Жизнь поднебесная-11. Север

Глава 11. Север

В нашем мире люди с высшим образованием считаются высшей кастой, и это неправильно. Плохой юрист, врач или инженер так и останутся изгоями в своей профессии, зато хороший повар, строитель, швея могут достигнуть достойных вершин, обеспечить себе приличное существование. Так думала я, когда шагала на любимую работу в школу, а там, тщательно разбирая справки от врачей, освобождающие от прививок, вновь и вновь невольно вспоминала случай, который не забудется никогда. 

Тогда я сидела в декретном отпуске с Олесей. Вечером привела из детского садика сына, а он  внезапно схватился за живот. Позже узнала, что ему без моего согласия сделали прививку АКДС (от коклюша, дифтерии, столбняка). Павлика стало рвать, приехал с работы Сергей, его трясло. Измерили температуру – 39, 6. Помню, как металась между ними, а в кресле сидела испуганная дочка и плакала. Сыну становилось хуже и хуже, я вызвала «скорую», нас увезли в стационар в дальний район мегаполиса.

А теперь самое страшное.

Два часа ночи, я возвращаюсь из больницы, прижимая к груди одежду Павлика, редкие фонари подслеповато щурятся вдали, кругом ни души, а впереди чёрные контуры деревьев. Молюсь Богу, местность незнакомая, и куда выведет дорога, не знаю. Но Господь сжалился, меня догнал парень, довёл до проспекта, где ходили машины, вызвал такси и заботливо усадил в салон.

Эта картина мучает всю оставшуюся жизнь, как закрою глаза, вижу бредущую по тропинке к огромному парку потерянную молодую женщину, чьи мысли мечутся между ребёнком, положенным в стационар под капельницу, мужем с запредельной температурой и маленькой плачущей дочкой в кресле. 

Врачи заверили, что не окажи они вовремя помощь, ребёнок бы умер – и это из-за элементарного наплевательского отношения к своей работе садовской медсестры: посмотри она медицинскую карточку, увидела бы, что Павлик неделю назад перенёс ОРЗ. Конечно, надо было подать на неё в суд, но Господь всё расставит по своим местам и без меня. Я это твёрдо знаю.

В школе меня уважали, а я любила детей, особенно трудных подростков. Проведав об этом, учителя вели их ко мне на беседу, и я узнавала, что вся «трудность» ребятишек заключалась в том, что их не понимают и не любят. А стоит понять, сказать доброе слово, они раскрепощаются и начинают рассказывать о проблемах. Самым удивительным оказалось то, что я нашла себя, ведь общение с людьми – ступень познания своего «я».

Например, заходит в кабинет недовольный чей-то родитель, ты вежливо усаживаешь его напротив, спокойно выслушиваешь ворчание или негодование, мягко отвечаешь на вопросы, объясняешь ситуацию, и от тебя уходит совершенно другой человек, он благодарит и улыбается, а я так люблю улыбки. Только ради них стоит жить.   

Уроки я всё же вела: биологию и ОБЖ (основы безопасности жизни). С мелкотой было легче, но бравые десятиклассники поначалу устроили мне экзамен. Ещё бы не устроить, молоденькая преподавательница выглядела не намного старше их. 

Сначала я растерялась от шума и невнимания к своему приходу в 10-А класс, но виду не подала, затем взяла себя в руки и стала говорить тише, приём не подействовал, я села на стул и перешла на шёпот. Теперь уже растерялись они. Гомон утих, я вызвала к доске самого словоохотливого и попросила повторить то, что только что произнесла. Он впал в ступор, я хладнокровно поставила в журнал двойку и вызвала следующего. Ситуация повторилась.

И тут мои подопечные уразумели, что со странной учителкой связываться не стоит. Забегая вперёд, скажу, что отношения у нас стали настолько хорошими, что десятиклассники сильно огорчились, узнав о моём увольнении, а один, красивый семнадцатилетний мальчик, признался в любви.

Жизнь продолжалась, периодически придумывая сюрпризы. Серёжа стал летать вахтой на север, так как денег, которые мы зарабатывали в мегаполисе, по его мнению, не  хватало. А ему хотелось и машину купить, и по миру попутешествовать. Думали, полетает немного и вернётся, но ничего нет постояннее, чем временное. Ярое желание мужа обеспечить семью меня не очень радовало, я не привыкла к большим деньгам и умела на всём экономить – прошлое приучило.

До сих пор помню, как стояла на лоджии и смотрела на удаляющуюся фигуру единственного и неповторимого. Вахтовый самолёт улетал рано утром, а потому Сергей уходил на автобус поздно ночью. Две недели без любимого – это было нечто страшное, все дела полностью ложились на мои плечи, ведь помощи ждать было неоткуда. Почему я, несмотря на многочисленные трудности, не звала на помощь свою маму? Она, как всегда, болела. Врачи ничего опасного у неё не находили, но исправно клали в больницы и давали путёвки в санатории

А однажды перенесённый Серёжей грипп закончился поражением вестибулярного аппарата, мужа с сильнейшим головокружением положили в больницу. И тогда позвонила свекровь.

- Яночка, любимая моя дочка, - слезливо произнесла она, – мы с Иваном Васильевичем развелись. Не можете ли принять меня назад? Понимаю, что по закону потеряла право на квартиру, так как долго отсутствовала, но вы – мои дети, неужели бросите в беде?

Я оторопела: вспомнились обиды, нанесённые Верой Павловной, но железная логика «мать - это святое» взяла верх. К тому же, свекровь может помочь мне сейчас, когда так необходима поддержка. И я, не спрашивая Сергея, согласилась. Сколько он потом негодовал, узнав о моём решении, сколько говорил, что матушка, как законная жена, могла бы разменять огромную квартиру отставного полковника!

Но дело сделано, назад пути нет. Почему свекровь позвонила именно мне? Потому что знала, что добрая и доверчивая Яна её пожалеет.

Вера Павловна прибыла через две недели после того, как Серёжу выписали из стационара. Ещё через неделю пришёл контейнер с вещами.

- Я буду сидеть в своей комнатке, как мышка, - прошептала она, когда в первый день приезда опустилась на кровать, и попросила вынести койки внуков. Мы с мужем поняли, что нам придётся спать в проходном зале, загородили диван портьерами, и стали их задёргивать на ночь. И тогда Сергей вновь вспомнил про квартиру, которую бы получил на работе, если бы не было этой жилплощади.

Время шло. Постепенно свекровь вошла в роль хозяйки, начала командовать, устраивать шумные скандалы и настаивать на размене жилья. Я скандалить не умела, - родители уважали друг друга,-  а потому тяжело воспринимала её провокационные выходки.

- Я уже пожилая, мне покой нужен, - выговаривала она, когда вечерами собиралась вся семья, - давайте жить отдельно.
«Какой покой? – удивлялись мы. – Весь день сидит дома одна, неужели мы ей мешаем»?

По тем временам, по закону, на каждого человека должно было быть не менее семи квадратов жилья, иначе не прописывали, а поэтому мы безуспешно искали однушку с площадью больше двадцати восьми квадратных метров. Разменять трёшку на одно и двухкомнатную оказалось нереальным.

- Здесь мне больше не видать квартиры, - после очередных попыток расстаться с матерью однажды сказал Сергей, - но её могут дать на северах. 
И я согласилась.

Квартиру дали быстро: трёхкомнатную, с раздельными комнатами, двумя широкими лоджиями, гораздо большей площади, чем в мегаполисе. Девятиэтажка, построенная из гомельских плит, стояла рядом с тайгой, и я, непривычная к близости природы, первое время не могла смотреть на тёмные очертания сосен, они казались враждебными всему живому в этом милом, уютном городке с чистыми улочками и покрашенными в яркие цвета домами. 

Всё, что заработал Серёжа, летая по вахтам, положили в банк, машину продали – набралось около двадцати тысяч рублей. На те деньги могли бы купить жильё для свекрови, но в советские времена квартиры не продавались, в кооператив вступить было невозможно, а ехать в пригород в благоустроенный, но частный дом Вера Павловна наотрез отказалась.

За машиной летали в Ташкент из-за неплохого автомобильного рынка. Подержанная «ласточка» стояла в Узбекистане в гараже и не эксплуатировалась, поэтому нас не подвела ни разу, а ведь на ней мы исколесили полстраны. 

Помню, в Ташкенте Сергей впервые уверенно сел за руль только что купленного жигулёнка, и мы вчетвером двинулись в обратный путь, который составлял три с половиной тысячи километров. И ведь доехали без единой царапины – Господь берёг. Позже, уже в девяностых, на дорогах страны появились банды, которые останавливали туристов, грабили их и отбирали транспорт. В советские времена можно было в любом понравившемся месте разбить палатку и заночевать. 

Часто думаю о Советском Союзе, кто лучше жил в нём? Конечно, дети и пенсионеры. Первые всячески опекались государством, вторые получали приличные пенсии и всегда были первыми в очередях. Когда я спешила в школу, они уже кучковались возле дверей продуктовых магазинов и весело переговаривались. Утром привозили молочку, она продавалась и в течение дня, но именно начало работы тогдашних «супермаркетов» привлекало пожилых людей.

«Кто не работает, тот ест», -  сердито бросали в их сторону бегущие на работу люди, не имеющие бабушек и дедушек, а потому иметь стариков в семье считалось везением, они не только помогали с внуками, но и заполняли качественной едой холодильники потомков.

Были ли мы счастливы в условиях нехватки некоторых продуктов питания? Уверенно скажу, были, ведь главное не дефицитная пища, а высокие моральные устои общества, в котором живёшь, и знание, что могучая любящая Родина поддержит в трудную минуту.

Тосковали ли тогда по заграничным шмоткам и жвачке? Лично я всегда могла выбрать из имеющегося в магазинах ассортимента одежды и обуви что-то понравившееся, да и ателье предлагали свои услуги. А тканей продавалось невообразимое множество. Правда, новомодный кримплен не сразу появился на прилавках, но со временем и эту проблему государство решило. А джинсы? Джинсы тоже носили, покупали их у фарцовщиков. Но разве могут заменить ковбойские штаны уверенность в завтрашнем дне?

Мы верили государству, и хотя слагали незлобные анекдоты про некоторых членов правительства, по-своему любили их. Мирная Родина не поддерживала националистические чувства. В том же Узбекистане все ощущали себя равными, но копнул Горбачёв национальное самосознание, и….  пошло-поехало, выжили узбеки русскоговорящих из республики.

Итак, забронировав жильё в мегаполисе, обставив его новой дорогой мебелью на случай возвращения, мы снова оказались на севере, и пока не пришёл контейнер с вещами, спали на полу, но радовались вновь наступившей независимости. Познакомились с соседями, у всех имелись дети, подъезд звенел их голосами, а двор, оборудованный качелями и каруселями, с утра и до вечера был полон поколением, которое вот-вот столкнётся со страшным беспределом, приготовленным ему алчными перевёртышами. 

 
Продолжение следует : http://proza.ru/2020/12/25/685