Родники жизни. Станция Пронино. Рассказ

Станции Пронино

  С тех пор прошло несколько лет. Николай Иванович стал лесничим. После трагической смерти жены Нины, оставшись с пятью детками, младшей из которых было четыре месяца, женился на свояченице Римме. Решение принимали всем Нининым семейством. Нинины родители решили, что «своя», и сирот не обидит. У Риммы было трое своих взрослых сыновей. Николай  отстроил большой добротный дом, у железнодорожной станции Пронино, на кромке векового леса, окруженный березками спереди и сосновым лесом сразу за огородами.

Не знаю, удалось ли Нине пожить в этих светлых хоромах.
 
Римма при встрече нам очень понравилась. Приветливая. Яркая, улыбчивая, с черными волнистыми короткими волосами. Всегда опрятная. Росточка невысокого, с пышными приятными аккуратными очертаниями фигуры. С красивым напевным голосом. Она работала в пекарне на станции. Николай работал на трех работах. И лесничим, и дежурным в пожарной части, да подрабатывал на шпальном заводе, что на станции Пронино. Поэтому, дома бывал редко. У Риммы было своих три сына. Старший был женат, жил в городе, средний - больше у ее матери в домике, на станции. Младший ее, Женя, подросток, жил с ними. Еще две  малые дочки Николая  - Света и Наташа, да Ванечка, общий сынок.

Дом  огромный, светлый, просторный. Просторные двор, сенцы, кухня и прихожая. И огромная зала, в которую выходили двери из нескольких спален для многочисленных гостей большого семейства. Окна залы на восток и юг, в проемах которых висели большие репродукции картин, модных в то время.
По приезду, на станции,  встречал Николай.
-Проходите, проходите,- радушно встречала Риммочка, улыбаясь милыми глубокими ямочками щек.

Прошло много лет. Уже не стало мамы. Я долгое время жила в Казани. И вот мы вернулись в родительский дом. У меня уже семья, сын и приемные дети. Но все эти годы мы вели переписку и с Ольгой, и с Николаем.
В Пронино мы с удовольствием стали ездить  и когда уже не стало моих  родителей. Николай Иванович приезжал на похороны мамы и папы, через шесть лет после  неё, ушедшего предновогодней зимней ночью. Николай ездил к брату в Уфу и к дяде Тимофею в Москву. Встречи были радостны и отрадны.
В большом доме Николая и новой жены Риммы были нам очень рады. Риммочка была очень гостеприимна, и мы с ней стали добрыми подругами, доверявшими друг другу тайное, сокровенное. Там нас всегда встречали радушно и, кормили с утра до поздней ночи разными вкусностями. Римма пекла булочки и нежнейшие  плюшки чуть не ежедневно. В холодильнике всегда стояли холодные, в банках, сливочки. На столе, неизменно, стояли в красивых блюдах круто сваренные яйца и  янтарный душистый мед в сотах. А по раннему июльскому утру  ребятишки, полунагие, бежали в лес за грибами, и радостные, приносили по ведерку каждый…Жаренные грибы так же всегда были на столе.

-Да вы, кушайте, кушайте, худые-то какие, приговаривала  по утрам Римма, подкладывая на тарелку что-то из еды.
На кухне  поутру, Римма наливала эмалированную кружку верхних сливочек из трехлитровой банки с молоком  и отрезала краюху белейшего хлеба от двухкилограммовой буханки. Я наслаждалась!
Наслаждалась общением и дорогими людьми, духовному общению. Этот дом был для нас открыт и гостеприимен. Здесь я чувствовала любовь и заботу, проживая одиноко в холодном мире. Здесь душа моя отогревалась, плавилась от любви.
Я толстела на глазах. За неделю гостевания, уезжая, не могла застегнуть юбку на талии.

  Ранним утром мы, горожане, привыкшие поспать, просыпались от пляса маленького Ванечки, единственного общего ребенка Николая и Риммы, перед нашей постелью:
-Не ходите, девки, в лес, комары кусаются,
-Самый маленький комар за ням-ням хватается.
И тихого шепота   Риммы:
-Не буди, Ванечка! Пусть поспят.

Однажды я приехала с детьми к брату. И Римма и Николай в письмах звали. А в это время там гостила его старшая сестра Шура. Это была вторая встреча с сестрой после стольких лет. Я приехала с двумя своими детьми и четырехмесячной собачонкой редкой старонемецкой породы, приобретенной незадолго до поездки. Собачку нам оставить было не с кем. Пришлось её взять с собой. Гранд был очень умной особой. Дети с большим удовольствием с ним занимались в лесу - он приносил палку, выполнял все команды. В доме было всегда весело, много народа, и семья, и гости…С Шурой мы и не разговаривали, просто было не о чем. Да и её поведение мне не нравилось…, но я молчала, ведь я просто гость…
Вот однажды она улучила момент, когда мы оказались в огороде одни. Я пошла собирать огурцы или помидоры, вдруг на полных парах на меня надвигается, огромная туша необъятной Шуры и начинает мне агрессивно шипеть, махать передо мной кулаками, что я такая – растакая, мало что сюда приехала, да привезла своих сирот, да еще и собачонку, мол, обнаглевшая я… Мне уже было за сорок, я уже работала завучем школы, в конце-то концов, я тоже Астафьева! И кто она такая, чтобы так со мной…Уж не знаю, видно я её поставила «на место» и, видимо, про машинку мамину сгоряча ей выговорила, что мамин свадебный подарок прихватила…Но она впоследствии мне прислала письмо, чтобы я приехала за машинкой, если она мне нужна, в Пронино. Она тут купила дом на старости лет. Вышла замуж, но через полгода померла. Но, в тот раз, мы после этой стычки, на другой же день и уехали из Пронино, не смотря на уговоры Риммы и Николая. По приезду домой, через неделю наш любимый песик умер, может,  «чумку»  подхватил.

Как-то вот,  не сложились у меня родственные отношения с женщинами,  ни по отцовой, ни по маминой линии! Но, хочу отдать дань роду Астафьевых, - все мужчины добропорядочны и благородны. Что и сказать.

Мне уже много лет. Я остерегаюсь родственных связей и разборок (на ровном месте и беспричинных).
 
Мне комфортно жить и дружить с друзьями, милыми добрыми тактичными людьми, с которыми делить нечего. Можно лишь благодарить судьбу и Бога за то, что, казалось бы, чужие по крови люди роднее родных по духу, что окружена добрыми людьми.

С Николаем Ивановичем, его женами Ниной и Риммой, его семьей, связаны самые лучшие светлые годы жизни.

Этот уголок родины родителей живет в душе. И я считаю те края, как Башкирию и Татарию, своей малой, но большой духовной родиной.