Когда земля. гл. 32. Письма

      
       По дороге графиня заехала к Ольге Юрьевне, нашла её в вишнёвом саду и рассказала ей всё, что видела сегодня
в летнем лагере, не забыв упомянуть о Жюли.
       -- Она красивая? – спросила Оленька.
       -- Она толстовата! -- ответила графиня. -– У неё круглое румяное лицо, как у деревенской бабы на молотьбе.
Никакой утончённости. Не знаю, что он в ней нашёл. Мне такие лица не нравятся.
       -- Спасибо, утешила, -- усмехнулась Оленька.
       -- Знаешь, я кого ещё там встретила? Ирму, нашу почтмейстершу. Она мне поведала кое-что интересное.
Оказывается, эта Жюли давно переписывается с твоим Иваном Даниловичем.
       -- Я ничего не замечала, -- удивилась Оленька.
       -- А письма приходили в полковую канцелярию. Ты и не могла ничего заметить.  И скорее всего они хранятся в вашем доме. Уж поверь мне! У меня брат служит в этой самой канцелярии, там каждая бумажка на учёте, ничего не спрячешь.

        После ухода графини Ольга Юрьевна осмотрела все потайные местечки во всех комнатах, где муж мог прятать письма,
но так ничего и не нашла.
         «Он мог просто их сжечь в печке», -- подумала она. Но тут взгляд её остановился на бюро из красного дерева, которое сиротливо стояло у окна. Она открыла округлую крышку, выдвинула нижние ящички, но ничего интересного там не было.
         И тут она заметила ещё три верхних ящичка. Два крайних были открыты, в них лежала всякая дребедень.
А вот средний был закрыт на ключ и никак не открывался. Этот ящичек не давал ей покоя. Она несколько дней подряд дёргала его за ручку и всё никак не могла его открыть.   
         «Сим-сим, открой дверь!», -- говорила она, но ящичек упорно не отзывался на её просьбы.

         Но видно так уж устроен мир: всё тайное рано или поздно становится явным. Как-то в обеденный перерыв весь взмыленный муж заскочил домой за каким-то документом. Он куда-то опаздывал, перерыл всё бюро и, наследив грязными сапогами, убежал.
         Ольга Юрьевна попросила Дуняшу убрать грязь и, пока та вытирала пол, машинально взглянула на бюро.
Она не поверила своим глазам! Средний верхний ящичек был не задвинут до конца и из него торчал ключ. Ротмистр так торопился, что забыл его закрыть.

         Отпустив Дуняшу и притворив за ней дверь, она перенесла ящичек на стол и стала изучать его содержимое.
Ей сразу бросилась в глаза пачка белых аккуратных конвертиков, перевязанных алой лентой. От них ещё исходил тонкий аромат духов. Тут же лежали пустые конверты, в которые вкладывались маленькие. На лицевой стороне конверта обычно писался адрес. А тыльная сторона запечатывалась сургучом.

         Она сняла ленту и стала рассматривать письма. Судя по датам, переписка началась ещё тогда, когда он служил
в Петербурге и продолжалась до самого последнего времени.
        Нехорошо читать чужие письма. Но это напрямую касалось её жизни, её судьбы; и она не удержалась и стала читать.
Сначала ей попалось на глаза наставление: как писать любовные письма. Уж в чём-в чём, а в изящной словесности её муж был не силён. Он всегда считал это чепухой.  А вот поди ж ты, однако, понадобилось.

        «Сiи письма совершенно отступаютъ отъ слогу писемъ. Одна страсть должна вездЂ управлять перомъ.
Въ нихъ не должно быть примЂтно ни малЂйшей натяжки; ихъ пишутъ в самомъ движенiи страсти. Жаръ, съ которымъ начато письмо, долженъ быть чувствителен до самаго конца, не уменьшаясь ни мало»

         Вскоре она выяснила, что роман Жюли с Жеребковым начался ещё в Петербурге. А когда его выслали на Волгу,
Жюли долго колебалась, не решаясь покинуть столицу империи. Когда же она приехала к нему, он был уже женат,
увы,.. но ничего уже не изменить.  Несколько писем того периода оказались буквально залиты её слезами.
        Жюли хотела вернуться обратно в Петербург, но у неё для этого не хватило ни сил, ни денег. Она устроилась работать
в драматический театр и осталась жить в городе N.
        Письма от Жюли были не единственными. Хоть и в меньшем количестве, она нашла здесь письма и других женщин.

        Грустная вырисовывалась у неё картина. Все эти годы, что она была замужем, он постоянно ей изменял.
Теперь многое стало проясняться и многое становилось понятно. Отчего он пропадал где-то целыми днями, отчего
не уделял ей должного внимания, отчего они спали в разных комнатах.
        «Почему он не сказал мне, что любит другую? -- думала она. -- Я никогда бы не вышла за него замуж».
А ведь за ней ухаживали и другие мужчины. Молодой помещик Круглов даже делал ей предложение -- но она отказала всем...
и почему-то выбрала Жеребкова.

         «А может и в правду, говорила графиня, что он женился на мне только для того, чтобы покрыть свои карточные долги?». Но тогда она не поверила Шацкой, ибо графиня в то время была её соперницей, и сама положила глаз
на ротмистра.
        Но самое обидное было то, что с её чувствами, её мечтами, её надеждами никто не посчитался. Её использовали.
Она была лишь средством в осуществлении чьих-то замыслов, стремлений и интересов.
   
       Ей стало жалко саму себя. У неё задрожали плечи, затряслась голова. Комок подкатил к горлу, слёзы выступили из глаз и покатились по лицу. Она встала, упала на диван и заревела как белуга.


http://proza.ru/2020/12/21/1745