Иного я пред богом не хотел...

Он фонтанировал мыслями. После маминых похорон в нем проснулось нечто. Его обуревала страсть согрешить, отомстить за все мучения мамы. За её унижение. И в первую очередь за отца. Умершего раньше времени фронтовика. Стимулом жизни для которого были погибшие его в бою товарищи… а не те штабные и тыловые крысы, которые выползли как змеи из нор и затмили своей ядовитой болтовней, ложным пафосом героизмом заград отрядов. Настоящих фронтовиков, окопников отодвинув в сторону. Зачем спрашивается? А чтобы утвердить слово полицай в нашем сознании. Достаточно капнуть яда в душу юного, чтобы его душа была отравлена на многие поколения.
Инстинкт самосохранения… возрождает мат. Мат стал единственным средством в борьбе с навязчивыми бесчувственными иероглифами…иностранных выражений.  В человеке с возрастом пробуждается «аппетит» к родной земле, забытому слову. Тропа к могилкам родных протоптано за месяц больше чем за десятилетие. Человек понимает значение отца и мамы в его жизни. После их смерти. Образуется пустота галактического масштаба. А пустоты нужно заполнять. Чем? Детьми. Они позволят вам не сойти сума в этой жизни и привнесут особый аромат… придав вашей жизни особый смысл.

-Кузьмич. Что ты там в тетрадь пишешь, поди сюда. У меня бабка в церковь ушла, отцу Павлу руки целовать. А я как видишь, не пришей к шубе рукав… сижу… а рюмка без собеседника в рот не лезет. Поди сюда,- составь компанию. Максим сунул под стреху тетрадь и …- закуска есть?
-Все есть. Поспешай.
 Михаил, а в миру Петраха. Почему? -никто не знал и не помнил. Почему их подворье называли-Петрахины? Сидел на крыльце, на белом полотенце разложены вареные яйца. На тарелке несколько котлет, солонина и соленый нарезанный кочан капусты в два кулака объёмом. Проходи садись. Наклонившись, он достал из ведра с холодной водой бутылочку самогона, рюмки уже сверкали лучезарно, ждали, когда хозяин их наполнит.
Денек какой пригожий… как сейчас помню в Белоруссии мы в такой день наступали… сто километров шли и не одного немца. В нашем батальоне не одного погибшего. А как начиналось. Канонада гремела шесть часов. Все снарядами перепахали. А немцы сволочи пронырливыми оказались вовремя отошли. И нам хорошо и им прекрасно. Солдат своих сберегли. Это единственный случай при моей памяти, когда не было потерь. А так, нашим братом на фронте не дорожили. Давай Максим помянем сгинувших в этой проклятой войне. Я знаю, и ты малость жижи болотной в Белоруссии хлебнул. Михаил разлил по рюмкам. Они молча выпили, закусили. Михаил вздохнул тяжело и добавил. Как я остался живой. Сам не пойму. В сорок втором, мина рядом разорвалась. А ты знаешь, у нее осколки, как бритва.  Осколками всю шинель с меня срезало. И лишь один малюсенький осколок попал под кожу.
В горячке я сам его из - под кожи вырвал. Кровищи много. Как на собаке зажило. А тут пошел в левады напоролся на торчащую из земли ветку. уж второй месяц не заживает. Максим. Я слышал у тебя сын объявился. Маруся говорила, что скоро он приедет.
Да, ждем. Я его с сорок пятого не видел. Налей Михаил… выпьем, а потом по порядку. В сорок четвертом я был направлен в Могилев оперуполномоченным. Мы тогда процеживали всех через сито. В западной части скопилось огромное количество немецких приспешников. Работы хватало. Столько людей и у каждого сломана судьба, а иногда и судьбы. Я начал работу рано. Ко мне привели мужчину моих лет. Одет простенько. Подал документы с украинской фамилией. Указано место, откуда родом.
Сижу допрашиваю. Стал записывать. А он руки на стол положил и заглядывает, что я пишу. И вдруг я посмотрел на его руки и меня пот прошиб… на тыльной стороне ладони наколка. Три буквы К.С.М. Буква С перевернута в обратную сторону. Клейменов Семен Михайлович. Это в детстве я сам ему колол на тыльной стороне эти три буквы. Мы росли вместе, в школу ходили вместе. Дружили, были как братья. В двенадцать лет я уехал в Питер. Там жил у родственницы. Работать устроился в порту. Денег хватало на папиросы и хлеб. Чего греха таить. Воровали, тем и жили. Перед войной меня направили на курсы. А после окончания направили за Урал в Челябинск. На охрану челябинского тракторного завода. Завод выпускал танки. Даже нам охранявшим завод запрещалось входить в цех. Мы не знали, что завод выпускает. Такой секретности сейчас нет. В 44 меня направили оперуполномоченным в Могилев. Вот там я и встретился со своим товарищем,- другом детства. Не знаю, правильно я поступил, или нет. но я его не сдал. Подписал пропуск. А он меня не признал в форме. Только он поднялся уходить. А капитан Горшков приоткрыл дверь, меня зовет. Максим, Озеров, тебя к начальству срочно. Он аж присел. Скрючился и замер. Повернул голову. Весь дрожит. Я ему скомандовал: -Вы свободны! - и он вышел. Больше я его не встречал. В родной дом он не возвращался. Его мама считала его без вести пропавшим. Я ей об нашей встречи не рассказывал, вот тебе только и говорю. Его родители умерли. Можно и мне камень с груди сдвинуть.  Меня вызвали тогда к майору Свиридову. Я вошел. В кабинете находился военный. Без знаков различия. Майор указал на военного. С тобой хотят поговорить по очень важному делу. И сам вышел.
 Военный протянул мне листок,- подпиши. За разглашение расстрел. Я подписал. Он сообщил следующее.  Девушка «Н» является   особо засекреченной разведчицей армии. Белорусского фронта.  Ей предстоит работать за линией фронта на территории врага. У неё сейчас нервный срыв. Мы беспокоимся за неё. Ты являешься оперуполномоченным трех областей и знаешь, где находится село Б. сожженное вместе с её жителями. Она уцелела случайно. Один из полицаев выхватил её из толпы. Она была свидетелем, как сжигали село и жителей. И кто сжигал. Она перед тем как будет заброшена за линию фронта. Хочет посетить родное село и побывать на могиле родителей. Вопросов ей не задавать. Можно отвечать на ее вопросы. У вас десять дней. Пролетка готова.   С вашим командованием все оговорено. Выезжаете немедленно. До места по бездорожью 150 км.  Боевой паек на неё и тебя в пролетке. Не смущайся, что её лицо прикрыто.
 Я получил автомат ППШ.  Два диска патронов. И погрузив боезапас в пролетку,- ждал её. Её привезли на американской машине «Willys», она в плащ палатке, лицо прикрыто белым платком. Мы сели и поехали. Ехали долго и молча.  На пути следования остановились в маленьком селе. В селе целыми остались три деревянных домика. Остановились у знакомой старушки на ночлег. Она отвела меня в сторону и говорит: - «Максим у меня одна кровать. Разместить вас по отдельности не могу. На полу ты не уснешь клопы сожрут, да и пол холодный. Как хотите, но спать вам вместе.» Поужинали, старушка ушла к соседке. А мы остались.  Легли спать в одежде. Ночью клопы стали настолько донимать. Она от страха прижалась всем телом ко мне…- сам понимаешь. А она говорит: - я тебя хочу. Я не знаю, вернусь живой с задания? Вот так все и произошло. Она вернулась после задания живой и невредимой. После возвращения уехала в Карелию, там у нее единственная тетя проживала.  Там и родился сын Валера. Она обо мне, ему не рассказывала. Но когда он служил в армии. Был секретчиком в штабе. Там через замполита и узнал, кто его отец.
-Да Максим, как война закрутило веретено.  До сих пор эхом отдается. Давай выпьем за твоего Валеру. А мама его жива?
-Жива. У нее после сожжения на её глазах родителей… с головой стало… не того. Она сейчас в психушке.
-А я вот Максим тоже грешен. Ты Полю, помнишь? Она жила около кошары, и конюшни. Домик уже разрушился. Она живет теперь в Сажном. Так Аня и Анатолий, это мои дети. Все скрывал. Ты помнишь, как меня Иван сын избивал тогда… Это я с ним поделился, думал он меня поймет… а вышло- как вышло.
 А Анатолий умница, работает в Харькове… депутат. У него семья, все хорошо. Меня отцом кличет. Аня замужем за  парнем с Сажного.  У них двое детей. Внук похож на меня. Ты что, Максим, меня осуждаешь?
Нет, нет. Как можно… плесни капелюшечку. Просто я размышляю: - «От сюда и конфликты, и пустота живьем. От сюда сила личности. И яд, который пьем вдвоем. Пред кем бы я не пел, а мой удел… унять пред смертью гнев. –Иного я пред богом не хотел.»