Глава 4. Сближение с Энни

За всеми своими внутренними страстями и самоуничтожающими приключениями я не обратил внимания на то, что стихли соседские вопли. Майкл и Луиза замолчали, и спокойствие снова поселилось в нашем подъезде.
Однажды я пересекся с Энни на лестничной площадке, и был шокирован увиденным. Вместо заносчивой и компанейской девчушки, знавшей себе цену и любившей повеселиться, она превратилась в заплаканное потухшее существо неопределенного рода. Одетая в помятые джинсы и рваную футболку, с нелепой серой шапкой на голове, она растерянно стояла у собственной двери и пыталась попасть ключом в замочную скважину. Ее родители поставили на двери старый классический замок, в то время, как у всех давно стояли цифровые. Но этого мне было не понять. Говорят, это была дань моде, требовавшей к возврату все старое и давно забытое.
Я поздоровался, пытаясь рассмотреть в ней прежнюю Энни. Мне даже взбрела в голову мысль, что это новая соседка, но тут она повернулась ко мне лицом. В глазах ее я увидел скорбь и несвойственную ей ранее взрослость. Она вздрогнула, увидев меня, но поздоровалась в ответ. В тот же момент ее дверь открылась, и она проскочила внутрь своей квартиры.
- Пап, а что случилось у Энни? – я застал отца на кухне. Он нарезал нам на ужин диковинный салат из заморских фруктов, рецепт которого привез из санатория.
- Майкл при смерти, - ответил он, отложив в сторону нож. – Говорят, ему совсем немного осталось.
Я приземлился на стул от шокировавшей меня новости.
- А ты что ли не знал? Весь дом об этом гудит, – добавил отец. Он говорил об этом равнодушно, но, присмотревшись как следует в его лицо, я заметил хорошо скрытое сопереживание. Хотя сердце его болело, скорее, за меня, а не за соседей, которых он так и не смог зауважать.

- Как он? – спросил я, когда Энни открыла мне дверь. Дома никого не было, и она тут же впустила меня внутрь.
- Остались считанные дни… - произнесла она с болью.
- Мне очень жаль, Энни, - я подошел к ней поближе, но боялся коснуться ее даже пальцем, помня, что когда-то давно она запретила мне это делать.
- Я не знала, что все это настолько жутко… - ответила она. – Мама долго не пускала меня к папе, говорила, что мне лучше этого не видеть… Но я все же навестила его, в тайне от нее. Боже… Джеймс, я была в шоке. От него уже не осталось ничего, лишь рваное мясо, а он все еще жив… Ну зачем так мучаться, объясни мне? Почему нельзя просто лечь и умереть? – слезы текли из нее рекой. Я не удержался и потянулся к ней. Энни только и ждала этого, и тут же нырнула в мои объятия. Когда наши души соприкоснулись, внутри моей пустоты что-то щекотливо зашевелилось, и я зажмурил глаза.
Она продолжала мне исповедоваться, описывая все то, что увидела и пережила за последнее время.
- И главное, все случилось так неожиданно… Я не ожидала… Я приехала с отдыха, и эта новость застала меня врасплох… А ведь оказалось, что ему стало плохо еще в первый день моего отъезда, и его тут же госпитализировали… А мама молчала целый месяц… Представляешь?  Она все держала в себе, по телефону повторялась, что дома все отлично… А у меня и мысли не возникало, что что-то пошло не так… Знала бы я, тут же примчалась бы домой…
- Откуда ты могла знать, что все так сложится? – спросил я, стараясь ее успокоить.
- Я должна была почувствовать. Ну что ж я за человек такой, Джеймс? Ничего не видела вокруг, кроме себя любимой…
- Мы все такие до поры до времени… - произнес я.
- Нет, - запротестовала Энни. – Вот ты не такой. Почему ты пришел ко мне? Переступил через гордость и пришел, хотя я так тебя обидела, - она снова начала всхлипывать. – Я бы на твоем мечте не смогла бы… Я долго думала над тем, что между нами произошло, но не решалась извиниться. Да и времени не было. После того, как папа заболел, я и видеть никого не могла, и говорить ни с кем не хотела. Хотя так хотелось высказаться кому-то, кто мог бы меня понять…
Я болезненно сжался. Воспоминания о том, к чему привела наша размолвка, болезненно отозвались в моей пустоте…
- Прости меня, Джеймс, - Энни продолжала плакать, прижавшись ко мне всем своим телом. – Я была глупой и такой жестокой… Не представляю, как сильно я обидела тебя тогда.
- Я давно простил тебя, - ответил я, дрожа от нежности, накрывшей меня с головой, стоило лишь мне обнять ее. – Это в прошлом….
- Нет, Джеймс… Мне теперь так нехорошо из-за этого, - она положила подбородок на мое плечо, а я затаил дыхание, слушая, как ее сердце стучало по моей груди. – Это было так низко… Знаешь, я ведь не могла и представить себе, насколько трагична эта пустота внутри нас… Это наше проклятие. А мы ведь наивно думали, что пустота – это наш отличительный знак, считали, что это круто. Хотя и знали ведь, что от нее умирают…
Она заглотнула свежую порцию воздуха и продолжила:
- Пока это не коснулось лично меня и моей семьи… Как же это больно: смотреть, как что-то отвратительное съедает изнутри родного человека…
Она оторвала свое тело от  моей груди и уставилась на мое лицо с нездоровым фанатизмом:
 - А ты… ты был святым среди всех нас, со своей цельной грудью. Кто бы знал, что твоя наполненность – великий дар…
Она провела рукой по моей груди и в панике одернула руку, стоило лишь ей нащупать пустоту под моей рубашкой.
- Как так? Что случилось с твоей грудью? Где она?
Не спрашивая моего разрешения, она расстегнула пуговицы на моей и рубашке и с болью рассматривала зиявшую во мне дыру.
- Просто я идиот… - я отвернулся от нее, чтобы она не заметила, насколько неприятна мне эта тема.
- Объясни мне, - не унималась Энни. - Ты был рожден целым, откуда у тебя пустота? - теперь Энни обняла меня для того, чтобы утешить. – Ответь же…
И я коротко рассказал ей свою историю, начиная с необычной смерти матери, заканчивая всеми своими глупостями.
- Теперь ты знаешь, какой я кретин… - подвел я итог. Энни озадаченно смотрела на меня, все еще не в силах поверить, что я стал сквозным. – По собственной глупости пропалил себе дыру…
- И что теперь делать будешь? – спросила Энни.
- Жить, как все. А что мне еще делать? – пожал плечами я.
- А восстановить ее никак нельзя? – спросила она с надеждой в голосе.
- Отец когда-то рассказывал, что такое возможно, но очень сложно… И не факт, что полностью получится, - признался я. – Да и зачем? Чтобы жить вечно и смотреть, как люди умирают, и даже на смертном одре смеются над моей особенностью?
- Да какое тебе до них дело? – девушка перебила меня. – Ты думал хотя бы раз о том, что ты другой, не такой, как мы? – она застегнула мою рубашку, не в силах более рассматривать мою сквозную дыру.
- Был, - поправил я ее.
- Ты и есть другой… Быть может, ты родился не для того, чтобы воевать с нами, дырявыми людьми, обреченными на съедение внутренним чудовищем, - она снова смотрела на меня восторженно. Я недоверчиво отшатнулся, ее слова пугали меня.
Энни продолжала, завороженная блеском собственной идеи:
- Ты родился, чтобы изменить жизни этих людей…
- То есть, я, по-твоему, какой-то мессия, - съязвил я в надежде опустить ее на землю. Но Энни была уже слишком сильно увлечена собственной фантазией.
- Да, я думаю, что это так.
- Тогда я падший мессия, - иронично заметил я. Но Энни не поняла, что я подтруниваю над ее затеей.
- Еще не все потеряно, - стала она уверять меня, взяв за руки. – Возможно, это падение духом было послано тебе для того, чтобы ты снова возродился и смог принять свой дар…
- Энни, прости, конечно, - я прервал ее пафосную речь. – Но ты сейчас не в себе. Я понимаю, что тебе очень плохо, и ты в другом свете увидела жизнь, но то, что ты говоришь обо мне – чушь собачья…
Энни разочарованно выдохнула.
- Зря ты мне не веришь, - сказала она.
- Если к тебе пришло духовное озарение, то, может, это ты мессия? Потому что лично я еще не готов наставлять людей, тем более теперь, с дырой внутри себя, – пошутил я невпопад. Девушку это обидело.
- Не издевайся надо мной. В отличие от тебя, у меня не было выбора. Я родилась с пустотой внутри, а ты имел возможность решать: оставаться целым или создать в себе эту отвратительную пропасть. Я бы многое отдала, чтобы быть на твоем месте. Но я всего лишь жертва пустоты…
- Легко тебе говорить, - возмутился я. – Если бы тебя с самого детства унижали за то, что ты не такая, как другие, лупили ногами и обзывали юродивой. И никто… ни единая живая душа не проявила бы к тебе хотя бы банального человеческого сочувствия… Какую бы песню ты запела тогда?
- Джеймс, я клянусь тебе, что стыжусь того, что плюнула тебе в душу… Ты и представления не имеешь, как я ненавижу себя за тот случай, - Энни закрыла ладонью свою пустовавшую грудь. – Наверное, глупо было просить прощения, ибо эти слова ни на йоту не искупили моей перед тобой вины…
- Да не в этом дело… - возразил я. – Мы уже обсуждали это…
- Ты обязан был быть выше этого, как бы трудно это не было, - говорила Эмили, все еще пребывая в порыве эмоций.
- Ну не оправдал себя ваш мессия, - я с досадой развел руками, - не на того возложили надежды. Слабый я оказался: сдался, позорно пал перед обществом, уподобившись большинству…
Энни не знала, что ответить.
- Ты должен восстановиться ради матери, - тихо произнесла она, когда я замолчал. – Она умерла для того, чтобы дать тебе этот шанс.
- Но я не  вызывался делать это, - ответил я. – Пойми, Энни, это все глупости. Я просто родился целостным, это было моей фишкой. Так природа распорядилась, и не было в этом никакой цели, задуманной свыше. И мать моя и думать не могла о том, что я буду целостным. Она просто надеялась на это, и, как и любая мать, делала все возможное, чтоб ее ребенок был здоров. Но я, дурак такой, не уберег то, на что она потратила столько сил, то, что любовно внушал мне отец. Я посчитал, что я самый умный, и сделал все по-своему. Вот и все, Энни. Все вот так нелепо и жизненно, а ты уже воздушных замков настроила вокруг моей скромной персоны.
- Как знаешь, - разочарованно ответила Энни и вместе со мной направилась к выходу. Она хотела навестить отца, чтобы провести с ним последние минуты его жизни.

Майкл умер на следующий день. Только лишь я узнал об этом, я пришел к ней, чтобы утешить ее.
Мы молча сидели у останков ее отца, доставленных из больницы. Энни не плакала, а просто смотрела на то, как ее мать сварливо укладывала тело покойного Майкла в цветастую коробку.
- Перехитрил ты меня, мерзавец, и тут раньше успел, - говорила Луиза ласково и сердито. Ей было тяжело, но она не хотела показывать этого и продолжала бранить покойного мужа.
- Поплачь, тебе станет легче, - сказал я Энни, когда мать ее ушла в соседнюю комнату.
- Слезы закончились, - хриплым голосом сообщила она.
Я держал ее за руку и внимательно рассматривал произошедшие в ней изменения. За одну прошедшую ночь Энни поседела, что-то безвозвратно изменилось и в ее лице. В нем застыла смерть, свидетелем которой она стала. Но это был не ужас, это было покорное смирение.

- Что, ты опять был у этой девчонки? – отец посмотрел на меня с укором, стоило мне вернуться домой.
- Да, - нехотя ответил я. – И на похороны с ней пойду.
- Ты с ума сошел? –  он гневно заблестел глазами. – Она ведь тебя опустила ниже плинтуса.
- Это было давно, - возразил я нетерпеливо. – Нужно уметь прощать людей. Тем более что трагедия очень ее изменила.
- Ты весь в мать, такой же добрый и наивный, - отец устало присел на диван. – Только знай, что люди не меняются…
- А может, и меняются, - вспылил я. – Мать ведь тебя изменила…
Отец ничего не ответил и лишь растерянно посмотрел на меня.
- Не злись на меня, - попросил я его.
- Я и не злюсь, - соврал отец. Из его широкой пустоты валил дым.
- Я ведь вижу…
- Я просто переживаю за тебя, - сказал он. – Продырявит она твое тело, так и знай.
Я сжался. «Хорошо, что он не знает обо всем», - подумал я, скрывшись в своей комнате.
- Надо что-то делать с этим… - решил я, снимая с себя одежду и вглядываясь в небольшую, но некрасиво обугленную дыру в своем теле. – Энни права, я должен вернуть себе былую форму… Матери я ничем уже не помогу, но вот ради отца… Для него будет ударом, если он увидит меня в таком виде.

- Вот как нелепо получается, - говорила Энни, завороженная тем, как  голубой шар возносил к небу мощи ее отца. Он сливался с небом, и, казалось, там, в высоте, парит лишь небольшая цветастая коробка. – Те, кого меньше всего ценишь, оказываются самыми родными.
Мы стояли в поле одни, остальные люди и даже супруга покойного, Луиза, разошлись, так и не дождавшись, пока Майкл исчезнет в небытие. Все были слишком заняты и куда-то спешили. Луиза поманила нас с Энни в машину, но дочь запротестовала, ответив, что будет стоять до последнего. Оставив ее на меня, Луиза недовольно скрылась из виду.
- Я ненавидела папу, - сказала девушка, когда уже никто не мог нас слышать. – Представляешь? Я злилась на него за то, что он пил и доводил маму до слез. Но утратив его, поняла, как сильно он был мне дорог. Просто потому что это мой отец.
Я молчал и не отпускал ее руки, чувствуя, что она боится остаться одна. Энни смотрела на мое лицо, а я все продолжал лицезреть в небо.
- Куда пропали все мои друзья? – продолжала она тем временем. – Ни души рядом сейчас, когда это особенно важно… А вот ты рядом… Как же я в тебе ошибалась… Как я вообще ошибалась в людях…
- Это закон природы такой, - я оторвал взгляд от небес и всматривался в болезненную глубину ее опечаленных глаз. Она чувствовала то же, что и я еще полгода назад – полное одиночество среди людей. Я мог бы не простить ей всего, что между нами произошло, но как я мог бросить человека, боль которого была мне так знакома?
- Ты нужна людям лишь тогда, когда тебе хорошо. До тех пор, пока ты лучишься светом, люди слетаются к тебе, как мотыльки. Но стоит тебе погаснуть, и все отворачивают от тебя. Не специально, конечно, не из вредности или злобы, а просто потому, что тебе нечем их питать. С тобой становится скучно, и они разлетаются в поисках нового источника света…
Энни вдумывалась в каждое мое слово. Я описывал свои ощущения, и ей становилось все более стыдно. Я наблюдал, как морщился ее лоб.
- Бедный… - погладила она меня по немного ощетинившейся щеке. Лицо ее впервые за день заблестело слезами, поток которых она не могла контролировать. – А ты ведь и не знал этого ощущения, когда к тебе люди тянутся. А я еще смею тебе жаловаться…
- Знал, - возразил я, заупрямившись застывшему в глотке чувству жалости к самому себе. – Пока я был тебе нужен… Не надо опять извиняться, - придержал я ее порывы покрепче вжаться в мою дырявую грудь.
- Но ты мне и сейчас нужен… - ответила Энни.
Я тяжело вздохнул и вновь уставился вверх. Еле видная черная точечка по-прежнему маячила высоко-высоко над нами. Я понимал, что нужен ей до тех пор, пока она не вольется обратно в свою старую жизнь. Не став говорить об этом вслух, чтоб не обидеть ее и без того страдавшее сердце, я произнес:
- Я очень многое осознал за то время, пока мы не общались. Это далось мне дорогой ценой и разочарованием в самом себе. Хотя во мне теперь зияет дыра, я целостен, как никогда. Потому что я впервые стал нужен самому себе.
- А я тебе нужна? – полюбопытствовала Энни.
Я не проронил ни слова, боясь обмануть ее либо самого себя. Привязанность моя к ней в разы возросла, стоило мне пережить с ней вместе ее горе и услышать ее новый, уязвленный трагедией глуховатый голос. Боль выдавила сущность Энни наизнанку, но это была ее настоящая, искренняя сторона. Однако моя любовь к ней не держала меня на цепи. Меня не тянуло к Энни так сильно, как раньше. Просто в сердце что-то тепло отзывалось каждый раз, когда я слышал ее голос.