Психозис 1979

ПСИХОЗИС
 1979
(«Начало начал или протест Гитлера»)


Посвящается Свету, освещавшему Ночью Проспект во Сне

                Эпиграф: «Как это случилось, я и сам теперь не знаю, но в один прекрасный день мне стало вполне ясным, что я должен стать художником. Мои способности к рисованию были бесспорны — они же послужили одним из доводов для моего отца отдать меня в реальную школу. Но отец никогда не допускал и мысли, что это может стать моей профессией. Напротив! Когда я впервые, отклонив еще раз излюбленную идею отца, на вопрос, кем бы я сам хотел стать, сказал — художником, отец был поражен и изумлен до последней степени.«Рисовальщиком? Художником?»
Ему показалось, что я рехнулся или он ослышался. Но когда я точно и ясно подтвердил ему свою мысль, он набросился на меня со всей решительностью своего характера. Об этом не может быть и речи. «Художником?! Нет, никогда, пока я жив!»
Но так как сын в числе других черт унаследовал от отца и его упрямство, то с той же решительностью и упорством он повторил ему свой собственный ответ. Обе стороны остались при своем. Отец настаивал на своем «никогда!», а я еще и еще раз заявлял «непременно буду».
Конечно, этот разговор имел невеселые последствия. Старик ожесточился против меня, а я, несмотря на мою любовь к отцу, — в свою очередь против него. Отец запретил мне и думать о том, что я когда-либо получу образование художника. Я сделал один шаг дальше и заявил, что тогда я вообще ничему учиться не буду. Конечно такие мои «заявления» ни к чему хорошему привести не могли и только усилили решение отца настоять на своем во что бы то ни стало. Мне ничего не оставалось, как замолчать и начать проводить свою угрозу в жизнь. Я думал, что когда отец убедится в том, как плохи стали мои успехи в реальном училище, он так или иначе вынужден будет пойти на уступки.
Не знаю, удался ли бы мой расчет, но пока что я достиг только очевидного неуспеха в школе. Я стал учиться только тому, что мне нравилось, в особенности тому, что по моим расчетам могло мне впоследствии пригодиться для карьеры художника. То, что в этом отношении казалось мне малопригодным или что вообще меня не привлекало, я стал совершенно саботировать. Мои отметки в эту пору были совершенно разноречивы: то я получал «похвально» или «превосходно», то «удовлетворительно» или «плохо». Лучше всего я занимался географией и историей. Это были два моих любимых предмета, по которым я был первым учеником в классе.
Когда я теперь после многих лет оглядываюсь назад на эту пору, то совершенно ясно передо мной обрисовываются два очень важных обстоятельства: Первое: я стал националистом. Второе: я научился изучать и понимать историю».

Адольф Гитлер, «Моя Борьба», ( Adolf Hitler, «Mein Kampf»): 


Я знал, что это неизбежно должно случиться. Горькое признание. Но всё равно — какой удар! Третий (третий!) год учился в художественной школе — и начал что-то уже понимать... И вдруг - «шедевров не создашь, а Бетонную специальность получить обязан». И эти слова — от человека, который и понимал в корне всё твоё искусство! Было так тяжело и плохо, что стало просто необходимо выйти на улицу. Дул страшный ветер. Ломало крыши. Ночь безумствовала, бросая в лицо колючий снег. Многоэтажные здания стояли, наполненные людьми, как соты с пчёлами. Погода отвечала внутреннему состоянию. С проспекта, где мешался свет и холодный бешеный ветер, я ушёл и завернул за угол и увидел чёрную фигуру, сидящую в чёрной мгле. Ничего не разглядишь! Подошёл ближе — думал, что это какой-то пьяный. Но это оказался, как не странно, мой друг — физик, с очень большими «задатками в исследованиях по астрономии». Но что он тут делает? На улице никого...
 - Что стоишь? - недовольно спросил меня Физик. - Я тебя давно жду.
       Его фигура в чёрно-лиловом в сочетании с изумрудными вспышками — оттенками сливались и плавали, оттеняя его голос в прямом соответствии, как цветомузыка.
 - Зачем ты меня ждёшь? - удивился я. - А что случилось?
 - Мне сказали, что не быть мне уже Ньютоном. - буркнул он.
 - Странное совпадение, - хмыкнул я, - Но не мне тоже сказали нечто подобное. Только по другому случаю.
 - Как это?
 - В иной области.
 - Появились двое с одной идеей, - сказал Физик и поднялся.
        Было страшно холодно. Мы зашли в подъезд. Теперь мне удалось его разглядеть. Холодная задумчивость и в глазах холодная уверенность: он всё решил — сжевал и проглотил.
 - Ну и что ты будешь делать? - спросил я.
 - Для начала уйду из города.
 - Я с тобой.
 - С удовольствием. Пойдём.
 - Просто мне тоже здесь делать нечего...
 - Жалко, что есть нечего.
 - Я знаю, что если пройти через лес, там увидишь старый дом, там никого нет.
 - Так пойдем туда! - нетерпеливо почти вскрикнул Физик, нарушив тем самым общую медленную интонацию нашего разговора, похожего на внутренний диалог одного человека.
И мы пошли. Чёрное небо давило на нас. Впереди показались серые кусты, торчавшие как прутья из жёсткого бледного снега. Мы еле продвигались. Впереди вспыхнул огонь зари. Наступало утро. Я дико устал — во рту привкус железа. Колени ноют. Надо идти, но идти уже невозможно. Я вспомнил бесконечные лыжные прогулки, где нас гоняли. Это было нечто подобное. Сам снег, хоть и был жёстким, всё время проваливался. МУка-мукА. Ледяной горизонт постепенно весь стал светиться. Вспыхнули алые тона такого дикого цвета, что я восхитился непревзойдённой фантазии природы, но тут же себя одёрнул. «Уже врезали по рукам». За мной шёл Физик, тоже усталый как собака, но он о чём-то сосредоточенно думал...
Чёрным силуэтом встал старый дом. Мы упали в него. На виске с бешеной скоростью билась вена. Было какое-то животное чувство. Отдышавшись, я огляделся. Этот дом, казенное здание, был похож на насмешливую суровую хозяйку. Весь дом был серого тона. Стены — в серой мешковине, серая мебель, даже пол — серого цвета. Вдруг неожиданно для нас обоих появилась копия дома — хозяйка, вся в чёрном.
 - Что вам, деточки? - угрюмо спросила она, сухая, со впалыми щеками палка. - Вы хиппи?
 - Нет, - почти прохрипел я, мы думали, что...
 - Здесь никто не живёт? - прервала меня хозяйка. - Меня назначили временно присматривать, и если вы что-то задумали, то имейте ввиду — у меня есть радиосвязь.
 - Пожалуйста, не надо, - сказал Физик. - Лучше нам просто показать, где здесь следующий дом.
 - Давно бы так, - внезапно подобрела хозяйка и повела нас под лестничную клетку, где зачем-то стоял бюст Геродота.
 - Здесь пока ложитесь и спите. Есть хотите?
 - Воды дай!  - неожиданно рявкнул Физик.
 - Ну-ну! - тембр её голоса стал стальным.  - Я у вас ничего не брала, и вы у меня ничего не занимали...
Дальше из разговоров я уже ничего не слышал, потому что на меня налетело поэтическое настроение. Дело в том, что из стоявшей где-то в углу радиолы послышалась тихая симфоническая музыка. Она была настолько волшебной, что я не удержался и мысленно тут же нарисовал её. У меня постепенно сложилось общее средневековое настроение... В моём воображении рисовались и таяли воздушные зАмки, а я летал под их сводами и также исчезал... Если бы я мог писать музыку...

2страница
...Вечером уже меня разбудили. Я сразу почувствовал — на душе почему-то тревожно. Что такое? Мы вышли. Дверь была открыта в огромное ледяное и безграничное поле. Я взглянул на горизонт и поразился. Он горел и дымился как чёрное зарево, страшно грозное. Это невозможно передать словами — это надо видеть. Я был поражён...Это было как удар по голове. Осязаемая стена. «Вот и оправдалось», - болталось в моём испуганном сознании. Горизонт был свиреп.
Но замешательство было временным. Физик ничего не заметил. Как шёл, так и шёл. Чёрные тучи собрались у горизонта. Небо было настолько тяжёлым, что давило не только на сознание, но и (смешно подумать) физически. И вдруг в голове начал навязчиво повторяться один мотив.   <...>   Его надо представлять в конкретной музыкальной форме, иначе это невозможно представить. Тогда, услышав, можно скопировать это неуловимое душевное состояние. Удивительно красивым казалось всё, и везде была — тревога: то ли этот закат, то ли этот снег с дикими отсветами, то ли это ледяное пространство... Было совсем тихо — это доводило до исступления, до безумия. Но меня сдерживал Физик, который шёл и просто вглядывался вдаль. И вот на горизонте появилось нечто наподобие замка  — нечто высокое и одиноко торчащее. Слава Богу! Он был, в принципе, недалеко (что странно), размером со спичечный коробок, стоящий прямо на линии горизонта. (Поставьте на стол этот коробок и отойдите шагов на двадцать). Мы с облегчением вздохнули и ускорили шаги. Но тревога не исчезла — наоборот — возросла! Почему? И скоро стало понятно. Мы шли и шли, очень долго шли, и как бы мы не ускоряли наши шаги, мы не могли приблизиться к нему. Физик всхлипывал. Я даже это не мог, не хватало сил. Пропало ощущение температуры. Я ушёл в тупое равнодушное спокойствие и уже не торопился... Но внезапно проклятая тревога уколола меня раскалённой иглой. И я от злобы на свою слабость закричал во всё горло. Физик хотел побежать но не смог. Мы оба одновременно упали. Замок — совершенно явственный в далёких деталях — и это очевидно был не мираж — оставался на месте. Из-за бури смятенных чувств опять провалился в состояние полного бездействия. Всё оставалось в мёртвом статичном состоянии, но моё сердце отбивало внутренний бешеный ритм. Вечность и незыблемость горизонта с замком изводила. Вдруг, не сговариваясь, мы побежали. Бежали и бежали. Всё повторялось. Зацикленная музыка била в уши. Физик бежал, вытянув к горизонту руки, будто пытаясь зацепиться за него. Всё. Нет сил. Мы лежали. Страшно было уже поднять голову. Но что-то всё же двигалось! Вначале я ничего не понял. Физик истерически всхлипывал, отвернувшись от проклятого горизонта. Но вдруг его глаза расширились от ужаса.
 - Земля.. Земля... Сама земля движется назад... Нет... Это невозможно...Нет!! - он захохотал и внезапно ринулся к горизонту. Когда я повернулся, то увидел что замок почти исчез — он ещё больше удалился от нас. Тогда я тоже побежал — уже вслед за Физиком. Нет, это было невозможно. Но я бежал и бежал, как будто приняв наркотики. Наша скорость и скорость земли совпадала в обратном зеркальном беге. Внезапно во всём гигантском поле выключили свет — одна непонятно как нарисовавшаяся луна металась в небе над нами как бешеная. Издав дикий вопль, мы окончательно упали, раздавленные, втиснувшись в снег. Всё исчезло — зачем жить, когда нет цели? Это походило на страшную расплату, на несправедливый трагический финал симфонии. Все мои чувства, обострённые до максимального предела, уничтожили во мне всё, что я знал и кем был раньше, и не мог уже шевелиться совсем.
 
3 страница

Я очнулся, лёжа в снежной грязи. Снега почти не было. Физик походил на какую-то огромную висящую кучу или ворох тряпья. Я осмотрелся и увидел себя вдавленным в стену замка. Физик же висел в разломе, будто разбил собой стену. Я увидел над собой серое небо, будто потерявшееся от горя и сыпящее вниз тихие хлопья тусклого снега. Почувствовал холод. Сдёрнул Физика вниз, он упал на спину. Изо рта его медленно потекла кровь. Волосы ослепительной белизны. На лице — муки Тантала. Он был мёртв.
Я увидел толпу крестоносцев, но не мог уже удивляться.  Мне уже было всё равно. Как замороженный нерв, который не может уже чувствовать и содрогаться. Меня схватили, что -то, беззвучно крича, спрашивали, но я совершенно ничего не слышал. Потом долго тащили волоком  за собой, как я понял, на замковый парапет и кинули на каменную площадку. Отсюда видно было, как солдаты потрошили одежду Физика, один крестоносец вытащил его знаменитую тетрадь с формулами, а потом с каким-то страхом отбросил от себя. Покачав бычьей башкой на толстой шее, вскинувшись, что-то крикнул остальным, те подхватили тело Физика и бросили его в ров. Пришёл толстый священник, долго крестил ров, махая рукой. Солдат, преклонив колено, отдал ему тетрадь Физика, священник погрузился в чтение, потом швырнул в ров тетрадь и опять долго крестил ров. Потом священник кивнул на меня. Кинулись ко мне. Я зажмурился. Какая-то дикая боль надавила мне на глаза. Потерял сознание. Очнувшись, понял, что нахожусь в каком-то замкнутом помещении. Потом меня раскачивают, невесомость, всплеск воды, чуть не разорвавший меня.  Но почему я ничего не вижу? Я открыл глаза и ... - темнота!..

На следующей странице:
«Его подобрали в городе на берегу реки. Он ничего не видел, ничего не слышал и бесконечными повторяющимися жалобами на судьбу а также на какую-то мелодию, которая без его ведома влезает в его голову и доводит его потери сознания. Только лекарства снимают эти приступы».

Вошедший номер в Аудио-сборник «Белая Луна на Чёрной Школе», 1999 года.