уверенно направилась к стоявшему в центре зала главному распорядителю. Лицо его осветилось дежурной приветственной улыбкой. Он шагнул ей навстречу, сначала прижал обе ладони к сердцу, а затем протянул ей правую кисть и удостоил ее крепким рукопожатием (хотя до этого других дам он встречал элегантными поцелуями в ручки). Распорядитель выпрямился и широким жестом показал направление, куда ей следовало пройти.
          Они подошли к креслу, где расположился седой гроссмейстер. Он привстал навстречу, никак не показывая своего раздражения, бесстрастно улыбнулся ей и также, как и распорядитель, пожал ей руку, медленно и расслабленно, не торопясь ее отпускать. Он впервые оказался с ней лицом к лицу в неформальной обстановке, поэтому неспеша и проницательно разглядывал ее своими умными, много повидавшими, бездонными темно-карими глазами, выискивая черты ее деда – великого и непредсказуемого воина, а также ее матери – гордой, мудрой и сильной женщины. «А ведь мы с тобой родственники, когда-то очень давно у нас с тобой был общий предок. Знаешь ли ты об этом? Или хотя бы просто догадываешься о нашем родстве?» - успел подумать он, и в то же мгновение услышал голос распорядителя:
          - Досточтимый эгрегор БОлгар! Уважаемый эгрегор РУсия! Пора начинать. Ваша игра. Доставьте зрителям удовольствие!
          Присутствующие стали перемещаться в соседний зал к огромному овальному зеленому столу, огороженному высокими перилами. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это игровое поле, на котором должна была состояться игра. Большинство гостей разместилось вокруг, облокотившись для удобства на ограждение; самые почетные и заслуженные уселись на приготовленные заранее стулья, стоящие перед перилами в непосредственной близости к эпицентру предстоящих событий. Болгар и Русия подошли к самым узким полукружиям зеленого овала и сели в удобные кресла напротив друг друга. Он – мягко и вольготно, она – прямо и напряженно.
          Как только все расселись и устроились, распорядитель громко провозгласил:
          - Матч начинается! Выпускайте на поле игроков!
          И звонко хлопнул в ладоши.

          Финляндия, город Котка, 15 июля 1952 года, 18 часов 58 минут. Тренер олимпийской сборной Советского Союза по футболу Аркадьев Борис Андреевич стоял у кромки игрового поля и молился. Молился, конечно, про себя, так, чтобы, не дай Бог, никто не заметил, даже не заподозрил, что такое вообще возможно. Он буквально физически ощущал груз ответственности, который на него свалился. Впервые в своей истории не то, что советская футбольная команда приехала на Олимпийские игры, а вообще сборная СССР представляла советский спорт на самых главных международных соревнованиях. Русские приехали сюда в статусе победителей, они не имели права проигрывать. Они и здесь должны побеждать, как во время революции, как при создании нового социалистического строя всеобщей справедливости, как на недавней войне. Надо вновь заявить о себе на весь мир, чтобы доказать, что Советский Союз лучший во всем: в спорте - в целом и в футболе - в частности. Но Борис Андреевич понимал, что спорт – это другое, это не соревнования между государствами, а соперничество между людьми, их мастерством, характером, физическими возможностями. А это посложней, чем политические игры. И еще тренер Аркадьев знал, что его команда слаба, что помочь стать чемпионами Олимпийских игр, или хотя бы призерами, ей может только чудо. Вот об этом чуде он и молился!
          Дело было в том, что никакой сборной СССР по футболу фактически и не существовало. Варились в своем котле, играли между собой; матчи, в основном, проходили в Москве. Изредка выезжали за границу, чтобы провести товарищеские игры с футбольными командами Красного Спортивного Интернационала. Разве же это настоящий международный футбол?! Истинное, живое, острое соперничество на футбольном поле происходило между сильнейшими командами мира в рамках ФИФА! Но такие турниры были попросту недоступны для русских, поскольку Международная федерация футбола не допускала в своем составе членства для сборных, входивших в другие объединения, такие как пресловутый Красный Интернационал. Вот и выкручивались как могли. Сборная свой последний товарищеский матч провела вообще в 1935 году! После этого только некоторые клубы имели редкий международный опыт. А великие футбольные сборные мира оставались недосягаемой мечтой.
          И вот, пожалуйста, езжайте, играйте и побеждайте! Спортивные бюрократы, принявшие решение об участии сборной СССР в Олимпиаде, и слышать ничего не хотели даже о теоретической возможности поражения. Политические игры стали важнее игр спортивных.
         Каждая игра – на выбывание. Команды разбиты на пары. Сильнейшая выходит в следующий круг, и так – до финала. Олимпийский огонь официально будет зажжен только через четыре дня, но футбольные состязания уже начались. Сегодня советская сборная играет против болгар в одной шестнадцатой.
          Команда Болгарии не самая сильная. У нее также, как и у наших, практически нет опыта участия в международных соревнованиях, но болгары известны своей сплоченностью, злой и упрямой манерой игры. К тому же, непростое отношение у них к СССР. По-доброму и с благодарностью братья-болгары вспоминают старую царскую Россию, как свою освободительницу от османского ига. А вот с Советским Союзом отношения странные; не просто же так Болгария поддержала фашистов, хотя против СССР официально и не воевала, даже дипотношения не разорвала, а в конце войны вообще стала самым верным нашим союзником. Но вот новый социалистический строй, установившийся после победы, по молчаливому мнению братьев-славян, был навязан Советами насильно и далеко не всем нравился. Обстановка в балканской стране была не самая спокойная, и русских там теперь не так сильно любили, как в сорок пятом, когда встречали цветами и красными флагами. Это скрытое противоречие могло сыграть свою роль и в предстоящем футбольном матче. Ох, не просто придется, не просто, во всех смыслах не просто!
      Раздался свисток арбитра, и игра началась. Что это была за игра? Противостояние. Команды встречались между собой совсем недавно, даже два товарищеских матча сыграли, оба вничью. Вот и эта игра шла по привычному сценарию, равная, выверенная, прагматичная. Без права на ошибку. И как-то незаметно закончились девяносто минут игрового времени, а на табло счет 0:0. Не сработал даже психологический расчет Аркадьева, который вызвал в сборную Всеволода Боброва. По возрасту молодой еще спортсмен, всего двадцать девять лет, а травм столько, что непонятно, как вообще играет. Но ведь гений футбола, форвард, каких и за границей не сыщешь! Лидер, капитан команды. Друг самого Василия Сталина! Борис Андреевич рассчитывал не столько на мастерство Севы, сколько на его авторитет и харизму. А оно вона как поворачивается - ничья. Команда возрастная, а заменить пока и не на кого, молодежь еще не оперилась, чтобы на Олимпиаде выступать. А, может, лучше было ставку сделать как раз на этих желторотых, но наглых птенцов? Господи, кто его знает, что было лучше, теперь уже поздно.
          Аркадьев идет в раздевалку, чтобы как-то взбодрить свою команду перед дополнительным временем. Как с ними говорить? Просить, кричать, запугивать? Это вообще немыслимо, если наша сборная не пройдет этот предварительный этап и не попадет на Игры, которые открываются через четыре дня! Да не то, что не попадет, а не выиграет их. Всем ведь известно, что даже второе место Иосиф Виссарионович оценит как подрыв авторитета, дискредитацию Советского Союза! А как тут выиграешь, если нет у наших футболистов полноценного, международного опыта, когда в команде одни ветераны…Что будет с игроками в случае проигрыша, с ним самим, со всем советским футболом, в конце концов?!
          Борис Андреевич заходит в раздевалку. Там тихо. В воздухе висит усталость. Игроки сидят на скамейках вдоль стен, некоторые лежат. Молчат. Тяжело дышат. Суетятся только помощники тренера и медицинский персонал, они пытаются хоть как-то взбодрить футболистов, обмахивая их полотенцами, подавая воду, массируя натруженные ноги, еле слышно подшучивая. При появлении тренера они замолкают. Аркадьев внимательно вглядывается в лицо каждого игрока. Несколько раз порывается что-то сказать. Он видит полное опустошение в фигуре каждого, а в глазах читает сосредоточенность… «О чем они думают? Что я могу им сказать? Они и так все понимают, эти мужчины…» И тренер начинает медленно и спокойно говорить в полнейшей тишине:
          - Менять в игре ничего не будем. Если усилим тылы, можем ослабить атаку и упустить свой шанс. Играем как прежде. Сами не мальчики, все понимаете. Надо выигрывать. Хотя бы эту игру… Я не требую от вас невозможного. А там, как пойдет.
          Сразу после слов тренера в раздевалку забегает представитель оргкомитета матча и приглашает на поле. Перерыв закончился так быстро, что никто толком и отдохнуть не успел. Ох, как тяжело встают игроки! Где взять силы? А впереди еще целых полчаса игры. И если эти полчаса закончатся ничьей, то будет переигровка. Даже если наши победят, то какой им еще соперник достанется? Наша команда сейчас в таком состоянии, что держится только на волевых качествах. На самом деле, ее запросто может обыграть практически любая страна. Усталость и неизвестность. Как это выматывает…
          Свисток, дополнительное время пошло.
          Аркадьев в сотый раз анализирует: «Сейчас идет такая же игра на выбывание между Югославией и Индией. Кто из них победит, тот станет соперником СССР либо Болгарии. Счастье, если удача повернется к нашим парням, и выиграют индусы. Они, конечно, славные ребята, но слишком слабы, и у нашей сборной есть большой шанс, чтобы их победить и выйти в одну восьмую. А вот югославы – крепкий орешек. Если быть честным, они нам не по зубам. Их нам не пройти, даже если всю нашу сборную во главе со мной пообещают к стенке поставить и расстрелять».
          Тем временем игра продолжается. Такое впечатление, что на перерыв и не уходили. Те же футболисты, тот же темп матча, та же расстановка сил, что и в конце второго тайма. Если так пойдет и дальше, переигровки не миновать. Болгарская команда в целом немного моложе наших, это, конечно, дает ей некоторое преимущество. Но главное не в этом, болгары известны своей стойкостью, упорством, сплоченностью. Они действуют так, словно это не одиннадцать игроков, а единый организм, гибкий, умный, осторожный, иногда импульсивный, взрывной, особенно, когда вперед вырываются два молодых болгарских форварда – Миланов и Колев.
          Аркадьев слышит, как сзади кто-то из помощников кричит ему: «Звонили из Хельсинки. Югославы обыграли Индию, с каким-то сумасшедшим счетом, то ли 9:0, то ли 10:0!»
          У Бориса Андреевича сердце падает вниз, руки холодеют, а голову наоборот бросает в жар. Прилетает шальная мысль: «Это все, конец!» И в ту же секунду, словно в подтверждение его слабости, залетает мяч в сетку ворот нашего вратаря. Молодой, яркий, талантливейший болгарский нападающий Иван Колев забивает первый в своей жизни гол на Олимпийских играх. Аркадьев смотрит на часы, идет девяносто пятая минута матча. «Еще двадцать пять минут позора», - малодушничает он. В это мгновение он встречается глазами с пробегающим мимо Бобровым. «Сделай что-нибудь, капитан», - безмолвно просит его тренер. И в ответном взгляде Всеволода он вдруг видит азарт и злость.
          Сборную СССР словно подменили. Она взрывается. Такое впечатление, что на поле каким-то непонятным образом оказалась другая команда – свежая, молодая, уверенная в своих силах. Болгары под натиском русских уходят в глухую оборону, но это их не спасает. Через четыре минуты капитан советской сборной оправдывает свое положение лидера и форварда, он забивает гол в ворота противника. Это еще больше заводит нашу команду, она поймала кураж, атаки продолжаются. А еще через пять минут от ноги Трофимова мяч мощно летит в сетку, и огромный болгарский вратарь Апостолов ничего уже не может сделать, как только досадливо пнуть по нему ногой. 1:2 – наши выигрывают.
          Все это время Аркадьев стоит у кромки поля в замешательстве. Там, за белой линией, где находятся его измученные и уставшие игроки, происходит промысел Божий, совершается невозможное. «Спасибо тебе, Господи», - громко шепчет тренер, уже не боясь, что кто-то услышит. Его команда совершила чудо! Сейчас он уже не сомневается, что этот матч они выиграли, хотя до его окончания остается пятнадцать минут. Так и происходит, советская сборная словно расправила крылья и уверенно доигрывает концовку, болгары подломились. Раздается финальный свисток. Русские футболисты из последних сил бросаются друг к другу, чтобы обняться. Борис Андреевич видит, как от перенапряжения дрожат мышцы у них на ногах, как трясутся руки, как наворачиваются слезы. «Дорогие мои, родные», - думает он - «вы еще не знаете, что это конец. Югославов вам не одолеть. Но спасибо, спасибо вам за эту победу, за эту отсрочку…»
          Так и случилось. Через несколько дней сборная СССР играла с Югославией. Играла без сил, без веры в победу. Все всё понимали. Но они опять сделали невозможное: проигрывая 5:1 за пятнадцать минут до конца матча, они забили четыре гола и закончили встречу вничью. Но через два дня на переигровке югославы выбили русских из дальнейшего участия в Олимпиаде, обыграв со счетом 1:3.
          Сборную расформировали, многих наказали. Аркадьева отстранили от тренерской работы, лишили всех званий и регалий. Официально – за проигрыш югославам. Но на самом деле он знал, что началом краха была та игра с командой Болгарии, которая высосала из игроков все силы.

          Русия в явном облегчении отстранилась от игрового поля и откинулась на спинку кресла. Она вновь была победительницей, но как же тяжело далась ей эта победа! Словно она вновь за столь малый отрезок времени прошла ту войну, где было столько потерь и горя. Капельки пота выступили у нее на лбу, лицо стало бледным. Думала отвлечься, поиграть, но игры-то оказались не такими простыми... Это не развлечение, поняла она. Эти спортивные игры – такое же противостояние, как и любое другое, и во что еще выльется эта ее победа, неизвестно.
          Болгар казался спокойным и расслабленным. Конечно, он был раздосадован проигрышем, но никак этого не показывал. Он был опытным игроком и знал, что не всегда победа оборачивается триумфом.
          «Игра окончена», - громко провозгласил распорядитель, – «Поздравляю уважаемую Русию с победой!»
          Игроки встали, подошли друг к другу, пожали руки. Ладонь у Болгара была мягкой, сухой и теплой. Он заметил про себя, как немного дрожит холодная и липкая от пота рука Русии. «Перед матчем ты была увереннее, девочка», - подумал он про себя, а вслух сказал: «Благодарю за игру, вы сильный соперник и блистательный тактик». «Спасибо!» - сухо ответила Русия, резко развернулась и вышла из зала.
          «Похоже, у нее совсем не осталось сил на следующую игру», - хлопнул старого эгрегора по плечу только что подошедший к нему юный и амбициозный Славен, азартно блестя глазами, - «Благодарю Вас, Болгар, вы напрочь вымотали моего противника. Теперь дело за малым. Думаю, моя победа будет нетрудной». Тот в ответ улыбнулся, а про себя подумал: «Эта девочка заставит тебя понервничать, малец, хоть сейчас ты и сильней ее».
          Гости стали расходиться…

          В марте 1953 года Русия потеряла свою главную фигуру – великого генералиссимуса. Она сама не поняла, как это произошло. Всё было так стабильно, так понятно, так привычно, и вдруг его не стало. Она знала, что в нем поселилась печаль тогда, после прошлогодних Олимпийских игр, но никак не ожидала, что это повлечет такие последствия.
          Иосиф не смог в очередной раз доказать всем свое превосходство. Здесь он не смог использовать свой ум и талант вести интриги. Ум здесь не работал. Задействовано было тело, а тело, эта оболочка, его часто подводило. Подвели и тела тех, кто был направлен на Олимпиаду, ибо они привезли лишь второе место в общем зачете. Второе. Не первое. Иосиф гнал от себя эти мысли, убеждая, что спорт – это не главное, так – игра, развлечение. Но ум подсказывал ему, что не всё так просто. Спорт – это престиж. Выигрыш в спорте — это возможность утвердиться. Как эти выскочки, югославы, во главе с пригретым на груди змеем – Тито. В футболе на Олимпиаде они стали вторыми, а советская команда вообще вылетела в самом начале игр, потерпев именно от них поражение. Но перед этим их полностью вымотали еще одни братья-славяне – болгары. Вот в ком первопричина!
          Ох, как все запутано… Ох, как ноет сердце, как болит голова! Кто бы знал, как он устал! Как ему нужен покой! И этот вечный страх! Никто не подозревает, что всю жизнь он прожил в страхе!
          И вот, Иосифа не стало…Так и ушел, надломленный этой проклятой Олимпиадой!
          И кто бы знал, как неуютно и страшно ей, эгрегору Русии! Она не чувствовала былой уверенности и правоты в своих действиях, которые дарят силу и приносят успех. Что ее ждет? Она по-прежнему такая же не сомневающаяся ни в чем и умеющая побеждать? Или что-то изменилось в ней?

          Прошло четыре года. Болгар, как и на прошлых играх, удобно устроился в большом и уютном кресле, только было это совсем другое кресло и совсем в другом месте. И зал был вовсе не похож на тот, когда он впервые встретился с Русией. И вот, надо же, прихоть или расчет высших сил опять свели их в одном поединке.
          За эти годы Болгар совсем не изменился, разве что, чуточку похудел, но это даже ему шло, придавало еще больше шарма. На этот раз он был в безупречном синем костюме в тонюсенькую коричневую полоску и белоснежной рубашке. Пришел он заранее, чтобы понаблюдать за публикой, как он любил это делать и раньше, а также, чтобы иметь возможность первым увидеть Русию. Столько перемен в ней! Кто бы мог подумать всего-то четыре года назад, что она станет совсем другой за столь ничтожный срок.
          В этот раз ждать ему пришлось недолго. Она вошла также, как и тогда, быстро и уверенно. В ней явно появился налет европейского лоска. Походка стала легче, движения более плавными. Фигура округлилась и приобрела мягкость и женственность. Неплохо подогнанный под изгибы ее тела костюм бордового цвета, тонкая черная блуза, чулки телесного цвета, черные же туфли на невысоком каблуке. Волосы убраны в модную прическу, брови приобрели аккуратную форму, на губах неяркая помада. В ушах сверкнули сережки. Лицо ее явно стало спокойнее и доброжелательнее. Старается контролировать каждое свое движение. «Экая дипломатическая штучка», - усмехнулся про себя Болгар. Но в ней все равно прорывались угловатость и неуклюжесть, выдавая скрываемые импульсивность и порывистость. «Медведица», - думает про себя Болгар, – «все-таки ты еще полудикая медведица, выпущенная на арену цирка».
          - Здравствуйте, уважаемый Болгар, - приветливо проговорила она, быстро и резко протянув ему руку, но в последнее мгновение замерев и попытавшись придать плавность остаткам своего движения.
          - Приветствую Вас, прекрасная Русия, - наклоняется старый игрок, чтобы спрятать усмешку и поцеловать ей руку.
          «Старик, я боюсь тебя!» - думает про себя Русия, глядя на затылок застывшего в поклоне Болгара, - «В прошлый раз ты стал началом конца моего генералиссимуса. Что готовишь ты мне сегодня? Или не ты, а кто-то еще? И мы сами всего лишь пешки в чьей-то игре, как являются нашими пешками те люди, которые сейчас выйдут на игровое поле?»
          Размышления Русии и поклон Болгара прерывает вальяжно вошедший в зал распорядитель.
          - Дамы и господа! Уважаемые гости и игроки! Пора! Игра начинается! Прошу всех занять свои места.
          На этот раз зрители перемещаются к огромному, закрытому занавесом окну, похожему на экран, и рассаживаются напротив него. Болгар и Русия выходят вперед и садятся рядом в отдельные кресла прямо перед театром предстоящих действий. Занавес поднимается и взору присутствующих открывается футбольное поле. На подходе очередная игра…

          Восходящая звезда советского футбола, девятнадцатилетний нападающий Эдик Стрельцов 5 декабря 1956 года стоял в центре стадиона в городе Мельбурн в стране антиподов Австралии в южном полушарии Земли. Вот это его занесло! Кто бы мог подумать о таком несколько лет назад: военное детство, нищета, отец, променявший их семью на другую, мать-инвалидка, всего семь классов за плечами, работяга на заводе… Ну, играл в футбол… А вот на тебе! Как судьба повернулась! Самый перспективный нападающий Советского Союза, живет в Москве, объездил много стран, вертится в высоких кругах, женщины к нему неравнодушны, друзей много, одним словом, стал знаменитостью. И это положение ему нравилось, ох, как нравилось, кружило голову, заставляло в спорте и в жизни всегда быть на кураже.
          Вот-вот должен был раздаться свисток судьи, который провозгласил бы начало полуфинального матча по футболу между сборными СССР и Болгарии на XVI Олимпийских играх. Эдик чувствовал себя абсолютно спокойным и уверенным. Ему было легко, весело и всё ни по чём. Настроение на подъеме, сомнений в победе нет. Поэтому он даже с некоторым чувством превосходства по отношению к сопернику напевал в ожидании сигнала арбитра: «Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех!»
          На звуки песни, которую достаточно громко пел Эдик, кто-то из болгарских футболистов вскинул голову в сторону молодого советского форварда. Стрельцов поймал взгляд противника, усмехнулся и подмигнул ему. Узнал. Это был тоже нападающий, Иван Колев, тот самый, что четыре года назад чуть не оставил сборную СССР за пределами Олимпиады. Хотя, может быть, было бы лучше, чтобы и оставил… Но, с другой стороны, кто знает! Все-таки, всё, что ни делается, делается к лучшему!
          Арбитр подносит свисток к губам. Откидывает руку. Смотрит на часы. Пауза. Раздается сигнал. Матч начинается.
          Бодрое, веселое настроение Эдика вовсе не передалось его команде. Играли тяжело, слишком осторожно, преимущественно в обороне. Сказались два труднейших матча с Индонезией накануне, первый из которых закончился вничью, и его пришлось переигрывать. Команда вымоталась физически и морально. Давили и воспоминания четырехлетней давности. Если бы не наш вратарь Лев Яшин, то в этот раз уже после первого тайма у сборной СССР не было бы никаких шансов, но чудо и голкипер пока что делали свое дело.
          Во втором тайме просели болгары. Скучная игра русских и множество нереализованных возможностей остудили пыл балканской команды, они сбавили темп, стали допускать ошибки. Иногда матч оживлялся, но ненадолго. Видя, что времени до конца игры остается все меньше и меньше, нападающие, особенно болгары, лихорадочно пытались хоть что-нибудь сделать, но прозвучал финальный свисток, а сделать так ничего не получилось…
          В раздевалку наши ввалились без сил и в удрученном состоянии. Опять дополнительные полчаса. Упадническое настроение усугубилось еще и тем, что у наших травмированы два игрока защиты – захромал Валентин Иванов, а у Коли Тищенко вообще перелом ключицы. Замены на Олимпийских играх запрещены, играть придется фактически вдевятером.
          Эдик, не вслушиваясь в смысл слов, наблюдал, как что-то говорил тренер, как перебивая его, кричали прорвавшиеся в раздевалку разные руководители от советского Олимпийского комитета, как что-то объяснял капитан команды Игорь Нетто. Спокойствие и задорное расположение духа не покинули Стрельцова. Он весело и громко бросил в общий гул голосов:
          - Да ладно ругаться, выиграем мы!
          Как ни странно, его услышали, все повернули к нему головы, а потом кто-то из начальников пробасил:
          - Мальчишка! Выиграет он! Не перебивай, а слушай, что старшие говорят!
          Стрельцов с ухмылочкой посмотрел на того, кто его одернул, отвернулся и начал про себя петь: «Эй, вратарь, готовься к бою…» Откуда эта уверенность, что они победят? Он и сам не знал, но нисколько в этом не сомневался.
          И вот он опять стоит в центре футбольного поля. В нашей команде разошлись по своим позициям десять мрачных уставших фигур, и только Эдик Стрельцов кажется полным сил и задора и словно светящимся на общем темном фоне.

          - С Вами очень интересно играть, уважаемый Болгар, - говорит Русия, стараясь под вежливо-шутливой улыбкой скрыть свое раздражение и беспокойство.
          - Милая Русия, неужели Вы еще не поняли, что, как в жизни, так и в игре, не всё зависит от нас с Вами? – отвечает Болгар с теплой, мудрой улыбкой эгрегора, много повидавшего и пережившего на своем веку, - Как мы сейчас управляем этими людьми на футбольном поле, так кто-то свыше руководит нами. И неизвестно еще, будет ли результат данной игры следствием Вашего или моего умения, либо он предрешен высшим божественным решением.
          Русия вскидывает на него свои бесконечно голубые глаза и думает про себя: «Похоже, старик подтвердил мои догадки! Ведь мой генералиссимус ушел со сцены без моей воли. Я не всесильна».

          Свисток. Игра понеслась, хотя понеслась – это сильно сказано. Вновь наши на поле творили что-то невнятное, а через пять минут пропустили гол. Это было какое-то наваждение! Опять девяносто пятая минута и вновь Колев! Дежавю! Балканец поймал взгляд Эдика и победно улыбнулся, Стрельцов в ответ зарычал и ругнулся матом. На остальных игроков жалко было смотреть. Но надо было продолжать игру!
          Какое тут - продолжать! Болгары навалились так, что непонятно было, как счет не стал разгромным. Но мяч, словно заколдованный, никак не шел в ворота Яшина! Через десять минут балканцы выдохлись и последние четверть часа, видимо, решили играть на удержание результата. Сделали расчет, что у нас на поле фактически всего девять здоровых игроков. Уход сборной Болгарии в оборону окрылил наших, и они начали потихонечку атаковать, играя все уверенней и уверенней. Действия советской команды становились все острее, но и у нее мяч никак не хотел залетать в сетку ворот противника.
          До конца матча оставалось восемь минут. Наши в очередной раз пошли в нападение. Передача в адрес Тищенко, на которого уже никто не обращал внимания из-за его травмы, от него следует точный пас на Татушина, а тот в одно касание направляет круглый снаряд Стрельцову. Чтобы завладеть мячом, ему приходится ловким приемом обыгрывать болгарского игрока. И вот Эдик ясно видит, что сейчас произойдет: он со всей силы ударит по мячу, и тот, как пушечное ядро, влетит в левый верхний угол ворот, и вратарь просто ничего не успеет сделать. Это видЕние мгновенно начинает воплощаться в действительность. Эдик замахивается, но пока его нога стремительно несется к мячу, он краем глаза видит, что болгарский голкипер дернулся в том направлении, куда сейчас полетит пресловутый спортивный снаряд, за который сражаются двадцать два здоровенных мужика. Вратарь интуитивно угадал (а, может, услышал) мысли Стрельцова, и сейчас он спокойно поймает мяч и крепко зажмет его в перчатках. Эдик ничего уже не может сделать. Ногу, которая летит к воображаемому пушечному ядру, чтобы со всей силы ударить по нему, никак невозможно остановить или хотя бы затормозить.
          Но удара по мячу не получилось. По совершенно непонятным причинам бутса Эдика со всего маху зарылась самым кончиком носка в ухоженный газон австралийского футбольного поля, по касательной слегка задев круглую сферу. И мяч весело, словно вприпрыжку, покатился совсем в другую сторону от той, куда целился Стрельцов, и в направлении к которой застыл в полете болгарский голкипер. Казалось, что он катится мимо, но перед самой правой стойкой мяч неожиданно споткнулся о кочку, изменил угол движения, буквально переполз через линию ворот и остановился.
          Это был гол. Эдик не верил своим глазам. К этому голу он не имел никакого отношения! Его нога не должна была зарыться ногой в землю, он все рассчитал, удар должен был прийтись точно в мяч. У него было ощущение, что кто-то или что-то заставило его ногу на мгновение перестать быть послушной. Как это могло быть?! «Чертовщина какая-то», - успел подумать Эдик. Он даже оглянулся словно в поисках ответа. Но увидел только ликование товарищей по команде и расстроенные лица болгар.
          Еще через несколько минут сборная СССР забила второй гол и, как и четыре года назад, со счетом 2:1 вышла в следующий круг! Только теперь это будет уже финал футбольного первенства на Олимпийских играх! Через три дня советская команда встретится с югославами, выиграет и возьмет олимпийское золото. А еще наша олимпийская сборная завоюет первое место в общем призовом зачете! И вновь всем докажет, что Советский Союз – самое сильное государство! Которое имеет право вершить судьбы мира! Которое живет по своим правилам! Даже имеет право отречься от своего же прошлого, как это произошло с культом личности. Имеет право наказывать непослушных, как несколько месяцев назад это случилось со строптивой Венгрией. Двигаясь вперед и только вперед!

          По завершении игры Русия еще некоторое время с абсолютно прямой спиной и застывшим взглядом неподвижно сидела в кресле. Она была обессилена и раздавлена. Болгар также оставался на своем месте, краем глаза изучая противницу. Потом она очнулась от оцепенения, посмотрела на старого эгрегора и спросила:
          - Что произошло? Почему так тяжело? Ведь я победила…
          У Болгара всё сжалось внутри от сочувствия к ней. Он вспомнил себя в зените славы и последовавшие потом многочисленные поражения, и горькие разочарования, которые привели его к мудрости и спокойствию. А еще он поймал себя на мысли, что Русия всё больше напоминает ему свою мать, которую он очень любил. Теплый комок подкатил к горлу, глаза чуть не наполнились слезами. Но он сдержался, ни один мускул не дрогнул на его лице, лишь добрая улыбка осветила его. В этот момент он простил ей убийство и принял ее в свое сердце как дочь. А вслух произнес:
          - Я не знаю, что произошло. Я не собирался вести игру до победного конца. Я чувствовал, что Вы сильнее. Мои игроки вышли из-под моего контроля. Я просто наблюдал. Высшие силы напрямую противостояли Вам. Эта игра – какой-то знак для Вас.
          Русия стремительно наклонилась к нему и схватила за руку:
          - Вы долго живете и много знаете. Вы хорошо ко мне относитесь, я это чувствую. Что может значить эта игра? Этот выигрыш – это поражение? Но в чем?
          Болгар погладил ее по голове и ответил:
          - Девочка, я не знаю. Слушай себя. Ты разберешься. Ты умная и сильная. Ты найдешь свой правильный путь…

          Никита был очень доволен. Четыре года назад Иосиф опростоволосился и провалил Олимпиаду, а он ее выиграл! Невысокий упитанный человечек чувствовал сейчас свое могущество и превосходство. Он восседал за огромным дубовым столом в своем кабинете в Кремле и пил чай. В дверь постучались. Это был Серов Иван, председатель КГБ. Никита его ждал и громко крикнул в приемную:
          - Принесите еще чаю!
          А потом обратился к Серову:
          - Проходи, проходи, Ваня, рассказывай свои сплетни. Что у нас и в мире делается?
          Иван Александрович начал по-простому, в разговорной форме, как любил товарищ Хрущев, докладывать последние новости. В конце он замялся, а потом сказал:
          - По поводу футбола на Олимпиаде. Мы тут озадачились ходом очень трудной игры с Болгарией. Не так она должна была сложиться. Провели негласное расследование, и вот что выяснилось: болгары, вопреки договоренностям, проиграли матч по-честному, настрой у них был только на победу. Наши играли отвратительно плохо, объективно были слабее. И спасло их чудо. Хотите верьте, хотите нет.
          Последняя новость зацепила Никиту. Вот уж не ожидал! Вечно готовые к дружбе и послушные болгары, кто бы мог подумать! Никому нельзя верить, ни на кого нельзя положиться. Эта новая, теперь уже международная социалистическая империя, сложившаяся после войны (Никита усмехнулся про себя), кажется, очень ненадежна. Мина замедленного действия. Первые звоночки прозвучали в конце сороковых в Югославии, вышедшей из повиновения хитрого Кобы. Недавно пришлось поставить на место венгров, жестко, кровопролитно, но иначе было никак… На коротком поводке приходится держать восточно-европейскую овчарку - ГДР. А теперь, значит, и болгары!
          Настроение Никиты испортилось. С этого мгновения в его подсознании поселилась неуверенность, превратившаяся с годами в апатию и усталость, заставившая делать ошибки в политических играх и приведшая впоследствии к потере власти.

          Болгар в своих думах часто возвращался к размышлениям о Русии. Он постоянно чувствовал невидимую связь с ней. Старый эгрегор наблюдал за этой молодой энергией, изучал ее, анализировал, иногда предугадывал ее ходы. Он видел изменения, происходящие в Русии. Он хотел быть рядом с ней, хотел поддерживать ее и помогать ей. Это удалось ему, когда Русия окончательно выбилась из сил и почти двадцать лет отдыхала, слегка приглядывая за своей страной, во главе которой она поставила вальяжного и добродушного Леонида Ильича. Болгар очень ценил стабильность, потому что знал, стабильность – это мир и спокойствие, это жизнь. Он познакомил Русию со своей пророчицей Вангой, чтобы предостеречь ее от ошибок, но молодая женщина не оценила должным образом подарок старого эгрегора. Переживать он начал, когда СССР ввязался в конфликт в Афганистане. Тогда Болгар понял, что Русия дала слабину и допустила недальновидность, проглядев, как наращивает силу североамериканский эгрегор, претендующий на мировое господство.
          Потом в Советском Союзе началась чехарда со сменой власти, пока страну не возглавил Меченый. Только тут Русия встрепенулась и осознала, что не управляет ситуацией. Со всей мощью накопившейся у нее после отдыха силы, в попытке как тогда, в 1917-м, решить все проблемы одним махом, она кинулась в бой, выставив вперед Бориса, и … проиграла. Опять женская импульсивность подвела ее! Не хватило выдержки, мудрости, достоинства. Она чувствовала, что ею самой управляют другие силы. Даже Болгар отдалился от нее, подчинившись, как и она сама, воздействию протянувшихся из-за океана щупалец темного эгрегора.   
          Осознав, что наделала ошибок и играет по чужим правилам, Русия успокоилась и попыталась взять ситуацию под контроль. Она сделала ставку на темную лошадку. Другие эгрегоры не поняли ее и восприняли это как слабость. Но лошадка внезапно стала проявлять характер. Чем закончится эта новая игра Русии?
          Болгар наблюдал…

Ноябрь 2020