Зимовье зверей

- Ну, Мелкий, хватит гонять пауков. Неси свой гроссбух…
Я отобрал у сына планшетник и удобно расположился на застеленной двуспальной кровати, положив «условно-здоровую» по определению хирурга Аксенова правую ногу на загипсованную левую.

В гипс нога попала месяц назад после трехчасовой операции по имплантации искусственного коленного сустава, именуемой на официальном медицинском языке устрашающим термином - «тотальное эндопротезирование». К таким кардинальным мерам меня привели далекая молодость, переполненная профессиональным футболом и любительским хоккеем,резекции менисков, разрывы крестообразных связок и наплевательское отношение к собственному здоровью в дальнейшем. Итогом вышеуказанного безумия стали артрозы четвертой степени, двести миллиграммов диклофенака ежедневно и добрая, жизнеутверждающая реплика академика Николенко, по прозвищу Кузьмич, на прием к которому меня устроили друзья, уставшие наблюдать за тем, как я перестаю двигаться.

- За такое отношение к себе, самое правильное, ноги тебе - ампутировать… - сказал академик, мельком взглянув на мои рентгеновские снимки.

В итоге, через пару недель, ранним зимним утром я очутился на узком, жестком и отвратительно холодном операционном столе. Введенный в позвоночник анестетик превратил меня в безропотное существо, соединенное через катетеры с различными бутылками, с мутным сознанием, переходящим из забытья к реальности в самые изощренные моменты операции.
Когда я возвращался из потустороннего мира в операционную, то неизменно видел перед собой заботливого анестезиолога, терпеливо отвечавшего на мои, лишенные здравого смысла вопросы.
Работа бригады хирургов, под руководством Кузьмича, была мало похожа на медицинские манипуляции , а напоминала автосервис. Раненой свиньей визжала болгарка, срезая ни на что негодные поверхности бедренной и большеберцовой костей. Неутомимо, со страшной силой и звоном лупил молотком академик, вгоняя по направляющим на подготовленные места компоненты нового сустава из хитроумного титаново-ванадиевого сплава.

- Может быть Вам уши заткнуть? – заботливо вопрошал анестезиолог.
- Не… А, скажите, болгарка пневматическая или электрическая?
Врач тут же прекратил задавать вопросы и приоткрыл какой-то потайной краник, наглухо отключая меня от реальности. На грешную землю я окончательно вернулся за полчаса до окончания операции, когда, сделавший свое дело Кузьмич, уже ушел, оставив Аксенова зашивать тридцатисантиметровый разрез.
- Потерпи, - уловив мои начинающиеся конвульсии, попросил анестезиолог.
- Еще два шва осталось, - угрюмо пробурчал Аксенов.

Последующие сутки в реанимации были наполнены, в основном, моральными переживаниями из-за невозможности повернуться на бок. Бесстрастный монитор над головой фиксировал кульминационные моменты отходняка и последствия потери полутора литров крови злобным, надрывным писком, на который уставшая медсестра реагировала отработанным до автоматизма уколом.
Наконец, меня перевезли в палату, где я за пару недель принял несметное количество капельниц, уколов и таблеток, торжественно проспал Новый год и, по возвращении врачей из десятидневного загула, был отпущен домой на восстановление.

Перед выпиской Аксенов произнес пламенную речь, состоявшую из констатации жизненных ограничений, предполагавших, что любое мое движение или лишняя ложка супа неизбежно приведут к тромбозу или перелому костей в местах крепления имплантов. Насмерть перепуганный озвученными перспективами, я, по прибытии домой, сварил себе сногсшибательную дозу кофе, надел с использованием большинства известных нецензурных выражений галошу на загипсованную ногу и запрыгал на костылях к Ледовому дворцу, где Мелкий с удовольствием тренировался в хоккейной школе…

…- Зимовье зверей, - Мелкий открыл книжку с русскими народными сказками на заложенной странице и выдержал заметную паузу.
- Ну, читай уже, а то завтра двойку получишь!
- Пап, а скажи, у тебя теперь коленка как у Терминатора?
- Ну, в принципе, похоже..
- Круто!
- Давай, читай!
- Зимовье зверей, - повторил Мелкий, –- Скажи, а ты, когда гипс снимут, сможешь со мной в хоккей играть?
- Хм… - я сделал паузу. – Во-первых, чтобы хоть как-то кататься на коньках нужно еще сделать терминаторский сустав и в правой коленке. А во-вторых, по завещаниям хирурга Аксенова мне будет можно играть в хоккей, но исключительно в настольный…
- Понятно… - опустив голову, тихо сказал сын.
- Ты чего? – я наклонился, чтобы заглянуть ему в лицо.
- Ну, понимаешь… - всхлипнул он. – Ребята смеются – у тебя отец хромой. Он с тобой в хоккей и в футбол никогда не сыграет… Ты ведь и правда никогда со мной не играл… Ихние папы с ними иногда катаются. Я им говорю, что мой папа был профессиональным футболистом и это у него из-за травм, а они только смеются…

Я почувствовал, как мерзкий ком вкатился мне в горло, представил Мелкого в окружении смеющихся мальчишек и очутился в его внутреннем, чутком и ранимом мире. Я взял его за голову двумя руками, поднял ее и увидел большие, страдающие глазищи со спрятанными горькими слезами.
Мне захотелось ему многое сказать. О том, что видел, как играют в хоккей родители его друзей – десять лет назад я был бы готов играть один против всех их вместе взятых… О том, что он не должен обращать внимания на глупость и злобу. О том, что он должен понимать…
- Давай читай! – злобно сказал я и повернулся на бок…

…В феврале Аксенов снял мне гипс. Он резал его хитроумными ножницами, напоминающими приспособления для разрезания колючей проволоки и что-то бормотал себе в бороду. Наконец, оковы пали, и я увидел свою новую ногу – прямую, как струна, но какую-то синеватую, тонкую, с атрофированными мышцами и длиннющим швом в остатках зеленки. Сделали рентген. Металлический сустав на снимке мне, на удивление, понравился – точные, ровные, выверенные линии имплантов и широкая щель между ними, заполненная невидимой изопропиленовой прокладкой.
- Сустав у тебя на пятерку! – довольным голосом сказал Аксенов, разглядывая снимок, и принялся бормотать про ограничения.
Наконец, мне вручили костыли. Сначала я просто прыгал на правой, но потом набрался смелости и чуть приступил на левую. Она была чужой. Не было ни привычной постоянной боли, ни чувства отсутствия равновесия. Было ощущение присутствия чего-то постороннего и неизведанного.
- На сколько градусов сгибания рассчитан сустав? – повернулся я к Аксенову.
- Это - новый… На 155.
Колено сгибалось только градусов на тридцать. Дальше была стена.
- Разработается. Только не торопись. – Аксенов медленно мыл руки в маленькой раковине. – На палочку перейдешь через пару недель, не раньше. Плавание можно через две недели. Баня, тренажеры через месяц…
…В фитнес, расположенный напротив моего дома, я пришел на следующий день, поставил палочку к стойке и достал деньги. Через две недели палочка валялась на балконе…

В конце мая у мальчишек заканчивался хоккейный сезон.
- Ну, уходим на каникулы! – сказал в раздевалке тренер, - Завтра – заключительная товарищеская игра с родителями. В 10.00 на третьем катке.
Мы с сыном вышли из Ледового дворца, и я погрузил его баул с формой в машину.
- Посиди десять минут.
- Ты куда это? – спросил Мелкий.
- В фитнес схожу, куплю новые перчатки. Старые уже в тряпки превратились.
Я вернулся в Ледовый и зашел в маленький хоккейный магазинчик…

… Когда, одев Мелкого и отправив его на лед, я открыл сумку и достал новенькие коньки CCM, отец Влада Максим, переодевавшийся напротив охнул и уронил перчатки.
- Ты чего?! – он смотрел на меня глазами человека, который встретил негра на лыжах в чукотской тундре.
- Попробую… - пробормотал я, растирая правое колено вольтареном и упаковывая его в наколенник максимальной фиксации. Левое колено ограничилось только наколенником. Оно не болело.
- Офигел? - пролепетал Максим.
- Да, ладно тебе. С пацанами ж играть..

- Пап! Ты что?! – Увидев меня на льду, ко мне подкатился Мелкий. Сквозь решетку его шлема я увидел огромные глазищи, раскрытые от ужаса и восхищения.
- Давай раскатывайся! Сейчас я тебя возить буду…

Левая работала нормально. На правой было немного больно катиться, но я знал, что диклофенак действует не сразу. Поначалу все плыло перед глазами. Было страшно оступиться, сделать резкое движение, кататься спиной вперед, разворачиваться, но известная мне с детства аксиома действовала безукоризненно - нельзя разучиться ездить на велосипеде, плавать и кататься на коньках.
Набралась пятерка отцов, способных играть в хоккей. Первое время все кружилось вокруг , но постепенно круговерть стала притормаживать, останавливаться, как выключенный токарный станок, и игра приобрела знакомые очертания. Быстро возвращалось видение поля, обводка, пас. В третьем периоде мне казалось, что я в последний раз играл в хоккей вчера в родном измайловском дворе на залитой ночью коробке.
Я осторожничал, как мог, но азарт гнал вперед. Мы, конечно, играли в поддавки с пацанами. Давали им проходить и забивать, уходили от малейших обострений, но это были уже не дети московских дворов тридцатилетней давности в самодельных щитках, «гагах» и со сбитыми гвоздями клюшками… Мальчишки по-хорошему злились и лупили нас по незакрытым «защиткой» частям тела. Мы, конечно, проиграли…

… Мелкий бежал за мной вприпрыжку.
- Пап! Нога не болит?
- Левая нет – как новая. А правую ж все равно оперировать…
- А ты здорово в хоккей играешь! А когда вторую сделают – ты еще лучше будешь? А как это ты пас не глядя отдаешь и точно партнеру?
- Какой там - здорово…
Я еле брел к машине. Перед глазами плыли разноцветные круги. Оперированная нога действительно не болела. Правая еще держалась на обезболивающих, но мышцы, заполненные молочной кислотой были ватными и смертельно уставшими. Хотелось срочно упасть и не вставать, по-возможности, пару суток.
- Не! Вообще супер! – Мелкий радовался. В его глазах светилась победа. Никто ему теперь не мог сказать о хромом папе…

Вечером я подошел к кровати сына. Он спал, как всегда, со сброшенным одеялом. Я укрыл его и сел рядом. Я был ему бесконечно благодарен. Десять лет я смотрел футбол и хоккей с ясным пониманием, что мне уже никогда не надеть бутсы и не взять в руки клюшку. Я жил за пуленепробиваемым стеклом, за которым люди делали то, что я так любил и чем жил когда-то. Но двери в этой прозрачной перегородке не было… И этот маленький человек случайно нашел ее – дверь в тот желанный мир. Нашел там, где никто не искал.
Я вспоминал угрюмого Аксенова и показывал ему язык…

…- Может быть сделаем вторую осенью? – Кузьмич держал снимок моего правого колена на уровне глаз. – Летом жарко, тяжело переносить послеоперационный период.
- Я терпеливый. Хочется быстрее с этим разобраться…
- Ну, хорошо. Оформляйтесь. Через месячишко я Вас положу и прооперирую. Кстати, Вы отлично выглядите. Вес в норме, телосложение изрядно подправили. Что значит четко выполнять восстановительные рекомендации!
- Угу… - Я опустил глаза и подмигнул Мелкому, крепко державшему меня за руку. – Это мне книжку очень полезную прочитали. «Зимовье зверей» называется…

…Спустя полтора года на обходе Аксенов подошел к кровати пациента с замененным тазобедренным суставом.
- Вы почему не встаете?
- Больно…
- Нужно терпеть и начинать вставать!
- Не могу… Очень больно!
Аксенов достал из кармана халата фотографию и протянул мужчине.
- Это кто? - спросил тот.
- Это наш бывший пациент с сыном катается на горных лыжах в Альпах. У него два искусственных колена.
- А разве так можно?!
- Конечно, нет! – Аксенов спрятал фото. – Он сумасшедший, но Вам, если хотите хотя бы просто нормально ходить, необходимо заставить себя вставать…

Москва, 2011 г.