Зима

Мне снится сон. Cмутно догадываюсь об этом и с интересом наблюдаю за миром, что постепенно проявляется впереди и вокруг: прохлада так и пронизывает дрожью, и воздух еще трепещет, картинка не торопится фокусироваться.
Лилейность, сиреневые тени, северное оцепенение.
По сторонам высятся ледяные утесы с острыми как кинжалы вершинами.
Пахнет морозом. Кто-то роняет с неба хрустальные звёздочки, которые пухом покрывают спрессованный давлением миллионов прошлых поколений снежинок молочный покров.
Холодно. Изо рта выпархивают бесформенными медузами облачка пара…
*
Воротник поднят. Шарф повязан – белый удав плотно обматывает горло. Недавно оказался на сквозняке, и вот результат – продуло шею.
Нахлобучиваю шапку.
На ноги – утепленные ботинки с меховым нутром. Завязываю шнурки. Два бантика, два конца.
Проверяю, всё ли взял, что требуется для работы.
На руки – тёплые перчатки.
Вздыхаю. Не хочется покидать уютное тепло. Касаюсь ручки, нажимаю.
С небольшим усилием тяну дверь на себя. Выхожу из дома.
*
Пейзаж похож на фотографии студенистой пустоши в Антарктиде. Ледяные горы громоздятся по сторонам, а я в снежной долине бреду куда-то в одиночестве: солнце ненадежно приклеено на изменчивом небосклоне с восточной стороны и, мигая, презрительно взирает на меня бледным подслеповатым оком, временами выскакивая из-за туч.
Ветер крепчает и злобно кусает щеки. Снежинки вихрем вьются всюду, соединяясь в маленькие смерчи. Надо же...
Белым-бело. Белое на белом. Солнце в последний раз выбрасывает из-за туч несколько полупрозрачных снопов лучей и на миг ослепляет. Поднимаю ладонь и смотрю в этот золотой глаз, но вскоре не выдерживаю и отворачиваюсь.
Вижу тропу. Ледяная дорога. Нужно идти осторожно, иначе можно поскользнуться или провалиться в невидимую прогалину.
Взявшаяся откуда-то тропа ведёт меня к склону мраморно-алебастрового ледяного утёса. Начинаю волноваться. Может она следует к человеческому жилищу, где можно согреться? Оглядываюсь по сторонам, но – безмолвие...
*
Угрюмо шагаю к автобусной остановке. До чего противно! Этот снег, жуткий мороз! Зима и не думает прекращаться.
В моей стране есть два времени года: зима и лето. Ненавижу зиму. Для обычного времени года её течение кажется нескончаемым.
*
Она плавной походкой выступает мне навстречу – Зима собственной персоной. Из пещеры, куда услужливо привела извилистая тропа и откуда веет дьявольским холодом. Дама в мерцающей шубке с пушистым белым мехом, лукаво улыбнувшись, грациозным жестом приглашает войти внутрь. В коридоре за входом со стен и шершавых потолков свисают гигантские сосульки.
Я поеживаюсь. Невольно начинаю пританцовывать: пальцы ног ощущают неприятное покалывание.
Она ведёт меня дальше в глубь горы узкими ледяными чертогами. Сколько застывшей воды! В ней кто-то прячется: в льдинах тут и там вижу замерзшие силуэты: не то люди, не то звери...
Мне некогда рассматривать.
В просторном зале она останавливается, белой рукой показывает на кресло изо льда, с сидением, будто бархатом, покрытым мягкой снежной крошкой.
Качаю головой... Я еще не понимаю, что это не игра.
*
Торчу на остановке уже почти полчаса, а автобуса всё нет. На остановке ещё люди – тоже ждут.
Холод поистине невыносим. Носки ног, облачённые в зимние сапоги, медленно теряют чувствительность. Даже пальцы рук в тёплых перчатках замерзают.
Сжимаю немеющие пальцы.. Если бы можно было отлупить зиму за то, что она вытворяет, я не задумываюсь бросился бы на неё с кулаками, ох, и поколотил бы я её!
Оглядываюсь назад. Смотрю на людей по соседству. Им тоже холодно. Кто-то закрывает нижнюю часть лица платком или варежкой, кто-то пританцовывает на месте, чтобы не позволить морозу завладеть телом, обездвижить его, превратив кровь в кристаллический гель. Пытаюсь пошевелить пальцами ног: они отзываются со скрипом в суставах.
Оглядываюсь снова. Одному из стоящих на остановке людей не холодно! Это пожилой мужичок в шапке-ушанке и чуть ли не распахнутом на голом торсе полушубке — откуда он взялся? А он стоит с кривой ухмылочкой и курит сигарету, голыми пальцами держит её набитое табаком червеобразное тельце и выдыхает большие клубы сероватого дыма. И ещё усмехается над остальными. Не выношу подобных субъектов.
*
Она красивая. Бледное узкое лицо, гладкие щеки с едва заметным напылением инея на полупрозрачной коже; глаза громадные, сверкающие сапфирами, ресницы длинные – на них осели ажурные снежинки. Брови тонкие, изгибаются другой, с них начинается высокий округлый лоб. В мочках ушей – две серьги – жемчужины. На длинной шее – жемчужное ожерелье. Приглядевшись, я заметил, что это не жемчужины, но застывшие в форме круглых бусинок человеческие слёзы, нанизанные на тончайшую серебряную нить. Губы и нос твёрдые, правильной формы и словно вырублены изо льда. Волосы заплетены в тугую длинную косу до пояса, и несколько прядей выбиваются из строгой прически: почему-то они тёмные, красноватого оттенка, а некоторые совсем белые. Несмотря на холодность и высокомерную властность в позе она чертовски привлекательна.
Её взгляд парализует. Очаровывает. Гипнотизирует. В бирюзовых глазах — отливающий сталью блеск. Если бы не это ослепляющее сияниее, в них можно разглядеть глубоко спрятанные доброту, нежность, чувственность. Она двигается плавно, с женственной грациозностью. Она отстраненно улыбается. Вдруг сбрасывает с плеч шубку — и оказывается лёгком белое пеньюаре, полупрозрачным шёлком едва прикрывающем верхнюю часть тела. Ноги открыты взгляду. Линии колен совершенны: они плавно переходят в узкие голени и перетекают в изящные голени: ступни укрывают хрустальные туфельки. Тоже изо льда?
Она направляется ко мне. Что случится дальше? Не знаю.
Я застываю на месте — завороженный. Зима взирает на меня свысока, я перестаю осознавать происходящее. Её стройная фигура нависает надо мной.
Но её запястье — браслет из ромбовидных кристаллов...
*
Автобус тащится вверх по городскому проспекту среди слепленных наспех из бетонных плит домов, миновав старую, одноэтажную, часть города. Как бы мне хотелось сейчас лежать дома в своей смятой постели и спать!
И зачем только пришлось мне выйти из тепла и влезть в этот дребезжащий кусок железа на резиновых колёсах? Куда мне тащиться подобным унылым мерзлым утром?
При мысли о жутком морозе снаружи мне становится не по себе. Я вновь вспоминаю предрассветный сон.
*
Она касается моих пальцев, берет меня за руку и тянет за собой.
От её дыхания веет убийственным холодом. Пальцы её словно из жидкого азота, мягкие и обмораживающие одновременно: от их фатальной хватки цепенею, но покорно бреду за ней, переставляя ноги, точно безвольная кукла.
Мимо нас шествуют ледяные стены; что-то светится внутри них голубоватыми мерцающими сполохами.
Наконец, мы входим в большую залу с убегающими в неразличимую синеву потолками; посреди на пъедестале возвышается громадное ледяное ложе с высоченным балдахином. Сама эта царская опочивальня, кажется, была вырублена в леднике каким-то мастером-великаном: на стенах проступает неясными силуэтами богатае лепнина, в стенах ниши для ледяных статуй, выпиленных из твердой воды рукой скульптора необычайного дарования.
— Вы – Зима? — спрашиваю её глупо.
— Да. Зачем спрашивать, если и так знаешь? Вот моя постель, — владычица холода тем же элегантным жестом окидывает рукой ледяную кровать. — Я долго ждала тебя. Ты разделишь со мной это ложе?
— Постойте. Но я что-то не понимаю...
— Не ожидал, что я окажусь такой красивой? Но это приятный сюрприз, надеюсь. Здесь мне так одиноко. Как хорошо, что ты пришел утешить меня. Иди же ко мне...
Она протягивает руки ко мне. Я невольно отступаю назад, хотя ноги отказываются служить, застывая, — из последних сил пячусь, ковыляя, будто хромая лошадь. Панически боюсь её прикосновений. Оборачиваюсь в поисках выхода, — вполне естественно, что я ожидаю увидеть за спиной длинный коридор, по которому мы сюда прибыли. Но там только сплошная ледяная стена...
*
Пыхтя и кряхтя, будто старик, автобус тормозит на нужной мне остановке, с лязгом распахнув кривоватые дверцы: на еле гнущихся ходулях спускаюсь с подножек.
С первым вздохом мороз забирается в лёгкие, и все глубже проникает в глубь тела. Становится трудно дышать.
Ускоряю шаг, торопясь побыстрее достичь кирпичной громадины, возвышающейся за кромками тополиной рощицы, ныне ощетинившейся промёрзшими до седины патлами. «Ещё немного, и я буду на месте, — пытаюсь успокоить себя. — Ещё немного, и я согреюсь в тепле помещений».
Мороз уже забирается под кожу, заставляя меня ежиться и усыпав плечи и ноги гусиными бугорками. Возникают странные ощущения, что щеки покрылись инеем и онемели. Стягиваю одну перчатку и тщательно тру ладонью щеку.
Бесполезно. Через минуту тоже ощущение возвращается. «Ещё немного! Ещё пару сотен шагов...»
Разве бывают такие морозы? Может быть, это аномальный холод? Когда я глядел в последний раз на термометр, он показывал 32° со знаком минус.
Половину хрустальной глазури неба погребло под собой скомканное одеяло из ватных облаков, из под него мутным желтком пытается пробиться тусклое солнце. Зима не дает ему гореть в полную силу.
*
Побег невозможен. Мне суждено погибнуть в ледяных объятиях госпожи снега и мороза! Осознание неизбежности впрыскивает адреналин в кровь, сердце судорожно бьётся, разум отчаянно старается ухватиться за любую возможность спастись. Ощущаю себя мышью под стеклянным колпаком.
Сопротивление бесполезно. Она направляется ко мне. Её взгляд гипнотизирует. Я замираю на месте, как истукан. Нет сил пошевелиться, куда уж там бороться.
Она неторопливо движется  ко мне.
Чтобы прикончить.
Её обнимает меня стылыми ладонями за плечи. Напоследок вижу её глаза, в них остался только металлическое мерцание триумфа. Она целует меня в губы, обжигая морозом.
Её хватка становится крепче. Она влечёт меня к ледяной кровати... Тело уже не повинуется мозговым импульсам: кровь застывает в жилах, обреченно следую за ней...
       *
Массивная дверь не сразу поддаётся. Дёргаю её на себя чуть сильнее и оказываюсь в тёплом фойе: по сравнению с улицей оно кажется пышущим жаром. Мороз и отвращение к зиме остаются за пределами здания. Чувствую себя совсем по-другому теперь.
Знакомый человек протягивает мне руку. Важно пожимаю его ладонь и следую дальше.
Ну, Зима, кто победил?
Меня пробирает злорадное облегчение от того, что больше не подвластен бездушной стерве. Больше некогда предаваться унынию и ныть из-за погоды. Меня ждут повседневные дела.