С. П. Шевырёв. Параша дочь священника. Отзыв

Степан Петрович ШЕВЫРЁВ

Параша дочь сельского священника. Часть I. X, 192. Часть II. 217. Москва. В Синодальной типографии. 1848.


Между добродетелями, которые с самых древних времен украшали Русских Цариц и Царевен, сияла постоянно одна: сердобольное попечение о воспитании прекрасного пола. В последнее время мысль Царской Дочери, внимательная к духовным нуждам Русского народа, как Ангел любви, проникла в смиренные жилища сельских священников, - и вот, под сенью этого Ангела, возникло прекрасное учреждение для образования бедных дочерей их и для приготовления достойных сопутниц жизни служителям алтарей Господних. Нашлись примерные исполнительницы воли Высокой Основательницы этого учреждения, а в числе талантов Русских открылось и прекрасное, живое перо, одушевленное всею любовию к добру святому, перо, которое начертало образец питомицы заведения. Автор скрыл свое имя; но, кроме женского рода, который употребляет Автор, говоря о себе, и чувством отгадали бы мы, что это целомудренное произведение в наше время могла создать только чистая душа женщины. Здесь изображен не отвлеченный идеал девушки, но живое существо, подверженное слабостям и искушениям света, которые сопряжены с самим образованием. Повесть назначена для сестер, для подруг Параши. Всякое слово в этой книге исполнено для них жизни и значения, и трогает их за живое. К ним обращаясь, говорит Автор: «Вы, милые мои, готовитесь здесь для великой цели - соединить впоследствии судьбу вашу с людьми, предстоящими алтарю, вы готовитесь быть их помощницами, как в облегчении скорбей братий наших во Христе, так и в распространении чистейшей христианской любви и нравственности в стране будущего вашего жительства».
Религиозно-практическая мысль, состоящая в том, чтобы начертать живым примером обязанности жены священника, особенно ясно выражена следующими словами:
«Если непременно должно быть истинно честным, справедливым и благонамеренным, для точного исполнения обязанностей своих к Царю земному, то каков же должен быть человек, посвятивший себя служению Царя небесного?
А потому и жена его, данная ему в помощницы самим Богом, неминуемо должна уподобляться ему во всем, разделяя с ним попечения и тем облегчая трудную его обязанность, и не только, сохрани Боже! не мешать ему какою-нибудь недосмотрительностью или легкомыслием, но еще всеми силами стараться подкреплять и поддерживать его в тяжком подвиге самоотвержения, и усиливать еще, а не ослаблять в нем сострадание и любовь ко всем несчастным. Священник должен забывать себя и свои выгоды там, где ближний требует от него этой жертвы; а жена его не только не препятствовать в этом и не сокрушаться, ссылаясь на собственные недостатки, а напротив, всеми силами поддерживать благое чувство; он поставлен на то, чтобы помогать своим ближним, и питая их духовною пищею, выискивать способы снабдить и телесною в случае нужды. Вот тут жена его должна удвоить свою деятельность и неусыпными трудами, порядком и бережливостию в хозяйстве, доставить ему к тому возможность.
Священник, приносящий великую, святую жертву о спасении, есть исполнитель христианского закона, основанного на одной любви; следственно должен быть сам истинное милосердие и любовь, и тогда только может без осуждения носить на себе это великое звание.
Жена его, как другая его половина, должна заменять его; например: если ему некогда ходить за больным, где часто неусыпное старание необходимо; тут жена его должна исполнять все, что от нее зависит; также навестить скорбного, провести с ним несколько времени, посмотреть, есть ли кому ходить за дряхлым стариком, приготовить ему что-нибудь полегче обыкновенной пищи; при себе перевязать рану больного, или подать другие пособия простыми, известными всем средствами; позаботиться, чтобы ему было лучше и покойнее лежать; чтобы воздух был очищен, и прочее, на что женщины вообще более способны, нежели мужчины; вот непременная обязанность жены священника.
И вот та благая цель, к которой готовит вас Высокая Покровительница ваша, милые друзья мои, воспитанницы благотворительного училища в Царском Селе! Не правда ли, какое высокое, какое святое назначение ваше! Не только быть исполнительницами повелений Святыя Церкви, что требуется и вообще от всех нас, для спасения души каждого; но от вас ожидают еще гораздо более, именно спасения не одной своей, а многих посторонних душ чрез подаваемый благий пример собственной вашей жизни: какое высокое предназначение, какая награда там, где воздается за все свыше меры, и так, что мы, слабые смертные, и вообразить не можем!» (Ч. 2, стран. 97 - 99).
Параша, главное лицо повести, вышла из прекрасной, благочестивой семьи. Отец ее, священник села Никольского, Гавриил Степанович, представляет образец исполнения своих духовных обязанностей.
Семя добра уже вложено в сердце Параши ее бабушкой, матерью и особенно отцем. Это положение весьма разумно придумано Автором. Сравнивая Парашу с дочерью Графини, помещицы села, Автор говорит о воспитании сей последней: «Воспитание это было основано на одних приличиях света, и самое пустое препровождение времени занимало несчастную девочку; при изобилии, ее окружающем, при всех способах к образованию души, она однако не слыхала ни одного слова о настоящей цели, к которой должны мы стремиться; и от того вышло, что простая бедная дочь сельского священника, Параша, была гораздо возвышеннее в чувствах души своей, нежели эта жалкая Графиня... Елена (имя Графини) не только Славянский, но даже и Русский язык не совсем понимала и не любила его».
Параша семи лет лишается матери. Отцу нет возможности, при обязанностях пастыря, воспитывать детей. Таким образом, сама собою возникает необходимость помочь ему в этом священном деле. Параша, 12-ти лет, в благотворительном заведении Царского Села, окружена подругами-сестрами и нежными заботами самого милосердого и разумного об ней попечения.
Здесь по дням рассказаны ее занятия. Мы входим во все подробности училища. Она за уроками из Закона Божия, из Русского языка, из Географии. Она в огороде, в поле, на кухне. Она в дневальных. Она в хоре девиц, согласно поющих во храме Божием. Все это воспитание и учение основано не на пустом блеске, не на приобретении знаний ненужных, но на том, чт; составляет сущность внутренней нашей жизни, и чт; необходимо для внешней. Во время учения, связи между школою и семьею нисколько не прерваны, а напротив, подкрепляются и питаются перепискою, в которой дочь отдает отцу подробный отчет обо всех своих успехах, и сама, получая письма от отца, бережет их как сокровище.
Осмнадцатилетняя девушка, из светлых и чистых зал Царскосельского училища, возвратилась в простую, крестьянскую избу отца своего. Трогательная, наставительная речь священника-родителя встретила ее здесь и запечатлела в душе ее живым словом уроки, вынесенные из школы. Автором предусмотрены все обстоятельства, какие ожидали ее в деревне и в доме отца. Исполненная свежих сил и воспоминаний обо всех добрых внушениях училища, сначала она побеждает препятствия. Все идет прекрасно. Но вот Парашу, получившую образование не совсем обыкновенное в ее звании, встречают искушения света. Графиня, соседка села, с своею вертлявою дочкою, привлекла Парашу к себе. Наружный блеск светской жизни подействовал на воображение молодой девушки. Пустые разговоры, наряды, развлечения, удовольствия, все это привлекло ее, и она стала уже находить дом свой очень для нее скучным. Ей захотелось и Французского языка, и платья поцветнее, и наконец танцовальных уроков. Пустота светской жизни, закрадываясь мало-помалу в чистую душу Параши, приводит ее наконец к тому последствию, что она отклоняет от себя даже и то назначение, для которого была воспитана. Семинаристы ей противны, и в искренней беседе с отцом она объявляет, что с таким воспитанием, какое получила, может выйти за чиновника или за офицера.
Но само Провидение двумя ударами спасает несчастную. В то время, когда она повторяла урок из галопа, которому выучилась в доме Графини, пожар вспыхнул в хижине отца ее. Это несчастие открыло ей глаза на тех людей, в которых она полагала свою надежду, и познакомило ее с другими, которых она не знала. Светская ласка Графини сп;ла как личина, при виде несчастной, которая своим горем докучно расстроивала ее веселье. «Дайте ей серебряный рубль, терпеть не могу попрошаек!» - отвечала на голос скорби ложная женщина, в которой всякое живое чувство было убито светскою суетою. Несчастие сблизило ее с другою женщиной, с помещицею Анною Васильевною, которая не покрывалась румянами фальшивой светскости, а соединяла истинное образование с жизнию простою, сельскою и богоугодною. Анна Васильевна представляет тип той доброты, радушия и христианского сердоболия, который вы встречаете в глуши нашей православной земли, но который слишком редко останавливает взоры наших повествователей, изображающих будто бы действительность. В одной повести Г. Григоровича прошлого года мы заметили намерение изобразить такой тип, довольно удачное. - У доброй барыни есть подобная ей служанка. «Такие-то есть люди на святой Руси! - восклицает Автор. - И ими-то держится весь мip». И точно, есть они, такие люди! В их простых душах, недоступных ни для какой лжи светской, действует благодать того света истины, который в наше время мы должны называть началом древней Руси, ибо оно есть лучшее сокровище, ею нам завещанное и немногим в ней открытое. Мы, увлекаемые наружным блеском поставленных на всеобщем виду действий, не примечаем тех героев, которые скрываются во внутренней нашей жизни. Делом искусства было бы обнаруживать их сокровенное бытие; но искусство еще не доросло до них.
За пожаром следует другое несчастие - болезнь отца. Душа Параши, в которой воспитание возрастило добрые семена веры, после сильных ударов судьбы окрепла решительно, и тогда-то снова воскресла в ней мысль о том назначении, для которого она была воспитана. Она соединяет судьбу свою с судьбою священника, который наследует больному отцу ее, и вся жизнь ее, отныне, посвящена одной святой цели.
Рассказав вообще содержание повести, мы обратимся к внутреннему характеру произведения, которому глубоко сочувствуем. Здесь рассеяно много мыслей, относящихся к человеку вообще, к Русскому народу, его воспитанию, к нашей древней жизни, к нашей Вере, Церкви, обрядам, нравам, одежде, предрассудкам. Все они связаны единством прекрасного духа, состоящего в уважении к человеческому достоинству и в любви к народу Русскому. Мы выпишем несколько таких мыслей; оне лучше познакомят нас с тем внутренним содержанием книги, которого рассказать нельзя.
Вот как Автор в предисловии разумеет человеческое достоинство, не гордясь за человека, как язычники гордились, и как в подражание им гордятся гуманисты нового времени, но сознавая его величие с христианской точки зрения еще выше, нежели как мог сознавать его язычник.

«Человек мал, очень мал, друзья мои, в сравнении с вещественным мiром, но он велик, чрезмерно велик Тем, по чьему образу и подобию сотворен, и что обитает в душе его! Ни об одном светиле Господь не изрек: «Сотворим его по образу Нашему и по подобию». (Ч. I. стран. VIII).

Это чувство человеческого достоинства в настоящем его смысле проникает всю книгу и соединяется с чувством любви к своему народу и особенностям его жизни в том, чт; оне имеют в себе истинно прекрасного.
Вот как говорит Автор о любви народа Русского к духовному образованию и назидательному чтению.

«Народ наш в душе своей привержен к Богу, и только по недостатку средств к просвещению себя в деле спасения невольно остается в своем грубом невежестве; эти простые люди сильно желают слышать, понимать и научиться великому делу спасения души; но по незнанию, без различия, прибегают как к истинным учителям, так и к противникам истины, и впадают неминуемо в заблуждение. Вот причина, от чего хитрые раскольники так часто увлекают неопытных в свои сети.
Кто бы ни начал читать, или толковать, народ наш готов слушать; конечно по чистоте своих неиспорченных душ он сохраняет это стремление к Слову Божию, и, не любя никаких нововведений, он с восторгом принимает все, что касается до духовных познаний; следственно эти люди не так грубы, как многие об них думают, они равнодушны, они холодны к каким-нибудь политическим вестям, хотя бы самым занимательным и понятным для них, даже и веселым; читайте им газеты, новости, они не станут слушать и наверное все разойдутся, сказав вам откровенно: а что нам до этого, пусть себе Немцы живут как хотят! но попробуй же прочесть житие Святого, всякой готов слушать, всякой станет просить вас растолковать, что показалось ему непонятно; явное доказательство, что желает вникнуть в подлинный смысл и воспользоваться примером; или со слезами на глазах, будут креститься и говорить: вот как жили Святые Угодники Божии! - Ох! где нам грешным угодить так Господу Богу! - а посмотришь, и точно нередко бывали примеры, что угодит, да так угодит, как никакой глубокомысленный мудрец этого мipa и вообразить не в состоянии; такую высокую добродетель, такое совершенное самоотвержение совершит этот грубый, непросвещенный слушатель тех истин, которые умудряют младенцев.
Следственно, худо делают те, которые пренебрегают в этом случае простых слушателей всегдашнею отговоркою: что им толковать, или читать, они ничего не поймут?
Учености человеческой? это правда; но в том, что касается до истин Евангельских, тут простые, бесхитростные люди назидаются скорее, так называемых, просвещенных. Божественная благодать скорее действует на сердца смиренные, не зараженные гордою кичливостию пытливого разума». (Ч. II. стран. 108 - 111).

Так разумеет Автор набожность Русского народа в некоторых обрядах Церкви и домашней жизни.

«Приятно видеть, с каким усердием мужичек зажигает и ставит свечку, купленную иногда на последние свои выработанные деньги; как молится пред образом и сколько кладет земных поклонов; старушки, молодые девушки, парни, даже и ребятишки с большим благоговением это исполняют». (Ч. 2. стран. 129).
 «Это первое и лучшее украшение дома сельского священника и всякого другого хозяина, привлекая взор, радует и успокоивает душу посетителя, своею святостию и неизменным покровительством Угодников Божиих, которых лики представлены на иконах, а вместе с тем, производит невольный, внутренний страх в душе недоброжелательного гостя, пробуждая в нем уснувшую совесть! Добрый человек, перекрестясь с усердием, делается еще добрее, а злой невольно смягчается в душе, бросив взор на Св. иконы, пред которыми нередко теплятся восковые свечки, и от того, как бы опасаясь, что преступные его замыслы могут быть видимы, содрогается в душе и становится лучшим.
Точно, предки наши ничего не делали без намерения высокого и святого; везде была одна нравственная набожная цель.
Но мы отдалились от нашей повести, виновата: всегда увлекают меня незабвенные обычаи православной Руси». (Ч. 1 стран. 76).

Так, по мнению Автора, велика сила веры Русского народа в исцелениях.
«В деревне н;где взять лекаря; н;кого просить о помощи; и точно уже один Бог остается прибежищем больного; от того-то между простыми, но благочестивыми людьми чаще случаются чудеса и в наш век; много не думая о помощи человеческой, они с истинной верой прибегают к единственному их Врачу - Господу Богу! и за то по вере их и дается им! У них часто с одра неисцелимой, смертной болезни поднимается больной, именно одною горячею, сердечной молитвой, чт; редко уже может случиться в городах, где надежда на мнимое просвещение, если не доводит до неверия, то весьма ослабляет и без того уже малую веру в людях». (Ч. II. стран. 51).

Не можем не привести одного места, из которого видно сочувствие Автора к народной Русской одежде.
«Старуха, будущая свекровь Параши (так говорит Анна Васильевна) терпеть не может Немецкого платья и землю дерет, зачем сын ее женится на боярышне! представь какая безмозглая голова! но закоренелая в своих предрассудках до того, что пожалуй невзлюбит Парашу, за один покрой ее платья; что ты будешь с ними делать? Вот я съездила к моей милой невесте, рассказала ей все это, и она, как бы ты думала? тотчас, ни минуты не остановясь, отвечала мне, что готова надеть сарафан, если этого желает мать будущего ее мужа, которую она должна любить и уважать, и потому желает ей понравиться чем бы то ни было; а носить Немецкое или Русское платье для нее все равно; даже последнему отдает преимущество как собственному своему пред чужим, иноземным, и что с этой минуты дает слово никогда не шить себе платья, а носить сарафаны, душегрейки и все что угодно будет ее будущей свекрови. Какова же моя Параша? я недаром твержу, что она необыкновенная девушка; и когда я было стала говорить, что не надобно повиноваться всяким глупостям, то она остановила меня, сказав: «Не говорите так, моя благодетельница! вспомните, что Марья Ивановна мать моего будущего мужа, и потому я не должна примечать ее глупостей, как вам назвать было угодно; а по мне такая приверженность к прежним обычаям очень похвальна; она любит Русскую одежду, стало быть она любит Россию; следственно не осуждать, а хвалить ее надобно за это, и мне ли, которая должна приучать себя к исполнению всех ее прихотей, идти против такого простого, сродного всякому человеку требования? Напротив, я еще более люблю за это Марью Ивановну, и сегодня же единственное мое платье перекрою на сарафан»». (Ч. 2. стран. 81 и 82).
«Как пристали ей эти алые штофные ферязи с блестящими галунами, как хорошо шел к лицу ее унизанный бусами кокошник с жемчужною поднизью и накрытый тонким блестящим покрывалом, как великолепно обхватывала стройный стан ее синяя бархатная шубейка. Какое-то величие было во всей ее осанке». (Ч. 2. стр. 89).

Но сочувствуя народу во всем его прекрасном, Автор умеет видеть и его недостатки, и особенно вооружается против предрассудков. Таковы встреча с священником, приметы о днях в неделе. Признаюсь, трудно поверить, чтобы свекровь Параши уже в старых летах отвыкла от них; образование скорее будет действовать на новые поколения и в них конечно может уничтожить суеверие, вкореняющееся в нас вместе с жизнию. Приведем место о днях в неделе.
«Для нас, Христиан, ни тяжелых, ни несчастных дней быть не может; это пагубное суеверие осталось еще от идолопоклонства; судите же, какой грех этому верить! Вы же знаете, что по нашему закону все дни недели распределены так, что понедельник посвящен Ангелам, Архангелам и всем небесным силам; вторник Св. Иоанну, Пророку, Предтече и Крестителю Господню; среда и пяток Кресту, которым победил Господь смерть и ад, и даровал нам живот вечный; четверток Св. Апостолам и Св. Николаю Чудотворцу; суббота Мученикам и всем Святым. Воскресенье Самому Господу Иисусу Христу, который тридневно воскрес из мертвых».

Такими чистыми, верными и возвышенными мыслями усеяно это сочинение. Приведем еще два места о наших Славянских духовных книгах и о силе примера, действующего от высших на низших.

«Что же касается до нравоучительных и духовных сочинений, то к чему нам искать их далеко, когда мы имеем на своем природном языке столько истинных сокровищ, так писанных, что точно никакие умственные рассуждения иностранных писателей сравниться с ними не могут? Наши Славянские духовные книги заключают в себе такое красноречие, такой высокий слог, при изображении столь неоспоримых истин, что неоспоримо является в них все свыше ума человеческого; это такая чистейшая нравственность, такие высокие добродетели, которые не могли быть постигнуты иначе, как Духом Святым». (Ч. 2. стран. 103).
«Вот как много значит пример того, кто поставлен выше других! и потому начальники, господа и госпожи, также отцы, матери и старшие в семействе должны строже всех смотреть сами за собою, и прежде исправления других стараться исправить свои поступки; потому что ни строгость, ни приказание никогда не произведут того добра, что совершить может хороший пример; никакое наставление не подействует так сильно на подвластных вам людей, как образец собственной вашей жизни».

Форма и стиль этой повести напоминают нам подобные произведения Английской Словесности, которая, как известно, изобилует нравоучительными романами для всякого сословия, пола и возраста. Приемы Автора иногда похожи на прекрасную манеру Мисс Эджеворт. Но есть в некоторых местах прелесть чувства женского, собственно принадлежащая Автору. Этого чувства вы не найдете в аристократическом романисте Англии, которая не питает к простому народу той любви, какую питает Автор Параши. Только любя народ, можно было так изучить его быт и прежде увидеть его достоинства, а потом уже его недостатки, да и те с глубоким об них сожалением. Автор входит в избу Русского крестьянина, как Русская, и прежде с благоговением молится в ней святым иконам, ее духовно украшающим, а уже после замечает нечистоту избы; прежде указывает на живое семя Веры в сердце народа, а уже после сетует о его предрассудках, мешающих развитию доброго семени. Картины из простого Русского быта, из жизни наших сел, из жизни духовного сословия, чрезвычайно как оживляют рассказ, который читается легко, просто, свободно и занимает ум, согревая сердце. Прекрасное человеческое чувство проникает всю повесть - и его прелесть рисуется живыми образами. Припомним картину детей, идущих за гробом матери, гнездо с птичками, новый дом после пожара, отстроенный крестьянами для отца Гавриила, и особенно сановитый, всегда величавый и спокойный образ этого священника, который одинаков и в радостях семейных, и в скорбях жизни.
Порадуемся за литературу нашу, на женской ее половине. В то самое время когда литератор-мужчина обращается у нас по большей части к мрачной стороне нашей действительной жизни, и даже иногда с каким-то странным к ней сочувствием, видным из направления искусства и неясным для самого литератора, - чистое, непорочное чувство женское устремляет наше внимание в другую сферу, где отдыхает душа и живет сердце. Приятно заметить, что эта гармония души, составляющая главную черту внутреннего содержания женских произведений нашей Словесности, отзывается такою же гармониею и в самом слоге. Нам особенно понравились в разбираемой повести простые разговоры лиц, а в слоге самого Автора нередко поражало нас сильное, живое слово, из которого видно и редкое знание языка, и не совсем обыкновенное искусство править родною речью. Пожелаем этой полезной и приятной книге многих и многих читателей. Ее можно рекомендовать так же, как одно из лучших сочинений в небогатой нашей литературе относительно воспитания.

С. Шевырев.
(Москвитянин. 1849. Ч. 2. № 4. Критика и библиография. С. 143 - 153).

(Текст к новой публикации подготовила М.А. Бирюкова).