Сказкотерапия в помощь родителям. Ч. 6

  Глава пятая
  ВЕЛИКАНЫ И КАРЛИКИ

  «Современные дети все акселераты. Они начинают отнимать у родителей модельную обувь на три-четыре года раньше, чем прежде. Они вырастают на пятна­дцать-двадцать сантиметров выше пап и мам. Многие научные коллективы и отдельные талантливые ученые пытаются открыть тайны акселерации, и даже создано несколько более или менее правдоподобных гипотез. Но тайна не открыта. И только здесь вы сможете получить исчерпывающее объяснение» (Б. Романовский, сказка «Великан»).

   В главах об «ослах» и «марсианах» было значимо соотношение «весовых» категорий ребенка и родителя. Характерна позиция родителей - вместо того, чтобы уподобиться луку большого Творца, они сами норовят занять его место и пытаются гнуть в дугу детей (воспитательная установка). А те, в свою очередь, занимают активную или пассивную позицию. При этом подразумевалось, что эмоционально ребенок в любом случае значим для родителя, и ребенок пользуется достаточным вниманием. Настоящая глава будет посвящена особенностям развития детей в зависимости от эмоционального отношения к ним своих родителей.

   Именно в зависимости от этого ребенок чувствует себя большим и сильным или маленьким и ничтожным. Так вырастают «великаны» и «карлики». Не всегда родители действительно готовы иметь ребенка, а делать нечего – он появляется на свет. Кто-то с этим испытанием справляется успешно и принимает свое дитя, для кого-то воспитание становится тяжелой обузой с чувством вины, а кто-то делает из нежеланного дитяти козла отпущения.
 
   И все же всем родителям приятно иметь успешного ребенка, красивого, сильного, умного, с широкой душой, большим сердцем и т.д. Особенно если сам родитель при этом не особенно крупное существо. А вот от чего это зависит, знают не все. И всегда ли это хорошо. Попробуем попытаться найти некоторые ответы доступными нам способами.
 
   Прежде чем мы рассмотрим вплотную эту тему как прикладную к нашей жизни, хочу сделать экскурс в мифологию. У всех народов были свои мифы о великанах - титаны древней Греции, йотуны (турсы) Скандинавии и т.п.. Нет смысла перечислять все их названия. Так и карлики присутствовали в культурной жизни всех народов. И, конечно, эти персонажи очень существенно отличались друг от друга, настолько, что прямые контакты между ними были редкостью. Обычно те и другие общались с миром людей и миром богов. У скандинавов мир йотунов окружал средний мир людей, Мидгард, гранича с бескрайней Вселенной, мировой бездной.
   Великаны олицетворяли стихийные силы природы, ее мощь и неукротимость, ее исконную инстинктивную мудрость. Они постоянно испытывали мир людей на прочность, находясь с ним в регулярном противостоянии. Люди должны были поддерживать себя в хорошей форме, чтобы с помощью своих богов удерживать границы обитаемого мира. Описывается много историй, в которых люди и антропоморфные боги обманывают прямолинейных и простоватых детей дикой природы, которым не нужно быть хитрыми, потому что они сильны. Греческий миф описывает приключения Одиссея в пещере одноглазого великана, циклопа. Великан запер Одиссея в пещере вместе с овцами, чтобы съесть его. Хитрый Одиссей ослепил его, ткнув факелом в глаз, а сам спрятался под одного из баранов. Слепой великан на ощупь выпускал свое стадо из пещеры, и вместо Одиссея нащупал спину барана. Так Одиссей провел великана и спасся.
  Совсем другие по характеру карлики, в скандинавской мифологии – цверги или темные альвы. Они живут под землей, замкнуты там, лишены возможности свободных передвижений, боятся солнечного света, от которого могут окаменеть. И они замечательные мастеровые. Все прекрасные вещи, которыми обладают скандинавские боги – копье Гунгнир Одина, ожерелье Брисингамен богини любви и красоты Фрейи, золотой вепрь бога Фрейра, чудесный корабль Бальдра – все это изготовили темные, сидящие под землей карлики. Они проявляют чудеса творческого порыва, не имея возможности совершать подвиги освоения мира. В силу своей слабости они отличаются коварством и хитростью. В скандинавских сказаниях описывается история о меде Поэзии, его происхождении и судьбе. Когда-то существовал самый мудрый на свете человек по имени Квасир. Он был способен ответить на любой вопрос. Два карлика – Фьялар и Галар заманили его к себе и убили. Его кровь они смешали с медом в трех котлах, один из которых назывался Одрёрир, что значит, вызывающий движение духа. Так получился мед Поэзии, выпив который, любой становился мудрым и творческим. Карлики какое-то время обладали этим чудесным медом, но потом убили двух великанов, и были вынуждены отдать мед Поэзии их сыну, который грозил им смертью. А у великанов хитростью его умыкнул сам бог-Всеотец скандинавов, Один.
    
   Близки к карликам гномы. Вот как их описывает Х.Л. Борхес в своей «Книге вымышленных существ». «Гномы более древние, чем их название; оно - греческое, но  греческие классики его не знали, ибо возникло оно в XVI веке. Этимологи приписывают его изобретение швейцарскому алхимику Парацельсу, в чьих трудах оно появляется  впервые. Гномы - духи земли и гор. Народная фантазия представляет их в виде бородатых карликов с грубыми и смешными чертами лица; одеты они в узкие коричневые  кафтанчики и монашеские капюшоны. Подобно грифам эллинских и восточных поверий  и  германским  драконам, их обязанность - охранять потаенные сокровища. «Гносис» на греческом - «знание»; есть гипотеза, что Парацельс изобрел слово «гном», потому что гномы знают и могут открыть человеку точное местонахождение скрытых в земле металлов».
 
   К карликам и гномам близок по своей сущности греческий Гефест – некрасивый и хромой, зато очень искусный бог, обитатель и работник подземных кузниц-вулканов. Его римский аналог так и зовется – Вулкан. В нашем славянском фольклоре характерный персонаж подобного типа – Данила-мастер из уральских сказок Бажова. Камнерез-Данила настоящий волшебник, извлекающий из камня цветы и чудесной красоты вещи, в конце концов он покидает мир людей и уходит к Хозяйке Медной Горы. Большого труда потом стоит его любящей жене вернуть Данилу на землю. 
 
   А теперь вернемся к сказке Б. Романовского «Великан». «Дело в том, что современные родители не бьют детей. То есть не шлепают, не хлещут, не секут, не порют, не лупят, не задают трепок, не награждают подзатыльниками, затрещинами, пинками и зуботычи­нами. Мало того, они не ставят своих чад на горох, в угол «зубами к стенке», не запирают в темные чула­ны. Нашкодивших отпрысков не лишают даже сладко­го - сахар нужен для нормального умственного разви­тия. Ивовые прутья, поясные ремни, палки, трости, уполовники, кухонные полотенца и электрические шну­ры вместе с арапниками и семихвостыми плетками выпали из воспитательного процесса и употребляются ныне только по прямому назначению. Все это привело к тому, что из жизни ребенка ушли почти все отрица­тельные эмоции, дети не имеют никаких комплексов, кроме комплекса своей значительности. Самосознание детей растет, а вместе с ним растут их неугнетаемые тела. Если бы от них не требовали «бороться за оцен­ки» (этим термином заменено устарелое «прилично учиться»), они вырастали бы еще больше.  (Борис Романовский,  сказка «Великан»)
 
   В этой сказке в такой несерьезной форме содержится попытка дать ответ на вопрос о факторе развития: что же нужно детям для хорошего роста? Б. Романовский дает ответ: любовь и внимание.

   С точки зрения педагогической науки это соответствует детоцентрической модели воспитания, в которой целью воспитания признается полноценное и гармоничное развитие личности самого ребенка в его наиболее оптимальном варианте. Вы можете спросить: а как же может быть иначе? Еще как могло. Мы об этом уже читали. С открытиями Луи Пастера и развитием фармакологии шансы на выживание больших и маленьких человечков значительно возросли. Может быть, отчасти в силу этого стало меняться самосознание родителей. Детьми стали дорожить, признавать самостоятельную ценность их личности. Социальным приматом стала личность, психика, а не только физические возможности ребенка. Мы должны вспомнить о том, что во времена античности, том самом осевом времени, которое ознаменовалось пышным расцветом культуры, науки и искусства, представления о ребенке как о существе, наделенном полноценной душой, по-видимому, не существовало. В древней Спарте по некоторым источникам детей при рождении осматривали старейшины и неполноценных в физическом отношении обрекали на смерть.

   И. Кон в своей книге «Этнография родительства» приводит такие факты: «Отец медицины Гиппократ и родоначальник гинекологии Соран Эфесский деловито обсуждают вопрос о том, какие именно новорожденные заслуживают того, чтобы их выращивали. Аристотель считает вполне справедливым и разумным закон, что ни одного калеку-ребенка кормить не следует. Цицерон писал, что смерть ребенка нужно переносить «со спокойной душой», а Сенека считал разумным топить слабых и уродливых младенцев. Маленькие дети не вызывают у античных авторов чувства умиления, их большей частью просто не замечают. Ребенок рассматривается как низшее существо, он в буквальном смысле слова принадлежит родителям, как прочая собственность».
 
   И если мы будет относиться с душевным возмущением к такой позиции родителей, то вряд ли будем вполне правы. Такова была суровая, но реальная действительность тех веков – примитивная евгеника, попытки искусственного отбора людей для улучшения породы племени, которое должно было выстоять в междоусобной борьбе с соседями и утвердить свои права на власть и достаток. Инфантицид, безнаказанное убийство ненужного ребенка – вот что было законом того времени. Ребенок был почти бесправен, выживали сильнейшие и самые здоровые носители наследственности. А духовная жизнь и изящные искусства были прерогативой элиты, к которой относилось зрелое население.
 
   И вот теперь эпоха расцвета детоцентризма, даже можно сказать, детского эгоцентризма. В семьях нередко холят и лелеют единственного ребенка, которому достается вся любовь не только папы и мамы, но еще и бабушек и дедушек с обеих сторон.
 
   В условиях новой морали реставрация диких принципов средневековья в отдельно взятой семье выглядит шокирующей. Эрве Базен в своей трилогии «Семья Резо» описывает историю домашней тирании и диктата матери семейства (которую дети тайно прозвали Психиморой), не испытывающей к своим отпрыскам обычного материнского чувства, а подменяющей его суровой армейской дисциплиной. Они даже физически не растут, не получая элементарных «витаминов» роста – материнской любви или хотя бы симпатии. «Жизнь в вашем доме, полная благочестия и вероломства, снова пошла своим чередом. Мы росли туго. Мы как будто не смели  увеличиться  в  росте. Психимора измеряла его каждые  три  месяца, пользуясь  для  этого, можно  сказать, исторической планкой, на  которой  рост  всех  отпрысков Резо отмечался карандашной чертой с указанием  имени  и  даты  измерения. Но тщетно. Вероятно, мы нашли трюк, противоположный изобретению новобранцев наполеоновской гвардии, которые засовывали в носки колоду карт, желая достигнуть требуемого роста».
   Дети, лишенные факторов роста, как и растения, лишенные достаточного количества солнечного света и влаги, хорошо удобренной почвы, не могут полноценно расти во всех смыслах. Дети в современных социальных приютах чаще всего отличаются недостатком роста и в целом физического развития. Высокий рост воспитанника детского дома или приюта скорее исключение. Для человека нужны свои аналоги света, влаги, удобрений. Хороший садовник знает, когда и в каком количестве все это нужно растению. Хороший воспитатель тоже это знает. Плохой же воспитатель подобен камню, лежащему над пытающимся пробиться из земли росточком, закрывающему ему доступ света. Но приходит время, камень убирает с пути большая, чем он, сила. Психимора болеет и старится, а ее дети развиваются подобно уродливо деформированным растениям, вымахав вверх в благоприятствующий момент, но, по сути дела, оставшись теми же духовными карликами.
- Дети, пора!
   Молчи, Психимора. Я нарочно опоздаю, и ты не посмеешь мне ничего сказать, потому что ты боишься меня, потому что  я  хочу, чтобы  ты  меня боялась. Я сильнее тебя. Ты идешь к упадку, а я расту. И вытянусь вверх, как пугало, которое в час заката отбрасывает огромную тень через все поле. Я справедливая кара за твое преступление, небывалое в истории матерей. Я  олицетворенное возмездие и даю  обещание, небывалое  в  истории  сыновней любви, покарать тебя в твоей старости.
   - Дети!
   Заткнись, Психимора, я тебе не сын.
 
   Ее сын будет мстить всем женщинам, каждой, встреченной им на пути. Оскверняя лоно любой из них, он будет плевать в поганое чрево ненавистной Психиморы, давшей ему жизнь и искалечившей его детство.
 
   Возникает вопрос - всегда ли так однозначна судьба «карлика»? Неужели каждый недолюбленный ребенок непременно становится моральным уродом и мстителем? К счастью – нет. История хранит имена людей, которым не очень повезло с родительской любовью. А.С. Пушкина не любила его мать, зато заботилась няня Арина Родионовна. Иоганн Кеплер в 6 лет был брошен родителями в бреду оспы, выжил чудом. В 7 лет отец забрал сына из школы приставил его прислуживать в кабаке. И все же он открыл законы движения планет. Маленького Никколо Паганини отец безо всякой жалости запирал в чулане со скрипкой на целый день. Он мог озлобиться, но стал извлекать из своей скрипки дивные звуки. «Карлики» нередко талантливы, как будто являются неким природным концентратом способностей. Вспомним способности цвергов, Гефеста, Данилы-мастера. Хочу вспомнить еще один значимый для меня персонаж М. Энде из «Бесконечной книги». Это рудокоп Йор с рудника Минроуд. Дни и ночи он неустанно трудится в своих шахтах, добывая пласты сновидений, помогая их добывать тем, кто забыл себя, свое происхождение и даже имя. Он помогает мальчику по имени Бастиан Бальтазар Багс найти слюдяную пластинку с изображением его отца, которого Бастиан не узнает, лишь вдруг прорвавшиеся горячие слезы дают ему понять, что он нашел именно то, что ему было нужно и как продолжить свой путь. Бытие рудокопа Йора очень похоже на то, что делает психоаналитик, глубинный психолог, помогая своему клиенту и себе самому разобраться в тайнах своего «подвала». Все это происходит так, как будто, заперев ребенка-карлика во тьму и тесноту отчуждения от простых земных радостей любви, природа помогла ему сосредоточиться на знакомстве с самим собой, со своими глубинами.
   Так заключенные, отбывающие длительные сроки, поражают воображение своих тюремщиков великолепными вещицами и выдумками, выходящими из их рук. Стефан Цвейг назвал такое состояние вынужденного ограничения camera obscura. Не только ребенок, но и взрослый человек, вдруг лишенный тепла и света, враз забытый людьми и, кажется, что и богом, вынашивает тайную мысль и воплощает ее в книге. Такова история Джакомо Казановы и Стендаля. Первый писал свои мемуары в глуши библиотеки богемского дворянина, второй – сосланный в болота Чивитта-Веккии, создал лучшие страницы своих романов.
 
   Для того, чтобы талант карлика воплотился, кому-то нужно поверить в него, позаботиться о возможностях его проявления и развития, чтобы энергия, которая могла бы пойти на мщение, созидала плоды творчества. Заглянем еще раз в сказку Б. Романовского «Великан».
   Юный, почти пятиметровый,  великан Афанасий Чугунов, взросший на обильных хлебах родительской любви, отправился в тридевятое царство, чтобы заслужить право жениться на девушке Насте. По условиям этого пути он теряет в росте, если  изменяет принципам  великанской этики. Афанасий, не имеющий никакого опыта общения с нечистью, неоднократно «прокалывается» и с почти пяти метров уменьшается до одного метра тридцати пяти сантиметров. Суровая действительность очень быстро расставляет все по истинным местам. Бывший великан становится почти карликом, столкнувшись с настоящими испытаниями. И все же у печального превращения обнаружились неожиданно полезные стороны. «Дело в том, что, но данным современной физики, каждый человек может обладать одной и той же кинетической энергией. Или, если говорить языком формул, то каждому челове­ку отпущено природой: mv в квадрате, деленое на 2, равно const (константе, постоянной величине), где m в квадрате — масса человека, V — его скорость (движения или мышления). Благодаря этой формуле можно математически обосновать энергичность мужчин и женщин маленького роста, необходимость, хотя и недостаточность, малого роста для формирования Наполеонов. С уменьшением роста масса Афанасия резко уменьшилась, зато ско­рость соответственно возросла. Теперь он бегал, пры­гал, думал в пять раз быстрее, выше и лучше, и нечего было удивляться, что он так ловко увернулся от трех спиртовых горелок, пытавшихся его изжарить».
   Афанасий побеждает дракона не числом, а уменьем, не ростом, а скоростью мысли и движения. В самом конце сказки решается судьба Афанасия. Его судьи выносят приговор, по которому он виновен в потере своего роста, все, кроме юной Оксаны, внучки Солохи, которая оправдывает его верностью и любовью к невесте. Афанасию возвращают положенные за это пятьдесят сантиметров. Теперь он, конечно, не великан, но вполне нормальный молодой человек очень приличного роста. Невеста Настя счастлива, впереди свадьба и всеобщий хэппи энд.
 
   В сказке на метафорическом языке нам рассказано, как получаются нормальные люди. Есть риск раскормить в детстве дитя любовью. Но если любовь истинная, то великан-перекормыш будет способен и сам к такой любви. Испытания отнимут у него все лишнее, все его бутафорские сантиметры, килограммы и атрибуты исключительности. Способность испытывать человеческие чувства – любовь, преданность, верность - вернет то, что действительно необходимо для жизни.
 
   Испытания, которые прошел Афанасий, соответствуют воинской инициации архаичных культур, о которых вы уже читали. От которых у нас сейчас остались рожки да ножки, в основном, в криминальном и полукриминальном варианте практик «дикого» поля социума. Это армия и «зона» с их дедовщиной, дворовые «стрелки», в которых перестало работать правило «до первой крови», тяжелый рок, экстремальные виды спорта, психоделические практики молодежных культур («травка», грибы, ЛСД). Отражение древних инициатических ритуалов заметно в движении толкинистов, содержании их ролевых игр. Недавно появились танцы с факелами, также требующие определенного бесстрашия от его исполнителей. Беготня детей по подвалам и другим страшным местам, катание на тарзанке, рассказывание друг другу страшных историй, просмотр «жестоких» мультиков, кровавые компьютерные игры - также являются элементами инициатической культуры, преследуют цель прохождения барьера между детскими состояниями великанов и карликов и взрослым миром естественного роста.
   Эту же функцию выполняют и жестокий сказочный фольклор, в котором кого-то съедают, отрубают голову, разрубают на части. Это, в частности, сказки о Теремке, Колобке, песенка о зеленом кузнечике и срубленной в лесу елочке, которая на праздник к нам пришла. На самом деле все эти жестокости – символическая форма трансформации, превращения в качественно новое существо, для чего необходима символическая (психическая) смерть существа предшествующего. Выглядит это всегда как разрушение – рождение ли это ребенка, выход птенца из яйца или бабочки из куколки.
  Что может сделать инициация с нереализованными в творчестве «карликами», мы узнаем из следующей главы.