Баба Яга

     Родился я в селе Федоровское, Юрьев - Польского района, Владимирской области и жил там до пяти лет. Случай, о котором я хочу рассказать, произошёл со мной, когда мне было года два с половиной, может чуть больше. Зимой, в сильные морозы, родители забирали козу с маленькими козлятами в избу, и помещали в закуток за печь. Иногда козлят выпускали побегать по избе, были они маленькие безрогие, но бегали быстро и скакали по лавкам и столу, стуча по полу копытцами, как маленькие барабанщики. Играть с ними было интересней, чем с котятами, они смешно бодались безрогим лбом, прятались за перегородку и углы печки и оттуда неожиданно, как им казалось, нападали.

      За кривые ноги в селе меня звали «Шурка ухват», но бегал я быстро. И вот в один из таких наших с козлятами заскоков, я споткнулся и упал попой на металлическое кольцо, за которое открывают люк в подпол. Поорать, я, конечно, поорал, но дело этим не кончилось, я стал поносить, и мне больно было сидеть и лежать на спине. Мама, хоть медсестра, а не врач, определила, что я сломал копчик. До города Ю-Польского 18 км и заметённые дороги, да и лошадь председатель колхоза, в такую непогоду, вряд ли даст. По костям, точнее по их вправлению, в селе была специалистка тётка Матрёна Анисимова. Женщина лет около 50-ти, крупная не толстая, но мосластая в кости и на лицо ужасная, как мне казалось, я боялся даже мимо неё проходить. Когда я подрос и ездил в село уже в гости, то понял, что она добрейшей души человек.

      Печь у нас была огромная, дом раньше был купеческая пятистенка, и вот на моих глазах мать её топит, до красных кирпичей. Потом приходит тётка Матрёна, приносит охапку соломы, они с матерью вычищают печь и кладут туда солому, причём с весёлыми лицам, а мне интересно до невозможности и я кручусь под ногами. Потом тётка Матрёна стала раздеваться, а мать раздевать меня, и вот тут-то что-то начало до меня доходить, я больным копчиком почувствовал грандиозный шухер. Тётка Матрёна разделась почти догола, на ней остались только семейные трусы, надела на себя шапку ушанку и отцов старый полушубок, и полезла в красную печь, у меня глаза вылезли на лоб от ужаса. Но ужас начался через несколько секунд, Матрёна развернулась в печи и сказала: «Давай», мама, родная мама, начала меня пихать в печь, а в печи сидела настоящая Баба Яга.
         
      Сказать, что я заорал, это не сказать ничего, я так извернулся в руках матери, что шлёпнулся на пол, как мокрая тряпка, и в мгновение ока запрыгнул за печку под козу, чем привёл её в крайнее изумление. Как потом рассказывала мама, ей казалось, что она тащит из-за печки не двух летнего шкета, а целого мужика, как я сопротивлялся. Я её исцарапал, сам исцарапался, но противостоять взрослой женщине я не мог, да и копчик сильно болел. Короче в полуобморочном состоянии меня, таки, вставили в раскалённую печь. Дальше я плохо помню, очнулся я плотно завёрнутый в простыню, чтобы не шевелился, но копчик мне Матрёна выправила. Потом, пока жили в селе, я прятался от Матрёны, где только мог.
 
     Когда я рассказываю эту историю, мне говорят, что ты можешь помнить, тебе было всего два с небольшим года. Да, я уже много чего забыл, а теперь порой с трудом вспоминаю, что было 3-4-и дня тому назад, но этот свой первый ужас, я помню хорошо. Я вспоминал это всегда, когда читал сказки с участием Бабы Яги, а особенно, где она сажала, на лопате, в печь Иванушку.