Не знающие моря

В этой стране никогда не видели моря. И если бы вы упомянули в разговоре это слово, вас бы спросили, что оно означает. В самой глубине материка, за непроходимыми лесами, много веков назад поселилось одно племя, изгнанное со своих плодородных земель набегами злых кочевников. Пройти сквозь густые переплетения тропических зарослей тех мест могли только очень маленькие люди. Но они и были не выше полутора метров ростом. Люпари, незлобивые от природы, не знали государственности, у них не было даже царя. Главы семейств, а потом и кланов, когда племя разрослось, сами решали все спорные вопросы. Иногда их называли вождями.
Обычаи чтили свято. Например, если парень хотел жениться, он сперва говорил об этом своему лучшему другу, и если тот не одобрял выбор, жених так и не открывал своей тайны избраннице. Всё отменялось. Ревность и соперничество не были знакомы люпарям.  Традиции бракосочетания их были предельно просты.  Но церемония всё же была. Жених и невеста садились на землю, уперевшись друг в друга пятками. Вся деревня стояла, окружив пару плотным кольцом. Под ритмичный хор гортанной песни, смотря партнёру в глаза, молодые постепенно сближали руки, пока не соприкасались ладонями. В этот момент зрители радостными возгласами давали им понять, что таинство произошло. Когда крики-песни смолкали, отец семейства невесты торжественно надевал им на шеи большой венок из розовых цветков сатайи — один на двоих, как бы соединяя их в одно. Свадебного пира не было. Муж просто уводил свою жену в новую хижину, специально для этого построенную вдали от селения, и там они недели две проводили вдвоём. По возвращению в селение они уже были семьёй. 

*     *     *
Когда снова приезжаешь в места, однажды полюбившиеся, почти всегда присутствует доля страха, что они разочаруют. Но есть и надежда, что всё-таки будет не так... Сегодня было «не так». Море оказалось ещё синее, крепость — ещё древнее, а милые халупки старого города ещё глубже навевали ностальгию по ушедшим векам и эпохам. Солнце, прощаясь, уходило за холм. Я блуждала по улицам знакомого и в чём-то незнакомого города. В сумерки всё становится внутренне более понятным, умиротворённым. Смысл жизни проще. Он — на небе. И туда я смотрела в предвкушении чего-то неординарного.
Наконец я вышла к берегу. Возмущённые волны, неохотно подчиняясь ветру, вздымались всё выше. Чаек это нисколько не смущало. Садились они на воду деловито, привычно, и так же с неё взлетали. Как по земле ходят люди, переставляя одну за другой ноги и не придавая этому значения. Розоватый ракушечник нежно покалывал ступни. Запах йода усиливался, привлекая тех, кто озабочен своим здоровьем. Почему перед лицом моря так легко думать о горнем? О вечном течении лет, ускользающих, как вода? Человек осознаёт, насколько он мал, лишь в присутствии великого, неохватного. А сверху на море с отцовской улыбкой смотрело небо. Интересно, кто из них больше?

Вспомнился случай, происшедший лет более двадцати назад, когда весёлой студенческой компанией мы отправились на поиски приключений в одну далёкую страну, мало изученную и дикую. Двери туда в то время только начали открываться, прокладывались дороги в джунглях, и мы были одни из первых иностранцев, воспользовавшихся этими переменами. Взяв для отвода глаз путёвки, мы сразу по прибытию отделились от группы и отправились на поиски приключений одни. Гид наш не возражал, просил только, чтобы ко дню отъезда вернулись. Этому попустительству способствовала небольшая сумма местной валюты.
Итак, было нас пять человек, и было у нас пять дней. Наша компания состояла из одной пары, Игоря со Светой, двух ребят и меня. Я дружила близко и давно с обоими из этой четы, когда они ещё не были вместе. Двое других были моими одногрупниками.
С самого начала местные жители приняли нас очень радушно. Улыбки не сходили со смуглых лиц, а дети подбегали нас потрогать. Но объясняться с ними, увы, мы могли только жестами. На третий день нам удалось разыскать местного мужчину, немного владеющего английским. С помощью двойного перевода удалось узнать кое-что об этом добром, нетронутом пороками цивилизации племени. Туземец переводил разговор с языка своего племени на английский, а я уже — его речь на свой, русский. Не самый лучший, скажу вам, способ общения...
Жили они в хижинах из глины и пальмовых листьев. За водой ходили с большими кувшинами, еду готовили на костре. Больше всего удивило меня то, что они не могли никак понять, что такое море. Мы и плавание изображали, и в деревянном корыте лодочки из листьев пускали, местные жители только смущённо смеялись, как дети, и переглядывались. Даже через переводчика наше с ними общение было лишено тех общих понятий, которые обычно сближают собеседников через пережитый одинаковый опыт.
Несмотря на то, что нам так повезло с местными жителями, этот экстрим был проверкой на выживание. Особенно в отношении Игоря и Светы, чего никто, конечно, не ожидал. Помимо малярийных комаров, обилия прочих насекомых, жары и непривычной пищи, добавлялось такое испытание нервов, как наше присутствие при бесконечных семейных разборках.
А где тушёнка, слушай, я же брала три банки?
Откуда мне знать? Ночью втихаря без тебя съел!
Ну вот, опять ты!.. Я этого не говорила.
Подобные перепалки были часты и нелепы. Туземцы понимали без перевода, что происходит, и мне перед ними было неловко. Более незлобивых людей я не встречала. На всё происходящее они только улыбались и переговаривались на своём наречии, беззастенчиво показывая пальцами на нашу пару. Но  однажды дело приняло серьёзный оборот. Света, заподозрив Игоря в непозволительных действиях по отношению к молодой туземке, прямо при всех устроила ему сцену донельзя неприглядную. Напрасно уверяли мы её, что в этом племени не существует даже такого понятия, как измена, не то, что соблазнять чужого мужа. От злости ревнивица убежала в лес. Ладно бы он её искал сам. Всей группой потратили мы предпоследний свободный день на поиски обиженной. Лишь, когда начало смеркаться, услышали мы вдалеке, за чащей, её жалобное «Ау!»

Тот вечер у костра я не забуду никогда. Языки пламени прыгали и освещали наш круг. Довольные, сидели мы перед дымящимися местными угощениями. Аппетит будоражило мясо неизвестного животного и тропические фрукты. Широкоплечий старец в душистом венке из фиолетовых цветков сатайи и с львиной шевелюрой седых волос терпеливо и степенно рассказывал нам о древних обычаях их народа. Тогда я и узнала об этом экзотическом способе бракосочетания.
Люпарь должен быть добрый муж. Люпарка — доброй женой. Они должны соединить руки и ноги. Если они этого не сделают, они будут злыми. Злые духи будут их мучить через друг друга. Когда на них одевают розовый венок, злые духи не могут больше их терзать.
Таков примерно был смысл его повествования, если верить нашему двойному переводу. Неожиданно Игорь, до сих пор напряжённо слушавший говорившего, поднял руку и задал старцу один вопрос.
А почему это духи не могут их больше трогать?
Не могут, потому что теперь соединились их души. Люпарь и люпарка становятся под защиту Почитаемого. Потому что они сделали то, что Он повелел.
Игорь бесшумно пошевелил губами, изумлённо глядя на вождя. Потом посмотрел почему-то на меня. Я, не отдавая себе отчёта, утвердительно моргнула ему обоими глазами. Правая рука его медленно потянулась к Свете, обняла за плечи и прижала к себе. Они переглянулись и одновременно встали. Этот белый мужчина откинул назад голову, словно искал в небе ответа. Потом, не сговариваясь, они вышли на середину круга поближе к костру, держась за руки. Старец одобрительно кивнул, и они сели в красноватую пыль лицом к лицу. Лицо Игоря сияло чистым восторгом, Света опустила взгляд. Затем, не мигая, глядя в глаза друг другу, они начали сближать раскрытые ладони. Мужчины и женщины вокруг повскакивали со своих мест и, взрываясь от радости, запели. Ритм глубинной, как река, песни, гулко отбивался высоким барабаном. Дети плясали вокруг. Мотив этот был не такой уж простой, низкие басы мужчин придавали ему торжественности. Неземными голосами пели аборигены о чём-то великом и вечном. На своём языке. Я подумала, что перевод бы даже всё испортил. Вскоре на их плечах засиял огромный букет из розовых цветков сатайи. Игорь взял жену на руки и медленным, твёрдым шагом удалился в южную ночь.
Так я узнала, что наши друзья до того вечера и не были супружеской парой. Вернувшись благополучно в столицу, а затем и на родину, мы все, конечно же, подружились ещё крепче. А через месяц справили их свадьбу уже по-нашему, с брачным пиром и танцами. Они и по сей день живут очень хорошо, дружно. Засушенный венок сатайи на стене у них висит в спальне.


*     *     *

Вдалеке, на зыбкой поверхности синевы, тут и там, как сухарики в тарелке с супом, покоились какие-то тёмные кусочки. Лодки! Ярко-лимонного цвета буёк прыгал, как поплавок, подсказывая людям безопасную дистанцию. Вот бы так было и в жизни, подумала я, ухмыльнувшись собственной шутке. И перенеслась в далёкую страну, на всю жизнь пленившую моё сердце. Щемящее чувство тоски по прошлому усиливалось тем фактом, что поездки туда давно прекратились, и страна снова закрыла свои границы. Ну и правильно. Неизвестно, что бы ещё мы принесли им из нашей развитой цивилизации.
Глядя на бескрайние просторы, я поняла, почему волосы называют волнистыми. Полуспокойное море напомнило роскошную шевелюру старца, вождя люпарей. Так хотелось, чтобы хоть раз они увидели море... Но назвать их обделёнными я никак не могла, даже мысленно. Дикие люди, чуждые наших норм и понятий, они показали мне, что самые высокие стандарты написаны у них в сердцах. Похоже, они знали их автора. И я, образованная женщина двадцать первого века, вдруг поняла, чего мне не хватало. Мне не удалось показать им море, а у них получилось показать мне нечто большее, чем даже океан.
Молчаливая гладь говорила о многом. О бесконечности пространства и бытия, о красоте не сотворённого руками мира и о том, что над всем этим должен быть незнакомый и огромный Некто, кто правит, устанавливает добрые законы в сердцах людей и с Кем на этих золотистых берегах так сильно захотелось познакомиться. Море и небо встречались вдали, как два старых друга, почти перетекая один в другого, но всё-таки сохраняя разделительную черту и различаясь оттенками синевы. По каким-то неуловимым признакам я ощутила, что в моей жизни грядут невероятные перемены. И я позвала: «Почитаемый, приди!»
Там, на берегу что-то во мне сдвинулось, и с этого мгновения началась моя новая жизнь, чистая, светлая, давно желанная. Просто я стала той, кем всегда была. Внутри. А лучше этого нет ничего, правда же?
О море уже столько написано... Но мне оно предстало символом моего простого детского счастья с Ним. Облака выводили и непрестанно меняли свои замысловатые рисунки, давая простор фантазии. Вот это похоже на заметённую снегом лыжню, а то — на трепещущие паруса бригантины. Солнце то грело, то застенчиво пряталось за облака, непредсказуемо, без графика, без предупреждения. Подумалось, что всё-таки в русском языке оно женского рода должно быть, а вовсе не «оно». И я помахала ему рукой.

*      *     *
Прошла неделя, и одним пасмурным днём, как водится на море, вместо пляжа я отправилась в музей. Это был огромный дворец богатого и известного в своё время художника. Проходя один за другим залы, я старалась получить эстетическое удовольствие, подолгу рассматривая полотна. В солнечную погоду эффект от них был бы гораздо сильнее, но надо же куда-то деваться в такие дни. И вдруг я остановилась возле одной картины. Это был морской пейзаж.
Яркое полуденное солнце, казалось, слепило глаза. Все тона и краски сливались в симфонию радостного торжества. На широком приветливом море покоились множество узеньких лодочек, типа каноэ. Гребцы, голые по пояс и темнокожие, все были устремлены в одну сторону. Там на берегу среди редких пальм и рододендронов стояли в кругу какие-то туземцы. В руках у некоторых был барабан, у других — бубен. Дети плясали. А в центре круга стоял старик с волнистой гривой седых волос и напротив него молодые мужчина и женщина. На шее у них был венок из крупных цветов, один на двоих. Стояла я там долго, даже люди стали обращать внимание на эту картину и моё к ней внимание. Усилием воли я заставила себя отойти. Обернувшись на неё в последний раз, я краем глаза уловила, а может, мне показалось... В общем, старик повернул голову и с улыбкой подмигнул мне. На мгновение на смуглом лице сверкнули его белоснежные зубы, и сразу всё стало прежним.
Так я и знала, что вы не поверите! А я зато всецело успокоилась на тему своих любимых люпарей и моря. Ушла и тоска от невозможности посетить их землю. Похоже, мы с ними соединились в другом месте, не всегда доступном, но гораздо лучшем.