Клубок радости и печали 9. Любовь

                9. Изумрудная нить. Любовь

    Это очень страшно, когда ты хочешь бежать одну сторону, а твоя Душа тянет тебя  в другую. Причем с такой силой, что ты чуть не разрываешься на части.
Однажды во время очередного обхода по коридорам школы с целью осмотра Душ детишек я увидел Душу такой красоты… мама дорогая,я и не знал, что такие бывают. Глаз не отвести. Любоваться этой золотистой, сверкающей серебристыми нитями Душой было таким счастьем, что мне и в голову не пришло посмотреть, кому такая красота досталась.  Душа моя, ошалевшая от счастья, рвалась к этой малолетней былинке так, что мне пришлось упереться пятками, чтобы меня не унесло. Потому что я не только восхитился, но и испугался. Не знаю, чего испугался, может того, что подойду я к ней, весь такой очарованный, а она окажется дура-дурой и останусь я с разбитым сердцем. Я в кино такое видел. А может чего-то другого испугался, не знаю. Надо подумать.
– Правильно! – одобрил меня Дух огня, Илко. – Пойдём, акселерат ты мой, я тебе про любовь расскажу. Думал, это произойдёт немного позже…
– Что произойдёт? – с тревогой переспросил я.
– Любовь!
От неожиданности я остолбенел, даже пятками перестал упираться. Стоял, не шелохнувшись целую минуту! Голова пустая, ноги-руки ватные… А Илко порхает вокруг, тянет в сквер.
– Ты даже не представляешь, как тебе повезло! – восторженно сказал Илко, когда я уселся на скамейку. –  Обычный человек в таком случае просто теряет голову. А ты, наоборот, включил её! Потому что ты шаман!
Видя, что я ничего не понимаю, Илко вспыхнул:
– Ну, ты же видишь Души!
Ага, как в том анекдоте, Of course, а что толку? А Илко продолжал:
– Обычный человек руководствуется чувствами. Понравилась девушка и тянется к ней. Не думая, какая там Душа, есть она или её нет. А ты видишь Душу! Но понимаешь, что все Души красивые. И очаровательной Душа может быть по причинам, не имеющим к тебе никакого отношения. Например, девица обожралась пирожными!
Я засмеялся.
– Ты мне зачем это говоришь? Я и так голову включил и даже глупостей не наделал… или это и была глупость…
– Ты что, Натена? – строго сказал Илко. – Любовь никогда не бывает глупостью! Ни-ког-да!
Я задумался. Мне было непонятно, что же со мной произошло. Значит, когда испытываешь такое невероятное восхищение и Душа тянется к Душе, и разум отключатся то это…
– Природа! – опечалился дед Илко. – Это природа так устроила.
– Зачем? – недоумевал я.
– Да, чтобы род человеческий не перевёлся! Ей же всё равно что будет дальше. Главное, чтобы в порыве чувства, пока голова отсутствует, родилось потомство. Вопросы Души и судьбы потомства её не интересуют. И ведь, хитрая такая, – ехидно (видно был зол на природу) добавил Илко. – Всё делает, чтобы потомство на отца было похоже, чтоб отец не бросил дитя раньше времени.
– Ну, надо же! Ты не думаешь, мой пламенный друг, что вот о потомстве мне думать… рановато.
– О потомстве надо думать с самого рождения! Но не у всех получается. И вырастают такими… и потомство у них такое же… несчастное.
Я испуганно замер. Сердце вдруг застучало громко-громко. Всё! Всё пропало! Я опоздал! Двенадцать лет живу, а о потомстве ни разу не задумался…
– Всё-таки, мы тебя неправильно воспитывали, – сердито хмыкнул дед Илко. – Вроде умный, а совсем дурак. Ты рос, учился, был добрым, трудолюбивым, маму любил, отца почитал, и на судьбу редко роптал… Вот это и есть – думать о потомстве. О том, что ты ему, этому потомству, передашь. Какие духовные качества. Понятно?
Я вздохнул с таким облегчением, Сэвтя бы позавидовал. Это хорошо, что с потомством у меня всё в порядке. Только что такое любовь, по-прежнему не понятно…
– Бывает так, вот, как сегодня, понравится одной Душе другая, тянется она к ней, прирастает… и даже если, и вторая Душа очаруется первой и люди найдут друг друга привлекательными, а потом разочаруются друг в друге… Что будет с Душами? Вот это внучок, называется трагедия!
– Я про трагедию понял, а про любовь нет, – честно ответил я. И уставился на Илко.
– Любовь, это когда не только Души очаровываются друг другом, но и люди. Причем не только сердцем, но и умом. Честно, без уговоров и самообманов. Всё остальное – разновидности влюбленности, понимаешь?
– Понимаю.
– И пока ты не найдёшь такого человека, то есть, девушку, не позволяй своей Душе рваться и прирастать к каждой понравившейся Душе. Ты особенный человек, ты шаман. У тебя должно всё быть без обмана, один раз и на всю жизнь.
– А если я не найду такую, что тогда…
Ответить Илко не дали всполошенные Духи.
– Шепчетесь, а там людям плохо! – возмущался дед Сэвтя, он же Дух воздуха.
Я же ничего не почувствовал! Обычно моя Душа чутко сканирует пространство, а сейчас… Светится, очарованная… Да, ладно, пусть, если ей так нравится. Сами разберемся. И я строго спросил.
– Вы не паникуйте, по порядку рассказывайте!
– Ну, если по порядку… Ты помнишь, чем мы вчера занимались?
А как же, помню! Я этого век не забуду!
Вчера мои Духи объявили, что я засиделся. Я? Засиделся? Что мне пора выходить в люди! Я вздохнул, задвинул свои планы и пошёл. В люди! Что бы это ни значило. Несмотря на полярную ночь.
– Смотри, – велел Сэвтя, когда мы пришли на площадь. – Смотри на мир, как на Душу, видишь?
Я увидел слабое свечение вокруг домов. И чем больше я смотрел, тем сильнее оно сияло. Вернее, я стал лучше видеть. Ну, учусь я! Странное свечение: белое возле стен и крыш плавно переходило в другой цвет, а он в третий…
– Это коллективная Душа, Душа дома, жизни многих людей.
– А почему у них цвет разный? – удивился я. – Потому что люди разные? Мне вон тот, жёлтый с зелёным нравится.
– Правильно, это цвет радости, беззаботности, открытости миру. Зелёный – цвет творчества. Только так и должен сиять Дом культуры. А вон тот, дом с синим и розовым свечением, узнаешь?
– Ну, да, это же наша школа!
Сэвтя радостно кивнул.
– Синий, цвет волшебства и познания истины. Розовый – наивности, надежды, юности. Да, это наша школа и все в ней носят розовые очки.
Я немного смутился, собрался возразить насчёт очков, но увидел, как другой дом засиял красным цветом.
– Цвет власти и мудрости! Здание администрации района. А посмотри туда, – Сэвтя указал рукой. – Видишь тот дом?
– Дом вижу, а Душу нет, почему?
– Просто она чёрного цвета. Вернее, Душа с полным отсутствием цвета. Днем ты бы её увидел. Там городской морг.
Сэвтя вздохнул.
– Чёрный – означает тайну и угрозу, опасный секрет, который не должен быть раскрытым. И, как ни странно, это цвет силы и победы в последнем бою. А вот там больница. Люди страдают и борются за жизнь. Поэтому цвета Души: чёрный, синий, коричневый. Вообще, значений у каждого цвета много. Придёт время и ты, глядя на Душу дома или человека, неважно, сможешь рассказать о ней очень много. И понять. И тогда вылечить. А пока сходи, полечи вон тот дом.
Дом как дом. Чего его лечить? От чего?
– Просто подумай, какого цвета не хватает, какого мало. Не спеши, всмотрись.
«А что, прикольно,» – подумал я.
– Так… белый, это все цвета вместе, стартовая площадка. Потом идет фиолетовый, это старость, уход в себя… я бы перед фиолетовым добавил оранжевого цвета любви и легкости отношений. Тогда фиолетовый поменяет значение на духовные идеалы и спокойствие.
Деды уставились на меня с изумлением. Пришлось признаться.
– Я книжку читал. Ну, интересно же. А что такого?
Деды возмущенно перешёптывались о том, что нельзя оставлять ребёнка одного, кто-то должен быть, а вдруг, а если…
– Дедушки, как порчу снимать, я большой, а … Вы мне лучше скажите, а как этот дом лечить? Что я должен делать, чтобы появился оранжевый цвет?
Деды традиционно потупились и замолчали.  «Ох, как же мне не хватает Ингутана. Он бы не только рассказал, ещё и показал бы. Деды конечно всё видели…»
– Но не слышали! – скромно уточнил Вадё. – Мы вообще в сторонке стояли. А он вокруг ходил, в бубен стучал, приговаривал что-то.
– Что, совсем-совсем не слышали? А смотрели и ничего не поняли? А я что делать должен?
– Только не психуй, не нарушай… какая там по счету заповедь? Ну ладно, ты, вот что, внучок,… Ты, поди, походи вокруг, вдруг до тебя дойдет, что надо говорить, – ласково предложил Вадё.
В полном недоумении я пошёл, тихо радуясь, что бубна нет. Хорош бы я был! Мало того, что кругами вокруг чужого дома, так ещё и с бубном. Сидят люди тихо перед сном телевизор смотрят, а тут бах-бах- тарабах! И вся конспирация коту под хвост. Я бродил вокруг двухэтажного деревянного дома, от нечего делать, (ну бубна же нет), рассматривал эту гордость заполярной архитектуры шестидесятых годов и пришёл к выводу, что домик-то ничего!
Логичный такой, приятный дом. Как наверно хорошо жить в таком доме. Окошки эти леденцовые в деревянных рамах, розовые, зелёные… тепло там, уютно. Вон из трубы дым идёт, вкусный такой, душевный. И как-то незаметно стал с домом разговаривать.
– Что, хорошо тебе стоять? Не скрипишь на морозе? Жильцы, небось, тебя любят, печки топят, греют тебя. И правильно, чего тебе скрипеть, ты ещё совсем молодой, зато такой мудрый… это ж, сколько поколений в тебе родилось и выросло. Ты же их по именам всех знаешь с пеленок. Приятно должно быть, ты один, а деток много. И все как один мордатые, улыбчивые… хорошая жизнь у тебя была. И будет ещё, зря ты себя старым чувствуешь. Ой, зря. Столько ещё интересного...
И тут я заметил, что Духи мои  как-то странно себя ведут: подпрыгивают, хлопают в ладоши, хлопают друг друга по плечам… Замерзли, что ли? Но Духи не мёрзнут. А они глазели на крышу и им было на меня… Всё равно им было, что со мной.
Оранжевая полоска сияла между белым цветом и фиолетовым, как будто всегда тут была. Значит, вот что нужно говорить. А тихо, чтобы никто не слышал, какая это ерунда.
– Это для тебя ерунда, а для этого дома, для его Души, это может первые добрые слова, – подпрыгивая от радости, сказал Дух воды Нойко.
Дух земли Вадё высказался точнее.
– Большинство людей даже не представляют, что у дома есть Душа. Что её любить надо, говорить с ней и благодарить за тепло. Ты шаман, ты знаешь…
– Теперь знаю, – вздохнул я. – Только, мне кажется, так не бывает, чтобы простые слова…
– Тогда говори сложными! – потерял терпение Сэвтя. – Разве дело в словах, вообще? Дело в чувствах, которые стоят за этими словами! Ну и в энергии, которая в каждом звуке.
– Да, внучок, и не забывай, что мысль материальна, по крайней мере, так говорили на уроке естествознания, – добавил Нойко. – Обожаю этот предмет!
В эту ночь я уснул только под утро. Мне было хорошо. Я же видел эту оранжевую полоску, значит, у меня получилось. Может заговор Ингутаны – это и есть слова любви другими словами? Я понял! Когда я говорю слово, я его чувствую, а Душа, с которой я говорю, понимает это чувство. Ну да, люди понимают слова, а Души только чувства. Тогда не важно, вслух я говорю или про себя, мысленно... Как же всё сложно и как просто...
– Ну, вспомнил? – наседал Сэвтя. – Тогда пошли, а то у него Душа совсем померкнет.
– У кого померкнет? – изрядно испугавшись, спросил я. – У него порча или…
– Или! – строго сказал Сэвтя.  –  Ну, бегом… тут недалеко…
Пока я бежал, Духи рассказывали, что, когда Илко увёл меня на секретный разговор, они, пользуясь случаем пошли погулять. Гуляли. Рассматривали Души людей и домов. И увидели странного дядьку, у которого была белая Душа. Дядька печально шёл, не глядя по сторонам еле передвигая ноги.
Когда я увидел его, одиноко бредущего по дальней заснеженной аллее сквера вокруг почти прозрачного белого пятна его Души  мерцала чёрная полоска. И тут моя Душа очнулась от любовного тумана! И потянула меня к этому странному человеку.  «Да как же я лечить его буду, я же не умею!» – мысленно закричал я и почувствовал, что умираю. Щедро укрытые инеем деревья кружили вокруг меня странным хороводом. Я весь был в инее, колючие льдинки застревали в горле. Меня трясло и корежило, словно я был изо льда.  Это было больно и страшно. И тут Душа моя тихонько застонала, и я понял, – это моя настоящая боль, от потери. Его потери.
Не знаю почему, меня этому никто не учил, я пошёл за умирающей Душой и стал мысленно ей говорить. «Ты не виновата, так бывает. Ты знаешь, так бывает у всех… ты не виновата в своем горе… горе, оно такое горькое…»
Я повторял это снова и снова, как заговор, как молитву. И вдруг мы все, я и мои Духи, и моя Душа вздрогнули, потому что дядька этот заплакал. Громко и тихо. Он упал на ближайшую скамейку, закрыл лицо руками и плакал, и стонал. Громко и тихо.
А я, очнувшись, заговорил. Мысленно. Тихо и громко. Только это были не мои слова. «Это жизнь, это такая несправедливая жизнь, которую ты не просил. Она такая у всех, люди уходят. Но они остаются. И слышат всё и, страдают, видя твои слёзы. Они знают, как тебе больно, как ты тоскуешь, им жаль, что тебе больно… Они прошли через смерть, пожалей их, не заставляй их смотреть, как ты плачешь. Поверь, они всегда с тобой…»
Я не помню, что я говорил. Может потому, что это говорил не я? Мне всего двенадцать лет. Я и слов таких не знаю. Я впервые встретился со смертью, с безысходной тоской, с невозможностью … никогда … никогда … и тогда я сказал, мысленно сказал. «Они простили тебя, теперь ты прости себя…»
Повернулся и пошёл. «Я стал плохо видеть,» подумал я, и вытер мокрое лицо рукавом. И сказал.
– Это несправедливо, неправильно всё это… Ну, как он там, жить будет?
– Будет, – тихо ответили Духи. – Прости нас, Натена…
– Вы ни в чём не виноваты. Это я родился шаманом, вы тут ни при чём.  Просто я еще не всё умею. И мне всегда так больно! По-моему, я сам забираю боль у людей. А это неправильно. У каждого должна быть своя жизнь и своя боль. Ой, я опять говорю не то. А может, это говорю не я? Тогда ничего, тогда ладно. Ему можно, он же Игрутана.
И я ... тоже Ингутана.