Сказкотерапия в помощь родителям. Ч. 11

   Глава десятая
   МОЖНО ЛИ ОБИЖАТЬ СЛАБЫХ?

  «Маленькая собачка всю жизнь щенок» (поговорка).

   Существует общественный стандарт отношения к слабым и больным – их нельзя обижать и на них обижаться. Их защищают те, кто чувствуют себя сильнее – обычно, взрослые. Всем нам памятны ситуации, когда в классе начинается травля толстого мальчика или толстой девочки. «Жиромясокомбинат!» - так их дразнили лет тридцать тому назад. Реже достается очкарикам, очень часто просто застенчивым, неуверенным в себе детям. Практически никогда не смеются над ребенком, который плохо двигается в силу болезни или увечья. Детям с умственной отсталостью достается немало, особенно, если они реагируют на насмешки с наивностью своего неискушенного ума.
   
   Однажды я задумалась, какую роль могут играть насмешки и позиция сочувственного понимания – с другой стороны, для того, над кем смеются. Этим размышлениям до некоторой степени помогла одна статья по социальной работе. Лейтмотивом в ней звучала тема о параллельности и прямой зависимости двух общественных институтов – благотворительности и нищенства. Т.е. чем больше в обществе занимаются благотворительностью, тем больше процветает нищенство. Тем популярнее убожество и беспомощность.
 
   С сочувствием все понятно – ты принят таким, какой ты есть. Это гуманно и социально одобряемо. Меняться тебе не надо, не надо худеть, не надо пытаться видеть без очков (а ведь современные технологии здоровья дают немалые возможности в том и другом случае). Мы, таким образом, поощряем обреченность на нездоровую жизнь, реализацию только генетической программы ребенка, но не его активную жизненную позицию. 
  Дети, существа значительно более близкие к естественной жизни, обычно неплохо подмечают, кого именно можно дразнить - того, кого чувствуют потенциально способным  находиться в равной позиции,  кто на самом деле не нуждается в скидках на немощь. 
   В японской системе дошкольного воспитания детей существует позиция минимального вмешательства взрослых в межличностные отношения детей. «У годовалых детей часто возникают «конфликтные» ситуации из-за игрушек. Однако даже ссоры являются важным элементом межличностных отношений, так как по мнению Масару Ибука (автора новейших концепций воспитания и обучения детей в раннем возрасте) «ссоры важны потому, что они развивают личную инициативу. Вмешиваться в ссоры детей – значит мешать развитию инстинкта жить в коллективе». Итак, уже на первом году общения у детей стараются выработать стабильные групповые отношения, когда каждый может «высказать свое критическое отношение к тому, что ему не нравится, выслушать совет, осмыслить реакцию товарища и т. д.» («Воспитание детей в японском обществе» – Степанишина А.И.).
 
   Разумеется, бывает немало случаев, когда к насмешкам побуждает состояние собственной ущербности насмешника, его несчастливость. Таким способом он самоутверждается, кого-то унизив. Тогда мы должны непременно вмешаться и уделить внимание не только жертве, которая не знает, как ей стать другой, но и обязательно, самому насмешнику – и не только в плане осуждения и критики, но и понимания его тайных мотивов, о которых он сам может не подозревать. 
 
   Работая в школе, я нередко встречала детей, ведущих себя жестоко и агрессивно по отношению ко всем, более слабым. Их собственная домашняя жизнь обычно оказывалась плачевной. Даже если семья была полная и внешне приличная, отношение к ребенку носило формальный характер, без настоящей заботы, его истинное состояние соответствовало заброшенности. Насмешник, таким образом, как и его жертва, имеет право находиться в зоне милосердия. Сколько-нибудь понятый и отогретый, он скорее поймет, над кем ему не стоит смеяться.
 
   Таким образом, если мы поймем насмешки, как своеобразный регулятор и стимул взаимного развития детей в коллективе и научимся отличать насмешку конструктивную, имеющую смысл, от жестокой и бессмысленной, то шансы детей обрести самих себя, становятся весьма неплохими. Тогда дети или поймут, что принадлежат к этому «птичьему двору» и постепенно «научатся нести яйца», либо они его покинут и станут искать свой двор, свою стаю. 
   Помните, гадкий утенок оказался на птичьем дворе случайно, и его, как непохожего,  приняли очень плохо.
- Ну вот, еще целая орава! Точно нас мало было! А этот-то какой безобразный! Его уж мы не потерпим!
   И сейчас же одна утка подскочила и клюнула его в шею.
 - Оставьте его! - сказала утка-мать. - Он ведь вам ничего не сделал!
- Это верно, но он такой большой и странный! - отвечала забияка. - Ему надо задать хорошую трепку!
- Славные у тебя детки! - сказала старая утка с красным лоскутком на лапке. - Все очень милы, кроме вот этого… Этот не удался! Хорошо бы его переделать!…
- Он больно велик! - говорили все, а индейский петух, который родился со шпорами на ногах и потому воображал себя императором, надулся, словно корабль на всех парусах, подлетел к утенку, поглядел на него и пресердито залопотал; гребешок у него так весь и налился кровью. Бедный утенок просто не знал, что ему делать, как быть. И надо же ему было уродиться таким безобразным, чтобы сделаться посмешищем для всего птичьего двора!
   Так прошел первый день, затем стало еще хуже. Все гнали бедняжку, даже братья и сестры сердито говорили ему:
-  Хоть бы кошка утащила тебя, несносного урода! А мать прибавляла:
-  Глаза бы мои на тебя не глядели!
  Утки клевали его, куры щипали, а девушка, которая давала птицам кopм, толкала ногою.
    
   Этого утенок не выдержал и бежал со двора куда глаза глядят. А теперь представим на минуту, что гадкого утенка приголубили и полюбили таким, каким он был. По закону импринтинга, раннего впечатывания программы жизни по ближайшему образцу, он бы по своим привычкам ничем не отличался от уток. И это была бы совсем другая сказка – должно быть, по-своему интересная. Но в данном случае утенок отправился на поиски своего собственного призвания.
   Причем, в дальнейшем, он даже нашел выгодным свое уродство: 
  «По болоту шлепали охотничьи собаки; камыш качался из стороны в сторону. Бедный утенок от страха хотел было спрятать голову под крыло, как глядь—перед ним охотничья собака с высунутым языком и сверкающими злыми глазами. Она приблизила к утенку свою пасть, оскалила зубы и - шлеп, шлеп  -  побежала дальше.
- Слава богу! - перевел дух утенок. - Слава богу! Я так безобразен, что даже собаке противно укусить меня!»
   На этом он мог бы примириться со своей жизнью и принять, что таких, как он, вообще не бывает, утвердиться в своей исключительности. Тем более, что дальнейшие приключения продолжали его убеждать именно в этом. Например, когда он попал в дом к старушке. «И утенка приняли на испытание, но прошло недели три, а яиц все не было. Господином в доме был кот, а госпожою курица, и оба всегда говорили: «Мы и весь свет!» Они считали самих себя половиной всего света, притом—лучшею его половиной. Утенку же казалось, что можно на этот счет быть и другого мнения. Курица, однако, этого не потерпела.
- Умеешь ты нести яйца?— спросила она утенка.
- Нет!
- Так и держи язык на привязи!
   А кот спросил:
- Умеешь ты выгибать спинку, мурлыкать и испускать искры?
- Нет!
- Так и не суйся со своим мнением, когда говорят умные люди!
 
   И здесь не остался бедный гадкий утенок, казалось бы, окончательный неудачник. Оказавшись на воле, он увидел прекрасных лебедей и невольно восхитился ими. Внутреннее сродство притягивало. Только для того, чтобы признать себя равным с ними, ему понадобилось два зеркала: озерная гладь, в которой он увидел себя и, главное, зеркало отношения к нему прекрасных птиц. «Не беда появиться на свет в утином гнезде, если ты вылупился из лебединого яйца! Теперь он был рад, что перенес столько горя и бедствий — он лучше мог оценить свое счастье и все окружавшее его великолепие».

   Конечно, описанный Андерсеном путь почти невероятно сложен. Многие ли из нас способны так длительно и опасно искать себя? Милтон Эриксон говорил: «Тяжелая жизнь – это страшное преимущество». Сам доктор Эриксон практически поднял себя из мертвых после тяжелейшей формы полиомиелита, который он перенес в семнадцать лет и с последствиями которого творчески сосуществовал всю свою жизнь.
   История гадкого утенка, по сути дела, это история практически нормального, но не соответствующего своей социальной ячейке существа. Если пользоваться терминами дефектологии, он при отсутствии реального дефекта мог иметь высокий уровень «дефективности», т.е. субъективного переживания выключенности из нормальной  жизни. Дефект, являясь почвой для субъективных переживаний, обладает в то же время эффектом мощного стимула к собственным изменениям, либо изменениям и поискам нужной среды для себя.
   
   Теперь можно подвести некоторые итоги под всеми этими фактами. Однако они сводятся к тому золотому правилу воспитания, которое  уже давно открыл выдающийся русский педагог К.Д. Ушинский: «Воспитание, если оно желает счастья человеку, должно воспитывать его не для счастья, а приготовлять к труду жизни». Т.е. счастье, по сути дела является не целью существования человека, а побочным продуктом его успешной самоактуализации,  во многом – результатом хорошего воспитания.
 
   От нас, взрослых,  зависит то, как ребенок отреагирует на насмешки – как на ущерб себе или повод для развития и совершенствования своей природы. А, с другой стороны, потребность в мирном сосуществовании обязывает нас интегрировать детей в одном пространстве и терпеливо доводить до их сознания, что  совсем одинаковыми мы быть не можем, что в полотне нашей совместной жизни переплетено множество нитей разных цветов и оттенков, образующих дивный по красоте и целесообразности ансамбль.