Из военного санатория Шкло

Там мы отдежурили с мамой  три летних сезона после спасительной процедуры над моими почками, сделанной мне по огромной дружбе детского врача в амбулаторном порядке, без нового заточения в больницу.

После этой несомненной удачи по восстановлению во мне полностью уже утраченного здоровья, этот профессор педиатрии распорядился им и намного дальше. Для начала он назначил мне на две недели не что-нибудь этакое, а всего лишь картофельную диету. Так это, доложу я вам, рядом не лежало со всем известным пюре и биточками с драниками по рецептам Тоси Кислицыной. Во-первых, вся картошка мне полагалась  только вареная. Ни о каких других вариантах ее употребления вопрос не стоял. Там не должно было быть намека на соль. Изредка можно было сверху немного сбрызнуть растительным  маслом  для лучшего вкуса картошки. Назначая мне это издевательство над мои неокрепшим организмом, врач преследовал определенную цель. Эта картошка без соли вареная призвана была вывести из меня все те лекарства, которыми меня столько лет отравляли последовательно. При этом он сам точно знал, что ни один пациент еще не смог вдержать две недели употребления этой картошки.

Каково же было его удивление, когда через назначенные им две  недели диеты, мы опять появились у него в кабинете. Я выдержала срок и очистилась, если это как-то можно было назвать очищением. Тогда-то он и подвел нас к следующей  фазе лечения. Он рассказал маме про Трускавец, куда мы должны были последовать летом для дальнейшего моего восстановления. Мама начала собираться на этот этап.

И тут внезапно кто-то ей успел рассказать, что в тех же краях Западной Украины еще есть         такое же место с этой водой. Вот только там уже давно бювет с ней стоит на территории военного санатория с названием "Шкло", как и называлось то место. Попасть в санаторий нам не дано по причине слишком нашего дальнего нахождения от армии. Но воду там дозволяют пить и дикарям без путевки.  Маршрут изменился, мы отправились в "Шкло". Это от Львова на автобусе ехать в пригород надо. Доехали. Почему-то пошли поселяться в некий дом. Не помню теперь, почему прямо туда. Или кто-то еще в Москве дал маме моей  этот адрес?

Уточню, что с нами в первый раз туда и бабушка отправилась тоже. Я где-то раньше уже писала про эти впечатления. Поэтому сильно повторяться не стану. И о  том, как меня их дворовая собака укусила за коленку, за мое желание накормить ее копченой колбасой типа "одесская", которая  ехала с нами, и уже немного успела задуматься без холодильника.

Так о проживании. Хозяина звали Иван.И работал он шофером автобуса санатория. Жена Катя убирала номера в    том же санатории. Два сезона у них имелось  только две дочки, с которыми я и должна была дружить все это время. старшую звали Оля. Она сильно отличалась от младшей Любы своим невероятным умением и желанием заплетать настолько  тугую косу, "чтобы все аж скрыпело", как она сама говорила. И впрямь у нее даже глаза  подозрительно начинали косить к ушам от скрипения. Люба была много проще. И у нее ничего не скрипело. Поэтому мне и дружить с ней было попроще.

На соседнем дворе в семье рос сын. Там уже имя несколько больше подходило к Западной Украине, а не русский Иван в нашем дворе, который почти не говорил на русском. Там в принципе все говорили на каком-то наречии из помеси нескольких языков. Там и украинский с диалектом, и  польский, и венгерские слова тоже часто встречались. Пойди разбери, что они говорят.

Так соседского сына звали Васыль. Он сразу так пленился моими косами, которые тогда росли на моей голове, что почти сразу стал изготовлять для меня сувенир, который потом и подарил на прощание.

Так  бабушка смогла одолеть этот курорт с лечебной водой только один всего месяц. В нашем же порядке лечения мы должны были продержаться целых два. Поэтому через месяц нас немного уменьшилось. И мы доживали на этой воде только вдвоем.  Нас переселили за это в меньшую комнату. Но такого же примерно качества, потому что в доме.

На следующие года мы жили уже на отдельной терраске. Очень  маленькой, но с входо отдельным в нее. А дверь  в дом была на замке, поэтому особых деталей жизни мы уже и не знали. Зато с нас было решено брать за проживание немного меньше. Нам было это обещано за оплату натурой. Мама взяла на себя задачу привезти из  Москвы некоторые  товары, которых в Шкло не водилось. И во Львове    тоже почему-то хозяева их купить не могли. Мама везла шоферу Ивану несколько сатиновых рубах, которые  он заказал при прощанье. А жена Катя должна была носить платок с розами производства Павло-Посадской  мануфактуры.

Хоть рубашки Ивану явно не слишком понравились по расцветке (в размере все совпадало идеально), но он соблюдал уговор о расценках.

На третий сезон моего излечения в семье уже было  три дочери. Младшую звали Вера, и она непрерывно лежала. В коляске. Когда она там начинала орать, сестра Оля со скрипучей прической, наклонялась над этой коляской и клала юной сестре руку на темечко. И нежно давила. На мозг. Вера переставала орать. Выросла ли она дурой после давления на череп, я не знаю.

На прощание в первый сезон Васыль преподнес мне доску с выжженным на ней рисунком лошади в ночном. Сверху всю эту роспись  он раскрасил черной краской, и лаком залил. Очень красиво!!! Но бесполезно в хозяйстве.

А сюжет изображения парню жизнь подсказала. Дело в  том, что именно там я узнала, что такое "ночное". Меня несколько раз  тоже брали с собой. Правда, в  том ночном, где я оказалась, пасли в ночи совсем не коней, которых никто не имел. Они ночью там пасли своих. Коров. Хотя по моим книжным знаниям, коровы по ночам больше спят, чем едят.

Но главное, для чего все ходили в ночное. Там можно было картошку печь в золе. И чувствовать романтику от ее поедания. Я после картофельной   своей диеты немного охладела к картошке. Но  тоже пекла и ела вместе со всеми.

Скрыпучая коса у меня совсем не получилась для показа.