Марта
Всегда хотела на королевский бал, ах как хотела…
Нежданно-негаданно, вчера вечером, под окнами остановилась старая скрипучая карета. Сразу узнала наш почтовый экипаж и вышла на крыльцо. Почтальон Гастон, с белыми, смешно закрученными усами, такой же старый и скрипучий, как его карета, тяжело спустился на землю, покачал головой, сокрушаясь о своей подагре, заметив меня, двинулся в мою сторону, копаясь в своей облупившейся кожаной сумке.
- Я к вам, мадемуазель Марта! Тут для вашего батюшки, мсьё Густава, кое-что есть! – торжественно сказал он, вынимая из сумки конверт с королевским гербом, сверкавший золочёными вензелями.
- От самого короля?! – удивлённо вскрикнула я.
- О, да! – улыбнулся Гастон – бал у короля скоро будет, а в конвертах таких, король приглашения гостям рассылает. Второй день уже развожу их. Поздравляю вашу семью, потому что, кого попало король не позовёт, ваша семья уважаемая, достойная значит, вот так.
- Спасибо, Гастон! Всего хорошего! – ответила я, схватив письмо, и неприлично быстро заскочила в дом. Не хотела, чтобы почтальон заметил волнение. Меня трясло от счастья. Приглашение на королевский бал! Я читала о таких великолепных празднествах только в книжках, и тут, боже, распечатываю конверт, там написано, то, о чём уже сказал Гастон, но я всё ещё не верю. Король объявляет бал, и мой отец приглашён прибыть на праздник вместе с супругой и дочерьми. Буквы прыгают, двоятся, плывут, размываемые слезами, письмо дрожит в руках, я счастлива.
***
Вечерами мсье Густав нередко предавался ностальгии. В такие моменты он обычно разводил огонь в камине, садился подле него, в старое кресло-качалку, раскуривал большую глиняную трубку, пускал в потолок дым, вспоминая минувшее.
Застань его в этой позе художник, ему наверняка захотелось бы написать портрет этого сухощавого немолодого мужчины. Выразительный горбоносый профиль, хоть и почти поседевшие, но всё ещё густые волосы, взъерошенные, оттого, что мсье Густав часто запускал в них руку, задумчиво перебирая пряди.
Сегодня он грустил из-за нахлынувших воспоминаний о первой жене, покойной Мари. Однако, сквозь грусть он улыбался, вспоминая затянувшуюся холостяцкую жизнь, многочисленные донжуанские приключения. Мари он встретил после сорока, уже после смерти родителей, слёзно просивших, но так и не дождавшихся от Густава внуков. Их смерть, казалось, отрезвила его. Он понял, что остался совсем один. Мимолётные любовные связи с легкомысленными кокотками уже не доставляли удовольствия, наоборот, стали претить.
Захотелось покоя, семейного очага. Тогда и появилась Мари, дочь разорённого дворянина, жившего по соседству. Девушка была моложе Густава почти на двадцать лет, но это его не остановило. Очень уж понравилась она ему своей кротостью, лёгкой пугливостью, тихой мечтательностью, и какой-то неброской миловидностью. Из неё будет хорошая жена, решил Густав и посватался. Согласие получил сразу же, более того, вскоре Мари в точности пересказала ему его собственные мысли.
- Вы мне всегда очень нравились, мсье Густав! То, что вы много старше ничего не значит, я буду вам лучшей женой.
Вскоре сыграли свадьбу, а через год в семье Густава и Мари родилась дочь.
- Милый, посмотри, какой она ангел! – говорила Мари, лёжа на кровати, прижимая девочку к груди – Давай назовём её Марта, это имя означает “хозяйка дома”, ведь она, и правда же, теперь главный человек в нашем доме.
- Конечно, давай назовём, пусть будет нашей маленькой хозяйкой – отвечал умилённый Густав.
Счастье их, состоявшее в тихих семейных радостях, казалось совсем безоблачным, верная примета того, что оно будет недолгим. После рождения Марты прошло не больше трёх лет, у Мари внезапно открылась скоротечная чахотка, в один год сведшая её в могилу.
Мсье Густав очень переживал.
- Моя девочка, я вдвое старше тебя, и должен был уйти раньше, почему я живой стою у твоей могилы? – твердил он вновь и вновь.
Поддерживала его лишь маленькая Марта. Постоянно бежала к отцу, жалась к его коленям. По утрам он расчёсывал её золотистые волосы, а вечерами садился в кресло-качалку, брал девочку на колени и читал сказку, пока Марта не засыпала в его объятиях. Тогда он вставал, относил её в кроватку, заботливо укрывая одеялком.
У Густава было, для кого жить, но жизнь, тем не менее, выглядела совсем потерянной и непонятной.
Как-то у него завязалась беседа с местным почтальоном Гастоном.
- Что-то совсем вы осунулись, похудели, мсье Густав, седины вон, сколько вылезло – заметил Гастон – Тревожно за вас.
- Ну, Гастон, ты же знаешь, я не так давно потерял жену. Может быть, и не все горюют по жёнам, но я свою любил.
- Это, конечно, конечно, мужчине без женщины нельзя. Я вот с двадцати лет женатый и не представляю, как это, без женщины? Это же я буду грязный ходить, в засаленном сюртуке, вонючих кальсонах. Или вот, со службы уставший прихожу, а на столе баранье рагу с овощами стоит, покушаешь плотно и настроение сразу хорошее. А был бы один, придя домой, стал бы готовить себе рагу? Нет, конечно, зажевал бы чёрствую лепёшку с луковицей и солью, да спать лёг.
- Верно говоришь – усмехнулся Густав.
- Так я, месье, к чему и говорю? Жениться вам снова нужно. Как-никак, больше года со смерти многоуважаемой супруги прошло.
- Мне до сих пор сложно представить рядом кого-то кроме Мари.
- Так ведь, девочка маленькая у вас, чему мужчина может её научить? Женские руки ей рядом нужны, и не служанки глупой какой, а хорошей ласковой женщины. Она всем женским премудростям её научит, и готовить, и вязать, и шить, и на пяльцах вышивать, и с мужем научит как себя вести, как ублажить правильно, хе-хе.
- Это ты прав, было бы неплохо, но как-то сложно мне сейчас думать об этом, кого-то искать, всё это, знаешь ли, хлопотно, да и годы уже не те.
- А у меня удачный вариант для вас есть! – подмигнул Гастон.
- Какой ещё вариант?
- Я же тут, по округе с письмами мотаюсь, всех знаю. В десятке километров отсюда, живёт очень хорошая женщина, Арлетт, вдова, с двумя дочерьми. Золото, а не женщина. Приветливая, хозяйственная, деловитая, ну и внешность, вполне себе, самый сок, как говорится. С жильём у неё беда, первый-то муж непутёвым оказался пил, играл. В итоге, дом заложил, проигрался да застрелился спьяну. Ну и выкинули вскоре Арлетт с дочерьми из дому, теперь в съёмной квартирке ютятся. А я ей говорю на днях, мол, есть у меня знакомый вдовец, человек порядочный, дом у него просторный, дочь, ровесница ваших девочек. Она мне и отвечает, что была бы не прочь познакомиться с вами. Я пообещал у вас узнать?
- Не знаю, не знаю, Гастон, как-то неожиданно это всё, впрочем, отчего и не познакомиться с женщиной, это ни к чему не обязывает – ответил Густав.
- Вот и славно, тогда договоримся, и я, как поеду в те края, захвачу вас с собой.
Через месяц Арлетт вошла в дом к Густаву как законная жена.
Арлетт совсем не походила на тихую и мечтательную Мари. Всё в ней было, будто слегка преувеличено. Большеглазая пышногрудая широкобёдрая брюнетка, с сочными губами, часто и громко заливисто хохотавшая, обнажая крупные белые зубы. Она внесла в сиротливый дом мощный поток живой положительной энергии. Двойное оживление в атмосферу внесли дочки Арлетт, две неугомонные маленькие девчушки Нинон и Жильберта. Они шустро засновали по пустовавшим комнатам, оглашая их смехом, криками и топотом.
“Ну вот, теперь у Марты будут и сёстры и подружки!” - подумал Густав.
Впервые за долгое время он воспрял духом. Полная непохожесть Арлетт на Мари ему очень нравилась. Не приходилось сравнивать, думать о том, с кем лучше? Выходил абсолютно разный, но, в обоих случаях, счастливый опыт. Обнимая утончённую хрупкую Мари, Густав чувствовал невероятный трепет, непонятное душевное волнение, лаская её с невыразимой лёгкостью и нежностью. Теперь же он с животным вожделением иногда наблюдал за тем, как Арлетт готовит на кухне, после чего подходил, прижимал её к стене, агрессивно хватая за задницу, на что Арлетт смеялась, и отвечала горячими поцелуями.
Лишь одно тревожило мсье Густава - резко изменившийся взгляд Марты.
Марта
Отец, как обычно, сидел у камина, в нашем стареньком кресле-качалке, курил трубку. Я предпочитаю не беспокоить его в такие моменты, потому что сама люблю уединиться и помечтать, но тут не могла сдержать эмоций.
- Папа, папа, смотри, нам прислали приглашение на королевский бал – запыхавшись проговорила я, отдавая ему письмо.
- Хм, ну чтож, хорошо, что прислали – как-то неуверенно выговорил отец, а потом удивлённо добавил – Ты что же, хочешь поехать на этот бал?
- Разумеется, ещё как хочу! Почему тебя это удивляет?
- Не то, чтобы удивляет, просто, ты ведь не очень общительна, любишь уединение, а балы, это такая суматоха, знаешь - ли, я бывал на них много раз, нет там ничего хорошего. Мишура, тщеславие, показуха, чванство, снобизм. Вот из чего состоят все балы, а уж на королевских балах этого вдвое больше. Десятки девушек и их матушек, желающих добиться внимания титулованных особ, в волнении ходят по залу, притворно улыбаются, играют в мнимое доброжелательство, на деле завидуя друг другу, сплетничая, ненавидя. У одной колье дороже, у другой платье из редчайшего материала, у третьей талия тоньше, у четвёртой горделивая осанка. Словом, тоска и чепуха. Такой девушке как ты это будет неинтересно.
- Совсем нет, папочка, попрошу не решать за меня! – рассержено ответила я – А если уж ты заговорил о мнимом притворстве, прости, но как раз его я уже по горло наелась, благодаря твоей замечательной супружнице Арлетт и моим милым сестричкам. Они ведь так старательно изображают любовь ко мне, только вот актрисы из них никудышные, ну или я очень тонко чувствую фальшь.
- Ради бога, я не думал, что для тебя это важно – отец сделал успокаивающий жест рукой - Если хочешь побывать на балу, то, конечно, мы поедем туда. А насчёт Арлетт и сестёр ты не права, сколько можно возвращаться к этой теме?
- Вот и славно! Не будем возвращаться! – улыбнулась я, чмокнула отца в щёку и убежала в своё тайное место.
На чердаке, кроме сложенных досок, лишних кастрюль, тазиков и другого хлама, стоит мой столик, стул, маленький топчанчик. Когда переделаю все дела по дому, поднимаюсь сюда и отдыхаю ото всех. Рядом с топчанчиком небольшой сундучок, где всё моё добро - заколки, булавки, ленточки, куклы старые, ещё мамой подаренные, в углу большое старое зеркало. Одно из первых воспоминаний, мама держит меня на руках, мы обе смотрим на себя в зеркало и улыбаемся. Раньше оно всегда висело в гостиной, но три или четыре года назад, или семь, не помню, мачеха Арлетт сказала, что в гостиной нужно повесить новое зеркало, а это унести на чердак. Какая же он стерва, вечно распоряжается не своим, но я только обрадовалась, потому что там в моё зеркало пялились все, а на чердаке оно только моё. Любимое. Я к нему подхожу, разглядываю себя, могу часами смотреть на свою чистую тонкую кожу. Она нежнейшая, так приятно закрыть глаза, провести по ней тыльной стороной руки, представляя, что это рука прекрасного принца.
На чердак не пускаю никого, кроме крёстной Селесты, даже отца, не говоря о мачехе и двух завистливых дурёхах, которых мне советуют называть сёстрами. Не понимаю, зачем это лицемерие? Я ведь знаю, что никаких сестёр у меня не было и не будет.
Крёстная Селеста, самый близкий мне человек. Она была лучшей подругой матери, не оставляет меня и после её смерти. Селеста очень добрая, чуткая, глубоко понимающая, при этом, очень красивая. Я не так уж хорошо помню маму, но они с Селестой очень похожи, многие даже принимали их за сестёр. Такие изящные, тоненькие, словно искусно выточенные мраморные фигурки балерин, стоящие на комоде в гостиной. Не то, что эта корова Арлетт, а ведь многие её считают красивой, в том числе отец. Со вкусом у него, конечно, беда.
Селеста часто приходит ко мне сюда, на чердак, тихонько стучит, я отпираю, она садится рядом на старенький топчан, и мы с ней говорим обо всём, иногда заболтаемся до поздней ночи, она остаётся у меня ночевать, прямо тут. Я уступаю ей топчанчик, приношу из комнаты свой матрас и ложусь рядом. Конечно, мачехе это совсем не нравится, хотя крёстная обычно уходит рано утром, пока все ещё спят, но Арлетт такая вредная, увидит, что я несу матрас, и с недовольным видом, говорит: “Опять твоя крёстная ночевала?” Как будто я совсем бесправная рабыня, и не могу принять дорогого мне человека, даже не в доме, а у себя в каморке на чердаке. Вот до чего дошла её наглость.
Как раз сегодня, Селеста обещала прийти. Ждала её с минуту на минуту, волновалась, ведь за окном уже совсем стемнело. Засветила старую керосиновую лампу, изображала руками всякие тени на стенах – вот простая собачка, а вот уже бульдог, вот гусь, лошадь, верблюд, мачеха Арлетт, вот дура Нинон, вот дура Жильберта. Тут я расхохоталась, сквозь свой хохот даже не услышала, как крёстная поднялась по лестнице. Только когда она постучала, я пришла в себя и впустила её.
- Марта! Здравствуй, дорогая! Как у тебя дела? – спросила Селеста, обняв меня, окружив облаком невероятных духов, свежих и лёгких, словно запах росистых трав, доносящийся из окна по утрам.
- Ой, крёстная, мне столько тебе нужно рассказать! – сказала я – Садись!
Мы сели, она взяла меня за руки, и велела рассказывать.
- Нам сегодня принесли приглашение на королевский бал, представляешь?
- Это прекрасная новость, милая! Ты рада?
- Конечно, я рада, правда, отец почему-то стал меня отговаривать. Говорит, что на балах плохо и неинтересно.
- Он прав, с точки зрения немолодого женатого мужчины, там мало интересного – улыбнулась крёстная – но, знаю по себе, для юной девушки нет ничего прекраснее, чем побывать на большом балу. Тем более это королевский бал, там будет вся королевская семья, в том числе и принц, а он, говорят, невероятный красавчик.
- Ты всегда меня понимаешь, крёстная! – рассмеялась я, вскочила и закружилась по тесной каморке, будто в танце – Как думаешь, если я встречусь на балу с принцем, он влюбится в меня?
- Думаю, что ему сложно будет этого не сделать – ответила Селеста – Посмотри в зеркало, на эти чудные золотистые волосы, загляни в эти огромные синие глаза, обрамлённые длинными пушистыми ресницами, обрати внимание на идеальную форму бровей, которые даже выщипывать не нужно. Погляди на милый аккуратный носик, свежие розовые губки, нежную длинную шейку, тонкий стан. А много ли ты встречала девушек с такими восхитительно маленькими ножками?
- Ох, Селеста, у меня щёки горят, ты меня совсем смутила. Я не знаю, много ли таких девушек, ведь я мало где бывала, новых людей вижу совсем редко, но ты очень красивая, и твой размер ноги такой же маленький как у меня.
- Да, мои ножки тоже очень изящные, но мне давно уже далеко до твоей молодости и свежести. Поверь, я достаточно путешествовала, встречала много людей, и не могу вспомнить, ни одной красавицы, которая была бы лучше тебя. Перед тобой не устоит ни один молодой человек, в том числе и принц. Это притом, что ты абсолютно за собой не следишь. Ну, посмотри на себя, почему ты всё время ходишь в этих унылых серых и коричневых платьях, да ещё и перепачканная золой?
- Сложно поверить, но не поверить тебе я никак не могу! – засмеялась я – А что до платьев, так принцев тут нет, как и других молодых людей. Перед кем мне что-то из себя представлять? И потом, мачеха задавится, а не даст мне денег на красивые платья. Все лучшие платья у её дочек, а мне достаточно тех, что не жалко для работы по дому.
- Но на бал нужно будет соответственно одеться – встревожено сказала Селеста – не пойдёшь же ты туда вот так?
- Разумеется, я думаю, может быть присмотреть что-то из маминых старых платьев. Они в дальней комнате, в шкафу, ключи от этого шкафа есть только у меня и отца. Представляешь, я как-то застала его там, когда он обнимал мамино платье и плакал. Только за это я его прощаю. Иногда. А иногда не прощаю.
- Ах, моя милая маленькая Марта, - сказала крёстная, погладив меня по голове – Как трогательно, что ты до сих пор любишь свою маму. Мы с ней очень дружили, и мне до слёз радостно, что у неё выросла умная, добрая и красивая дочь. Но насчёт платьев ты не права, старые мамины платья не подойдут, мода с тех пор очень поменялась.
- Что же мне тогда делать?
- А когда именно будет бал?
- Через три недели.
- Тогда не переживай, милая, мы обязательно что-нибудь придумаем.
Я крепко обняла крёстную и опять прослезилась.
***
После разговора с Мартой Густав некоторое время сидел, вздыхал о чём-то, теребил волосы, выкурил ещё одну трубку, затем отправился в спальню. Жена разбирала бельё у шкафа.
Арлетт не потеряла своей привлекательности более чем за десятилетие брака. Увядание уже слегка коснулось её - пышноватые формы ещё более расплылись, обозначилась сетка морщинок вокруг глаз, но сами глаза были такими же огромными и страстными как раньше, голос столь же задорен и звонок, а губы всё ещё чувственны и свежи. Обычно Густав, зайдя в спальню и застав там жену, тут же спешил поцеловать её, но сегодня прошёл мимо, плюхнулся на кровать, горестно ссутулившись.
- Эй, что это с тобой? – спросила Арлетт.
- Нет, нет, всё в порядке – ответил Густав.
- Нет, ты всегда такой, когда не хочешь о чём-то говорить – засмеялась Арлетт, подошла к мужу, обхватив руками его голову, прижав её к своему животу - Уж я-то тебя как облупленного знаю. Давай рассказывай, хватит мяться.
- Да, ты как всегда права – глухо бубнил Густав, уткнувшись в живот Арлетт, а когда она позволила ему высвободиться, слегка запыхавшись, продолжил – Дело в том, что нашей семье сегодня прислали приглашение на королевский бал, который состоится через три недели.
- Так это же прекрасно, милый! Мы так давно никуда не выезжали.
- Проблема в том, что старик Гастон вручил письмо в руки Марте. Она его открыла, прочла, и прибежала ко мне в диком волнении - запыхалась, дрожит, улыбается, нервно хихикает, говорит, что хочет на бал, что это её мечта.
- Да уж, не думала, что её заинтересует бал – удивилась Арлетт - Оказывается все девушки, в этом возрасте одинаковы, даже не самые обычные, мягко скажем.
- Ну и что же нам делать?
- Ты пробовал её отговорить?
- Что ты?! Лишь попытался, сказал, что там всё неинтересно и фальшиво. Кстати, в этом я не лукавил. Ты бы видела, что с ней сделалось? Сжала кулачки так, что костяшки побелели. Губы задёргались, рот перекосило, и так истерично закричала, с лютой ненавистью, разбрызгивая слюну на метр. Опять завела про тебя и про девочек, что вы мерзкие, притворные и ненавидите её. В общем, прорвало, понёсся её обычный набор, после чего опять заперлась на чердаке.
- И сейчас всё там же?
- Видимо так. С чердака доносился смех, наверное, опять пришла крёстная.
- О, господь вседержитель и святые великомученики, да чтож это такое?! – выдохнула Арлетт – Что за горе? Почему она не спит у себя в комнате, зачем ей этот чердак? Уже и, правда, смешно. Сколько лет я пыталась стать ей матерью? Пусть не в полной мере заменить, хоть на половину, хоть чуть-чуть. Думала, когда начнёт взрослеть, поумнеет, поймёт, что у неё была глупая детская ревность и придурь. Но нет, чем дальше в лес… Я в её фантазиях уже и впрямь какая-то Медуза Горгона, а дочки - змеи в моих волосах. Ну, скажи, в чём я виновата, что делала не так? Понимаю, Нинон и Жильберта, может быть и подразнивали её в детстве, но я их всегда одёргивала, когда замечала лишь косой взгляд в сторону Марты, и они никогда не сделали ей чего-то плохого.
- Что-ты, Арлетт, я ни в чём не виню, ни тебя, ни девочек. Всё ведь было у меня на глазах. Такой уж Марта уродилась, вдобавок, ранняя смерть матери, ревность к новой женщине в доме, не знаю, что ещё, но я всё равно очень её люблю, мечтаю, чтобы она обрела душевный покой и была счастлива.
- Ничего, Густав, не переживай – сказала Арлетт, садясь рядом с мужем и обнимая его – Перемелется, мука будет.
- Но что сейчас делать? Взять её на бал?
- Я бы только за, если бы была уверена в том, что она останется спокойной, будет вести себя как подобает и ничего там не выкинет, но… но, ты же понимаешь, что это невозможно. Она обязательно устроит какую-нибудь стыдную нелепость, и репутация всей семьи пойдёт прахом. Сам говоришь, там одни сплетники и интриганы, им только кинь кость. Было бы глупо так оконфузиться. Не обижайся, но не место ей на таких приёмах. Ей же добра желаю.
- Ты права, я это понимаю, но так и непонятно, что делать?
- Как же неудачно вышло, что письмо взяла именно Марта. Ох, этот старый Гастон, зачем он отдал приглашение ей, если оно адресовано тебе?
- Почему он не должен был его отдать? Гастон знает мою дочь с рождения! И я, разумеется, никогда не рассказывал ему обо всех странностях её поведения. Потому что, сама сказала, сплетни. Гастон хоть и хороший старик, но язык у него без костей.
- Ладно, время ещё есть, обдумаем всё на свежую голову, а сейчас давай спать?
- Давай, пожалуй, только ведь, опять проворочаюсь два часа, совсем не помогает мне этих овец считать – вздохнул Густав.
- Ничего, я тебя убаюкаю – рассмеялась Арлетт и, дёрнув за край покрывала, сказала – Встань-ка, я постель расстелю.
Марта
Сегодня мы с крёстной заболтались допоздна.
- Ну вот, девочка, видимо опять мне придётся у тебя заночевать – сказала Селеста – Мне так неудобно, что я тебя стесняю.
- Да что ты, мне очень приятно, когда ты бываешь как можно дольше. Будь я хозяйкой дома, ты бы всегда жила со мной.
- Зачем же? У меня есть свой дом.
- Зато мы болтали бы в любое время, представь, как было бы здорово? Я тебе обещаю, если я поеду на бал, и принц влюбится в меня, и мы поженимся, то я обязательно заберу тебя во дворец и сделаю своей старшей фрейлиной.
- Ой, глупенькая, не загадывай, пусть всё идёт своим чередом.
- Ты не веришь, что такое возможно?
- Почему же, верю, просто иногда лучше немножко сдерживать свои мечты, ведь реальности до них никогда не дотянуться.
- Нет, крёстная, тут ты не права. Если чего-то сильно-сильно захотеть, то оно просто не может не сбыться! – скороговоркой выпалила я
- Хорошо, да будет так! – согласилась Селеста, а я пошла вниз, за своим матрасом.
Спускаясь по скрипучей лестнице с чердака, услышала обрывки голосов. Спустившись и пройдя по коридору, поняла, что отец говорит с Арлетт. Дверь в их спальню была неплотно прикрыта. На цыпочках подкралась к двери, решив послушать. Не знаю, о чём они говорили до этого, но как же вовремя я подошла.
Отец сказал:
- Но что сейчас делать? Взять её на бал?
На что Арлетт(мерзкая лицемерная жирная тварь Арлетт), произнесла длинную речь, с тем смыслом, что меня ни за что нельзя пускать на королевский бал. Теперь у меня было прямое свидетельство того, что эта ведьма ненавидит меня и хочет разрушить все планы. Первым желанием было заскочить, вцепиться ей в волосы и как следует оттаскать, но я себя успокоила. Во первых, такая хрупкая девушка не справилась бы с этой коровой, во вторых, такой поступок окончательно бы похоронил меня. Я оказалась бы сумасшедшей, а она добропорядочной страдалицей. Ровно так, как она и хотела преподнести все эти годы.
Арлетт была бы очень рада, если бы я набросилась на неё, тогда, с лёгкой душой, можно было бы убедить отца отправить меня в какой-нибудь дом умалишённых или монастырь. Ну, нет, не доставлю ей такого удовольствия.
Теперь мне стали отчетливо видны все планы и мысли Арлетт, вместе с её доченьками, а им мои нет. В этом моё преимущество.
Отец с мегерой стали укладываться спать, а я на цыпочках вернулась на чердак, даже не став брать матрас. Спать мне сегодня уже точно не придётся, пока Селеста здесь, нужно ей всё рассказать и определится с планом действий.
Когда я вошла, крёстная уже спала, мне было неудобно её будить, но она сама проснулась, услышав, как я волнении хожу туда-сюда.
- Что, случилось, Марта? – спросила она сонно.
И я пересказала ей всё, что слышала.
- Теперь мне окончательно ясны все их мотивы – говорила я – Арлетт хочет удачно выдать замуж своих страшненьких дочек. Понимаешь, крёстная? Ведь взгляни на Нинон - коротенькая широкая кубышка, с низко посаженными бёдрами, фигурой вылитая мать, но у той хотя бы есть неплохие черты лица, большие глаза, броскость, а у этой маленькие бесцветные крысиные глазки, ещё и рыжая. Кожа у неё розоватая, мерзкая, у меня такая бывает на руках, когда я их ошпарю, во время мытья посуды, а она вся такая. Жильберта, наоборот, длинная бесформенная доска, наверное, в отца пошла. Волосы у неё быстро жирнятся, с утра помоет голову, а к вечеру они уже сосульками, и постоянно прыщи вскакивают, то на носу, то на щеке, то на лбу, и она по десять раз на дню их запудривает. Мерзость какая. Зато такие фифочки, каждую неделю на примерку к модистке, а вдруг такие рюши уже не в моде? И представь, две эти манерные клуши постоянно видят перед собой меня, понимая, что даже в самой простой одежде, грязной от постоянной работы по дому, я настолько красивее их, что любой молодой человек даже и не глянет в их сторону, если рядом буду я.
- Ты так смешно и точно описала их, милая! – воскликнула Селеста, прыская в ладонь от смеха.
Я тоже не удержалась и рассмеялась.
- Тсс – приложила крёстная палец к губам – а то перебудим весь дом своим хохотом.
- Ну и вот – продолжила я, как только смогла вернуть себе толику серьёзности – Арлетт всю нашу разницу понимает ещё сильнее, ведь она, в отличие от своих дочек, далеко не дура. Именно поэтому, она, во что бы то ни стало, хочет не пустить меня на бал. Только представь, выходим мы из экипажа, заходим в залу, про нас спрашивают, говорят, вот, мол, это мсье Густав со своей женой и дочерьми, и всем сразу видно, кто из трёх дочерей чего стоит. Ты сама сказала, что если меня нарядить в красивое платье, то я ослеплю на балу всех. Представь, как же жалко будут выглядеть Нинон и Жильберта рядом со мной? А ведь Арлетт наверняка рассчитывает познакомить своих дочек, пусть не с самим принцем, но с какими-нибудь сыновьями баронов, виконтов или графов?
- Думаю, что ты очень верно поняла её мотивы и желания.
- Уверена в этом, но что теперь делать? Боюсь, если буду продолжать настаивать на поездке, то мачеха просто запрёт меня в подвале, выставив сумасшедшей, или того хуже, отвезёт в дом для умалишённых. На отца не надеюсь, Арлетт настолько его окрутила, что он стал совсем неразумным. Несколько раз видела, как они целуются. Как дикие звери какие-то. Противно.
- Дикие звери говоришь? – переспросила Селеста, будто осенённая какой-то идеей – Вот давай и не будем дразнить диких зверей. Поступим так, завтра ты подойдёшь к отцу, спокойно и смиренно скажешь, что он прав, что вчера сглупила, а сегодня тебе уже совсем не хочется ехать на этот бал, езжайте, мол, без меня.
- И что будет дальше?
- Пока мы просто усыпим их бдительность. Если ты добровольно решишь остаться дома, не будет надобности запирать тебя, куда-то увозить или что-то ещё. И да, советую тебе даже потеплеть к Арлетт и сёстрам. Притворись, что ты, наконец, поверила им. Извинись за своё глупое поведение в прошлом.
- Хорошо, я всё сделаю, но как это поможет попасть на бал?
- А уж это я возьму на себя, моя хорошая – внезапно твёрдо сказала крёстная – Я никогда не оказывала тебе никаких услуг, кроме наших тёплых разговоров, но сейчас вижу, как твоя душа рвётся на этот бал. Поэтому, клянусь памятью твоей матери и моей лучшей подруги Мари, ты обязательно будешь там, и будешь блистать на балу. А сейчас давай хоть немного поспим. Бал ещё только через три недели, не накручивай себя, наберись терпения.
Я успокоилась, уснула, и видела что-то прекрасное, и плакала от счастья во сне…
***
На следующий день мсье Густав, размышлял, как же ему отговорить дочку от идеи поехать на бал. Ему было больно и неловко поступать так со своей единственной родной дочерью, было плевать на свою репутацию, но он не хотел, чтобы Марта страдала.
Он опять сел в кресло и напряжённо прокручивал в памяти, когда всё это началось?
Да, конечно, когда в дом пришла Арлетт с дочерьми. С этого момента, ласковая и нежная Марта начала походить на затравленного волчонка. Причём, в этом не было никакой вины Арлетт. Она женщина простая, добрая, без камня за пазухой. В первый же день, когда увидела Марту, тихонько вышедшую из своей комнаты на звук голосов, Арлетт широко улыбнулась ей, сказала:
- Ну, здравствуй, Марта! Какая ты милая девочка, мы с тобой будем хорошими подругами, правда?
Марта кинула на неё колкий взгляд исподлобья и убежала назад в комнату.
- Ух, какая колючая! – засмеялась Арлетт – Ничего, скоро она к нам привыкнет, сдружится с девочками, всё придёт в норму. Я приложу все усилия.
Шло время, а в норму ничего не приходило. Когда вся семья садилась за обеденный стол, Марта заходила в кухню, демонстративно брала свою тарелку и бежала за камин. Садилась там, на ящичек с золой, съедала свой обед, ставила пустую тарелку обратно на стол, с удивительной для её возраста желчью говорила: “ Сегодня почти не подташнивало, спасибо за вкусный обед!”, делала издевательский книксен и убегала.
С дочками Арлетт она даже начала сближаться, спустя какое-то время. Марте было интересно, что в доме появились две, такие же как она, маленькие девочки. Она долго следила за тем, как они играют, потом стала подходить ближе, заговаривать. Через какое-то время девочки начали играть вместе. Марта даже стала пускать их в свою комнату, разрешала играть своими куклами, но как-то раз она увидела, что озорница Нинон, схватила её любимую куклу, подаренную матерью, и стала колотить её головой по полу. Марта внезапно подскочила к Нинон сзади, схватила за шею, и несколько раз ударила лбом о половицу.
- Я тебя так же как ты мою куклу – визжала Марта – Не смей трогать мою куклу, поняла, дрянь?
Жильберта бросилась защищать Нинон, сильно толкнула Марту, та не устояла на ногах.
- И ты не смей трогать мою сестру, поняла, золушка?
- Кто? – удивлённо спросила Марта, ошарашенная таким отпором обычно спокойной Жильберты.
- Золушка, золушка, у тебя вечно всё платье в золе, и руки.
Марта ничего не ответила, потупив взгляд. Это действительно было так. Из-за того, что она любила уединяться за камином, на ящичке с золой, она часто пачкалась, но ей было всё равно.
У Нинон на лбу вздулась шишка, он разревелась и побежала жаловаться матери.
Вечером Арлетт собрала всех девочек вместе, тихо и серьёзно поговорила с ними.
- Вы теперь сёстры, все три, драться нельзя, нужно поддерживать и любить друг друга. Ты, Нинон, не должна была так обращаться с куклой Марты, а ты Марта, могла ей словами сказать, что не надо так делать, а не накидываться и бить. Вам понятно, что вы все сегодня вели себя не лучшим образом?
- Да, мама, мы больше не будем – почти хором сказали Нинон и Жильберта.
- Я им сестра, это значит, что мой папа их отец? Или это значит, что ты моя мать? Нет? Значит я им не сестра! – сказала Марта, рассмеялась каким-то неестественным грубым смехом и убежала в свою комнату.
С тех пор отношения у девочек потихоньку расклеились. Марта всё чаще просто смотрела из-за угла, как дочки Арлетт играли между собой. Ей иногда очень хотелось подбежать к ним и начать играть, как ни в чём не бывало, но какой-то невидимый сачок ловил её словно бабочку, как только она порывалась это сделать.
Нинон и Жильберта пытались идти на контакт, заговаривали с Мартой, приглашали поиграть, шутливо показывали язык, задорно толкали в бок, давая понять, что все обиды забыты, но видели лишь наплывавшие на глаза Марты слёзы.
- Да ладно тебе дуться, ну Марта, ну зо-о-олушка – кричала Жильберта – Иди к нам!
Легкая Нинон, никогда не помнившая зла, однажды подошла к Марте, обняла, чмокнула в щёку и спросила:
- Ты что такая злюка? Мы же видим, что тебе хочется с нами играть, ты часто смотришь за нами и не подходишь. Думаешь, что мы теперь не будем с тобой дружить? Я же простила тебе, что ты ударила меня головой об пол, и ты прости меня за свою куклу. Давай навсегда это забудем?
- Давай забудем! – ответила Марта – я не обижаюсь на вас.
- Тогда побежали! – радостно крикнула Нинон, схватив Марту за руку.
- Не надо так меня дёргать – раздражённо ответила Марта, выдёргивая свою руку из руки Нинон – Я не просила от вас внимания и дружбы. Я смотрю за вами, потому что хочу. Или мне в этом доме уже даже смотреть нельзя туда, куда я хочу?
Нинон не нашлась, что ответить, пожала плечами и убежала к Жильберте.
Арлетт тоже пыталась найти подход к Марте:
- Марта, посмотри какую занятную вышивку я начала. Видишь, одну розу я уже закончила, теперь нужно ещё две. Красиво же выходит, как думаешь?
- Да, вы очень красиво вышиваете.
- Хочешь, я тебя научу? Давай-ка, садись рядом, доделаем эту вышивку вместе.
- Лучше вы сами доделайте, я только испорчу эту красивую вещь.
- Если испортишь, не беда, девочка, только так чему-то и учатся. Думаешь, я сразу начала вышивать вот так? Что ты? Сколько я этих вышивок испортила, прежде чем получилось прилично. Поэтому садись, я покажу как правильно делать стежки в этой вышивке.
- Слушай, тётя, у тебя же есть две дочки? Почему тебе не поучить их? – спросила Марта с внезапным раздражением.
- Ну, зачем ты так? Почему отталкиваешь любое доброе слово, любое искреннее движение?
- Потому что ваши добрые слова и движения нужны вашим дочкам, а мне они не нужны. Если я захочу вышивать, то меня этому научит крёстная – вскрикнула Марта и умчалась вверх по лестнице.
Шли годы, девочки подрастали, Марта всё больше погружалась в себя, в каком-то мизантропическом остервенении. Один случай и вовсе разделил быт семьи на до и после.
Арлетт была хозяйственной, в доме всегда чистота, бельё пахло свежестью, за столом домочадцев ожидали сытные обеды и ужины с диковинными десертами, в которых она была мастерица. Нинон и Жильберта охотно помогали ей в работе по дому. Одна Марта ничего не делала, принимая всё как должное. Арлетт её никогда в этом не упрекала, даже когда Нинон или Жильберта начинали ворчать, что всю работу почему-то делают они, а Марта посиживает себе за камином, на ящичке с золой, Арлетт одёргивала их, говоря:
- Ладно, девочки, будет. Оставьте её, надеюсь, она сама изменится, когда придёт время.
Как-то Арлетт чистила на кухне картошку, Марта забежала напиться воды.
- Марта, поможешь мне чистить картошку? Смотри как её много, одна я провожусь долго, ужин затянется.
- Неа – озорно ответила Марта
- Почему же ты не хочешь мне помочь? – улыбаясь спросила Арлетт
- А я не умею!
- Вот тебе на, такая большая, а до сих пор не научилась чистить картошку? Ну-ка, бери в руки нож и смотри как делаю я. Вот так, чуть загоняешь лезвие под шкурку, с другой стороны подталкиваешь картофелину большим пальцем и ведёшь. Понятно?
- Понятно – ответила Марта, взяла в руку картофелину, неуклюже начала сдирать кожуру, нож дёрнулся и глубоко вошёл в большой палец.
- А-аа-а-а – завопила Марта истошным голосом, она хотела меня зарезать! Помогите папа, Арлетт хотела меня зареза-аать!
Испуганный Густав прибежал на дикие крики, из-за его спины выглядывали Нинон и Жильберта.
- Что тут стряслось? – закричал он, увидев капли крови на белых картофелинах, Марту, согнувшуюся пополам и зажавшую руку.
- Она хотела меня зарезать, папочка! – закричала Марта, разрыдалась и кинулась в объятия отца – Спаси меня от неё, папочка! Она хотела ударить меня ножом в грудь, я успела выставить вперёд руку, и нож только скользнул по пальцу.
- Ну, что ты так смотришь?! – сказала Арлетт, обращаясь к Густаву - Веришь, что я хотела ударить её ножом? Я попросила её помочь чистить картошку, не потому, что мне была нужна её помощь, просто любое совместное дело сближает людей. Когда-то я надеялась, что у меня теперь будет третья дочь, потом надеялась, что у нас хотя бы сложатся нормальные человеческие отношения, но нет, дура я, с Мартой даже это невозможно.
- Не ври, ты меня хотела зарезать! – крикнула Марта.
- Какая же ты мерзавка! – сказала ей Арлетт – Я перед тобой и так и сяк, а ты такие штуки выкидываешь? Хочешь, чтобы отец меня выгнал? Этого не будет, поняла? Потому что мы любим друг друга. И я тебе никогда зла не сделаю, потому что отец любит тебя, а я люблю твоего отца. Я обстирываю тебя, готовлю тебе, убираю за тобой, а ты не хочешь со мной знаться, ненавидишь меня? Хорошо, тогда, с этого дня, я продолжаю стирать, готовить, убирать за всех и для всех, кроме тебя. Ты для себя всё делаешь сама. Так будет лучше для нас обоих, а то вдруг я завтра захочу отравить тебя, подсыпав что-нибудь в суп?
Марта не нашлась что ответить, оттолкнула отца, держащего её в объятиях и убежала на чердак.
На следующий день, едва забрезжило утро, Густав и Арлетт, сонно потягиваясь в постели, услышали какой-то шум из кухни.
Они встали, ничего не понимая спросонья, поплелись на кухню, и увидели, что это была Марта. Тарелочки, кастрюльки, сковородки, всё сияло чистотой, пол вымыт, в печке горел огонь, на плите закипал чайник.
- Доброе утро, папа! Доброе утро, Арлетт! – сказала она, смиренно улыбаясь – Фуф, всё перемыла, печку прочистила, вот, видите, опять вся золой перемазалась, верно, всё-таки сестрицы прозвали меня Золушкой.
- Что это с тобой, дочка? – спросил Густав.
- Ничего. Арлетт была права, я вчера устроила чёрт знает что такое, и вообще, я была неблагодарной. Она работала на меня, в моём собственном доме, а я принимала от неё всё, как будто Арлетт моя служанка. Она вчера приказала, чтобы я теперь делала себе всё сама, но я подумала, что так будет неправильно. Ведь Арлетт делала для всех, почему же я буду только для себя? Отныне я сама всё буду делать для всех. Только так я смогу отплатить за то добро, которое мне делали раньше.
- Послушай, Марта – улыбнулась Арлетт – Я, конечно, очень довольна, что ты осознала свою вчерашнюю ошибку, и восхищена тем, какую работу ты тут проделала. Никогда бы не подумала, что ты можешь так работать по хозяйству, но давай без вот этих резких движений. Вот если у меня будет такая помощница, это будет прекрасно. Давай будем хозяйничать вместе?
- Нет, нет, Арлетт, не беспокойся – ответила Марта задумчиво и отстранённо - я всё теперь буду делать сама. Ведь вы тут, как бы, гости, а я хозяйка дома. Где это видано, чтобы гости обстирывали и кормили хозяев. Ладно, я пойду, ещё нужно вымыть полы в гостиной и замочить бельё.
- Ты меня с ума сведёшь, дочка! – выдохнул ей вслед Густав.
- Успокойся, посмотрим, что из этого выйдет – сказала ему Арлетт – Пусть трудится, если хочет. Авось, труд по хозяйству и вправду поставит ей мозги на место, хотя, скорее всего, завтра у неё так будет болеть всё тело, что она до обеда проваляется в кровати и забудет этот день как страшный сон.
Однако и завтра Марта встала ни свет, ни заря, принявшись гладить, мыть, стирать, шить, готовить. Сначала у неё всё получалось неловко. Она, то обжигалась утюгом, то искалывала иголкой все пальцы, блюда выходили то недосоленными, то пересоленными, то такими непотребными, что приходилось выливать всю кастрюлю, но рвение, демонстрируемое ей, не могло не восхищать домочадцев.
В тоже время, она совсем перестала ночевать в своей комнате. Переделав дела, к вечеру она отправлялась на чердак с каким-нибудь сентиментальным романом в руках. На увещевания отца, что негоже девочке ночевать на чердаке, она говорила, что ей там комфортнее и воздуха из окошка больше.
Спустя год Марта стала настолько умелой и ловкой, что справлялась за день с бесчисленным количеством дел, казалось, вообще не чувствуя усталости.
- Эй, Жильберта, ты что, не видишь, у тебя подол отпоролся, сними-ка, я подошью – деловито говорила она, на ходу вдевая нитку в иголку.
- Спасибо, Марта! Я и сама могу! – отвечала Жильберта.
- Незачем, мне не трудно, и потом, я сделаю за пятнадцать минут, а ты провозишься два часа, экономь своё время.
- Поражаюсь её упорству – говорила Арлетт Густаву – Кто бы мог подумать, что из девчонки не умевшей почистить картофелину, она за какой-то год станет вот такой.
- И всё-таки, это не говорит о её душевном здоровье, скорее наоборот – вздыхал Густав – посмотри на неё. Когда она была младше, в ней кипело много эмоций, дури и злобы, а теперь она как будто впала в полное оцепенение. Ни радости, ни печали, будто какой-то механизм, часы с кукушкой. Заводит сама себя, кукует в положенные часы и живёт, до нового завода.
- Ты прав, не нравится мне эта пустота в её глазах – соглашалась Арлетт.
Прошло ещё какое-то время. Марта столь же самозабвенно трудилась по дому, оставаясь малоразговорчивой и безучастной ко всему остальному. Семья смирилась с тем, что она особенная и не нужно её трогать, как-то увещевать, пытаясь пробиться к её душе.
Тем временем, девочки постепенно превращались в девушек, и тут Марта вновь стала извергать магму клокотавшую у неё внутри. Теперь она постоянно заостряла внимание на своей красоте, и старалась принизить внешность сестёр.
- Жильберта, какая у тебя всё-таки дрянная кожа – говорила она привычным безучастным тоном - Просто удивительно, что у такой молодой девушки кожа такого нездорового землистого цвета, и опять, вон, прыщ вылез, прижги ты его уже чесночным соком.
- Что ты мелешь, Золушка? – огрызалась Жильберта – Нормальная кожа, просто бледная, вот настанет лето, немного загорю и будет хорошо. Ну и прыщ, и что дальше, пройдёт же он.
- Прыщ-то пройдёт, а рытвина останется!
- Не останется, Золушка, от таких прыщей не остаётся рытвин. Это от больших может остаться, а от такого нет.
- Сладкого меньше ешь, а то вчера опять налегала на тортик.
Ой, Марта, хватит подначивать Жильберту! – встревала Нинон – И потом, какие прыщи от тортиков, я вот тоже ем много тортиков, а у меня прыщей нет.
- Зато у тебя есть большая задница и толстые ляжки! – отвечала Марта невозмутимо.
- А у тебя опять платье в золе, Золушка! – сказала Нинон.
- Платье в любую минуту можно снять, ни рябую морду, ни большую задницу с толстыми ляжками снять невозможно – парировала Марта.
- Почему тебе всё время хочется унизить нашу внешность? – спросила Жильберта.
- Ошибаешься, мне до вас нет никакого дела, привыкла говорить то, что вижу и думаю. Если вам не нравится слушать правду, не говорите со мной. Я в ваших разговорах особо не нуждаюсь.
- Ты, правда, считаешь себя намного красивее нас? – усмехнулась Нинон.
- Вон зеркало, подойди к нему и подумай – ответила Марта.
- А сама ты давно к нему подходила?
- Сегодня утром, когда протирала его влажной тряпочкой.
- И как ощущения?
- Прекрасны!
- Я не буду стараться тебя унизить, как это делаешь ты – сказала Нинон распаляясь – Я считаю, что все мы девушки довольно обычные, но вполне приятные, у каждой свои недостатки и достоинства, но когда ты начинаешь превозносить свою внешность как бог знает что такое, меня прям колотит, то от возмущения, то от смеха. Ты, правда, не видишь, своих угловатых движений, дёрганой истеричной мимики, дикого блуждающего взгляда? Посмотри на свои загрубелые руки в цыпках, с грязью под ногтями. Не понимаю, зачем ты с таким остервенением надраиваешь тут всё, зачем ходишь в этих старых уродливых платьях, которые давно пора выкинуть, и в тоже время постоянно пытаешься указать нам, что мы гораздо ниже тебя и по уму и по внешности. Ведёшь себя одновременно и как рабыня и как принцесса. Почему ты не можешь быть обычной девушкой, нашей сестрой и общаться с нами на равных? Почему ты либо молчишь, либо пытаешься уколоть?
- Наверное, потому, что я не обычная девушка, потому что я и рабыня и принцесса. Не понимаешь, и не надо, всему свой срок, когда-нибудь ты всё поймёшь, сестрёнка.
В этот момент в комнату зашёл Густав в халате, с растрёпанными волосами, газетой в руках и страдальчески сказал:
- Девочки, если вы сейчас же не прекратите споры о своей внешности, я сойду с ума!
Марта
Когда утром я вошла в кабинет отца, на его лице читалась озабоченность. Арлетт, конечно, накрутила его, чтобы он выдумал какую-то причину, чтобы я не ехала с ними на бал, он явно мучительно её искал.
- Здравствуй, папа! – сказала я приветливо.
- Здравствуй, дочка! – ответил он, и растерянно сюсюкая, тяжело подбирая слова, продолжил – Вот, как раз хотел с тобой поговорить, насчёт вчерашнего разговора, ну, этого самого бала, понимаешь… такое дело…как бы это лучше сказать…
- Я тоже хотела тебе кое-что сказать, насчёт этого бала – перебила я его невнятную речь – Я вчера хорошо подумала, и решила, что ты был прав, не стоит мне туда ехать, не моё это всё. Я даже не знаю, как себя там вести, наверное, мне будет неловко. К тому же, вчера приходила крёстная, и я рассказала ей о нашем разговоре. Так вот, крёстная сказала, что ты прав, и тоже не посоветовала мне ехать на этот бал. Ты знаешь, как я ценю мнение крёстной, она единственный человек, связывающий меня с матерью, и самая близкая для меня подруга, поэтому я решила прислушаться к ней.
Ах, как же он облегчённо выдохнул, как мгновенно расплылся в заискивающей улыбке.
- Ну чтож, дочка, твоя крёстная умная женщина, это очевидно. Я поэтому и хлопотал, ты такая глубокая чувствительная девушка, весь этот никчемный блеск мог тебя расстроить. Теперь я спокоен.
- Ты тоже не поедешь на бал?
- Ох, с удовольствием бы остался дома, посидел бы с трубкой у камина, но, ты же понимаешь, я глава семьи, тут приглашение от короля, было бы неразумно проигнорировать его, это может негативно отразиться на всей семье. Поэтому, нам с Арлетт придётся присутствовать на этом балу.
- А Нинон и Жильберта? – я продолжала задавать вопросы, забавно было наблюдать как отец сильнее и сильнее ёрзал на стуле.
- Ну, я не знаю, скорее всего, они тоже поедут, да. Это уж они пусть с Арлетт решают, и потом, у них ведь совсем другой склад характера, нежели у тебя.
- То есть, ты хочешь сказать, что я такая глубокая и ранимая, а они финтифлюшки?
- Нет, я не это имел в виду. Просто они более общительны, да, вот так, они более коммуникабельны, что-ли, поэтому это как раз их стихия.
- Сплетни, интриги, мишура? Вот уж не думала, что ты такого мнения о дочерях Арлетт.
- Нет, нет, дочка, не приписывай мне того, чего я не говорил. Нинон и Жильберта хорошие девочки, просто у вас разные характеры. То, что им, безусловно, понравится, тебе, скорее всего не понравится. Ты же сама всегда отделялась от них, по этой самой причине.
Папа достал платок и утёр пот со лба. Я чуть не засмеялась, глядя, как он боится обидеть и меня и их, и всех-всех. Боже, папа, что она с тобой сделала за эти годы? Как легко ты стал безвольной марионеткой в её руках. Не стала мучить его дальше.
- Ладно, понятно, не будем продолжать. Я зашла сказать только то, что ты прав, и я на этот бал не поеду. А теперь пойду, продолжу заниматься делами.
- Умница, доченька, правильное решение, ступай с богом! – ответил отец, снова облегчённо улыбнувшись.
День тёк медленно, будто остывший кисель из кружки. Сначала я отшоркала стену возле плиты, от скопившегося на ней жира, потом стала чистить печку, но так хотелось бросить эти щётки, тряпки, совки, убежать на чердак, прилечь и глядя в окошко мечтать, как я поеду на бал, и что мне на себя надеть. Крёстная сегодня не придёт, но главное, она обещала, устроить так, что я попаду на бал. Остаётся надеяться и гадать, как всё будет. Отец видимо уже рассказал, что я отказалась от поездки на бал, потому что змея Арлетт проходила по коридору такая довольная, и даже слегка улыбнулась мне.
На следующий день, Нинон и Жильберта уже сновали по дому, шушукались по углам про бал, обсуждали, какие наряды наденут, и с кем там можно будет потанцевать.
- Я бы очень хотела познакомится с бароном Де Виньи – щебетала Нинон.
- Не помню, что ещё за Де Виньи? – отвечала Жильберта.
- Ну как? Помнишь, полгода назад мы ехали в экипаже, я высунулась из окна, а он как раз проезжал мимо на коне, и так на меня посмотрел, а мама сказала, что это барон Де Виньи…
Когда я зашла в комнату, они резко прервали разговор, Нинон стала поправлять причёску перед зеркалом, а Жильберта уставилась в томик стихов. Она его носит по моде, в самих стихах ничего не понимает.
- Знаю, что вы говорите про будущий бал, девочки! Можете не сдерживаться при мне. Я всё равно туда не поеду – сказала я.
- Это правильно – злорадно сказала Нинон – Ведь ты совсем не умеешь себя вести.
- Да, я мало подхожу для подобных торжеств – ответила я спокойно и примирительно.
Удивлённый взгляд Нинон, говорил о том, что она ждала от меня ответных колкостей.
- Да, сестрёнка, у меня дурной характер, что поделаешь, и я совсем не умею красиво одеваться, ходить, поддерживать светские беседы. Мне нечего делать на балу.
- Ты сегодня удивительно миролюбива! – сказала Нинон.
- Наверное, я просто повзрослела. Простите меня, сестрёнки, что всегда была такой замкнутой, вредной и вспыльчивой по отношению к вам.
- Нет, ты меня положительно удивляешь сегодня – улыбнулась Нинон, подошла ко мне, обняла, чмокнула в щеку, аж раскрасневшись от своего лицемерия – И ты меня прости, я ведь часто тебя дразнила, хотя мне куда больше нравится общаться вот так, по-дружески.
Тут подошла Жильберта и обняла нас обоих.
- Да все мы втроём, те ещё штучки! – засмеялась она – Прости, меня, золушка, я больше не буду звать тебя золушкой, сестрёнка!
- Ну, я же действительно часто пачкаюсь в золе, сестрёнка! – засмеялась я в ответ.
На голоса зашёл отец, и так удивился, что даже стал аплодировать.
- Боже, что я вижу?! – театрально воскликнул он – Услышал шум, подумал, что вы опять заставляете друг друга глотать свои шпильки, а тут такое. Три наших красавицы сегодня в прекрасном расположении духа?
- Просто мы повзрослели, папочка! – сказала я, подбежав к нему и обняв.
- Знала бы ты, как я рад, Марта! – расцвёл отец.
Он, пожалуй, готов был пуститься в пляс. Нинон и Жильберта тоже сияли. Господи, какие-же дурёхи, как несложно было их провести. Как легко они поверили, что я не презираю их и всегда мечтала об их дружбе. Более того, я поняла, что сейчас они даже не лицемерят, я им искренне нравлюсь в эту минуту. Ещё бы, я ведь добровольно избавила их от соперничества с собой на балу. Теперь они могут рассчитывать хоть на какой-то успех. Ничего, сестрёнки, день, когда принц попросит моей руки, станет самой тонкой и изощрённой издёвкой над вами, какую только можно придумать. Представляю, как вы выпучите глаза, захлёбываясь от желчной зависти, вынужденные, в то же время, улыбаться, поздравлять, лебезить передо мной. То-то посмеюсь.
Я покинула эту радостную компанию, сказав, что мне пора готовить обед, и пошла на кухню. Арлетт, как раз, была там, и уже приступила к готовке. К ней тоже нужно было подмазаться. Зашла на кухню, и сказала:
- Давай, помогу.
- Не беспокойся, Марта – ответила она сдержанно – ты и так много трудишься по дому, а я люблю готовить. Поэтому можешь пойти отдохнуть.
- Арлетт, хотела тебе сказать – начала я, тяжело подбирая слова, очень уж сложно давалась мне добродушная беседа с этой гадиной – Ты много раз проявляла ко мне доброту, но я не ценила этого, часто грубила тебе, отвечая злом на добро. Хочу, чтобы ты извинила меня за это.
- Что это вдруг, такой порыв, детка? – спросила Арлетт с сомнением (гадюка)
- Понимаю, ты удивлена, и у тебя есть причины обижаться, но, знаешь, последнее время я много думала обо всём этом, и поняла, что часто вела себя глупо и мерзко по отношению к тебе и сёстрам. Может быть, я просто повзрослела, не знаю.
- Что ты, Марта, я не держу на тебя зла. Да, временами мне были обидны твои поступки, но я очень рада слышать, что ты сейчас сказала, и это неожиданно для меня, я растерянна. Буду счастлива, если в семье воцарится гармония и дружба между всеми её членами.
- Спасибо, Арлетт, можно я тебя обниму?
- Конечно, Марта! – ещё более удивлённо сказала Арлетт.
Я прижалась к ней. Как же холодно, боже, очень холодно. Я будто обняла каменную статую на морозе. Хотелось тут же её оттолкнуть, но я пересилила себя, замерев на несколько секунд.
- Спасибо, пойду к себе – сказала я – стараясь не смотреть ей в глаза, но мельком, успела заметить прежнее недоверие и злобу во взгляде. Умная коварная змея.
***
Всё оставшееся до бала время семья готовилась к нему. Нинон и Жильберта не могли говорить ни о чём другом. Возникавшие посторонние темы мгновенно затухали, и девушки возвращались к разговорам о выборе нарядов и туфель, или бесконечно спорили о том, как лучше причесаться, каждой хотелось перещеголять сестрицу. Марта была рядом. Последние дни она почти не запиралась на чердаке, не сидела на своём любимом ящичке с золой, постоянно помогала сёстрам что-то подшивать, зашивать, ушивать, отпарывать, крахмалила им юбки, гладила платья, воротнички и оборочки.
- Ты стала такая прелесть! – сказала ей Жильберта, сидя перед зеркалом, в то время как Марта причёсывала её, то так, то эдак.
- Я всегда такой была, сестрёнка, стеснялась вам это показать.
Вечером девочки даже поговорили с Арлетт о том, что, может быть, им всё-таки стоит взять Марту на бал?
- Давайте возьмём! – говорила Нинон – она нам так помогает с подготовкой, и ей наверняка втайне тоже хочется поехать.
- Да, она стала такой душкой – вторила Жильберта – и ведёт себя последнее время совсем нормально, прям обычная девушка, такая как мы с Нинон. У нас же полно нарядов, что-нибудь подберём, оденем как куколку, тогда она совсем перестанет быть странной.
- Да, доченьки, я тоже рада изменениям в Марте, но что-то мне всё-таки не нравится в её взгляде, вызывают сомнения такие резкие перемены, – ответила Арлетт - Поэтому не будем менять планы, повременим, тем более она сама сказала, что ехать не хочет. Если положительные изменения закрепятся, будем и её выводить в свет.
- Ну, хорошо – разочаровано сказала Нинон.
- А мы хотели уговорить её ехать и понаряжать прямо сейчас - вздохнула Жильберта.
Больше всего изнывал мсье Густав. Он ходил по комнатам и говорил:
- Господи, скорей бы уже уехать на этот бал, отбыть каторгу и приехать обратно! Когда четыре женщины днями напролёт заняты подготовкой к этому дурацкому торжеству, единственному в доме мужчине впору только сойти с ума.
Однако, в день бала, женщины уделили тщательное внимание и самому мсье Густаву. Сам он лишь гладко выбрился. Затем в дело вступила семья, они тщательно его причесали, наказав ни в коем разе, не теребить, задумавшись, волосы, как он это любил делать. Отгладили белоснежную сорочку, заставили надеть новейший сюртук, хоть Густав хотел ехать в старом, убеждая, что в нём удобнее. Опрыскали духами, заставили надеть перстень с красивым камнем, лайковые перчатки, взять трость. Глава семьи стойко вынес экзекуцию.
У Девушек и своих забот было не перечесть, они старательно шнуровали друг другу тугие корсеты, поправляли оборочки, нижние юбки и декольте, доставали из шкатулок самые эффектные драгоценности. Платья были из самого дорогого шёлка, с муаровыми переливами, у рыженькой Нинон - голубое, у брюнетки Жильберты - бордовое. Они поминутно оглядывали себя в зеркало и ощипывались.
Марта, помогавшая сёстрам собираться, выглядела, в своём сереньком платье, будто галчонок, скакавший между двумя павлинами, распустившими хвост.
Наконец, подъехал заказанный экипаж. Мсье Густав не поскупился, карета была хороша, обита тёмно-бордовым бархатом, на четвёрне запряжённых лошадей, такие же бордовые попоны, кучер в парадном кафтане.
- Карета и попоны лошадей в тон моего платья! – обрадовалась Жильберта, показав Нинон язык, на что та, показала сестре кулак.
- Девочки, ну-ка не егозите тут! – шутливо прикрикнула на них Арлетт – а то корсеты треснут.
Семья стала рассаживаться в карету. Марта стояла в сторонке с задумчивым видом.
- Марта, не скучай тут, – сказала ей подошедшая Нинон – когда вернёмся, обязательно расскажем тебе во всех подробностях, как там всё было. Соберёмся в моей комнате, будем есть конфеты и болтать до утра, а в следующий раз, ты обязательно поедешь с нами.
- Не беспокойся, Нинон, я не буду скучать. Сама же отказалась ехать. А в следующий раз, посмотрим – ответила Марта, загадочно улыбнувшись.
Наконец, все уселись в карету, кучер хлестнул лошадей, экипаж мягко тронулся, провожаемый тревожным взглядом Марты.
- Ох, что-то не нравятся мне глаза Марты, последнее время – шепнула Арлетт Густаву.
- Вот тебе на! - удивился Густав – Я, впервые за много лет счастлив наблюдать, как моя дочь становится нормальным человеком, отбрасывая все свои детские несуразности, а тебе, видите-ли, её глаза не нравятся?!
- Возможно, я и ошибаюсь, дай то бог! – ответила Арлетт.
Марта
Я очень разволновалась, увидев как экипаж, уехавший без меня, растворяется на горизонте. Крёстной всё ещё не было. Где же она? Должна скоро приехать, обещала. Ведь она никогда не нарушала обещаний. Неужели я не попаду на бал? Мне же ещё нужно успеть привести себя в порядок, нарядиться.
Времени, конечно, было ещё довольно, эти дурочки так боялись опоздать к началу, что убедили заказать экипаж на два часа раньше, чем нужно. Какие же мерзкие лицемерки мои так называемые сестрицы. Начали стелиться передо мной и убеждать, что хотели бы, чтобы я ехала на бал с ними. А там наступили бы мне на подол, порвали платье, подставили подножку, чтобы я упала в грязь, а потом сказали бы, что нечаянно.
Крёстная обязательно приедет, обязательно.
Наступал закат, и я ушла в дом. Стало как-то не по себе, от этих пустых комнат, коридоров, шкафов, в багровых отблесках заходящего солнца. У меня почти началась паника, но внезапно стук, знакомый стук. Конечно, это была крёстная. Я распахнула дверь, кинувшись к ней в объятия.
- Наконец-то, Селеста, я так разволновалась, что ты не придёшь, и я не смогу поехать на бал – говорила я, не в силах сдержать текущие по щекам слёзы.
- Ну, что ты, девочка моя – сказала крёстная - если бы я не была уверена в том, что исполню твоё желание, разве стала бы так жестоко тебя обнадёживать. Всё в порядке, ты поедешь на бал, милая! Выйди-ка на улицу, слышишь, что это за звуки там за окном?
Я вышла из дома и увидела роскошный экипаж, неспешно подъезжающий к воротам. У сестёр тоже был красивый экипаж, но каким же простеньким он казался теперь, в сравнении с этим чудом. Удивительная резьба, украшавшая корпус кареты, покрытая позолотой, даже колёса были позолочены. Золотыми нитями, сплетающимися в причудливые узоры, были украшены и голубые попоны лошадей, и ливрея старого кучера, подслеповатого щурившегося и махавшего мне рукой. Я была очарована и возбуждена, ходила вокруг экипажа, гладила лошадей, слышала, как кучер что-то говорит мне, но не могла разобрать слова.
- Сударыня, вот в чём незадача, я что-то заплутал, и уже не понимаю, как же нам проехать к королевскому дворцу – наконец-то расслышала я кучера – Раньше-то ездил здесь, а сейчас поехал, и чёрт знает, старый уже, стемнело, а у меня слепота куриная.
- Знаю дорогу, не волнуйтесь – ответила я – сейчас поедем вот так, направо, минут через двадцать будет широкий тракт, мы на него свернём, а там уже не заблудимся, доедем прямо до королевского дворца.
- Вот спасибо, сударыня, а то натворил бы дел, завёз бы не на бал, а чёрт знает куда – улыбнулся кучер.
А крёстная оказывается уже прошла в карету и теперь открыла дверцу, улыбаясь и спрашивая:
- Что, милая, хочешь осмотреть внутри? Ну? смотри, смотри, карета эта прекрасная, от старинных мастеров, сейчас таких уже нет, всё проще делают. Только высшее сословье могло позволить себе такие экипажи.
- Боже, какая прелесть!- заворожено шептала я – ощупывая невероятно мягкую обивку сиденья. На стенках висели эмалевые украшения и массивные хрустальные светильники.
- Девочка моя – сказала крёстная – вообще-то уже пора ехать, но что-то меня мучает жажда, пройдём в дом, ты нальёшь мне стакан воды?
- Ну, конечно, тем более, мне же нужно переодеться!
Мы прошли с крёстной в дом, я налила ей попить, но внезапно ей стало нехорошо, и она решила не ездить, а прилечь в доме, отдохнуть. Я немного расстроилась, что крёстной не будет рядом на балу, и что она не увидит моего триумфа, но медлить было нельзя. Она вручила мне приглашение на бал, прекрасное платье, драгоценные украшения, невероятные хрустальные туфельки, как раз по моей маленькой ножке. Я пошла наряжаться. Ещё, я одолжила у крёстной шиньон, чтобы семья, ненароком не узнала меня на балу раньше времени, и не отправила назад.
Время поджимало, пришлось наряжаться впопыхах, но вещи подаренные крёстной были настолько прекрасны, что даже одетые наспех выглядели изумительно. Я внимательно осмотрела себя в зеркало, и вся душа залилась радостным светом, ещё большим, чем при виде кареты. Из зеркала на меня смотрела настоящая принцесса, да ещё и в хрустальных башмачках. Принц не сможет пройти мимо.
Оставив крёстную отдыхать, я пробежала в карету, крикнув кучеру:
- Поехали скорее!
Он опять подслеповато сощурился, кивнул и лошади тронулись, карета проплыла мимо дома, запылила дорога под золочёными колёсами. Я ехала на бал, глубоко дышала свежим вечерним воздухом, с наслаждением подёргивала плечами, тронутыми приятной прохладой, и слёзы счастья, опять чуть было не покатились из глаз, усилием воли удалось их сдержать. Хороша я буду, приехав к принцу заплаканной.
***
Поутру баронессе Дю Белле не хотелось ехать на бал. Побаливала голова, ломило поясницу, но к обеду она расходилась и решила непременно посетить торжество, ведь приглашение прибыло от самого короля. Давненько она уже вела уединённую жизнь, тихо вдовствуя в своём поместье, после смерти барона. Время траура минуло, сонная атмосфера поместья надоела, пора было возвращаться к жизни.
У баронессы была веская причина поехать, ведь она так давно не выходила в свет. Наверное, в обществе уже болтают, что она ужасно опустилась и обрюзгла в своём добровольном затворничестве. А вот и нет, сегодня она будет на балу, и покажет всем, что фигура её всё так же стройна, а осанка горделива, несмотря на почтенный возраст.
Баронесса заблаговременно велела Жаку, своему кучеру, запрягать лучший парадный экипаж. Жак был стар, глуховат, слеповат, запрягал медленно, да и возил небыстро, но добрая баронесса держала его при себе, памятуя о долгих годах верной службы.
Пока Жак запрягал, служанка помогала баронессе наряжаться и причёсываться. Достала из шкафа самое красивое её платье, потуже затянула корсет, прикрепила к поредевшим волосам пышный шиньон. Баронесса вынула из массивной шкатулки фамильные драгоценности, всегда восхищавшие её подруг на балах.
- Ну что, Жак, готово? Можем ехать? - крикнула она с крыльца.
- Что, матушка? – громко крикнул Жак.
- Запряг, спрашиваю? – раздражённо спросила баронесса, подходя к кучеру – какой ты стал невозможный, Жак, не видишь, не слышишь, и как я тебе только доверяю себя возить?
- Так, по доброте вашей, матушка, а то, я ведь совсем с тоски помру. Готово уже. Будет сейчас, через минуту. Вернее, минут двадцать ещё можете погулять, припудриться!
- Ох, боже ты мой, да я уже на три раза припудрилась! Пока ты запряжёшь, я помну платье и употею так, что точно придётся пудриться ещё.
- Ничего будем на месте по часам.
- Вообще, мне сегодня как-то нездоровится. Может уже лучше снимать с себя всё и вообще никуда не ездить?
- А это уж воля ваша. Конечно, возрасток у вас уже дай боже! – покачал головой Жак.
- Ну, сорок девять лет, конечно, уже не молоденькая девушка, но…
- Странно, я всегда думал, что когда достопочтенный покойный барон привёл вас супругою в этот дом, вам было восемнадцать лет, а мне двадцать восемь. Сейчас мне семьдесят три, неужели тогда мне было не двадцать восемь, а все сорок два?
- Какой же ты всё-таки нахал, Жак! – наигранно рассердилась баронесса, слегка хлопнув его по голове веером.
Наконец, Жак управился с конями, баронесса уселась, и карета тронулась. Ехать было далековато, баронесса Дю Белле даже успела вздремнуть в дороге. Открыв глаза, она поняла, что Жак везёт её куда-то не туда.
- Жак, в чём дело, где мы? – крикнула она из кареты – Это совсем не дорога на королевский дворец.
- Да? А я что-то засомневался, где поворачивать, сумерки уже, а у меня же ещё эта куриная слепота проклятая.
- Охо-хо, что же ты делаешь?! Так и опоздаю, чего доброго. Придётся-таки нанимать нового кучера. Вон какой-то дом, сверни, спроси у хозяев дорогу.
Жак свернул, подъезжая к воротам, баронесса увидела, как из дома к ним бежит молоденькая девушка. Оказавшись возле кареты, она восторженно стала разглядывать её, обходя со всех сторон.
- Эй, сударыня, мы тут заблудились, подскажите, как нам на дорогу к королевскому дворцу выехать? – спросил её Жак, но девушка, казалось, ничего не слышит.
Она только оглядывала карету и едва слышно шептала что-то себе под нос. Баронесса удивлённо следила за ней из кареты.
- Эй, сударыня, вы не слышите что-ли? Рановато, вроде молодая, это ладно, я уже старик, потому глуховат.
- Здравствуйте, что? – наконец отозвалась она.
- Сударыня, вот в чём незадача, я что-то заплутал, и уже не понимаю, как же нам проехать к королевскому дворцу – говорил Жак в два раза громче – Раньше-то ездил здесь, а сейчас поехал, и чёрт знает, старый уже, стемнело, а у меня слепота куриная.
Девушка с готовностью подсказала дорогу к дворцу, и подошла к дверце кареты, удивлённо заглядывая внутрь.
Баронесса приоткрыла дверцу, услышав, как девушка шепчет: “Боже, какая прелесть!”, поняла, что та в восторге от её кареты. Она была польщена и испытала симпатию к этой странной особе. Баронесса пригласила её сесть в карету и осмотреть изнутри, с удовольствием наблюдая не сходящий с лица девушки восторг.
Так прошло несколько минут, баронесса уже хотела было попросить её выйти, чтобы продолжить путь, но внезапно почувствовала, что испытывает сильную жажду. Дю Белле попросила девушку налить ей воды. Та сказала, конечно, ведь ей всё равно нужно переодеться.
Поведение незнакомки казалось ей всё более странным, но баронесса была очень приветлива.
- Как тебя зовут, милочка? Ты разве одна живёшь? – спросила она девушку, войдя с ней на кухню.
- Что это с тобой, крёстная? - встревожено спросила она – тебе нехорошо?
- Да, милочка, мне действительно немного нездоровится сегодня, но почему ты зовёшь меня крёстной?
- Это же я, Марта! – ответила девушка, наливая стакан воды и протягивая баронессе.
- Очень приятно, Марта, но почему я всё-таки крёстная?
- Ты утомилась, Селеста, присядь, отдохни немного.
- Да ведь мне ехать пора? И какая я вам Селеста?
- А кто же ты? Посмотри на свои чудесные хрустальные башмачки, разве у кого-то кроме Селесты и меня есть такие маленькие ножки?
- Право, я не понимаю о чём вы? Эти башмачки вовсе не хрустальные. Кто бы стал делать хрустальные туфли? Они же будут очень твёрдые, и обязательно расколются, поранят ногу.
- Эти башмачки из чистого хрусталя!
- Нет, нет, но в кожу действительно инкрустированы ценные камни, поэтому они так сверкают, да и стоят подороже, чем хрусталь. Это светильники в моей карете хрустальные, верно.
- Нет, нет, и башмачки хрустальные. Я же говорю, ты утомилась, крёстная, присядь!
- Право, Марта, вы очень странно ведёте себя – сказала баронесса.
Ей стало не по себе от всё более безумного радостного тона, и странно блуждавшего взгляда девушки Марты.
- Ах, какое же платье, какое колье, какие кольца, какие серьги? – говорила Марта, подойдя к баронессе совсем близко, дотрагиваясь до её платья и серег - Спасибо, что ты привезла это всё для моего бала.
- Привезла вам? Не прикасайтесь ко мне, пожалуйста! Что вы себе позволяете? Я титулованная особа, между прочим, если вы не заметили мой герб на карете!
- Я понимаю, всё понимаю – примирительно сказала Марта – Зачем тебе было тащить это всё с собой? Это ведь нужно было складывать в отдельную коробку. Гораздо удобнее привести все вещи на себе, у нас же размеры одинаковые.
- Так, девица, похоже, вы не в себе, ну и до свиданья, спасибо, что подсказали кучеру дорогу, я поехала.
Баронесса встала, решительно двинулась к выходу, но у двери её настиг сильный удар в затылок. Баронесса упала страшно застонав. Позади неё стояла Марта, держа в руках тяжёлый металлический пест, мгновенно выхваченный из ступки.
Марта увидела, что баронесса собирается ползти и сказала:
- Куда ты крёстная, тебе нехорошо, тебе нужно отдохнуть.
После чего, изо всех сил, нанесла ещё три удара по голове баронессы. Та затихла.
- Вот так, крёстная, сейчас ты отдохнёшь, а я пока одену всё, что ты мне привезла и поеду на бал.
Марта долго и тяжело раздевала баронессу, потом волоком дотащила её до подвала, откинула крышку и столкнула тело. Глухо стукая, оно покатилось вниз по ступеням.
Понимая, что уже опаздывает на бал, Марта наспех надела на себя вещи баронессы, взяла её приглашение на бал. Даже шиньон, который был слегка припачкан кровью. Благо, крови было не много, круглый широкий пест не вызвал больших рассечений.
Запыхавшаяся, с безумными глазами, Марта выскочила на улицу и крикнула кучеру:
- Поехали скорее!
Жак всё это время дремал на козлах, и видел только платье баронессы, промелькнувшее в темноте к карете. Голос баронессы показался ему каким-то странным, но Жак уже давно не обращал внимания на изменения настроения баронессы.
- Э, как пронеслась, будто и вправду ей сорок девять – хмыкнул он в свои седые усы, и стегнул лошадей.
Марта
Увидела вдалеке огни, очертание дворца, волна паники охватила меня. Вот, уже через несколько минут я буду там. Как себя вести, что делать? Сердце трепыхалось как птичка в силке, и, казалось, могло упасть вниз живота. Приложила к нему ладонь, пытаясь удержать, успокоить. Ноги стали ватными, боялась, смогу ли я вообще выйти из кареты. Чтобы отвлечься стала разглядывать приглашение на бал. Крёстная была так любезна, что достала мне приглашение на имя какой-то баронессы Дю Белле, нужно соответствовать этому высокому титулу.
Как только мы приблизились к дворцу, передо мной открылось пышное великолепие приближающегося праздника, волнение ушло, осталась лишь радость созерцания красоты, и счастье ожидания главной встречи, за которой я и ехала сюда.
Кучер остановил карету, крикнув сиплым старческим голосом:
- Приехали, матушка!
Смешной старик, какая я ему матушка? Вышла в этот чудный незнакомый мир, который вскоре станет моей новой реальностью.
Вокруг дворца стояли вереницы изысканных карет, запряжённые породистыми конями, в парадных попонах. Кони, в волнении от шума и соседства стольких сородичей, встряхивали гривами, фыркали, нервно постукивая копытами.
К парадному входу стягивалась толпа нарядных людей. Молодые франты в широкополых шляпах с перьями, офицеры в парадных мундирах с начищенными бляхами, почтенные матроны, под руку со своими престарелыми мужьями, увешанными орденами, будто рождественские ёлки. Вокруг стайками вились их дочери, в лучших своих нарядах.
Где-то там и мои родственнички, нужно держать ухо в остро, не попасться им на глаза.
У входа стоял дворецкий, я протянула ему пригласительный. Он как-то сомнительно посмотрел на меня, потом взглянул на приглашение, улыбнулся, и, поклонившись, сказал:
- Добро пожаловать на королевский бал, баронесса!
Всё-таки, я немножко опоздала, бал уже начался. Пары оттанцевали полонез, люди постарше, важные сановники уже разбредались по залам, играть в карты и сплетничать. Ну, и хорошо, папочка и Арлетт наверняка где-то там.
А в главной сияющей зале кружились пары, вихрем проносились мимо платья, переливались драгоценные камни.
Тут было много красивых и знатных молодых людей, многие из них восхищённо засмотрелись на меня, как только я вошла в зал. Девушки глядели на меня с завистью, но тоже не могли отвести взгляда.
Все они были мне неинтересны. Я искала глазами его одного, принца! Я чувствовала, что сами звёзды сегодня ведут меня.
И вот, я увидела его, конечно, это не мог быть никто иной. Высокий, невероятно красивый молодой человек, с воистину королевской осанкой, перед которым лебезили и расшаркивались окружающие. Он обворожительно улыбался, небрежно откидывал со лба густые тёмные волосы, и блуждал по залу невероятно пронзительным острым взглядом.
Меня опять затрясло, никак не могла унять дрожь, особенно когда он увидел меня, издали, наши взгляды пересеклись на мгновенье.
Спустя минуту волнение вновь сменилось уверенностью, ведь я поняла, что в его взгляде мелькнула искра, внезапное изумление моей красотой.
Он пошёл с кем-то танцевать, а я подходила ближе и ближе. На следующий танец, он должен обязательно пригласить меня, а после танца со мной, он уже не захочет танцевать ни с кем больше.
Внезапно передо мной вырос какой-то смешной рыженький офицер с завитыми усами, и пригласил танцевать. Я с радостью согласилась, ведь можно было влиться в толпу танцующих и приблизиться к принцу.
Вот наши пары пронеслись совсем близко друг от друга, и мы вновь встретились взглядом…
Тут музыка смолкла, и, о, чудо, следующим танцем объявили кадриль, значит, сейчас пары будут меняться партнёрами по ходу танца, может быть получится потанцевать с принцем.
Свершилось, мы встретились с ним в одной из фигур, его взгляд обо всём сказал. Ни на одну из девушек он не смотрел так, как на меня. Прикосновения его рук жгли, словно языки пламени. Мы разошлись, потом встретились в ещё одной фигуре, и он опять смотрел на меня так пронзительно, что всё было понятно без слов, и я смотрела ему прямо в глаза, хоть это было непросто. Так засмотрелась, что споткнулась и чуть не упала, он поддержал меня, и так ласково рассмеялся, что я тоже не смогла сдержать смех. Кадриль то сближала нас, то разделяла. Потом она закончилась, Принц отошёл и разговорился с какими-то людьми, видимо с приятелями. Я неспешно ходила по залу, не решаясь смотреть на него, тем не менее, постоянно оглядываясь. Неожиданно, когда раздались первые такты вальса, принц оказался прямо передо мной, улыбнулся, протянул руку и сказал:
- Сударыня, позвольте пригласить вас!
- Конечно! – ответила я – вальс понёс нас, отрывая от земли…
***
Принц не очень то и хотел этого пышного приёма. Король прямо говорил, что организует бал для того, чтобы его повеса-сын смог подобрать себе на этом балу достойную невесту. Принцу же пока вовсе не хотелось расставаться со своей холостой жизнью.
- Ну, пап, зачем мне сейчас жениться? – спрашивал он короля - Разве это не потерпит ещё годик-другой?
- Знаешь ли, дорогой – отвечал ему отец – Я уже немолод, и хочу увидеть тебя серьёзным остепенившимся человеком, хочу увидеть своего внука, наследника нашего престола. Тогда я смогу, с лёгкой душой отойти в мир иной.
- Ну, зачем все эти речи? Ты вполне крепок, чтобы править ещё двадцать лет, как минимум.
- Мы предполагаем, а бог располагает. Нечего тебе, негодник, постоянно таскаться на охоту, хлестать с друзьями вино, да лапать простолюдинок в харчевнях. На бал приедет масса благовоспитанных красивых девушек, и ты наверняка найдёшь хотя бы одну, с кем захочется продолжить знакомство. Ну а нет, хоть потанцуешь вдоволь.
- Ой, папа, если бы ты знал, как меня достала вся чопорность, неискренность и лесть, этих самых, так называемых, благовоспитанных особ. И потом, среди всех этих постоянных посетительниц балов, интересных девушек почти не бывает.
- Балу быть и точка! – твёрдо сказал король и пошёл прочь, дав понять, что разговор окончен.
А сегодня принц скучал на балу, как и предполагал. Вереницы улыбавшихся ему девушек, и их родителей, ловивших каждый его взгляд, расшаркивающихся в глубоких поклонах. Как же надоел этот вечный спектакль.
Внезапно он заметил вошедшую в зал Марту. Девушка резко и стремительно двигалась, нервно оборачивалась, диковато вращая глазами. К тому же, на ней было платье, более приличествующее женщине в летах.
“Кого только тут не бывает” – подумал принц, глядя на неё. В то же мгновение, она резко повернулась, их взгляды встретились.
Принцу стало немножко не по себе от этих глаз. Беспокойных, восторженных, будто моливших о чём-то.
“Странная” – подумал принц, и тут же переключил внимание, пригласив на танец дочку какого-то графа.
Вскоре он опять столкнулся со странной девушкой в кадрили. Принца сразу поразили её руки. Они походили на служаночьи - грубая задубевшая кожа, заусеницы, грязь под ногтями. При этом девушка даже не надела перчаток, нарушая бальный этикет. Её украшения, были слишком тяжёлыми и массивными для молодой особы, как и платье, они больше подходили пожилой женщине.
Принц удивлённо взирал на неё, взгляд девушки казался ему всё более непонятным и даже вызывающим.
Манера её танца была угловатой, негармоничной, многие танцующие искоса поглядывали на неё, прыская в кулак, но видно было, что девушка отдаётся танцам со всей страстью. Это вызвало у принца искреннюю улыбку, замеченную девушкой, она широко улыбнулась ему в ответ, и споткнулась, чуть не упав. Принц рассмеялся, девушка захохотала в ответ, неприлично экстатическим смехом.
Кадриль закончилась, принц подошёл к одному из своих приятелей, виконту Д’Альберу, и спросил, указывая на Марту:
- Послушай, не знаешь ли ты, что это за особа? Никогда раньше не видел её на балах.
- Нет, вроде не знаю.- ответил Д’Альбер - Так себе. Одета, судя по всему, в шикарное мамочкино платье, двадцать лет провисевшее в шкафу.
- Да, ты прав – расхохотался принц - но забавная…
- Ты лучше погляди на Сюзон! Вот где цветочек!
- Да куда денется твоя Сюзон, лучше приглашу ещё разок эту незнакомку, уж больно смешно танцует.
Принц стремительно подбежал со спины к Марте.
- Позвольте пригласить вас, сударыня! – сказал он.
- С радостью – ответила она с придыханием, содрогнувшись всем телом.
Принц положил ладонь на талию незнакомки и почувствовал, как девушку колотит дрожь. Они закружились по залу в вальсе, она так призывно заглядывала ему в глаза, что принц всё понял.
“Так это одна из тех несчастных, влюблённых в меня дурочек, начитавшихся романтичных историй про прекрасных принцев – думал он – не буду над ней издеваться, он так мила в своей искренности”.
Они дотанцевали вальс, во время которого принц старался не встречаться глазами с девушкой.
- Благодарю, сударыня, вы прекрасно танцуете, и доставили мне отменное удовольствие – сказал он, когда музыка смолкла, вознамерившись ретироваться.
- Ведь мы ещё встретимся?! – крикнула ему вслед Марта.
- Разумеется, один из следующих танцев за мной! – смущённо ответил принц, скрывшись среди толпы.
Он вновь отыскал виконта Д’Альбера.
- Ну как, что это за оригиналка? – спросил Д’Альбер.
- Пустое. Знаешь, такие ещё хуже, чем льстивые и меркантильные стервы. С теми хотя бы можно устроить изящную борьбу умов и характеров. А эта, смотрит на меня как на божество, вся дрожит. Ни капли не зная меня, уже влюблена. Скажи я ей сейчас: “Прыгни в огонь”, ведь прыгнет же. Очередная глупенькая восторженная особа, из какого-нибудь захолустья.
- Из захолустья, не скажи, её платье и драгоценности, хоть и подойдут больше какой-нибудь солидной мадам, всё же выдают весьма богатый титулованный род. У мелких дворянчиков таких вещей не бывает.
-Ты бы видел её руки – это руки кухарки. Впрочем, это меня мало интересует – ответил принц, пойду на балкон, подышу свежим воздухом, а то подташнивает уже от запаха духов и пудры.
Меж тем, объявили перерыв в танцах, и в толпе приглашённых, многие начали обсуждать некую странную особу явившуюся на бал. Они были удивленны и позабавлены незнакомкой, неуклюже и смешно танцевавшей, тем не менее, приглашённой на танец самим принцем. Посетители шутили и гримасничали, по залу пополз шёпот, полетели смешки.
- Но кто она такая?
- Платье у неё богатое.
- Но старомодное.
- И сидит как на корове седло.
- Но драгоценности шикарные.
- Она же совсем не умеет держаться.
- Как она некрасиво двигала локтями в кадрили.
- Обратите внимание, как она вызывающе смотрит на всех.
- Невероятно, бывают же такие?!
- Почему она всё время дёргается и оборачивается?
- Взгляд у неё какой-то дикий.
Марта заметила внимание к себе, но решила, что люди шепчутся, восхищаясь её красотой. Ей было лестно произвести такой фурор на королевском балу, она в смущении опускала голову. В тоже время, Марта очень беспокоилась, что её увидит кто-нибудь из семьи и тут же отправят домой.
Волновалась она напрасно, мсье Густав с Арлетт уже час как засели за карточный стол, а Нинон с Жильбертой танцевали на другом конце бескрайнего зала. Издалека же узнать Марту, в этом платье и шиньоне, не было никакой возможности.
Однако, её тревога усиливалась, она всё чаще и резче оборачивалась по сторонам, всматриваясь в толпу посетителей.
В одной из групп приглашённых, столпившихся вокруг сидящей в кресле старой графини Д’Омаль особенно оживлённо обсуждали незнакомку.
- А я вам говорю, господа, что серьги на этой особе, фамильные серьги барона дю Белле – говорила графиня – Их носила ещё его матушка, позже они достались его супруге. Последний раз, когда я видела баронессу с супругом, на приёме у герцога Алансонского, она была именно в этих серьгах.
- Может быть, вы путаете, маман?
- Ну, нет, твоя старая мать, ещё не совсем выжила из ума. Это штучная работа, я узнаю её из тысячи. И потом, посмотрите, на этот чудесный веер, с инкрустированным изображением птички колибри. Такой был только у баронессы Дю Белле.
- Может быть это дочь баронессы?
- Что вы, у баронессы двое сыновей!
- Может быть она её племянница, или ещё кто-то, кому она подарила свои украшения?
- Не знаю, не знаю, это выглядит очень странно – ворчливо отметила графиня Д’Омаль – позовите-ка сюда эту девушку, я сама её расспрошу.
- Но, маман, боюсь, это может выглядеть неудобным.
- Вот ещё, неудобно, когда я вижу на неизвестной мне особе фамильные драгоценности дома Дю Белле! Может быть это воровка?!
- Ну что вы, маман, кто бы пригласил на королевский бал воровку? Тем более сам принц танцевал с ней. Вечно вы со своим характером, маман, всегда вам больше всех надо.
- Да, мне больше всех надо, просто позовите девушку ко мне.
Марта как-раз шла в их сторону, одна из дочерей графини, обратилась к ней, сказав, что её мать, графиня Д’Омаль, желает спросить вас кое о чём.
- О чём же? – в тревоге спросила Марта
- Она вам сама объяснит.
Марта подошла к графине, почтительно поклонившись.
- Здравствуйте, милочка! Позвольте полюбопытствовать это ваши серьги и веер? – спросила Д’Омаль.
- Разумеется, чьи же ещё? – ответила Марта.
- Как они вам достались?
- Мне подарила их крёстная.
- Простите за нескромные вопросы, но как зовут вашу крёстную?
- Селеста.
- Какая ещё Селеста? Имеет ли она какое-то отношение к роду Дю Белле?
- Послушайте, а какое вам, собственно, дело?
- На вас надеты фамильные драгоценности рода Дю Белле.
- Да что вы говорите?! Это мои драгоценности, подаренные крёстной! Вы просто вздорная старуха. Я вас знать не знаю, не донимайте меня своими гнусными намёками – вспыхнула Марта, развернулась и пошла прочь.
- Как вас зовут?
- Не ваше дело!
- Вот нахалка! – возмутилась Д’Омаль, тяжело поднимаясь с кресла – Я сейчас лично пойду и попрошу у стражи узнать, кто это такая?
Подойдя к стоявшему на входе жандарму, графиня сказала, кивнув в сторону взволнованной Марты, стоявшей на расстоянии:
- Голубчик, вы ведь следите за порядком и безопасностью гостей, так извольте, пожалуйста, узнать у дворецкого, что это за особа? Ведь он же проверял приглашения. Она дерзила мне, я хочу знать, кто это расхаживает тут в фамильных драгоценностях Дю Белле и ведёт себя вызывающе. Мне, например, неприятно находится на балу, когда какая-то девчонка позволяет себе общение со мной в таком тоне.
Жандарм сходил за дворецким, и графиня, снова кивая в сторону Марты, спросила, кто это такая.
- О, это какая-то баронесса, запамятовал имя – наморщив лоб, отвечал дворецкий – Что-то вроде Дю Валле...
- Дю Белле?! – вскрикнула графиня
- Вот, точно, Дю Белле.
- Куда же вы тут смотрите? - продолжала графиня, всё повышая тон – Вы, что же, не знаете в лицо баронессу Дю Белле? Как вы могли почтенную именитую даму, спутать с какой-то хамоватой проходимкой? Она наверняка просто выкрала у баронессы драгоценности, вместе с пригласительным! Задержите же её немедля, и пусть объясниться, кто она и откуда всё это взяла?!
- Простите, но я не могу запомнить сотни гостей по именам! - оправдывался дворецкий.
- Может быть вы и меня не знаете? – возмутилась Д’Омаль.
- Почему же, графиня, я не могу знать всех молодых девушек приезжающих на бал, вас как старого завсегдатая королевских балов, я, конечно, помню.
- Старого? – недовольно фыркнула графиня - Ваши манеры оставляют желать много лучшего, не думала, что даже на королевском балу титулованных особ теперь можно спокойно оскорблять и портить им настроение. Нет, что не говори, а теперешние балы не идут ни в какое сравнение с теми великолепными балами полувековой давности. Даже если обратить внимание на танцы, разве так танцевали на балах мы? Нет, современные молодые люди всё-таки напрочь не понимают где грань, отделяющая изящный флирт и кокетство, от неприличной распутности… О, для этого нужно иметь мозги, начитанность, высокую эрудированность. Словом, всё то, чем обладали мы… Но, полно болтать, немедленно дайте жандармам знать, чтобы эту проходимку задержали! Посмотрите, она уже куда-то скрылась! Где же она? Немедленно её разыщите!
Марта, действительно пропала из виду. Дворецкий позвал несколько жандармов, вместе с ними направившись искать подозрительную девушку. Обойдя все залы, они нашли лишь маленькую туфельку, на ступеньках лестницы ведущей к выходу. Выйдя за ворота, узнали от ожидавших кучеров, что не далее как четверть часа назад, к карете с гербом Дю Белле, подбежала какая-то странная девушка, в одной туфле, заскочила в неё, крикнула кучеру: “Гони”, и умчалась прочь.
- По всей видимости, она, и вправду, какая-то воровка и мошенница – делились мнениями жандармы, запрягая лошадей для погони.
Марта
Да, я танцевала с принцем, и всё летело и кружилось в моей голове, я смотрела ему в глаза, а он не мог долго выдержать мой взгляд, он отводил глаза, ослеплённый моей красотой.
После окончания танца смутился и скрылся в толпе, но моя душа пела, принц был так взволнован, что просто не мог нормально разговаривать со мной, смотреть на меня, поэтому отошёл немножко успокоиться. Я поняла это потому, что мне и самой требовалась небольшая передышка, от таких эмоций, нужно было чуть-чуть привести в порядок сбившиеся мысли.
В прекрасном настроении я ходила по залу, вокруг все шептались, восхищаясь моей красотой, платьем и драгоценностями, но тут я вспомнила, что Арлетт с сёстрами где-то поблизости, и меня затрясло от страха, что они могут увидеть меня, и сделать мне сейчас какую-то гадость.
Поэтому я тревожно озиралась, боясь столкнуться с ними, но так и не смогла оценить всей степени их коварства. Видимо они всё-таки заметили меня, и подговорили какую-то знатную старуху устроить скандал. Та подозвала меня, и начала обвинять в том, что я украла драгоценности, подаренные мне крёстной, у какой-то баронессы.
Я отошла от злобной старухи, допрашивавшей меня, ответив, что это не её дело, но краем глаза, продолжила за ней наблюдать. Она о чём-то говорила с жандармом и дворецким, кивая при этом в мою сторону. Теперь я поняла, что Арлетт хочет опозорить меня перед принцем, чтобы меня схавтили на глазах у всех, как воровку. Ах, Арлетт, мерзкая Арлетт, это всё её задумки! Дурочки Нинон и Жильберта не додумались бы до такого коварства. Они могли бы подставить ножку, сделать какую-нибудь другую примитивную гадость, но в этой ситуации явно читался коварный ум мачехи.
Ничего у вас не выйдет, принц в меня влюбился, и не поверит этим мерзким сплетням. Он теперь всё равно найдёт меня, чтобы там ни было. А сейчас нужно, во чтобы то ни стало, избежать прилюдного позора.
Когда старуха перестала следить за мной взглядом, разговорившись с дворецким, я проскользнула к лестнице и бросилась бежать. Ещё не совсем привыкла к этим новым хрустальным туфлям, бежать было неудобно, на лестнице споткнулась, потеряла туфельку, но не остановилась. Так и выбежала, спотыкаясь, пробежала до кареты, чуть было, не потеряв вторую туфельку. Крикнула спящему кучеру, чтобы он трогал, да поживей.
***
Старый кучер баронессы Жак, на протяжении всего бала, благополучно дремал, сидя на козлах.
Разбудил его истерический крик:
- Гони, да поскорей!
Он резво тронул с места, не разобрав спросонья, что к чему. Только после получаса пути, Жак, окончательно пробудившись, стал задумываться над тем, как странно сегодня ведёт себя баронесса. Ведь она никогда не любила быстрой езды, и всегда говорила ему, наоборот, чтобы он сильно не разгонялся, потому, что он уже стар, и реакция его совсем не та, что раньше.
Когда из кареты снова послышался выкрик: “Скорее, можно ехать скорее? Умоляю!”, кучер не на шутку встревожился, к тому же, голос баронессы опять показался очень странным, не похожим на обычные интонации хозяйки.
Тогда Жак остановился, слез с козел и направился к дверце кареты, со словами:
- Что случилось? Не худо ли, матушка? Вам ведь нездоровилось с утра.
Едва Жак отворил дверцу, на его голову обрушилось несколько ударов тяжёлым хрустальным светильником.
***
Спустя какое-то время, несколько жандармов, пустившихся на лошадях в погоню за странной посетительницей бала, заметили карету стоявшую на обочине у опушки леса. Они спешились и осмотрели её. Карета была пуста, но буквально в нескольких метрах от неё, в кустах, один из жандармов заметил бездыханное тело кучера Жака.
- Дело серьёзное, тут убийство, похоже – крикнул он - кто-нибудь, скачите за шефом.
Шеф жандармов, Леллюш, сухощавый мужчина лет пятидесяти, считался лучшим сыщиком в округе. За последние годы он, в кратчайшие сроки, раскрыл не один десяток запутанных дел.
Леллюш прибыл на место преступления недовольный тем, что его опять выдернули из постели среди ночи. Он порывисто прошёл к телу кучера Жака, внимательно осмотрел убитого, после чего исследовал карету снаружи и внутри.
- Зачем было тянуть сюда меня? Что вам тут непонятно? – задал он риторический вопрос жандармам - Старика убили несколькими ударами по голове. С большой долей вероятности, орудием убийства послужил хрустальный светильник, найденный неподалёку от тела. Это говорит о том, что убийство было спонтанным. Преступник не готовился, просто сорвал со стены кареты светильник, первый попавшийся под руки увесистый предмет, и нанёс несколько ударов. Удары, судя по всему, были не такими уж сильными, но старику этого хватило. Била либо женщина, либо хилый мужчина, поскольку, вы говорите, что гнались за девушкой, логично предположить, что била именно она. Мотивы пока неясны. Кучер был либо её сообщником, и они что-то не поделили, либо… Впрочем, зачем гадать? Как вы говорите, ситуация началась на балу, поэтому едем во дворец, будем разбираться.
Приехав во дворец, Леллюш тут же собрал всех свидетелей, среди которых был и обеспокоенный принц.
- Ваше высочество! – почтительно сказал Леллюш – Не смею допрашивать вас, лишь покорно прошу помочь, ибо, как я слышал, вы танцевали с подозреваемой. Если бы вы могли что-то нам рассказать, я был бы глубоко признателен.
- Конечно, мсье Леллюш, с радостью скажу, что знаю – ответил принц – но я ничего не знаю про эту девушку. Какая-то странная особа, совсем не похожая на привычные в светском обществе экземпляры. Мне показалось, что она смотрела на меня с обожанием, в этом она была, напротив, неоригинальна. Вовсе не обратил бы на эту девушку внимания, если бы на ней не было платья и драгоценностей, несколько старомодных, приличествующих скорее пожилой даме. Я вижу много девушек желающих добиться моего внимания, поэтому такие моменты сразу бросились в глаза. А ещё, очень грубые неухоженные руки. Никогда не видел таких рук у посетительниц балов, они похожи на руки кухарки или уборщицы. Больше не могу сказать ничего полезного, но если возникнут ещё какие-то вопросы, то всегда буду готов помочь вам, ведь недаром о вас идёт слава как о лучшем сыщике нашего королевства.
- О, ваше высочество, польщён вашей похвалой и готовностью помочь – признательно ответил Леллюш.
Следом настал черёд беседы с графиней Д’Омаль. Она начала издалека, с рассказов о балах полувековой давности, пересказав сыщику все свои соображения по поводу нравственности современной молодёжи. Для невыспавшегося Леллюша стало настоящим подвигом не захрапеть во время этого разговора. Хотя, перейдя к сути, старушка-графиня оказалась полезной. Она очень дотошно описала внешность девушки, её платье, драгоценности, веер.
- Грубая, нескладная особа, с диким взглядом, резкими движениями, разве можно было представить всего несколько десятилетий назад, что на королевских балах будут присутствовать такие личности? Вот, хотя бы вспомнить меня в молодые годы. Разве такой я была. Боже, сложно было представить себе более трепетное и нежное создание. Ах, где мои двадцать лет, очаровательный принц Луи…
- Да, это так, графиня, благословенные старые времена – наконец-то сумел вставить слово Лелюш – тем не менее, если быть ближе ко вчерашнему происшествию…
- Ах, молодёжь, вечная торопливость, порывистость…
- Да что вы, графиня, где уж мне до молодёжи? – засмеялся Леллюш.
- Но но, не кокетничайте, мужчинам это никогда не было к лицу.
- Так, значит, вы уверены, что серьги и веер девушки принадлежали именно баронессе Дю Белле?
- Нет никаких сомнений, молодой человек. Я не имею привычки болтать без дела. Если бы вы знали, на скольких балах мы были вместе с баронессой. Я помню её ещё совсем юной девушкой. Я была ей хорошей старшей подругой, именно я помогала ей делать первые шаги в высшем свете. Более того, именно благодаря мне она познакомилась с бароном, после чего у них начался бурный роман. Ах, какая это была любовь, если бы вы знали… Мне ли не узнать её лучшие серьги, её веер…
- Что-нибудь ещё важное припоминаете?
- Нет, вроде бы ничего – ответила графиня – Хотя, постойте-ка, эта самозванка сказала, что драгоценности ей подарила крёстная, некая Селеста. Поэтому проверьте женщин с таким именем, может быть, именно эта Селеста и выкрала драгоценности.
- Хорошо, графиня, мы обязательно будем выяснять, и кто эта девушка, и кто такая её крёстная Селеста. Спасибо вам за подробный рассказ.
После беседы с графиней Д’Омаль, Леллюш был совсем уставшим, и даже потрогал затылок, не образовалась ли там плешь. Получение полезных сведений, которые можно было рассказать за пять минут, было растянуто на полтора часа. Тем не менее, шеф жандармов выяснил точное место особняка баронессы Дю Белле, велев послать туда сотрудника жандармерии. Кто мог пояснить ситуацию лучше, чем сама баронесса?
Посланный в имение баронессы сержант обернулся довольно скоро, сообщив, что баронесса уехала на королевский бал, в своей карете, вместе с кучером, и до сей поры не возвращалась.
- Ага, значит, баронесса выехала на бал вместе со своим кучером, но вместо неё на бал прибыла некая странная девушка, предъявившая пригласительный баронессы – рассуждал Леллюш - Нужно в кратчайшие сроки произвести опознание убитого и кареты. Хотя и так понятно, что старик, найденный возле кареты, и есть тот самый кучер. Главные вопросы для прояснения: Был ли кучер сообщником неизвестной особы? Куда делась баронесса? Что за девушка была на балу в её украшениях? Чтож, как говорил мой добрый друг и коллега, старина Жакаль: “Шерше ля фам”.
Допрос остальных свидетелей не дал ничего толкового, все как один повторяли одно и тоже - девушка была странной, угловатой, нервной.
- Что ещё интересного есть? – спросил Леллюш своих сотрудников.
- Да почти ничего, – ответил один из них – разве что, нашли туфельку, по всей видимости, потерянную той девушкой при побеге из дворца.
- Так что же вы молчали? – возмутился шеф жандармов – немедля несите сюда.
Туфельку принесли.
- Ага, туфелька то непростая – заметил Леллюш – Обратите внимание, вся осыпана дорогими каменьями, очень дорогая. К тому же, совсем крошечная. Как вы думаете, много ли найдётся женщин с таким маленьким размером ноги? Считаю, что крайне мало. Сколько из них будут молодыми девушками? Думаю, что ещё меньше. Поэтому, первым делом, следует организовать примерку этой туфельки всем девушкам проживающим поблизости. Мы просто будем заходить в каждый дом, и заставлять живущих в нём девушек примерить туфельку. Тех, кому она подойдёт, можно будет раскручивать дальше. Конечно, этот путь может оказаться ошибочным, если девушка не из нашей местности, но шансы на успех велики. Знать о намечающемся бале, скорее всего, могла девушка, проживающая где-то поблизости. В любом случае, пока что, эта крохотная туфелька единственная наша зацепка, поэтому, мы начинаем объезд окрестных домов прямо сейчас, не дожидаясь утра.
Марта
Кучер, грязный старик. Он хотел меня изнасиловать. Паскуда Арлетт наняла его специально. Я поняла это в мгновенье, когда он остановил карету на дороге, неподалёку от леса.
Какая же ты тварь, Арлетт! Сдохни, сдохни! Наняла проклятого скверного старика, чтобы он лишил меня девственности. Почему ты настолько зла ко мне? Почему никогда не смогла смириться с тем, что мне уготована участь выше той, что досталась тебе?
Да, это было умно, купить грязного старика, чтобы он изнасиловал меня, чтобы после убедить принца в том, что я гулящая пропащая девка.
Нет, я не дамся. Вот он подходит к дверце кареты, тяжело дыша от возбуждения, говорит:
- Что случилось? Не худо ли, матушка? Вам ведь нездоровилось с утра.
Нелюдь. Мне страшно, боже, как же страшно. Я не знаю, как защититься. Мы одни, возле леса, никто не услышит, даже если вопить во всё горло.
Тогда я срываю со стены массивный хрустальный светильник, и только в проёме двери появляется его противная седоусая морда, луплю со всей мочи этим светильником по его голове, на тебе получай, получай тварь.
После первого же удара он осел наземь, но ярость во мне закипела, я кинулась на него сверху и нанесла ещё несколько ударов, пока он совсем не затих.
Потом я бежала по каким-то оврагам и буеракам, не помню, куда, зачем. Только проплутав пару часов, поняла, что нахожусь совсем рядом со своим домом. Я была счастлива, ещё и тому, что дверь оказалась открытой, а папа с Арлетт и дочерьми ещё не вернулись, само провидение было на моей стороне.
Я вошла в пустой дом, такой опостылевший, но, в тоже время, знакомый и родной, взбежала на чердак, заперлась и успокоилась. Теперь нужно лишь ждать принца. Он меня найдёт, он обязательно приедет за мной, никакая Арлетт не сможет помешать моему счастью.
***
Мсье Густава с семьей задержали во дворце. Жандармы расспрашивали всех посетителей о каком-то неприятном происшествии, которое, как говорили, окончилось убийством.
Мсье Густав объяснял, что даже не видел странной особы, находившейся на балу, тем не менее, домой удалось вернуться только под утро. Марта спала, как обычно, запершись на чердаке. Уставшая семья тоже пошла спать.
Выспаться им не пришлось, ещё до полудня, к дому подъехал экипаж управления королевской жандармерии. В дверь требовательно затарабанили
- Здравствуйте, я шеф жандармов Леллюш – представился сухощавый человек – На королевском балу произошёл неприятный случай, в связи с которым мы проводим расследование. В вашем доме проживают молодые девушки, бывшие вчера на балу?
- Да, конечно – ответил взволнованный мсье Густав – Мы вчера были на балу с двумя дочерьми, а в чём, собственно дело? Нас уже допрашивали вчера.
- Мы бы хотели, чтобы вы пригласили ваших дочерей для примерки вот этой туфельки – ответил Леллюш.
Сонные и испуганные Нинон и Жильберта наспех оделись и вышли к пришедшим.
- Вот, девушки, извольте примерить эту туфельку.
- Она на мою ногу не налезет – ответила Нинон – повертев туфельку в руке.
- Извольте, сударыня – твёрдо сказал Леллюш.
- Да вот же, смотрите, никак не лезет – ответила Нинон, тщетно пытаясь всунуть ногу в туфельку.
- Всё в порядке, мадмуазель, оставьте, пусть теперь попробует ваша сестрица.
- У меня нога больше чем у Нинон – ответила Жильберта.
- Тем не менее, прошу продемонстрировать, сударыня!
- Пожалуйста, вот, говорю же вам – показала Жильберта ногу в туфельке, из которой торчала пятка.
- Хорошо, не смею вас больше беспокоить – ответил Леллюш, и, обращаясь к мсье Густаву, спросил – У вас две дочери, так?
- Вообще-то у меня три дочери, ещё Марта, но она на бал не ездила, дело в том, что Марта немного не от мира сего, она сейчас спит на чердаке.
Марта
Проснулась от звуков подъезжающего экипажа. Выглянув в чердачное окошко, я увидела проходивших в дом офицеров. Это наверняка от принца. Он уже заслал ко мне сватов. “Неужели это свершилось” – шептала я, не веря своему счастью. Господи, я, наверное, вся помятая, вчера был такой тяжёлый и насыщенный день, что я даже не переоделась, просто взбежала на чердак, прилегла на топчанчик, и тут же отключилась. Как выйду из комнаты в таком несвежем виде? А впрочем, я уже знала, что принц примет меня любой.
***
- Тогда придется и третью дочь пригласить, для примерки туфельки – ответил Леллюш.
- У Марты, действительно, маленькая ножка, но поймите, девочка была дома! – раздражённо сказал мсье Густав, понимая, куда клонится дело.
- Не беспокойтесь, мы во всём разберёмся, просто пригласите вашу дочку.
Мсье Густав поднялся по лестнице на чердак, постучал. Никто не откликнулся. Он постучал ещё раз. Под лестницей, кроме Леллюша и двух жандармов, столпилось всё семейство – Арлетт, Нинон, Жильберта, все смотрели вверх и ожидали Марту.
- Марта, доченька, открой, тут пришли люди, они хотят кое-что проверить, кое-что спросить…
- Да-да, папа, я знаю! – внезапно отозвалась Марта – Сейчас я выйду, только немножко приведу себя в порядок.
Через несколько минут ожидания дверь распахнулась, перед столпившимися людьми предстала Марта, всё в том же платье баронессы, в тех же драгоценностях и одной туфле.
- Вы привезли её - обратилась Марта к Леллюшу, державшему в руках туфельку – Как мило с вашей стороны, я вчера очень спешила, и она свалилась с моей ноги.
- Значит, вы не будете отрицать, что это ваша туфелька, и что вы вчера были на балу? – спросил Леллюш.
- Конечно, это моя хрустальная туфелька, мне её подарила крёстная, вот, смотрите!
Марта взяла туфельку из рук Леллюша и с лёгкостью надела на свою ножку.
Окружающие в недоумении смотрели на неё.
- Что происходит, дочка, я ничего не понимаю? – в волнении спросил мсье Густав.
- Не волнуйся, папочка, я вчера была на балу. Да я тебя обманула! Не сердись. Я танцевала с принцем, он влюбился в меня, а это приехали его сваты!
- Откуда на тебе это платье, дочка? – недоумевал отец
- Мне его подарила Селеста, моя крёстная.
- Кстати, насчёт этой самой Селесты – вмешался Леллюш – Кто это? Не мешало бы и её пригласить для разговора.
- Никакой крёстной Селесты не существует – ответила Арлетт – Марта очень тяжело перенесла смерть матери, и придумала себе воображаемого близкого человека, крёстную Селесту, бывшую подругу её матери. С ней она делилась всеми своими радостями и горестями, часто рассказывала про неё. Мы не знали, что с этим поделать, поэтому, не разубеждали её, не хотели доставлять ей лишние страдания.
- Всё понятно, сударыня – грустно сказал Леллюш - боюсь, теперь мне придётся забрать от вас Марту и проехать с ней в управление жандармерии, по крайней мере, до выяснения всех обстоятельств.
- Да что же тут проиходит?! – закричал мсье Густав – Да, моя дочка немного не в себе, и если она где-то нашалила, то неужели из-за невинной девичьей шалости её нужно тащить в жандармское управление?
- Успокойтесь, мсье! Дело гораздо серьёзнее, речь идёт о подозрении в убийстве.
- Убийстве?! Что вы такое несёте?
- Вы всё узнаете позже – ответил Леллюш и махнул рукой жандармам, чтобы они увели Марту.
Те взяли её под руки и повели к экипажу. Марта блаженно улыбалась, пройдя мимо Нинон и Жильберты подмигнула им, сказав:
- Ну что, дурочки, за кем в итоге принц прислал сватов?
Марта
Да, это и правда были сваты. Они привезли с собой хрустальную туфельку, в которой я была на балу, для того, чтобы точно убедиться, что я та самая девушка, влюбившая в себя принца. У кого ещё такие маленькие ножки?
Всё у них устроено невероятно пышно. Двое мужчин взяли меня под руки, повели в карету. Мы ехали по людным городским улицам, а потом меня привели в какое-то помещение, где главный сват беседовал со мной, задавая много вопросов. Ещё бы, ведь не кто-нибудь, а сам принц сватается ко мне. Все должны убедиться, что я достойна стать принцессой.
***
Через час Марта уже находилась в кабинете Леллюша. Шеф жандармов сидел напротив неё, с пером в руках, записывая показания.
- Итак, мадемуазель Марта, значит, вы не отрицаете, что ударили кучера по голове светильником из кареты?
- Не отрицаю, я же вам уже говорила, этого подонка наняла моя мачеха Арлетт, для того, чтобы он лишил меня чести, опорочив, и расстроив, таким образом, мою свадьбу с принцем.
- С этим всё ясно. Вы признались.
- И не думала отпираться, я защищала свою честь. Это правда, и я готова сама рассказать принцу как было дело.
- Хорошо, расскажете позже. Теперь объясните, откуда у вас взялись эти драгоценности, это платье?
- Тоже уже говорила, мне их подарила моя любимая крёстная Селеста.
- Каким образом это произошло?
- Она приехала в карете, с этим самым кучером, и привезла их все на себе, видимо не хотела таскать лишние коробки. Потом мы прошли в дом, она разделась, отдала их мне, а сама не очень хорошо себя почувствовала, я уложила её отдохнуть.
- Хорошо, как вышло, что вы прошли на бал по пригласительному баронессы Дю Белле?
- Дело в том, что моя мачеха Арлетт, всегда настраивала отца против меня, и в этот раз, когда мы получили пригласительный на бал, она строила всякие козни и не хотела брать меня туда. Поэтому мы с крёстной вынуждены были пойти на хитрость. Она пообещала мне помочь, достать красивое платье и пригласительный, а я, для отвода глаз, отказалась ехать на бал. А уж на чьё имя там был этот пригласительный, разве это важно? Я не придала этому особого значения.
- Значит, вы говорите, что ваша крёстная привезла вещи на себе, а вы уложили её отдохнуть?
- Именно так.
- И куда же вы её уложили?
- В подпол, её внезапно кинуло в жар, а в подполе прохладно, вот я и подумала, что ей там будет хорошо.
Леллюша внезапно осенило, он сказал Марте, что оставит её на пару минут, вышел из кабинета, подозвал к себе двух жандармов, велев им немедля ехать в дом к мсье Густаву и учинить там обыск.
- Первым делом загляните в подпол – распорядился Леллюш – А потом пулей сюда, с докладом.
Вернувшиеся, через пару часов, жандармы доложили, что обнаружили в подполе труп раздетой пожилой женщины с травмами головы.
- Поезжайте в поместье баронессы Дю Белле – приказал Леллюш – привезите кого-нибудь из прислуги, думаю, что они опознают труп этой женщины.
Возвратясь к Марте, Леллюш застал её глядевшей в окно и блаженно улыбающейся.
- Что же вы так долго? – спросила она – сказали, что оставите меня всего на две минуты.
- Сочувствую вам, мадемуазель Марта – сказал Леллюш – Я могу понять вашу детскую травму и душевную болезнь. Готов даже лично похадатайствовать перед принцем и королём за смягчение вашей участи, но, то, что вы сделали ужасно. Боюсь, снисхождения вы не дождётесь. Вас казнят через повешение.
- Ах, что вы, любезный сват! – ответила Марта – Конечно, я тронута вашим сочувствием, да, я многое пережила, но детство давно осталось в прошлом. Сейчас я забыла обо всех обидах, правда! Не надо ни о чём ходатайствовать перед принцем, я сама ему всё расскажу, после свадьбы. Поймите, я уже не держу зла ни на сестёр, ни даже на мачеху. Пусть им будет стыдно за все гадости, которые они хотели сделать со мной. Теперь у меня будет новая жизнь, где нет места злу, и я обязательно подыщу им хорошее место при дворе. Возможно, даже возьму к себе фрейлинами.
- Прости тебя бог, девочка! – сказал Леллюш, выходя из кабинета.
Позже он действительно встретился с принцем и просил поговорить с королём о судьбе несчастной Марты, совершившей безумное преступление, ради вздорной мечты, влюбить в себя его высочество.
- Это и впрямь печальная история, я поговорю с его величеством – ответил принц. И сдержал слово.
- Отец, если ты помнишь ту несчастную, с того злополучного бала… – начал он…
- Разумеется, сумасшедшая девка, испортившая прекрасный бал? – спросил король.
- Да, её приговорили к виселице, и я хотел бы узнать, нельзя ли заменить ей приговор на менее суровый. Пусть её отправят куда-нибудь на каторгу, на долгие годы, пусть оставят в живых…
- Ха-ха-ха – рассмеялся король – ну ты и гуманист. Неужели ты не понимаешь, что виселица самый лучший выход для этой безумицы? Несколько секунд боли лучше, чем годы лишений. По крайней мере, я бы на её месте выбрал виселицу, поэтому, давай не будем сомневаться в правильности моего решения. Жестокому безумству не место в нашем королевстве. Тут должны проживать лишь достойные слуги. И потом, она ведь подняла руку на титулованную особу, ты понимаешь, что это значит? Убей она какую-нибудь крестьянку, бог с ним, можно было бы не заметить, но здесь, извини. Это можно расценить как бунт. Перед титулованными особами люди должны благоговеть. А то, в следующий раз, какой-нибудь безумец решит, что и на твою и на мою можно покушаться. Нет, нет, только публичная казнь, как наука всем бунтовщикам.
- Возможно, ты прав, отец, не буду настаивать – ответил принц.
- Я прав!
Марта
Наконец-то, день свадьбы! Я гляжу из-за решётки на площадь. Такие меры предосторожности, и всё ради меня. Принц переживает, боится, чтобы его невеста ненароком не вывалилась из окна, решив подышать свежим воздухом.
Сколько же народу собралось внизу. Целая толпа. И всё ради меня.
Вместо белого платья обрядили в мешковину, странный ритуал, должно быть что-то новомодное.
Слуги берут меня под руки, ведут на площадь, к ликующей, празднующей толпе. С какой страстью они кричат, воздевают руки к небу. Как они любят меня, как рады, что сегодня я стану женой принца.
Родные мои, добрые мои, как я рада всех вас видеть!
Меня выводят на центр. Народ ликует, встречая новую принцессу. Священник в чёрном балахоне, с прорезями для глаз, приглашает подняться на возвышение. Приближается венчание с принцем. Я ещё не вижу его, но чувствую, он рядом.
Блуждая по толпе взглядом, внезапно выхватываю папу. Господи, он плачет от счастья, какой же он трогательный, и совсем уже старенький, жалкий. А рядом стервочка Арлетт, со своими дурындами дочерьми, и все трое тоже плачут, но эти плачут от обиды, и от страха. Не волнуйтесь, курочки, неужели вы и вправду думаете, что я отомщу вам за зло. Нет, я отвечу на него многократным добром, озолочу вас, вы ещё молиться на меня будете, как на святую. Чем я не святая рядом с вами?
А кто это там, чуть левее? Это же Селеста! Бог ты мой, как же я рада, что ты здесь, крёстная! Именно тебя я и хотела видеть больше всего. Ты всегда появлялась в самый нужный момент.
Как им объяснить нашу с тобой игру? Как объяснить, что я всегда знала, что тебя не было? Думаешь, я меньше любила тебя от этого? Да нет, ещё больше.
Как объяснить этим ликующим скотам, желающим посмотреть, как мне накинут на шею петлю, как объяснить этому безвольному ничтожеству-принцу, что я не сумасшедшая, что я всегда всё знала и понимала…
Впрочем, зачем объяснять, да и некогда. Вот она, петля, уже захлестнула шею. Пинком выбили из под ног твердь…
… И я уже замужем, за настоящим принцем.
Золушка. альтернативная история
© Copyright: Дрю Подпольный, 2020
Свидетельство о публикации №220122101923
Свидетельство о публикации №220122101923
Рецензии