И мир зовём волшебным сновиденьем

ПАВЕЛ

-Паoло, что с тобой? Ты меня слышишь?…
Я открыл глаза.
-Марк, ты  вернулся! Сижу и пытаюсь решить  задачу, которую ты мне поставил. Но слишком разные исходные позиции у наших сторон. Голова болит третий день, Марк...
-Что, наши девушки утомили? Или немного перепил, пока меня не было рядом?
 - Я ночами работал, друг мой, пока ты прохлаждался! Домой хочется поскорее.
-Ну, Паоло…менять тёплый Милан на холодную  Москву!…. Живи здесь, пока не позвали обратно! Гуляй, сколько захочешь, сходи куда-нибудь.  Что ты упёрся в свою идею? Не получается – и не упрямься! Надо оторваться от работы, и результат придёт сам собой. Развейся в музее науки! Я  как увижу там проекты Леонардо, начинаю думать, что бы такое он изобрёл, живя в нашем веке – такое можно нафантазировать! 
-Был везде, даже в опере…
-Поехали в Порто Вальтравалья - красиво! А хочешь, я отправлю тебя на денёк  в горы? У меня там дом. Спи, дыши горным воздухом.
-Отлично, Марк. Спасибо за предложение. Поеду в горы - города надоели.

Дорога в горы заняла три часа. Я родился и провёл детство и юность в горах. Странное дело, живя там, скучал по лесам и равнинам, а переехав в центр России, отпуск предпочитал проводить в горах. Увидев впервые Альпы,  влюбился  в них. Это особенные горы. Создатель не зря потрудился  над ними - они  совершенны в своей красоте. Люди потом воплотили эту устремлённость ввысь и завершённость форм  в архитектуре соборов Европы.
Окна увитого плющом каменного дома были закрыты ставнями. Я удивился этому, но когда вошёл внутрь,  понял, что здесь сохраняют стиль деревенского дома.  И, что удивительно, не было характерного запаха старых вещей. Найдя спальную комнату, я улёгся на кровать и провалился в сладкий сон.
Проснулся  от холода - окно было открыто, а за окном в тумане замерли огромные ели. Захотелось прогуляться. Дом Марка был последним на улице. Дорога уходила дальше вниз, и подумалось, что недалеко есть река. Но вскоре дорога запетляла наверх, туман не рассеивался, я замёрз и решил повернуть назад. И неожиданно для меня  зазвучал орган.  За поворотом открылся замечательный вид - небольшая церковь прилепилась на крохотном уступе горы. Меня поразило мастерство зодчих, ибо невозможно представить,  как тут смогли построить храм. Внутри было пусто и сумеречно. Я присел на скамью, а в окно вдруг пробился солнечный луч. И в этом луче заплясал шмель, он  поднимался по лучу к оконцу, и опускался вниз ко мне. Как маленький шалунишка на горках. А может, просто звуки органа, собиравшиеся под куполом, давили на него, и он падал вниз, не дотянувшись до солнца. Мелодия  была прелестна - она была нежной и страстной одновременно. И подумалось почему-то, что  эта мелодия  предназначена не Господу. Мне захотелось увидеть органиста, я подошёл к лестнице и взгляд  остановился на замечательном поручне в виде змейки. Такие же перила я видел в соборе святого Стефана в Вене. Взявшись за поручень,  ощутил под рукой дрожь – змея была настоящей. Наверное, музыка была колдовской, ибо страха не было ни у меня, ни у неё. Она подняла голову и опять опустила её. На органе играл молодой человек, а рядом на полу, прислонившись к его колену, сидела девушка. И такое было в этой паре единение и отрешённость от мира вокруг, что я отступил назад, спустился по лестнице и ушёл. Странное чувство появилось у меня - я как будто был в  другом измерении. Музыка совсем недолго звучала и внезапно пропала. Но я был напоён этой мелодией, каждой клеточкой тела ощущал прохладный воздух, запахи леса заполнили меня. Я не выдержал этого избытка природы и, войдя в дом, без сил упал на кровать. Мне хотелось спать, спать, но какая-то тревога держала меня в полудрёме ещё некоторое время. Наконец я уснул, и мне снился шмель, и гудел он каким-то странным дребезжащим звуком, но это просто рядом трезвонил старый телефонный аппарат. А я  подумал, что это просто для антуража.
-Пауло, ты гулял? Я полчаса звоню. Ты, забыл  свой мобильный.
-Сплю.
-Прости, но я вернул за тобой  машину. Тебя зовут на родину согласовывать какие-то вопросы по другому проекту. Дозвониться, как понимаешь, до гор они не смогли,  и  мне пришлось дать согласие за тебя. Билет я забронировал,  вечером у нас прощание.
В машине я вспомнил этих ребят в церкви. Что их туда привело? Почему так печальны были их лица?  Глаза девушки были закрыты, но каждая чёрта её лица остались в моей памяти.
Выйдя из машины  за  несколько кварталов от гостиницы, я решил попрощаться с городом. Гулять по городам в другой стране  сплошное  удовольствие – можно не прислушиваться к чужому языку и  только смотреть на здания, лица, деревья. А потом дома, совсем невзначай, вспомнить какую-то деталь, которая отзовётся в тебе неожиданным теплом.

 Прощаясь в Мальпенсе с Марком, я решил спросить, когда построили церковь в его деревне.
-Пауло, в моей деревне нет церкви.
-Ты что, Марк?.. Забыл, наверное, безбожник. Там и орган прекрасный.
-Пауло, там никогда не было храма с органом. Тебе всё это приснилось, дружище. Постарайся отдохнуть  дома, умоляю.
Я промолчал,  не поверив ему. Я верил себе,  я не мог так обмануться сном….
У стойки регистрации огорчению моему не было предела, ибо рейс задерживался на неопределенное время. Только теперь я увидел, что людей гораздо больше, чем обычно  в нормально функционирующих аэропортах Европы даже летом. Ну, что ж случай  предоставил  возможность познакомиться поближе с красивейшим аэропортом. Но после  нескольких часов блужданий по комплексу и полной неразберихе в информации, во мне опять стало нарастать раздражение, мой  верный предвестник головной боли. Присев на пол у стойки, прислушался к разговору соотечественников. Оказывается, какой-то природный катаклизм усмирил железных птиц, и люди теперь искали наземные пути домой. Принимать хоть  какое-то участие в разговоре не хотелось. Рядом со мной пристроилась дама. Глаза мои были закрыты, но  запах женского парфюма определил пол соседа по несчастью. Она потрясла меня за плечо,
-Вам плохо? Почему вы стонете?
А мне показалось, что я скулил молча.
-Надо думать, как выбираться, а не хочется, - ответил я, не открывая глаз.
-Не хочется выбираться или думать не хочется?
-А всё не хочется.
-Простите, что побеспокоила,- тихо сказала она.
Я не ответил. Телефон Марка не отвечал. Денег на карточке для путешествий по Европе не было. Перспектива ночных и дневных бдений в аэропорту меня ужасала -  был такой опыт в студенческие
годы, когда мы возвращались после практики в Сибири. Трое суток в иркутском аэропорту. До сих пор дрожь берёт от этих воспоминаний. Запел  мобильник.
-Пал Сергеевич, мы знаем про ситуацию в аэропортах и перевели на вашу карточку зарплату за два месяца вперёд. Как настроение, мы тут все испереживались за бедных  командировочных и туристов. У меня подруга не может вылететь из Амстердама. А у нас тепло, просто красота. Проектов много приняли в заказ,-
я не прерывал монолог секретаря моего начальника, зная по опыту, что Анечку прерывать бесполезно.
- Спасибо за заботу, Анна. Теперь  буду решать проблему. Если сейчас определюсь с передвижением или гостиницей, я вам перезвоню. Привет всем.
Настроение с появлением денежных ресурсов улучшилось.
- С гостиницами можно не суетиться, бесполезно,- моя соседка, очевидно, прислушивалась к разговору.
-А что будем  делать? - спросил я, продолжая сидеть с закрытыми глазами.
-Можно добраться до Дуная и пароходом до юга, можно до Венеции, а потом паромом до Словении и там что-то придумывать, можно…. Она замолчала.
- Какая вы молодец. А я вот не мог ничего придумать, пока финансы пели романсы, спасибо коллегам, позаботились.
 Моя соседка молчала. Открыв глаза, я обнаружил, что рядом никого нет. Боже, опять галлюцинации, что ли.
Я продолжал сидеть на полу и рассматривать это хаотичное движение масс. Наверное, где-то там,  в атмосфере, движение гораздо более организованно. А здесь хаос…
В природе всё спланировано, а мы пытаемся только создать что-то  у себя, в своём мире. И кто  нарушает наши планы?
Мы сами, своим снобизмом, раздражаем природу и всевышнего, или это неразделимо и природа и есть всевышний?  Я поднялся, чтобы размять затекшие ноги. Что предпринять? С кем-то знакомиться и дальше решать совместно нашу проблему? Оглянувшись,  определил  группы людей, к которым можно приблизиться и, послушав их речи, либо присоединяться к ним, либо дальше искать единомышленников. Взяв чемодан,  сделал несколько шагов, остановился  и оглянулся – там, где я сидел, остался  чемоданчик, розовенький, явно принадлежавший даме. Значит, рядом со мной и правда была женщина. И ушла она, явно надеясь, что оставила чемоданчик под защитой. Я оглянулся ещё раз  и увидел, что мне машут рукой. Явно мне, хотя вокруг было совсем не пусто. Это была  моя соседка, потому что она рукой показала на чемоданчик и жестом попросила меня остаться на месте. Слава богу, у меня нет галлюцинаций, и хорошо, что не один решаю проблему. Я с интересом смотрел на женщину, которая  направилась ко мне. Хорошая фигурка, грациозная походка, классический рост. Так…. А как  мы поближе? Она улыбалась,  и её лицо мне было знакомо.… Но кто она?  Это лицо не из прошлой моей жизни, это где-то рядом, совсем недавно. Но вспомнить не мог.
-Там ребята хотят нанять микроавтобус и ехать либо в Вену, либо в Словению,- сказала она, - присоединимся?
-С вами  запросто.
- И с вами тоже,- улыбнулась она.
Я внимательно посмотрел на даму. Откуда так знакомо это лицо….
-Меня зовут Дарья,- протянула она руку.
-Павел.
- Сдаём билеты?
-Сдаём! А ребят вы знаете?
-Что вы, совсем нет.
-Не боитесь?
-А чего? - засмеялась она, - не думаю, что  они заказали проблему в природе, чтобы потом заманивать и грабить туристов.
-А вы в турпоездке?
-Нет, по личным делам. А вы?
- Работаю.
-На  хозяина ламборгини  цвета спелого абрикоса?
-Вот откуда вы меня ведёте!  Гадаю, чем привлёк к себе такую даму, а оказывается, чисто меркантильный интерес. С Марком мы сотрудничаем. Оба трудимся  в государственных корпорациях. Но машина у него личная.
- А я просто обожаю этот цвет и всегда обращаю внимание и на обладателей вещей этого цвета.
Несмотря на активный позитив, в моей незнакомке была какая-то затаённая грусть. Иногда её взгляд на мгновение становился  отрешённым, хотя она продолжала говорить или слушать меня, не теряя нить разговора. Меня всегда поражала эта способность женщин одновременно делать несколько дел и при этом сохранять логику и последовательность во всех направлениях. Мне это было недоступно, и я долго комплексовал по этому поводу, а потом узнал об особенностях мужского и женского мышления и перестал расстраиваться – в  конкретном  вопросе мы мыслим глубже. Так утверждают психологи.
  Позвонил Марк и отговорил нас от автомобильной поездки, сообщив, что эта европейская проблема отмены полётов разрешится в течение двух-трёх дней и нечего, и мы отправились в маленькую гостиницу в пригороде, о которой знал Марк, и не знали вездесущие туристы, и где можно было провести маленькие каникулы.

Суета последних дней, постоянное изменение ситуации плохо сказались на моём настроении и самочувствии. Я лежал в маленькой комнате на почти удобной кровати и пытался уговорить головную боль уйти погулять куда-нибудь от меня подальше. Тихо постучали  в дверь и,  не дождавшись от меня ответа, кто-то вошёл в номер.
-Это вы, Даша?- cпросил я, уловив знакомый запах духов.
- Пойдёте ужинать?
-Не могу, голова болит.
-Я вам сейчас принесу одну вещь, попробуем спасти вас.
Вокруг горла закрепили какой-то воротник, он вытянул мою шею, как-то распрямились плечи, и боль потихоньку ушла.
-Вы волшебница,  Дарья.
- Нет, только учусь. Мне он помогает.

 Мы вышли из прохлады каменного дома в напоённую теплом сумеречную улицу. Где-то загорались фонари, подвешенные у крыльца дома или у входа в магазин. А некоторые улочки оставались тёмными и от этого  казались таинственными, но мы и туда заходили без страха. И большие и маленькие города на юге, в любой стране имеют общее свойство быть очень домашними в вечерние часы - открыты окна домов, доносится запах готовящейся еды, слышны разговоры. Совсем немного людей встретилось нам на улицах. Наверное, молодые не успели вернуться из города, а старики уже усаживались перед телевизорами. Свернув  в очередной раз, мы оказались перед небольшим ресторанчиком с выносными столиками под навесом, на другой стороне улицы стоял двухэтажный дом  с освещёнными окнами. Моя спутница внезапно остановилась,  я оглянулся на неё и меня поразили её широко открытые глаза.
- Боже!- прошептала она.
-?
- Давайте поужинаем в этом ресторане. Мне так хочется посидеть здесь.
Она молчала за ужином, только постоянно оглядывалась, что-то рассматривала. Мне показалось, что она пытается запомнить это место, впитать в себя окружающее не только глазами - её ноздри подрагивали, но она вдыхала не запах еды или деревьев, которые, утомившись после жаркого дня,  отдавали свой неповторимый аромат. Мне показалось, что она вдыхает запах времени.
-Вы знаете,- сказала она на обратном пути, - я так благодарна судьбе, что встретила вас, что мы приехали сюда, что сегодня я увидела вживую, что ли, мою любимую картину Коровина. Мне всегда становится тепло, когда вспоминаю её. А тут просто подарок какой-то.
- Спасибо Марку. А что за картина?
- Да,  конечно.  Улица в Виши,  -  ответила она рассеянно.
-Чт
- Картина  так называется.
Я пытался воскресить в памяти произведения этого художника, но кроме  “Испанок на балконе”  ничего не вспомнил. Я оглянулся, чтобы запомнить это место. Действительно, уютно и тепло. Особенно после ужина.
Мы шли рядом, мы были вместе уже  несколько часов – но это была только видимость общего. У каждого свой мир и своё прошлое, которое осталось в памяти и которое изменило мир вокруг нас. 

Не сами ль мы своим воображением
жизнь создаём, к бессмертию идя…

И в ответ на моё воображение природа ответила – заморосил дождь. Но мы успели дойти до гостиницы и уселись на открытой веранде. Капли дождя тихо переговаривались с листьями деревьев и кустарника, чудесно запахло влажной пылью.
- Вас не огорчит, если я закурю,- спросила Дарья,- вы так наслаждаетесь этим вечером.
- А как вы поняли это?
-На лице всё написано.
Да, видно не только я наблюдаю, но и моя знакомая незнакомка.
-Ведите себя как вам удобно.
-Спасибо.
Я  задремал. На границе сна и яви, мне явился лик этой девушки из храма на горе, но я смотрел на женщину в кресле рядом со мной. Её  волосы сливались с темнотой, и только лицо, на которое падал слабый  свет фонаря, было юным и таким же грустным, как лицо той девушки.
Марк, что же за храм был на той горе?  Я не  сомневался в этом. Как не сомневался и в том, что моя знакомая оттуда, из этого храма.

ДАРЬЯ.

Мы с моим попутчиком, посланным мне Господом (где бы  я сейчас была с моим настроением), сидели на веранде гостиницы. Плетёные кресла, деревянная обшивка стен отдавали дневное тепло, а в открытые окна лился  прохладный от дождя воздух…
Похоже, он задремал. Такая поза бывает только у заснувших людей. Из моих глаз бежали и бежали слёзы, и я не могла никак их остановить.   
Как странно было всё это – в начале наших отношений с Гжесем мы оказались в Питере.  Была осень. Мы промокли, замёрзли и решили зайти в Русский музей.
Увидев эту картину Коровина, я неожиданно остановилась перед ней – таким уютом и теплом повеяло от неё, что уходить не хотелось.  Гжесь всё тянул меня от неё, а потом пообещал, что мы обязательно найдём эту улицу, когда поедем в Виши.
- Да как же мы найдём её,  Гжесь, ведь это написано в начале века! - Мы всё равно её найдём!- сказал он уверенно.
Прошло  столько лет, и я нашла её, Гжесь. Но не в Виши, и без тебя.
И зачем я заставила себя остановиться в этом месте, сидеть за столиком и чего-то ждать. Ждать твоей реплики, твоего прикосновения.  Что же сделала с нами жизнь…. Или мы сами виноваты…. Что мы сделали не так?
 Виноваты, что были так счастливы и не замечали ничего вокруг себя – ни людей, ни государств, живущих в пошлости политики, условности кем-то установленных границ и правил поведения в обществе, придуманных в национальных квартирах.
Зачем вы всё это придумали, люди?.. Или тот объём счастья, что довелось нам испытать в общении друг с другом, был послан нам на всю жизнь, а мы выпили его за один год? И  этим опустошили свою будущую жизнь….

Наша школьная вечеринка подходила к концу. Обычная вечеринка в квартире с родителями в соседней комнате. Мы танцевали, пели. Доедая  печенье и торты, заботливо приготовленные мамой Артура, обсуждали полушёпотом, как мы позвоним в дверь завуча нашей школы, квартира которой была этажом ниже и куда после этой проделки  побежим. Все уже поделились своими планами на будущее – это был последний школьный год. Нас огорчил неожиданный приезд к родителям  Артура их друзей из Еревана - мы поняли, что вечеринку пора заканчивать. Но зато к нам в компанию добавился молодой человек.
-Ерванд, как зовёт папа или Эрви, как зовёт мама,- представился он.
Он был старше нас, уже учился в консерватории.
Они привезли с собой в подарок репродукции музеев Парижа и нам сразу же разрешили листать эти фолианты.  Мы уселись с Эрви  на диване и, поскольку любителей импрессионистов кроме нас не оказалось, с удовольствием  смотрели репродукции и обсуждали увиденное. Меня поразили его обширные знания. Он прекрасно ориентировался и в изобразительном искусстве, и в музыке, и не только классической.
У нас во многом  оказались одинаковые интересы. Как благодатна юность, когда ты впитываешь в себя абсолютно всё новое, которое потом странным образом кристаллизуется в определённые знания,  и ты оказываешься несказанно рад, встретив единомышленника. И как могло  сложиться это единство интересов у нас, живших в абсолютно разных социальных средах, принадлежавших к разным этническим группам? Или человечество в своей истории едино, несмотря на государственные границы, и это единство понятно в изображении и звуках?….
Через несколько недель Артур передал мне записку от Эрви-Ерванда, как он подписал её. Он приглашал меня в музыкальное училище на концерт, в котором он участвовал. И меня опять поразило наша общность интересов – он играл отрывки из фортепианного концерта Грига, которым я восхищалась в то время. Потом мы гуляли по улицам моего красивого города. Стены домов были выложены из туфа розового, жёлтого, оранжевого цвета, в сочетании с синим небом и зеленью деревьев это давало ощущение красоты и лёгкости, какой-то праздничной фееричности.  И удивительная  лёгкость  в общении с практически незнакомым человеком. Как позже сказал Эрви, наша встреча произошла в пору, когда  одиночество юности, нужное для выращивания своей индивидуальности, должно было перейти в новую фазу обмена этими индивидуальностями, которое так необходимо молодым людям. Я долго хохотала над этой фразой, обозвав его философствующим музыкантом.
 Эрви решил позвонить домой матери. Разговор был на французском языке. Я отошла, чтобы не мешать.
- Ты не подумай, что мне надо было что-то скрыть от тебя. Моя мама плохо говорит на армянском языке, практически не знает русского. Мы ведь новоприезжие, хотя и живём здесь уже больше десяти лет.
 Эрви рассказал мне историю своей семьи. Это история боли армянского народа, которая длится уже больше века. В начале двадцатого столетия, после резни армян, проживавших в Османской империи, сотни тысяч их разбрелись по всему миру. Дед Артура был ювелиром и его успел предупредить  друг-турок. Дедушка собрал свои и не свои драгоценности,  и в числе первых вместе с молодой женой попал на борт французских кораблей, стоявших в порту Самсуна. Он обосновался в Марселе, открыл своё дело. Там и родился отец Эрви, которого воспитали в традициях армянских предков. Только вот пошёл он не  по стопам мастеровых армян, а стал историком, влюблённым в свою профессию, заинтересовавшимся  историей  народа, живущего так далеко от Франции. Народа  гордого и не смирившегося. Женился он на француженке, которую и привёз вместе с сыном в Ереван по программе репатриации армян.
-Вот так у меня два дома – здесь и во Франции, - завершил свой рассказ Эрви.
-Кто же ты всё-таки?
-А я сам не знаю. Всякий разный. Здесь у нас нет родственников, все остались когда-то в Турции. А в Гренобле у меня бабушка, дяди в Марселе. А мама так и не привыкла. Давно бы уехала, только папу очень любит. И меня. Папа работает в хранилище древних рукописей Матенадаране, а мама преподаёт французский язык в школе и ещё посылает фотографии в  разные издательства.
 А потом мы встретились уже в Москве, где я начала учиться, а он приезжал на консультации в консерваторию. Как же мы были счастливы и самоуверенны тогда! Жизнь представлялась нам Олимпом, на который мы собирались взгромоздиться. И ничто не казалось нам непреодолимым. Но как-то подсознательно  не афишировали наши отношения - берегли это единение от вторжения  того мира, что нам пока не был знаком. Наверное,  судьба баловала нас в это время  чистых и честных отношений друг с другом. В Ленинграде, куда мы поехали осенью, у Эрви была встреча с молодыми исполнителями из Польши, Германии, Финляндии. После концерта, мы сидели в ресторане с ребятами из Польши.  Они окрестили нас Гжесем и Досей. Гжесем он и остался для меня на всё жизнь. А меня стал звать Долькой. Мне было легко в этой интернациональной компании. И много раз после, я удивлялась особой атмосфере, царившей в кругу людей творческих профессий, людей, работа которых не требовала посредников-переводчиков. Язык красок, нот, язык скульптуры и архитектуры, танца не требует переводчика. Красота природы тоже одинаково восхищает всех людей. Наверное, поэтому нам так нравится путешествовать, бродить по музеям.  Проводив друзей на посадку, мы медленно шли по залу аэропорта.
- Полетим в Крым? Там сейчас мой профессор отдыхает. У него свой дом и он приглашал меня.
 Мне было грустно и не хотелось окончания праздника.
-Когда?
- А вот прямо сейчас купим билеты и улетим.
Дом оказался пуст – вся семья уехала в Москву, как пояснил нам сосед, и закрыл ворота. Мы, огорчённые и растерянные, уселись на тёплую землю перед калиткой. Солнце пробивалось сквозь листву деревьев, изумительно пахли розы в саду усадьбы, было так покойно и умиротворённо в природе, что огорчение потихоньку покинуло нас, и мы стали думать, как выбраться отсюда.
- Долечка, не расстраивайся, на обратные билеты деньги есть.
-Гжесь,  с тобой я ничего не боюсь. Расскажи, как ты стал заниматься  музыкой.
-Это мама. Она привезла меня к своим друзьям , когда мне было три года, и Ги сразу определил, что у меня идеальный слух, и я стал заниматься музыкой, вернее, со мной стали заниматься музыкой.
-А Ги это кто?
-Ги Беар. Очень известный у нас певец.
-У вас во Франции?
Подошёл сосед и что-то сказал Гжесю.
-Ура, Доська! Мы спасены! Звонил Георгий Николаевич  и велел нас впустить!..
Вечером я гуляла в саду, где было огромное количество розовых кустов самых разных сортов, а Гжесь открыл окна в зале и играл на рояле. Солнце уже скрылось за морем, запах цветов усилился, а музыка звучала тише и тише, словно пианиста покидали силы вместе с уходящим солнцем. Какие-то новые ощущения наполнили меня как предчувствие грядущих перемен. Я знала, что сегодня что-то изменится в моей жизни, знала и не боялась. Наша духовная близость, должна была перейти в близость и физическую. И я понимала, что эта поездка и эта усадьба были давно придуманы Гжесем….
-Долечка, девочка моя, как мне хорошо с тобой!
-Гжесик, Гжеся…
Весь год после поездки был разделён на два времени – когда мы были вместе и когда мы были в разных городах. Наша учёба не давала нам возможность часто встречаться. Но он приезжал на консультации в консерваторию. В один из приездов он познакомил меня со своим преподавателем Георгием Николаевичем, который и стал нашим общим родителем и ангелом-хранителем. Ему, прожившему большую жизнь, очень хотелось помочь нам, молодым и неопытным ребятам, пытающимся построить свою жизнь в этом сложном и противоречивом мире. Я, после нескольких попыток рассказать матери о своем новом друге, оставила эту идею. Мои родители, работавшие в достаточно специфичной и закрытой организации, были  далеки, как сказала бы мама, от мира космополитов. И я поняла, что мне надо самой  хранить мой мир, мою любовь. И в семье Гжеся не всё было просто. Матери Гжеся, с её вековой ментальностью и культурой  француженки было очень тяжело в достаточно архаичном мире другого государства и другой нации. Только огромная любовь к мужу и сыну держала её в Армении. И я понимала, что Гжесю тоже сложно говорить матери о другой женщине в его жизни. Мы старались не обсуждать проблему внутрисемейных отношений с родителями, но нам обоим это давалось нелегко. И как же нужна была помощь взрослых и мудрых людей нам, оказавшимся так непонятыми своими родными. Очень ненавязчиво и тактично мы получали эту помощь от Георгия Николаевича. Ему очень нравился Гжесь, его игра. И он как-то сказал мне, что наши отношения сделали игру Гжеся  более многогранной и интересной. Игра не мальчика, но мужа, как он однажды выразился. В один из вечеров он спросил Гжеся:
-А ты крещён?
-Да, - удивлённо ответил он.
- А где крестили?
- Мы с папой были в монастыре в Карабахе. Там потрясающе красивое место. Там и крестили.
- Значит, ты крещён в григорианской вере. А ты про себя что знаешь?- обратился он ко мне.
- Знаю всё. Крестили в три года, в какой-то деревне, когда была в гостях у бабушки. А зачем вам это?
- Я хочу, чтобы вы повенчались.
- Зачем?
- Ребята, я верующий человек. Вы оба пока далеки от этой стороны нашей истории и культуры - просто так сложилось в нашей стране. Я уверен в том, что вы дарованы друг другу судьбой, что вам надо быть вместе. Но я догадываюсь, что что-то не складывается у вас с вашими родными. А мне хочется, чтобы ваш союз был храним Богом, и чтобы вы всегда помнили об этом.
-
Венчали нас зимой, в прекрасный солнечный день в храме Петра и Павла. Наверное, не всё мы понимали тогда, но нам хотелось, чтобы наши отношения  были приняты  тем, кто был выше нас, что было пока ещё непонятно нам, но что генетически было присуще всем. Какое-то чувство уверенности и определённости появилось у меня после этого ритуала.
-Доличка, у тебя даже походка изменилась.
-Гжесик, у меня такая тяжесть свалилась с плеч!
Но как коротко было то время! После тяжёлой поездки в Ереван к родителям Гжеся, буквально через месяц, меня остановил в коридоре института молодой человек. Он попросил меня зайти вместе с ним в одну из аудиторий и предъявил удостоверение органов госбезопасности. Он показал корочку и спросил, знакомо ли мне это.
-Нет.
-Неужели ваши родители никогда вам не показывали?
-Даже не рассказывали.
Ну что же, тогда поговорим мы с вами. Вам придётся прекратить отношения с семьёй Стамболцян. Если вы прислушаетесь к моему дружескому совету, всё будет нормально.
- А если нет?
-Вы даже не представляете, под какой удар вы поставите своих родных.
Теперь я знаю, что ждало мою семью, ослушайся я тогда. Но и то, что случилось сразу же после разговора, показало мне всю серьёзность предупреждения. Родители были вынуждены уйти на работу в гражданские организации, а брат, готовившийся к перемене в карьере, оказался почти без работы.  Чувство вины перед ними долго мучило меня. А потом, когда проходили годы  моей безрадостной жизни, особенно в новогоднюю ночь, меня иногда посещала мысль, а могла ли бы я пожертвовать ими ради своего счастья? И я не находила ответа.
Наступили перемены в стране и вновь родились надежды на встречу с Гжесем, и мы встречались в его короткие приезды сюда. Но уже появились новые  обязательства перед другими людьми и у него и у меня.
Прошло больше двадцати лет после этого, наша жизнь так крутила нас, но мы всегда  возвращались друг к другу.
Что же случилось на  этот раз?  Мы столько преодолели, мы так стремились к этой встрече. Почему же ты не приехал встречать меня, Гжесь…Молчат твои телефоны.

ГЖЕСЬ.

Дорога была великолепной. В кабине самолёта ты видишь только соседей и облака, и ты живёшь во время полёта вне времени, оно для тебя остановилось, ибо ничего не меняется вокруг. Проносящиеся в окнах поезда или автомобиля пейзажи  заставляют иногда попытаться зацепиться  взглядом  за какую-то  понравившуюся деталь, а она пропадает почти мгновенно, и ты ощущаешь вдруг щемящую тоску от этого бега времени, или тебя охватывает восторг от мелькнувшей красоты. И продолжительность этих ощущений зависит от новых пейзажей или мысли, которая изменит твоё настроение.
Я ехал уже третий час, и дорога пока не утомила меня. Я хотел заехать в свой маленький домик в Гран-Парадизо, куда привезу Долли из Милана. Мы там побудем совсем немного. Я знаю, ей там понравится. Там тихо и красиво, а Долли любит спокойную красоту. А потом мы поедем в Валанс и начнём нашу новую жизнь, и всё будет прекрасно и так, как мы мечтали когда-то в юности.
В нашу первую встречу меня поразила  и покорила её открытость и непосредственность и ещё  такой интерес к искусству и  такие большие знания, которые трудно получить в маленьком, удалённом  от столиц городке.
Когда много позже я спросил её, откуда она так много знает, она просто ответила, что из-за особенностей проживания в маленьких городах на юге страны, кочуя из гарнизона в гарнизон, её друзьями и учителями стали книги.
- Я мало времени проводила на улице, ибо не  во всех городках можно просто погулять, друзей быстро не заведёшь. И мне гораздо интереснее с книгами – они всегда со мной. Я так хотела играть на пианино, но в одном месте была  музыкальная школа, в другом не было, инструмент не стали покупать, ибо,  что после переездов от него останется. А мне до сих пор снится, как я играю на рояле. Совсем как ты. Если бы ты знал, как я тебе завидую!
-Ты не похожа на  человека, который легко сходится с людьми, но почему ты так легко сразу же стала общаться со мной?
-А ты произвёл на меня впечатление большой   книги,- шутливо ответила она, - а у книг я не спрашиваю, нравлюсь ли я им, главное, чтобы они мне были интересны!

Все телефоны я отключил, а в этом мобильнике только её номер и я позвоню ей, как только самолёт из Москвы приземлится в Милане. Я чувствовал, что  с моих губ не сходит глупая улыбка, я пытался сделать серьёзное лицо, но ощущение парения не покидало меня. Мы будем сегодня вместе, наконец-то мы всё преодолели, мы победили! А вдруг мы совсем другие?  Что дали нам прошедшие годы, или отобрали? Я решил  остановиться и откинуть крышу кабриолета. Именно в кабриолете я  хотел привезти Долли в Валанс. Надев куртку, я положил на сидение рядом телефон, отстегнул ремень, ибо вряд ли встречу полицейских в этих горах. Бесконечные серпантины утомили меня, и я пожалел, что поддался романтичному желанию. В голове ещё мысли и желания, как в молодые годы, а тело уже не слушается и живёт по своим законам.
Надо привыкать к этому телу и слушать сначала его, а потом уж свои мысли. Я остановил машину в небольшой долине и пошёл прогуляться к реке. Речушка совсем небольшая и неширокая, как Арпачай. Мы с отцом были как-то на развалинах древней  столицы Армении Ани, и пограничники разрешили нам пройти к реке, разделяющей Армению и Турцию.
-Папа, ты ненавидишь их?- спросил я, показывая на противоположную сторону.
- Не знаю, как описать моё чувство, сын. Моё отечество не перестало существовать. Я родился в другой стране,  встретил  там твою маму, и она родила мне чудесного сына, которым я горжусь. Всё так относительно в этом мире.
Неожиданно для себя, я сказал:
-А ты знаешь, я люблю русскую девушку.
-Сынок, первая любовь это всегда прекрасно. Но не торопись и не спутай эту любовь с настоящей.
-Это  моя единственная любовь, отец!
-Ерванд, ты так решительно это сказал. Но не поступай так же решительно в отношении этой девушки! Жизнь подскажет тебе. Только учти – если бы мы с мамой были  одной нации, нам было бы гораздо легче.
- Ну, вы приехали в другую страну, а мы будем жить здесь.
- Не загадывай, сын.
Эти слова отца оказались пророческими.
Ранней весной Доличка сказала мне, что она беременна. Глаза её были испуганными, вся она показалась мне как натянутая струна.
-Прекрасно, Доличка! Я так мечтал всегда о брате, а теперь у меня будет сын!
-Гжесь, это так ужасно, я просто не знаю что делать. Мама давно сказала мне, что до окончания института я даже замуж не могу выйти.
-Мы поедем к моей маме, и всё будет отлично.
Я знал, как мама любит меня и был абсолютно уверен, что она также будет любить и Долли и малыша. Мы в первый раз  вместе приехали в мой дом.
-А твоя девушка с хорошим вкусом, - сказала мама, когда мы остались вдвоём.
-Мама, это моя жена и мы ждём маленького.
Теперь я понимаю, что мама давно знала о наших отношениях и давно приготовилась ко  всяким разговорам. И фраза, которая была произнесена ею, наверное, была прорепетирована, ибо произнесла она её на русском языке  и в направлении приоткрытой двери в другую комнату, где была Даша.
-Наша семья  уже достаточно интернациональна, чтобы в ней никогда  не появилась русская невестка.
Не знаю, чем закончился бы этот разговор, но Даша услышала эту, приготовленную для неё фразу. Она упала, потеряв сознание. Маленького не удалось спасти. И только стараниями отца удалось устроить в хорошую  больницу и  выходить Долли. Мне тогда показалось, что мама слишком жестоко обошлась с нами.
Вечером, после возвращения из больницы, я сидел за пианино и перебирал клавиши, ни ища мелодии, но видно невесёлые и тревожные мысли вылились в набор таких же звуков, выстроенных в мелодичный ряд, но не приносящий удовлетворения людям, их слушающих. Мама подошла ко мне и положила руки на плечи:
-Прости меня, Эрви. Я отдалилась от тебя в эти годы. Ты повзрослел, и тебе  стало интереснее с отцом, но ты всё равно нуждался в женской ласке, как я нуждаюсь в вашем внимании и любви, которой мне тоже не хватает. И с годами мне не хватает всё больше,  ибо мне не удаётся найти себя здесь, в этой стране, в этом городе. Здесь всё чужое для меня, я никак не могу понять, что это за страна, почему моё понимание какой-то ситуации здесь не принимается практически во всём – и на бытовом уровне, и в моей работе. Почему мои фото, которые я посылаю во Францию, там печатаются, а здесь я должна ещё и объяснять, что я имела в виду, когда фотографировала старую женщину с внуком на виноградном поле. Для меня это старая и молодая виноградные лозы,  а не рабский труд советских крестьян, как будто бы представленный в контексте к фотографии, как мне сказали в редакции этой республиканской газеты, печатающейся на ужасной бумаге.
И твоя связь с этой девушкой…. Не стоит строить иллюзий. Мне очень жаль. У тебя хорошее будущее, и  ты должен уехать продолжать образование в Европу.
-Да, мама, я буду  дальше учиться, и я люблю и буду любить Дашу. Прости и меня, что я раньше не сказал тебе о ней. Но ты поступила сегодня жестоко, решив этой фразой покончить с всякими разговорами.
Потом, окунувшись в эту жизнь сполна, я понял, что она на своём опыте пыталась оградить меня от тех сложностей, что ожидали меня впереди. Вскоре я уехал в Москву готовиться к конкурсу и здесь меня тоже ожидал неприятный сюрприз -  Долли стала избегать наших встреч. Сначала я не придал большого значения этому. У неё сессия, у меня сложно с часами репетиций. Но ведь у любящих людей своя интуиция. Я не понимал,  ревновал, переживал. При встрече боялся что-либо спрашивать, ибо глаза её были такими же испуганными, как ранней весной. Я надеялся на лето и отдых вдвоём.  Но в июне мои родители, вылетев из Парижа в Марсель на маленьком самолёте, погибли, когда самолёт рухнул прямо в горящий лес. Долли не звонила. Я был один в этом, сразу ставшем для меня чужим, городе. Приходили сослуживцы отца, соседи, но у меня не проходило оцепенение и, только когда кто-то просто влил в меня коньяк, я заплакал. И целую неделю я плакал и пил коньяк, ибо только после опьянения я мог заснуть и этим спас себя от сумасшествия. И ещё Георгий Николаевич, прилетевший ко мне в Ереван, когда я упал в ванной и сломал руку.  Вот тут я протрезвел и понял, что у меня нет будущего вообще – нет родных и любимых, нет профессии. Он отвёз меня в Москву и мне сложили мои косточки. Мы составили программу для восстановления. Я не стал выдающимся пианистом, но для жизни и существования в мире музыки этого было достаточно.
Только через месяц перестал гореть лес, и достали то, что осталось от самолёта. Я бросил всё и улетел к бабушке во Францию. Навсегда. Мы не увиделись с Долли перед отъездом, но прощаясь со мной, Георгий Николаевич пообещал найти Дашу.  Он выполнил своё обещание и сообщил мне через год, что у неё были большие проблемы в семье из-за меня.
-Но это проблемы государства, Эрви, а не в ней, - сказал мне Георгий Николаевич,- это когда-нибудь закончится, и ты должен будешь решить всё по-мужски – забрать её , или приехать сюда.

Вот и пришло это время, когда я могу забрать Долли к себе.
Наперерез машине из леса выскочил горный козёл. От удара машину закрутило и меня выбросило на склон горы, а автомобиль, увлекая за собой животное, полетел в пропасть. Я лежал среди колючих кустов и даже не делал попыток пошевелиться. Раздался взрыв, а потом запахло, и я понял, что бедное животное упало на  машину. Я решил уползти подальше, не поняв, что я на склоне горы, а не пропасти. Через какое-то время силы покинули меня. Очнулся  уже на рассвете. Время, проведённое в забытьи, восстановило мои душевные и телесные силы. Господь хранил меня, кроме кровотечения из носа и ссадин на руках ничего не беспокоило. Я поднялся и стал спускаться к дороге, услышав звук проезжавшего автомобиля. Голова кружилась и опять пошла кровь из носа. Еле держась на ногах, я шёл по дороге. Появилось солнце из-за гор, но оно только принесло боль глазам. Отрезок дороги был прямым, послышался шум машины позади меня. Я резко обернулся и упал на дорогу, потеряв сознание.

-Что нам делать с ним,- услышал я незнакомую речь и удивился тому, что понял фразу. Да это же русский язык! Откуда здесь, в горах заповедника, русская речь. Открыв глаза, я увидел двух молодых девушек, одна из которых держала у моего лица флакончик с резким запахом.
-Хватит девочки, воняет жутко!
-Боже, вы кто, соотечественник?
-Давнишний! Девушки, я попал в аварию, моя машина упала в пропасть, я пролежал, не знаю сколько, и мне срочно нужно в Милан встретить в аэропорту человека.
Моих сил хватило только на эту фразу, я опять потерял сознание.
Очнулся  от того, что  на лицо лилась вода.
-Отлично,  а  теперь мы вас напоим чаем.  Вам много надо пить - вы, видимо, много потеряли крови, от этого слабость. Мы вас довезём до какой-нибудь  ближайшей гостиницы, и  там придёте в себя. У вас есть телефон, чтобы позвонить кому-то о вас?
-Телефон лежал на сиденье рядом.
-А как вам удалось не улететь вместе с машиной?
-Я никогда не пристёгиваюсь и не блокирую двери, когда еду в горах. Давным-давно меня этому научил отец. Да и ехал я в кабриолете.
-А как же полиция?
-Жизнь дороже денег. Как я в этом убедился сейчас.
А про себя я сказал спасибо отцу за его урок.
- А вы откуда здесь?
-А мы путешествуем по Франции и Италии. Хотели из Милана полететь домой, да что-то с полётами неладно. Поедем в Швейцарию, а там видно будет.
Как сильно изменился мир. Девчонки из России путешествуют по Европе на прокатном автомобиле, а я никак не встречу тебя, моя любовь. Где мне сейчас тебя искать. Силы покинули меня. Опять судьба послала мне знак, который я  не могу понять. Но я преодолею всё, я найду тебя, только ты тоже не сдавайся, прошу тебя, нам надо быть вместе, нам надо быть  рядом! В гостинице я попросил портье сообщить в полицию о себе и опять  потерял сознание.

ПАОЛО
Зазвонил мобильный телефон моей знакомой. Она послушала,  потом протянула мне:
-Я не могу,  не знаю итальянского языка - сказала она.
-Да?
- Это полиция национального парка. Этот телефон с единственным номером найден на месте автокатастрофы. Мы пока не можем достать автомобиль из обрыва и не знаем, что и как случилось, есть  ли пострадавшие. Вам что-нибудь известно о владельце этого номера и можете ли подъехать  к нам?
Я увидел глаза Дарьи и ответил, что мы перезвоним.
-Это полиция, там непонятная ситуация с автомобилем.
На месте аварии найден телефон. Вот они и позвонили по вашему номеру.
-А Гжесь?- прошептала она.
- Не знаю, ничего не сказали.
-А где это произошло?
-Похоже, в каком-то национальном парке.
-Гжесь говорил, что мы из Милана поедем в какую-то деревню на севере…
Я заметил, что моя знакомая дрожит, и она вот-вот потеряет сознание.
-У вас есть что-либо выпить?
-Да, если можно, принесите. Там в чемодане маленькая косметичка с таблетками. Я не могу даже подняться. Извините.
Когда я вернулся на веранду, Дарья рыдала, уткнувшись лицом в колени.
-Господи, только бы он был жив,- повторяла она без остановки.

Я вдруг понял, что в моём сне я видел что-то пророческое про Дарью и её друга, но было ли это из прошлого или будущего, мне было неведомо. Но сказать ли  это ей? Да, сказать,  но только не лишать её надежды.
Я осторожно приподнял её лицо и громко сказал:
-Послушайте, он жив! Вы меня слышите? Он жив!
Послушайте меня внимательно,  Дарья. Я скажу вам сейчас одну вещь, которая вам покажется странной. Ваш друг музыкант, он играет на органе.
 Она замерла, перестала плакать. Ладошкой прикрыла рот и глазами, полными боли посмотрела на меня.
-Да, - прошептала она.
- День назад мне приснился сон  про людей, мне  совсем незнакомых. Это были вы и ваш друг, живые, здоровые и вместе.
Поэтому перестаньте отчаиваться и начнём действовать.
-Как?
Я позвонил Марку и попросил его связаться с полицией по тому номеру, что высветился на телефоне.
Утром мы выехали к месту аварии. Но когда машину подняли и обследовали окрестности, полицейские сообщили нам, что никого не нашли.
-Похоже, ремень был отстёгнут и его, очевидно, выбросило из машины, и кто-то подобрал или он сам ушёл по дороге. Давайте разделимся с вами – мы поедем в одну сторону, а вы в другую.
 Мы проехали  не одну деревню, в которых ничего не знали о незнакомых людях после  аварии.  Состояние моей знакомой было близко к истерике, и я решил как-то отвлечь её от мыслей, которые приносили ей только страдания.
-Дарья?
Она посмотрела на меня глазами, в которых была такая пустота, что мне стало не по себе.
-Если я снова потеряла его, мне больше никогда ничего не захочется. Когда Гжесь не появился в аэропорту, я просто решила, что у него не хватило сил, чтобы встретиться со мной и начать всё заново. Я  не обиделась. Наверное, заслужила такое.
Я уже начинала жить с пустой душой много лет назад, и эта пустота никогда ничем не заполнялась, как будто бы душа простирилизовалась и всё-всё проходило мимо, не засевая, не прорастая новыми желаниями или такой любовью, которая много лет назад словно вознесла меня  на необыкновенные высоты. Жила чужими радостями, а может и не жила, а просто проживала время и этим наказана сейчас. Вам пора улетать, Павел, а вы возитесь со мной.
 Какие силы нужны были сейчас этой хрупкой женщине,  и чем я мог  помочь ей?
-Полёты возобновятся к вечеру, и я могу побыть с вами, пока не найдём вашего органиста. Расскажите, пожалуйста, где он играет, выступает ли?
-Он не выступает. Он сломал руку в юности и, переехав жить во Францию, стал органистом. Немного играет в театре, а в основном в храмах.
Вскоре нам сообщили о том, что в одной из гостиниц полиция нашла пострадавшего и, что он в плохом состоянии.
Мы доехали до гостиницы через два часа, в номере находилась медсестра, а на кровати спал он.
-Ему дали успокоительное, и он теперь проснётся утром. Всё в  порядке, просто стресс и охлаждение – он всю ночь провёл на земле,- сообщила она.
Дарья опустилась на пол около кровати и  положила голову около  неподвижной руки. Рука спящего заскользила по волосам женщины, и он вдруг вздохнул сладко и шумно, как вздыхают во сне дети, освобождаясь ночью  от груза дневных впечатлений или страхов.
Мы тихо вышли из номера, и я вспомнил свой сон в горах.
Это был тот самый органист, только постаревший, и он был сейчас
гораздо счастливее, чем в те времена, о которых мне пригрезилось. Я долго ждал Дарью в баре и всё пытался разобраться в этой странной круговерти последних дней. Где здесь была реальность, и как всё это переплелось с прошлым и сегодняшним. Не дождавшись,  поднялся в номер. Она сидела на полу.
-Я не могу подняться,- прошептала она,- он не отпускает мои волосы.
Я попытался разжать пальцы, но это было бесполезно.
- Может, отрежем?
-Нет, я чувствую, как ему переходит моя энергия и пока он не восстановится, он не отпустит меня.
-Ложитесь рядом с ним, я попробую его подвинуть.

В самолёте рядом со мной оказались две девушки, мы разговорились о красотах Италии, и они посетовали, что им не удалось как следует погулять в заповеднике напоследок.
- А что так?
-Пришлось спасать мужчину, пострадавшего в аварии.
-Удалось?
-Да. Сначала отпаивали, потом в гостиницу отвезли.
-В Валсаваренке?
-Угадали,- удивились соседки.
А я уже совсем ничему не удивлялся.

И мир зовём волшебным сновидением
Под музыку осеннего дождя.


                ГЖЕСЬ

Мне мешал играть мой пёс. Он всегда забирался ко мне ночью в кровать и укладывался в ногах. О господи, причём тут пёс. Мы с Долли были в костёле на какой-то горе, и я играл на органе,  А она сидела рядом на полу и её голова лежала на моём колене…. Что-то не так. Наконец до меня дошло, что я  не сплю, что почти проснулся и вспоминаю свои сны вперемешку с явью. Я вспомнил всё. Лучше бы не просыпаться.  Но нога всё равно ныла от тяжести, как если бы на ней пристроился  мой  Балик.  Я открыл глаза и посмотрел на кровать – там, в немыслимой позе, прижавшись ко мне, спала Долли.
Я осторожно убрал руку с её головы и в руке остался клок волос.
Ну, вот и всё, наконец. Или только начало. Что и как будет теперь с нами, зависит только от нас. И никто нам не помешает, даже горные козлы. И не горные тоже. Наверное, я произносил это  вслух, ибо  увидел, как заулыбалась Долли.
-Гжесик, всё так зыбко в этом мире. Нас опять чуть не развела судьба.
-Это мы сами виноваты. Вспомни, когда мы были рядом, у нас всё было прекрасно, но стоило разъехаться, как между нами росли  скалы.
Я так устала, дорогой. И нам так мало отпущено времени, ты уже весь седой. Да и я не лучше.
-Ты лучше всех и даже лучше меня.
Всё неизбывное и бесконечное заворожилось вокруг нас.
-Гжесик, сумасшедший, отпусти, откуда столько силы у тебя!
-Всю ночь тебя вампирил, любовь моя. А сейчас буду возвращать тебе всё, что недодал за прошедшее.
-Дурачок, тебе нельзя,  побереги себя.
-Хорошо, но только до вечера. И так каждый день.