de omnibus dubitandum 119. 190

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.190. ТРОГАТЕЛЬНОЕ СЛИЯНИЕ…

    Обходя молчанием этическую сторону вопроса отношения высших кругов Добровольческой армии к донским генералам, дезертировавшим на ее территорию, мы, однако, горячо протестовали против Семилетовского формирования, тщетно стараясь доказать ставке Добровольческой армии огромный вред такого формирования, как для Донской армии, так и для общего дела и настойчиво требовали прекратить подобные эксперименты.

    На все наши протесты Добровольческое командование, нисколько не стесняясь, упорно отрицало самый факт формирования.

    Нам официально заявляли, что мы заблуждаемся, что это - плод нашей фантазии и больного воображения, выдумки и необоснованные поклепы на Добровольческое командование (Насколько подобные заверения Добровольческого командования были далеки от истины, можно видеть уже из того, что в момент отъезда Атамана Краснова из Донской области 6 февраля (Краснов отказался от атаманства ночью 2 февраля 1919 года) на станции Ростов, рядом с атаманским поездом стоял первый эшелон Семилетовского отряда, только что прибывшей из Екатеринодара. Этот эшелон и я сам лично видел. Подтверждение этому факту можно найти еще и в Архиве Русской Революции, том V, стр. 321.).

    А между тем, дело приняло угрожающий характер: Семилетовские листовки, приглашавшие казаков в отряд, находили все больший и больший сбыт на позициях. Призыв донского генерала идти в отряд в гор. Екатеринодар, значит в тыл, пришелся по вкусу малодушным и уставшим, которых прельщала уже одна перспектива оставить позиции и некоторое время побывать в тылу, где жизни не грозила ежеминутная опасность. Число желающих покинуть позиции постепенно росло. Дезертировали и офицеры "степняки" (участники Степного похода с Походным Атаманом П.X. Поповым). Убегали не только сами, но с собой уносили оружие и даже пулеметы, причем из Екатеринодара им давались инструкции, как надо незаметно в разобранном виде провозить в Семилетовский отряд пулеметы с позиций. Одна из инструкций попала в руки донской контрразведки и была доставлена мне. Какие же еще большие доказательства надо было иметь, чтобы окончательно убедить нас, что с ведома командования Добровольческой армии, в Екатеринодаре проделываются вещи, наносящие вред Дону.

    Надо иметь в виду еще то, что чувства неприязни и предвзятого недоверия к Донской власти, культивируемые кругами Добровольческой армии, нашли горячее сочувствие и поддержку среди так называемой донской "оппозиции".

    Зарождение последней на Дону, по существу, не обуславливалось, как то обычно бывает, несогласием общественных групп или политических партий и расхождением их с программой, проводимой Правительством, отнюдь нет. Не имела оппозиция корней и в народной массе. Мероприятия Правительства в целом, отвечали чаяниям казачества и, следовательно, не было причин к накоплению в казачьей массе острого чувства недовольства.

    Казачество уже жестоко заплатило за свое увлечение льстивыми большевистскими обещаниями и потому ясно сознавало, что только крепкая власть может с честью вывести Войско Донское из создавшегося тяжелого положения. Вследствие этого, казачество в большей своей части, стремилось поддержать и укрепить авторитет существующей власти, которая в основу своих действий, прежде всего, клала благо народа. Донская "оппозиция", если ее можно так назвать, родилась в среде нашей гнилой интеллигенции, которая, как известно, усиленно подтачивала устои Государства Российского, а когда эти устои рухнули, она оказалась несостоятельной удержать власть в своих руках и, покорно передав ее большевикам, сама разбежалась. Ее зарождение обуславливалось исключительно личными мотивами.

    Чувство уязвленного самолюбия, личная обида, зависть, злоба и месть к главе Войска Донского и ближайшему его окружению, явились камнями, положенными в ее основание. Ее сильно поддерживал и воодушевлял бывший Походный Атаман П.X. Попов, со своими помощниками генералами: Сидориным, Семилетовым*, и полковниками: Гущиным, А. Бабкиным, Гнилорыбовым, И. Быкадоровым и другими участниками "Степного похода".

*) СЕМИЛЕТОВ Эммануил Федорович (дон.)(16.6.1873-1919)(см. фото)(крещение 17 июня Богоявленская церковь) в х. Задоно-Кагальницком.
Отец -  Федор Степанович (1836-1884) р. 21 мая (ГАРО. Ф. 304. Оп. 1. Д. 1164. Л. 117об-119). С 10 мая 1851 г. в составе 3-го Донского Казачьего полка. 6 декабря 1852 г. произведен в чин урядника (ГАРО. Ф. 344. Оп. 1. Д. 657). Атаман станицы Богоявленской с 1871 по 1874 и, с 1878 по 1881 гг. (Памятные книжки Области Войска Донского). Умер от чахотки 8 апреля 1884 г., похоронен 10 апреля на кладбище Х. Задоно-Кагальницкого.
Жены: 1-я – дочь сотника Елизавета Ивановна Пашкова (1845-?) с 16 февраля 1864 г. (мать – Эммануила Федоровича)
2-я – дочь есаула Усть-Быстрянской станицы Акулина Константиновна Рыковскова (1854-?) с 29 мая 1883 г.
       
    Окончил Новочеркасское Казачье Юнкерское Училище по 2-му разряду. В чине хорунжего 15-го Донского Казачьего полка с 29 ноября 1894 г. С 28 января 1899 г. – помощник смотрителя окружного склада Усть-Медведицкого округа. В чине сотника с 29 ноября 1899 г. (Приказы Войску Донскому). С июля 1900 г. в 5-й Донской Казачьей отдельной сотне. В чине подъесаула с 15 апреля 1904 г. 27 апреля 1907 г. вышел в отставку (по состоянию здоровья) с чином есаула и мундиром. Товарищ председателя в Донском сельскохозяйственном обществе. В 1913-1914 гг. состоял в Правлении Новочеркасского отдела всероссийской лиги для борьбы с туберкулезом (Памятные книжки Области Войска Донского). С началом Первой Мировой войны 1914-1918 гг., несмотря на слабое здоровье и признанную непригодность к строевой службе, добровольно вступил в армию 4 сентября 1914 г. Подъесаул 15-го Донского Казачьего полка. За отличия в боях награжден орденами: Св. Станислава 3-й ст. с мечами и бантом (28.10.1915 г.), Св. Анны 3-й ст. с мечами и бантом (21.04.1916 г.). 28 мая 1916 г. произведен в чин есаула. 24 ноября 1916 г. награжден Георгиевским оружием «за то, что 23 июня 1916 г., в бою у ручья Тартарек, командуя 6-ю сотнею названного полка по смене с занимавшегося сотней участка, направился к отметке «1228» для заполнения образовавшегося разрыва полка; получив по дороге приказание спешно двинуться к высотам Деремоаса, где противник провел наступление и сбил полуроту нашей пехоты, учитывая опасность боевого расположения не только полка, но и дивизии, бегом направился в указанный район, захватив встретившийся на пути пулемет 410-го (нашего - Л.С.) полка; подходя к высоте «1225», увидев густые цепи неприятеля, рассыпав сотню в цепь, открыл с 200 шагов огонь из пулемета и частый ружейный, встретив неожиданный отпор, австрийцы стали окапываться и накапливаться, решив на превосходящие силы врага, перейти в наступление, выслал полусотню казаков для удара с левого фланга, а сам с полусотней и полуротой пехоты бросился в штыки с фронта и, после, ожесточенной рукопашной схватки, смял и отбросил противника в долину р. Тартарек, после чего с подошедшими резервами отбил все повторные атаки неприятеля и не дал ему возможности продвинуться в тыл нашего расположения». Награжден орденом Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом. С 25 июня 1917 г. в чине войскового старшины 15-го Донского Казачьего полка. По Высочайшему приказу от 29 октября 1917 г. награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. «за то, что будучи в чине подъесаула, в бою 27 апреля 1915 г. у д. Ржавенцы, по собственной инициативе, принял командование над двумя сотнями, под сильным пулеметным и артиллерийским огнем прорвал сильно укрепленную позицию, обороняемую в несколько раз сильнейшим противником, захватил при этом 3-и офицера, 335 солдат и 4 орудия, чем способствовал общему успеху». (Высочайшие приказы; Приказы Войску Донскому; Корягин С.В. Шолохов, Крюков или…? М., 2005. – Вып. 50. – С. 208-209).
В конце 1917 г. вернулся на Дон и организовал из молодежи 2-й по численности (после отряда есаула Чернецова) партизанский отряд. При Атамане Каледине участвовал в обороне Новочеркасска еще на дальних подступах. После гибели Каледина, выступил со своим отрядом (в составе двух конных и трех пеших сотен при 2-х орудиях на 13-ти подводах) в Степной поход под командой Походного атамана П.Х. Попова. Участвовал в боях за станицы Великокняжескую и Платовскую, в которых его отряд понес значительные потери. Во время Общедонского восстания, полковник Семилетов Э.Ф. с марта по апрель 1918 г. командовал Северной группой войск. В апреле 1918 г. произведен в генерал-майоры Кругом Спасения Дона. Избранный 4 мая 1918 г. Донским Атаманом генерал Краснов, отдал в тот же день приказ о расформировании партизанских отрядов. Семилетов Э.Ф. не получил нового назначения. Он, как и многие другие офицеры, перешел в Добровольческую армию. В декабре 1918 г. командующий Донского пешего батальона (сформированного им) в Новороссийске. С февраля 1919 г. командующий всеми партизанскими отрядами Донской армии при генерале Богаевском. Весной 1919 г. назначен начальником Сводно-Партизанской дивизии. Скончался от сыпного тифа в самом конце ноября 1919 г. Похоронен в Новочеркасске
(Рутыч Н.Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России: Материалы к истории Белого движения. – М. 2002. – С. 283-284).

    В мае и октябре 1919 г., по представлению генерала Семилетова Э.Ф. 114 человек из его партизанских отрядов «за отличия в боях против красноармейцев» были награждены Георгиевскими крестами 2 – 4-й ст.ст. Из них 1 человек – 2-й ст., 11 человек – 3-й ст. и 102 человека – 4-й ст. (Приказы Всевеликому Войску Донскому).

    Жена -  дочь полковника Раиса Алексеевна Широкова, р. ? г.


    Они считали себя, после расформирования нами партизанских отрядов, так или иначе обойденными или обиженными. Дело в том, что их ставка на ген. П.X. Попова, как будущего Донского Атамана в мае месяце 1918 года оказалась битой и все расчеты нарушенными. Избрание ген. Краснова Донским Атаманом не отвечало их чаяниям и сильно их озлобило.

    Работать на скромных постах, в соответствии с их знаниями и способностями, они не захотели. Вместо честного труда, эти люди стали всячески будировать в обществе, мутить казаков и применять всевозможные средства и способы, лишь бы свалить Атамана Краснова, стоявшего на пути к осуществлению ими их корыстных, личных целей.

    Как я уже упоминал, в день избрания Донским Атаманом ген. Краснова, Походный Атаман ген. Попов ушел в отставку. Уклонились от работы и его ближайшие сотрудники, посвятив все свое свободное время борьбе с Донской властью. Позорное поведение донских генералов, нашло в окружении генерала Деникина живой отклик.

    На почве обоюдного недовольства Донской властью произошло трогательное слияние одних и других. В результате, донская "оппозиция" стала крепнуть и, черпая в Екатеринодаре средства и моральную поддержку, начала действовать более решительно. С течением времени, в ее ряды стал вливаться еще и новый элемент.

    Надо иметь в виду, что Новочеркасск жил тогда далеко не нормальной жизнью. Все квартиры были переполнены. Исконные жители Донской столицы жались и продолжали сжиматься все дальше и дальше, впуская к себе новых пришельцев, чуждых Дону, бежавших сюда из Советской России.

    Разнообразные дельцы, банкиры, промышленники, чиновники, общественные деятели, члены Государственной Думы, купцы, артисты, журналисты, торговые спекулянты, словом чрезвычайно пестрый элемент просачивался ежедневно и оседал в Новочеркасске, который непрестанно разбухал. То же было и в Ростове.

    Стали появляться новые газеты разных политических направлений, каждая по-своему наэлектризовывавшая население. Пульс больших центров области начал биться сильнее.

    Интеллигенция в массе, ненавидела большевиков, но, я бы сказал, не открытой ненавистью, толкающей человека на все, на геройство и подвиг, а скорее ненавистью глухой, трусливой, грозящей из-за угла.

    Пока над городами висела опасность возвращения большевиков, интеллигенция, читай современная элита, таилась по подвалам и погребам, мечтая лишь, чтобы было мясо, хлеб, сахар, чтобы не слышно было стрельбы, а главное, чтобы большевики больше не вернулись. Но животный страх быстро прошел, когда окончательно исчезла опасность нового нашествия красных. Тогда интеллигенция, особенно пришлая, УКЛОНЯЯСЬ ОТ НЕПОСРЕДСТВЕННОГО УЧАСТИЯ В БОРЬБЕ С КРАСНЫМИ (выделено мною - Л.С.), мало-помалу, стала повышать голос и претендовать на роль, которую она играла в Царской России.

    Удовлетворить всех Дон, конечно, не мог, - это ему было не по силам. Атаман многим отказывал и решительно пресекал непрошенное вмешательство в дела управления Краем. Это постепенно создавало ему личных врагов. Некоторые не захотели простить отказа и занялись вредной политической пропагандой, стремясь взбудоражить общественное мнение и всплыть на мутной воде. Для парализования подобной деятельности Донская власть приняла оградительные меры и, стала применять высылку из пределов Донской области (В числе других лиц, из Новочеркасска за вредную агитацию был выслан и председатель Государственной Думы М. Родзянко. Я настаивал, чтобы они высылались в Советскую Россию, а не на юг, к добровольцам, где, оседая они, лишь увеличивали ряды нашей "оппозиции". Только осенью 1918 г. первая высылка к большевикам была применена к еврейке-студентке за агитацию среди студентов Ростовского Университета и за призыв к забастовке).

    Большинство высылаемых оставалось в Екатеринодаре. Там вскоре при штабе Добровольческой армии, при молчаливом согласии ген. Деникина, образовалась внушительная по размерам шумная толпа, внешне пестрая, внутренне единая, спаянная шипящей злобой и личной местью к Атаману Краснову и его сотрудникам (Иначе говоря, это было то, что по словам ген. Деникина составляло "общественность" и что при решении вопроса "Дон" или "Добровольческая армия", когда союзники потребовали единства военного центра, - сказало свое "решающее" слово за вторую. "Очерки Русской смуты", том III).

    Контакт Дона с немцами дал "оппозиции" весьма обильную пищу и послужил для нее ценным орудием против Краснова. Он не только сплотил ее, но и дал оппозиции возможность выйти из рамок личного недовольства и обиды против Донского Атамана и прикрыться более удобным флагом - несогласия с политикой, проводимой Красновым в отношении германцев.

    Таким образом, создалась весьма благоприятная почва для ожесточенной кампании против Донской власти. Общество раскололось на "ориентации". Вокруг них сплетались и разгорались страсти, а интересы личные и корыстные цели, лежавшие в основе донской "оппозиции", прикрылись пеленой интересов партийных и общественных.

    Глубоко неправ К. Каклюгин, когда он говорит: "отношения к немцам были шире и глубже тех, вынужденных связей, которые создались вследствие оккупации немецкими войсками части Донской территории... В этих-то особенностях, в этой исключительности в отношениях Атамана с немцами и следует искать причины возгоревшейся борьбы" (Донская Летопись, том III, стр. 76).

    Только поверхностное наблюдение событий и незнание или умышленное искажение истинной подкладки, могло привести К. Каклюгина к подобному выводу.

    Деловой контакт Донской власти с немцами явился лишь удобной ширмой, за которую оппозиция спрятала свои побуждения личного порядка. В то же время, благодаря ему, разнородные, оппозиционно настроенные элементы, оказались спаянными в одно целое. Последнее обстоятельство надо объяснить тем, что донская "оппозиция" искусственным муссированием немецкого вопроса, в конце концов, сумела не только разжечь страсти в обществе, но и привлечь к решению вопроса широкие слои интеллигенции.

    Время уже сняло покровы и теперь ни для кого не может быть тайной, что наиболее действенным элементом оппозиции явилась группа, офицеров-партизан, лично обиженных и мстивших Атаману и его помощникам (Несколько раз я получал угрожающие анонимные письма от "группы Донских штаб- и обер-офицеров". В них требовали моего ухода с поста и предоставления места другим, оставшимся не у дел. В случае неисполнения этого требования обещали из-за угла послать мне пулю или бомбу. Кто были авторы и вдохновители таких посланий, я не сомневался.

    Меня больше интересовало другое: наряду с указанными, такие же письма слали мне и большевики, приговорившие меня к смерти. Последние особенно негодовали на меня за облавы в больших населенных пунктах, как, например, в Новочеркасске, обычно дававшие блестящие результаты. И, бывало в долгие зимние вечера, после 14-18 часовой работы, я сравнивал полученные послания и, откровенно должен сказать, что в моем сознании авторы одних и других, - отождествлялись); вторая группа - часть русской пришлой интеллигенции, настойчиво пытавшаяся присосаться к власти, но безуспешно; за ней шли представители донской интеллигенции, впитавшие в себя достижения "бескровной" и оставшиеся тогда не у дел, но игравшие при Каледине видную роль.

    Они расценивали Атамана и его окружение противниками революции и идеи народоправства. Наконец, четвертую группу составляли руководящие круги Добровольческой армии, претендовавшие на подчинение себе Дона, но встретившие отпор в лице Атамана и Донского командования.

    Таков, в главных чертах, был состав "оппозиции". Впоследствии, к ней примкнули и некоторые представители кадетской партии, очутившиеся на Дону. Немецкий вопрос, надо полагать, только создал оппозиции благоприятные условия для взбудораживания общества и для агитации против Атамана.

    Подыскать тогда иные пункты обвинения ген. Краснову было невозможно. Без преувеличения можно считать, что всякий уволенный со службы, иногда с преданием суду за проступки, порой порядка криминального, или по каким-либо причинам не принятый на службу, или наконец получивший предупреждение за вредную деятельность - находил место в "оппозиции". Не считаясь ни с моральным обликом, ни с удельным весом - там каждому были рады, как мученику существующего режима. Если раньше, например, лицо присвоившее казенные деньги, подвергалось вполне понятной обструкции - от него сторонились, избегали принимать в обществе, клеймили преступником и мошенником, то в "оппозиции" и особенно сейчас на такого субъекта смотрели как на "героя" и жертву произвола Донской власти.