Изольда, ч. 1, 2

TE, TEBE, VNA, QVAE ES OMNIA, DEA ISIS. Тебя тебе [посвящаем], Богиня Исида, ибо Ты, единая, еси всё.

Ч. 1

Изольда Моисеевна была старожилом Одессы и пользовалась большим авторитетом у родственников, знакомых и близких. Она щедро раздавала налево-направо рекомендации и советы. Когда наступали очередные трудные времена, эти советы ценились особенно высоко. Ей очень хотелось, чтобы Одесса была безвизовой и для Европы, и для Америки, и для Израиля и чтобы была под ядерным «зонтом» НАТО. Когда президентом Украины избрали Зеленского, Изольда вздохнула полной грудью, торжественно и победно убедилась в правоте своих позиций и предсказаний. Сменяемость властей, движение в сторону европейских моделей демократии, продажа земли стали аргументами победной политической позиции Изольды. Единственным «слабым местом», неопределённостью для Моисеевны был олигарх Коломойский. С одной стороны, с преступностью, социальной несправедливостью, коррупцией следовало «кончать», следовательно, олигарха Коломойского надо было «приструнить», ограничить, с другой стороны, сам Зеленский стал президентом за счёт Коломойского, так что без Коломойского было «нельзя», по крайней мере, «пока». Как долго будет это «пока», было неясно. А неясности Изольда не любила, неопределённость она считала слабостью. Россию Изольда считала тоталитарной, колониальной империей, которая должна была распасться, но, в отличие от многих своих друзей, полагала, что не стоит требовать Крым обратно, поскольку, по её рыночным прикидкам и расчётам, содержание Крыма обошлось бы слишком дорого. А так можно постоянно предъявлять претензии России и требовать энергоносители в качестве компенсации за «аннексию Крыма». Богатые родственники Изольды хорошо устроились в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и Майами, родственники победнее жили в Израиле, а с недавних времён и в Испании. Их регулярно приходилось навещать, поскольку в Одессу те не очень хотели прилетать…
Все мужчины в  роду Изольды были доверчивы к людям и склонны на необдуманные поступки. Им ни в чём не везло. Дед Изольды был раввином, но его выгнали  за кощунство, но он с помпой и нравоучениями прожил ещё сорок пять лет, изучал иностранные языки, путешествовал по миру и стал сходить с ума только на восемьдесят девятом  году жизни. Из всей семьи оставались только безумный дядя Соломон, мой отец и я. Мой отец был недоверчив к людям, он обижал их своим неверием, спорами и разоблачениями их лжи, воровства, алчности, что не могло нравиться даже друзьям. Люди не прощали ему этого и мстили. Отец считал, что бог сам по себе ничего, но слишком запустил дело управления миром. Поэтому и богом, и всем на самом деле управляет какой-то алгоритм типа злобной сучки-судьбы.  И вот только я одна оставалась белой и пушистой  из всей нашей семьи.
Обучал меня Торе и древнееврейскому языку старый еврей Либерман. Он забывал свои прежние рассказы и поэтому повторно любил рассказывать, как в древние времена Давид, царь иудейский, победил Голиафа, и подобно этому  народ наш силой своего ума должен победить врагов, окруживших нас и жаждущих нашей крови.
История, которую я рассказываю, - это эмоции, связанные с моим обучением  в первом классе музыкальной школы, куда меня взяли легко к нашей знакомой преподавательнице, как только мне купили скрипку и я начала пиликать на этой скрипке нечто ужасное. По пятницам я возвращалась домой поздно, после шести уроков в обычной и трёх уроков в музыкальной школе. Хождение по улице не казалось мне пустым занятием. Во время ходьбы удивительно хорошо мечталось. Я читала вывески, рассматривала фасады домов, витрины магазинов. Я их хорошо знала, но для себя считала, что вижу в них что-то зашифрованное,  таинственное. Если говорили при мне о магазине, я вспоминала вывеску, на ней потёртые или светящиеся неоновыми огнями буквы, прилавки, кассиршу, запахи, лица покупателей.  Из всего этого и событий, увиденных во время хождений, и состоял образ  моего родного города. Конечно, сюда надо добавить дюка, бульвары, пляжи, Модаванку, Пересыпь и анекдоты. Но для одесситки это смешивается с запахами моря, рыбы, привоза, кухонь.
Я любила ходить по Дерибасовской, там было больше всего людей.
Та суббота, о которой мне хочется рассказать, приходилась на май. В эту пору цветут акации, наполняя воздух сладостной страстностью. Цветут каштаны, розы. Я чувствовала весенние запахи и наполнялась любовными фантазиями, от которых краснели щёки и губы.  Ходьба занимала у меня много времени. Я долго рассматривала бриллианты в окнах ювелирных магазинов, читала театральные афиши. Однажды я вдруг наткнулась на высокого студента с чёрными усами и недовыбритыми щеками. Мне всегда хотелось потрогать чёрные волосики на теле мужчин. Он улыбнулся и спросил меня: «Изучаете? Можно познакомиться?» Я смутилась и покраснела. Мы понравились друг другу с первого взгляда. Он оживлённо рассказывал о себе и обо всём, что приходило ему в голову. Так он проводил меня до дома.
Этот субботний день полагалось проводить у бабушки. У неё была отдельная комната в самом конце квартиры, за кухней. В углу комнаты стоял электрокамин: бабушка всегда зябла. В комнате было жарко, душно, и от этого мне всегда бывало тоскливо, хотелось вырваться, хотелось на волю. Я перетащил к бабушке свои книги, ноутбук,  пюпитр и скрипку. Стол для меня был уже накрыт. Бабушка села в углу. Я ел. Мы молчали. Дверь была заперта. Мы были одни. На обед была холодная фаршированная рыба с хреном, наваристый борщ, жареное мясо с луком, салат, компот, кофе и пирожное. Я съела всё. Бабушка убрала посуду. В комнате сделалось чисто. На окошке стояли чахленькие цветы.
Их бабушка очень любила. Бабушка по субботам была добрая, в праздничном шёлковом платье, сидела в углу, а я должна была заниматься. Должен был прийти учитель музыки.
Я сидела за столом и погрузилась в свои мечты и грёзы. Из этого мечтательного состояния меня вывел звонок. Пришёл учитель музыки Иосиф. Я ненавидела его в такую минуту, ненавидела гаммы, эту непонятную, ненужную визгливую музыку. Начали мы заниматься. Я-то бабушку не боялась, но под зорким оком бабушки приходилось испытывать на себе неумеренное усердие учителя музыки. Он чувствовал себя очень необычно в этой отдалённой комнате перед враждебной, холодно следящей старухой. Наконец занятия закончились. Я облегчённо вздохнула. Бабушка на прощание протянула учителю руку. Я пошла провожать учителя. На пороге, когда он уже выходил из прихожей, вдруг резко повернулся ко мне, прижал к себе и поцеловал в губы. Я почувствовала, как его язык вошёл в мой рот. Ощутила его руки, поднимающие мою юбку. Я от неожиданности совсем  растерялась. Он отпустил меня, как-то загадочно улыбнулся и прошептал: «Продолжим потом». Это был мой первый серьёзный поцелуй. Я почему-то представила потом вместо учителя музыки своего нового знакомого студента…

Ч. 2

Вскоре события поважнее вытеснили эти эмоции и фантазии. С одноклассником моим Тёмой мы повадились  бегать в яхт-клуб  к одному старому матросу. Тёма был гений в торговых делах и по жизни выполнил всё, о чём мечтал. Сейчас он миллиардер в Нью-Йорке, совладелец нескольких крупных компаний и банков. Он брал  меня с собой потому, что я молча исполняла ту роль, какую он хотел. Он покупал у матроса наркотики и товары,  провозимые контрабандой.
Тёма продавал товары директорам банка,  богатым грекам и армянам. Он наживал на них сто на сто…
Как-то матрос взял нас на свою шлюпку. Тяжёлые волны у дамбы отдаляли нас всё больше от причала. После морской прогулки мы перекочевали за волнорез. Там на клочке песчаной отмели обитали мальчишки с Приморской улицы. С утра до ночи они не натягивали на себя штанов, ныряли под шаланды, воровали на обед бургеры и дожидались той поры, когда появятся судна с арбузами и эти арбузы можно будет раскалывать о портовые причалы. Мечтой моей сделалось уменье плавать. Стыдно было сознаться бронзовым этим мальчишкам в том, что, родившись в Одессе, я до тринадцати  лет не умела плавать. Уменье плавать казалось мне недостижимым. Водобоязнь всех предков — раввинов и менял — тянула меня ко дну. Вода меня не держала. Нахлебнутая солёной водой, я возвращалась на берег — к скрипке и нотам. Я была привязана к этим орудиям пыток и таскала их с собой. Борьба раввинов с морем продолжалась до тех пор, пока надо мной не сжалился водяной бог тех мест — бывший инструктор по плаванию Ефим. Он ждал нас  на Молдаванке, вёл  к морю, играл с нами, делал с нами гимнастику, учил нырять, плавать,  обучал песням и рассказывал занимательные истории. 
За единоборством моим с волнами Ефим следил внимательно. Увидев, что надежды нет и что плавать мне самой не научиться, он включил меня в число своих учениц. Я полюбила этого человека так, как только может полюбить старика девочка, страдающая истерией и мигренью. Я не отходила от него. Он как-то сказал мне:
— Ты не суетись, укрепи свои нервы и волю. Плавание придёт само, если подружишься с водой и будешь ложиться на воду, спокойно дыша. С чего бы воде не держать тебя, если она держит на себе всё, что наполнено воздухом?
Я как-то прочитала рассказы Бабеля и увидела много сходства и почти повторений в судьбах одесских мальчиков и девочек.  Увидела их особое отношение к природе. Они вдыхали с детства запахи цветов. Они любили яркие цветы, наполнявшие одесский пейзаж. Сирень и акацию. Дерибасовская и Греческая улицы были обсажены акациями.
Мне стало четырнадцать лет. Совсем, как во времена Бабеля, в Одессу приехала на гастроли итальянская труппа. И произошло то, что по описанию один в один напомнило давно прошедшие события и впечатления. Просто дежа вю какое-то.  Я принадлежала уже к неустрашимому корпусу театральных фанатов. Мы стали посещать и разбираться в оперном искусстве, особенно в итальянской опере. Давали в тот вечер сицилийскую народную драму, историю обыкновенную, как смена дня и ночи. Дочь богатого крестьянина обручилась с пастухом. Она была верна ему до тех пор, пока из города не приехал барчук в бархатном жилете. Разговаривая с приезжим, девушка невпопад хихикала и невпопад замолкала. Слушая их, пастух ворочал головой, как потревоженная птица. Весь первый акт он прижимался к стенам, куда-то уходил в развевающихся штанах и, возвращаясь, озирался. Антракт был сделан для того, чтобы дать девушке время созреть для измены. Мы не узнали её во втором действии — она была нетерпима, рассеянна и, торопясь, отдала пастуху обручальное кольцо. Тогда он подвел её к нищей и раскрашенной статуе святой девы и на сицилийском  наречии сказал:
— Синьора, — сказал он низким своим голосом и отвернулся, — святая дева хочет, чтобы вы выслушали меня. Джованни, приехавшему из города, святая дева даст столько женщин, сколько он захочет; мне же никто не нужен, кроме вас, синьора… Дева Мария, непорочная наша покровительница, скажет вам то же самое, если вы спросите её, синьора…
Девушка стояла спиной к раскрашенной деревянной статуе. Слушая пастуха, она нетерпеливо топала ногой. На этой земле — о, горе нам! — нет женщины, которая не была бы безумна в те мгновенья, когда решается её судьба… Она остаётся одна в эти мгновения, одна, без девы Марии, и ни о чём не спрашивает у неё…
В третьем действии приехавший из города Джованни встретился со своей судьбой. Он брился у деревенского цирюльника, разбросав на авансцене сильные мужские ноги; под солнцем Сицилии сияли складки его жилета. Сцена представляла из себя ярмарку в деревне. В дальнем углу стоял пастух. Он стоял молча, среди беспечной толпы. Голова его была опущена, потом он поднял её, и под тяжестью загоревшегося, внимательного его взгляда Джованни задвигался, стал ёрзать в кресле и, оттолкнув цирюльника, вскочил. Срывающимся голосом он потребовал от полицейского, чтобы тот удалил с площади сумрачных подозрительных людей. Пастух стоял задумавшись, потом он улыбнулся, поднялся в воздух, перелетел сцену городского театра, опустился на плечи Джованни и, перекусив ему горло, ворча и косясь, стал высасывать из раны кровь. Джованни рухнул, и занавес скрыл от нас убитого и убийцу. Ничего больше не ожидая, мы бросились в Театральный переулок к кассе, которая должна была открыться на следующий день.
       Тем временем бабушка стала чувствовать приближение смерти и решила посвятить меня в таинства богини Изиды (Исиды), в честь и продолжение которой меня назвали Изольдой.
Я слышала об Изиде многое и раньше, но не представляла из всей мифологии единой картины, тем более как проявление самого Единого. Оказалось, что все наши древние знания взаимосвязаны. Одно является проявлением другого. В Птолемеевском эллинистическом Египте Исида превратилась в полноценное божество со множеством индивидуальных ролей. Она воспринималась как Владычица всего, Всевидящая и Всемогущая, Спасительница, Учредительница, Судьба, Мудрость, Покровительница царствующей династии и т.п. В первом тысячелетии до нашей эры Осирис и Исида стали самыми почитаемыми египетскими божествами, при этом Исида переняла черты многих других богинь. Правители Египта и его южного соседа, Нубии, построили храмы, посвящённые Исиде, а её храм на острове Филе посреди Нила был религиозным центром как для египтян, так и для нубийцев. В эллинистический период (323–30 гг. до н.э.), когда Египтом правили греки, Исиде поклонялись как греки, так и египтяне. Греческие приверженцы Исиды приписывали ей черты, взятые у греческих божеств, такие как изобретение брака и защита кораблей в море. После того как эллинистическая культура была воспринята Римом в первом веке до нашей эры, культ Исиды стал частью римской религии.
       Единое расщепляется, когда оно хочет, где оно хочет и как оно хочет. «А сколько добра творит людям Исида, супруга Осириса, когда она к ним благосклонна, и сколько зла, когда она разгневана! Ведь боги земные и мирские подвержены гневу, потому что они созданы людьми из одной и другой природы».
Исида и Осирис — существа, единственно достойные прочесть священные книги Гермеса:
«Это они познают все тайны моих писаний и разделят (их): нечто они удержат, но прежде они начертают на стелах и обелисках то, что относится к благодеяниям для смертных». Они, наученные Гермесом тому, что всё вокруг наполнено демонами, начертали (это) на сокрытых стелах. Они единственные, наученные Гермесом тайным законам Бога, стали для людей основоположниками и законодателями ремёсел, знаний и всяких занятий».
Исида и Осирис — «великие посвящённые» в сокровенное знание, в «тайные законы Бога», которые им открыл Гермес. Первыми в цепочке «посвящённых» были Гермес Трижды Величайший и Камефис (Камутеф), «Бык своей матери», потом — Исида и Осирис, и, наконец. Хор, получающий откровение от Исиды. В герметическом трактате «Корэ Косму» Исида в пространном монологе открывает Хору тайны мироздания: сотворение Богом вселенной, прочих богов и бессмертных душ. Согласно сообщению Ипполита, передающего учение гностиков-наасенов, Исида одета в семь одеяний, которые символизируют семь эфирных «одежд» природы, семь планетных сфер (Hippol. Ref. V,7.22-23).
«Прибыла Исида со своими чарами, и было в устах её дыхание жизни. Ведь слова, речённые ею, уничтожают болезни и оживляют тех, чье горло не дышит. И она сказала: — Что случилось, божественный отец мой? Неужели змей влил в тебя свой яд? Неужели один из созданных тобой поднял свою голову против тебя? Я повергну его своими заклинаниями... Исида сказала Ра: — О мой божественный отец, скажи мне своё имя, ибо тот, кто скажет своё имя, будет жить. Ответил Ра: — Я — создатель неба и земли. Я сотворил горы и всё то, что на них. Я — создатель вод. Я сотворил Мехет-Урт, создал Кем-атефа и сладость любви. Я — создатель небес и тайн обоих горизонтов, я поместил там души богов. Я — отверзающий свои очи и создающий свет. Я — закрывающий свои очи и сотворяющий мрак. Я — тот, по чьему повелению разливаются воды Нила, и тот, чьё имя неведомо богам. Я — творец времени и создатель дней. Я открываю торжества. Я — вызывающий разлив. Я — создатель огня и жизни. Я — Хепри утром, Ра в полдень, Атум вечером…
 Но не выходил яд, и боль не оставляла Великого Бога. И сказала Исида Ра: — Среди слов, которые ты говорил мне, не было твоего имени. Открой мне своё имя, и яд выйдет из тебя, ибо будет жить тот, чьё имя произнесено. В это время яд жёг, растекаясь пламенем, и жар его был сильнее, чем от огня. И сказал Его Величество Ра: — Пусть Исида обыщет меня и да перейдёт имя моё из моего тела в её тело. И Божественный сокрылся от богов, и опустел трон в Ладье миллионов [лет]. Когда пришло время, чтобы вышло сердце бога, Исида сказала своему сыну Хору: — Да будет связан он клятвой бога и да отдаст свои глаза [солнце и луну]! Когда Ра назвал своё имя, Исида, Великая Чарами, сказала: — Уходи, яд, выйди из Ра. Пусть Око Хора, выходящее из бога, засияет золотом на его устах. Я делаю так, чтобы яд упал на землю, ибо он побеждён. Великий Бог отдал своё имя. Да будет жить Ра, и да погибнет яд! Пусть погибнет яд и будет жить Ра».
«Во время битвы Хора и Сета Исида освободила Сета; или, по крайней мере, она защитила его от смертельного удара; Гор обезглавил свою мать за этот поступок — объяснение образа обезглавленной женщины как Исиды. Позднее её человеческое тело и голову коровы на некоторых рисунках объясняли как результат излечения этой раны богом Тотом».
В западной традиции на каббалистическом Древе Жизни Исиду можно соотнести с сефирой Хокма (как Мудрость), сефирой Бина (как Великую Мать), с сефирой Хесед (как Воду), с сефирой Тиферет (как силу возрождения), с сефирой Нецах (как силу Любви), с сефирой Ход (как богиню магии и тайного знания), с сефирой Йесод (как силу сексуальности), с сефирой Малкут (как стихию Земли). Также Исида отождествляется со Столпом Милосердия Древа Жизни. Как богиня Воды она связана с путем Мем, а как Дева — с путем Йод. В формуле Тетраграмматона ей соответствует первая буква Хе. Из частей души человека с Исидой можно сопоставить и Нешаму (Божественную, высшую душу), и Нефеш (животную душу)…
По поводу множества соответствий Исиды Кроули пишет: «... такую богиню, как Исида, можно отнести и к Нулю — как соравную Природе, и к 3 — как Мать, и к 4 — как Венеру, и к 6 — как Гармонию, и к 7 — как Любовь, и к 8 — как Луну, и к 10 — как Деву, и к 13 — опять же, как Луну, и к 14 — как Венеру, и к 15 — ввиду её связи с буквой Хе, и к 16 — как Священную Корову, и к 18 — как Богиню Воды, и к 24 — как Дракона, и к 28 — как Подательницу Дождя, и к 29 — как Луну, и к 32 — как Владычицу Мистерий (Сатурн, Бина). В подобных случаях приходится довольствоваться более или менее произвольной выборкой и в каждом частном случае проводить отдельное исследование»...
И бабушка посвятила меня в мистерии Изиды, о которых я не имею права более того, что сказано выше, сообщать…