Новогоднее

  В середине восьмидесятых новогодняя погода в южных российских городах ничем не отличалась от нынешней, даже в крупных транспортных и промышленных центрах, даже там, где в старинных красивых зданиях и новых технологичных корпусах, внутри неуютных и недоухоженных помещений, функционировали университеты. То есть было серо, слякотно и на тротуарах, и в коридорах с холлами, сапоги никогда не просыхали, как беззубые попрошайки на углу. Только ёлки вырастали натуральнее, да огней сверкало меньше.

Я тогда проживала в студенческом общежитии. Не в новом, с блочной системой, а  там, где чтобы помыться, лучше сразу пойти на первый этаж. И ничего не забыть, собираясь на помывку: отличная тренировка внимания, которое, как доказано многими психологами, учёными и практиками, есть одна из главных составляющих интеллекта. В нашей комнате на четверых девушек наблюдался свой общежитский уют, все мы были старшекурсницами, взрослыми в свои двадцать один-двадцать два. Не настолько, конечно, как моя первая соседка, двадцатидевятилетняя мать где-то пока оставленного сына, которая переносила свои материнские чувства на меня: сама убирала, готовила еду, в том числе мне, восемнадцатилетней неумехе, и всегда отвергала мою помощь со словами: «Ты лучше учись, первый курс самый трудный.»

На стене комнаты висел календарь с нагой фигурой девушки, изображённой без подробностей, скорее тень в лучах красного заходящего солнца. Плакат привлекал много взглядов, и, боюсь, вызывал осуждение немногочисленных моралистов, но он делал нашу комнату более пёстрой, современной, декларировал свободу, её небольшой глоток, и от этой свободы, яркости, и даже некоторого благополучия мы ни за что не хотели отказаться.

Я вздыхала, размешивая неизбежный оливье в кастрюле: пятый курс, скоро надо будет отправляться в безрадостную, так называемую по-настоящему взрослую жизнь, хорошо, что есть радио с его праздничными голосами, через полчаса придет соседка Наташа, которая тоже решила остаться в общежитии в лучшую ночь в году, чем бы пообедать, ну вот же: от салата отмежевалась лишняя картошка в мундирах уже слегка в сторонке, и трёхлитровый балон с деревенскими консервированными помидорами пора открывать. Не бутылка шампанского, конечно, но почти, её предвкушение.

Наташа притащит с рынка утку, так мы договорились ещё за месяц до того, где-то тридцатого ноября, на нашем с ней совещании было твёрдо решено, что с меня салаты с гарнирами, а с неё главное мясное блюдо. Вот-вот выйдет из троллейбуса Наташа, ловкая в своих почти танцевальных па, но сумку будет нести с трудом: кроме утки почти незаметно в неё запрыгнули овощи с зеленью, свежий журнал и даже новые туфли, купленные «с рук» у рынка. Придут гости с шампанским, разными закусками, конфетами и мандаринами, но, по секрету, конфет с мандаринами я тоже достала. Родителям подарила одна их знакомая, продавец из магазина.

Будут гости! Кто же?

Гостей оказалось пятеро, пространство преобразилось, впустив в себя «великолепную семёрку». Оно, изменённое, стало тесным и непроходимым, весёлым, напряжённо полным мистического ожидания. «Юноша бледный со взором горящим» - этих три человека плюс ещё один, слегка усталый, с длинным, словно оплывшим, светлым лицом, невероятно сексапильный молодой специалист. И Жанна в ботфортах, высокая, некрасивая, неотразимая. Я, банально хорошенькая, ощутила себя в их обществе звонкоголосой сельской кухаркой из радиопрограммы «В рабочий полдень», что со мной случалось чрезвычайно редко. Благородно-розовый с серым отливом моего платья? Золотой его ремешок? Да «тьфу» рядом с ботфортами Жанны и этим мини. Наташка в своей тигровой шёлковой шкуре тоже бессигаретно курит в сторонке. Сигареты, невиданно тонкие и ароматные, только у Жанны.

          Я не знакома ни с кем, кроме Наташи, парней навела Жанна, оказывается это её, наташкина, знакомая по театральной студии. А парни с философского факультета.

          И гитару, и первую речь держал молодой специалист. Познакомились. Молодого специалиста звали Максим.

          Провожая  по традиции старый год, стали слушать «Можжевеловый куст», устами Максима загрустил Заболоцкий, в те времена ещё мало мною отмеченный.

«Я заметил во мраке древесных ветвей
Чуть живое подобье улыбки твоей.»

Потом, переиначив, вместо колючего «можжевеловый куст» рифмовали названия местных достопримечательностей, и орали песню все вместе, радуясь своей весёлой праздничной глуповатости. «Я увидел вдали наш единственный мост, я услышал ваш скромный, неуклюжий ваш тост», и прочая чепуха, приходящая в голову после первого бокала шампанского.

Было заметно, что Жанна с Максимом на ножах. Он не разрешал ей курить, она критиковала его исполнение. Я не сводила с Максима восхищённых глаз. Абсолютно мой человек, и за что мне такое счастье в новогоднюю ночь?
 
Потанцевать вышли в коридор, где к нашим старательно плавным, но, если совсем честно, чаще неловким, парам присоединились танцоры из соседних комнат. Я медленно вальсировала с одним из наших гостей по имени Роман, младшим братом Максима, который, кстати, тоже учился на философском факультете, но вовремя одумался, и теперь он мастер на заводе, поступил на вечерний в машиностроительный, причём некоторые дисциплины ему удалось перезачесть. С Романом мы одного возраста, что меня дополнительно раздражает, и комплимент по поводу ромашкового аромата моих волос мне кажется довольно пошлым и нахальным. «Опять ботаника, вы вторичны!» - и я по возвращении в комнату постаралась отсесть от Романа подальше.

Новый год встретили залпом шампанского из золотого его горла и небольшой дискотекой. Волшебная ночь только началась, и мы снова таинственно собрались за нашим столом. Роман молча, за рукав, постарался притянуть меня на стул рядом с собой, на что я отреагировала словами, мол, у меня есть имя, и я терпеть не могу, когда меня хватают и бессловесно тянут, как предмет мебели, оказавшийся поперёк всего. Роман насупился и ехидно ответил, что не все люди могут с самого начала проявить себя настолько ярко, чтобы имена их сходу запоминались. После этого я окончательно отправила его в игнор.

Максим затеял некую психологическую игру, неотступно вертящаяся возле него Жанна пренебрежительно отметила, что она её знает, это просто группа тестов, и мы все сейчас почувствуем себя подопытными кроликами.

Я готова была почувствовать себя кем угодно, лишь бы не сводить глаз с Максима и видеть его ответное внимание. Но мини Жанны уступать не собиралось. Потом мы снова пели под гитару, кто-то передремал на кровати, и так почти до рассвета. Утром, когда комната с сожалением опустела, Наташа мне сказала: «Максим серьёзно болел после того, как поработал ликвидатором последствий аварии на Чернобыльской АЭС.» Он под утро и впрямь выглядел очень бледным.

Это была лучшая новогодняя ночь в моей жизни. Жанна с Максимом, конечно, поженились. Мы с Романом тоже. Жанна с Максимом позже, конечно, развелись. Мы с Романом тоже. Все мы больше никогда не видимся. Прости меня, Роман, и попроси прощения у меня. Попроси же! Мы берегли друг друга меньше, чем могли бы. Взрослая жизнь оказалась намного счастливее и несчастнее, чем я могла предположить в ту новогоднюю ночь. Нескучная оказалась жизнь.