Эссе

Я принял мир, но волею чужой.
Отчаянно из клетки рвётся сердце.
Кто б путь открыл к свободе неземной!
Кто б дал мне посох, чтобы опереться!

      Смотрю в окно на осенний дождь, на склонившуюся берёзу, истекающую каплями, словно слезами, предчувствующую грустную и холодную осень.
      Я не очень люблю эту пору. Правда, бывает в ней торжественное и великодушное очарование, длившееся лишь мгновение, когда рощи, сады и парки погружаются в золотую россыпь, увлекая человеческую душу в состояние грёз и наслаждений.
       Но осенью обычно болит душа и сознание мучительно рассуждает о текучести необратимости времени. Прошлое, окутанное зыбкой паутинной вязью забывчивости и всё же хранимое памятью, наряду с разочарованием навевает и сладкую грусть.
        Удивительно, что человек становится прозорливее, когда предмет мысли уже далеко и недосягаем. И только теперь он пытается осмыслить всё пройденное и всё сущее.
         Я отождествляю эту пору природы с осенью моей жизни. И приходит понимание, что дождь, стекающий по стёклам окон, вовсе и не дождь, а слёзы, источаемые моей душой, и не он стучит по крыше, а склероз в ушах… И взгляд мой на бытие утомлён и печален, будто оплакивает потерю чего-то важного.
         Испаряется дерзкая уверенность, что сможешь, что ещё успеешь высказать самое сокровенное, самое важное, что накопил за долгие годы, о чём много думал и что теперь лежит не потраченным грузом. Вместе с тем, я сомневаюсь, что могу кого-то удивить. Великий Гёте устами Мефистофеля уже сказал, что «нет мысли маломальской, которой бы не знали до тебя».
         Но это совсем не значит, не дописать начатый роман, не дойти до финала и не поставить точку.
Познать смысл жизни, может лишь идущий…
Кто духом слаб-на полпути уж мёртв…
     И всё же я ещё жив. И тени моих поступков следуют за мной. Иногда они начинают досаждать и в своём бессилии перед ними чувствую страх и душа моя требует развязки и объяснений.
     После долгой борьбы с жизнью, наполненный до краёв, уже понимаешь, что от горизонта приближается сестра милосердия-мудрость, а вместе с ней и сентиментальность. Рассеивается в душе едкий и тяжкий чад, накопившийся за всю жизнь.
      Поможет ли запоздавшее на многие-многие годы, а может быть и на всю жизнь, не смело крадущееся раскаяние?
       Что перевесит на весах, когда склонится надо мною та, чьё имя мы все страшимся произносить?
         По молодости, ставшие оптимистическим девизом слова «…вся жизнь впереди» сегодня, вдруг, приобрели странное, насмешливое и даже двусмысленное значение. Как, однако, жестока жизнь, которая оказалась не так долга. Теперь, оглядываясь назад, бросаю свой взор на весну жизни-озорное, безмятежное прошлое, чтобы через вздох сожаления и невидимое мироточие души почувствовать заново исцеляющий огонь, возвращающий в самую лучшую и чистую пору.
       Да, когда мы еще не были замараны низостью и подлостью человеческой. Своей светлой душой и невнятными пока ещё помыслами пробовали на вкус дар божий-жизнь, которая явилась к нам рождественским подарком, сверкающим своими заманчивыми гранями и наполненным чудесными тайнами. Когда открывался жаждущий разум для размышления и анализа, когда стали просыпаться в душе любовь и привязанность, а в сердце вливалась сила, стремившаяся объять весь мир, познать его, полюбить или отторгнуть.
     Утренний восход души. Этот подъём на гору жизни был длинен и впечатлителен. Та пора жизни-большой, дерзкий, приключенческий роман.
     Каждый из нас доходит до черты, откуда начинается спуск, и мы летим вниз по склону, в пропасть… Что там, впереди? И внутренний голос диктует в насмешку пророческие слова:
Мой час тогда был равен дню.
А что теперь? Мой день, как час
И каждый повторимый…
Сегодня я некстати уязвимчый
И ближе всех к огню.
Сгорю. И стае журавлиной
Уж не взгляну во след…
Сгорят воспоминанья этих лет,
И я уйду в путь
Бесконечно длинный.
Оптимизм растворился в суете пережитого.
 Время нашей счастливой бессознательности проходит, как только перед нами открываются врата зрелости, лабиринт, через который должен пройти каждый, путь к самовыражению и истине, где на каждом шагу нас уже подстерегают Гарпии и скорпионы, где с первого шага неизбежно начинаем спотыкаться. И нет у нас уже наставников и проводников, которые бы вели нас за руку, ограждая от бед и неприятностей.
       Здесь всё не так, как там за спиной. Пелена сказочного тумана рассеивается и перед нами предстаёт мир другой.
       Мы с содроганием в душе начинаем понимать, что потеряли и что ожидает нас на пути чуждом, полном подстерегающих нас невзгод, которые и будут отныне составлять стихию нашей дальнейшей жизни.
     Наступило время испытания человека на прочность. Достоин ли, сможет ли понять смысл своей природы и удастся ли ему познать истину, великую истину-своё предназначение, чтобы однажды, у черты исхода, сказать:
Стою перед временем, колена преклоняя
К течению его, уставший от борьбы…
Мне дан был миг, в нём волею судьбы
Познал и мудрость я и глупость бытия.
    Или безотрадно, проклиная свою жизнь и сожалея о потраченных силах при смертном одре воскликнуть:
О, истина! Ты темнота, не свет!
О! Горе мне! Я, мудрствуя глубоко,
Тебя познал и получил ответ
Безумно безнадёжный и жестокий!
     А теперь, оглядываясь вокруг, нужно учиться выживать. Для этого необходимо уже что-то иное, чем тот оптимизм и искренняя наивность, в чём купались мы в прошлой жизни. И теперь мы вынуждены искать оружие для защиты в этом хаосе зла и ежедневной и ежечасной борьбы за право существовать.
   Есть два способа к которым мы вынуждены прибегнуть. Первый-ум и лукавство-неоценимые качества, требующие от нас неимоверных сил для импровизации волевых факторов и поступков, упрощения традиционных моральных основ, нравственных начал, пожирания всего духовного. Второй-упорное равнодушие, со временем превращающееся в цинизм.
   Это набор поистине дьявольского зелья, изменяющий душу человека, совершенно противоположную той, которая была вложена в него на его заре. Которое заставляет человека, в зависимости от его способности, пускаться во все тяжкие. Жизнь превращается в площадку для борьбы без правил. При таком положении происходит раскол в общественных отношениях, воинствующая политика между слоями общества, группами и классами, исключающая всякую примиримость, солидарность и консолидацию.
    И здесь уже нет зрителей, а есть только воинствующая ненависть, ложь, духовная нищета и развращённая нравственность. Каждый сам за себя.
     Зло, созданное человеческим разумом, делает жизнь, в которой как-то нужно существовать, плодить себе подобных, творить цивилизацию, похожую на ад, а общество на скопище дьяволов, лицедеев, безумцев и рабов.
     Этой обоюдной ненависти и лжи никогда не будет конца. Мечты о всеобщем счастье и гармонии всего лишь фиговый лист, неаккуратно прикрывающий срамное место.
    Времена ничего не изменяют в отношениях между людьми. Противостояние идёт следом, и не крадётся, а следует нога в ногу и даже опережает их, оно становится ещё циничнее и изощрённее. И как бы в унисон человеческой непримиримости, и сама природа словно захлёбывается энергией ненависти.
     Пророки вещают о конце света. Грядёт ли он?! Но, кажется, и сама природа в этом заинтересована. Глядя на жизнь человека, на его деятельность, на поступки, невольно приходит мысль, что человек ни есть её дитя. Когда-то пришедший сюда, как захватчик, он сильно преуспел в желании покорять то, что ему не принадлежит. Симптом Македонского-вот оказывается главный двигатель, его основная сущность. Наделённый интеллектом в сочетании с животными инстинктами, это тот самый дьявольский конгломерат, который рано или поздно приблизит конец, о котором говорят пророки.
    Он хочет покорять, всё, что вокруг, говорить устами бога и его именем творить жизнь. Интеллект и инстинкты, нанизанные на один стержень, взаимно обогащают себя качествами воинствующих противоречий, в которых больше всего выигрывают инстинкты, поскольку они являются неотъемлемыми атрибутами плоти, материи. Это то, что можно пощупать, почувствовать, увидеть, удовлетворить. Разум же не материален и воздействие на материю опосредовано. 
Не один десяток тысяч лет существует на Земле человек. И за этот долгий промежуток времени он не стал лучше, гуманнее, разумнее. Он сохранил всё те же инстинкты, а волонтёром, обслуживающим их остаётся интеллект.
    Возможно, наш мир худший из всех миров, какие можно себе представить во Вселенной, мир в котором на каждом шагу нас подстерегает смерть. Но мы пришли сюда не по своей воле и уйти отсюда не в наших силах.
    Происхождение человека не простая случайность, а вполне закономерный созидательный процесс непонятного синтеза первичных энергий. В любом случае, это закономерное проявление воли некой субстанции, родившей живую материю / в частности и нас тоже/ для осуществления определённой миссии. Даже если эта миссия состоит в том, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту в организме Вселенной. И эта миссия и есть тот самый смысл, который ищет человечество и не находит. А может быть его вовсе и нет. И быть может прав великий Шопенгауэр, говоря о небытие, как об окончательном исходе. А «величайшее первое благо-совсем не рождаться, а второе-умереть поскорей…» -как сказал Софокл, и есть тот самый крест, определитель ценности жизни, который несёт случайная и неоправданная необходимостью Воля запредельных для человеческого разума Сил.
   
Звёзды ночного неба стали яркими и сочными, словно промытые ночным дождём. Теперь они со своей недосягаемой высоты гордо красуются своим великолепием и чистотой, будто выражая молчаливый упрёк всему, что происходит здесь, внизу, на земле, в её городах, улицах и в душах маленьких существ, которые называют себя людьми, которые и построили эти города и улицы, и которые пытаются найти своё счастье в хаосе доступном их разуму, в «цивилизации», рождённой на алчности, унижении и страхе.
    Оттуда, сверху им хорошо видна жизнь этих суетливых существ, построенная на лжи, жестокости и распутстве, на притворстве, презрении и ненависти, и которые искренне верят, что можно ещё всё изменить и построить новый мир.
    Создавая свою «цивилизацию» они думают, что создают красоту. Уверены, что красота спасёт мир. Но невозможно это осуществить в обществе лишённом духовной чистоты. Они притворяются друг перед другом в своих чувствах, в своём мировоззрении, привыкают к этому притворству и верят совершенно искренне в свою непогрешимость. Но их образ жизни говорит об обратном: заблуждаясь или делая это сознательно, они оскверняют самою природу уродливой и безвкусной архитектурой, кичливыми особняками и офисами, брезгливо взирающими со своей высоты на приютившиеся рядом с ними унылые жилища-ночлежки обыкновенных трудяг, бессмысленно снующих в поисках своего счастья, с чувством униженного собственного достоинства и осознанием в душе изорванности собственной жизни, притворством и лукавством власть имущих, со всем их бесстыдством и верой в своё высокомерное предназначение быть выше других, в свою неприкосновенность и правильность своей морали, как будто только они сотворены из клетки Бога и имеют право подавлять сознание безоружных и обездоленных масс, культурой безнадёжно испорченной распутством и пошлостью, да и самой этой глыбой человечества, равнодушно взирающей и принимающей эти испорченные духовные «ценности» и представляющие собой продажную девку, которая отдаёт себя тому, кто дороже заплатит.
  Обречённые жить в унижении и страхе все эти существа уверены, что свободу приносит только смерть.
  Вяло и неумело, ценой предательства, лицемерия, лжи, прислужничества они пытаются схватить за хвост свою удачу, а если кому-то повезёт, то тот скоро обнаружит, что она неумолимо утекает в какую-то чёрную дыру, название которой –быт. Неумолимый и жестокий он, наверное, и есть Бог на этой земле. Бог, которого проклинают и боятся, любят и боготворят. Из этого источника черпают вдохновение поэты, великие философы и провидцы, обречённо склоняя свои головы на плаху пред равнодушным молчанием или поощрительным ликованием разрушительной в своей необузданности и глупости стихии, которая называется «толпа».
   Времена перетекают как волны океана через эту окаменелую глыбу ничего на меняя, оставляя всё как есть, и только изредка выбрасывая на поверхность из глубин ростки новой жизни, выдёргивая их из этой очерствевшей массы, но которым суждено оставаться в одиночестве и забвении.
   Ты где, Творец, который создал этот мир? Почему забвение и унижение стали неизбежными спутниками твоего народа? А может быть ты оказался слишком слаб и отвернулся от него, чтобы не видеть его страданий? Наверное, вера в тебя сильнее, чем ты сам, и потому мир этот ещё жив.
    Подгоняемые неумолимым течением Времени-Великим бухгалтером- импровизатором, Владыкой всей нашей жизни от первого и до последнего вздоха, в конце концов мы приходим к моменту, когда нужно оглянуться и отчитаться за тот кредит, который нам великодушно он одолжил для сотворения важных дел.
    Это не только продление рода, но ещё и чреда поступков и дел, по которым нас будут судить Там…, снисходительно продлевая наши дни или безжалостно принося нас в жертву.
   Прозрение приходит слишком поздно. Когда души наши, освобождаясь от оков, пытаются смыть с себя молчаливый позор совершённых нами безрассудных поступков. Когда уже слишком близок конец. Сложно подвести оптимистическую черту под жизнью любого человека.
В соитии стихий зачатое дитя,
Рождённое на свалке бытия…
Что может быть печальнее предмета…
   Звон церковного колокола тоскующе и призывно разносится по округе, будоража ещё не очерствевшие сердца. И кажется, от этого звона просыпаются и всюду кружат невидимые ангелы, касаясь своими крылами живых. Души умерших приходят в этот час посмотреть на оставленный ими мир, пообщаться с живыми, спросить, каково им здесь, утешить разочарованных, предостеречь ненасытных, призвать к любви и покаянию.
   Купола храмов влекут под свои своды прихожан, чтобы напомнить о скоротечности жизни, подумать о своих деяниях, смысле их бытия и о вечном. О том, что душа каждого человека словно перелётная птица и эта жизнь всего лишь маленький островок на перепутье бесконечных дорог. Где окажется она далее, что унесёт с собой из этого мира в другой. Правда, оглядываясь по сторонам, трудно поверить, что это маленькое существо-человек, нуждается в этом вечном. Какое ему до этого дело, если вершитель человеческих судеб-судья, палач и Бог-плоть. Она делает человека свободным и рабом, героем и трусом, нечестивцем и святым. Если Бог создал человека, то совершил большую ошибку, поместив его душу в вечно изменчивую и грешную, ненасытную плоть.
   Звон колоколов как напоминание, чтобы мы не забыли оглянуться на пройденное, спросить себя, что сделали хорошего и дурного и каков у нас шанс на милость.
   Страх перед приближающимся судьёй обостряет наши чувства, память и желание покаяться за всё, о чём стыдно вспоминать.
   Я вижу, какое множество людей спешит к храму, чтобы у алтаря принести покаяние, совершить тайное. Неужели все они настолько грешны и только высшие силы в состоянии спасти их. И это повторяется каждый раз, как только зазвонит колокол.
   Эти люди, наверное, не знают, что душевные муки и раскаяние не искупают вину. Ибо нельзя вернуть прошлое, нельзя его изменить и забыть, можно только смириться, успокаивая себя текучестью времени. Совершённый однажды грех пройдёт через всю жизнь. И успокаивает только одно-что возможно о нём никто не знает или забыли, а кто и знал, наверное, умер.
   Велика радость рождения человека. Если бы он ещё мог знать, каков будет его путь-вечное торжество или вечное страдание. Ведь даже сам Христос не смог победить жизнь. Каков же смысл обращаться к нему в минуты смятений и страданий. Может быть, где-то там, за пределами материального мира он взирает на человека и возможно страдает за него. Чем он может помочь? Разве что верой в божие царствие? Милостивым прощением за земные грехи, которые, кстати, дал сам Господь. Ведь в любом случае судьба каждого человека однажды, как и крест рухнет и оборвётся жизнь.
   Получается, что это страдание в одиночестве. И паства, бредущая к Богу, боится именно этого. Каждый из входящих в храм боится остаться один на один с затаённым в душе страхом бесконечной тьмы и бесполезности своего существования. Не нашедший в себе иного смысла жизни, кроме служения плоти и её страстям, всегда будет страдать от одиночества и отчаяния. И даже, окружив себя себе подобными, он не найдёт радости, ибо каждый из них- это его тень.
   Но всё же человеческая душа будет продолжать искать соучастия и поддержки, пусть в неясном, мнимом, фантастическом образе, нереальном и потому более надёжном, чем сама жизнь. Он никогда не обидит, не оттолкнёт, выслушает и посеет в ней уверенность и надежду.